Текст книги "Услышать тебя..."

– Цыганка?

– А верно, она на цыганку похожа. ..

– Кто же это? —заинтересовалась Варя.

– Ты ее не знаешь, – сказала Наташа.

– Жаль, я бы у нее спросила, выходить мне замуж за Мишу или нет? ..

У магазина Наташа остановилась.

– Я не буду покупать бежевый костюм,– сказала она. – Боюсь, что он мне там не понадобится.

– Где там? На озере Большой Иван?

– Немного подальше... – грустно сказала Наташа. – На целине... Через три дня уезжаю в Казахстан. На год. Уже билет на самолет взяла до Целинограда. На комсомольскую стройку.

– Ты это серьезно?!

– Могу билет показать.

Варя, мучительно морща лоб, о чем-то раздумывала. На подругу она не глядела. Взгляд ее рассеянно останавливался на лицах выходящих из магазина людей.

– А как же он? – после продолжительной паузы спросила она.

– Так будет лучше для него и для меня, – ответила Наташа,

– Я и не подозревала, что ты такая скрытная,– упрекнула Варя.

– Все это произошло так быстро, – сказала Наташа. – Позавчера позвонили из горкома комсомола и сказали про путевку.

Конечно, она могла бы в тот же день прийти к подруге и все рассказать, посоветоваться, но Наташа привыкла сама принимать важные решения в своей жизни. Был один человек, с кем хотелось бы ей посоветоваться, но он там, на озере, и ему сейчас совсем не до нее... Валя Молчанова рассказала, что к нему приехала жена с сыном. ..

Еще раз взглянув на хлопающую дверь универмага, Варя раскрыла сумочку, вытащила оттуда аккуратно сложенную пачку денег и протянула подруге:

– Пригодятся. На первое время.

– А костюм? – спросила Наташа, и голос ее дрогнул: это была большая жертва. Как блестели у Варьки глаза, когда она прибежала в редакцию! А сколько разговоров было про этот французский бежевый костюм...

– Обойдусь, – сказала Варя. – И потом, мне брюки широки, все равно пришлось бы перешивать... – И почти насильно всунула деньги в руку.

Наташа растерянно смотрела на нее: она не знала, брать деньги или нет.

– Заработаю там – сразу вышлю,– сказала она.

– Я сейчас заплачу... – сквозь слезы улыбнулась Варя. – Как же ты так, а? Аж на целину...

– Если увидишь его, скажи, что я... – быстро говорила Наташа. – Что я не могла иначе... Нет, лучше ничего не говори. Не надо! Он сам все поймет...

– Я скажу ему, что он большой дурак, – пообещала Варя. – Бесчувственный чурбан, который дальше своего носа не видит... А еще называется инженер человеческих душ! Хватится, да поздно будет!

– Ему не поздно, – сказала Наташа.

Они сидели, свесив ноги в воду, на огромном валуне посередине Дятлинки. Прогретый солнцем камень стоял на самой стремнине, и вода с журчанием обтекала его вдавленные, заросшие бархатным мхом бока. Зеленые нити водорослей, извиваясь, вытянулись в сторону течения. В зеленоватой тени камня, повернувшись в одну сторону головами, стояли мальки. Тела их были прозрачными, а выпученные глаза казались неестественно большими. Николай Бутрехин загорел, брови на бронзовом лице стали совсем белыми, а грудь, негусто заросшая светлыми волосами, почему-то была не коричневой, а красной. Чуть повыше колена у Николая вытатуирован парусник.

У Сергея загар ровный, коричневый, черные волосы приобрели каштановый оттенок. Светлые глаза ярко выделялись на пропеченном солнцем лице. На плече несколько белых пятнышек: следы браконьерских дробин.

– Я совсем забыл...– сказал Сергей, задумчиво глядя на берег, по крутому откосу которого карабкались вверх юноша и девушка. Цепляясь рукой за траву, юноша вторую протягивал ей. Волосы у девушки были золотые, она смеялась, сверкая белыми зубами.

– Были когда-то и мы рысаками... – кивнул на них Николай.

– Что-то ты рановато записался в старые мерины, – усмехнулся Сергей. – С чего бы это? Она опять ушла к другому?

– Что ты забыл? – уклонился Николай от разговора на эту тему.

– Мне было пятнадцать лет, когда я написал первую повесть и подарил девчонке, в которую был влюблен... Я писал ее два дня и две ночи! Как бы мне хотелось сейчас почитать ее! Я потом встретился с этой девчонкой... Она солидная женщина, дочь уже в школу ходит, муж майор. Я спросил про ту тетрадку в клетку, что подарил ей, она засмеялась и сказала, что даже не прочитала мое сочинение и, уж конечно, не знает, куда подевалась эта тетрадка... А я-то, дурак, думал: моя проза проймет ее!

– А я стихами пытался пленить свою возлюбленную, и тоже никакого эффекта! – рассмеялся Николай.

– Я недавно встретил одну девчонку, она пишет стихи,– сказал Сергей. – Интересно, о чем? Просил, но так ни одного и не прочла.

– Поэтов теперь хоть пруд пруди, – сказал Николай.

– Мне думается, у нее должны быть хорошие стихи.

– Что за девчонка-то? – искоса взглянул на него Николай.

– Да так, одна старая знакомая...

– Я всех твоих знакомых знаю, – насмешливо смотрел на него Николай.

– Эту не знаешь, – соврал Сергей. Ему не хотелось говорить о Наташе. В редакции он ее не нашел. .Валя Молчанова сообщила, что уже две недели, как она уволилась. А где сейчас, никто не знает. Наверное, экзамены сдает в институте. Сергею показалось, Валя чего-то недоговаривает, уж очень глаза у нее были хитрущие. Но дотошно расспрашивать любопытную Молчанову не хотелось. Тут же вообразит невесть что…

Ушел он из редакции расстроенный – сегодня первый день, как он вышел на работу, – и до сих пор в душе осталось какое-то беспокойство. В конце концов он знает, где она живет, и сможет в любое время зайти... Ну и что скажет?.. А желание увидеть ее становилось все более сильным. Он и на речку-то пришел в надежде встретить ее здесь на пляже. Вон сколько девушек и парней загорают на песке с книжками...

– На горизонте снова появилась Прекрасная Незнакомка. .. – заметил проницательный Николай.

– Наоборот, исчезла, – ответил Сергей. – В неизвестном направлении.

– От тебя, оказывается, тоже уходят.,. – подковырнул Николай. – Стареешь, брат!

– Сдается мне, что ты и родился стариком, – сказал Сергей. – Не зря же смолоду в театре играл дремучих старцев…

Бутрехин неделю назад вернулся с гастролей – театр выезжал в Прибалтику – и теперь до сентября был свободен. Отпуск собирался провести на юге. Тридцать лет стукнуло, а он еще и Черного моря не видел. Сергей стал отговаривать, расписал все прелести жизни на берегу синего озера...

– В общем, тишь да благодать, – закончил он.

– Тишь, говоришь, и благодать? – посмотрел на его раненое плечо Николай. – А это тебя комары покусали?

– С этой шайкой покончено!

– С одной, – уточнил Николай. – А сколько их еще осталось?

– Ты что, браконьеров боишься?

– Что мне их бояться? Я не инспектор. За тебя, дурака, боюсь: лезешь всегда в самое пекло...

– Хотя я больше и не работаю в рыбоохране, до самой смерти буду бороться с браконьерами, – сказал Сергей.– Послушай, Колька, поезжай на Большой Иван! Там в доме хозяйствует вместо меня один хороший паренек. .. А я к вам буду на субботу и воскресенье приезжать. Какая сейчас рыбалка, грибы!..

– А на море зеленые волны, разноцветная галька, на пляжах поджариваются красивые женщины, днем холодное пиво с раками, а вечером сухое вино с виноградом, и в обществе Прекрасной Незнакомки... – мечтательно нарисовал заманчивую картину Николай.

– Ну и катись на свое Черное море, – пробурчал Сергей. – Валяйся на заплеванном пляже, ухлестывай за подозрительными девицами и стой в очередях в столовую за кружкой пива...

– Это ты от зависти, – засмеялся Николай. – Начитался в газетах курортных фельетонов... Сам-то хоть раз был на юге?

– Не был, и никакого желания нет.

– Я тебе буду писать оттуда и фотографии с видами на Черное море пришлю.

Сергей не ответил: приложив к глазам ладонь и щурясь, смотрел на берег. Там раздевались девушки, только что пришедшие на пляж. Слышался смех, веселый гомон. Сергей выпрямился и вниз головой спрыгнул с камня в воду. Вынырнув, блеснул на приятеля такими же светлыми, как речная вода, глазами и крикнул:

– Захвати часы!

Николай, зажав часы в кулаке, осторожно спустился с раскаленного валуна и, вытянув вверх левую руку, не спеша поплыл к берегу.

Наташи среди девушек не было. Помрачневший Сергей забрал одежду и ушел в кабину переодеваться.

– Я, кажется, знаю, кого ты ищешь, – сказал Николай, прыгая на одной ноге: ему в ухо вода попала. – Так ее нет в городе...

– Наташки? – живо обернулся к нему Сергей.

– Ее звать Наташа? – улыбнулся Николай. – Высокая, стройная...

– Ты ее видел?

– На вокзале, – ответил Николай. – Мы вернулись с гастролей, а она куда-то с этим поездом уезжала.

– Куда? – Сергей в волнении никак не мог застегнуть ремешок часов, которые ему отдал приятель.

– Надо было у нее билет проверить, – усмехнулся тот.

– Поехали! – решительно сказал Сергей.

– В погоню? – сказал Николай. – Так это было давно. .. Теперь и на реактивном не догонишь.

– Я сойду с ума, если ее не найду, – сказал Сергей.

 Николай покосился на него и только присвистнул.

Октябрьская улица была перекрыта. Из-за длинной колонны машин не видно, что там впереди произошло. Не иначе как авария. Шоферы вылезали из кабин и вразвалку направлялись вперед. Сергей хотел было подать «Москвич» назад и проехать другим путем, но было уже поздно: вплотную к нему пристроился большой синий самосвал, а за ним затормозил автобус...

Делать было нечего, Сергей и Николай тоже вылезли из «Москвича» и пошли туда, куда спешили другие водители. От скопившихся машин пахло горячим металлом и бензином. Кое-кто из шоферов не выключил мотор, и тяжелые грузовики, пофыркивая и выплевывая пахучую гарь, мелко-мелко дрожали. Впереди уже виднелись желтые милицейские «Волги», «скорая помощь». Поперек улицы лежал большой синий автобус. На его боку огромная рваная вмятина. На тротуаре стоял груженый самосвал с расплющенным носом. Это он с ходу ударил и опрокинул автобус. Кругом разбрызганы стекла. Из поверженного автобуса два санитара вытаскивали человека. Брезентовые носилки стояли на тротуаре. Густая толпа облепила место происшествия. Люди вытягивали головы, приподнимались на цыпочки, стараясь все получше рассмотреть. В сумраке широко распахнутых дверей «скорой помощи» суетились еще двое в белых халатах.

Сергей и Николай остановились у милицейской машины. Старый знакомый Сергея майор Петров, тот самый, что много лет назад не раз преследовал его на мотоцикле, руководил расследованием. Два офицера растягивали желтую ленту, измеряли тормозной путь самосвала. Петров, положив планшет на колено, что-то быстро записывал.

Протиснувшись к нему, Сергей спросил:

– Есть жертвы?

Петров хмуро обернулся, однако, узнав Сергея, вежливо ответил:

– Двенадцать человек пострадали.

– Он что, пьяный был?

– Извини, – пробормотал Петров и повернулся к сумрачному человеку в синей спецовке, по-видимому шоферу самосвала.

– Поточнее вспомните, с какой скоростью вы выехали на перекресток? ..

Что ответил шофер, Сергей не расслышал; действуя плечом как тараном, он стал выбираться из толпы. Николай, ничего не понимая, протискивался вслед за ним. Молчаливая напряженная толпа неохотно расступалась перед ними.

– .. .Как бешеный вылетел из переулка и бац! Протаранил автобус почти насквозь! – услышал Сергей чей-то голос.

– Кажись, не пьяный...

– Столько людей, гад, погубил... Одну женщину насмерть. .. И мальчика лет девяти...

– Ему тюрьмы не избежать...

– Мертвых-то с того света все равно не вернешь!.. Николай думал, что Сергей направится к своей машине, но тот, все убыстряя шаги, пошел совсем в другую сторону. Бутрехин видел, как изменилось его загорелое лицо. И походка была какая-то неровная, спотыкающаяся.

– Куда ты ударился? – догнав его, спросил Николай. Он никогда еще не видел такого несчастного лица

у своего друга. С трудом разжимая губы, Сергей хрипло произнес:

– Это же семерка...

– Ну и что? – удивился Николай.

– Юрка... Он на этом автобусе часто ездит...

– С чего ты взял, что он именно в этом автобусе был?

– Ты меня не задерживай, Колька!

– Погоди, а ключ? – вспомнил Бутрехин. – Давай ключ от машины! Вот сумасшедший!

Сергей вытащил из кармана ключ с брелоком, молча сунул другу и что было духу побежал прямо по заросшему бурьяном пустырю.

Сергей стоит перед дверью и раскрывает, как рыба, рот. Давно он не делал таких длинных пробежек. Сердце лупит по ребрам, едкий пот щиплет глаза. Кто-то на белой стене нарацапал: «Юра + Лариса=0!» «Почему ноль? Надо – любовь!» – мелькает посторонняя мысль. Немного отдышавшись, нажимает на кнопку звонка. Дверь открывает мать. Из кухни тянет вкусными запахами. Мать в цветастом фартуке, в руке столовый нож.

– Как раз к обеду, – говорит она.

– Юрка? – спрашивает Сергей. – Где Юра? Сердце стучит на всю прихожую. Такое ощущение, что лампочка под потолком в синем плафоне тоже пульсирует в такт сердцу.

– Натворил что-нибудь? – пытливо смотрит на него мать. – Соседи пожаловались? Вчера на чердаке приблудного щенка спрятали, а тот лай поднял... Послала за хлебом, а он халвы принес! ..

Сергей прислоняется к тумбочке и смотрит на синий плафон. Он уже не пульсирует, а набухает, грозя вот-вот взорваться яркой синей вспышкой.

Краем глаза из прихожей Сергей видит стол с шахматной доской. Чья-то рука крутит белого ферзя. Это не рука мальчика – рука мужчины.

– Что стоишь на пороге? – прерывает мать последние новости. – Иди в комнату и сам спроси, чего он еще выкинул. .. Часа два дуются с Генкой в шахматы.,.

– Папа! – доносится из комнаты голос сына. – Генка ладью спрятал, а я все разно его обыгрываю!

– Какую ладью? – басит брат. – Я же ее ферзем взял.

Сергей трет ладонью лоб и начинает тихо смеяться. Мать с возрастающим удивлением смотрит на него. Губы у нее сердито поджимаются.

– Пожестче надо с ним, – понизив голос, говорит она. – Избаловали его там... На меня – ноль внимания.

Сергей никак не может остановиться: дурацкий смех так и распирает его.

– Ничего смешного тут нет... – теряет терпение мать.

– Зачем щенка-то на чердак?! – с трудом выговаривает Сергей.

– Папа, я выиграл! – доносится из комнаты торжествующий голос сына. – Классический мат!

– Убирайте свои шахматы, сейчас будем обедать, – заявляет мать.

Слыша, как стучат деревянные фигурки о дно коробки, как негромко спорят по поводу выигрыша сын и брат, Сергей вспоминает слова Лили о том, что его родители живут в тесноте, нищете, из которых им никогда не выбраться. .. Недалеко же она смотрела! Не дальше собственного носа... У родителей сейчас хорошая трехкомнатная квартира, современная мебель. Все дети прилично одеты. А как готовит мать! Пожалуй, ни Лиля, ни Капитолина Даниловна не могут с ней потягаться... И Юрке здесь хорошо: с братьями Сергея он в дружбе, вон как Генку в шахматы обыгрывает! И мать, хоть и ворчит иногда, любит его и заботится. И главное, здесь царят простые сердечные отношения, никто ни перед кем не пресмыкается. За эти несколько месяцев Юрка изменился: стал добрым, душевным мальчишкой... Вот только зачем бедного щенка затащили на чердак? ..

Все еще посмеиваясь, Сергей спрашивает сына об этом.

– Я хотел домой привести, а бабушка не разрешила,– поясняет Юра. – Хороший щенок, такой пушистый. ..

– Ну и куда же вы его дели?

– Петька с первого этажа сказал, что Федотовы давно хотят собаку завести... Мы посадили щенка на коврик и позвонили к ним в квартиру, а сами убежали.

– И взяли... Федотовы?

– Пока у них, – отвечает сын. – Раздумают – мы отдадим Северенинским. Петька сказал, что они с радостью возьмут.

– Значит, скоро в каждой квартире будет по собаке? – смеется Сергей.

– Собака – друг человека, – с серьезным видом изрекает Юра.

Пронзительный звонок прерывает их разговор. Сергей открывает дверь: на пороге Николай Бутрехин. Лицо сердитое, на пальце покачиваются ключи от машины.

– Ты мне наконец объяснишь, что тут происходит? – свирепо таращит он свои голубые глаза на Сергея. – Срываешься с места, бросаешь на дороге машину, куда-то удираешь от меня...

– Юра выиграл у Генки партию в шахматы, – сообщает Сергей.

– Поздравляю... – оторопело говорит Николай. – Но какого ты дьявола...

– Кстати, тебе щенка не надо? – перебивает Сергей. – Хороший такой, пушистый.,,

– На черта мне собака?

– Садись с нами обедать, – приглашает его Татьяна Андреевна. – Ты ведь любишь борщ?

– Борщ – это хорошо, – добреет Николай. – А вот собака мне совсем ни к чему.

– Слушай ты их! – смеется мать. – Дурака валяют.

8

Лодка сама по себе плыла по безмолвному ночному озеру. Сергей полулежал на широком носу и смотрел на звездное небо. На корме сидела Лиза и негромко пела:

Клен ты мой опавший,

Клен обледенелый,

Что стоишь, нагнувшись,

Под метелью белой...

Голос у Лизы немного низкий, но задушевный. Сергей с удовольствием слушал ее. Когда она умолкла, он попросил, чтобы еще спела.

– Что же тебе спеть, Сереженька? – спросила она. – Веселое или грустное?

Лицо ее белело в густом бархатном сумраке. На плечи наброшен ватник. Пришла осень, и вечера на озере стали прохладные.

– Мне нравится, как ты поешь, – сказал Сергей. Она улыбнулась и запела.

На озере тихо-тихо. Не слышно обычных всплесков крупной рыбы, ветер не шуршит в порыжевших камышах, не кричат ночные птицы.

На один лишь день вырвался сюда из города Сергей. Завтра утром он должен быть на работе. Потянуло его на Большой Иван попрощаться с ним до следующей весны. Полдня он один бродил по сосновому бору, набрал полную корзинку подберезовиков, боровиков и даже с десяток рыжиков наковырял на травянистой опушке.

На вечернюю зорьку поехал рыбачить вместе с Лизой, на ее старенькой плоскодонке. Клев был хороший – за каких-то полтора часа натягали десятка три крупных окуней, – а потом как обрезало.

– Скучаю я в городе, – сказал Сергей. – Пока работа – ничего, а вечерами зеленая тоска... Хорошо, что еще сюда есть возможность вырваться. – Он уселся на скамью и вставил весла в уключины. – Ей-богу, моя бы воля, остался бы я тут...

– Так бобылем бы и жил?

– А что делать? В Америке есть такая контора: приходишь и говоришь, какая тебе невеста нужна. Хочешь толстую, хочешь тонкую. С синими глазами или с черными. Любую в два счета подберут. Даже машина такая есть. Заложил в нее карточку, и через минуту ответ.

– Наверное, скучно так невесту выбирать?

– Скучно, – улыбнулся Сергей. – Уж лучше сидеть у моря и ждать погоды...

– Найдешь ты свою судьбу, а нет – она тебя сама сыщет, – сказала Лиза. – Негоже мужику быть одному!

– А женщине?

– Бабы, они ко всему привычные... Вспомни войну! Выдюжили. И без мужиков все сами делали. Да и после войны. А сколько осталось вдов-вековух? Живут и не жалуются, будто так и надо.

– Вон какая ты!

– Какая?

– Мудрая.

Лиза рассмеялась.

– Что ты, Сереженька! Была бы мудрая, не куковала бы одна-одинешенька на хуторе с дочкой... Не бывает мудрых баб, все больше глупые. Недаром же говорят: волос у бабы длинный, а ум короткий...

Сергей все еще держал весла на весу. Казалось, опусти их в воду – все озеро треснет и со звоном разобьется, как гигантское зеркало.

– Мне вот казалось, что после того, что произошло... Ну, с женой развелся, а та, которую полюбил, уехала с другим, так я думал, что вовек больше ни на одну не посмотрю...

– Я это сразу почувствовала... Хотела пожалеть тебя, да ты мужик сильный, сам со своей бедой справился.

– Древние греки говорили: всякая женщина – зло; но дважды бывает хорошей – или на ложе любви, или на смертном одре, – мрачновато заметил Сергей.

– Дураки твои древние греки, – добродушно ответила Лиза. – Опять тебя какая-нибудь обидела?

– А может, я ее чем обидел? – задумчиво сказал Сергей.

– Кто же она такая, что гвоздем засела в твоем сердце? Тревожит тебя, мучает, а, поди, и сама об этом не догадывается?

– Может, ты, – сказал он и с вызовом посмотрел ей в глаза.

– Не хитри – не умеешь, – серьезно сказала она.– Другая у тебя в сердце, а не хочешь признаться, потому что веру в себя потерял.

– Возможно, ты и права, – сказал Сергей и с силой, будто в живую упругую плоть, вонзил две железные лопасти в глянцевую воду. – Я ведь говорю, ты мудрая!

– Что же не привез сюда ту девушку, что летом приезжала к тебе? – после долгой паузы спросила Лиза.

– Ко мне? – удивился Сергей.

– Тоненькая, как березка... И красивая. На такой тебе надо жениться, Сережа.

– Мать говорит, надо жениться... И ты тоже. Неужели люди женятся лишь потому, что надо?

– Не знаю, – вздохнула Лиза.

– И я не знаю, – сказал Сергей, а потом, помолчав, с интересом посмотрел на Лизу. – Ты будто цыганка, по лицу умеешь угадывать, что у человека на душе...

 – Умею, – просто сказала она. – А потом, на твоем лице все написано... Любишь ты ее, да, говорю, боишься сам себя. Не веришь, что можешь полюбить. И не веришь женщинам. В любовь женщины не веришь, а это беда. Ведь это несчастье, не верить-то! Это себя обкрадывать, Сережа.

– Я верил... – сказал он.

– А теперь не веришь? Умный стал... А кто знает, что это любовь? Налетит, вспыхнет, закружит, а потом и погаснет. Значит, такая скоротечная любовь, как след звезды на небе. А все ж не обман. Кто виноват, что она сгорела дотла, один пепел остался? Никогда не вини других, может статься, сам и виноват, что любовь-то прошла... У нее раньше, чем у тебя. Бывает ведь и наоборот?

– Это ты про кого? – спросил он.

– Любит она тебя, Сережа, – убежденно сказала Лиза. – И не будь дураком, не отказывайся от своего счастья!

– Плохая ты цыганка, – усмехнулся он. – Любит – не любит! Сбежала она от меня! Аж на край света. В Казахстан, на целину. И ни одного письма! Какая же это любовь?

– А я говорю, это и есть любовь, – сказала Лиза.

«А что, если и впрямь махнуть на целину? – подумал Сергей. – Взять за руку и увести с собой... Только пойдет ли она еще? Эта девчонка с характером, да с каким!»

Не затем она сбежала, чтобы он, Сергей, ее разыскивал. Но что ее заставило поступить так, он не мог понять. Хотя уже второй месяц ломал над этим голову.

Здесь институт, интересная работа... Все бросить и умотать к черту на кулички! И за какие-то три-четыре дня! Как раз накануне его возвращения в редакцию. И хотя бы одно письмо. Хорошо, пусть не ему – Вале Молчановой. Ведь она у нее работала в отделе...

О том, что Наташа на целине, Сергей узнал от Дадонова, который подписывал ей характеристику. Сергей побежал в горком комсомола, но там сообщили, что путевка выдана в Целиноградскую область, а куда именно направили Наташу, они не знают. В Казахстане десятки тысяч комсомольцев со всей страны... Поезжай, ищи ее в Целиноградской области, которая по своей площади больше такой страны, как Франция...

– Вернется она, Сережа, – участливо сказала Лиза, которая и впрямь, как цыганка, читала его мысли. – Для настоящей любви разлука не помеха, а если это блажь —

. значит, только к лучшему...

– Жди, и я вернусь... – с горечью сказал он. – А если я не хочу больше ждать?

– Оттого и все наши несчастья,– ответила она.– Никто ждать не хочет и не умеет... Раз хватаешь горячий блин со сковороды – не жалуйся, что руку обжег...

9

Дом, в котором теперь жил Сергей с сыном, стоял в центре города, и из окон была видна большая асфальтированная площадь, зеленое трехэтажное здание сельхозинститута. За площадью виднелась Дятлинка, бетонный мост и городской парк за рекой.

Двухкомнатную квартиру Сергей получил этой зимой. Его давний недруг Логвин несколько лет назад был направлен обкомом партии в район председателем колхоза и больше, естественно, не мог вредить. Сын обосновался в маленькой комнате, а Сергей в большой. Юра за последний год сильно вытянулся.

Скоро год, как Наташа уехала из города. И за этот год – ни одного письма! Сергей пытался больше не думать о ней, гнал воспоминания прочь, но иногда на него накатывала тоска, от. которой некуда было деться. Даже работа над повестью не спасала.

Сергей всю зиму с нетерпением ждал весны. Только весной он мог хоть на несколько дней поехать на Большой Иван. До середины мая озеро подо льдом, дороги к нему занесены снегом. Можно было, конечно, пробраться по льду через Малый Иван, но что там делать зимой?

И вот пришла весна, а он все еще не был на Большом Иване. Что-то удерживало его... Может быть, воспоминания о Наташе? О том раннем утре, когда он нес ее, продрогшую, к лодке? .. И вот не донес, потерял...

Приятная грусть охватывала его, когда ветер приносил с юга запахи весны. Он по-звериному втягивал ноздрями этот ядреный волнующий дух талого снега, сосновой хвои, прелых листьев...

А однажды днем, никому ничего не сказав, взял и сбежал с работы... Сел в пригородный автобус и укатил по обледенелому шоссе за город. Попросил шофера остановиться у моста через Ловать и прямо по глубокому снегу, проваливаясь по пояс, зашагал в лес...

Он сидит дома за письменным столом. Подсвеченное заходящим солнцем огромное облако заглядывает в окно, отражает последние слабые лучи. Сергей отодвигает машинку и, глядя на нежно розовеющее облако – оно почти не двигается, – который раз до малейших подробностей вспоминает тот последний день, когда он видел Наташу. ..

После той жуткой ночи на острове она проспала на раскладушке Сергея почти весь день. Султанов и Мальчишкин несколько раз собирались разбудить ее – они хотели пораньше уехать в город, – но Сергей уговорил их остаться до вечера и не трогать ее: пусть выспится. Приятели бесцельно слонялись по берегу, потом пришла Лиза, и они стали с ней болтать, а Сергей сел на моторку и уплыл за остров. Нужно было снять сети и переметы, поставленные задержанными браконьерами.

Солнце то выглядывало, то пряталось в пышных кучевых облаках. Такие облака к дождю, но пока было тихо, и легкий ветерок лишь слегка рябил воду. На мелководье, где над кувшинками сверкали своими прозрачными крыльями стрекозы, косо торчал черный шест.

Сергей задрал голову и посмотрел вверх. Ястреб совсем низко кружил под облаками. Сергей достал из-под сиденья рыбину и, помахав ею в воздухе, бросил в воду. Ястреб равнодушно взглянул на подарок и продолжал свой неторопливый и плавный облет озера.

Остров остался за кормой, и перед Сергеем открылся знакомый берег, но почему он так пустынен? Никого не видно. Где все они? Именно в тот момент впервые шевельнулось в нем потом такое привычное чувство большой утраты. Еще не веря, что они уехали, он напряженно всматривался в берег. Мелькнула мысль, что они в доме, но кто в такой чудесный вечер будет сидеть в четырех стенах? Может быть, ушли в бор? Он цеплялся за эту последнюю надежду, пока не догадался посмотреть под сосны, где одиноко стоял его хромой «Москвич». Газика рядом не было... Они уехали, а Наташа? Она, наверное, все еще спит! Может быть, заболела и отказалась поехать с ними... Ему хотелось, чтобы она осталась. Очень хотелось! И, внушая себе, что она в доме и ждет его, Сергей яростно крутит румпель до отказа. Ему не терпится побыстрее на берег. Мотор ревет на самой высокой ноте и вдруг, дав петуха, обрывает свою ровную строчку. «Казанка» еще какое-то время бесшумно идет по инерции и останавливается. Сразу наступает глубокая тишина. До берега еще далеко. Сергей дергает за трос, потом лезет в карбюратор, встряхивает бачок. Так и есть; бензин кончился!

Он вставляет в уключины длинные металлические весла и изо всех сил гребет к берегу. «Казанка» на веслах неуклюже, рывками продвигается вперед. Уключины скрипят, лопасти шлепают по воде. Сергею хочется поскорее причалить к берегу, но тяжелая лодка ползет, жак черепаха.

Он растерянно смотрит на берег. До него еще далеко, а он больше не может ждать. Ни одной минуты! И тут он замечает Дружка. Верный пес одиноко сгорбился у самой воды. Белеет лубок на сломанной лапе. Дружок смотрит на него и не лает.

И тогда Сергей сбрасывает резиновые сапоги, рубашку, брюки и, вспрыгнув на прошитый заклепками нос лодки, с шумом, по-мальчишески бухается головой вперед в озеро. Вынырнув, фыркает, трясет головой и, разлепив глаза, отчаянными саженками плывет к берегу...

Но поздно. Она уехала, и сразу дом опустел.

С тех пор он Наташу не видел…

Хлопнула в прихожей дверь. Этот звук вывел Сергея из задумчивости. Пришел из спортивной школы Юра. От него, как от настоящего мужчины, пахнет трудовым потом. Уже спортсмен! Играет в баскетбол. И ему очень нравится. Разуваясь в прихожей, доверительно рассказывает:

– Сегодня в спортивном зале познакомился с одной девчонкой. Она играет в «Буревестнике», тоже баскетболистка. .. Как увидел ее, так сразу она мне понравилась, Ты бы посмотрел, как она мячи забрасывает! И знаешь, почему она мне понравилась?

– Почему же?

– На маму похожа. Только волосы у нее светлые, настоящая дылда, на щеке, вот здесь, родимое пятно... Глаза у нее разные: один коричневый, другой голубой, а руки как...

– Хочешь к матери? – спросил Сергей.

– Мне ее муж не нравится, – ответил сын. – Называет меня «старик» и все время спрашивает, что у меня в дневнике.

– Проявляет интерес, – заметил Сергей. – Он ведь твой отчим.

– Отчим... – повторил Юра. – Какое противное слово!

– Мачеха еще противнее, – сказал Сергей, наблюдая за ним.

– Пока у меня объявился отчим,– усмехнулся Юра Я в свою очередь проницательно посмотрел отцу в глаза: – А что, скоро предполагается и мачеха?

'– Не век же мне быть бобылем, – уклончиво ответил Сергей.

– Женись, – великодушно разрешил сын. – Это даже интересно... У меня будут отец, мать и впридачу отчим с мачехой! Не у каждого такое богатство!..

«Как вырос, чертенок! – сдерживая улыбку, подумал Сергей.– Да и все они теперь высоченные и развитые. ..»

В комнату пушистым мячиком вкатился Карай. С ходу вцепился Юрке в брюки и, скаля зубы и рыча, потащил к двери. Юра схватил щенка на руки и стал с ним забавляться.

Этого симпатичного, лохматого, с висячими ушами и обрубленным хвостом щенка Сергей приобрел в клубе собаководства. Был он чистокровным эрдельтерьером с внушительной родословной. Назвали щенка Караем. Потому что весь помет от породистых родителей нужно было назвать на букву «К» – так объяснили Сергею в клубе собаководства, где он приобрел эрдельтерьера. А Сергею хотелось назвать его Дружком, в память о том прекрасном Дружке... Печально, что собачий век так короток! Умер Дружок своей смертью, не причинив ни малейших хлопот. Когда он заболел и стал плохо видеть– это случилось осенью, – то незадолго до первых заморозков как-то ночью ушел из дома и больше не вернулся. Говорят, так умирают настоящие собаки: уходят в лес и не возвращаются.