Текст книги "Восхождение тени"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 45 страниц)

– Я бы убил тебя, если б мог, – сообщил он ей.

Смех был так же прекрасен, как и голос, певучий и звенящий серебром.

– Можешь ли ты убить тьму? Можешь ли разрушить земную твердь или сразить пламя? Ах, ты так славно забавляешь меня…

Теперь звуки костра стали совсем громкими, как будто в их диалог вмешался кто-то ещё – нет, как будто рядом заспорили. Огонь говорил несколькими голосами, красноватые язычки вытягивались вверх и вскоре полностью обвили чёрную ящерицу.

– …когда несчастный пытается поспать, – произнёс один голос, – бубните тут и галдите.

– Захлопни рот, Финлай, – отозвался Бек.

– Но почему они хотят так поступить? – спросил другой голос, которого Баррик прежде не слышал. – Они же безвредные…

Принц открыл глаза. Раймон Бек и дряхлый Финлай говорили с третьим – крупным парнем с волосами, обкорнанными неровно, как луг, скошенный косцом-неумехой.

– Ты ослышался, – сказал Бек вновь пришедшему, потом заметил, что Баррик сел на подстилке, и пояснил ему: – Это Марвин.

– Я когда-то знал одного Марвина, – пробормотал здоровяк с акцентом, слегка похожим на тот, с каким разговаривал Кью'арус. – Вот и всё, что я сказал. Мож, то и был я, да того не вспомню.

– Точно, – кивнул Бек. – Память у тебя никудышная, да и слух не лучше, так что ты, должно быть, недослышал и всё понял не так.

Новичок повернулся к Баррику.

– Да нет же. Всё я дослышал. Они болтали о тех вон, об ящерицах – сыновья хозяина да и брат, они толковали с хозяйкой. «Тогда избавьтесь от них, – так она сказала. – Мне невыносимо, как они смердят и как разговаривают». Ну, и мужчины пошли за дубинками и копьями.

– Видите? – фыркнул Бек. – Марвин – тупица, и вечно всё понимает неверно. Почему бы она так сказала? Ящерицы не умеют разговаривать.

На мгновение Баррик вспомнил кое-что о говорящих ящерицах – сон ли это был? – а затем волосы у него на затылке встали дыбом.

– Ты слышал, чтобы они произнесли слово «ящерицы»? – спросил он верзилу.

Марвин пожал широкими покатыми плечами:

– Они сказали «о хассяак к'рин санфаршен» – это значит «животные в подвале», – он оглядел просторное освещённое костром помещение. – А это и есть подвал.

– Дурачьё! – Баррик вскочил на ноги – сердце его вдруг заколотилось. – Они говорили не о каких-то там мерзких ящерицах – они говорили о нас!

– Они не причинят нам вреда! – чумазое лицо Бека побелело как полотно. – Хозяин любил нас!

– Даже если и так, ваш хозяин мёртв.

– Когда я вышел из-под сени дерев, он пел мне глазами, – вмешался Финлай.

– Не сомневаюсь – но мне всё равно, – отрезал Баррик. – Помоги мне выбраться отсюда, Бек. А прочие могут остаться и умереть, если им так угодно.

– Но я так устал, – пожаловался Марвин, словно капризный ребёнок. – Я тут работал весь день. Я хочу спать.

– Устал, да, – Финлай поскрёб подбородок. – Дни так длинны с тех пор, как Змеос был изгнан…

У Баррика не осталось ни сил, ни времени на пустые споры. Он сгрёб Раймона Бека за ворот и поставил на ноги.

– Тогда наслаждайтесь сном. Боюсь, он будет долгим.

Парень всё ещё был как в тумане, пока Баррик тащил его к двери, и будто не вполне понимал, что происходит, но принц не стал утруждать себя повторным объяснением. Огромные чёрные ящерицы даже не шелохнулись, когда люди прошли мимо, но юноша внезапно вспомнил чей-то горящий яростный взгляд, увиденный им во сне, и проволок Бека к выходу как можно скорее.

«Можешь ли ты убить тьму..?» – спросило тогда существо.

– Куда? – прошептал Баррик, когда они выскочили в коридор. Бек не ответил сразу, но принц услышал звук – как ему показалось – мягких шагов, приближающихся к ним по проходу, и потянул своего проводника-оборванца в другую сторону. – Лодка! – сказал он ему на ухо. – Отведи меня к лодке.

Раймон, кажется, наконец всё понял. Он стряхнул ладонь Баррика и повёл его сквозь подземные переходы дома. Пока они бежали по длинному залу с чередой закрытых дверей, отмеченных каждая иным символом, ужасный, нечеловеческий вопль донёсся до них, эхом отразившись от стен – крик боли и ужаса. Бек резко остановился, будто ему в сердце вонзился нож. Баррик подтолкнул его вперёд.

– Это там развлекается семейка твоего обожаемого хозяина, – прошипел он. – Скорее! Или мы станем следующими!

Тихонько похныкивая, Бек вывёл спутника через дверь, не отмеченную никаким знаком, в просторное деревянное строение, где в темноте светилась одинокая дорожка грибов. В первый момент Баррик жутко испугался: впереди них в проходе высилась похожая на человеческую фигура, будто поджидая, – но это оказался всего лишь блемми. Он стоял, прикованный тяжёлой цепью к столбу, и, обернувшись на звук, проводил людей взглядом, но никак не попытался их остановить. Широко раскрытые пустые глаза блестели в свете грибов; маленький круглый рот внизу живота сжимался и растягивался, будто чудовище пыталось что-то сказать. Насколько мог судить принц, это был тот самый блемми, что управлял их лодкой на пути к дому Кью’аруса.

– Это… лодочный сарай, – сообщил Бек. – Но я не знаю, как отпираются речные ворота.

Баррик вспомнил о плаще и мече, оставленных перед домом.

– А другая лодка – она ещё снаружи? Та, на которой мы приплыли?

– Скиф хозяина? Наверное, – Бек явно был в ужасе, но старался соображать изо всех сил. – С такими делами они могли и оставить её там до утра.

– Тогда пойдём проверим. Мы можем попасть туда отсюда?

Хоть на этот раз Раймон не стал спорить. Он вывел Баррика из лодочного сарая в кромешную тьму двора, к залитой наведённым фонарями мраком ивовой рощице на берегу реки. Пока они, обогнув дом, неслись к доку, Баррик мысленно благодарил тех богов, которые надоумили Бессонных строить свои жилища без окон, и тем самым хотя бы однажды послали ему удачу: у него и Бека появился шанс смыться отсюда до того, как семейка Кью’аруса догадается, куда они делись. Но увы – едва подобрав плащ и меч, Баррик услышал доносящиеся из-за дома голоса: Бессонные каким-то образом напали на их след. Принц выскочил на причал, обогнав Бека. Чёрная лодка всё так же покачивалась на воде.

– О боги, спасибо, спасибо, спасибо, – бормоча слова благодарности, Баррик отвязал ладью и сунул вёсла в уключины так быстро и тихо, как только смог.

Бледный зеленоватый огонёк плясал между ивами, приближаясь к ним – скорее всего, фонарь в руках у преследователей. Теперь к ним присоединились ещё двое.

– Сейчас середина Затиши, – стуча зубами, взвизгнул Бек. – Криксы..!

– Проклятье, заткнись и полезай в лодку, если ты со мной!

Парень всё колебался, и Баррик начал руками отталкивать судёнышко от причала. Это помогло Беку решиться. Он неуклюже запрыгнул в скиф – и раскачал его так сильно, что принц, рассердившись, дал ему подзатыльник, одновременно стараясь удержать спутника от падения за борт.

– На дно, дуралей! – прошипел он. Бек скорчился у его ног, а Баррик аккуратно опустил вёсла в воду и погрёб, стараясь шуметь как можно меньше. Призрачно-тёмная громада дома Кью’аруса и помигивающие огоньки фонарей ловцов проплыли мимо. Баррик не остановился и даже не замедлил хода, пока не провёл лодку по нескольким разветвляющимся каналам довольно далеко, так что даже нагоняемая мглампами тьма стала рассеиваться, и сумерки начали возвращать себе главенство в небесах.

Упав на вёсла и потихоньку восстанавливая дыхание, измученный, но радостно изумлённый силе своей когда-то больной руки, он взглянул на Раймона Бека и увидел, что тот плачет.

– Клянусь Тремя братьями, ты что, жалеешь, что сбежал от той семейки? – взорвался юноша. – Да они убили бы тебя! И наверняка уже поступили так с твоими друзьями!

Сам принц, впрочем, жалел тех людей лишь постольку-поскольку. Он ни за что бы не успел вовремя вывести из дома ещё и Финлая и бестолкового Марвина. Их схватили бы всех, и задача самого Баррика осталась бы неисполненной.

Так что выбор был прост.

– Бек, что за слёзы? Мы сбежали!

Парень поднял на спутника худое, грязное, залитое слезами лицо:

– Вы что, не понимаете? Это меня и пугает! Мы вне дома!

Баррик покачал головой:

– Что за ерунду ты мелешь?

– Это Затишь. Время, когда все Бессонные запираются в своих жилищах.

– Тем лучше. Сколько оно длится? Может, мы найдём Зал Горбуна прежде, чем они опять вылезут…

– Вы глупец! – глаза парня опять наполнились слезами. – Криксы вышли – а они в тысячу раз хуже любых Бессонных! – он схватил Баррика за руку. – Вы разве не понимаете? Уж лучше бы мы остались в доме Кью’аруса и его сыновья забили нас до смерти, чем теперь попасться Одиноким.

Бек уставился на воду.

– Уж лучше б нам и вовсе никогда не рождаться на свет.

Часть третья. Плащ

Глава 26
Рождённый никем

«Считается, что, по всей вероятности, наиболее могучие племена кваров – Элементали, хотя ещё ни одному из смертных не доводилось встречать их. Они малы числом, как утверждают Ксимандр, Рантис и другие, но, по описанию, подобно ветру невидимы и способны проделать такое, чего ни одному другому фаэри не суметь…»

из «Трактата о волшебном народе Эйона и Ксанда»

Принц Энеас попрощался с ней, проводив до парадных дверей дворца Бродхолл.

– Надеюсь, вы простите меня, – сказал он. – Меня ещё ждут мои солдаты, а мы уже задержались дольше, чем я рассчитывал.

– Разумеется. От души благодарю вас, что составили мне компанию, ваше высочество. Надеюсь, я причинила вам не слишком много неудобств и ничем не обидела вас.

По выражению его лица она поняла, что принц действительно чем-то немного обеспокоен, но он постарался улыбнуться как ни в чём не бывало, прежде чем наклонился поцеловать принцессе руку.

– Вы действительно необыкновенная девушка, Бриони Эддон. Я не знаю наверное, что несёт нам ваше появление здесь, но предвижу, что отныне Тессис уже не будет таким как прежде.

«О боги», – подумала Бриони.

– Я только желаю сделать всё возможное для спасения моей семьи и моего народа.

– Как и мы все, – кивнул принц. – Но вы, как представляется мне, идёте путём чуть более необычным, чем избирает большинство, – он вновь улыбнулся – на этот раз искреннее. – Более необычным, но и более интересным. Я бы хотел ещё поговорить об этом… и о других вещах – и в самом скором времени. Увижу ли я вас сегодня за ужином? Возможно, мы могли бы потом погулять по саду и побеседовать.

– Если таково ваше желание, принц Энеас.

Но чего Бриони действительно хотелось, так это побыть наедине с собой – и подумать. Возможно ли, что её брат на самом деле жив, или такой смысл странного послания на архаичном языке барабанов фандерлингов – лишь её фантазия? Но если это правда, что она делает здесь, в чужой стране? Она должна быть рядом с ним, править Южным пределом или бороться против узурпаторов Толли. Давет дан-Фаар был прав: не следовало Эддонам ждать проявлений верности от подданных, пока те не увидят, что Эддоны сами верны им. Но посмеет ли она вернуться, не заручившись прежде военной поддержкой, только потому, что получила одно, весьма туманное послание? «Разумеется, нет – слишком многим я рискую. Не время для глупостей, мне следует быть терпеливой». Но ожидание тяготило, и особенно теперь, когда появился шанс, что Баррик ждёт её в Южном Пределе.

«Недостаточно считать себя лидером, – всегда повторял отец. – Нужно просчитывать всё как лидер. Ты должна уважать людей, рискующих жизнью ради тебя, и воздавать им должное каждый день – и в мыслях своих, и в поступках». Вспомнив эти слова, принцесса ощутила стыд. За целый день она не нашла времени повидать Ивви – подругу, едва не расставшуюся с жизнью вместо Бриони. Девушка чувствовала себя разбитой, и ей не хотелось идти прямо сейчас, но лидер не может не почтить такую жертву.

Ивгении и’Дорсос выделили собственную комнату, пока она будет поправляться – небольшую солнечную спальню в южном крыле дворца. Бриони подозревала, что так было устроено по приказу Энеаса, и хотя опасалась стать ему слишком многим обязанной, за такую предупредительность была очень благодарна.

Ивви сильно побледнела, под глазами залегли тёмные круги; а когда Бриони наклонилась поцеловать подругу, приподнявшуюся навстречу, то заметила, как сильно дрожат её руки.

– Так любезно с твоей стороны, что ты зашла ко мне, ваше высочество.

– Ох, скажешь тоже, – она присела рядом с кроватью и взяла холодную ладонь девушки в свои. – Ложись. Тебе что-нибудь нужно? Где твоя горничная?

– Побежала принести мне ещё холодной воды, – ответила Ивви. – Временами я сама холодная как лёд, а иногда мне так жарко, будто я горю! Она протирает мне лоб влажным платком, и от этого становится немного легче.

– Я так зла на себя, что позволила такому случиться с тобой.

Ивгения слабо улыбнулась.

– Это не твоя вина, принцесса. Кто-то пытался убить тебя, – глаза её раскрылись шире. – Его уже поймали?

«Или её, что равно возможно», – подумала Бриони, а вслух сказала:

– Нет, но я уверена, что злодей будет найден и наказан. Только мне бы очень хотелось, чтобы этого с тобой не случилось вовсе.

Опасаясь, что девушке станет только хуже от таких разговоров, Бриони постаралась не задерживаться на этой теме и, чтобы отвлечь подругу, рассказала ей о своём приключении – удивительной встрече с калликанами. К концу повествования глаза Ивви снова округлились.

– Ну кто бы мог подумать! Туннели, уходящие в землю? И это в том самом месте, куда я тебя водила?

– В том, в том, – Бриони рассмеялась. – Я начинаю постигать истину старинной поговорки о святошах в рубище!

– И у них вправду было послание для тебя из твоего дома в Южном Пределе? О чём?

Бриони вдруг показалось, что она выболтала чересчур много.

– Ну, я, наверное, всё-таки преувеличила, когда сказала, что оно было для меня. На самом деле, понять, о чём именно там говорилось, практически невозможно – я даже не запомнила его дословно. Что-то о Древних. Мне сказали, что это прозвание народа теней, осадившего замок – тех чудовищ, которые напали на мой дом. Мне даже думать об этом невыносимо.

– Как тебе, должно быть, мучительно находиться так далеко от семьи и подданных, принцесса! Я так им и сказала, этим глупым дамам.

– Каким ещё дамам?

– Ой, ну помнишь: Серис, дочь герцога Гэла, и Эринна и'Хирайяс – те самые, которые вечно вьются возле леди Ананки. Они приходили навестить меня, – Ивгения нахмурилась. Разговор отнял у неё много сил, и она уже выглядела уставшей. – Болтали и болтали обо всех подряд: эта слишком толста, так что ей служанки затягивают корсет аж втроём, а та вечно ходит в шляпе, потому что уже начинает лысеть. В общем, весьма гадко. Они знают, что мы с тобой подруги, так что о тебе ничего нелицеприятного сказано не было – ну, во всяком случае, не прямо – но эти девицы всё трещали, что ты должна быть ах, как счастлива, что оказалась здесь, в цивилизации, подальше от всех этих ужасов, что творятся в Южном Пределе. И заявили, что ты, конечно же, захочешь остаться здесь как можно дольше, особенно раз принц Энеас так тебе благоволит.

Бриони поймала себя на том, что скрипит зубами.

– Всё, о чём я думаю, это как бы вернуться к своему народу.

– Я знаю, принцесса, знаю, – теперь Ивви выглядела обеспокоенной, как будто она сделала что-то плохое.

Бриони подавила в себе желание немедленно оставить больную подругу и отправиться прямиком к леди Ананке, чтобы разобраться с ней и её маленьким ведьминым кодлом. Заставив себя успокоиться, она перевела разговор обратно на более приятные темы.

Когда вернулась служанка Ивгении с бадейкой воды, пыхтя и ворча себе под нос, и всем своим видом показывая, как ей, бедняжке, нелегко было так долго влачить столь тяжкую ношу, Бриони встала и поцеловала девушку на прощанье. На лестнице она столкнулась с доктором принца, сухощавым и подвижным, но будто слегка не от мира сего стариком, поднимавшимся, чтобы осмотреть Ивгению.

– А, принцесса, – он поклонился. – Позвольте мне отвлечь вас на минутку?

– Что случилось? Ей же лучше, правда?

– Кому? Ах, юной госпоже и'Дорсос? Да-да, конечно, не волнуйтесь. Нет, я лишь хотел спросить вас о Чавене Улосийце. Вы ведь были его покровительницей, как я понимаю. Вы не знаете, где он сейчас?

– Я не видела его и ничего о нём не слышала с той самой ночи, как покинула Южный Предел.

– Хмм… Жаль. Я отправил ему несколько писем, но он не ответил ни на одно.

– Замок ведь осаждён, – напомнила принцесса.

– О, разумеется, разумеется. Но корабли там швартуются – другие письма нашли адресатов. Я получил весточку от Окроса Диокетца, моего старого друга, оттуда всего месяц назад.

Бриони смутно припомнила Окроса, коллегу Чавена, лечившего её брата от лихорадки.

– Мне жаль, простите, но я ничем не могу вам помочь, сэр.

– Это вы простите меня, что побеспокоил вас, ваше высочество. Надеюсь, у Чавена всё благополучно, но я боюсь за него. В прошлом на него всегда можно было положиться: если я нуждался в ответе на какой-либо вопрос, он отвечал незамедлительно.

Бриони возвращалась в свои покои, весьма недовольная тем, как складывается вокруг неё ситуация, и полная жгучей жажды действий. Она ворвалась к Фейвалу так стремительно, что он с воплем подпрыгнул и уронил на пол письмо, которое читал.

– Мне нужен Финн, – объявила принцесса.

Фейвал сгрёб листы бумаги.

– Нужен зачем? Клянусь огнём Зосима, ты меня напугала.

– Пошли за Финном скорее, я хочу поговорить с ним, – она метнула раздражённый взгляд на письмо. – А это что? Очередной воздыхатель? Или кто-то угрожает меня убить?

– Ничего такого, чем ты захотела бы утомлять себя, принцесса, – он спрятал листы в рукав и встал. Одет Фейвал был в прекрасный зелёный шёлковый дублет с прорезями, сквозь которые виднелась золотистая подкладка – ни дать ни взять молодой тессианский дворянин. – Я его приведу. Ты уже ела? Под миской лежит немного курицы и свежего ржаного хлеба. А может, и горсть винограда осталась…

Но Бриони уже его не слушала. В раздражении она мерила шагами комнату из угла в угол.

– И что, каждый в этом проклятом городе думает, будто я сплю и вижу, как бы выскочить замуж за принца? – рыкнула она.

Финн с Фейвалом переглянулись.

– Что ты ей такого сказал?

– Да ничего! Она уже вернулась не в духе.

– Сделайте одолжение, говорите со мной, а не друг с другом.

И всё же Бриони остановилась и опустилась в кресло, устремив взгляд на Финна, ёрзающего на маленькой скамейке, на которой обычно усаживались миниатюрные камеристки.

– Что думают люди?

– О вас, ваше высочество? Буду честен, ваше имя не так уж часто слетает с языка у обывателей в Тессисе, или по крайней мере на улицах вокруг того места, где вы столь любезно нашли нам кров. О Южном Пределе, конечно, судачат больше, но это потому, что он осаждён, и осадили его сумеречные. Последние новости говорят, что волшебный народ наконец крепко взялся за замок – что они пытаются проломить стены – да хранят боги Южный Предел!

– Да, будем надеяться, они услышат наши молитвы, – Бриони сотворила знак тригона. – Но о том же самом сообщалось и в послании фандерлингов – что квары не собираются больше сидеть и ждать.

Принцесса на секунду воспряла духом – если эта часть сообщения оказалась правдива, то, может, и Баррик вернулся на самом деле?

Финн кивнул.

– Но дураки всегда найдутся: даже сейчас кое-кто в Сиане ещё не верит, что сумеречные перешли Границу – они отмахиваются от слухов о войне, считая, что они преувеличены.

Лицо Бриони сделалось сердитым.

– Хотела б я, чтоб они увидели то же, что и я в Зимний Сочельник, в мою последнюю ночь в Южном Пределе, или услышали, что рассказывали солдаты.

Воспоминания о той ночи всегда будили в ней тревогу, но, несмотря на все произошедшие тогда странные события, её особенно беспокоило одно – хотя и казавшееся гораздо незначительнее прочих: тот лекарь сегодня говорил о Чавене как о человеке надёжном и ответственном, но в ту ночь Чавен явился, прошатавшись где– то почти десятицу – и безо всяких объяснений. Где он был? Неужели не зря Броун сомневался в его преданности? Какая причина могла заставить человека исчезнуть, когда происходят столь зловещие события, да ещё и на несколько дней?

– Не принимайте близко к сердцу, ваше высочество, – посочувствовал Финн. – Такие люди просто глупы, мы все это понимаем. Но вы просили нас глядеть в оба глаза и держать ухо востро – и я передаю вам всё, что мы услышали.

– А ты что же? – Бриони повернулась к Фейвалу. – Ты столько времени проводишь неизвестно где, болтаешься по замку – иногда я часами тебя не вижу. Смею надеяться, что мой своевольный секретарь занимается не только тем, что волочится за смазливыми пажами?

К чести Фейвала – надо отдать ему должное, подумала она, – он наскрёб в себе приличия чуточку покраснеть.

– Я… я слышу много разного, ваше высочество, но, как Финн и сказал, по большей части это всё пустой трёп глупцов.

– Не нужно мне ничего объяснять, просто перескажи. Что говорят придворные?

– Что… что ты вознамерилась во что бы то ни стало женить на себе Энеаса. Это наиболее… благопристойные слухи, – он закатил глаза. – Ну правда же, ваше высочество, это всё чепуха…

– Продолжай.

– Другие болтают, что ты поставила себе даже… цель повыше.

– То есть? Что ещё за цель?

– Короля.

Бриони подскочила с кресла, пышными юбками едва не сметя с низенького стола посуду.

– Что? Они с ума посходили? Короля Энандера? Да что бы мне было нужно от короля?

– Как они считают, мол, разве есть более надёжный способ для тебя вернуть себе трон, чем… чем распустить хвост перед королём? Прости меня, Бриони – ваше высочество – я только повторяю то, что услышал!

– Говори… всё, – принцесса так сильно сжала ткань своего платья, что испортила бархат.

– Фейвал прав, – кивнул Финн. – Вы не должны расстраиваться из-за таких кошмарных сплетен…

Бриони жестом заставила его умолкнуть.

– Я велела говорить всё, Фейвал.

Юноша неожиданно как будто рассердился из-за того, что его заставили пересказывать подобное.

– Некоторые при дворе полагают, что с самого начала ты думала занять место леди Ананки, пользуясь своей юностью и положением, чтобы привлечь внимание короля. Есть и более мерзкие сплетни, большинство из которых ты уже слышала. Что ты и Шасо пытались захватить трон Южного предела. Что в смерти твоего брата Кендрика виновата… как раз ты, – парень обхватил себя руками, как разобиженный ребёнок. – Зачем ты заставляешь меня всё это говорить? Ты же знаешь, сколько яду способны вылить на других люди.

Бриони рухнула обратно в кресло.

– Я их всех ненавижу. Король? Да я б скорей вышла за Лудиса Дракаву – по крайней мере, он не скрывает, что он разбойник!

Финн Теодорос неуклюже сполз со скамеечки и с трудом опустился на колени рядом с девушкой.

– Прошу вас, ваше высочество, умоляю, ни одного необдуманного слова! Вы окружены здесь врагами и шпионами. Вы не знаете, кто может вас подслушивать.

– Убила моего милого Кендрика? – она едва сдерживала слёзы. – Боги! Да лучше бы я сама умерла вместо него!

После ухода Финна Теодороса Фейвал, кажется, отчего-то разволновался не меньше самой Бриони. Он подошёл к письменному столу и некоторое время сидел, уставясь на хозяйственные счета, потом опять вскочил и начал прибирать без того чистую комнату.

Принцесса, которая только-только начала успокаиваться, была совсем не в настроении наблюдать, как Фейвал Улиец мечется туда-сюда по маленькой гостиной. У неё итак имелась масса причин для расстройства: и неясность в отношениях с Энеасом, и послание фандерлингов, и болезнь Ивви… Она уже подумывала о том, чтобы пойти прогуляться по саду и насладиться последними отблесками заката, когда Фейвал подошёл и уселся напротив неё.

– Ваше высочество, могу я с вами поговорить? Мне действительно необходимо кое-что вам сказать, – он вдохнул поглубже. – Я думаю… Я хотел бы… Я думаю, вам нужно уехать из Тессиса.

– Что? Почему?

Он поправил чулки.

– Потому что здесь для вас слишком опасно. Потому что вас дважды пытались убить. Потому что люди во дворце – все лжецы и предатели, и никому нельзя доверять.

– Я доверяю тебе. И Финну.

– Вы не можете доверять никому, – он встал и принялся шагать по комнате, подбирая и переставляя вещи, которые до этого уже по нескольку раз передвинул. – Потому что все продаются – разница лишь в цене.

Бриони была поражена:

– Ты намекаешь на Финна?

Актёр развернулся к ней, весь красный, – и похоже, что от злости.

– Нет! Я пытаюсь сказать тебе, что этот дворец – настоящее змеиное гнездо! Я знаю! Я слышу их шипенье изо дня в день – я вижу, что они делают! Ты слишком… слишком хорошая для этого места, Бриони Эддон. Уходи. Разве у тебя нет родственников в Бренланде? Поезжай лучше к ним. Там двор невелик – я бывал там. И люди не так… честолюбивы.

Она покачала головой:

– О чём ты говоришь, Фейвал? Если бы я тебя не знала, я бы решила, что ты спятил. В Бренланд? К семье моей матери? Я с ними почти и не знакома…

– Тогда беги ещё куда-нибудь, – Фейвал повернулся к ней, чрезвычайно расстроенный. – Этот дворец – ужасное место.

Договорив, он ушёл в свою крошечную каморку, едва ли больше чулана, где находилась его постель, и там заперся.

Он так и не объяснил, что его расстроило, а весь следующий день прятал глаза, будто стыдился произошедшего разговора так, что даже упоминать о нём был не в силах.

Киннитан проснулась с ощущением отчаяния, её тошнило и кружилась голова. Полдесятицы прошло с того дня, когда она и безымянный мужчина покинули Агамид – и мучительное путешествие продолжилось, как и прежде.

Её лодыжка короткой верёвкой была привязана к одному из крюйсовов на палубе корабля, что позволяло девушке встать и потянуться или неудобно пристроиться, чтобы помочиться с планширя, но если б ей вздумалось кинуться за борт, она осталась бы болтаться низко над водой, пока кто-нибудь не втянул бы её обратно. Теперь, когда Голубя с ними не было, и тюремщик не мог принудить её подчиниться, угрожая жизни мальчика, он старался не дать пленнице ни единой возможности покончить с собой, поскольку собирался передать автарку живой – хочется девушке того или нет.

К тому же, теперь её похититель обзавёлся ещё и союзниками – спасшейся из пожара части команды, оставшейся без корабля, пришлось дожидаться в Агамиде остального флота автарка, так что мучитель Киннитан вынужден был вновь приспосабливаться к обстоятельствам. К нанятому им рыбацкому шлюпу прилагались угрюмый капитан по имени Вилас и два его крепко сбитых сына. Все трое дочерна загорели от долгой работы на солнце, но всё равно отчего-то всем своим видом напоминали о сырости и ослизлости, будто выползли из-под прибрежных скал. У всех троих, красноречиво заявляя о родстве, густые брови одинаково срастались на переносице, и говорили они, как будто, только на грубом перикалезском – её тюремщик понимал это наречие, но Киннитан всё время казалось, что они прочищают глотки и вот-вот схаркнут. Иногда рыбаки бросали на девушку сальные взгляды, но не более – в целом, вроде бы, она их не интересовала: даже тот факт, что она явно пленница, мужчин ничуть не взволновал.

И Киннитан больше ничего не оставалось делать – только смотреть на то, как, покачиваясь, уплывает вдаль берег – смотреть, ждать… и думать. Пока она жевала сухарь, брошенный ей одним из сыновей Виласа – брошенный небрежно, как собаке – она как раз размышляла над тем, сколько времени осталось у неё до того, как безымянный человек передаст свою добычу автарку. Агамид остался далеко позади – уже в днях пути отсюда, но до мысов Джеллона тоже ещё было не рукой подать. Если их судно следует тем же маршрутом, что и флот автарка, то вот вопрос: зачем Сулепис отправился так далеко на север? Ведь он мог получить гораздо больше, завоевав обширный Иеросоль со всеми его богатствами и господством на северном побережье Остейанского моря. Зачем самому могущественному повелителю мира плыть на север до самых лесов центральной части Эйона?

И если уж задуматься, то, прежде всего, зачем автарку понадобилось брать на себя труд отнимать Киннитан от семьи? В этом не находилось совершенно никакого, ни даже малейшего смысла. Зачем было выбирать священной женой простую девчонку, дочь скромного жреца? И потом не делать ни с ней, ни для неё ровным счётом ничего, кроме одного – повеления исполнять какие-то немыслимые религиозные обряды?

И что такое в ней заинтересовало и северного короля – Олина? Он был, конечно, добрым человеком, но ведь не выделил бы он её, Киннитан, из всех прачек иеросольской цитадели только поэтому?

Погодите-ка. Киннитан вскочила, осенённая невероятной идеей, но через два шага её остановила натянувшаяся верёвка. Она подавила раздражение, твёрдо намеренная не упустить пришедшую мысль. Автарк выбрал её для какой-то цели, которой она никогда не понимала. Сейчас его флот продвигался на север вдоль побережья Эйона. Тот пленник, чужеземный король, разглядел в ней что-то, ему знакомое – сходство с кем-то, так он сказал? Так не хочет ли автарк попасть как раз в страну этого самого короля, Олина? Не туда ли они все и направляются?

Не то чтобы в этой мысли ей действительно виделось здравое зерно, но сейчас, окружённая врагами и водами океана, где не было ни проторённых путей, ни вешек, ни примет, она чувствовала, что нащупала что-то стоящее.

Ей было нечего делать и почти нечего есть, и оттого сон Киннитан стал беспокоен. По ночам она часами лежала, завернувшись в своё тонкое одеяло, изо всех сил отгоняя красочные картины тех мучений, которым подвергнет её автарк, и ожидая, пока на неё снизойдёт благословенный сон. А по утрам, пробудившись от дрёмы, она ещё подолгу не открывала глаз, слушая заунывные стоны морских птиц и молясь о том, чтобы заснуть снова, хоть на короткое время погрузиться в забытьё – но это случалось редко. Часто она просыпалась даже раньше своего мучителя, когда бодрствовал только Вилас или один из его сыновей, нёсший у руля вахту.

Несколько дней понаблюдав за своим тюремщиком, Киннитан поняла, что он – человек привычки: каждое утро мужчина вставал в одно и то же время, едва только медно-красный утренний свет начинал кровавить небо у восточного края горизонта. Сразу после пробуждения он делал несколько упражнений на растяжку, переходя от одного к другому с размеренной предсказуемостью стрелки больших часов на главной башне Садового дворца, будто и сам состоял из колёс и шестерней, а не из плоти и крови. Потом, как подсмотрела Киннитан сквозь ресницы, притворяясь спящей, этот бледный, ничем не примечательный мужчина, державший в своих руках её жизнь, доставал из кармана плаща крохотную чёрную бутылочку, вытаскивал пробку и погружал что-то, похожее на иглу или тонюсенькую веточку, в этот пузырёк, и вынув, слизывал то, что оказывалось на кончике. Затем закупоривал его, тщательно притирая пробку – и пузырёк вместе с иглой снова исчезали в кармане плаща. После этого он обычно съедал немного вяленой рыбы и выпивал глоток воды. Утро за утром эти священнодействия – упражнения и манипуляции с пузырьком – неизменно повторялись.