Текст книги "Восхождение тени"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 45 страниц)

Каким-то образом слепец Иннир знал, что Баррик видит и о чём думает.

«Да, я устал. Я счёл, что потерял тебя в Межмирье и потратил много сил, помогая тебе найти путь сюда – сколько вряд ли мог позволить себе истратить. Но теперь ничто из этого не имеет значения. Мы ждали достаточно долго. Теперь мы должны идти в Покой Бдения».

Шагая рядом с высоким королём, Баррик начал наконец понемногу замечать и других обитателей огромного замка. Трудно было разглядеть что-нибудь как следует в сумрачных, подёрнутых дымкой залах – фигуры двигались чересчур быстро или проявлялись лишь на несколько мгновений, прежде чем вновь растаять во мраке, и те немногие, кто попались принцу на глаза, смутили его разум больше, чем если б остались неясными тенями – но теперь хотя бы стало ясно, что замок обитаем.

– Как много ваших людей живёт здесь, лорд? – задал он вопрос.

Иннир сделал ещё несколько медленных шагов, прежде чем ответить. Он поднял руку и свёл большой и остальные пальцы так, будто держал что-то маленькое.

«Большинство ушли с Ясаммез, но и тогда уже нас было много меньше, чем прежде, в давнее время. Некоторые остались служить мне, а также и самому Кул-на-Квару, а другие – как, например, хранители Библиотеки Непостижимого, – никогда не покидают его – да и не могут. Есть и иные, для кого это невозможно – таковы, например, сыновья Харсара, которых ты уже видел…»

– Сыновья? – Баррик не сразу понял, кого слепой король имеет в виду, а потом вспомнил о маленьких нелепых жутиках, крутившихся у ног слуги. – Те… тварюшки?

«Первый дар не всегда вызывает полезные изменения, – откликнулся король, ничего этим не объяснив. – Но всех детей Дара воспитывают с любовью и заботой, – он сделал ещё один жест, заменявший вздох. – Всего же, я полагаю, в этих несчётных, несчётных комнатах осталось не более двух тысяч моих подданных…»

Баррик отвлёкся на пейзаж, открывшийся из высоких окон коридора – впервые он мог ясно рассмотреть то, что лежало вне этих стен. Кул-на-Квар захватывал всё видимое пространство: лес башен из блестящего камня множества оттенков чёрного простирался до самого горизонта, и очертания его постепенно таяли в туманной дымке. Шпили сотни разных очертаний и высоты тем не менее, казалось, построены были согласно единому замыслу, простые формы повторялись снова и снова, пока в совокупности не рождали мрачные звёздчатые фигуры сложных окрасок в чёрных и тёмно-серых тонах.

– Только тысяча или две… во всём этом? – принц был поражён. Да в одном только Иеросоле или Тессисе людей, должно быть, в сотни раз больше.

«Многие ушли на войну, – пояснил Иннир. – На войну с твоим народом, если быть точным. Я сомневаюсь, что кто-либо из них возвратится. Скорбь Ясаммез слишком древна, слишком глубока…»

Имя и внезапное воспоминание о женщине в чёрном, вызывающей страх и благоговение, заставили Баррика остановиться и пошарить под рубашкой.

– Оно у меня, – проговорил принц, пытаясь вытянуть свою ношу. – Зеркало…

Иннир поднял тонкую руку.

«Я знаю. Я чувствую его, как горящую головню. Именно это мы и собираемся сделать – использовать его, чтобы возродить жар Огнецвета. Но пока не передавай его мне».

Мысли скакали в голове Баррика, отпихивая друг друга и расталкивая, так что ни одну он не мог додумать до конца.

– Почему мы… почему вы… – смутившись, он запнулся: на миг принц позабыл, кто он – и даже что он есть. – Почему квары воюют с Южным пределом?

«Потому что твоя семья разрушила мою семью, – ответил король без всякой видимой злости. – Хотя можно сказать и так, что наша семья разрушает себя сама. А теперь тихо, дитя. Мы входим в переднюю».

Баррик ещё не успел даже обдумать то, что сказал ему ветхо одетый монарх, а уже обнаружил, что делает шаг из тускло, но почти привычно освещённого коридора в комнату, будто вырезанную в природном камне с длинными бледными прожилками, протянувшимися меж потолком и полом, как паутина, несмотря на тот факт, что они находились сейчас посреди огромного дворца.

– Что это за место? – спросил он.

Король остановил его жестом, выставив ладонь.

«Не сейчас, человеческое дитя. Я должен пойти вперёд и сам присмотреть за совершением ритуалов – Воспевающие не слишком любят смертных. В любом случае, ты пока не готов увидеть подобное – не собственными глазами и мыслями. Останься здесь, я вернусь к тебе».

Король сделал шаг в тёмное пятно, расползшееся вдоль стены и исчез. Баррик подошёл поближе – осмотреть место, где скрылся его спутник. Мог ли это быть дверной проём? Больше всего похоже на самую обычную тень.

Юноша прождал в каменной палате, как ему показалось, ужасно долго, вслушиваясь в тихие пустые голоса, звучавшие здесь повсюду. Король практически напрямую назвал его убийцей – по крайней мере, членов его семьи, и однако же отнёсся к нему, Баррику, как к дорогому гостю. Отчего вдруг? И то зеркальце, которое он принёс, преодолев столько миль и опасностей – почему король просто не взял его? Если люди – враги Иннира, почему же он продолжает доверять ему ценность, ради которой воин Джаир пожертвовал своей жизнью?

Сомнения и скука в конце концов одолели Баррика, и он, не в силах больше терпеть, вернулся к тому месту, где исчез король, постоял там, прислушиваясь, но ничего не услышал: если это и был открытый проход, то на другой его стороне стояла тишина. Он протянул к пятну руку и на мгновение ощутил, как по ней пробегает холодок, но ни на какое препятствие не наткнулся и потому просто шагнул в стылую тень.

На миг – лишь на миг – он почувствовал себя так, будто снова упал в проём двери в зале Горбуна и испугался, что только что совершил фатальную глупость. Затем вокруг посветлело до клубящейся серости, и принц смог разглядеть белую фигуру в развевающихся лохмотьях, окружённую вихрем теней, как стаей разъярённых птиц. Белой фигурой был Иннир; он стоял, подняв руки, с открытым ртом, будто звал на помощь или… или пел. Чёрные фигуры взмыли, кружась, и ринулись вниз. Баррик уловил отголоски плача, неземной мелодии, прежде чем обратил внимание на то, что несколько порхающих теней оставили короля и летят к нему. С колотящимся сердцем он отступил обратно в холодную тьму и вернулся в пустую каменную комнату; к тому времени, как он добрался туда, Баррик весь дрожал и покрылся липким потом.

«Ты должен поклониться Цсан-сан-сису, – сказал ему Иннир, вернувшись. Если он и заметил, что Баррик сунул нос куда не звали, то не упомянул об этом. – Он много старше меня, по крайней мере, в определённом понимании, и его приверженность Огнецвету неоспорима.»

Король положил холодную руку на плечо принца и повёл его к тёмной двери. Комната на дальней стороне в этот раз казалась совсем другой: не смешение серых красок, но затопленная тенями глубь, с единственным источником жёлто-зелёного свечения у дальнего края. Пока Иннир вёл его вперёд, Баррик потрясённо понял, что свечение исходит из-под капюшона ожидавшей их тёмной, завёрнутой в мантию фигуры, недвижимой, как статуя. Затем голова в клобуке поднялась, и Баррик мельком увидел застывшее серебристое лицо – маска, подумал он, наверное, это какая-то маска – источающее зелёный свет из ноздрей, глаз и рта. Существо подняло руку, как бы приветствуя их, и на миг шестиконечная зелёная звезда из чистого света расцвела на конце его рукава.

«Это Цсан-сан-сис», – сказал Иннир, хотя нужды в том не было.

Баррик старательно поклонился. Он предпочел бы и вовсе не поднимать взгляд, только бы не смотреть на это странное, неестественное сияние.

Прозвучали слова – во всяком случае, принцу показалось, что он слышит шёпот, в котором, правда, нельзя было разобрать ничего, кроме шипения и тихого бормотания. После этого светящееся создание как будто сложилось само в себя и исчезло. Стены вокруг них растворились, и король опять повёл юношу вперёд, в место, где стены, пол и потолок сплошь покрывали тусклые, но непрестанно перемещающиеся цветные искорки, так что казалось, будто темноту прожигают тысячи крохотных свечей.

Несмотря на ослепляющее мерцание, взгляд Баррика сей же миг оказался прикован к фигуре посреди этой маленькой низкой комнатки – к женщине, лежащей на овальной кровати и будто спящей. Сначала, из-за бледности её и неподвижности Баррик решил, что это статуя, но когда король подвёл его ближе, сердце принца сжалось в холодный и тяжкий комок – наверное, она умерла, эта темноволосая женщина со странно заострёнными чертами, и он всё-таки прибыл слишком поздно. Перед ними труп, красивый, застывший труп королевы, выставленный для торжественного прощания.

– Мне так жаль, лорд… – Баррик вынул из кожаного мешочка зеркальце и протянул слепому королю.

«Она ещё жива», – мысли Иннира ложились мягко, как снегопад. Его длинные пальцы сомкнулись на зеркале; Иннир подержал его перед лицом, будто рассматривая слепыми глазами сквозь закрывающую их повязку.

И слегка нахмурился.

«Что-то не так, – произнёс он тихо. – Чего-то недостаёт».

Баррик похолодел.

– Мой лорд?

Король вздохнул.

«Я ожидал большего, человеческое дитя, даже притом, что Искусник близок к своему концу. И всё же, это не имеет значения. Теперешняя эпоха мира сосредотачивается в том, что мы сейчас держим в руках, какая бы частица сущности, данная им, ни содержалась в этой вещице. У нас нет другого выбора, кроме как воспользоваться ею и молиться, чтобы изъян не оказался слишком велик».

Слепой король дохнул на зеркальце и возложил его на грудь королевы.

В первое, показавшееся бесконечно долгим, мгновение ничего внешне не изменилось. Тихо помаргивали вокруг слабые огоньки; сам воздух, казалось, замер в напряжении, будто затаённое дыхание. И тут лицо королевы исказилось, словно от сильной боли, она резко, с трудом вдохнула. Её глаза – чёрные, поразительно тёмные и глубокие – распахнулись на миг, взгляд скользнул от Баррика к Инниру и задержался на нём. А затем, как тонуший пловец, в последнем усилии вырвавшийся на поверхность за прощальным глотком, прежде чем окончательно сдаться, она начала погружаться в прежний сон. Веки дрогнули и сомкнулись, а рука, потянувшаяся к груди в попытке дотронуться до зеркала, упала обратно на кровать.

Баррику показалось, что сейчас он заплачет, но боль была слишком холодна и словно превратила принца в глыбу льда, неспособную лить слёзы. Он не смог выполнить задачу. И почему кто-то – или он сам – полагал, что всё могло закончиться иначе?

Король склонил голову и несколько долгих минут в молчании стоял на коленях пред ложем королевы. Затем вытянул руку – лишь чуть дрожащую – и поднял зеркальце с её груди. Подержал его, будто осматривая, и вдруг отбросил в сторону – тот самый предмет, который сперва Джаир, а потом Баррик бережно сохраняли так долго. Когда оно процокало по комнате, по стенам пошла быстрая рябь, и Баррик наконец увидел, что сверкающие чешуйки, покрывающие их поверхность и потолок, – это блестящие жуки с радужно переливающимися, словно лужица нефти, надкрыльями.

«Это даст ей ещё несколько часов, может – дней, но в зеркале было недостаточно нашего прародителя, чтобы пробудить её, – устало проговорил Иннир. – Мне остался единственный путь. Пойдём, дитя людей. Я должен поведать тебе о вещах правдивых и ужасных, а после тебе придётся принять решение, о котором никогда ещё никто не просил никого из твоего племени».

«Были ли боги здесь всегда или пришли сюда из какого-либо совершенно иного места, мы не можем узнать», – даже мысли Иннира текли теперь медленно, будто с усилием.

Они вдвоём вернулись в ту маленькую скромную комнатушку, где Баррик до того отдыхал, и принц только сейчас сообразил, что это была собственная спальня короля, отчего-то выбранная им из всего великого множества покоев протянувшегося на мили замка.

«Они говорят, что существовали всегда, – Иннир прервался, чтобы глотнуть воды из чашки – неожиданно обычное действие. – Никто из нас не жил тогда, и потому мы не можем оспаривать это их утверждение…»

– Боги говорят, что они существовали всегда? – Баррик не был уверен, что понял Иннира правильно.

«Так они сказали нашим предкам. На самом деле это – то, что услышали от самого Горбуна, прямого нашего прародителя, первые дети Огнецвета, хотя даже Горбун не мог знать наверняка. Он родился здесь, конечно, во время Войны богов.

„Родился здесь“? Что король имеет в виду?» – удивился про себя Баррик. И зачем Иннир взял на себя труд рассказывать ему всё это, если затея с зеркалом провалилась – если сам Баррик не оправдал надежд?

«Но где бы они ни родились и откуда бы ни происходили, – продолжал слепой повелитель фаэри, – боги уже были здесь, когда пришли Перворожденные».

– «Перворожденные» – это вы так называете ваших предков?

«И твоих, дитя. Потому что когда-то мы все были единым народом – Перворожденными. Но одна часть нашего племени получила Первый дар – Изменчивость, как некоторые называют его. Та часть, которой предстояло стать нами, по прихоти природы получила кровь, позволявшую нам приобретать множество различных форм для множества различных образов жизни и способов существования, тогда как прочие из наших собратьев-перворожденных – это было твоё племя – оставались неизменны и внутри и снаружи. Шло время, и два рода расходились всё дальше и дальше, пока не разделились совсем – на мой и твой, и не всегда даже вспоминали об общих для всех них корнях. Но корни были общими и остаются таковыми – вот почему некоторые из кваров, особенно моя семья, так похожи на людей. Мы изменились тоже, но большей частью внутри. Снаружи мы во многом сохранили свой первоначальный облик.»

Баррику казалось, что он понимает – по крайней мере достаточно, чтобы кивнуть, – но как бы яростно священники тригоната там, дома, клеймили подобные речи ересью!

«Прости, что шлю тебе мои слова на крыльях мыслей, – добавил Иннир, – но это утомляет меня не так сильно, как тот способ разговора, какой используют твои соплеменники, – он вздохнул. – К тому времени, как Господин Луны и Бледная Дщерь вместе сбежали в его владения, положив начало Войне богов, два наших рода разделял уже не один только Первый дар. Большинство твоих предков жили на южном континенте, близ горы Ксандос, и поклонялись Громовержцу и его братьям. Большинство же моих соплеменников поселились здесь, на севере, у крепости Господина Луны, и, как следствие, когда он и его семья были осаждены кланом Громовержца, мы приняли сторону Господина Луны и Белого Пламени…»

– Господин Луны, Бледная Дщерь… я… я не знаю, кто все эти люди, лорд… – замялся Баррик.

«Они не люди – боги. И ты знаешь их, только под иными именами. Назови их тогда Хорс и Зория, а отца Зории – Перин Громовержец, кто во злобе взял в осаду лунный замок любовников. После чего Хорс призвал на помощь своих брата и сестру, Змеоса и Зурийял, вставших на его защиту. С ними мой народ связал свою судьбу, и даже те из моих предков, кому тогда случилось быть далеко, пришли, чтобы присоединиться к ним».

В те несколько показавшихся долгими минут, пока Иннир собирался с мыслями, Баррик старался и не мог понять смысла того, что услышал.

– Погодите, прошу, мой лорд. Ваши предки пришли… сюда?

«Да, это место много старше моего народа, – подтвердил Иннир. – Замок, в котором ты сидишь, а точнее, замок, простирающийся под и за тем замком, в котором ты сидишь, был однажды твердыней самого бога луны, Хорса Сребросвета. И в будущем, когда ты вновь увидишь его стены и высокие гордые башни, гляди не на чёрный камень, из которого строили мы, но на лунный камень, сияющий под ним. Внимательный глаз заметит его».

Баррик только ошалело оглядывался вокруг. Этот странный замок – да может ли это вправду быть Крепость Вечного льда, мрачная твердыня из легенд?

«Даже самые невежественные из вас, людей, знают, чем закончилась битва, хоть и не ведают всех её причин, – продолжал король. – Хорс был убит, а его брат и сестра изгнаны с земли. Его жена, а Перина – дочь, Зория бежала прочь и скиталась, не зная дороги, пока её не нашёл брат её отца, Керниос, тёмный властелин земли. Он отвёз её в свой дом и сделал своей женой, хотела она того или нет. Но во время войны у неё родилось дитя, конечно – умница Купилас, сын Господина Луны – и когда он подрос, его дар к изготовлению различных вещей стал таков, что как бы ни насмехались Перин и прочие ксандианские боги над ним и как бы грубо с ним ни обходились, они забрали его с собой, чтобы его искусные руки служили им. Он создал для них множество удивительных вещей…»

– Таких как Звезда земли, копьё Керниоса, – Баррику вспомнился рассказ ворона.

«Да, и именно это оружие стало и триумфом Горбуна, и его погибелью, – согласился Иннир. – Но мы пока говорим не о нём. Однако, тяжкая участь Огнецвета, та, что по сию пору довлеет над всеми нами, восстала из пепла Войны богов. Горбун в конце концов сбежал от своих тюремщиков. Он бродил по миру, обучая и твой народ, и мой, и разумом проникал в секреты искусства созидания глубже, чем когда-либо это делал любой человек или бог. И в те же годы он научился ходить дорогами Пустоты».

Баррик кивнул, вспомнив ещё кое-что из странных историй ворона:

– Дорогами его прабабки.

«Верно. Итак, наконец он вернулся и жил довольно долгое время среди моего народа, здесь, в руинах лунного замка, и пока он жил здесь, он влюбился в одну из моих предков, деву по имени Сумму. То были дни, когда боги и смертные делили землю и даже имели детей друг от друга. Но, в отличие от многих прочих своих соплеменников, Горбун-Купилас оставил своим потомкам в наследство не только сказки. Сумму родила троих детей, двух девочек и мальчика, и все трое родились с даром, который мы зовём Огнецветом. Когда Купилас ушёл навстречу своей великой и ужасной судьбе, обнаружилось, что потомки его не похожи на других из своего народа – жизнь была сильнее в них. Одна из тех детей – Ясаммез, великая тёмная леди, известная тебе, жизнь которой длится уже много веков, почти столько же, сколько отмерено и самим богам. Её брат и сестра, Аянн и Ясудра, распорядились своим даром иначе, хоть и не знали поначалу, что есть у них дар, который можно было бы передать. И пусть жили они не дольше, чем обычные наши семьи – срок этот исчисляется несколькими столетиями – дар тот послужил не им, но их потомкам.

Сумму происходила из рода высшего среди кваров по крови, и потому её старшие сын и дочь, как велось испокон веку и соблюдается поныне, связали себя узами брака, дабы сохранить чистоту и силу этого рода. Эти двое, Аянн и Ясудра, передали Огнецвет своим детям, и чудо этого дара было в том, что, когда супруги умерли и дети их стали править Народом, само существо родителей осталось в их детях/влилось в детей – не только их душа или кровь, но их живая суть и память. У детей в свой черёд тоже родились дети, внуки Аянна и Ясудры, которые в один прекрасный день поженились и получили мудрость и думы и родителей их, и деда с бабкой. С тех пор так и повелось: король и королева нашего народа передают всё, что их составляет, следующему в роду. Мы есть живая Библиотека Непознаваемого – и тем самым мы получили то необходимое, что позволит нам провести наших детей сквозь горе Долгого Поражения. – Король медленно кивнул. – Ты ведь не знаешь, о чём я сейчас веду речь, дитя людей? Мы называем это Долгим Поражением, потому что мы, квары, всегда были слишком малочисленны для борьбы с нашими когда-то двоюродными братьями – смертными людьми – за обладание этим миром, и потому мы знаем, что наш удел – сокращаться в числе и в конце концов быть вытесненными твоим народом… хотя вновь я в попытке объяснить чересчур упрощаю материи запутанные и сложные.

Но вот где именно мы подходим к печальной правде.

Огнецвет течёт в жилах Ясаммез вечно, потому что она никогда не делилась им. Никогда она не избирала любовника одного с нею рода, так что дар её не умалялся. Есть те, кто говорят: причиной тому – её себялюбие. Есть и те, кто, напротив, называет её решение жертвой – они считают, что она предпочла жизнь мучительно долгую для того, чтобы охранять род сестры и брата из поколения в поколение. Но какая бы мысль ни руководила ею, Ясаммез встала на этот путь.

Те из нас, кто получили Огнецвет от своих родителей и должны, в свою очередь, передать его своим детям, идут дорогою более сложной. Во-первых, каждый раз передача Огнецвета, передача памяти всех предыдущих поколений следующему требует большого напряжения сил. Лишь в себе самих мы не способны изыскать их сколько необходимо – плата за то непомерно высока. И только к одному источнику такой силы можем мы обратиться: к самому Горбуну, или, скорее, к последнему напоминанию о нём в этом мире.

И этот последний отпечаток бога пребывает под замком, который вы, люди, называете Южным Пределом, но который однажды служил входом в дом господина земли Керниоса. И это последний оставшийся истинный знак тех ужасных древних дней, когда боги ходили по земле.

Большинство из вас, людей, даже не ведают об этом, но некоторые, те, что живут в глубинах под замком, знают. Они называют его Сияющим Человеком».

– Я не знал… не знаю об этом, лорд.

«Но дроу под крепостью твоей семьи знают. Они многие годы поклонялись ему и защищали его, не понимая истинной его природы».

– Дроу?

Король помавал рукой.

«Вы зовёте их „фандерлингами“, кажется. Это не имеет значения, потому что сейчас мы подходим к самой сути.

Долгое время в месте, которому вы дали имя „Южный Предел“, жили люди – военачальники и мелкие дворяне, правившие им от имени других королей, и хотя мы, царствующая семья Народа, не могли прийти туда открыто, нам были известны другие пути, по каким можно было попасть к Сияющему Человеку и получить силу, необходимую, чтобы сохранять Огнецвет живым в нашей крови. Моя сестра Сакри и я совершили этот поход во дни Сианской империи. Наши прародители были там, когда Иеросоль заправлял умами человечества. Но затем пришла чума, и люди вытеснили нас из всех своих земель – земель, что однажды были нашими, но в которых мы стали теперь назойливыми пришлецами, мишенями для страха и злобы – и самой горькой стала потеря того места, что вы назвали „Южным Пределом“, того, где Горбун ждал нас в глубинах. Мы сражались за право свободно приходить к нему, но были побеждены – во многом этому поспособствовал твой предок Англин – и отброшены назад в свои земли на севере, куда люди забредали редко.

Так и произошло, что, когда Сакри и я начали дряхлеть, мы не смогли передать Огнецвет нашим сыну и дочери. Миновало ещё столетие – и положение наше сделалось отчаянным. Ясаммез, старшая сестра всего рода, посоветовала нам начать с людьми войну и отбить замок, но меня страшило, что если мы проиграем это сражение, всё станет только хуже. Жена моя приняла сторону своей пра-сестры. Долгое время наша семья провела в спорах, пока не закипел и весь Кул-на-Квар. И наконец, утаив свой замысел от меня и от матери, сын мой Джанния и его сестра Санасу отправились в Южный Предел одни, взяв с собою лишь небольшой отряд воинов и слуг из замка.

Их, однако, схватили, и привели к Келлику, наследнику Англина, правителю королевств Пределов. И твой предок Келлик увидел Санасу, мою красавицу Санасу…»

Тут Иннир замолчал, и хотя лицо его почти не изменилось, оборвавшееся течение его тихих спокойных мыслей в голове потрясло Баррика не меньше, чем если бы король зарыдал…

«…И он захотел её для себя, – продолжил король фаэри спустя какое-то время. – Смертный человек возжаждал ту, которая должна была стать бессмертной королевой всего своего народа! И он схватил её, как волк хватает грациозную лань, нимало не заботясь о том, какая красота падёт жертвой его неуёмной жадности…»

На этот раз пауза была намеренной; Баррик, словно во сне, беспомощно наблюдал, как бледное лицо короля каменеет, становясь ещё более схожим с ликом статуи.

«Он взял её. Джанния, её брат, её наречённый – мой сын! – сражался за сестру, но у короля Келлика было много солдат. Джанийя был… убит. Санасу – похищена. Огнецвет не мог быть передан сыну и дочери. И конец народа встал у дверей».

Королева Санасу..! Баррик вспомнил о её изображении в Портретной галерее, хорошо знакомом ему лице со странными, нездешними глазами, огненными волосами и бледной кожей. Но она… была супругой короля Южного предела! Неужели она и вправду была из кваров?

«На заре того страшного дня, – продолжил Иннир, – Ясаммез и другие, конечно, развязали с людьми войну и на какое-то время даже отбили то место, где Горбун уничтожил последнего из богов, но Келлик забрал с собой Санасу и отступал всё дальше во владения людей, пока не собрал достаточно союзников, чтобы атаковать самому. В то время, как мы захватили замок, Сакри и я сделали всё возможное, чтобы подкрепить силой бога наше внутреннее пламя, но мы понимали, что без наследников лишь отсрочим неизбежное. В конце концов люди одолели нас и заставили отступить, по пути безжалостно убивая столь многих из нашего народа, что нам пришлось отдать большую часть оставшихся сил для создания Мантии, сумрачного покрова, под которым люди опасались преследовать нас и не вошли в наши земли. И так жили мы последние годы.

Теперь королева и я – мы оба умираем. Я отдал ей столько своих сил, сколько мог, пока мы ожидали, что же выйдет из этой… – он поднял зеркало, – …авантюры, названной Стеклянным договором. Но этого оказалось недостаточно. Она не пробудится вновь. Если только я не отдам ей ту малость, что осталась во мне. Если только я не отдам ей свою жизнь».

Баррик был глубоко потрясён.

– Вы отдадите ей свою жизнь? Но ведь это никак не поможет.

«В любом другом случае это было бы справедливое утверждение, но Огнецвет живёт по своим законам, запутанным, мудрым и таинственным. Возможно, есть ещё способ отсрочить неизбежный конец нашего рода – пусть хотя бы и ненадолго. Возможно, именно об этом Ясаммез думала, отсылая тебя ко мне. Я рад был бы предположить, что у неё имелись намерения иные, чем только посмеяться надо мной».

– Я… я не понимаю, мой лорд.

«Конечно же нет – да и как ты мог бы? Ваш народ скрывал правду о том, что случилось. Но всё же наверняка за свою ещё недолгую жизнь ты не раз должен был задуматься… возможно, почувствовать, что тут что-то… не так…

У Баррика по телу побежали мурашки, как будто у него начинался жар.

– Во мне? Вы говорите обо мне?

„В тебе, в твоём отце и во всех прочих, нёсших в себе болезненное, смущающее разум наследие Огнецвета, каким он горит в человеческих жилах. Да, дитя моё, я говорю о тебе. Ты – потомок моей дочери, Санасу, и кровь её сильна в тебе. В некотором роде ты приходишься мне внуком.“

Баррик уставился на него, разинув рот. Его сердце заколотилось так бешено, что голова закружилась.

– Я… один из детей сумерек?

„Нет, ты нечто меньшее… и одновременно нечто большее. В тебе течёт кровь Высочайших, но до сего дня это приносило тебе лишь горе. Теперь, однако, она может сделать тебя последней надеждой нашего древнего народа – но лишь если ты принесёшь великую жертву. Если позволишь мне передать тебе мой Огнецвет.“

Смысл сказанного никак не укладывался в голове. Баррик просто сидел и таращился на короля. Спокойное лицо Иннира было таким же, как и час назад, как до того, когда он произнёс слова, перевернувшие весь мир с ног на голову.

– Вы… вы хотите передать этот Огнецвет… м-мне?

– Чтобы продлить жизнь королевы еще хоть немного, я должен буду отдать ей свои последние силы. Если я смогу передать свой Огнецвет тебе – а это может оказаться и невозможно – тогда наследие наше, по крайней мере, не погибнет. Но если ты и сможешь выдержать это, Баррик Эддон, ты никогда не сможешь снова стать даже на самую малость таким же, каким ты был раньше.»

– Но если вы сделаете это, то что же… что же случится с вами?

Впервые за долгое время Иннир улыбнулся – слабо, устало растянув губы.

«О, дитя, конечно же, я умру».