Текст книги "Услышать тебя..."
Автор книги: Вильям Козлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 39 страниц)
– Вы же с Волковым друзья.
– Ну, это сильно сказано, – улыбнулся он.– Скорее приятели.
– Волков на вашем месте поступил бы по-другому. ..
– Начнем с того, что и я бы на месте Волкова не ввязался в эту историю.
– Прошли бы мимо? – В ее голосе насмешка.
– Это дело темное, – все так же мягко и спокойно, будто учитель школьнице, растолковывал Султанов. – Что там в действительности происходило, никто не знает. Может, он выпил и ввязался в драку. Или помешал… Девчонка никуда не заявила. Кто знает, может, она из той же компании...
– Волков врать не будет, – сказала Наташа.
– Значит, все было, как он рассказал, – легко согласился Миша.
– Вам все равно, – усмехнулась она.
– Нельзя все близко к сердцу принимать, – философски заметил Султанов.
– Неужели вас не волнует, где они сейчас и что с ними? Ведь там стреляли!
– Волноваться я начну вечером, – улыбнулся Султанов.– Если машины не будет на месте. Во-первых, ее дали под мою ответственность, во-вторых, я обещал жене сегодня вернуться домой.
– А почему вы и Сева не с ними? – спросила Наташа.
– Меня забыли позвать, – ответил Миша. – А Сева поскандалил со своей пассией... Она рано утром ушла. И довольно рассерженная. Ну, а Сева через полчаса одумался и бросился вслед за ней... Только вряд ли догонит. А если и догонит, она не вернется.
– Меня больше волнует, что там, на озере, произошло,– сказала Наташа. – Я, пожалуй, пройдусь в ту сторону.
– Их там нет,– заметил Миша. – Были бы – давно бы вернулись.
– Я схожу, – сказала Наташа.
Она взяла с брезента кусок колбасы, встала и направилась к Дружку. Пес лежал на солнцепеке и, двигая серыми бугорками над глазами, смотрел на озеро.
– Да, Наташа, а что это ты так за Сергея волнуешься? – спросил Миша, с интересом глядя на нее.
– Наверное потому, что я не равнодушный человек, – сказала она, не оборачиваясь.
– Про Мальчишкина ты и словом не обмолвилась,– не отставал Миша. – Все про Сергея...
– Перестаньте,– сказала Наташа. – Это становится скучным.
В этот день она Сергея так и не увидела. Вечером прикатил на газике Женя Мальчишкин и рассказал, как они с Волковым сграбастали четверых браконьеров и связанных доставили на грузовике в милицию. Пока составляли протокол и все такое, Сергей неожиданно со стула свалился. Его тут же увезли на «скорой помощи» в больницу. Женя заглянул в палату перед тем, как ехать сюда. Оказывается, ему из ружья пять дробин влепили. Три штуки в перевязочной выковыряли, а остальные две – они засели в мышце —завтра извлекут. Лежит забинтованный на кровати и ругается на чем свет стоит. Просил достать ему брюки: не могу, говорит, здесь прохлаждаться до завтра... Тут браконьерские сети поставлены, так вот ему нужно их сегодня обязательно снять.
Ну, а его, Женю, милиционер доставил на мотоцикле прямо к спрятанному в лесу газику... И вот он здесь. Миша бросил взгляд на Наташу и сказал:
– У вас там, оказывается, настоящий бой разыгрался, а мы думали, что вы в ворон палили.
– Я так не думала, – сказала Наташа.
– У тебя потрясающая интуиция, – усмехнулся Султанов.
– Сергей одного отделал – родная мать не узнает,– сказал Слон. – Да, а где Севка с Капой?
– У них тоже разыгралась трагедия, – усмехнулся Миша. – Настоящие страсти-мордасти...
Наташа встала и пошла к озеру. Султанов проводил ее пристальным взглядом.
– Бегала девчонка по редакции с полосами-гранками– никто и внимания не обращал, – сказал Султанов.– А теперь вон какая вымахала! И рассуждает, как взрослая.
– Наташка-то? – спросил Женя. – Ей девятнадцать лет. Они теперь все быстро становятся взрослыми и соображают дай бог! Начали разговор о поэзии, так она меня в два счета за пояс заткнула. Знает наизусть таких поэтов, про которых я и не слышал.
– Она с тобой приехала?
– Она как та киплинговская кошка, которая гуляет сама по себе... – улыбнулся Мальчишкин.
В этот вечер разными тропинками спустились к большому тихому озеру две женщины. Широкая переливающаяся полоса перекинулась от островка до песчаного берега. В солнечной дорожке всплескивала мелкая рыба. У берегов тускло светился высокий прошлогодний тростник. Среди мертвых сухих стеблей, еще цепко держащихся за дно, яркими зелеными хохолками буйно пробивалась из воды молодая, набирающая силу поросль. Солнце, совершив свой извечный круг, клонилось к ощетинившемуся колючими вершинами бору. Над береговой отмелью кружили чайки. Они пронзительно кричали, садились на воду и снова взлетали. Ветерок гнал рябь к берегу.
Та женщина, что спускалась к озеру со стороны хутора, остановилась возле ивового куста и стала внимательно смотреть на девушку, стоявшую у самой воды. Медленно повернув красивую голову с длинными волосами, та взглянула на домик рыбинспектора, скользнула взглядом по берегу и наконец остановила свой взор на кудрявой иве, за которой стояла вторая женщина. Не заметив ее, снова повернулась к озеру. Не нагибаясь, сбросила сначала с одной ноги, потом со второй белые босоножки, изогнувшись, сняла через голову рубашку, выскользнула из брюк. Закинув руки за спину, расстегнула бюстгальтер. И, обнаженная, на секунду задержалась у самой кромки воды. Солнце щедро облило золотом гибкую фигуру, пронизало насквозь пшеничные волосы.
Загорелая, с белой, вызывающе торчащей вперед маленькой грудью, быстро-быстро перебирая длинными ногами, побежала по мелководью в озеро. Вот она остановилась, когда вода подобралась к бедрам, обхватив плечи руками и охнув, быстро присела, снова выпрямилась и, отбросив волосы назад, резко оттолкнулась ногами от дна и поплыла. Плавала она хорошо: по-мужски, саженками, и на спине, и на боку. Девушка уже была у ближнего острова – в спокойной синей воде желто светилась ее голова, – когда вторая женщина вышла из-за кустов и подошла к берегу. Подняв подол сарафана, по колено вошла в воду и, наклонившись, долго смотрела на свое отражение. Со стороны могло показаться, что она ищет что-то на дне, но женщина ничего не искала: она задумчиво разглядывала себя в воде.
Ничуть не смущаясь, Наташа вышла на берег и поздоровалась с темноволосой женщиной. Та пристально смотрела на нее. Губы у Наташи посинели, на плечах и высокой девически округлой груди блестели маленькие капли, мокрые волосы змеились на спине.
– Отчаянная ты, – сказала темноволосая женщина.– Далеко заплыла, да и вода, поди, холодная?
Наташа отжала волосы. Крупные капли выдолбили в песке маленькие лунки. От купания лицо ее побледнело, а серые глаза стали почти прозрачными.
– Сначала было холодно, а потом ничего, – улыбнулась она.
Пока девушка одевалась, Лиза все смотрела на нее, И темные глаза ее были грустными.
– Гляжу я на тебя, красивая ты, – сказала она.– А ведь когда-то и я была такая. . .
– Вам-то грех жаловаться: вы и сейчас статная да красивая!
– Ты добрая, – сказала Лиза. – Слышала, в народе говорят: сорок лет – бабий век? И потом, кому мы нужны, когда такие, как ты, есть...
– Вы слишком мрачно смотрите на жизнь. Наташа уселась на теплый песок и, набрав полные пригоршни чистого желтого Песка, стала сыпать себе на ноги. Песок журчал, струился, как вода. Солнце клонилось к лесу, и Наташина тень все удлинялась, убегала к воде. Лиза села рядом и тоже вытянула босые ноги. У Наташи ступни маленькие, узкие, с аккуратно подрезанными ногтями, а у Лизы широкие, с выпуклыми косточками возле больших пальцев. Видно, застеснявшись, она пятками выкопала ямки и спрятала ноги в песок по щиколотки.
Тихо кругом: волна не всплеснет, не вскрикнет чайка, не пошевелит ветер кроны высоченных сосен. И редкие белесые облака застыли на сиреневом небе.
– Ждешь? – спросила Лиза.
В глазах Наташи что-то дрогнуло, на губах появилась улыбка и тут же исчезла. Она зачерпнула еще песку и высыпала на колени. Песчинки засверкали, как крошечные алмазы.
– Жду.
– А я давно уже никого не жду, – вздохнула Лиза.
– Я его ждала с двенадцати лет. .. Смешно, но я еще школьницей влюбилась в него.
– Значит, судьба.
И хотя Наташа впервые видела эту женщину с грустными темными глазами, которая так неожиданно появилась на берегу, она почувствовала к ней доверие, даже какую-то нежность. Она и сама себе не смогла бы объяснить, что заставило ее быть вот такой откровенной с совершенно незнакомым человеком. Не совсем незнакомым: за ужином у костра Сергей обронил несколько слов о молодой женщине, которая живет на хуторе и снабжает его молоком. Кажется, он сказал, ее звать Лизой... Наверное, потому Наташе и легко было с этой женщиной, что она знакомая Сергея, вот приносит ему молоко, каждый день видит его, разговаривает. . .
– Я немного знаю вас, – сказала Наташа. – Вы Лиза с хутора?
– Я как тебя увидела, – проговорила Лиза, – подумала, что ты была бы ему хорошей женой.
Наташа ладонями разровняла песок, и ног стало не видно до колен. К смуглой щеке пристали песчинки. Не поднимая глаз, она спросила:
– Вы давно знаете Сергея?
Лиза чуть приметно усмехнулась.
– Я ждала, когда ты меня об этом спросишь.
– А что тут особенного? – взглянула на нее Наташа.
– Ты никогда не ревновала его к прошлому? .. Ну, к жене?
– Я, наверное, дурочка, Лиза, но как можно ревновать к прошлому? Я этого не понимаю. И потом. .. потом, он не знает, что я его люблю.
– Знает, – уверенно сказала Лиза. – Только, видно, ему сейчас не до этого... Не до любви. Я ведь вижу, как он терзается, а гордый – виду не подает.
– Я знаю, ему сейчас очень трудно.
– Сдается мне, что ему всегда будет трудно, – сказала Лиза. – Такой уж он человек. Таких не надо ни ругать, ни жалеть – они сами себе самые строгие судьи на свете.
– Вы неплохо знаете Сергея, – заметила Наташа.
– Вот уже и приревновала! —усмехнулась Лиза.
– Только не это! – горячо возразила Наташа. – Я и ревновать-то его не имею никакого права. Он сам по себе, а я – тоже.
– Приехала-то к нему? – посмотрела ей в глаза Лиза.
– К нему.
– Ну вот видишь!
– А почему вы решили, что я буду для него хорошей женой? – спросила Наташа. – Вы меня совсем не знаете.
– Как тебе и объяснить... Сердце подсказало.
– А мое вот молчит, – задумчиво сказала Наташа. – Ничего не подсказывает.
– Не дай бог тебе, милая, испытать все то, что выпало на мою долю: и боль, и ревность, и одиночество, и горькую бабью тоску... когда хочется камень на шею и в озеро...
Лиза поднялась, стряхнула с ног песчинки. Сейчас, при ярком солнечном свете, на лице ее обозначились мелкие морщинки, загорелую шею перечеркнули глубокие складки.
– Ты спросила, давно ли я знаю Сергея, – сказала она. – Я его совсем не знаю. .. Знаю только одно: он хороший человек, и тебе повезло.. . – Окинула оценивающим взглядом Наташу, улыбнулась: – Ему тоже повезло.
Повернулась и, широко, по-мужски вдавливая ступни в рыхлый песок, зашагала по тропинке к птицеферме, что вдалеке белела за кустарником.
– Лиза! – окликнула Наташа. – Я вас очень прошу, не говорите Сергею, что я... – она запнулась. – Ну, что я вам сказала.
Женщина замедлила шаги, обернулась. По лицу пробежала тень.
– Мне-то что? – сказала она. – Ваше дело молодое, сами разберетесь.
И ушла, больше ни разу не оглянувшись.
Наташа опрокинулась на спину и, щурясь, стала смотреть на ослепительно синее небо. Облака набухли, приняли причудливую форму и не спеша поплыли вдаль... Будто сквозь сон услышала она продолжительные гудки автомобиля. Это ее звали. Навстречу, прихрамывая, спешил Дружок. Наташа присела и, прижав острую собачью морду к груди, запустила пальцы в пушистую шерсть.
– Дружок, милая собака, – говорила она. – Ты любишь его? Да?
Наклонив набок голову с висячими ушами, пес смотрел на нее умными глазами. Бинт на лапе размотался, и Наташа снова крепко завязала его.
Она думала, Дружок пойдет за ней к дому, но пес, проводив ее взглядом, потрусил дальше, держа больную лапу на весу. Он торопился вслед за черноволосой женщиной, уходившей по узкой тропинке. Ромашки и васильки, тихонько покачиваясь, щекотали ее босые смуглые ноги.
Если бы она знала, что произойдет этой ночью, то, не дожидаясь машины, пешком, через глухой сосновый бор, одна ушла бы в город, домой…
Слон уговорил Султанова остаться еще на один день, мол, завтра воскресенье, они порыбачат и к вечеру со свежей рыбой будут дома. А то что это была за рыбалка– сплошная война с браконьерами! И потом, до возвращения Сергея нельзя бросать на хромую собаку дом, И так браконьеры шалят. ..
Наташе тоже некуда было спешить, она надеялась, что в воскресенье вернется из больницы Сергей. ..
И она осталась.
Мальчишкин и Султанов укатили на моторке за дальний остров: Слону кто-то сказал, что на этом озере лещ хорошо берет ночью на выползка. Когда стемнело, они завели машину, выехали на луг и при свете фар стали ловить длинных толстых червей. Выползки были очень осторожными, и рыбаки то и дело шепотом ругались: добыча ускользала из самых рук.
Потом, забрав удочки, они уплыли. Почему Наташа не отправилась на рыбалку с ними? Звали ведь! Но ей почему-то захотелось остаться одной, послушать всплеск рыбы в камышах, кряканье уток, тревожные крики ночных птиц, увидеть серебряную луну над бором, яркие звезды, узкие сизые облака на ночном небе. И еще поразмышлять над словами Лизы и подумать о Сергее..,
Он вошел в комнату как-то боком, не постучавшись. Остановился на пороге и, подпирая притолоку, уставился на нее. Солнце давно село за сосновым бором, но еще было не очень темно. Чуть слышно звенели за окном комары. В комнату они попасть не могли, потому что форточка была затянута марлей. Узенькая полоска неба над лесом багровела, и красноватый отблеск играл на подоконнике.
Наташа отложила книгу в сторону – она читала при свете керосиновой лампы «Планету людей» Экзюпери– и недоуменно взглянула на него.
– Ты один? – спросила она. – А где Капа?
– К черту Капу! .. – наконец разжал он губы, и Наташа поняла,что он пьян.
– Пожалуйста, не ругайся, – попросила Наташа. Она еще не видела Блохина таким злым. Даже когда чернильницей в него запустила.
– Где ребята? – спросил он. – Я прошел по берегу, лодки не видно.
– Уплыли за остров лещей ловить на этих... выползков.
Наташа еще не ощущала никакой тревоги.
– Читаешь? – взглянул он на книжку и снова насмешливо уставился на нее. – Ну и как, интересно?
– Мне не нравится твой тон, – заметила Наташа.
– Что ты тут... в его комнате делаешь? – задал он глупый вопрос.
– Жду Сергея, – равнодушным голосом сообщила она. – Он должен из города вот-вот приехать.
– Он не приедет, – уронил он.
Сева Блохин приехал на последнем автобусе, который прибывал в Опухлики в восемь вечера. А от Опухликов пришел пешком.
– А какого черта его в город понесло? – поинтересовался он.
Наташа коротко рассказала о схватке с браконьерами, выстрелах, однако про рану Сергея умолчала. И про то, что он лежит к больнице.
– Давай выпьем, – сказал он и, скрипя половицами, подошел к столу. Достал из кармана бутылку коньяку, промасленный пакет. Все это выложил на стол. Ногой подвинул табуретку и уселся напротив Наташи. Небольшие светлые глаза его впились в ее лицо. Глаза были немного остекленевшие, с красными прожилками. Наверное, Блохин напрягал все силы, чтобы взгляд его был проникновенным и осмысленным, но на самом деле глаза его смотрели тупо и жестоко. Вот он перевел взгляд с Наташи на бутылку, потом снова на нее. Видя, что девушка не собирается подавать стаканы, сам встал и подошел к буфету. Достал два граненых стакана, которые Наташа вечером вымыла и сама туда поставила. Отколупнул пробку и налил.
– Я не буду пить, – отказалась Наташа.
Блохин опрокинул стакан, взглянул на закуску, но ничего не взял.
– Мне нужно с тобой поговорить, – сказал он.
– Я слушаю.
Он налил еще раз, снова выпил, не закусывая. На его скулах напряглись желваки, на лбу возле виска набухла синяя жила. Наташе стало неприятно смотреть на него, и она отвела глаза в сторону.
– Ты должна быть со мной, – сказал он. – Капа – это все ерунда. Детские развлечения. Мне нравишься ты.
– Пожалуй, тебе лучше уйти, – нахмурилась Наташа.
– Он всегда и во всем был впереди меня. .. – продолжал Блохин, не обратив внимания на ее слова. – Был фоторепортером, потом литсотрудником, а теперь вот почти писатель. . . Я завидовал ему. Завидовал таланту, тому, что у него была красивая жена. . . И что интересно, когда он развелся с ней, она и мне перестала нравиться. . . Помнишь, ты облила меня чернилами? Я ведь первый обратил на тебя внимание. Я думал, это просто так, а потом понял, что люблю тебя. С тех самых пор. И вот опять он перешел мне дорогу. .. Думаешь, я не видел, как ты на него вчера смотрела? На этот раз у него ничего не получится. . . Я женюсь на тебе!
– А я за тебя не хочу выходить замуж, – отрезала Наташа.
– Почему? – тупо уставился он на нее.
– И не стыдно тебе? – посмотрела ему в глаза девушка. – Только что был с другой. . . а теперь пристаешь ко мне!
– Я Капку пригласил, чтобы тебя позлить, – сказал Блохин. – Это ведь несерьезно. . . А ты – это другое дело. Я правду говорю...
– Ты сейчас меня злишь,– перебила она.
Он молча смотрел на пустой стакан и барабанил пальцами по столу.
– Я до сих пор не знаю, кто из нас у кого стоит на пути: я у него или он у меня? – сказал он.
– Сейчас ты, – сказала Наташа.
– Я все время думаю о тебе, – бубнил он. – Только о тебе. Я ведь тебе друг?
– У тебя есть единственный шанс остаться моим товарищем, – спокойно сказала она. – Это сейчас встать и уйти.
– К дьяволу! – грохнул он кулаком по столу так, что бутылка подпрыгнула, а стакан, налитый для Наташи, опрокинулся. – Чем я для тебя плохой? Сергей лучше, да? Но почему, почему? Объясни мне! Я хочу это понять! Слышишь?!
– Это невозможно объяснить, – ответила Наташа.– И, что бы я ни сказала, ты меня не поймешь... Слишком мы разные, Сева.
– Нет, я хочу понять! – орал он. – Говори!
– Мне нечего тебе сказать.
Ей становилось все тревожнее и тревожнее. Она никогда не видела Блохина таким. Багровое потное лицо и безумные белые глаза.
– Подумаешь, написал очерк! Или даже повесть, которую, еще неизвестно, напечатают ли... Я тоже напишу книжку. У меня уже есть несколько рассказов... Я буду писателем, вот увидишь! И мы будем вместе! Всегда. Я пью за это! Слышишь, Наташа? За нас с тобой!..
Он выпил сразу полстакана. Лицо его ничуть не изменилось, казалось, коньяк на него не действовал.
«Где же Султанов, Женька? – с тоской подумала Наташа. – Боже мой, хоть бы Лиза пришла! ..»
Небо над бором погасло, луна облила верхушки сосен серебристым светом. Равнодушные, они придвинулись к дому, будто собираясь заглянуть в окно.
– Тогда я уйду, – поднялась с места Наташа. – А ты ляг, выспись. Тебе завтра стыдно будет за то, что ты тут наговорил.
Он тоже вскочил из-за стола и загородил ей дорогу. Снова сбивчиво стал говорить о своей любви, женитьбе... А потом обхватил ее за плечи и, обдавая винным духом, принялся целовать. Наташа молча вырывалась, отворачивала лицо, оцарапала ему щеку. А он все больше распалялся и сжимал так, что было не вздохнуть. Руки его до боли стискивали ее плечи, жесткий подбородок царапал щеки. Она вырывалась, молотила его кулаками куда попало, но он ничего не чувствовал, лишь дыхание становилось учащеннее. Пальцы его мяли, тискали ее тело, сдирали одежду. Она до крови закусила губу, чтобы не закричать, да и что кричать: здесь на пустынном берегу никто ее не услышит. . .
Услышал Дружок. Он скулил под дверью и царапал здоровой лапой, понимая своим собачьим умом, что там, в доме, неблагополучно. Но пса никто не слышал. И тогда он, задрав морду к луне, негромко протяжно завыл. И был этот вой жутким и непривычным.
– Если ты это сделаешь,– выговорила Наташа, пряча от его мокрых губ лицо, – я утоплюсь... Если бы ты знал, как ты мне отвратителен! ..
Он резко оттолкнул ее, и девушка отлетела к стене. У нее мелькнула было мысль распахнуть окно и выскочить, но она не сделала этого. Слишком унизительно.
Не скрывая отвращения, обошла его и вышла из комнаты.
Он слышал, как мимо окна прошелестели ее быстрые шаги. Вслед за ней прохромала собака. Медленно поднялся, подошел к зеркалу и долго вглядывался в свое отражение, потом обернулся к столу и прямо из горлышка одним духом выпил остатки коньяка. Хотел вытереть губы тыльной стороной ладони, но, заметив кровь, медленно опустил руку и, ногой распахнув взвизгнувшую дверь, вышел, ударившись плечом о затрещавший косяк.
Наташа сидела на старой опрокинутой лодке. Скрипела осока, чмокали в тростнике лещи, гудели комары. Когда в доме хлопнула дверь, Наташа вздрогнула и оглянулась: он, хрустя сухими сосновыми шишками, удалялся по тропинке в сторону леса. Шагал тяжело, и широкая квадратная фигура его покачивалась. Девушка придержала за ошейник заворчавшего Дружка, погладила по голове. И хотя он ушел и Наташа знала, что больше он не вернется, в дом идти не хотелось. . .
Как же вести себя с мужчинами, чтобы они ничего не вбивали себе в голову? Наташа никакого повода не подала Блохину, хотя и знала, что давно нравится ему, Повода не подала, но и не запрещала ему встречаться с ней, иногда провожать с работы. И даже было приятно, что нравится ему... И вот результат! Значит, мало девушке не подавать повода мужчине, который ей не нужен, необходимо еще его и отрезвить. Женщина, которая молча принимает ухаживания мужчин, волей или не волей поощряет их к этому. Очевидно, и она, Наташа, поощряла Блохина... А если так, то и она тоже виновата в случившемся... Наташа содрогнулась, снова представив себе эту ужасную сцену. Каким глупцом должен быть мужчина, чтобы вот так навсегда оттолкнуть от себя девушку, которую, как он утверждает, любит! Но ведь Сева не дурак. Почему же тогда он пошел на такое? .,
Вспомнив, как его пальцы прикасались к ее телу,; Наташа, передернувшись от отвращения, быстро сбросила с себя одежду и, раздвигая руками скрипучий тростник и камыши, вошла в неподвижную воду с разбрызганными по всей ее зеркальной поверхности звездами.
Она еще никогда не плавала одна ночью в озере. Прямо перед ней выстлал на сверкающей глади свою туманную дорожку Млечный Путь. Во взбаламученной ее руками и ногами воде закачались, мерцая, звезды. Они падали на дно, а потом снова поднимались. Вода казалась молочно-теплой, она легко обволакивала тело, струилась между ног, под мышками, целовала в губы. И кругом одна вода. Берег остался где-то позади и казался далеким, как конец света. А впереди округло вырисовывался высокий зеленый остров с густо-черной тенью у берега. Листья на деревьях нежно серебрились. Остров притягивал к себе, манил. Наташа знала, что до него далеко и нужно поворачивать обратно. Знала и плыла вперед. Было жутковато и вместе с тем приятно. Иногда она переворачивалась на спину и отдыхала, едва шевеля руками и ногами. И тогда звездное небо притягивало, зачаровывало. Хотелось смотреть и смотреть на него до бесконечности, Она даже не заметила, как стала погружаться, и, лишь глотнув воды, перевернулась и поплыла дальше. К острову.
Силы покидали ее, когда она наконец добралась до острова. Уцепившись за тростник, долго не могла отдышаться. Не было сил даже выбраться на берег. Последнюю сотню метров она плыла в каком-то полузабытьи, Теряла из виду остров, кружилась на одном месте. Звезды плясали на небе, Млечный Путь струился меж них, все убыстряя свой бег. Такая ласковая и теплая вода вдруг стала тяжелой и неприветливой. Она настойчиво тянула вниз, в глубину. . .
Пришли мысли о смерти. И совсем не отвлеченные… Закрыть глаза, перестать двигать руками и,ногами и медленно погрузиться в эту непроницаемую пучину. Она представила себя на черном илистом дне. Огромные рыбины, шевеля плавниками, будут проплывать над ней, тусклый зеленоватый свет, наверное, в яркий солнечный день доберется до нее... А потом по озеру будут плавать лодки и люди баграми станут шарить по дну...
Она перевернулась на спину и увидела опрокинувшееся над ней звездное небо. Небо было глубоким и тоже притягивало к себе. Странно было ощущать огромное пульсирующее небо под собой и над собой. Может быть, опускаясь на дно, она одновременно поднимается к звездам? ..
Выбравшись на берег, Наташа прислонилась спиной к шелковистому березовому стволу и закрыла глаза. В ушах гудело, кровь ходила по телу толчками, руки и ноги налились свинцом. Ничто бы сейчас не сдвинуло ее с места. И только теперь она почувствовала холод. Сначала вскочили пупырышки, затем между лопатками обожгло ознобом, а через несколько минут ее трясло, как в лихорадке.
На рассвете Сергей нашел ее, искусанную комарами и окоченевшую от утреннего холода, под березой. Она сидела все в той же позе с широко открытыми глазами. Прямо из лодки шагнул он в глубокую воду и пошел к ней. В глазах его боль и мука, а лицо такое, будто он состарился на десять лет. Он сорвал с себя куртку, стащил рубашку, майку и все это натянул на нее. Поколебавшись, снял брюки и, как маленькой, просунул ее длинные холодные ноги в брючины. Сама она не смогла бы надеть. Ей было покойно и уютно в его руках, глаза слипались, посиневшие губы дрожали.
– Как ты меня напугала, Наташка, – чужим, изменившимся голосом сказал он. – Разве так можно?..
– Я знала, что ты придешь,– прошептала она и, не удержавшись, всхлипнула.
Бережно он поднял ее и понес к лодке. Плечо у него залито йодом и заклеено пластырем. Посадил на корму, раздел, безжалостно, докрасна растер майкой ее грудь, спину, затем снова одел во все свое, а курткой укутал ноги. Дружок облизал ей руки, лицо.
– Я знала, что ты придешь, – повторила она, с трудом разлепляя сомкнутые ресницы. – Я все время звала тебя.
– Я слышал, – ответил он.
Из-за колючей щетины леса вымахал ослепительный луч и располосовал затянутое редким туманом озеро пополам.
– А Блохин там? – стуча зубами, говорила она.– Я не хочу его видеть.
– Ну и подонок!.. – с угрозой в голосе проговорил Сергей. – Так это, значит, он?!
– За что он так ненавидит тебя?
– Не знаю, – помолчав, ответил Сергей. – Кажется, не за что.. .
– Ты удрал из больницы? Да? – спрашивала она.
– Ты ведь позвала меня, – впервые в это утро улыбнулся он.
– Это хорошо, что ты приехал, —сказала она.– Мне было очень холодно и плохо.
– Смотри не заболей. ..
– Ты будешь меня лечить, ладно? . . – засыпая, говорила она.
Голова ее с прижмуренными глазами склонилась ему на грудь. Он гладил ее холодные слипшиеся волосы, говорил, как ребенку, какие-то ласковые слова, но она уже ничего не слышала: глаза ее закрылись, дыхание стало ровным, спокойным. Наташа согрелась и заснула. Иногда она вздрагивала, руки ее начинали что-то искать, и, глубоко, со всхлипом вздохнув, как обиженный ребенок, снова затихала.
Сергей осторожно положил ее на скамью, завел мотор, и лодка, обогнув тихий остров и оставив после себя пенистый след, понеслась к берегу. Он сел рядом и положил ее растрепанную голову к себе на колени. Стиснув зубы, смотрел прямо перед собой. Светлые глаза его сузились. Мелкие холодные брызги секли хмурое небритое лицо.
На пустынном берегу неподвижно стояли две фигуры. Это Миша Султанов и Женя Мальчишкин. Они молча смотрели на приближающуюся моторку.
Над озером Большой Иван занималось ясное солнечное утро.
5
Сергей вышел из конторы Главрыбвода в хорошем настроении: Вологжанин сообщил, что за самоотверженность в борьбе с опасными браконьерами объявил ему, Сергею Волкову, в приказе по управлению благодарность, а кроме того, договорился с председателем облпотребсоюза насчет полного комплекта новой резины для «Москвича». Это последнее известие больше всего обрадовало Сергея.
Город утопал в зелени. Тополя и липы благоухали. Прохожие заполнили тротуары. Мужчины в безрукавках, девушки в коротких юбках. Увидев на другой стороне улицы высокую стройную девушку, Сергей прибавил шагу, но, когда она, переходя дорогу, оглянулась, снова замедлил шаги.
Не Наташа. Почему он все время думает о ней? Ищет ее глазами в толпе прохожих... Что бы ни делал, куда бы ни шел – в голове она. И это предчувствие непоправимой беды, охватившее его в тот день, когда попал в больницу... Вечером он вдруг почувствовал необъяснимую тоску и тревогу. Он не мог оставаться в палате, его неудержимо тянуло туда, на Большой Иван, где ребята, Наташа, Дружок. . . Тоска все усиливалась, изматывала душу, и тогда Сергей занял у соседа по койке спортивные трикотажные, брюки, потихоньку выбрался из больницы, перелез через забор – ворота были закрыты, – не заходя домой, вывел из сарая свой старый верный мотоцикл и умчался в ночь по Невельскому шоссе.
Он опоздал. Ее не было в доме. Не было и Мальчишкина с Султановым. Встревоженный Дружок привел его на берег озера, где он увидел ее одежду... И уже не тоска, а смертный страх схватил его за сердце: он стал кричать, звать ее. . . Приплыли на «Казанке» Мальчишкин с Султановым. Ничего не объясняя, Сергей прыгнул в лодку, Дружок вслед за ним, и умчался в сторону острова...
Снова и снова вспоминал он ее замерзшую, с немигающим, как у птицы, взглядом. Как растирал ее, ощущая под ладонями прохладную упругую грудь, как спящую нес на руках в дом мимо озадаченных приятелей, А Дружок бежал сзади и повизгивал. ..
И вот с тех пор он все время думает о ней. Она всегда была немного непонятной и странной: ни с того ни с сего грубила, несла какую-то чушь, а иногда, наоборот, была не по-детски умна и рассудительна. Она была для него давным-давно знакомой девчонкой. Девчонкой-школьницей. Росла она без отца, часто была предоставлена сама себе. Наверное, от этого она диковатая, резкая. Однако Сергей прощал ей все выходки. Он уже стал взрослым, женатым мужчиной, а девчонка с улицы Ботвина по-прежнему останавливала его, когда он проезжал мимо на мотоцикле, и просила прокатить.
И вот девчонка-школьница стала стройной девушкой, с чистыми серо-зелеными глазами. Сергей не мог относиться к ней как прежде. А по-другому еще не умел. Наверное, поэтому им было трудно разговаривать. То она замыкалась и уходила в себя, то он не мог найти нужных слов, которые растопили бы холодок отчуждения... Не мог, а может быть, и не старался? А наоборот, уходил от откровенности? Будто между ними есть какая-то тайна, о которой они оба знают, но пока еще не решаются заговорить...
Сергею захотелось увидеть Наташу. И потом, у него были важные дела в редакции. Собственно, он из-за этого и приехал в город. Но сначала надо зайти в другое йесто. Не очень-то тянуло его туда. . .
Он свернул на набережную и, сразу помрачнев, зашагал к своему бывшему дому. На балконе в узком деревянном яшике, выкрашенном в зеленый цвет, покачивались на ветру цветы на длинных ножках. В углу стоял выгоревший шезлонг. На нем книга. Ветер с реки будто нехотя листал страницы. . . Отсюда Сергей смотрел на город, на парк... А Лиля вытаскивала на балкон раскладушку и загорала, налепив на нос бумажку.. .
