Текст книги "Восхождение тени"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 45 страниц)

Ноги девушки коснулись песка и гладких камней – и опять потеряли их. Ещё несколько отчаянных бросков вперёд – и берег опять оказался под ней, и на этот раз никуда не исчез. Ступни ощущали дно, а воды было только по шею… по грудь… по пояс…

Когда воды вокруг неё больше не осталось, Киннитан повалилась на мокрую гальку пляжа и глазами нашла сияющий во тьме белый, как кость, месяц.

Под ним она и проснулась, дрожа от холода. Ни Во, ни его лодки видно не было, но на открытом пляже Киннитан чувствовала себя ужасно беззащитной, да и ветер дул сильный и холодный. Выжав, как смогла, насквозь мокрое платье, она побрела к холмам; босые ноги настолько закоченели, что уже почти не ощущали, как остры камни, по которым она ступала.

На полпути вверх по холму девушка снова очутилась в море, на этот раз – длинной травы, клонившейся в разные стороны под порывами ветра, шуршащей и шепчущей, как стайка перепуганных детишек. Киннитан была слишком измотана, чтобы идти дальше. Упав на колени, она ещё немного проползла, в усталом полубреду представляя, что пробирается, торит себе путь в некое безопасное место, где никто её не увидит. Наконец она позволила себе утонуть в глухом травяном шёпоте, пока не перестала ощущать обжигающий ветер и мир не исчез для неё снова.

* * *

– Как бы я хотел, чтобы вы не обрезали волос, принцесса, – вздохнул Энеас, помогая Бриони надеть кольчужную рубашку через голову. – Хотя если уж быть честным, такая мужская причёска гораздо больше подходит к вашему теперешнему костюму.

– Люди делают странные вещи, когда пытаются спасти свою жизнь.

Принц покраснел.

– Конечно, моя леди, я вовсе не имел в виду…

Бриони поспешила сменить тему:

– А она очень лёгкая – гораздо легче, чем я ожидала.

На самом деле кольчуга мешала немногим больше любого из парадных платьев, какие она носила при дворе, не говоря уж о корсаже с узким клином спереди и накрахмаленных воротниках, и многослойных нижних юбках, которые ей приходилось напяливать под платье. Она удобно лежала поверх стёганой поддёвки и свисала почти до колен, однако с каждой стороны имела разрезы для удобства во время верховой езды.

– Да, – от её слов принц практически расцвёл.

Для Бриони эта его черта неизменно оставалась одной из самых очаровательных: молодой человек преисполнялся счастья всякий раз, стоило ей выказать интерес к оружию и доспехам – ну, во всяком случае, больший, чем можно было ожидать от женщины.

– Как я говорил вам, она изготовлена по туанским и миханским образцам – амуниции тех летучих всадников пустыни, которыми командовал ваш знаменитый учитель Шасо дан-Хеза. Медленно передвигающиеся рыцари не способны более растоптать врага. Что длинные луки сделали трудным во времена наших дедов, ружья вскоре сделают невозможным. Даже самые тяжёлые латы остановят пущенную из нарезного оружия пулю только при большом расстоянии, но они же сделают всадника неуклюжим на лошади – и беспомощным, если он упадёт… – принц опять зарумянился. – Я всё говорю и говорю… Позвольте мне помочь вам надеть сюрко.

Бриони вытянула руки, Энеас с пажом накинули на неё плащ, и принц отступил на шаг – чтобы соблюсти приличия, – пока мальчик завязывал тесёмки с боков.

– Ну вот, – довольно произнёс Энеас. – Теперь вы настоящий Храмовый пёс!

Бриони рассмеялась.

– И это честь для меня, даже если я похожа только внешне. Но неужели действительно было необходимо экипироваться так скоро?

– До Южного Предела далеко, принцесса, а на севере беспокойно и небезопасно. Следом за армией фаэри по стране шагает беззаконие. Те бандиты, которых капитан Линас и его люди убили – отнюдь не единственная банда в округе, а кроме того, даже в наших собственных границах немало тех, кто недолюбливает моего отца или Сиан.

– Но уверена, никто не посмеет напасть на столь большой отряд!

– Не сомневаюсь, что вы правы. Но это не означает, что никто не попытается выстрелить в нас из укрытия из ружья или лука, – он подал ей шлем с кольчужной бармицей. – Так что вам придётся надеть ещё и вот это, принцесса.

– О, ну хоть с ним можно я повременю до того, как мы выйдем из шатра?

Принц наконец улыбнулся. Бриони пришлось признать, что Энеас действительно крайне хорош собой – широкое открытое лицо, волевой подбородок…

– Конечно, моя леди. Но потом, пожалуй, я не позволю вам снимать его до самого Южного Предела. Нет, даже и тогда не позволю.

Принц отдал распоряжение своим людям готовиться к походу на север, а сам вместе с Бриони и личной охраной поскакал туда, где всё ещё под неуютным присмотром сианских солдат находились комедианты.

– И вновь мы избавлены от самой скверной участи благодаря вам, принцесса, – приветствовал её Финн Теодорос.

– Участи, которая вам не грозила бы, если бы не я, – возразила девушка. – Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы возместить вам урон. Как остальные?

– Как вы, верно, и сами догадываетесь, – повёл рукой Финн, – оплакивают смерть Дована. Мы все любили его, но, думаю, Эстир любила его больше, чем кто-либо из нас мог предположить.

Бриони вздохнула:

– Бедный Дован. Он всегда был так ко мне добр. Если когда-нибудь я верну трон, я построю театр и назову в его честь.

– Это будет поистине доброе дело, но я бы не стал упоминать о нём сейчас, пока рана ещё свежа, – покачал головой актёр. – Не могу рассказать вам, как заныло у меня сердце, когда они увели вас, ваше высочество – и всё же, вот вы снова здесь! Есть в ваших приключениях нечто достойное сказания, вот какая мысль всё время приходит мне в голову, и подозреваю, что это я ещё не слышал от вас и о половине того, что с вами происходило.

– Теодорос может превозносить тебя до небес, – послышался голос сзади, – но не жди того же от меня!

Бриони обернулась и обнаружила Эстир Мейквелл, буравящую её взглядом красных глаз из-под спутанных грязных прядей.

– Эстир, мне так жаль…

– Да ну? – женщина как будто вся сжалась в комок и в то же время была напряжена, как животное, готовое броситься. – В самом деле? Тогда почему ты не спросила, где Дован, чтобы отдать ему последний долг, как только пришла сюда?

– Я хотела…

– О, разумеется! – Эстир схватила принцессу за руку, да так грубо, будто хотела её оторвать. – Тогда идём! Пойди, взгляни на него!

– Эстир… – предупреждающе начал Финн.

– Нет, я пойду, – остановила его Бриони. – Конечно, я пойду.

Она позволила женщине протащить себя через дорогу и немного дальше, к опушке леса, туда, где их и подстерегли.

Тело высокого парня лежало на земле, лицо и грудь покрывал один из ярких плащей, которые он носил на сцене, когда играл бога Волиоса.

– Вот, – выговорила Эстир, – вот, что у меня от него осталось.

Она отвернула ткань, открыв длинное лицо Дована, белое, как рыбье брюхо.

Женщина закрыла ему глаза и подвязала челюсть, но вопреки всем успокоительным словам, которые говорят обычно, стремясь утешить скорбящих, было совсем не похоже, будто добрый великан просто уснул. Теперь он стал просто предметом, сломанным и бесполезным.

«Как бедный Кендрик, – пришло Бриони в голову. – Вот кровь румянит его щёки, а вот она уже высыхает пятном на полу. Мы превращаемся в ничто, когда жизнь уходит из нас. Наши тела – ничто».

– Ты что, льёшь слёзы? – сердито спросила Эстир. – Плачешь над моим Дованом? А тебе не занимать наглости, принцесса ты там или нет. У тебя гордыни на бога хватит, если ты можешь рыдать над ним, когда из-за тебя же самой он и лежит тут! – она указала на страшное, пустое лицо. – Посмотри на него! Смотри! Он – всё, что у меня было! Он хотел жениться на мне, когда мы скопим немного денег! А теперь он… он просто… – женщина покачнулась и упала на колени, вздрагивая и всхлипывая. – Пусть Керниос охранит тебя в пути и п-примет в свои владения, милый мой Д-д-дован…

Бриони протянула руку и коснулась её плеча; Эстир зло сбросила её ладонь.

– Нет! Другие могут хоть хвостом перед тобой вилять, но это всё ты виновата! Ты никогда о нас не думала!

– Эстир, – упрекнул её Финн, поспешно подходя к Бриони, – ты говоришь глупости. Принцесса тут ни при чём…

– Ещё как при чём, – выкрикнула Эстир Мейквелл, – но никто другой ей и слова не скажет, потому что она – проклятая королевишна! А мне-то что за дело? Мой любимый у-умер – мой последний шанс! Последний… – она опять согнулась в рыданиях и уткнулась головой в грудь мертвеца. – Дова-ан!..

– Пойдёмте, принцесса, – сказал Финн. – Никто больше вас не винит.

Но Бриони прекрасно видела, что никто больше и не подошёл к ней по её возвращении – что Невин Хьюни и Педдер Мейквелл, и остальные наблюдали издалека, как будто некое заклятье превратило её во что-то новое и слегка пугающее.

– Я присмотрю, чтобы его достойно похоронили в Лайяндросе, – пообещала она Финну. Принцесса поглядела туда, где ожидал её Энеас со своими людьми, вежливо остановившись в отдалении, чтобы дать ей спокойно пообщаться с её, как он полагал – и как Бриони сама полагала – друзьями. – Это меньшее, что я могу сделать.

– И снова я повторю, не вините себя, ваше высочество. Дороги в нынешние времена опасны, а мы большую часть жизни провели в пути. Это могло случиться независимо от того, были бы вы с нами или нет.

– Но вы были со мной, Финн, и я не оставила вам иного выбора. Если бы не я, Дован мог бы никуда не ехать вовсе – мог бы обосноваться где-нибудь и держать ферму вместе с Эстир.

– И заразиться чумой или попасть на рога собственному быку. Не уверен, что верю в богов, но Судьба – дело другое, – Финн покачал головой. – Наши смерти найдут нас, принцесса, – моя, ваша, Эстир Мейквелл – и неважно, станем мы прятаться от них или нет. Смерть Дована нашла его здесь, вот и всё.

Она долго не могла ответить. Тяжесть всех потерь и ошибок так придавила её, что трудно оказалось даже вздохнуть.

– С-спасибо, – наконец выговорила Бриони. – Ты хороший человек, Финн Теодорос. Я сожалею, что вовлекла вас в круговерть своих злоключений.

Теперь замолчал драматург, однако было видно, что молчит он не ради того, чтобы выказать сочувствие, но раздумывая. И всё же решился:

– Отойдёмте ненадолго, прежде чем мы с вами расстанемся, принцесса Бриони.

Перейдя обратно дорогу, они остановились на приличном расстоянии от Энеаса и его солдат, хотя и у них в виду, и достаточно далеко от горюющей Эстир Мейквелл, чтобы Бриони вновь смогла свободно дышать.

– Если вам что-нибудь нужно, проси, – проговорила она. – Дорогой мой Финн, ты один из немногих людей в этом мире, от кого я не видела ничего, кроме добра, – принцесса не могла позабыть повелительности, с которой обращалась к актёру раньше – всякий раз исполняясь стыда при мысли о том, как своим титулом буквально запугивала его. – Ты будешь моим придворным историком, как я и сказала, но, надеюсь, останешься и моим другом.

В первый раз с тех пор, как они встретились, драматург, кажется, не мог найти слов, но приглядевшись внимательнее, можно было понять, что не только сильные чувства замыкают его уста. Наконец он сердито тряхнул головой, будто отбрасывая некую неприятную, досаждавшую ему мысль.

– Я должен поговорить с вами, принцесса.

– Ты озадачил меня, мастер Теодорос. Разве мы уже не говорим?

– Я имею в виду – поговорить начистоту. Действительно начистоту, – мужчина сглотнул. – Вы много выстрадали ради своего народа и рисковали ещё больше, ваше высочество. Выслушайте же меня. Те, кого вы считаете друзьями и союзниками – что ж, среди них есть те, кто вам не друзья. Совсем не друзья.

Когда-то очень, очень давно, в Южном Пределе, Давет сказал ей почти то же самое. Казалось, это было в другой жизни.

– Что ты имеешь в виду? Не думай, будто я смеюсь над твоими словами, но мне трудно припомнить хоть кого-нибудь, кто бы не предал доверие нашей семьи – как Толли, Геспер Джеллонский, король Энандер…

– Нет, я имею в виду кого-то более к вам близкого, – его обычный насмешливый цинизм исчез из голоса совершенно. – Вы знаете, что я долгое время служил Авину Броуну – и как учёный, и как шпион.

– Да, и однажды я попрошу тебя рассказать всё, что ты сможешь, о тех поручениях, которые ты выполнял. Броун и сам говорил мне, что я слишком доверчива, что мне нужно подыскать себе собственных шпионов и осведомителей, но признаю, в этой игре я новичок…

Теодорос поднял было руку, но потом передумал так открыто выказывать принцессе своё нетерпение.

– Простите, ваше высочество, но как раз именно о Броуне я и говорю.

Она не сразу поняла.

– Броун? Ты утверждаешь, что Авин Броун – предатель?

Круглое лицо драматурга исполнилось боли.

– Это всё непросто, моя леди. Лорд Броун всегда был со мной только справедлив и честен, и также ни разу не высказал чего-либо, что заставило бы меня заподозрить, что он не до конца верен вам… но однажды он оставил меня одного в своём личном кабинете, когда неожиданно принесли кого-то из его шпионов, раненого стрелой на Южном тракте…

– Рул. Его звали Рул, – вспомнила Бриони. – Милостивая Зория, я помню ту ночь. Я тогда была в покоях Броуна.

– А я находился в соседней комнате, где граф работает, – Финн огляделся, убеждаясь, что их всё ещё никто не слышит. – Я… я человек любопытный, что, думаю, для вас не новость. Но клянусь Зосимом Многоликим, то не моя вина – я писатель! Раньше мне никогда не приходилось оставаться одному среди вещей лорда Броуна, и… в общем, я должен признать, что не удержался от соблазна заглянуть в его бумаги. В части их я ничего не понял – карты незнакомых мне мест, списки имён, – другие же оказались просто отчётами: о делах в Саммерфилде, Иеросоле, Джеллоне и прочих, – разумеется, доклады его многочисленных шпионов. Но в самом низу кипы бумаг на его столе я обнаружил пергаментный конверт с гербом Эддонов – не запечатанный.

– Ты ведь знаешь, что не должен был даже прикасаться к такой вещи, – упрекнула его Бриони. – Тебя могли казнить, если бы кто-то увидел, как ты читаешь его.

Она произнесла это как бы полушутя, но на самом деле заговорила, желая оттянуть продолжение; ей не хотелось слышать, что будет дальше.

– Как я уже сказал, принцесса, я сочинитель, а, как всем известно, это второе именование дурака. Я отступил к порогу, чтобы услышать, если кто-то подойдёт, и раскрыл конверт. Внутри был список имён – в них я опознал доверенных людей Броуна – тех, кто в назначенный час и по особому сигналу должны будут убить или бросить в тюрьму членов королевской семьи. Дальше шли планы того, как удержать власть в своих руках после и не допустить волнений среди народа. И всё это было записано почерком Броуна. Я знаю его так же хорошо, как свой собственный.

– Что? – принцесса не могла поверить своим ушам. – Ты хочешь сказать, Броун вынашивал планы того, как расправиться с нами?

Вид у Финна Теодороса сделался жалкий.

– Я могу и ошибаться, ваше высочество. Возможно, это был ещё один отчёт – о некоем заговоре, который он раскрыл и даже, может быть, расстроил, – переписанный им самолично. Или что-то совершенно иное. Я не хотел бы обвинять графа единственно на основании того, что я видел, не хотел бы, чтобы его смерть была на моей совести. Но клянусь, принцесса, всё было так, как я вам рассказал. Собственной рукой он вывел то, что было так похоже на план предательства и убийства – план захвата трона Южного Предела. Я уповаю на то, что всё понял не так, но я видел то, что видел.

Прогалина у дороги вдруг закачалась, как палуба корабля. На миг Бриони даже испугалась, что земля сейчас вывернется из-под ног, и она упадёт в обморок.

– Почему… почему ты рассказал мне об этом сейчас, Финн?

– Потому что скоро мы с вами расстанемся. Мы не сможем угнаться за солдатами принца, да и, по правде говоря, не хотим. Мы не бойцы, а у вас впереди сражения, видят боги, – Финн склонил голову, будто не смея поглядеть ей в глаза. – И… потому что вы были добры ко мне, принцесса. Я привязался к вам. Как вы и говорите, я был бы рад считать вас другом – и вовсе не просто потому, что близость к королям обещает могущество. Когда-то я бы убедил себя, что ошибся, что это всё не моего ума дело. А теперь… что ж, теперь я узнал вас слишком хорошо, Бриони Эддон. Принцесса. Вот, такова правда.

– Мне… мне нужно подумать, – какой бы одинокой ни чувствовала она себя с тех пор, как её брат-близнец отбыл неизвестно куда, но то, что произошло сейчас, было хуже. Мир, и без того опасное и непонятное место, теперь окончательно сошёл со своей оси, встал с ног на голову и лишился порядка. – Мне нужно подумать. Пожалуйста, оставь меня одну.

Драматург поклонился и ушёл. А когда принц Энеас приблизился, чтобы поговорить с ней, чувствуя, что что-то не так, она отослала и его. В обществе других людей она не находила успокоения. По крайней мере, сейчас. А может – и никогда больше.

Глава 38
Наступающие армии

«Некоторые смертные, как говорят, всё ещё несут в себе наследие кваров; особенно часто такое встречается в землях вокруг легендарной горы Ксандос на южном континенте и среди вуттов и прочих народов, ранее живших на дальнем севере. Как много носителей смешанной крови и как это может сказываться на смертных, о том записей учёных мужей отыскать мне не удалось».

из «Трактата о волшебном народе Эйона и Ксанда»

Олин Эддон стоял у леера. Он был прикован к одному из своих сторожей, двое других застыли рядом. Автарка, может, и не заботило, что может выкинуть этот доведённый до отчаяния обречённый человек, но Пиннимона Вэша, напротив, это очень беспокоило, и в конце концов он приказал, чтобы северного короля постоянно держали на цепи. Самое меньшее – Олин мог броситься за борт и помешать исполнению того, что уготовил для своего пленника хозяин Вэша. Почему Сулепис этого не опасается, министр понятия не имел, хотя автарк вообще часто вёл себя так, будто был уверен в безупречности собственных планов. До сих пор не случилось ничего, что могло бы поколебать эту уверенность, но по своему долгому опыту Вэш знал: если что-то пойдёт не так, виноват окажется он, а не его властелин.

– Вы не слишком хорошо выглядите, ваше величество, – проговорил вместо приветствия министр.

– Я не слишком хорошо себя чувствую, – северянин был бледнее обычного, под глазами залегли глубокие тени. – В последнее время я плохо сплю. Меня мучают кошмары.

– Печально слышать.

«В какую же странную игру насильно вовлёк его автарк», – размышлял Вэш.

Все на корабле знали, что этот человек обречён, и тем не менее Сулепис повелел не только относиться к Олину со всей возможной любезностью, но и вести себя так, будто ничего особенного не происходит.

– Замечательно, что вы поднялись на палубу. Говорят, морской воздух способен исцелить многие душевные недуги.

– Только, боюсь, не этот, – покачал головой северянин. – Мне становится тем хуже, чем ближе мы подплываем к моему дому.

Вэш не придумал, что бы сказать – слушая «беседы» двух монархов, он вообще не понимал порой, в своём ли полностью уме и король Олин, и его собственный господин. Он поднял взгляд на замок, высившийся на скалистом утёсе. На башне развевался флаг – слишком далеко, чтобы различить хоть что-нибудь, кроме его цветов: красный и золотой.

– Вы знаете, что это за место?

– Да. Лендсенд. Дом одного из моих стариннейших и наиболее близких друзей, – улыбка Олина больше походила на гримасу – министр различал прятавшуюся за ней острую боль, но была ли она физической или причинённой неким воспоминанием, он определить не мог. – Человека по фамилии Броун. Он был во многих отношениях моим первым министром, как вы – автарка.

«И что угодно готов поставить, ты относился к нему куда лучше, чем Сулепис – ко мне; он-то считает меня своим дрессированным зверьком – разве что чуть полезнее», – Пинниммон и сам удивился горечи, прозвучавшей в его мыслях.

– О, или, может, вы хотели бы побыть в одиночестве?

– Нет, ваше присутствие мне приятно, лорд Вэш. Говоря честно, я надеялся, что мы сможем некоторое время побеседовать с вами вот так… только вы и я.

По шее старика побежали мурашки.

– Что это значит?

– Только то, что у нас с вами, как видится мне, больше общих интересов, чем, вероятно, может показаться на первый взгляд.

Этот глупец что, надеется склонить Пиннимона Вэша предать автарка Ксиса? Даже не бойся министр своего хозяина – а, боги свидетели, Сулепис пугал его до дрожи – он никогда не предал бы соколиный трон. Его семья много поколений служила Ксису!

– Я уверен, что мы найдём немало увлекательных тем для беседы, ваше величество, однако я не ведаю и не могу догадаться, какие же у нас могут быть общие интересы. И, увы, должен с сожалением сообщить, что сию минуту вспомнил о нескольких важных делах, которые необходимо закончить сегодня утром, так что разговор придётся немного отложить.

– Не будьте так уверены, что общих интересов у нас нет, – сказал Олин в спину уже собравшемуся уходить Вэшу. – Никто из нас не может знать всей правды. Мы, люди, живём в мире поистине странном – в том и величайшее утешение моё, и величайший страх.

* * *

В следующий раз министр столкнулся с северянином, когда Олина привели на носовую палубу – присоединиться к Сулепису, пока священники читали молитвы и выливали две золотые чаши-раковины, полные крови автарка, в море, чтобы освятить его, после чего провозгласили, что отныне воды эти принадлежат Ксису. Если не считать повязок на предплечьях, Сулепис буквально сиял здоровьем, и когда Олин, сопровождаемый охраной, взобрался на корабельный бак, контраст между двумя монархами проявился в полную силу.

– Вэш сообщил мне, что вам нездоровится, – произнёс автарк. – Если причина недуга – морская болезнь, крепитесь: как вы догадываетесь, мы бросим якорь всего через час или два.

Олин не ответил. Вместо того, чтобы наблюдать за спектаклем «Пангиссир и священники благословляют воду», он отвернулся и стал рассматривать остальные части огромного судна. Вокруг всё готовили к окончанию плавания, матросы сновали по палубе, брашпили скрипели, солдаты разбирали снаряжение перед высадкой. Начинать подготовку к разгрузке до того, как корабль пристанет к берегу, было очень опасно, и потому это практиковалось редко – так что Пиниммон Вэш мог с уверенностью сказать, что Сулепис спешит.

Позади них в бухте выстроился остальной флот: почти половина из тех кораблей, что автарк привёл к северному континенту, – и золотые сокола на парусах стаей реяли над бухтой. Внешние стены великого Иеросоля пали в несколько дней. Как долго надеется сопротивляться мощи Ксиса крошечный в сравнении с ним Южный Предел? Северянин, вне сомнения, думал о том же.

– Вы привели с собой внушительную армию, – Олин повернулся к автарку. – Это напомнило мне об одном моменте истории. Вы начитанный человек, Сулепис. Вы слышали о Серых союзах, рыскавших по этим землям три века назад?

Автарк вытянул руку, раскрыв кисть и расставив пальцы, будто желая полюбоваться игрой солнечных лучей на пяти золотых колпачках.

– Разумеется, я слышал о наёмниках, – ответил он. – В моей стране подобного бы не допустили. В Ксисе разбойников сажают на кол и выставляют на всеобщее обозрение. Мой народ знает, что я забочусь о нём.

– О, в этом я уверен, – кивнул Олин. – Но глядя на ваш флот и огромное войско, которое он несёт, я вспомнил о днях бесчинствования Серых союзов и в особенности – о знаменитом предводителе Давосе, известном как Богомолец.

Автарк, казалось, заинтересовался.

– Богомолец? Никогда о нём не слышал.

– Думаю, это потому, что вы углубились более в изучение позднейшей истории моей семьи, обойдя вниманием эту её страницу.

– Это прозвище… он действительно был священником?

– Он имел доход с богомолья, но это, естественно, не делало его служителем богов. Конечно, и не за добрые дела он получил это прозвание. Говоря точнее, есть те, кто утверждает даже, что большего злодея не было во всём Эйоне… хотя есть и другие, которые бы с этим поспорили.

Сулепис расхохотался, по всей видимости, с искренним удовольствием.

– О, прекрасно, Олин! Не было большего злодея до наших дней, вы хотели сказать.

Северянин пожал плечами.

– Вы в самом деле полагаете, что я мог бы так оскорбить столь предупредительного хозяина?

– Продолжайте. Вы меня заинтересовали.

– Вы должны знать, как быстро разрослись Серые союзы здесь на севере во время хаоса, пришедшего за первой войной с сумеречным народом. Они заполонили наши земли в годы после битвы в Серохладной пустоши – отряды солдат, которым некуда было податься; поначалу они сражались на стороне любого лорда, который им заплатит, но в конце концов перестали притворяться и занялись просто разбоем и грабежом. Самым ужасным (и собравшим в своих руках больше всего власти) среди них был отпрыск сианской знатной семьи, Давос Элгийский. Может, потому, что он брал дань с пилигримов, а может, из-за того, что он носил длинный чёрный плащ, его и прозвали Богомольцем. В те смутные дни Давос нападал под многими предлогами и ограбил множество городов, но тот, кто управляет большой армией, схож с человеком, оседлавшим свирепого медведя: все боятся его – кроме самого медведя, и потому он всегда должен заботиться о том, чтобы медведь был сыт. Богомольцу пришлось продолжать налёты даже тогда, когда большинство войн, последовавших за отступлением кваров, закончились. А поскольку всё больше и больше северных городов оказывались разорены, голодным беженцам не оставалось ничего другого, кроме как примкнуть к лагерю разорителя, так что армия Богомольца всё росла и росла. В конце концов власть его распространилась на весь Бренланд и большую часть Сиана. Его люди совершали набеги и на мою страну, грабя области Южного и Западного пределов, унося добро и убивая жителей, пока последние не воззвали к трону, умоляя избавить их от этого кошмара. Помогать им выпало одной из моих предков, внучке короля Англина, Лили Эддон.

– О, да, – заметил автарк. – Женщина, которая правила государством! Это имя я слышал.

– И она заслужила свою славу. Её муж был убит в сражении против одного из подручных Богомольца, и сын их умер рядом с отцом. Лили осталась одна править страной, и многие были устрашены настолько, что стали спорить, не стоит ли сместить её, не возвести ли на трон рыцаря-воителя. Но Лили и сама была воительницей не хуже любого мужчины при её дворе – горячая кровь Англина кипела в ней. Она не дала себя сместить.

Богомолец долго облизывался на Южный предел, и не только из-за молодой королевы – плодородные земли, практически неприступный замок… Давос послал королеве Лили свадебное предложение. У неё ведь не было ни мужа, ни сыновей. Богомолец расписал, как он богат и силён, и добавил, что если она выйдет за него замуж, вся его огромная армия будет к услугам королевств Пределов. Многие при дворе Южного предела побуждали её согласиться. Да и какая ещё надежда у них оставалась?

Но вместо этого Лили послала ответное письмо Давосу Элгину, чёрному плащеносцу, Богомольцу, хозяину – как значилось на свитке – сотни тысяч кровожадных бойцов. И вот что было сказано в письме: «Королева Лили сожалеет, что не сможет иметь чести принять ваше предложение, поскольку будет весьма занята потравой крыс, что заполонили её земли». Каковые слова она затем и начала претворять в жизнь, – Олин взглянул на автарка. – Я не утомляю вас, Сулепис?

– Вовсе нет! Вы развлекаете меня, а это редкое удовольствие, – автарк чуть придвинулся к иноземному королю. Узколицый и длинноносый, с тревожаще яркими немигающими глазами – Вэш подумал, что его господин более чем когда-либо напоминает сейчас сокола в человечьем обличье, а не человека. – Прошу, продолжайте.

– Лили знала, что Серые союзы не выживут без грабежа – они уже оставили разорёнными все земли, по каким успели пройтись, поэтому она разослала своих глашатаев, веля населению уходить – не только с прямого пути Богомольца, но и из всех окрестных поселений, даже тех, которым вроде бы ничего не угрожало. Она приказала людям забирать с собой всё, что они смогут унести, а прочее уничтожать подчистую. И пообещала им защиту в стенах Южного Предела, если они смогут добраться до крепости. Затем королева отрядила свои войска, в которых всё ещё много было ветеранов, закалённых в боях с сумеречным племенем, с наказом – изматывать мелкими стычками превосходящую их числом армию Богомольца, но не вступать в настоящий бой.

Таким образом, когда наёмники шли маршем по королевствам Пределов, повсюду они находили одни покинутые пожарища – не было дворян, чтобы похищать ради выкупа, нечего было красть и нечего было есть. И пока они с трудом продвигались вперёд, отряды Пределов налетали из ниоткуда, наносили удар и исчезали, как тени, причиняя не такой уж большой ущерб армии Богомольца, но сея в ней страх непредсказуемостью своих атак. Иногда они перерезали горло лишь одному из наёмников, мирно спящему среди дюжины других, чтобы когда остальные проснутся и обнаружат труп, им пришло в голову, что любой из них легко мог оказаться на его месте. Люди королевы Лили убивали солдат Богомольца сотнями разных способов, скрытных и явных, подтачивая мосты, отравляя еду и питьё наёмников или же попросту поджигая палатки со спящими в них людьми. Они уничтожили столько часовых Давоса, что те потребовали для себя разрешения ходить по трое или по четверо, отчего более протяжённые участки по периметру лагеря оставались, в сущности, без наблюдения.

В конце концов, когда его лишившиеся мужества солдаты стали шарахаться от собственной тени, Давос Богомолец поставил всё на быстрый и прямой удар по самому замку Южного Предела. Берега бухты были застроены грубыми хижинами тех, кто уже бежал от жадной длани Богомольца, но не смог попасть в переполненную крепость. Заметив, что отряды наёмников приближаются к замку, эти несчастные снова обратились в бегство, попрятавшись в пещерах и на лесистых вершинах холмов. А после, когда Давос со своими людьми шагали по главной улице, высматривая засаду, они учуяли дым и увидели первые языки пламени – городок на берегу бухты был предан огню. Наёмники со страхом переглядывались. Эти жители Южного предела готовы были сжигать свои дома снова и снова, лишь бы ни дюйма не уступить захватчикам. Кто станет драться с такими сумасшедшими?

А потом наконец Богомолец и его парни узрели высокие стены замка Южного Предела на той стороне бухты и поняли, что не меньше года уйдёт у них на то, чтобы обороть такую мощную твердыню – голодного года, потому что земли вокруг них теперь лежали непригодные для жизни, а обозы были пусты. Даже самые преданные подручные Давоса, люди, обогатившиеся под его рукой и превратившиеся из бандитов в состоятельных вельмож у него на службе, теперь отказались выполнять его приказы. Они потеряли боевой дух. Многие наёмники побросали оружие на месте и потихоньку убрались подальше от внушительной громады непокорённого Южного Предела.