Текст книги "Услышать тебя..."

Автор книги: Вильям Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 39 страниц)

Сергей чувствовал, как в нем поднимается гнев против Дадонова. Вот так один человек легко может нанести удар в самое сердце другому человеку, которого даже и в глаза не видел. Сергей вспомнил, с каким азартом и радостью работал над рассказом Игорь Муравьев, когда поверил, что его напечатают. Он волновался, как мальчик, вручая Сергею выправленный рассказ. Сергей даже не подозревал, что в этом юноше столько огня. Игорь все схватывал на лету, а если с чем был не согласен, то спорил умно и убедительно, отстаивая свою точку зрения. Поражали в этом парне начитанность и эрудиция. И вот когда рассказ получился, Сергей должен будет сказать Игорю, что он не пойдет...

– Я этот рассказ не выброшу из альманаха, – твердо сказал Сергей.

Дадонов с любопытством взглянул на него, и во взгляде его на этот раз не было обычной доброжелательности.

– Ты можешь его, конечно, оставить… «для семейного альбома», как говорит дядя Костя.

– Этот рассказ будет опубликован, – сказал Сергей, чувствуя, как кровь приливает к щекам.

– Только не в альманахе, который я подписываю в печать.

Они посмотрели в глаза друг другу. До сих пор они ладили. Сергей уважал Дадонова за ум, прямоту, честность. И Павел Петрович уважал Волкова за талант, независимость, принципиальность, порядочность. И стоит ли их хорошее отношение друг к другу ставить под удар из-за одного рассказа? В этом споре они зашли так далеко, что если один из них не уступит, то произойдет взрыв.

«Горячий мужик! – думал Дадонов. – Такой не пойдет на попятный... Глаза как у разъяренного тигра! Сейчас заявит, что не будет вести альманах... А где я возьму еще такого опытного и добросовестного редактора-составителя?»

«Легче всего хлопнуть дверью и уйти, – размышлял Сергей Волков. – Но и убедить его я не в силах... Нельзя ссориться с Дадоновым. Областное издательство утвердило ответственным редактором альманаха Дадонова, а меня всего-навсего редактором-составителем. И, естественно, последнее слово всегда оставалось за Дадоновым. .. В конце концов он отвечает за альманах и вправе поступать, как находит нужным. И потом, Дадонов хороший человек и так много сделал для меня... Нет, нельзя с ним ссориться!»

Сергей на миг представил себе лицо Игоря Муравьева, когда он вернет ему рассказ. Игорь ничего не скажет, он толковый парень и все понимает. Возможно, даже и не упрекнет ни в чем Сергея... Но уйдет обманутым, в одну минуту утратив веру в человеческую справедливость и, самое страшное, веру в себя! Знали бы молодые авторы, на что идут иногда редакторы, чтобы отстоять их произведения...

– Вы можете рассказ не печатать, это ваше право, – стараясь говорить спокойно, произнес Сергей.—Но вы поступите несправедливо, и я больше не смогу вас уважать, как прежде.

Теперь у Дадонова порозовели скулы. Сидя на диване, он развязывал и снова завязывал тесемки коричневой папки с рукописями. Резко поднялся, высокий, поджарый, и пошел к двери. На пороге обернулся.

– Каким ты был, таким и остался... – с улыбкой произнес он, но улыбка получилась натянутой.

– А это плохо? – спросил Сергей. Не глядя на него, он водил пером по чистому листу бумаги.

– Не знаю... – сказал Дадонов и вышел.

А через томительный час – работа валилась из рук Сергея – зазвонил телефон, и Павел Петрович Дадонов сообщил, что еще раз перечитал «Голубого оленя» и согласен, что рассказ хороший и его, пожалуй, можно печатать. .. Нужно только концовку чуть-чуть изменить...

Сергей повесил трубку, выпрямился на стуле и облегченно вздохнул, будто сбросил с плеч огромную тяжесть. Этот час показался ему самым долгим за всю его жизнь.

Сергей вышел на балкон и, облокотившись о железные перила, закурил. Лена посадила в деревянные ящики цветы, и они густо разрослись. От перезимовавших цветов остались порыжевшие длинные метелки со съежившимися коричневыми листьями. Они негромко шуршали на холодном ветру. Снег перестал идти, и кругом разлились лужи. Даже не верилось, что еще утром было белым-бело, завывала метель. Из-за мокрых блестящих крыш – возле чердачных окон еще сохранились комки нерастаявшего снега – посверкивало заходящее солнце.

Она должна появиться на той стороне улицы, у главпочтамта. Издали заметив его, улыбнется и помашет рукой, а бывает, о чем-то задумавшись, и не взглянет на балкон. Вот и сегодня она не подняла голову, не улыбнулась и не помахала рукой. Тоненькая, в светлом плаще и косынке молодая женщина задумчиво шла по тротуару. Каблуки ее высоких сапожек неторопливо постукивали.

Раздался звонок. Хотя у нее и был ключ, она всегда звонила. И звонок был длинный и радостный. Сергей открыл дверь, обнял Лену и поцеловал. Щеки у нее были прохладные и пахли весенней свежестью, глаза сияли.

– Ты опять колючий... – улыбнулась она. – Говорят, американцы утром и вечером меняют сорочки и бреются на дню два раза... Сорочки не обязательно так часто менять, а бриться, милый, не мешало бы...

– Отпущу бороду, – сказал Сергей. – Никаких хлопот.

– Теперь это модно. Под Хемингуэя.

– А если я облысею, ты меня бросишь?

Лена рассмеялась и взъерошила ему волосы.

– Тебе это пока не грозит.

– Лысеют ведь люди?

– Говорят, такое чаще всего случается с теми, кто изменяет своим женам...

– Это что, намек? – нахмурился он. – Моя жена теперь ты!

– Вернется Лиля, и ты как миленький прибежишь к ней.

– Я не пойму: ты ревнуешь или смеешься надо мной?

– Я знаю тебя, Сережа, – сказала она. – Лили нет, и ты сам не свой. Ведь думаешь о ней, хотя даже себе в этом не можешь признаться.

– Думаю, – сказал Сергей. – Ну и что же? Она мне не чужая! И потом, сын...

– В том-то и дело, мой дорогой! – невесело рассмеялась она.

– Не будем об этом, – сказал Сергей. – А то мы поссоримся.

Лена стала готовить ужин. Сергей вертелся рядом, помогал, но вдвоем в маленькой кухне было тесно. Лена попросила его уйти. Сделав вид, что обиделся, Сергей достал из холодильника бутылку водки и ушел в комнату. Он не любил пить один, но слишком уж сегодня был нервный день. Налил стакан и залпом выпил. Сморщившись, с бутылкой в руке влетел в кухню и, схватив с тарелки кусок сыра, закусил. На глазах выступили слезы.

Лена молча отобрала бутылку и снова спрятала в холодильник.

– Это что-то новое, – заметила она. – Ты пьешь один?

– Я ведь знаю, ты водку не терпишь, – сказал Сергей.

– Садись ужинать, – предложила Лена.

Сергей с удовольствием смотрел, как она ловко накладывает на тарелки жареную картошку, приготовляет маленькие бутерброды с паштетом и маслом. На газовой плите свистел чайник. За окном быстро сгущались сумерки. Над телевизионной рогаткой – она была видна из окна – ярко загорелась большая звезда. Сергей обратил внимание, что на крыше соседнего дома отогнулся железный лист и при порывах ветра гулко грохотал.

– Сегодня опять меня встретил у проходной Дима Луконин, – сказала Лена. – На голубом «Москвиче».

– Вот скотина!—усмехнулся Сергей. – У него просто мания за чужими девушками ухлестывать.

– Предложил прокатиться за город, – подзадорила Лена. – Говорит, поучу водить машину... Ты ведь не догадаешься. Я еще и не видела твою машину.

– Может, проучить его? – спросил Сергей. Он уже не перывй раз слышал от Лены, что Дима Луконин снова вертится возле нее, после того как приобрел по дешевке разбитый «Москвич», который за зиму отремонтировал и покрасил в голубой цвет. Решил, что теперь он самый завидный жених в городе.

– Как ты его проучишь? – поинтересовалась Лена.

– Подремонтирую свой автомобиль и... протараню Димкину колымагу.

– Это неблагоразумно и попахивает хулиганством... А потом, вы останетесь без машин... А как же я? Мне очень хочется научиться водить машину.

– Ну, тогда я его вызову на дуэль, – пообещал Сергей.

– Ты как ребенок, Сережа, – улыбнулась Лена.– Вроде бы шутишь, а у самого уже глаза сверкают... Он мне совсем не нравится. Даже с автомобилем.

– Научу я тебя водить, вот только с альманахом развяжусь... И махнем мы с тобой на Заснежное, а? Где я чуть не утонул, а ты меня спасла...

– Это когда ты был голый и постеснялся ко мне в лодку забраться, хотя зуб на зуб не попадал?

– Я думал, ты не заметила, – рассмеялся он. – А что было бы, если бы я действительно забрался?

– Веслом бы огрела!

– Там, на озере, я впервые подумал, что ты моя судьба, – сказал он. – А ты что подумала?

– Что я подумала... – Она без улыбки смотрела на него, в больших глазах непонятное выражение. – Я подумала, что больше никогда на это озеро не приеду.

– Почему? – удивился он.

– Потому что я не хотела больше с тобой встречаться.

 – Нам надо поскорее пожениться,– пробормотал он, сбитый с толку.

– Ты женат.

– Это уже формальность, – отмахнулся он. – Лиля приедет, и мы разведемся.

– Из-за меня? – На ее губах все та же непонятная усмешка. – Если из-за меня, то не стоит.

– Мы разведемся, – упрямо сказал Сергей. – Это и мне и ей ясно. И мы оба этого хотим.

– Разводитесь, – пожала плечами Лена.

 – А с тобой запишемся, – сказал Сергей.

 – Зачем?

– Зачем все люди женятся или выходят замуж? – удивился он. – Наверное, сколько существует человечество, столько существует и брак.

– Брак... – поморщилась она. – Слово-то какое противное! ..

 – Я тебя люблю и хочу, чтобы ты была моей женой, – настаивал он.

– Об этом еще рано говорить.

– Лена, в чем дело? Ты же сама говорила, что эта неопределенность тебе надоела! Теперь все будет поставлено на свои места.

– Понимаешь, если мы будем муж и жена, что-то  нарушится...

– Не понимаю, – сказал он.

– Я боюсь, что мы станем другие... – не совсем понятно объяснила она. – Ты и я. Сейчас у нас праздник, а потом наступят будни.

– Ты что же, вообще против брака? —все больше удивлялся он. – За свободную любовь? Нынче со мной, а завтра... с Димой Лукониным?

– Не говори чепухи, – оборвала она. – Или на тебя так водка подействовала? Ни тебя, ни меня не удержит брачное свидетельство, если у нас ничего не получится…Я хочу, чтобы у нас с тобой все время был праздник и нас связывала настоящая любовь. Помнишь, у Хемингуэя? Праздник, который всегда с тобой... Я боюсь будничной, привычной любви. Любви по обязанности.

– А разве бывает такая?

– Не знаю, – ответила она. – У меня не было.

– Лена, мы должны пожениться, – твердо сказал он. – Жизнь суровая штука и не может быть сплошным праздником. Ни у кого в мире. Даже у счастливчиков, родившихся в рубашке. И у того же самого Хемингуэя... Почти вся наша жизнь состоит из будней, а праздники – редкость.

– А свобода? Независимость?

– Я все это с радостью отдаю тебе!

 – Взамен на мою свободу и независимость?

– Лена, не изобретай велосипед! – воскликнул он.– Если люди нужны друг другу, они должны быть вместе.

– Мы и так вместе. Ты приходишь ко мне, когда захочешь. .. Не стриги бровями... Я всегда рада тебе, и ты это отлично знаешь, но быть твоей женой я еще не готова. Понимаешь, Сережа, у меня нет уверенности, в отличие от тебя, что ты моя судьба. И не злись, пожалуйста. Я сама тебе скажу, когда... когда я почувствую это. – Она с мольбой посмотрела на него. – И давай больше не будем на эту тему говорить. Я очень прошу тебя, Сережа!..

Он прижал ее к себе, стал целовать в эти огромные, неумолимые глаза, в губы, волосы... От нее пахло влажным ветром и горьковатой липовой корой... Весна...

– Ты думаешь сейчас не обо мне, – мягко, но настойчиво высвобождаясь, сказала Лена. – Мечтаешь о весне, тебе хочется на озеро.

– Это здорово, что ты читаешь мои мысли, – заметил Сергей. – Так бывает лишь у близких людей.

– Я-то читаю, а ты?

И снова в ее тоне что-то насторожило Сергея. Если ему хотелось сегодня быть как можно ближе к Лене, то она делала все, чтобы держать его на расстоянии.

Что это, борьба за свою независимость? Или что-то другое? Сергей гнал прочь от себя эти мысли. Ему нужна Лена, и ничто не должно омрачать их жизнь. А Сергей верил, что у него начинается новая прекрасная жизнь с женщиной, которую он любит. Он верил, что все у них будет хорошо и Лена станет его женой. Иначе и быть. не может. А то, что она не кричит от радости «ура!», говорит о ее серьезности, гордости, достоинстве... Лиля

 сразу заговорила о замужестве, а что из этого получилось? ..

Сергей сообщил Лене о стычке с Дадоновым. Она знала этот рассказ и тоже считала «Голубого оленя» самым удачным в альманахе. Из-под полуприкрытых век

 Сергей наблюдал за ней. Хотя он виду и не подавал, ему было очень важно, что скажет Лена. Что сказала бы Лиля, он прекрасно знал. «Дурак ты, Сережка! Нашел, с кем осложнять отношения. С самим редактором! Плюнь ты на этот рассказ и предложи что-нибудь другое. Лучше свое. Мало у тебя написано?..» Вот что сказала бы Лиля...

Лена встала и, подойдя к кухонному столу, налила в чашку молока, накрошила булки. Поставила у раковины перед Дружком, которого два дня назад Сергей привел познакомиться. В новой квартире Дружка вообще было не видно. Он даже не лаял, когда Сергей приходил. Стеснялся. Наверное, привыкал к Лене. Дружок степенно подошел к чашке и стал лакать, выхватывая из молока размокшие куски булки. Длинный хвост его равномерно покачивался. К Лене он относился сдержанно, особенной ласки не проявлял, а когда видел, что Сергей целует молодую женщину, вставал и уходил на кухню или в прихожую. Помнится, Лилю он встретил восторженно. Может быть, в отличие от своего хозяина, он стал более недоверчив к женщинам? .. Глядя на Дружка, Лена спросила:

 – Я не поняла, рассказ пойдет или нет?

– Дадонов – ответственный редактор альманаха...

– Зачем ты меня разыгрываешь? – сказала Лена.– Ведь если бы Дадонов действительно снял рассказ, ты и минуты больше не занимался бы альманахом.

– Из-за какого-то рассказа стоило ли мне ссориться с ним?

– Из-за какого-то? – взглянула она на него. – О чем ты говоришь?

– По-твоему, я должен отказаться редактировать альманах?

Склонившись над раковиной, Лена стала мыть посуду. Она стояла спиной к Сергею, и он не видел ее лица. Острые локти с коричневыми кружочками на сгибе быстро двигались. Лилась горячая вода, металлическая щетка противно царапала сковороду. Дружок, вылизывая чашку, постепенно двигал ее к стене. Чашка елозила по полу, издавая тоже противный царапающий звук.

– Почему ты молчишь? – спросил Сергей.

– Я тебе все сказала, – пожала плечами Лена. Она сняла с крючка полотенце и стала вытирать посуду.

– В общем-то, все это ерунда, – помолчав, сказал Сергей. – Дадонов мужик умный, и рассказ пойдет... Дело в другом: понимаешь, я вдруг засомневался, как мне поступить, если Дадонов зарубит рассказ... Зная, что я тысячу раз прав и если соглашусь с Дадоновым, то это будет предательством по отношению к Игорю... и не только к Игорю, а и к самому себе... я все-таки на какой-то миг заколебался... С чего бы это? Откуда во мне вдруг появилась этакая, я бы сказал, рабски покорная струнка?

– Ты ведь отстоял рассказ?

– Все это так... – Сергей вскочил со стула, прошелся по маленькой кухне. – Я это могу объяснить вот чем: дела у меня сейчас обстоят неплохо, пишу новый роман, со мной рядом самая красивая женщина на свете...– Сергей нагнулся и поцеловал Лену в шею. – И вот появляется в человеке довольство жизнью, собой. Хочется, чтобы и дальше так продолжалось, чтобы не было больше никаких треволнений, обострений, ссор...

– Взрослеешь, наверное, – улыбнулась Лена. – Становишься обывателем.

– .. .Человеку хочется жить спокойно – ты меня не трогай, и я тебя не трону... – не обращая внимания на ее слова, продолжал Сергей. – Может быть, вот как раз с этого момента и начинается загнивание человека? Превращение его, как ты говоришь, в обывателя?

Лена вымыла руки, повесила фартук на гвоздь и села на белую табуретку напротив. Сергей задумчиво смотрел на Дружка, положившего умную морду на его колено. Глаза у Дружка щурились. К черному влажному носу прилепилась белая крошка.

– Похож я на обывателя, Дружок? – спросил Сергей.

Пес громко гавкнул и виновато покосился на Лену, мол, извините, вырвалось...

– Самое непонятное – это то, что я до сих пор не знаю, как бы я поступил, если бы Дадонов не позвонил,– сказал Сергей.

– Ты не стал бы редактировать альманах. Я тебе уже говорила, – в голосе Лены чуть заметно прозвучало раздражение.

– Не знаю.

– Я знаю, – сказала она.

Сергей погладил Дружка, встал и прошелся по кухне. Два шага вперед – два шага назад. Лена молча за ним наблюдала. Наткнувшись на табуретку, Сергей раздраженно отшвырнул ее к раковине и проворчал:

– Строят дома... В кухне негде повернуться...

– В прихожей тоже, – ровным голосом произнесла Лена, с любопытством за ним наблюдая.

– А потолки? Рукой можно достать.....

– И ванна совмещена с туалетом, – сказала Лена.– Ты разве не обратил на это внимания?

Сергей остановился и посмотрел на нее:

 – Опять смеешься надо мной?

– Ты прав, действительно, дома строят отвратительные.

Взгляд Сергея наткнулся на часы, и он снова взорвался:

– Уже десять? Могла бы и напомнить, что пора Дружка вывести

Услышав свое имя, пес подошел к Сергею и, повизгивая, уставился на него.

– Сейчас, Дружок! – отмахнулся Сергей. – Не любят нас в этом доме...

Сергей понял, что допустил оплошность, дав волю своему раздражению, но уже было поздно: Лена подошла к вешалке и сняла его плащ.

– Лучше будет, если ты сегодня уйдешь к себе,– сказала она. – Тебе надо побыть одному. И Дружок у меня скучает.

– Лена, это жестоко! – взмолился он и совсем по-детски пообещал: – Я больше не буду.

– Ты выбит из колеи, тебя все раздражает, а я, мой дорогой, не хочу быть твоим громоотводом...

– У тебя-то все в порядке?

– Спасибо, что не забыл спросить об этом,– улыбнулась она. —Я думала, мои дела тебя вообще не интересуют. У меня все в порядке. И мусолить с тобой одно и то же нет никакого желания. Дома выпей чаю и ложись, тебе отдохнуть надо.

– К черту чай! Я пойду в ресторан и напьюсь!

– Надо было раньше, – спокойно сказала она. – Рестораны закрыты, а если хочешь выпить, то поезжай на вокзал... Там, говорят, до утра не закрывают... Спокойной ночи, дорогой, – она улыбнулась и нежно поцеловала его в губы. – До завтра. И, пожалуйста, постарайся больше не распускаться.

– Спокойной ночи, – пробормотал он. – Ты меня прогоняешь?

– Иди, Дружок уже терпеть не может, – сказала Лена.

– Я тоже, – Сергей попытался ее обнять, но Лена увернулась.

– Сколько можно прощаться? – сказала она. В огромных глазах ее по маленькой электрической лампочке. Лампочки светят, но не греют... Такая мысль мелькнула у Сергея в голове. Сейчас Лена не казалась ему самой прекрасной женщиной на свете. Наоборот, холодной и жестокой. «Ей-богу, напьюсь... – подумал он. Или... дам Лильке телеграмму, чтобы приезжала. ..» Он даже хотел об этом сказать Лене, но сдержался. Действительно, что сегодня с ним?.. Неужели от стакана водки так поглупел?

– Кстати, если тебе хочется выпить, водку можешь забрать, – сказала Лена.

– Пойдем, Дружок, – мрачно сказал он, отбрасывая защелку.

– Вот оно, одно из преимуществ свободной женщины перед покорной женой, – сказала Лена. – Жена удерживает мужа дома, а я, наоборот, отпускаю тебя на все четыре стороны... – Наверное, сообразив, что, как говорится, перегнула палку, участливо заглянула ему в глаза и спросила: – Ты на меня не сердишься, Сережа?

– Я никогда на тебя не сержусь, – сказал он. Действительно, у них никогда не было ссор, если не считать сегодняшней.

6

Когда весеннее солнце ударило в окна и наполнило квадратную комнату желто-розовым светом, а на полу засуетились зайчики, разве мог Сергей Волков подумать, что в этот день с ним произойдет нечто такое, что перевернет всю его жизнь? ..

Говорят, люди заранее предчувствуют беду. Это неверно. Если бы человек знал, что приближается беда, то никакой бы беды и не было. Это потом, когда уже случилось несчастье, человек начинает припоминать, что ему перед этим снился вещий сон, или черная кошка дорогу перебежала, или с утра щемило сердце... Беда обрушивается на голову неожиданно, как кирпич с крыши.

Сергей в этот день ничего не предчувствовал. Позавтракав, он завел машину и вместе с Лилей поехал в редакцию. Солнце било в лобовое стекло, и он опустил щитки. Жена сидела рядом и смотрела прямо перед собой. Впереди тащилась поливомоечная машина. Тугие белые струи веером рассеивались по асфальту. По обеим сторонам возникли две маленькие радуги. Сергей обогнал машину и сбоку взглянул на жену.

– Сегодня в театре премьера, – сказал он. – У Бутрехина в этой пьесе приличная роль... Сходим?

– Скучища, наверное... Это пьеса местного автора? Сергей не успел ответить: он увидел на тротуаре Севу Блохина, затормозил и, прижавшись к обочине, остановился. Сева забрался в машину и весело сказал:

– Зачем машину покупать, если у приятеля есть? Свежевыбритый, розовощекий, плечистый, он сразу заполнил собой все заднее сиденье, распространяя запах «Шипра» и табака. Лиля почувствовала, как его локоть коснулся ее плеча, и отодвинулась. Сева стал рассказывать, как они вчера с Мишей Султановым выпили и пошли поздравлять с повышением Лобанова, его только вчера утром на бюро обкома наконец утвердили заместителем редактора, а до этого он был «и. о.». У Лобанова сидели Пачкин и Павел Петрович Дадонов. Видно, они заявились некстати, потому что Лобанов как-то замялся, а жена его загородила собой дверь в комнату и сказала, что у мужа сейчас серьезный разговор и пусть они заходят в другое время. И надо было видеть, какое у нее было важное лицо! Как же, замредакторша! А когда они нехотя отступили на лестничную площадку, то услышали, как она строго выговаривала: «Ты должен, Тимоша, всех своих сослуживцев из редакции поставить на место, а то что это за мода без приглашения приходить в гости? ..»

– Очень вам нужно было лезть к нему домой, – заметил Сергей.

– А мы так, ради хохмы... Ресторан закрыли, а нам еще выпить захотелось... Ну жена его и держит в кулаке! Он даже не пикнул: стоял и хлопал глазами.

– Молодец, – сказала Лиля. – Не Лобанов, а жена.

– Чтобы мною женщина командовала! – воскликнул Блохин. – Такому не бывать!

– Я слышала, от тебя жена ушла? – ядовито спросила Лиля.

– Точнее, я от нее ушел, – поправил Сева.

– Ну и как без жены? – поинтересовался Сергей.

– Я себе уже другую присмотрел, – ответил Сева.

– Так в чем же дело? – спросила Лиля.

– Она пока замужем... – туманно ответил Сева.

Сергей; усмехнулся: он давно знал, что Сева неравнодушен к Лиле. Впрочем, любвеобильный Блохин был неравнодушен ко всем хорошеньким женщинам. Оттого и жена от него ушла.

Поняла и Лиля намек. И хотя она и на минуту не могла представить себя женой Блохина – он ей совсем не нравился, – однако продолжила этот разговор, чтобы позлить Сергея.

– Завидный жених, – с улыбкой заметила она. – За тебя любая бы не прочь...

– Зачем мне любая? – притворно вздохнул Сева.–  В моем сердце лишь одна царит...

– Я чувствую себя здесь лишним, – усмехнулся Сергей.

– Старик, ты ведь знаешь, что твоя жена – крепость, которую никому не взять, – рассмеялся Блохин.

– Ты так думаешь? – сдерживая улыбку, спросил Сергей.

– Теперь, кажется, я здесь лишняя... – сказала Лиля.

Этот несколько рискованный разговор прервался, потому что они подъехали к редакции.

Поднимаясь с Лилей на второй этаж, Сергей напомнил ей про театр:

– Бутрехин оставил нам два места в ложе.

– Подбросишь меня после работы к портнихе? – попросила Лиля. – Она сшила платье, я его надену в театр.

– Без нового платья в театре, конечно, делать нечего, – не удержался и подковырнул Сергей.

– Это тебе все равно: что в театр идти, что в баню. .. – не осталась в долгу Лиля.

Две недели назад она вернулась из Андижана. Привезла справку, что ухаживала за больным сыном. Все как полагается. Когда Сергей поинтересовался, что было с Юрой, Лиля небрежно ответила:

– Скарлатина. Он ее легко перенес.

– Чего же ты там месяц делала?

Лиля взглянула ему в глаза и сказала:

– Я думаю, что ты тут без меня тоже не скучал.

Они еще дальше стали друг от друга. У Лили появились какие-то свои, секретные от него дела.. Звонила в Москву, Ленинград. Конечно, не при Сергее. Об этом он узнавал, вынимая из почтового ящика квитанции на оплату телефонного разговора в кредит.

После того как Лена выставила его из квартиры, Сергей у нее не был. Однако, когда позвонил на работу, Лена с обидой отчитала за то, что он не заходит. И даже сказала, что очень соскучилась...

Сергей собрался прийти к ней в тот же вечер, но тут, как всегда без телеграммы, неожиданно нагрянула Лила... И Сергей не смог пойти к Лене. И самое удивительное, увидев Лилю, он вмиг забыл, что недавно всерьез собирался расстаться с ней и насовсем уйти к Лене. По-видимому, еще велика была власть кареглазой Лили над ним.

И Сергей опять все пустил по течению. Не мог он сейчас порвать с Лилей, хотя окончательно разуверился в ней,. «Как-нибудь само собой образуется, – думал он. – Не надо торопить события...»

Но события сами поторопились. И самым неожиданным образом...

Поработав в кабинете с полчаса, Сергей отложил ручку, вздохнул и отправился в редакционную библиотеку, которая помещалась в первом этаже. Нужно было выяснить, что такое «стаксель». Он правил, вернее переписывал за одного отставного моряка очерк. Наткнувшись на непонятное слово, Сергей обычно спускался в библиотеку, находил нужный том энциклопедии и выяснял, что оно означает. «Стаксель... – бормотал Сергей, спускаясь вниз. – Красивое слово... Море, пиратский корабль, паруса...»

В библиотеке никого не было. Он быстро отыскал нужный том и прочел: «Стаксель – косой треугольный парус. Ставится при помощи металлических дужек, укрепленных по кромке паруса на шпагатах и леерах...»

За широким шкафом, забитым книгами, послышался шорох, кто-то всхлипнул. Сергей положил том на место и заглянул за шкаф. Там на пожелтевших подшивках сидела Наташа и таращила на него заплаканные глаза. Кончик носа покраснел, тушь от ресниц размазалась по щекам.

– Ты чего, Наташка? .. – растерялся Сергей. Женские слезы всегда действовали на него удручающе.

– Ну никуда от вас не спрячешься... – пробормотала она, отворачиваясь. Достала зеркальце, платок и стала вытирать глаза...

– Плачь, пожалуйста, – еще больше растерялся Сергей. – Если... если тебе это помогает.

– Не очень, – всхлипнув, сказала Наташа и подняла на него покрасневшие глаза... – Ну что на меня смотришь? Страшная, да?

– Да нет – ответил он. – Вытри тушь у носа...

Девушка снова отвернулась к стене и стала приводить себя в порядок: щелкнула маленькая пудреница, запахло духами. Надо было повернуться и уйти, ио Сергей медлил: было неудобно вот так взять и уйти, когда человек только что плакал... Он взял со стула раскрытую книгу. Это был потрепанный том Овидия. Сергей вслух прочел подчеркнутые ногтем строки:

Многое в жизни людей висит на ниточке тонкой,

Вдруг оборвется она – и жизни счастливой конец.

И ниже:

Тем, что мы были и что мы сегодня,

Завтра не будем уже.

И Наташа уже не такая, какой была прежде. Ей восемнадцать лет. Она еще выше стала ростом, похорошела. Сева Блохин как-то попробовал к ней подкатиться, но получил такой отпор, что теперь, встречаясь с ней, отворачивается. Валя Молчанова рассказывала, что, когда Блохин хотел поцеловать ее в отделе писем, Наташа схватила со стола чернильницу и запустила в него. Весь костюм испортила. Химические чернила ничем не выведешь. Костюм пропал, а Сева теперь обходит девушку стороной. Только это временно: Блохин парень настойчивый и так просто не отступится... Может, опять он ее обидел?..

Полгода как Наташа работает в отделе писем под началом Вали Молчановой. Она теперь не курьер, а учетчик писем. Есть такая должность в редакции. В газете уже было опубликовано несколько Наташиных информаций. Она ездила сдавать экзамены в университет, но провалила. Ее теперь редко видно, не то что раньше, когда она бегала по коридорам со свежими полосами... После работы пропадает в читальном зале городской библиотеки, снова готовится к экзаменам. Так что в неподходящее время сунулся к ней Сева Блохин со своими ухаживаниями...

– Овидия читаешь? – сказал Сергей.

– У меня летом экзамены.

– Сдашь, – сказал Сергей и подумал, что какие-то не те слова говорит.

Потоптавшись, он положил книгу на место и неловко выбрался из закутка. Стоя посередине просторной комнаты, стал вспоминать, зачем он сюда пришел. Иногда с ним такое случалось. «Стаксель... – вспомнил он.– Треугольный парус...»

Немного погодя вышла Наташа. Она уже привела себя в порядок. Глаза глубокие и грустные. Раньше они были светло-серые, а теперь потемнели. Бывало, Наташа так и сыплет словами, а сейчас немногословна. Отчего это: ума прибавилось или стесняется?

– Говорят, ты Блохину новый костюм испортила? – желая поднять ей настроение, сказал Сергей и тут же понял, что этого не надо было говорить: Наташа неприязненно посмотрела на него и отвернулась.

– Быстро по нашей редакции все распространяется, – немного погодя ответила она.

– Черт с ним, с костюмом, – сказал Сергей. – И с Блохиным.

– Что же ты так нехорошо о своем товарище говоришь?

– Два года вместе работаем, а я его до сих пор не понял.

– Это и хорошо. Значит, своеобразный человек.

– Зачем же ты тогда его чернилами облила? – усмехнулся Сергей.

– Заслужил.

– Опасная ты девушка.

– Смотря для кого... – И на этот раз она насмешливо посмотрела ему в глаза.

Да, Наташа очень сильно изменилась. Бывало, и раньше удивляла Сергея, а теперь совсем трудно стало с ней разговаривать. Это уже не та девчонка-школьница, которую можно было выставить из фотолаборатории за дверь или прикрикнуть, чтобы не мешала работать, а то в шутку легонько шлепнуть по заду... Когда на твоих глазах вырос человек, трудно к нему относиться серьезно, а Сергей никогда не относился к ней серьезно. Она всегда говорила ему «ты», и он считал это нормальным, как мы считаем нормальным, когда маленькие дети обращаются к нам на «ты». Но вот Наташа стала взрослой, а когда именно, Сергей просмотрел. Трудно заметить эту невидимую грань, когда ребенок становится взрослым, особенно если он растет на глазах. Наверное, поэтому для родителей совершенно взрослые сын или дочь всегда остаются детьми, которых надо опекать и учить уму-разуму...

Скрипнула дверь. Они одновременно повернули головы и увидели Лилю. Остановившись на пороге, она смотрела на них блестящими, слегка выпуклыми глазами, на ярких губах (про себя Сергей отметил, что Наташа губы не красит, они у нее и так свежие) ироническая улыбка.

– Я вам не помешала? – бархатным голосом спросила Лиля.

«Ничего другого она, конечно, и не могла бы сказать. ..» – неприязненно подумал Сергей. Ему вдруг стало стыдно за свою жену перед Наташей.

– Помешали, – дерзко ответила Наташа. – Мы как раз собирались поцеловаться! – И, рассмеявшись, стремительно выскочила из библиотеки.