Текст книги "Услышать тебя..."
Автор книги: Вильям Козлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 39 страниц)
– Лейтенант, если вам действительно нравится Рига, то советую поторопиться: поезд уже тронулся.
Офицер метнул на него быстрый взгляд и снова уставился на девушку. Лицо у него стало растерянное. Что-то пробормотав, он протянул ей руку, но она в этот момент нагнулась за чемоданом; потому что подкатил автобус. Тогда лейтенант – Сергей отдал ему должное – не растерялся, щегольски козырнул и даже прищелкнув каблуками.
– До свиданья, – улыбнулась девушка и отвернулась, так как нужно было вслед за пассажирами продвигаться к распахнутой двери автобуса.
Лейтенант припустил к набиравшему скорость поезду. Вскочил на подножку предпоследнего вагона и, перегнувшись из-за спины проводницы, стал махать рукой, но девушка уже не смотрела в его сторону. Сергей улыбнулся и помахал вместо нее. Лицо у лейтенанта стало кислым. В следующий момент хвост поезда исчез за приземистым кирпичным зданием пакгауза.
– Разрешите, я вам помогу? – Сергей взял у приезжей чемодан и поднялся вслед за ней в автобус.
Сергей вьюном вертелся у высокого зеркала в углу сумрачной комнаты. Проклятый, будто жестяной, воротничок белой нейлоновой рубашки не застегивался. Пуговица становилась наискосок, поперек, только не так, как ей полагалось. Застегнув наконец воротничок, нацепил галстук, облачился в свой единственный парадный костюм несколько устаревшего фасона. Засунул в верхний карман пиджака сложенный треугольником чистый платок, но, взглянув на себя в зеркало, поморщился (типичное пижонство!) и снова запихал платок в карман брюк.
– Как на свадьбу собираешься, – съехидничала мать.
Она заглянула из кухни в комнату. В руках тарелка и полотенце.
Сергей налил из флакона на ладонь зеленого пахучего одеколона и похлопал себя по свежевыбритым щекам.
– Я сегодня, кажется, встретил свою Прекрасную Незнакомку, – сказал он, моргая: одеколон попал в глаз.– Какие глаза. ..А улыбка! – Сергей растопырил пальцы и уставился на ладонь: – Мозоль натер, пока тащил ее чемодан до гостиницы...
– И не лень? – сказала мать. – Лучше бы дров с Генкой напилили и накололи.,. Все-таки для дома польза.
– Я ее на танцы пригласил,– продолжал Сергей.– Как ты думаешь, придет?
– Мне-то что за дело до твоих вертихвосток!
– Вертихвостки... – невозмутимо повторил Сергей.– Это птицы такие есть, да? Они хвостиком вертят вправо-влево, вверх-вниз... Трясогузки, по-моему?
Мать с трудом сдержала улыбку. Вытирая и без того сухую чистую тарелку, ворчливо спросила:
– Ночевать-то придешь?
– Можно подумать, что я дома не ночую! – возмутился Сергей.
– Думаешь, я не слышу, как ты каждый день под утро потихоньку дверь открываешь?
– Ладно, теперь с песнями буду возвращаться,– рассмеялся он. – Какая твоя любимая? Кажется, «Полюшко-поле». ..
– Ты вспыхиваешь, как порох, – сказала мать.– В любую драку можешь ввязаться, а я лежи всю ночь, не смыкая глаз, и думай, думай...
– А ты не думай, мать, – посоветовал Сергей. – Спи. С улицы влетел в комнату Генка. Раскрасневшийся, с разноцветным чубом. Такого удивительного чуба, как у братишки, Сергей ни у кого не встречал. На правой стороне головы волосы росли у Генки гуще и гораздо быстрее. По краям темные, а к центру все светлее, превращаясь в белую кисточку.
Увидев брата, Генка обрадовался, но чувства свои бурно выражать не стал, хотя темно-синие глаза его так и засияли.
– Как же я тебя прозевал?! – воскликнул он.– С утра на дороге караулил... Мотоцикл почистил...
– Заводил? – напустив на себя суровость, спросил Сергей.
– По тропинке вдоль огородов разок прокатился... На улицу не выезжал. Честное слово! Спроси у Валерки.
Валерки не было дома, поэтому спрашивать было не у кого. И потом, младший все равно Генку не выдаст. Наверное, и его прокатил... Надо замыкать на замок. Выскочит когда-нибудь, чертенок, на улицу и врежется в машину. На свою голову научил его ездить на «ИЖе».
– Завтра, будет время, на озеро прокатимся, – сказал Сергей.
– Ура! – гаркнул Генка, Ему хотелось обхватить брата за шею, прижаться к его щеке. В семье Волковых телячьих нежностей не признавали. Целовались только, когда кто-нибудь приезжал домой после длительной разлуки. Хорошо это или плохо, но все Волковы в проявлении своих чувств были весьма сдержанны. Так было принято у родителей, так поступали и дети. Даже всеобщий любимец, кудрявый семилетний Валерка, никогда ни к кому не лез целоваться.
Сергей достал книгу, полистал и вытащил пятидесятирублевую бумажку. Подумал и взял еще одну. Захлопнул внушительный, в синей обложке, том и аккуратно поставил на этажерку. Мать, наблюдавшая за ним, ничего не сказала, лишь губы поджала: только подумать! Сто рублей на один вечер! Сергей зарабатывал в редакции прилично и матери отдавал почти все зарплату, в этом смысле грех на него жаловаться, но, загуляв с друзьями-приятелями, мог изрядную сумму выкинуть на ветер.
– Я пошел, – сказал Сергей, впрочем ни к кому не обращаясь. Его раздражало столь пристальное внимание матери к его особе. Как будто не в театр идет отдохнуть, а собрался на какое-то темное дело.
– К Кольке надо зайти, – прибавил он и даже поморщился: оправдывается, будто уже виноват в чем-то.
Трудно все-таки взрослому парню жить под крылышком родителей. Так всегда и будешь для них ребеночком. А ребеночку скоро двадцать четыре года, и он уже в армии отслужил и имеет звание старшего сержанта. Знала бы она, как ее сынок Сереженька на своем
вездеходе зимой, во время учений, в болото ухнул и только чудом остался жив. За спасение машины и экипажа командир части лично вручил Сергею Волкову грамоту и серебряные часы. Часы оказались почему-то карманными, а парню в наш век носить карманные часы просто смешно. Теперь даже в брюках кармашков для таких часов не делают. Когда отец приехал в часть навестить сына, Сергей отдал ему часы. Отец и сейчас их носит.
В тесном коридоре Сергей мазнул сапожной щеткой по новым туфлям и, насвистывая, вышел на улицу.
Николай Бутрехин, давнишний друг Сергея, жил на берегу речки Дятлинки. Здесь, в самом центре города, чудом сохранилась еще с довоенных лет улица из двух десятков старых деревянных домов. Огромные клены, вязы, липы и тополя надежно укрыли от глаз архитекторов и градостроителей эту маленькую улицу на берегу. Называлась она Старорусская. В генеральном плане города предусматривалось в этом районе разбить большой городской парк, поэтому, наверное, и не трогали до поры до времени старые деревянные дома. Парк пока существовал лишь на кальке, а допотопная улица
благоденствовала. Позади домов сочно зеленели огороды и фруктовые сады. На другом же берегу Дятлинки возвышались многоэтажные современные здания Сельхозинститута, городского совета, новой гостиницы «Дятлинка». Так вот и сосуществовали на разных берегах современное, каменное, закованное в серый асфальт и гранит, и древнее, деревянное, отживающее свой век.
Сергей любил эту тихую зеленую улицу и даже сделал несколько фотоэтюдов, которые опубликовал в областной газете. На одном из снимков, по мнению Сергея самом удачном, был заснят глухой уголок улицы: часть бревенчатого дома, разросшийся огород, спускающийся к речке, и старая, крутой дугой изогнувшаяся ива. Вершина ее спряталась под воду. На корявом, отполированном до блеска стволе сидели двое серьезных босоногих мальчишек с удочками в руках. Сергей увеличил снимок и преподнес Бутрехину.
Была суббота; и по набережной гуляли люди. Большой каменный мост внушительной аркой перекинулся через Дятлинку. Из-под моста тихо выплыла лодка. В ней сидели парень и девушка. Луч солнца, оставив широкий розовый след в воде, ударил в гитару, лежавшую на корме, и она вспыхнула, стала золотой. Вспыхнула и бронзовая каска на голове солдата, стоящего на высоком гранитном пьедестале. Этот монументальный памятник павшим в боях за освобождение города от фашистских захватчиков был установлен на холме сразу за парком и виден издалека.
Николай Бутрехин был дома. Можно было не подниматься на высокое крыльцо, а сразу идти к старой иве. Именно оттуда доносились резкие звуки аккордеона. Упрямо, раз за разом один и тот же аккорд. Сергей улыбнулся: второй месяц мучает вальс «Амурские волны»! Сначала Николай учился играть на крыльце своего дома, но однажды пришел с работы и не увидел на месте аккордеона: отец спрятал его на чердаке. С тех пор Коля
уходит подальше от дома и разучивает вальс на пустынном берегу.
Бутрехин не заметил, как за его спиной остановился Сергей. Положив крепкий подбородок на аккордеон, как настоящий музыкант, Николай энергично растягивал мехи. Растопыренными несгибающимися пальцами осторожно дотрагивался до белых и черных клавиш. И хотя пальцы его чуть касались клавиатуры, из нутра аккордеона вырывались резкие, пронзительные звуки. Так на рынке визжат поросята, когда их запихивают в мешок.
Зубы Николай стиснул так, что на щеках образовались желваки, светло-голубые глаза прикрыл белесыми ресницами. Когда он оторвал от аккордеона подбородок, на нем отпечатался след от никелированной металлической сетки.
– Привет, Рахманинов! – весело сказал Сергей. Николай с облегчением поставил на траву аккордеон,
пошевелил занемевшими пальцами.
– Ни черта не получается! – Он мрачно посмотрел на аккордеон. – Может, у меня нет слуха?
– Купил бы лучше гитару, – сказал Сергей – На . гитаре можно и без слуха тренькать.
– И все-таки я добью этот вальс, – сказал Николай. – Технику я уже освоил.
– К чему тебе все это? – спросил Сергей. – Ну, ладно, у человека призвание с детства.,, А у тебя? Никогда ни на чем не играл, и на тебе – аккордеон!
– Я думал, что человек может всего добиться... если сильно захочет... А тут, видно, получилась осечка. Одного желания и упорства мало: нужен, оказывается, и талант.
– Не расстраивайся, – сказал Сергей. – Я тебя на свою свадьбу приглашу играть...
Он провел рукой по шершавохму, наклонившемуся к воде стволу ивы и сел. Подтянул повыше брюки, чтобы не вытягивались на коленях.
– Как съездил? – спросил Бутрехин.
– Нащелкал десятка два снимков. Старика одного откопал, вот личность! Борода, как у Льва Толстого, и лоб такой же. Мало того, что выращивает в колхозном саду лучшие в районе яблоки, так еще собирает в лесу разные сучья и коренья. И такие вещи делает – ахнешь. И звери, и люди, и птицы... Настоящую выставку можно устраивать. Подарил мне фигурку кабана. С шерстью, клыками, – и все сделано из корня.
– Везет же людям! – вздохнул Бутрехин. – Ездишь по белу свету, людей интересных видишь, а я сижу, как пень, в своем театре. Да, забыл тебе сказать: режиссер дал мне новую роль.
– Старика?
Николай, хотя и считался в театре плотником, вечерами играл в массовках. Ему почему-то всегда давали роли стариков. Появлялся он на сцене с длинной седой бородой. Иногда произносил два-три слова, а чаще всего молча ходил по сцене вместе с другими актерами, подавал письмо, если нужно было, или приносил поднос с чашками. Стариков он играл хорошо, никогда не подумаешь, что идет по сцене молодой человек двадцати пяти лет – старик и старик.
– Плюну я на все это и махну в Сибирь на строительство ГЭС, – сказал Николай. – Такие стройки развернулись по всей стране! А на целине что делается? Палатки, звездное небо, костры... Романтика!
– Ну, не только романтика, – усмехнулся Сергей.– Там и холод, и зной, и работать за двоих надо...
– Мой двоюродный брат уехал в Казахстан по комсомольской путевке... Девушку встретил! Приглашал на свадьбу.
Николай полез в карман за сигаретами и вместе с пачкой вытащил сложенную в несколько раз бумажку. Взглянув на Сергея, неловко снова спрятал в карман.
– Никак от почитательницы твоего артистического таланта? – поинтересовался Сергей.
– А почему бы и нет? – усмехнулся Николай.– После спектакля преподнесли цветы, а там записка...
– Ну и как? – спросил Сергей. —Встретились?
– Встретились.
– Красивая хоть?
– Ничего.
– Какая-то странная девушка, – сказал Сергей.– Всем молодые герои-любовники нравятся, а ей старичок приглянулся.
– Я бы не сказал, что она девушка... А вообще, видная женщина, фигура и все такое... Куда мы сегодня с тобой двинем? В кино или на танцы?
– Сколько же лет-то твоей знакомой? – допытывался Сергей,
– У женщин не принято спрашивать, сколько им лет. На вид так лет сорок пять...
Сергей присвистнул.
– .. .а может, сорок, – поспешно добавил Николай.
– Значит, ей за пятьдесят, – подытожил Сергей.– Она случайно не администратором в ресторане работает?
– Думаешь, бесплатно угощать будет? – усмехнулся Николай. – Она закройщица из ателье.
– Еще лучше! – воскликнул Сергей. – Закажем ей летние брюки, рубашки...
– Насчет брюк я не уверен, – ухмыльнулся Николай.– А дамские трусики – пожалуйста... Видишь ли, она работает в дамском ателье.
– Ну ничего, ты получил коронную роль... даже со словами, так что теперь записки с цветами посыплются. ..
– Я тебя не забуду, – пообещал Николай.
Сергей взглянул на часы и поспешно спрыгнул с ивы.
– Тащи свою бандуру домой, времени в обрез!
– Я никуда не спешу, – сказал Николай.
– Наконец-то я ее встретил...
– Прекрасную Незнакомку? – улыбнулся Николай. – Кстати, верни мне томик Блока.
– Она прекрасна, как... – Сергей рассмеялся.– Ладно, обойдусь без эпитетов. Правда, чемодан у нее будто камнями набит...
– Бедняга, – насмешливо посочувствовал Николай.
– Мы договорились в театре встретиться,
– Ну и встречайтесь, а я-то тут при чем?
– Я тебя не узнаю! – воскликнул Сергей. – Твой друг почти влюбился, а ты даже не хочешь взглянуть на мою Прекрасную Незнакомку!
– Хорошо, пойдем, – согласился Николай. – Я у тебя ее отобью!
В субботу и воскресенье в Облдрамтеатре после короткого спектакля играл эстрадный оркестр. Танцевали в большом фойе на втором этаже.
Спектакль еще не кончился. В зрительном зале было немного народу. Закрывался сезон, и шли старые пьесы, не пользующиеся у публики успехом. Через притворенную дверь слышно было, как кто-то томно пел: «.. .Я тоскую по соседству и на расстоянии... с неба звездочку достану и на память подарю...»
Друзья сидели в буфете и пили теплое пиво. У Сергея упало настроение. Он устроился за столом напротив входа в зал и поминутно смотрел в ту сторону. Николай насмешливо поглядывал на приятеля, потягивая из стакана мутноватое пиво. Откуда-то залетевшая в храм искусства пчела, раздраженно жужжа, торкалась в стекло. Сергей, бросив взгляд на вход, поставил стакан, встал и, подойдя к окну, принялся ловить пчелу. Схватив за крылышки, выпустил в форточку.
– Не ужалила? – полюбопытствовал Николай. Сергей залпом выпил пиво и закусил бутербродом с сыром.
– Встретил я в Кунье... – начал он.
– Прекрасную Незнакомку, – перебил Николай.– Я уже слышал. Где же она?
– Во-первых, не она, а он; во-вторых, это была не Прекрасная Незнакомка, а собака, – без улыбки сказал Сергей.
– Про собак я люблю, давай трави.
– Что-то такое было в его глазах... Я окрестил пса Дружком, и он сразу принял эту кличку... Ну, как бы тебе сказать... словно пес почувствовал во мне хозяина. .. Даже не хозяина, а друга. Не раздумывая, пошел за мной. Захотел бы, он бы и в вагон вскочил... А когда я уезжал в Нелидово, морда у него была такая грустная, будто он разочаровался во мне. И, веришь, у меня такое ощущение, что я обманул Дружка.
– Ты какой-то чувствительный стал, – усмехнулся Николай. – Пчелу выпустил, теперь вот про собаку вспомнил. ..
– Надо было свистнуть, и пес прыгнул бы в тамбур, – сказал Сергей.
Распахнулись двери, и зрители стали выходить в фойе. Стало шумно, в буфете задвигали стульями, заговорили. Друзья встали из-за стола и поднялись в верхний зал. На эстраде устраивались музыканты. Круглолицый с белозубой улыбкой Борис Кудрявцев, трубач, поприветствовал их звучной трелью, которую он мастерски извлек из своего инструмента. Борис доводился двоюродным братом Бутрехину.
Когда оркестр заиграл первый фокстрот, Сергей прислонился к белой колонне. Ему кивали, улыбались. Он тоже кивал в ответ и улыбался, хотя на душе у него было невесело. Знакомых у него в городе было много. У Бутрехина, напротив, почти никого. Он казался суровым и замкнутым. И тот, кто его не знал, никакого желания познакомиться с ним не испытывал, хотя на самом деле Николай был общителен с друзьями, остроумен. Бутре-хин выглядел гораздо старше своих лет. Его широкое с резкими чертами лицо редко озаряла улыбка. В небольших светло-голубых глазах светился ум. Широкие плечи, выпуклая грудь. С первого взгляда было ясно, что этот человек сможет постоять за себя. Наверное, поэтому к нему никто и не приставал. Николай еще ни разу ни с кем не подрался. Сергей и Николай не были похожи друг на друга, однако дружили давно и никогда не ссорились. Когда друг уезжал с театром на гастроли, Сергей не мог дождаться того дня, когда тот приедет. Николай тоже скучал, если Волков долго отсутствовал в городе. Язвительный и острый на язык, Сергей частенько подтрунивал над другом, а тот с завидным терпением сносил все его нападки, но иногда мог дать и сдачи.
Стоя у белой колонны, Волков смотрел в зал и думал о девушке, которую повстречал на вокзале. Хотя он и проводил ее до гостиницы, поговорить им пришлось мало. Сергей даже не спросил, как ее зовут. Вид у девушки был усталый, отвечала она рассеянно, в общем никакого разговора и не получилось, хотя Сергей нарочно вышел с ней из автобуса за две остановки до гостиницы и, обливаясь потом, тащил этот проклятый чемодан...
Сергей сказал ей, что вечером в театре (это совсем близко от гостиницы) будут танцы, он надеется, что она придет. На танцы в театр собирается вся молодежь.,. И только Сергей вознамерился спросить, как девушку зовут, ее пригласил к столу администратор заполнять листок приезжих.
Кареглазая незнакомка улыбнулась ему и, обронив равнодушное «спасибо», подошла к столу. Волкову ничего другого не оставалось как уйти...
Если она не придет сюда через полчаса, он отправится в гостиницу, может быть, увидит ее в ресторане... Чем больше Сергей думал о деёушке, тем сильнее хотелось ее увидеть.
Ему улыбнулась и помахала рукой Валя Молчанова– литсотрудниг отдела писем областной газеты. Он поздоровался, но Валя не успокоилась и знаками приглашала его подойти.
– С Валькой станцую, – сказал приятелю Сергей и, с трудом проталкиваясь среди танцующих, прошел через весь зал к окну, где стояла Молчанова. Когда-то она нравилась Сергею. У Вали был крошечный вздернутый носик на смазливом кукольном личике, светлые завитые кудряшки.
– Мне тебя жалко стало, – сказала она. – Стоишь такой грустный....
– У меня горе, – вздохнул Сергей. – Любимая девушка не пришла на свидание... Что делать?
– Найди другую.
Сергей горячо пожал удивленной девушке руку.
– Это идея! Я ведь уже хотел в Дятлинке утопиться. .. Валька, ты прямо-таки кладезь мудрости! Что бы я без тебя делал?
– Плавал бы на дне Дятлинки, – ответила Валя и первой засмеялась. Зубы у нее были белые, острые.
– Потанцуем? – предложил Сергей.
– Сейчас танец кончится, – сказала Валя. – Только выйдешь на середину зала, а оркестр умолкнет, и чувствуешь себя дурой.
– Что нового в редакции? – спросил Сергей.
– Миша Султанов написал острый фельетон, когда опубликуют – вот шум будет... Назаров запорол снимок в номер. Гришка Бондарев получил командировочные, тут же их пропил и – вот ведь додумался, дуралей,– приволокся в подъезд дома, где живет редактор, и заснул у его двери...
– Я вижу, новостей много, – попытался Сергей прервать этот поток информации.
– На летучке опять ругали мою заметку и хвалили твои снимки. Вася Назаров сидел и зеленел от злости... Сергей, скажи откровенно: получится из меня журналист или нет?
– Ты меня только что спасла, а теперь я должен тебя убить? – шутливо ответил Сергей.
Однако Валя Молчанова не приняла шутки и помрачнела. Журналистка она была никудышная, поэтому ее и перевели в отдел писем. Сиди и отвечай на письма авторов. Валя же, как на грех, считала себя выдающейся журналисткой и выпрашивала в отделах разные задания. Из ее статей делали информации, которые беспощадно критиковали на летучках. Валя ухитрялась в малюсенькой заметке сделать две-три фактические ошибки. Утром начинались звонки из организаций, и Валя представала перед светлыми очами редактора Голобобова. Тем не менее, несмотря на частые разносы, писать не переставала.
– У меня была удачная зарисовка, – сказала она.– Про манекенщицу, помнишь?
– Прости, забыл, – сказал Сергей, и в самом деле забывший про все на свете: к ним направлялась приезжая девушка. И вел ее под руку Дима Луконин, местный ловелас, не пропускавший ни одной новой девушки. Наверное, во взгляде Сергея было столько откровенной злости, что Дима едва не споткнулся. Он отпустил руку девушки и отошел в сторону, потому что та, забыв про него, подошла к Вале Молчановой и оживленно
заговорила с ней. Сергей только диву давался: когда приезжая девушка все успела? И с Димой познакомиться, и с Валей. .. Девушка приветливо улыбнулась и ему. Улыбка у нее была красивая, ее большие темно-карие глаза неуловимо косили. Вроде бы на тебя смотрит и вместе с тем чуть-чуть в сторону. Впрочем, ей это шло.
– Я вышла из гостиницы и... заблудилась, – сказала она, глядя на Сергея. – И если бы не Дима. . . – девушка оглянулась, вспомнив про Луконина, – ни за что бы сама не нашла театр.
Сергей сразу простил ее. И даже Диму Луконина, которого только что готов был растерзать, одарил веселой улыбкой. Правда, Дима ничуть не разделял его энтузиазма. Он подышал на свой перстень и потер его рукавом. И Сергей понял, что Луконин совсем не намерен уступать...
– Вы, оказывается, знакомы? – переводя взгляд с Лили на Сергея, спросила Валя.
– Лиля, – ладонью вверх протянула руку девушка. Рука была мягкая и теплая. Сергей не сразу отпустил ее.
Грянула музыка. Медленное танго. Увидев, что Луконин направляется к ним, Сергей пригласил Лилю на танец, забыв, что несколько минут назад приглашал Валю. В ответ на это Молчанова презрительно вздернула голову и отвернулась, а Дима обжег его неприязненным взглядом, но Сергею было не до них. Он обнимал девушку и смотрел в ее глубокие глаза. Танцевал Сергей не очень ловко, но танго у него получалось. Сначала он держался на некотором расстоянии, но потом танцующие прижали их друг к другу. Чуть откинув назад голову, Лиля тоже смотрела прямо в глаза. И даже когда ее лицо было совсем близко, взгляд казался неуловимым. Будто девушка, глядя на него, вместе с тем смотрела и еще на кого-то, кто был за его спиной.
– Нравится вам наш город? – первое, что пришло на ум, спросил Сергей.
– Я еще толком и не видела его, – ответила она.– А вообще, город как город. Много зелени, река... Правда, что по ней плавали из варяг в греки?
– Правда, – ответил Сергей.
– И на чем они плавали?
– На челнах. Видите ли, тогда еще теплоходов не было...
– Очень ценное замечание, – улыбнулась девушка, однако в глазах ее появилась настороженность.
– Вы знали Валю Молчанову раньше? – помолчав, спросил Сергей.
– Я позвонила из гостиницы в редакцию...
– Чтобы дать объявление в газету о вашем приезде в наш провинциальный город? – не удержавшись, снова съязвил Сергей.
– Не смешно, – сказала девушка. – Я приехала на практику в вашу газету...
Тогда все ясно: Вале Молчановой было вменено в обязанность устраивать практикантов в гостиницу и вообще опекать их первое время... Известие, что девушка будет работать в редакции, обрадовало Сергея. Теперь они будут встречаться каждый день.
– А вы, значит, и есть знаменитый фотокорреспондент Сергей Волков? У вас есть мотоцикл, на котором вы носитесь как угорелый, и водители называют вас кандидатом в смертники... Однако девушки не боятся ездить с вами в березовую рощу...
– Исчерпывающая информация, – пробормотал удивленный Сергей. – Узнаю стиль Вали Молчановой.
Борис Кудрявцев азартно дул в сверкающую под яркой люстрой трубу. Щеки его – два наливных яблока, глаза веселые, смеющиеся. Поймав взгляд Сергея, он подмигнул и показал большой палец, мол, девочка что надо! Боря с эстрады все видел и замечал.
Когда танец кончился, Лиля попросила:
– Вы меня, пожалуйста, не выдавайте...
– Я с ней поговорю, когда закончится ваша практика, – пообещал Сергей.
В перерыве, оставив Лилю с Молчановой, он подошел к Бутрехину, так и не сошедшему с места, где оставил его Сергей.
– У тебя, брат, такой неприступный вид, что ни одна девушка на дамский танец не решится пригласить,– усмехнулся Сергей.
– Так это и есть твоя Прекрасная Незнакомка? – спросил Николай.
– Красивая, правда?
– Я ее не разглядел, – ответил Николай.
Это он врет. Сергей во время танца подводил девушку к самому его носу.
– Понятно, до закройщицы из дамского ателье ей далеко... – сказал уязвленный Сергей.
– Бедная закройщица, – усмехнулся Николай.
– Хочешь, познакомлю? – предложил Сергей.
– Пошли лучше пива выпьем, – сказал Николай. Сергей не ответил: Валя Молчанова, Лиля и Дима Луконин пересекли зал, направляясь к выходу. Длинный, худощавый Дима поддерживал Лилю за локоть. Проходя мимо, девушка взглянула на Сергея, будто хотела что-то сказать, но лишь улыбнулась. Они не свернули к буфету, как ожидал Сергей, а спустились вниз. Музыканты заиграли вальс, а они все еще не возвращались. Сергей нервничал и все время вертел головой, наблюдая за лестницей, застланной вишневой ковровой дорожкой.
– Проворонил ты свою черноглазую красотку, – заметил Николай. – Не иначе как Дима раскошелился и пригласил их в ресторан. Он любит пыль в глаза пустить. ..
– Ну и духота тут сегодня... – пробормотал Сергей и отпустил немного галстук. – Потопали отсюда?
– В ресторан? – ухмыльнулся Николай.
– Я обещал сегодня пораньше домой вернуться,– сказал Сергей. – Понимаешь, моя бедная мама не спит по ночам, дожидаясь меня... Все думает, думает... Ты не знаешь, о чем наши мамы думают по ночам, когда нас нет дома?..
– Знаю,–ответил Николай. – Они думают: и зачем только мы появились на свет?
– Действительно, зачем? – сказал Сергей.
4
Лиля открыла глаза и сразу зажмурилась: солнечный зайчик скакнул в лицо. Отодвинувшись к стене, она еще некоторое время лежала и смотрела в потолок. Внезапно вспомнила, что сегодня начинается ее практика в газете, и поспешно взяла с туалетного столика золотые часики с браслеткой. Половина восьмого, а в редакцию к девяти. Правда, Валя Молчанова сказала, что начальство приходит к десяти, но ей, практикантке, в первый же день опаздывать не стоит.
Лиля встала, умылась. Гостиница была не современная: потолки высокие, лепные карнизы, тяжелая медная люстра. У стены полированный шкаф с зеркалом. Сняв ночную рубашку, Лиля остановилась перед зеркалом. Она любила смотреть на себя, хотя и недовольна была своей фигурой. Веки со сна немного припухли. Это скоро пройдет. Рот большой с полными губами, на щеке черная мушка. Самое красивое – это, конечно, глаза. Большие, немного выпуклые и всегда влажные. Лицо широкое, белое, крупный прямой нос. Да, а вот фигура явно подкачала: плечи хотя и красивые, но широкие (правда, говорят, это сейчас современный стиль), шея короткая. Ноги вроде бы и не кривые, но чего-то не хватает. На высоких каблуках еще не так заметно, а без каблуков лучше и на люди не выходи – сразу многие недостатки фигуры бросаются в глаза. Сколько раз мать говорила, чтобы она не горбилась! Это еще со школьной скамьи. Лиля всегда была прилежной ученицей и просиживала над учебниками и тетрадками долгие часы. Недаром она закончила среднюю школу с золотой медалью. Правда, директор школы был папин хороший знакомый... И потом еще постоянные занятия в музыкальной школе. По три-четыре часа за пианино. Однако все недостатки фигуры исчезают, когда Лиля надевает платье, а одевается она всегда со вкусом и по последней моде.
Утро было теплое, солнечное. Наверное, по площади прогулялась поливомоечная машина, потому что асфальт был влажный и блестел. Высоко застывшие в голубой синеве редкие облака отражались в Дятлинке. Отражался и большой каменный мост.
Вспомнился вчерашний разговор с Сергеем Волковым. Ироничный парень! Как он ее поддел с греками... Откуда ей знать, на чем плавали варяги с греками?.
А светлые глаза у него красивые. И умные. И она ему понравилась. Уж это Лиля сразу чувствует. Фотокорреспондент областной газеты... Это, в общем, фигура в редакции. Валя Молчанова хотя и свысока говорила о нем, но, когда он подошел, глаза ее выдали: по-видимому, он ей нравится.
Лиля шла по набережной и немного волновалась. Это ее первая практика, как-то все обойдется? Обычно к практикантам относятся хорошо. Помогают, посылают в командировки, в первую очередь публикуют материалы. Конечно, все это прекрасно, если у человека есть способности к журналистике, а если их нет? Лиля еще не опубликовала ни одного материала в периодической печати, а некоторые студенты с их курса уже успели поработать в газете, кто в штате, а кто внештатно.
Получив золотую медаль, она могла выбрать любой вуз. Собственно, ей было все равно, куда поступать, лишь бы не в технический. Алгебра, геометрия, физика ей всегда давались с трудом. Зато школьные сочинения она писала без единой ошибки. Это в какой-то степени и определило выбор будущей профессии. Приехав в Москву, она сразу попала в шумный, нервный водоворот абитуриентов. Лиле волноваться и нервничать не нужно было: золотая медаль открывала двери всех вузов. Иона, конечно, выбрала МГУ. В длинных коридорах университета Лиля немало наслышалась про факультет журналистики. Абитуриенты толковали о блестящих перспективах этой профессии: командировки по стране и за границу, встречи с разными интересными людьми... Вспомнились кинофильмы, где красотки с фотоаппаратами и магнитофонами брали интервью у знаменитых людей, а потом, как Жаклин Кеннеди, выходили за них замуж. Конкурс на факультет журналистики был самый большой, Лиля подала туда свои документы и после собеседования была принята.
Успехи ее в университете были не столь блестящи, как в школе, и вот наконец первый серьезный экзамен, – производственная практика после третьего курса. Тут-то и станет ясно, может она быть журналисткой или нет.. Тогда в университетских коридорах все говорили о том, что дает интересная профессия журналиста, а о том, что смогут они дать журналистике, никто и не заикался. По простоте душевной каждый считал, что главное – поступить, а там обойдется…
Практические работы по журналистике на кафедре давались ей с трудом. Хорошо, что помогали подруги Одно дело написать в университете курсовую работу, другое – корреспонденцию в газету. В университетской многотиражке проскочила ее заметка. Ее начисто переписал самый талантливый парень на курсе Володя Осипов, так что это не считается.
