Текст книги "Услышать тебя..."
Автор книги: Вильям Козлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 39 страниц)
И тут у Лили екнуло сердце. Мужчин такого типа она немного знала. И они ей, признаться, нравились больше сверстников. Будучи старше почти вдвое, они умели занять девушку, умели быть исключительно внимательными, интересными собеседниками, не скупились на угощения и подарки. В отличие от нетерпеливых молодых людей, опытный пожилой мужчина никогда не будет торопиться и поведет тебя через все лабиринты твоих сомнений к своей цели так, как будто ты сама идешь впереди.
Вот почему Лиля ответила ему неопределенно, сославшись на головную боль. За эти четыре встречи она немного узнала его. Все, что ни делал Семен Борисович, он делал со смыслом. Попусту такой человек свое время тратить не будет. Он из тех адвокатов, которые не любят рисковать и за проигрышные дела никогда не берутся. Семен Борисович сказал, что будет ждать ее у входа в «Арагви» в половине восьмого.
Со слабой надеждой, что он ее не дождется, Лиля пришла в восемь. Но он дождался. Сыпалась снежная крупа, и мех на его воротнике сверкал под зеленой неоновой вывеской. Хлопали двери, и в ресторан за люди. Несколько черных машин выстроились в ряд под заиндевелыми деревьями. От всей фигуры Семена Борисовича веяло довольством и солидностью. И Лиля мысленно представила рядом с ним Сергея в легком кожаном пальто с пристегнутым меховым воротником и в старой котиковой шапке-ушанке...
Нет в ее муже никакой солидности. Мальчишка и мальчишка! Лиля попыталась было его воспитывать, но он только смеялся. Говорил, что, когда состарится и у него вырастет брюхо, как у Голобобова, сразу станет солидным, а сейчас это ему ни к чему.
Семен Борисович (воистину воспитанный мужчина!) и словом не упрекнул за опоздание. Осторожно взял руку и повел в вестибюль. Швейцар, будто генералу, отдал честь. Семен Борисович кивнул ему, как старому знакомому и улыбнулся. И опять же все это без всякой рисовки, не в пример некоторым молодым людям, которые всячески рекламируют свое сомнительное знакомство с официантами и швейцарами ресторанов, похлопывая их по плечу и фамильярно называя по имени.
В зале их встретил молодой подтянутый официант с узкой талией и проводил за маленький уютный столик, освещенный розовым бра. Семен Борисович что-то шепнул ему на ухо и повернулся к Лиле.
– К нам больше никого не посадят, – сказал он. В соседнем зале эстрадный оркестр исполнял популярные мелодии. Лиле вдруг захотелось сесть за пианино и сыграть что-нибудь. Вот, наверное, удивился бы Семен Борисович! Есть ли у него дома пианино? Наверное, есть. Интеллигентные люди приобретают пианино, не умея на нем играть. Если жена в командировке, он обязательно пригласит ее к себе на чашку кофе... Она
сбоку посмотрела на него: в общем интересный мужчина. Ему можно дать лет сорок пять. Безукоризненный темный костюм, свежая белая сорочка и темный галстук с поперечными полосами. Волосы зачесаны назад. И совсем немного просвечивает небольшая – всего-то с пятачок – плешь.
Скоро на столе появились холодные закуски, белые пышные лепешки – их здесь подавали вместо хлебам-боржоми, коньяк, запотевшая бутылка шампанского. Семен Борисович, ловко орудуя ножом и вилкой, положил Лиле на тарелку семгу, осетрину, налил в фужер шампанского. От коньяка она отказалась. Семен Борисович не стал настаивать. Это тоже понравилось Лиле. Значит, он не поставил перед собой цель напоить ее.
– Я люблю «Арагви», – сказал Семен Борисович, Отпив половину рюмки. – Здесь прекрасная кухня и обслуживание на европейском уровне. «Националь» был когда-то на высоте, а теперь там делать нечего. В «Метрополь» тоже теперь редко хожу, не та кухня. Правда, судак по-польски там великолепен. А вот котлеты по-киевски никуда не годятся.
Лиля промолчала. В ресторанах она не так хорошо разбиралась, как он.
– А честно говоря, я люблю домашнюю кухню,– улыбнулся Семен Борисович. – Ни один ресторанный повар не приготовит так вкусно, как хорошая хозяйка. Кстати, я и сам люблю заниматься кулинарией. Мои друзья утверждают, что лучше меня никто не сумеет приготовить цыплят табака... Конечно, они преувеличивают. В «Арагви» лучшие цыплята табака в Москве.
– Наверное, ваша жена прекрасная хозяйка, – заметила Лиля, поддевая вилкой скользкие белые фасолины в коричневом соусе.
– Жена... – грустно усмехнулся Семен Борисович. – Я давно уже холост. Разве это не видно? Говорят, холостяцкая жизнь налагает на человека свой отпечаток.
– Я, наверное, не очень наблюдательна.
– А вот вы замужем, хотя и не носите кольца. И давно?
– Еще и года не прошло.
– Где же ваш муж, если не секрет? В армии?
– Он журналист.
– В вашем лице есть что-то восточное.,. – сказал Семен Борисович. – Нет, пожалуй, больше еврейского.
– Мои родители русские, – сказала Лиля.– Но почему-то многие говорят, что я похожа на еврейку.
– Мне нравятся женщины .еврейского типа, – продолжал Семен Борисович.– В них чувствуется темперамент.
– Почему же вы не женитесь? – спросила Лиля.
Семен Борисович грустно улыбнулся.
– Когда-то я был женат. Мне не хочется об этом говорить. Вот уже пять лет я один. Моя жена чудесная женщина и сейчас замужем за другим. По-моему, вполне счастлива. Бывает, Лиля, в жизни так: каждый человек в отдельности хорош, а вместе жить не могут.
– Бывает, – согласилась Лиля.
Семен Борисович быстро и проницательно взглянул на нее.
– А вы счастливы?
– Я в Москве, а муж за тысячу километров отсюда. Какое же тут счастье?
– Иногда и это счастье. Я ведь занимаюсь и бракоразводными процессами. В наш век семья – дело ненадежное.
– Почему?
– Постараюсь вам это объяснить... Вот раньше люди женились по расчету. Бывало, невеста и в глаза-то не видела своего суженого до венчания. Все решали родители. И жили молодые, представьте себе, без всяких разводов, рожали детей и были по-своему счастливы. Тут и наследство, и объединение капиталов или поместий, и желание породниться с высокородными аристократами. Потом и церковь играла немалую роль в укреплении семьи. А теперь в наш свободный от предрассудков век все женятся по любви. Муж и жена имеют одинаковые права. Жена и муж зарабатывают, в общем, почти одинаково. Однако муж требует от жены гораздо большего, чем дает ей. Хотя работают оба по восемь часов, женщине необходимо приготовить обед, обстирать всю семью, нужно поддерживать чистоту, порядок в доме и так далее. Гнет, гнет спину жена после работы, а потом плюнет на все и уйдет от такого мужа, если он еще и пьяница вдобавок. А выпивают у нас многие. Экономически муж и жена совершенно не связаны: ни наследством, ни общим бизнесом, как в странах капитала. Вы скажете: а как же дети? Об этом государство позаботилось: для детей созданы ясли, детские сады,
школы-интернаты…
Конечно, если любовь настоящая и сильная, муж и жена живут и радуются. Уважают друг друга, помогают друг другу, воспитывают детей. Только ведь любовь не вечна. Ну сколько можно любить только одного человека? Мой адвокатский опыт показывает, что от четырех до девяти лет, а потом любовь проходит. Остается привычка. Есть, конечно, люди, которые в силу привычки доживают друг с другом до старости. И таких пока большинство. Им и в голову не приходит, что можно жить иначе. Мое глубокое убеждение, что мужчина и женщина должны расставаться, когда проходит любовь, и снова сходиться с другим или с другой...
– Зачем так уж сразу: прошла любовь, и тут же разводиться. .. А ответственность перед детьми? Какими глазами дети будут смотреть на своих родителей-мотыльков? Что ни говорите, развод —это большая травма для ребенка.
– Верно, поэтому миллионы людей, которые давно стали чужими и не любят друг друга, живут вместе... А каждодневные скандалы, оскорбления, иногда мордобой– как все это, по-вашему, отражается на психике ребенка? Уж не лучше ли сразу расстаться, чем превращать жизнь в мучение для себя и для того же самого ребенка, ради которого и живут вместе?
– Какую мрачную картину вы нарисовали, – сказала Лиля.
– Жизнь – суровая штука, – философски заметил Семен Борисович, налил полную рюмку и залпом выпил. Карие глаза его светились довольством. Взяв белыми пальцами дольку лимона, выжал сок на семгу, подцепил вилкой длинный розовый ломтик и отправил в рот. Лиля обратила внимание, что на его пальцах растут маленькие черные волосики, а когда он ест, негромко похрустывает челюсть. Семен Борисович, по-видимому, знал об этом недостатке и старался так жевать, чтобы челюсть не щелкала, но это не всегда ему удавалось.
– Вы умеете готовить? – спросил он, скользнув взглядом по ее набухшей груди, натянувшей кофту.
– Такому гурману, как вы, вряд ли угодила бы,– сказала Лиля.
Осторожно положив вилку на край тарелки, Семей Борисович вытер красные губы тугой, как картон, накрахмаленной салфеткой.
– Пора бы цыплят подавать, – сказал он, взглянув на дверь, в которую вышел официант. – Я считаю, современная женщина должна уметь хорошо готовить. С государственной точки зрения, возможно, выгоднее, если женщина стоит за станком, водит троллейбус, держит в руках штурвал самолета, а для меня настоящая женщина это та, которая умеет приготовить отличный обед, создать в квартире необходимый уют и народить много детей...
– У вас есть ребенок?
– Нет.
По тому, как он отвернулся и снова стал смотреть на дверь, Лиля поняла, что об этом говорить не следует. Может быть, он разошелся со своей женой из-за того, что она не могла родить? ..
– Пожалуйста, табака, – услышала она мягкий баритон Семена Борисовича. – И не забудьте чесночную подливку. В прошлый раз. .. – Он замолчал, потому что официант, как привидение, растворился в темном проеме двери.
Табака было восхитительным. Лиля сначала ковыряла в тарелке вилкой, а потом, по примеру Семена Борисовича, взяла цыпленка руками и разорвала пополам. Скоро на тарелке остались одни раздробленные косточки. Лиля долго вытирала руки накрахмаленной салфеткой, оставляя на ней безобразные коричневые пятна.
– Черный кофе не будем заказывать, – сказал он, взглянув на часы. —Я вас у себя дома угощу таким кофе по-восточному, какого вы еще никогда не пробовали.
«Ну, вот и приехали... – усмехнулась про себя Лиля.– Я должна идти к нему домой, чтобы выпить чашку кофе... Сейчас я вас огорошу, дорогой Семен Борисович!»
– Я не могу пойти к вам, – сказала она.– Муж должен вечером позвонить.
– Настоящий бразильский кофе, – горячо начал уговаривать он. – Я готовлю его по специальному рецепту. Вы, конечно, любите музыку? У меня чудесные записи!..
Отпив из бокала, Лиля поставила его на стол и сказала, с трудом сдерживая улыбку:
– И потом, я беременна... Шестой месяц.
Если бы он не умел владеть собой, у него наверняка отвалилась бы челюсть, тем более что с ней не все было в порядке. Лицо Семена Борисовича стало медленно багроветь. Сначала заалели щеки, потом лоб, запылали огнем большие хрящеватые уши. Белые пальцы с темными волосками нервно забарабанили по столу. Затем схватили графинчик и вылили остатки коньяка в рюмку. Остатков было мало. Тогда он взял бутылку с шампанским и опрокинул в бокал. Белая пена облаком взмыла над бокалом, а он все лил и лил. Лиля молча с интересом наблюдала за ним. Пожалуй, только это и выдало глубокое разочарование Семена Борисовича. Надо отдать ему должное, он быстро взял себя в руки и, улыбнувшись, сказал:
– Дети – радость нашей жизни! Выпьем за вашего. .. кого вы ждете, сына или дочь?
– Муж уверен, что родится сын.
– За вашего сына! – Он поднял бокал и выпил без всякого энтузиазма.
После этого они быстро рассчитались и ушли. Семен Борисович вдруг заторопился, то и дело поглядывал на часы. Оставив Лилю на стоянке, побежал к будке телефона-автомата и кому-то позвонил. Лиля видела, как шевелилась в тускло освещенной кабине его высокая шапка-боярка: Семен Борисович что-то говорил в трубку, переминаясь с ноги на ногу. Один раз бросил в ее сторону косой взгляд, и Лиля поразилась, какое у него стало чужое, холодное лицо. В одной руке он держал маленькую записную книжку. Вернулся несколько повеселевшим. Скоро подошло такси. Они доехали до Лилиного дома. Семен Борисович выскочил из машины и, выпустив Лилю, проворковал своим задушевным баритоном:
– Будем считать наш роман неоконченным.,,
|– Роман? – взглянула на него Лиля.
– Когда придет ответ из канцелярии, дайте мне знать, – уже другим, деловым тоном продолжал он. – Я уверен, что вашего отца освободят досрочно. Звоните, буду очень рад. Я вам тоже позвоню... через год. Поздравлю с сыном... Вам ведь еще один год учиться? Я думаю, мы встретимся раньше. Где меня найти, вы знаете.
Он дольше, чем надо, подержал Лилину руку в своей большой теплой руке. Она даже подумала, что он сейчас нагнется и поцелует ее, но он не поцеловал. Бобровый мех серебрился на его шапке. «Сергей такую ни за что бы не надел, – вдруг подумала Лиля. —Надо будет написать, чтобы прислал деньги, хоть пальто приличное здесь куплю ему». Через открытую дверь слышно было, как щелкал счетчик. Шофер старательно не смотрел на них.
– Я на вашем месте ни за что не уезжал бы из Москвы,– помолчав, сказал Семен Борисович. – С вашей-то внешностью... Зачем вам уезжать из столицы куда-то в тьмутаракань?
– Разве это от меня зависит?
– Только от вас. Если вы захотите, то останетесь– Кстати, я тоже могу вам в этом отношении помочь.
– До свидания, – мягко сказала Лили. – Спасибо за чудесный вечер.
– Вы подумайте над моими словами!
Он улыбнулся, помахал рукой и уехал. Рядом с шофером Семен Борисович выглядел величественным, как народный артист. Лиля взглянула на часы и заторопилась домой: обычно в это время звонит Сергей. Поднимаясь в лифте, подумала: не забыть бы сказать мужу, чтобы прислал деньги на зимнее пальто. Ведь наверняка замерзает в своем кожаном... Да и шапка давно потеряла свою форму, настоящее воронье гнездо! И еще Лиля подумала: как ни одевай Сергея, все равно он никогда не будет выглядеть так импозантно, как Семен Борисович,..
11
– Старик, – сказал заведующий отделом информации Володя Сергеев, – садись на телефон и раздобудь мне хоть из-под земли три боевых информации на первую полосу!
– Ну и задания ты мне даешь! – проворчал Сергей.
– Я, конечно, понимаю, маститому очеркисту заниматься таким презренным делом не к лицу, но снизойди, дружище, поработай и на отдел информации, – ухмыльнулся Володя. – Все-таки ты в моем отделе числишься...
С Володей Сергеевым у них были прекрасные отношения, но иногда заведующий отделом раздражал Сергея, он не мог просто сказать: «Дай в номер информашку!» Обязательно съехидничает!
– Многие люди преуспели бы в малых делах, если бы их не терзало великое честолюбие... – изрек Володя.
– Это ты про кого? – взглянул на него Сергей.
– Во-первых, это не я, а Лонгфелло, во-вторых, это так, к слову.
– А многие люди, – усмехнулся Сергей, – подобны яйцу: они слишком полны собой, чтобы вместить что-нибудь еще...
– А это про кого?
– Про тебя, мой дорогой! – рассмеялся Сергей.– Для справки: это тоже сказал не я, а Шоу.
– Мы с тобой болтаем, а дядя Костя рвет и мечет, ждет ннформашки! – оставив велеречивый тон, сказал Володя.
– В таком случае не мешай мне, – усмехнулся Сергей. Он был. доволен, что на этот раз срезал великого насмешника Володю.
Сергей только положил на стол заведующему отпечатанные вне очереди информации, как его вызвали к редактору.
– Если тебя редактор опять пошлет куда-нибудь со специальным заданием, не забудь ему напомнить, чтобы на твое место прислал мне литсотрудника, – сказал Володя. – В противном случае пусть вместо информашек ставит в полосу твои очерки...
– Я передам, – улыбнулся Сергей.
Однако в кабинете Голобобова состоялся разговор не о каком-то специальном задании, а совсем о другом. ..
Держа в руках развернутую газету, Александр Федорович поднял на Сергея глаза. Если раньше Сергей всегда точно угадывал, какое настроение у редактора, то сейчас ничего на его лице не прочитал: лицо Голобобова было спокойным и непроницаемым.
– Видел? – кивнул редактор на газету.
Сергей пожал плечами и заглянул в газету. Это была «Лесная промышленность», и в ней был напечатан его фельетон «Техника на побегушках».
Сергей испытал одновременно и радость («Ура! Напечатали!») и тревогу: слишком уж загадочный вид был у редактора.
– Доволен? – спросил редактор.
– Конечно, – не стал лукавить Сергей.
– Посоветовал кто-нибудь или сам догадался? – испытующе смотрел на него редактор.
– Не пропадать же хорошему материалу, – ответил Сергей.
– Гляди-ка, ты уже становишься самонадеянным! – усмехнулся Александр Федорович. – Не рано ли?
– Я имел в виду не качество фельетона, – не мне об этом судить, – а злободневность и важность собранного материала.
– Ладно, извини... —сказал редактор. —Ты волен был поступить с фельетоном, как тебе заблагорассудится. .. и ты... правильно поступил, послав его в другую газету, – огорошил он Сергея. – Если бы ты этого не сделал, я посчитал бы тебя дураком. Фельетон хороший и, действительно, на очень важную тему.
– Почему же вы его не напечатали? – вырвалось у Сергея, хотя он и знал почему.
– Сравни тираж нашей газеты и этой, – протянул редактор ему газету и улыбнулся.
– Значит, это вы?.. – Сергей вспомнил разговор с Лобановым, когда тот посоветовал ему послать фельетон в другую газету. Выходит, это Александр Федорович надоумил его. Иначе с какой бы стати Лобанов стал давать подобные советы? ..
Домой они возвращались вместе с Козодоевым. Февральские вьюги местами слизали снег с Дятлинки, и на ледяных проплешинах катались на коньках ребятишки. На ветру развевались их разноцветные шарфы. Сергей С завистью смотрел на ребят. Когда-то и он вот так же часами гонял на коньках, спускался с крутых обрывов на лыжах, а теперь и не помнит, когда последний раз становился на коньки…
Александр Арсентьевич шагал рядом задумчивый и молчаливый. Усыпанные рябинками скулы выпирали на осунувшемся лице, обычно добрые синие глаза ледянисто поблескивали. Сергей сразу заметил, что замредактора одолевают тяжелые мысли, но не любил лезть к человеку в душу: если надо, сам расскажет.
И Козодоев рассказал... в небольшой закусочной, куда они зашли по пути домой. Закусочная была неуютной и холодной. Здесь обычно выпивали на ходу и шли дальше. В темном углу стояло несколько шатких столиков. За один из них они и сели. Александр Арсентьевич заказал водки и пару бутербродов с жирной ветчиной. Чокнулся, залпом выпил полстакана и, пожевав бутерброд, отодвинул в сторону. Молча достал из кармана смятое письмо без обратного адреса и протянул Сергею. Пока тот читал, Козодоев, все больше и больше хмурясь, изучающе смотрел на него. На губах невеселая усмешка.
Веселиться, понятно, было нечему: в анонимном письме говорилось, что жена Козодоева, находящаяся в командировке в Новосокольниках, сожительствует в гостинице со своим непосредственным начальником. Если рогатый муж сомневается в этом, может попозже вечером приехать в Новосоколышкп и накрыть их с поличным в отдельном номере...
– Ну и сволочь! – сказал Сергей, возвращая письмо.
– Кто? – уточнил Александр Арсентьевич.
– Я еще никогда в глаза не видел ни одного анонимщика... Хотя бы посмотреть на этого гада! Неужели он такой же, как и все?
– Ничего подобного, – усмехнулся Козодоев. – У него длинный нос, и всегда в чернилах, а глаза напоминают замочную скважину... Его портрет часто печатают в «Крокодиле»...
– Давить их надо... Этих анонимщиков!
– Не знаю, какие личные цели преследовал мой анонимный корреспондент, но дело в том, брат Сергей, что он написал правду, – сказал Александр Арсентьевич.
– Правду? – вытаращил глаза Сергей. Ему почему-то и в голову не приходило, что анонимщики могут сообщать и действительные факты. Слишком он их презирал, чтобы поверить в это.
– Я давно знаю об этом,– кивнул Козодоев на письмо.
– Чего же вы сидите и пьете тут водку? – возмущенно начал Сергей. – Надо ехать туда и…
– .. .И, изобразив из себя ревнивого мужа, учинить мировой скандал, набить морду и все такое? – перебил Александр Арсентьевич.
– Изобразив? – изумился Сергей. У него на щеках выступили красные пятна, кулаки сжимались и разжимались. Да он бы на месте Козодоева убил бы, растоптал бы...
– Так вот, я не собираюсь убивать их и даже устраивать скандал, – отгадав мысли Сергея, сказал Козодоев. – Не буду врать, что чувство ревности мне чуждо, но и превращаться в буйное животное я не собираюсь...
– Тогда разойдитесь с ней!
– Все в нашей жизни не так-то просто, брат Сергей! Вот скажи честно, если бы подобное произошло с тобой, ты развелся бы?
– Да я бы... – загорячился Сергей. – И его и ее...
– Это ты сгоряча, а если по-трезвому?
– Не знаю, – помолчав, выдавил из тебя Сергей. – Наверное, нет... У меня ведь будет сын.
– И у меня сын. И я его очень люблю, а он привязан к матери. Если я уйду, будет очень плохо сыну, а я не хочу, чтобы ему было плохо. Сын – это единственное, что у меня еще осталось...
– А ее? Ее вы любите?
– На это тоже сразу не ответишь... Вот когда проживешь с такой женой хотя бы лет пятнадцать, тогда уже и сам не понимаешь: любишь ты ее или ненавидишь. .. Она это делает не назло мне. Такой она человек. И к тому же мать моего сына.
– Я тоже иногда чувствую, за моей спиной что-то происходит... – сказал Сергей. – Конечно, если бы она была здесь...
– И ты ковыряешься в своих подозрениях, раздуваешь их, при встречах дотошно выясняешь, уличаешь, терзаешься, а потом веришь всему, что тебе жена скажет?
– Пожалуй, да.
– Я тоже через все это прошел, – сказал Александр Арсентьевич. – Но от этого мне не легче.
– Неужели так у всех?
– Куда хватил! – чуть заметно улыбнулся Козодоев.– Тогда бы люди вместо женитьбы что-нибудь другое придумали... Есть, брат Сергей, прекрасные семьи.
И много таких. Но чтобы создать и сохранить такую семью, тоже талант нужен! У меня, видно, его нет.
– Она вернется из командировки, и... как же вы? – задал Сергей мучивший его вопрос.
– Никак, – просто ответил Александр Арсентьевич. – Мы с ней уже давно чужие люди.
– Так что же, вот это... и все? – кивнул Сергей на пустой стакан. – Так просто?
– Почему все?—усмехнулся Козодоев. – Еще закажем ...
– Я бы не смог так жить! – воскликнул Сергей.
– Я тоже так думал, – усмехнулся Козодоев. —Но как видишь, живу.., Возьмем еще по сто?
– Нет, я так жить не стану, – сказал Сергей.
– Правильно. Не надо, – согласился Александр Арсентьевич. – Зачем тебе так жить? Да и разве это жизнь? Только одно тебе скажу: не думай, что во всем одна моя жена виновата! Я и сам во многом повинен. После того первого ее обмана я ведь почти ни одного ласкового слова жене не сказал. А женщины ласку, нежность ценят прежде всего... А я пилил и пилил ее! Часами что-то выяснял, выпытывал, ловил на слове... Как же, я – судья! Ночи напролет вел с ней душеспасительные беседы... Не повтори моей ошибки, брат Сергей!..
– Наверное, мужчины все одинаковые... – пробормотал Сергей, думая о своем. Ему захотелось поскорее уйти из этой мрачной закусочной туда, на простор, где белый снег и поземка змеится по реке. И еще ему захотелось побежать на переговорную и позвонить Лиле.
Часть третья
РАЙ В
ШАЛАШЕ
В горах мое сердце... Доныне я там.
По следу оленя лечу по скалам.
Гоню я оленя, пугаю козу.
В горах мое сердце, а сам я внизу,
Бернс
1
Шоссе в этом месте было на редкость извилистым, то стремительно спускалось с пригорка в лощину, то, сделав плавный поворот, огибало блестевшее яркой синью озеро с белыми недавно распустившимися березами на берегу, то снова карабкалось на холмы и бугры, откуда до самого горизонта открывался желто-зеленый простор полей, рощ, перелесков. Иногда казалось, не на мотоцикле едешь, а летишь на планере. Сергей любил этот сорокапятикилометровый отрезок от села Полибина до города.
Впереди блеснул никелированными спицами новенький «ИЖ». Сергей хотел сразу обогнать его на спуске, но тут увидел встречный грузовик. Вдыхая горьковатый запах выхлопных газов, Сергей вплотную шел за черным «ИЖем». Водителя загораживал широкой спиной военный. Голенища хромовых сапог запылились, на погонах то ли три, то ли четыре звездочки. Ветер трепал темные волосы летчика. Фуражку с эмблемой он держал в руке. Как только машина со шквальным грохотом пролетела мимо, Сергей прибавил газ. Черный «ИЖ» тоже пошел быстрее, Сергей просигналил и вышел на обгон. Однако черный «ИЖ» не пожелал уступать дорогу. Летчик обернулся и с улыбкой взглянул на Сергея. Погон на его правом плече сгорбатился, и в просвете трепетал
зеленый язычок.
Впереди снова холм и крутой поворот. Обогнать нужно на спуске. На подъеме волей-неволей придется сбросить газ, иначе не сделаешь поворот. И все же обогнал он черный «ИЖ» только на подъеме. Круто срезав угол перед самым носом «Ижа», не стал тормозить и на полной скорости, почти положив машину на шоссе у самых заградительных столбиков, сделал поворот. Как и всегда в момент опасности, Сергей не испытывал ничего, кроме чувства полной слитности с машиной. Когда он вышел на прямую, далеко оставив за собой черный мотоцикл, то обругал себя: разве можно ему сейчас так рисковать? Во-первых, это не мотогонки и он не борется за первый приз, во-вторых, у него дома жена и маленький сын. Впрочем, ругал он себя недолго. Обгон был сделан
рискованно, но красиво. Это был высший пилотаж! И тут же, забыв про обгон, стал лумать о другом: кто же сидел за рулем? Во время опасного маневра он не смотрел на водителя черного мотоцикла. Глаз сам по себе отметил, что водитель невысокий, с узкой талией и большим пышным хвостом на голове... Кто же это из городских девчонок так быстро ездит? Сергей, случалось, сам учил своих приятельниц рулить на мотоцикле, но это была просто забава. Он не знал ни одной девушки-мотоциклистки в городе. А эта сидит за рулем как бог.
У переезда Сергей притормозил. Дорогу перегородил шлагбаум. Когда поезд прошел и шлагбаум взметнулся вверх, Сергей снова увидел мотоциклиста с пышным хвостом на голове. Мотоциклист, сдвинув на лоб очки, улыбнулся и поднял приветственно руку в кожаной перчатке. И был этот мотоциклист той самой девушкой, с которой Сергей уже дважды встречался на переговорной. И даже один раз провожал до дому. Звали девушку Леной Звездочкииой. А позади нее сидел темноволосый летчик. Наверное, тот самый близкий человек, которому она звонила в Москву.
Не будь на заднем сидении летчика, может быть, Сергей слез бы с мотоцикла и поговорил с девушкой, но сейчас он тоже поднял руку, помахал и, протарахтев по деревянному настилу переезда, умчался вперед. Сергей так же быстро ездил в городе, как и по шоссе.
На Торопецкой улице появились новые пятиэтажные дома. Да и сама улица теперь носит другое название: в честь первого в мире человека, поднявшегося в космос, ее переименовали в улицу Юрия Гагарина.
Юрий Гагарин! Вот уже который месяц это имя на устах всех людей мира. Молодой советский паренек с обаятельной улыбкой покорил всю планету. В любой стране его встречают, как героя. Героя планеты! Портреты Гагарина – в газетах, журналах, на открытках, значках.
Эта весна 1961 года принесла и Сергею много перемен: Лиля закончила университет и была направлена сюда, в газету, они получили комнату, сыну Юрке исполнилось два года.
Осуществилось все, о чем он несколько томительных лет мечтал, но, как бывает в жизни, когда все встало на свои места, появились новые заботы, а то, что казалось несбыточным счастьем, стало обычным, естественным, и даже странно было подумать, что могло бы быть иначе... Пока жили вместе с матерью в тесной неблагоустроенной квартире, мечтали о собственной комнате, а получив ее, быстро привыкли и уже грезили отдельной квартирой...
Оставив мотоцикл у подъезда, Сергей взбежал по Ступенькам на второй, этаж. И хотя он знал, что Лиля на работе, все же испытал легкое разочарование, не застав ее дома. Приятно, конечно, когда тебя на пороге встречает жена. Тем более если ты вернулся из командировки.
На кухне возилась соседка: ширококостная высокая женщина с лицом убийцы. Сергей терпеть ее не мог, впрочем она его тоже. Соседка ворочала палкой кипящее белье на плите. Хмуро взглянула на Сергея и отвернулась. Вся кухня была наполнена клубами пара. Пахло мокрым бельем и вонючим мылом. Нащупав под резиновым ковриком ключ, Сергей открыл дверь и вошел в комнату. Запах белья и мыла проник даже сюда. Комната была небольшая, квадратная, с серыми стенами. Два окна. Перед одним – шумят зеленой листвой ветви старого клена. Двухэтажный стандартный дом, где Сергей получил комнату, находился на той же самой улице, где жили его родители. Из окна видна полувысохшая речушка. Не река, а сточная канава. И было удивительно: зачем прилетают сюда белые чистые чайки? Иногда пять-шесть штук неторопливо пролетали над зловонной речушкой, никогда не опускаясь на нее. Чайки садились куда угодно, только не в воду: на крыши домов, на шпалы, сваленные на берегу, на летний открытый павильон «Пиво-воды».
Почти полгода Сергей, Лиля и маленький Юра жили у родителей. Лишь минувшей зимой Сергей получил комнату в коммунальной квартире. Лиля, переступив порог их нового жилья, прислонилась к двери и заплакала. И первые слова, которые она тогда произнесла, были такими:
– Зачем ты пошел против всех! Ну, не хотели они печатать фельетон – и черт с ним! Чего ты добился? Славы он тебе не принес, а против себя в городе восстановил все начальство... Рика Семеновна сказала, что, если бы не этот фельетон, мы без всяких трений получили бы отдельную квартиру...
Это Сергей знал. Когда фельетон появился в газете «Лесная промышленность» и в трест приехала из Министерства лесного хозяйства комиссия, Сергей очень скоро почувствовал, что у Логвина могучие защитники. Правда, с поста управляющего трестом Логвина все-таки сняли, но, подержав месяц в резерве, дали ему новую должность, почти равноценную прежней: назначили заведующим горкомхозом. И когда в горсовете распределяли жилплощадь в новом доме, Логвин все сделал, чтобы Волкова из списка вычеркнули. И даже редактор не смог отстоять.
– Сережа, давай уедем из этого города!– сквозь слезы проговорила Лиля. – Я не смогу жить в этой конуре. ..
Сергей потянул за оттопырившийся клок грязных засаленных обоев, и на дощатый крашеный пол с грохотом посыпалась серая штукатурка.
– Все это сдерем, сделаем полный ремонт... Погляди, какой клен! Сейчас он голый, а когда распустится...
Лиля на клен смотреть не стала. Промакнув тонким платочком заплаканные глаза, сказала:
– По-моему, ты что-то не так делаешь.
– Что не так?
– Ну, не так живешь, как другие...
– Другие – это твой отец?
– Как мы жить-то здесь будем, Сережа?
