Текст книги "Восхождение тени"
Автор книги: Тэд Уильямс
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 45 страниц)
Это была война между богами, битва исполинов и чудовищ, невероятнее и кошмарнее которой не случалось на земле. Воины превращались в животных, смерчи или огненные щиты, сражаясь друг с другом под стенами страннейшего города, похожего на измятую шкуру ежа с иглами из высоченных острых хрустальных башен – они кренились и вибрировали, как будто на них давила вся тяжесть небес. Сначала башни показались Баррику выше любых гор, но в следующий миг он увидел, что они вполне по росту тем, кто бился у их подножия, как защитникам, так и нападающим.
То было неистовое сражение. Тысячи птиц стрелами пикировали с неба, атакуя женщину, состоящую словно из воды, но растущую ввысь и ввысь, поднявшуюся бьющей струёй даже над чёрными башнями. Вспышки ослепляющего света озаряли огромные орды солдат-скелетов, вновь скрывавшихся от глаз, когда угасали последние лучи. Булыжники носились по ветру, словно опавшие листья, змея из скрученных молний обвила и сжала верхушку горы, сбросив её на одну из замковых стен. Разрушенное место мгновенно принялись заделывать рои металлических насекомых, выпускавших струйки пара из каждой щели и сочленения.
В самом сердце битвы, взирая на ворота, стояли три громадные фигуры – форма их оставалась расплывчатой, смутной даже в самом ярком сиянии, только глаза светились ледяным, ярко-звёздным блеском. Один великан держал огромный молот, выкованный из неизвестного тусклого серого металла, у двух прочих в руках были копья: у одного – двузубое и зелёное, как океан, у другого – чёрное, как вырытая в земле нора.
И Баррик знал, кто эти трое, хотя и страшился признаться в этом – даже себе.
Средняя фигура взметнула в воздух свой молот – и нечто вроде вихря ярких теней хлынуло вперёд и кинулось на стены огромного замка: яростные призраки, и сияющие, и меняющие форму – их совместное свечение было так сильно, что Баррик не мог как следует разглядеть, что происходит. Но в следующий миг ещё более яркий свет начал разгораться подобно восходящему солнцу, и нападающие в беспорядке отступили от стен.
Только двое вышли навстречу захватчикам из осаждённого города, но те бежали пред ними. Один из защитников был окутан сферой жаркого янтарного пламени, второй – ледяного бело-голубого сияния, которое странным образом не терялось рядом с более ярким золотым блеском. Фигуры двух наездников, высоких и гордых, проступали сквозь свечение; у каждого в руке был меч; и невозможно было определить, исходит ли свет от самих всадников, от их клинков или доспехов, но встретившись лицом к лицу с яростными лучами, исходившими от защитников крепости, враги разбегались куда глаза глядят.
Рёв в ушах Баррика стал громче, отдаваясь в черепе буханьем и пульсирующим гулом, будто там бесновался шторм. Сияние жгло глаза, не давая рассмотреть почти ничего. Трое на холме пришпорили коней, направляя их вперёд – чудовищные животные понеслись вниз по склону, даже не касаясь земли копытами. Тёмные всадники вскинули оружие – и словно само небо раскололось над их головами, проливаясь на битву нескончаемой тьмой.
И вдруг все они исчезли – огненные женщины, мужчины-вихри, прекрасные наездники, страшные в своём гневе, битва и все, кто участвовал в ней, – всё прекратилось в один миг и сгинуло. Остался только сам замок – его бледные, опалово мерцающие башни теперь валялись, поверженные, на земле, как деревья после зимней бури, разбитые на куски; их размётанные осколки блестели в грязи и пепле, словно капли расплавленного золота на полу кузни.
Баррику недолго удалось наблюдать их безумную красоту прежде, чем город превратился в руины, но созерцая картину разрушения, он обнаружил, что оплакивает эту потерю всем своим существом.
А потом, без предупреждения, он начал падать. По мере того, как принц стремительно приближался к ним, развалины крепости изменялись: то, что прежде сияло золотом, опалово-зелёным и молочно-белым, поднялось вновь – чёрным и скрученным, то, что раньше просвечивало насквозь, окуталось тенью. Замок, некогда чудо из чудес, превратился теперь во всего лишь пыльную заброшенную паутину – там, где сверкала дождевыми алмазами ажурная ловчая сеть. Он не был больше прекрасен – и всё же оставался красив, хотя и красотой странной.
Тот же самый. И совершенно другой. И Баррик влетел в него, как ветер в колодец.
Не много времени было у принца на то, чтобы понять, что он лежит вниз лицом на ровном полу из полированных плотно пригнанных друг к другу чёрных плит, прежде чем он услышал, как приближаются странные чиркающие звуки, а затем, мгновением позже, различил шелест мягких шагов.
Баррик открыл глаза и столкнулся нос к носу с кошмаром. На него уставились чудовищные морды с бессмысленно вращающимися буркалами и раззявленными клыкастыми пастями. Лишь форма голов отдалённо походила на человеческую. И это было хуже всего.
– Ага, – произнёс голос у принца за спиной – холодный, незнакомый. – Отлично, мои милые. Вы поймали нарушителя границы.
Глава 32
Секреты и недомолвки
«Другое племя фаэри, описанное в книге Ксимандра – трикстеры, во множестве человеческих легенд описываемые как большие любители заключать сделки. Только Ксимандр да ещё несколько учёных заявляют, что им известно что-либо об этом племени, а поелику Ксимандр скончался прежде, чем книга его была кем-либо прочитана, источники сведений его неизвестны, и оттого заключениям его вполне доверять невозможно».
из «Трактата о волшебном народе Эйона и Ксанда»
– Правду сказать, не такой уж он и странный, – сказал брат Сурьма, проникшийся к пойманному дроу сочувствием. – Язык нашего пленника очень похож на старинные формы из Основ знаний Полевого шпата. Вы, вероятно, не знаете, но Основы начертаны на исключительного качества листах слюды – каждый вырезан из цельного кристалла – и там содержатся истории Древнейших дней, которые вы больше нигде не найдёте…
Вансен кашлянул, вклиниваясь в лекцию молодого и чересчур увлекающегося монаха.
– Это всё очень интересно, Сурьма, но нам нужно знать, что этот парень говорит сейчас.
Послушник покраснел так, что Феррас разглядел это даже в том тусклом свете, который так обожали фандерлинги.
– Мои извинения…
– Просто продолжай, сынок, – подбодрил его Киноварь. – Поговори с пленником, если можешь.
Юный монах повернулся к дрожащему хмурому дроу, по которому было видно, что тот не сомневается – в трапезную его притащили пытать. Два стража-фандерлинга стояли позади мелкого озлобленного бородача, готовые пресечь любую пакость, но Вансен не волновался. Он повидал много допрашиваемых, и этот парень по всем признакам просто бравировал – надолго его напускной храбрости не хватит.
– Спроси его, почему они напали на нас здесь, в нашем доме, – попросил он.
Сурьма издал серию отрывистых глубоких горловых звуков. Некоторые из фандерлингов озадаченно прислушались, как будто уловив нечто знакомое, но для Вансена это был не более чем шум. Дроу со встопорщенной бородёнкой поднял глаза на монаха – в каждой грязной чёрточке лица его читалось возмущение – но ничего не ответил.
– Спроси его, почему они пошли за тёмной леди, – он попытался припомнить, как же называл её Джаир. – Спроси, зачем дроу пошли за Ясаммез. На этот раз вопрос Сурьмы заставил пленника выпучить в изумлении глаза. Затем он всё же что-то буркнул – коротко и явно неохотно – но хотя бы что-то.
Сурьма прочистил горло.
– Он говорит, что… леди Дикобраз – думаю, это имя… что она сокрушит вас. Что она отомстит Живущим-под-солнцем. Я думаю, это верный перевод.
Вансен подавил улыбку. Громкие заявления – их выдают все пленники, которым на деле толком неизвестно, за что они сражаются.
– Я сейчас отойду в дальний конец комнаты, Сурьма, – обратился он к монаху, – а вы с Киноварью расспросите его о том, почему дроу подняли руку на своих братьев – фандерлингов.
Он махнул рукой, будто в раздражении, и отступил. Магистр придвинулся к бородачу поближе, начиная допрос, а Сурьма стал медленно и вдумчиво переводить. Капитан заметил, что Киноварь то и дело схватывает какое-нибудь незнакомое слово и повторяет его, и опять поразился сообразительности магистра.
«Так он нарочно подчёркивает сходство между ними: гляди, дроу, я уже почти говорю на твоём языке!»
Вансен тихо стоял позади, пока фандерлинг из клана Ртути задавал вопросы, упирая на то, что его народ гораздо ближе дроу по крови, чем предводители кваров, которым те служат, но пойманный по-прежнему отказывался говорить.
«Эх, если б как-то вызвать хоть каплю доверия или стыда…» – подумалось Вансену.
– Спроси, как его зовут.
Сурьма, кажется, удивился, но спросил. Дроу как будто сконфузился, но всё же что-то проворчал в ответ.
– Он говорит, его имя Кроньюл, это, вроде бы, «Бурый уголь» по-старому.
– Хорошо, – Феррас продолжал говорить тихо, чтобы не слишком привлекать к себе внимание. – Спроси теперь мастера Бурого Угля зачем, всё-таки, его госпоже Леди Дикобраз понадобился наш замок? Что она станет делать, заполучив его? И почему она жертвует жизнями стольких дроу для его захвата?
После того, как Сурьма перевёл вопросы пленнику, тот уставился на монаха, явно не находя слов. И наконец пробормотал что-то более-менее длинное. Послушник пригнулся к нему, чтобы расслышать получше, затем выпрямился.
– Он говорит, что тёмная госпожа в ярости. Король кваров не позволил ей просто перерезать нас, подлых людишек – он называет нас как-то вроде «живущие-на-землях-под-солнцем», – но вместо этого заставил её заключить какой-то договор. Тёмная госпожа изо всех сил старалась соблюсти этот договор, но он лопнул. Её… я не понимаю то слово, которое он использует… её родич, или друг, или что-то вроде – немного похоже на слово, что у нас означает члена своего клана… был убит, и потому теперь она говорит, будто договор нарушен. Их госпожа винит короля фаэри, но также гневается из-за своего… родича, – Сурьма присел. – Кажется, это всё, что ему известно – Уголь занимает невысокий чин в подземной армии.
Сердце Вансена внезапно забилось.
– Молот Перина, невероятно! Договор? Он сказал – «договор»?
Сурьма пожал плечами.
– Сделка, пакт, соглашение – это слово не в точности переводится как…
– Помолчи! То есть нет, прости, пожалуйста, но прошу, не говори ничего пока, Сурьма.
Вансен напряг память. «Да, – кивнул он сам себе, – кажется, всё сходится».
– Спроси его, не знает ли он имени родича госпожи – того, что был убит. Того, с чьей смертью договор был разорван.
Молодой послушник, удивлённый горячностью Вансена, повернулся и передал вопрос дроу, который с каждой минутой выглядел всё менее испуганным и всё более озадаченным.
– Он хочет знать – вы его убьёте? – перевёл Сурьма ответ бородача. – И он сказал, что вроде бы того родича звали Штормовой Фонарь.
– Так я и знал! – капитан хлопнул ладонью по каменному столу так, что пленник от неожиданности подпрыгнул. – Скажи ему, что нет, Сурьма, нет, мы не собираемся его убивать. Напротив, мы отпустим его, чтобы он проводил меня к своей повелительнице. Да, я пойду и поговорю с ней. Я расскажу ей правду о Штормовом Фонаре и договоре. Потому что я был там.
Монах сбивчиво перевёл дроу речь Ферраса Вансена. Маленькая комната погрузилась в молчание. Капитан огляделся. Киноварь Ртуть, брат Сурьма, Малахит Медь – даже дроу – все таращились на него так, будто дружно решили, что Высокий человек не иначе рехнулся.
* * *
Постель Чавена так и осталась нетронутой. Более того – в каморке не наблюдалось ни единого признака того, что лекарь вообще сюда заходил.
– Его тут нету, – серьёзно сообщил Кремень своим высоким голоском.
– Знаю, – ворчливо ответил Сланец. – Мы его не видели уже несколько дней – с тех самых пор, как он позволил тебе удрать – когда должен был за тобой приглядывать. Но я хочу с ним поговорить. Он ничего не упоминал насчёт того, куда собирался?
– Его тут нету, – повторил Кремень.
– Парень, ты мне что, решил темя продолбить? – Сланец вывел сына из комнаты.
– Капитан Вансен ушёл, – развёл руками Киноварь. – Готовиться к путешествию, в котором он рискнёт своей шеей ради дела, которое я не очень понимаю и которое, пожалуй, в любом случае не выгорит, – он вздохнул. – Надеюсь, у тебя новости для нас более приятные.
– Боюсь, что нет, – покачал головой Сланец. – Я не нашёл Чавена в храме. Нигде.
Магистр нахмурился.
– Это очень странно и тревожно. Хендон Толли угрожает ему смертью – зачем бы тогда доктору подниматься наверх, в замок? Да даже и в Город фандерлингов?
– Будем надеяться, что он не полез в туннели в одиночку и не ухнул там в какую-нибудь пропасть, – добавил Малахит Медь. – Там столько неисследованных мест, особенно за Пятью арками – мы можем никогда и не найти его тела.
Брат Никель пылал праведным гневом ярче факела:
– Я говорил вам, что от него жди одних неприятностей – чужак, даже не нашего племени, который хочешь – не хочешь начнёт болтаться по храму и окрестностям! Мало нам того, что Сланцев мальчишка пробрался в Мистерии. Что, если этот… наземец, этот жрец-колдун, пошёл туда же? Кто знает, что за неприятности ждут нас тогда!
– Да зачем бы Чавену лезть в Мистерии? – удивился Сланец.
– А почему бы и нет? – Никель был так зол, что едва себя контролировал. – Нынче, как я погляжу, у каждого встречного находится важное дело в нашем самом священном месте! У наземцев, у детей – не говоря уж о фаэри!
– Фаэри? – Сланец в замешательстве повернулся к Киновари и Гелиотропу Яшме. – Что это значит? Я ничего об этом не слышал.
– Яшма со своими парнями пресёк несколько попыток подкопаться к туннелям ниже уровня храма, – пояснил Малахит. – Но это ничего не доказывает – возможно, фаэри просто пытались найти способ захватить нас врасплох. Тогда, разбив нас, они могли бы устроить сюрприз защитникам замка, появившись из ворот Города фандерлингов, уже практически в сердце крепости.
– Вы обманываете себя, – бросил Никель. – Они ищут способа воспользоваться силами глубин, – монах испепелил взглядом Сланца, будто род Голубой Кварц был как-то замешан в этом подлом замысле. – Они хотят заправлять в Мистериях.
– И для чего? Зачем это фаэри? Да и вообще, что это могло бы значить? – Сланец посмотрел на перекошенное лицо без-пяти-минут-настоятеля и увидел на нём мгновенную вспышку страха, как у ребёнка, пойманного на очевидной лжи. – Стойте-ка. Что-то здесь у вас творится мне непонятное. Так, и что же именно?
– Расскажи ему, – предложил монаху Киноварь. – Иначе это сделаю я. Сланец заслужил наше доверие.
– Но магистр! – разволновался Никель. – Так наши секреты скоро станут известны всем…
– Гильдия передала мне полномочия, и потому я здесь решаю, брат. Кроме того, возможно, времена скрытности прошли, – магистр вздохнул и откинулся в кресле. – И всё же, да простят меня Старейшие Земли, но хорошо бы это тяжкое бремя легло на плечи другого поколения.
Сланец переводил взгляд с одного на другого.
– Ничего не понимаю. Может мне кто-нибудь что-нибудь внятно объяснить?
Несмотря на то, что Никель был относительно молод, выглядел он гораздо старше своих лет, а сейчас к тому же скривился так, будто надкусил самую горькую редиску из неудачного урожая.
– Это… это не первый раз… когда квары пытаются проникнуть в Округ Мистерий. Они многажды там бывали.
– Что? – Сланец выпучил на него глаза.
– Что я сказал! – рявкнул Никель. – Квары приходили сюда всё время, сколько метаморфные братья ведут летопись. Старшие из братьев и Гильдия знали об этом и закрывали глаза, более или менее – тут сложная история. Но потом их хождения прекратились; квары не появлялись здесь уже очень давно. Лет двести, а то и больше.
Сланец покачал головой.
– Я всё ещё ничего не понимаю. Что они делали в Мистериях?
– Мы не знаем, – пожал плечами Киноварь. – Говорят, что когда-то давно нашлось несколько монахов, что прокрались в Мистерии в попытке подсмотреть за фаэри – или кварами, как они сами себя называют – но в той истории сообщается, что эти смельчаки лишились рассудка. Фаэри приходили очень редко – раз в столетие, а то и реже – и всегда небольшой группой, почему, возможно, им это и позволялось. Традиция была древней уже тогда, когда сформировалась первая Гильдия каменотёсов, семьсот лет назад. Они всегда являлись через Известняковые ворота, с самой длинной из Дорог Шторм-камня, той, что ведёт на материк. Квары задерживались здесь всего на несколько дней и ни разу ничего не украли и не испортили, да и никому не навредили. Долгое время наши предки не вмешивались в дела волшебного народа – по крайней мере, как сообщает история. А потом, после битвы на Серохладной пустоши, квары перестали появляться.
– Но если у них был готовый вход, почему они на этот раз не воспользовались им же? – удивился Сланец.
– Потому что мы запечатали Известняковые ворота после второй войны с сумеречными, – сердито фыркнул брат Никель. – Фаэри показали, что им нельзя доверять. Потому-то и пришлось им подкапываться с поверхности. И поэтому-то они так рвутся в наш священный Округ Мистерий!
Сланец потёр лоб, как будто собирая услышанное в более осмысленную и цельную форму.
– Даже если это всё правда, Никель, она совершенно не объясняет «почему». Неужели совсем никто не знает, чем они там занимались или с чего вдруг им вообще было разрешено туда спускаться?
Киноварь кивнул.
– На самом деле, похоже, в прошлые века квары помогали строить Округ Мистерий – нет, извини, Никель, я не стремлюсь богохульствовать. Я хочу сказать, что фаэри участвовали в прокладке туннелей и обработке залов в глубинах, не в самих Мистериях.
– Трещины и щели! – Сланца как будто оползнем придавило известием, оно как будто погребло под собой знакомый и привычный ему мир. – И я узнаю об этом только сейчас? Я что, единственный фандерлинг во всём Городе, который ни сном ни духом?
– Для меня это тоже новость, – откликнулся Медь. – Не знаю, что и сказать.
– Для всех нас это новость, включая меня, – поправил магистр. – Хранители Сард[10]10
Сард, или сардер – разновидность сердолика красного, красно-бурого или желтовато-бурого цвета. Название своё получил от города Сардиса (Сердиса) в древнем государстве Лидия.
[Закрыть] и Кепрок[11]11
Кепрок – калька с английского caprock (cap – шапка, rock – порода), покрывающая порода, каменная шляпа соляного купола или рудной жилы.
[Закрыть] призвали меня перед тем, как послать сюда, и тогда сообщили. Знали только сами Хранители Гильдии и несколько особо доверенных лиц. Никелю сказали так же, как и мне.
– Именно, – вставил брат Никель. – Настоятель открыл мне правду, когда заболел. «Ныне время молодых, – сказал он, – я уже слишком стар, чтобы хранить такие секреты», – монах нахмурился. – Подарок, прямо сказать, не из лучших, что я получал.
– «Прадедов топор не потому хранят, что он украшает стену», как говорили в старину, – упрекнул его Киноварь. – На наших плечах доверие всех, кто пришёл до нас и кто придёт после. Мы должны делать, что должно.
– Тогда нам надо молиться Повелителю жидкого камня, чтобы не оказалось, что ваш капитан Вансен сошёл с ума, – огрызнулся Никель. – И что он добьётся чего-нибудь путного, а не только своей смерти. Иначе – мы сможем отразить ещё атаку – ну, две, – но в конце концов проиграем, и Мистерии окажутся у них в руках.
– Не только Мистерии, – добавил Малахит Медь. – Если мы проиграем, Город фандерлингов тоже падёт, а затем они захватят и замок наверху.
– Что мы делаем, отец?
Сланцу всё ещё казалось странным слышать такое обращение от мальчика – выходило малость похоже на то, будто ребёнок исполняет роль Послушного Сына в одном из действий мистерии.
– Я боюсь за Чавена и хочу его поискать, – объяснил мужчина. – Но я не собираюсь совершать вторично свою ошибку и выпускать из виду тебя. Старейшие свидетели, мне так не хватает твоей матери!
Кремень спокойно взглянул на отца.
– Мне тоже её не хватает.
– Быть может, мне стоит отослать тебя к ней, в Город фандерлингов? Это убережёт тебя от неприятностей – по крайней мере, в храме.
– Нет! – это было первое, что, кажется, действительно взволновало мальчика. – Не отсылай меня, отец. Мне нужно здесь что-то сделать. Я должен быть здесь.
– Что за чепуха, парень? Что тебе может быть нужно сделать? – уверенность Кремня встревожила Сланца. – Больше ты не станешь наводить шороху в библиотеке, слышишь меня? И никаких больше внезапных прогулок по Мистериям – я итак едва уговорил братьев простить нас с тобой за прошлые приключения.
– Мне нужно оставаться в храме, – упрямо повторил мальчик. – Не знаю, почему, но я должен.
– Хорошо, об этом мы поговорим позже, – сдался мужчина. – Сейчас ты можешь пойти со мной. Но никуда от меня не отходи, понял?
На самом деле Сланец был даже рад компании мальчишки. Его тревога за доктора всё росла и росла – вместе с уверенностью, что Чавен не просто забрёл куда-то. Возможно, его похитили квары – и думать об этом было страшно, – а возможно, его одолел новый приступ одержимости зеркалами – что могло привести и к худшим последствиям.
У Сланца не было намерений искать в заведомо опасных местах (хотя после безумия прошедшего года ни пядь земли под Городом фандерлингов теперь нельзя было назвать вполне безопасной), но всё же если бы с последней атаки кваров не минуло уже несколько спокойных дней, он не отважился бы вывести ребёнка за пределы храма. Но даже решившись на это, Сланец сунул за пояс каменную пику и топорик, и кораллов для лампы захватил больше обычного.
«Старейшие, защитите нас обоих, – помолился он про себя. – Парнишку – от всякого вреда, а меня – от Опал, буде с ним что-нибудь приключится».
Сланец скучал по своей жене. Ещё ни разу с тех пор, как он ученичествовал у старого Железного Кварца и ходил с ним до самого Сеттленда, Сланец не разлучался с супругой так надолго. Он скучал по ней иначе, чем в те дни, когда они только поженились и разлука причиняла почти физическую боль: когда он не мог находиться рядом без того, чтобы касаться своей жены, заигрывать с ней, целовать – и быть лишённым этого означало муку; сейчас же расставание ощущалось так, будто он оказался оторван от части своего тела, утратил целостность.
«Ах, старушка моя, просто до боли охота мне тебя увидеть! И как только это случится, я не буду глупо мяться, а сразу тебе о том и скажу. Мне так не терпится сжать тебя в объятиях, которые я для тебя приберёг, услышать твой голос, даже если им ты обругаешь меня старым дураком. Лучше насмешки от тебя, чем похвала всей Гильдии!»
– Она хорошая женщина, твоя мать, – вслух произнёс фандерлинг.
Кремень склонил головку набок.
– Она не моя настоящая мать. Но она хорошая.
– А ты помнишь свою настоящую мать? – поинтересовался Сланец.
Кремень продолжал молча идти вперёд, но его приёмный отец уже выучил, что мальчик может молчать по-разному. На этот раз молчание было задумчивым.
– Моя мать умерла, – сказал он наконец голосом ровным, как скол сланцевой плиты. – Она умерла, пытаясь спасти меня.
Но несмотря на настойчивые расспросы, последовавшие за этим внезапным и поразительным откровением, парнишка не смог вспомнить больше ничего. А через какое-то время, обеспокоенный тем, что они уже довольно далеко от храма, Голубой Кварц решил, что соблюдать тишину будет безопаснее, и сам прекратил расспросы.
Они обыскали все тёмные закоулки вокруг Каскадной лестницы и выше – до самых туннелей уровнем ниже Соляного бассейна, а потом пообедали тем, что собрал с собой Сланец – грибами и копчёным кротом. После еды им захотелось пить, и отец с сыном поднялись по огромной лестнице ещё немного, до места, где в покатой пещере природа пробила естественный водосток – это явление фандерлинги называли «колодец Старейших». В отличие от Соляного бассейна, куда вода просачивалась из бухты и всегда держалась вровень с уровнем моря, колодцы Старейших всегда были полны чистой свежей воды – дани пролившихся над горой Мидлан дождей. По сути, именно благодаря этим воронкам жизнь на скалистом острове вообще стала возможна – и для фандерлингов, и для Высоких людей, которые рыли с поверхности к водоносным пластам свои собственные колодцы.
Наблюдая за Кремнём, который, встав на колени у каменной чаши, зачёрпывал ладонями воду и пил с обычной своей серьёзной сосредоточенностью, как будто делал это впервые в жизни, Сланец задумался над тем, что самые обыденные вещи, оказывается, так сложно устроены. Вот свежая вода. Всего несколько сотен локтей вверх – и вот вам солёные волны бухты Бренна. И только известняки горы Мидлан отделяют одну от другой, но если однажды случится так, что эта преграда разрушится – ну, к примеру, из-за дрожи земли, как часто случается на южных островах (но на памяти Сланца никогда – здесь) – тогда и всё прочее перестанет существовать: воды залива хлынут внутрь и затопят всё ниже Соляного бассейна, убив монахов и всех, кто есть в храме, а из многих расположенных глубже источников пресной воды пить станет невозможно.
И всё-таки жизнь продолжалась здесь без оглядки на это хрупкое равновесие, почти не меняясь, век за веком. Благодаря генеалогическим спискам семейства Голубой Кварц Сланец мог проследить свой род поколений на десять назад; некоторые семьи побогаче и повлиятельнее заявляли о том, что могут предъявить не меньше сотни пращуров.
Но смогут ли потомки похвастаться тем же? Или им придётся твердить свою фандерлингскую историю, сидя в какой-нибудь убогой лачуге или норе после того, как победа кваров лишила их ещё в древности обжитого дома? Будут ли фандерлинги грядущего жить, подобно диким зверям, в необработанных пещерах, как, по утверждениям самых чудаковатых философов, когда-то жили их предки?
Сланец даже вздрогнул от неожиданности, внезапно обнаружив, что Кремень уже напился и стоит перед отцом, глядя на него спокойными широко раскрытыми глазами.
– Ты слышал? – спросил он. – Мне показалось, что кто-то стонет.
– Может быть, Чавен?
Мальчик покачал головой.
– Слишком громкий звук. Слишком низкий.
– Тогда, похоже, просто земля вздыхает. Прости, парень, я задумался о воде и камне – как всякий старый гильдиец, я частенько размышляю о таких вещах.
– Это ракушечник, – произнёс Кремень важно, подняв светлый бесформенный осколок. – Такой известняк, у которого внутри ракушки.
Сланец рассмеялся и встал.
– Рад видеть, что ты слушал внимательно. Молодчина.
Не найдя ни следов Чавена, ни чего-то из ряда вон выходящего в залах вокруг Каскадной лестницы, фандерлинг с мальчиком спустились обратно к храму и прошли сквозь Пять Арок, углубляясь в запутанную сеть туннелей, ведущих к Лабиринту. Голубой Кварц не собирался, конечно, подходить слишком близко к Мистериям – потерять мальчика в этом клубке коридоров было последним, чего он хотел – но если Чавен заблудился где-то в глубинах под храмом, здесь стоило поискать в первую очередь. Лабиринт, конечно, был ещё более запутанным, но если лекарь успел зайти так далеко, то, чтобы хорошенько осмотреть всё там, Сланцу понадобится помощь братьев: он ещё не забыл собственный печальный опыт блуждания во мраке его подземелий.
Примерно час спустя фандерлинг стоял у развилки двух коридоров, размышляя о том, что сейчас, пожалуй, самое время сдаться и вернуться в храм, если они надеются сегодня поужинать, как вдруг обнаружил, что мальчика у него за спиной больше нет.
Сланец бросился обратно в туннель, подгоняемый разрастающимся внутри страхом.
– Кремень! – крикнул он. – Сынок! Где ты?
Снова и снова Сланец клял себя, рыская по каждому пройденному перекрёстку: всё, что говорила про него Опал, даже самые нелестные слова, было чистой правдой – он настоящий болван! Приволок мальчишку прямо туда, где тот уже однажды исчез, туда, где он провёл Старейшие знают насколько и сколько ужасных часов!
Когда он добрался уже до шестого или седьмого по счёту перекрёстка, тот вывел мужчину в длинный коридор, несколько раз понижавшийся и поворачивавший. Какое-то время Сланец бежал по нему, постепенно проникаясь мыслью, что только теряет время на эту кроличью нору, и уже собрался было поворачивать обратно и выбираться в главный зал, как вдруг стены коридора раздались в стороны. В дальней стене каменный пузырь расходился здоровенной трещиной толщиной в руку взрослого фандерлинга и длиной в три – четыре фандерлингских же роста, но Сланец едва глянул в её сторону, сразу заметив недалеко от себя съёжившуюся на полу в темноте светловолосую фигурку.
– Старейшие нас сохрани! – охнул он и кинулся на колени рядом с Кремнем.
К его неизмеримому облегчению мальчик дышал и даже пошевелился, когда Сланец приподнял его и неловко прижал к груди.
– Ох, дитя, что же я наделал? – простонал мужчина. Мальчик в его руках заёрзал: сначала слабо, потом всё живее.
Минутой позже Сланец почувствовал, как что-то мокрое и жаркое потекло по его шее, и отклонился, судорожно ища кровящую рану… но по лицу Кремня текла и капала на его приёмного отца вовсе не кровь… Мальчик плакал.
– Парень? – Сланец потормошил его. – Парень, что с тобой? Ты цел? Ты меня слышишь?
– Умираю… – прохныкал мальчик. – Умираю.
– Ничего подобного! Не говори так – не то привлечёшь внимание Старейших! – фандерлинг опять прижал ребёнка к груди. – Не искушай их – они ведь каждый день должны наполнять душами свои мастеровые вёдра.
Кремень застонал.
– Но я чувствую… ой, папа Сланец, так больно!
– Не бойся, малыш, я заберу тебя отсюда.
– Нет, не мне. Это… – мальчик так извивался в руках Сланца, что тот еле его удерживал. – Это там. Я чувствовал. Там! – он указал на расщелину в конце коридора и снова простонал: – Почти умер! – как будто бился в когтях смертельной болезни.
Сланец осторожно опустил мальчика на камни и подполз ближе, позволяя слабому лучу своей лампы скользнуть в щель.
– Что ты имеешь в виду? Там что-то есть?
– Что-то… что-то, что я не… – Кремень помотал головой. Он был бледен, и в свете фонаря Сланец увидел, что личико ребёнка покрыто бисеринами пота. – Оно пугает меня. От него больно. Пожалуйста, папа, я умираю…!
– Ты не умираешь, – по спине и шее мужчины побежали мурашки. Давным-давно, в усыпальнице Эддонов, мальчик вёл себя похожим образом, ещё до того, как потерялся в Мистериях. – Это сквозное отверстие, малыш. Вернее сказать – трещина, место, где сошлись две большие плиты. Отчего оно так тебя пугает?
Кремень только тряхнул головой и с печальным и немного затравленным выражением на лице пробормотал:
– Я не знаю…
Сланец продвигался вперёд, пока не смог заглянуть в расщелину, но в неярком жёлтовато-зелёном свете не увидел ничего, кроме продолжения каменных стенок. Разлом здесь был не шире двух его ладоней.
– Мне она кажется вполне обычной… – начал он, и вдруг сообразил, что есть в ней что-то знакомое.
Но как такое может быть? Это всего лишь два громадных куска камня и узкое пространство между ними.
– Запах, – произнёс Сланец неожиданно сам для себя. Запах был слабый, но теперь, когда он его заметил, отчётливый, как стук молоточка по хрусталю. – Я слышал его раньше…
Воспоминание ворвалось в него ураганом: тёмная громадная пещера Мистерий, озеро блестящего металла и Сияющий человек…