Текст книги "Восхождение тени"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 45 страниц)

Глава 22
Лоскутный человек

«Бессонные – ещё одно племя кваров, которое иные относят к Холодным Фаэри. О них доподлинно известно только, что во дни Теомахии или сразу после того они оставили прочих кваров и ушли, чтобы основать и сделать своим домом город, названный ими Городом Сна».

из «Трактата о волшебном народе Эйона и Ксанда»

Множество ручьёв, которые Баррик встречал или даже переходил, спускаясь с возвышенностей вокруг Проклятого Холма, начали стекаться вместе – быстрые змейки тусклого серебра сбегали по серо-зелёным вересковым пустошам в вечном полумраке, вливаясь одна в другую, и ещё, и ещё, пока не сплелись в единый бурливый поток, слишком широкий, чтобы перебраться, чей неумолчный рокот заполнял уши принца.

– Должно быть, это река Блёклая, – Баррик остановился передохнуть на высоком каменистом участке берега; вода, пенясь, бежала у него под ногами. Влажный туман обволок юношу, но в этот раз Баррика не заботило, что его одежда отсыреет. – Она такой и будет до самого Сна?

– Не дотуда, – Скарн подлетал то слева, то справа, не желая опускаться на мокрые камни. – У подножья холмов она чуток смирнеет, как-то так, и ширится много поболе, ты увидишь. Но она течёт всю дорогу до того плохого места, да. Ну как, ты переменил желание теперь, а? – с надеждой добавил ворон.

Баррик покачал головой.

– Нет, птица. Я должен идти туда.

Всё это предприятие было, конечно, глупо и практически обречено на провал, но некое загадочное, незнакомое волнение в крови принца вело его вперёд. Он ощущал необъяснимую уверенность, что все его затруднения разрешатся, когда это будет необходимо.

«Может, именно это и означает „чувствовать себя хорошо“, – размышлял Баррик, – не беспокоиться ни о ком, кроме себя – да и о себе самом не так уж сильно?» В какой-то мере этому ощущению способствовало ставшее здоровым тело: увечную руку принц уже много лет воспринимал как нечто от себя отдельное, но боль, исходившая от неё, напротив, всегда была частью его существа – и теперь она перестала его беспокоить. Более того, он ощущал раньше почти неподвижную конечность как равную второй по силе, хотя, проведя несколько несложных испытаний, признал, что это всё-таки не так. Мышцы иссохли от долгого бездействия, и он не мог сжать ею палку так же крепко, как здоровой рукой; и всё же перемена была очевидна.

– Я изменился, – сообщил он сумрачному небу. – Я спасён.

– Прошу прощения? – Скарн, осматривавший путь впереди, повернул назад и слетел к Баррику на плечо. От ворона несло хуже чем когда-либо, если такое вообще было возможно.

– Ничего. Что это ты там сожрал?

– Рыбку. Нашёл на камнях там внизу. Выпрыгнула, ага, а обратно в воду не попала. Мякла на воздухе столько дней. Очень мне такое по клюву.

– Уйди от меня, ты воняешь.

– Сами-то тож не фиалками пахнете, – обиженно прокаркал ворон, вспархивая с плеча.

Вересковые пустоши покрывали зелёные, но запущенные луга; земли, по всем признакам когда-то обитаемые – хотя кто здесь жил, Баррик не взялся бы угадать – ныне были заброшены: тут и там среди покинутых полей торчали заросшие травой и куманикой руины всякой величины – от каменных построек с односкатными крышами, врезанных прямо в холм, иные из которых, казалось, достаточно велики, чтобы вместить сказочного Брамбинага и всё его семейство, до изящных крохотных деревушек, самые высокие домики в которых, собранные из коры, травы и речных голышей, были едва Баррику по пояс. Если бы к этому времени он не повстречал уже шило-фей, то решил бы, что эти строения всё равно, что кукольный дом сестры – сделаны лишь для детских игр. Но почему бы маленький народец оставил налаженный быт ради дикарской жизни в опасном Лесу Шелков, да ещё буквально в двух шагах отсюда? Что погнало их прочь из этих зелёных долин вместе со всеми другими, кто жил здесь, зачем они ушли, оставив после себя лишь тихие, печальные развалины?

* * *

– Так как далеко? – снова спросил юноша Скарна.

Они тащились по лугам уже третий день, и его новообретённая уверенность начала таять в безжалостном однообразии путешествия вдоль реки по вересковым пустошам и необитаемым равнинам. Из-за практически неутихающего ветра Баррик, даже шагая по самой плоской долине, словно бы взбирался из последних сил на крутую горку, к тому же истрепавшаяся одежда его почти никак не согревала.

– До города Ночных? До дурного места? – Скарн покачал лоснящейся головкой в усталом неодобрении. – Страшно далёко ещё. Шагать дни и дни.

Баррик нахмурился. Что там сказал слепой король в видении, которое Спящие показали ему? «Приди скорее, дитя. Мы несёмся во тьму». Времени оставалось всё меньше и меньше, это было ясно… но что это за тьма, которой боялся король фаэри?

Однако не всё в приречных лугах было таким уж безрадостным. В отличие от непролазной лесной чащобы эти земли оставляли для принца открытым небо Страны Тени, и впервые за долгое время у Баррика появилась возможность смотреть на него хоть весь день. Оно оставалось сумрачным, как и всегда, но не вечно одинаково серым, как он думал раньше: облака плыли, повинуясь порывам ветра, а само небо меняло оттенки от жемчужно-бледного, словно туман, до свинцового, как грозовая туча. Стаи птиц пролетали над головой, слишком высоко, чтобы разглядеть как следует, каких именно, но, несомненно, вполне обычных, как те, которых он помнил – с более благодатных земель. Да и река, пусть течение её было и не таким стремительным, как на высотах, всё же бежала довольно живо, так что Баррик – можно сказать, впервые с тех пор, как он пересёк Границу Тени – наконец-то ощущал, что действительно шаг за шагом продвигается вперёд.

Иногда Баррику даже казалось, что он вернулся в страну, где светит солнце. Несмотря на то, что здесь не было ни кромешной тьмы, ни яркого света, на берегах Блёклой кипела жизнь. В низинах река заливала луга, образуя болота, поросшие качающимися стеблями рогоза, похожими на тоненькие косточки; в других местах плакучие ивы полоскали ветви в речной воде, точно женщины, моющие волосы. Надутые чёрные лягушки, громко вопрошавшие что-то пронзительным кваканьем, замолкали при его приближении – и возобновляли перекличку, когда принц проходил мимо. Временами, невидимое, шуршало в тростниках и что-то покрупнее лягушек, а однажды юноша увидел и огромного самца оленя, сторожко поднявшего голову на берегу, к которому зверь спустился на водопой; весь чёрный, но с великолепной короной серебристых рогов, он стоял так неподвижно и так спокойно взирал на Баррика, что принц едва ли поверил бы, будто перед ним простое животное – и был настолько величествен, что юноша, несмотря на почти постоянно одолевавший его голод, спохватился, что оленя можно было бы попробовать убить, лишь когда зверь давно уже скрылся в лесу.

Живность кишела и в самой реке: в заводях сновали стайки посверкивающих рыбок, на стремнине встречались и какие-то твари покрупнее, плохо различимые в толще воды – Баррик видел только их шипастые спины, взрезающие поверхность реки, или длинные тени, скользящие под ней.

И всё же от этой живности ему не было ровным счётом никакой пользы, раз нельзя было наполнить ею желудок. Помокнув и помёрзнув в реке час или два, он обнаружил, что блестящие рыбки чересчур резвы, чтобы их поймать, и самое большее, до чего он продвинулся в охоте на луговых птиц – наткнуться случайно на гнездо с диковинно окрашенными яичками. Вот они, да ещё съедобные корешки и травки, которые предлагал Баррику Скарн, и служили принцу единственным пропитанием. Хотя теперь он мог развести огонь, возможность приготовить еду мало значила для того, у кого не было еды, чтобы её готовить. И где-то спустя неделю путешествия вдоль реки по бесконечным травянистым равнинам даже исцеление руки утратило свою примечательность. Трудновато было радоваться тому, что мышцы работают как положено, когда желудок постоянно ноет от голода, и пусть пальцы, прежде скрюченные наподобие птичьих, чудесным образом обрели свободу движения, они покраснели и потрескались от непрекращающегося холодного ветра.

Когда деревья, росшие по берегам, начали захватывать землю всё дальше и дальше от воды – сначала маленькими куртинами, потом небольшими рощицами из берёз и буков с редкими вкраплениями вечнозелёных крон и деревьев, которых принц не узнавал, Баррик сначала даже обрадовался лесу. Под лиственным пологом воздух будто бы чуточку потеплел, да и ветер дул гораздо тише. Но держаться реки при этом сразу же стало труднее и как-то неприятно припомнились шелкины… Обитают ли и здесь эти отвратительно мокроглазые твари? А может, в этом лесу устроил себе обиталище и кто-то пострашнее – змеи, волки или иные чудовища, встречу с которыми не пережил ни один смертный, чтобы дать им название?

От Скарна помощи было ещё меньше, чем всегда. По мере того, как лес густел, ворон всё чаще отвлекался на поиски неизведанных и неиспробованных ещё яств, и хотя кое-какие из них годились и Баррику, особенно чаще попадавшиеся теперь птичьи гнёзда, от остальной его добычи – к примеру, пятнистых серых слизней, которых ворон преподнёс как «сладеньких и мягоньких, язык проглотишь» – юноше не было никакого проку. Он достаточно оголодал, чтобы на пробу откусить разок от желейно подрагивающей дряни, но ничто на свете не заставило бы его сделать это повторно.

Так и случилось, что спустя много дней пешего пути к Сну по пустоземью именно этот, насквозь промокший, усталый, несчастный и очень голодный Баррик Эддон повстречал лоскутного человека.

* * *

Дождь гулко барабанил по листьям над головой, слышный даже сквозь гул торопливой реки. Баррик долго возился с отсыревшими щепками, прежде чем ему удалось разжечь огонь, и только-только раздул пламя до того, чтобы костёр не погас без надзора, как услышал какой-то звук и увидел невдалеке высокую фигуру, бредущую сквозь тростники у речного берега. Пришелец не делал никаких попыток спрятаться – более того, шумел он изрядно – но у Баррика волосы встали дыбом; он подскочил, приняв низкую стойку, и потянул из-за пояса обломок копья.

В этой позе он и остался, молча напряжённо ожидая, пока существо подковыляет поближе. Оно, похоже, не подозревало о присутствиии Баррика, если только – напомнил себе принц – не пыталось его обмануть. Он задержал дыхание и замер, потому что существо наконец выбралось из тростников и повернуло к нему свою нелепую башку. На миг юноше показалось, что его страх обрёл плоть: пришелец оказался каким-то чудовищем, несуразной, бесформеннной пёстрой кучей с развевающимися лентами щупалец.

Баррик уже поднялся на ноги, не уверенный, напасть ему или убежать, когда вдруг понял, что за голову существа принял капюшон плаща, низко надвинутый для защиты от дождя. Щупальца оказались драной одеждой, неожиданно броской и яркой, так что странный тип мог бы скорее сойти за участника религиозной процессии, чем за дикого лесного человека.

Скарн свалился принцу на плечо, изрядно его напугав.

– Неправильный, – хрипло и беспокойно зашептал он. – Никогда я такого не видывал. Не близься к нему. Нам он не нравится.

Пришелец заметил их костерок и поспешил к путешественникам, размахивая руками и выкрикивая бессмыслицы скрипучим голосом:

– Гавай ху-ао! Гавай!

Баррик споро отскочил на шаг, угрожающе выставив перед собой наконечник копья, и тоже заорал:

– Стой! Скарн, скажи ему что-нибудь по-фейски! Скажи, чтоб не подходил!

Странный оборванец остановился и скинул капюшон, открыв бледное лицо с дорожками грязи, и Барррик невольно подумал, что лицо это вполне обыкновенное, не говоря уж о том, что принадлежит оно такому же, как он, человеку.

– Что… что вы сказали? – переспросил незнакомец. – Это ведь речь Живущих под солнцем?

Баррик не сразу вспомнил, что так жители Страны Тени называют земли, лежащие по ту сторону Границы.

– Да, – ответил он, не спеша, однако, опускать копьё, нацеленное на незнакомца. – Да, я сам оттуда родом. Ты говоришь на моём языке?

– Говорю! Я помню его! – пришлец сделал навстречу юноше несколько неуверенных шагов. – О, клянусь Чёрным Очагом, у вас и огонь есть – благослови вас боги, сударь!

Баррик предупреждающе повёл остриём копья.

– Стой там. Чего тебе надо? И кто ты? – он оглядел нелепую фигуру. – Ты не похож на фаэри. Скорее, на человека.

Это замечание озадачило незнакомца, и он комично наморщил лоб, обдумывая услышанное. Он действительно не походил на кваров, ненормально тонкокостных и странно вытянутых. Лицо было тощим и грязным, в каждую морщинку въелась сажа, а в мокрых спутанных волосах застряли веточки и листья. И хотя у него недоставало больше зубов, чем должно бы в таком возрасте, на вид незнакомец был немногим старше самого принца.

– Человек? Я человек? – парень медленно кивнул, качнув своими многоцветными лохмотьями. – Это верное слово. Да, это то самое слово.

– Откуда ты родом? – Баррик огляделся – на случай, если это чумазое недоразумение привело союзничков, засевших поблизости и готовых выскочить и ограбить его, но вокруг никого не было видно.

– Я из… да, из солнечных земель, – наконец проговорил незнакомец – медленно, будто нащупал ответ на почти неразрешимую загадку. – Но я не очень хорошо их помню, – добавил он, погрустнев. – Это было так давно.

– Как тебя зовут?

Лоскутный человек слабо улыбнулся.

– Хозяин зовёт меня Пиком.

Баррик отступил и позволил ему подойти к огню. Пик суетливо шмыгнул мимо юноши и присел на корточки, протянув руки к язычкам пламени и содрогаясь всем телом.

– Что тебе нужно? – повторил Баррик наконец. – Ты заблудился? Или хочешь попробовать меня обокрасть?

Человек по имени Пик весь съёжился, будто принц его ударил.

– Нет! Пожалуйста, не бейте меня, умоляю. Я так долго искал кого-нибудь, кто мог бы мне помочь. И хозяину, моему бедному хозяину!

Каждый нерв, каждый мускул побуждал Баррика скорее бежать от этого сумасшедшего оборванца – Скарн уже подлетел повыше, как будто его безумие было заразно.

– О чём это ты?

– Один из блемми выпал из лодки. Я пытался втащить его, но тоже упал. Почти утоп! Я уже так долго брожу здесь в поисках помощи. Но мой бедный больной хозяин…

– Блемми?

– Просто пойдёмте со мной, – хотя с лохмотьев ещё текло ручьём, лоскутный человек подскочил и потрусил к реке, постоянно оборачиваясь, как нетерпеливый пёс, который проверяет, следует ли за ним хозяин. – Пойдёмте и увидите!

Скарн кружил у принца над головой, накаркивая всяческие ужасы, пока тот спускался к широкому берегу, заросшему осокой, и вытоптанной Пиком в грязи и сорняках тропинке.

– Хватит, птица, – наконец не выдержал Баррик. – Займись чем-нибудь полезным. Слетай вперёд и погляди, не караулит ли там меня этот парень с дубинкой или ещё чем наготове.

Ворон вернулся очень быстро.

– Он стоит, глядит на воду, ждёт, вроде как. Там лодка, но нам она не нравится – люто нехорошее что-то с ней.

Когда Баррик подошёл к Пику, невысокий парень, как птица и говорила, стоял на растоптанном кустике травы, уставившись на место, где река разливалась, образуя спокойную заводь. Посреди неё, на расстоянии хорошего броска камнем от берега, медленно описывала круги чёрная лодка, управляемая странной горбатой фигурой.

Баррику потребовалось время, чтобы верно определить размеры и дальность.

– Тот, кто на вёслах – просто здоровяк. Это и есть твой хозяин?

Пик так посмотрел на принца, словно тот сморозил ужасную глупость.

– Это другой блемми. У него только одно весло.

– Даже так он может, пользуясь им, как шестом, подтолкнуть лодку к берегу, – пожал плечами Баррик, удивляясь про себя, каких же Пиков хозяин нанял тупых гребцов. – Скажи ему об этом.

– Он… – лоскутный парень покрутил ладонью сбоку головы и в конце концов нашёл-таки слово. – Не слышит.

– О, божьей милостью… – Баррик снова поглядел на горбуна и длинную кружащую чёрную лодку. – Так плыви к нему и покажи.

Пик занимался тем, что выбирал из волос тростинки.

– Не умею плавать. Упав, я почти утонул, но нашёл мелкое место, слава Межмирью.

Баррик перевёл взгляд на него и обратно на воду.

– Ну, что водится в реке такого, о чём мне следует знать? Что-нибудь зубастое, к примеру?

– Я выбрался, – откликнулся Пик. – Но я сам сначала долго тут барахтался.

Баррик выругался про себя и вошёл в воду. Примерно на полпути илистое дно резко ушло вниз, и он поплыл. Приближаясь к медленно скользящей лодке, принц ожидал, что гребец повернётся к нему, но человек так и остался стоять, странно согнувшись, как будто у него кружилась голова, однако мышцы на широкой спине играли, а мощная рука мерно загребала единственным веслом в уключине снова и снова.

Гребец заметил юношу, только когда его пальцы сомкнулись на досках планширя и он подтянулся, чтобы влезть на борт. Баррик успел только лишь отметить, что и кормчий, и лодка больше, чем ему показалось с берега, и что на палубе под маленьким тентом лежит длинное бледное тело, когда огромная туша гребца, всё так же не поднимающего головы, развернулась в его сторону.

И принц увидел, что поднимать тому и нечего – головы не было, только в грудной клетке помещались два больших влажных глаза. Баррик с воплем спрыгнул назад в реку, едва не стукнувшись головой о второе весло, плававшее рядом, ушёл с головой под воду и вновь вынырнул, в панике ещё и порядочно наглотавшись тины.

– Боги небесные, что это за чудовище? – отплёвываясь, прокричал он.

– Это не чудовище, – заорал с берега из тростников Пик. – Просто блемми! Он тебя не тронет!

Если бы Баррик стоял на сухой земле, ему пришлось бы дольше искать в себе смелость снова приблизиться к лодке, но вечно торчать в воде он не мог. Существо вновь повернулось к нему, когда принц забрался обратно на борт, но больше никак не отреагировало. Весло в его больших руках продолжало погружаться в воду – размеренно, как лопасти мельничного колеса, и лодка по-прежнему лениво кружила по лагуне.

Когда они проплыли достаточно близко к второму веслу, Баррик выудил его и сунул блемми, стараясь не слишком пялиться на бессмысленные, немигающие глаза на его груди или на пустое место над плечами, где обычно и должны помещаться шея и голова. Существо, похоже, не заметило, что ему предлагают, но когда юноша вставил весло в уключину, без колебаний ухватилось за него и продолжило грести обеими руками. Лодка устремилась вниз по течению.

– Как мне заставить его повернуть к берегу? – прокричал Баррик. – Есть у этой проклятой твари уши?

– Положи на него руку и скажи «С'йар»! – заорал в ответ Пик. – Громко, чтобы он почувствовал тебя!

Баррик положил руку на плечо блемми, чересчур огромное, но, однако, вполне нормальное на ощупь, и произнёс нужное слово. Чудище подняло одно весло над водой и держало, пока лодочка не развернулась носом к берегу, а затем опять принялось грести обоими. Очень скоро узкий чёрный киль врезался в заиленный частокол тростника и Баррик спрыгнул на берег. Когда лодке некуда стало двигаться дальше, блемми просто перестал грести; глаза на груди уставились на Баррика и Пика с безразличием пасущейся в поле коровы.

Лоскутный парень забрался в лодку, откинул полог навеса и упал на колени рядом с неподвижным телом. Его оживление тут же сменилось сдавленными всхлипами.

– Ему хуже! Он не доживёт до прибытия в Сон!

Баррик постарался скрыть изумление.

– Твой хозяин родом… из города Сон?

– Кью'арус – великий человек, – с горячностью отозвался Пик, будто Баррик выразил в этом сомнение. – Все бессонные станут оплакивать его.

– Кёу-руз, – Баррик покатал незнакомое слово на языке. – И он – один из них? Один из бессонных?

Пик вытирал глаза, но напрасно – слёзы продолжали литься.

– Да – он спас меня! Я был бы уже мёртв, если бы не его доброта. И он почти никогда не бил меня…

Он повалился на грудь безмолвно лежащего хозяина, вздрагивая всем телом; Баррик забрался обратно в лодку и, осторожно обойдя застывшего блемми, приблизился, чтобы взглянуть на того, кого оплакивал Пик.

Хотя принц и ожидал подобного, всё же, воочию увидев шелковистую серую кожу и узкое длинное лицо, так схожие с обликом Уени'ссоха – кровожадного ручного колдуна полубога Джикуйина, он содрогнулся. Хозяин Пика метался в каком-то горячечном бреду, но слишком ослабел и потому едва шевелился. Его невидящий взгляд блуждал, ни на чём не задерживаясь, а широко раскрытые глаза были того же странного, что и у Уени'ссоха, оттенка – голубовато-зелёные, как ксандианский гагат, и совсем без белков. Глядя на это кошмарное напоминание о Глубинах, Баррик едва сдерживался, чтобы не вонзить своё оружие в грудь этого существа, но его слуга-оборванец явно питал к нему совершенно иные чувства: когда Пик поднял голову и глянул на принца, глаза у него были красные, а лицо всё мокро от слёз.

– Остальные слуги сбежали, когда хозяина ранили. Я не мог ухаживать за ним и присматривать за блемми. Пойдём со мной. Помоги мне! Вместе мы сможем довезти его до Сна.

– У нас нет к тому охоты! – сипло прокаркал Скарн с высокого архерштевня, возбуждённо хлопая крыльями.

– Уймись, птица! – Баррик перевёл взгляд с тощего слуги на его умирающего господина.

Однажды, когда он дрался с шелкинами, всё сделалось вдруг очень ясно: ему предназначено совершить это. Как Гилиометес или Кэйлор, он найдёт выход из любого сложного положения. И вот он, один такой выход: лодка, которая отвезёт его в Сон, и советчик, который поможет ему незамеченным пробраться в это чуждое место. Возможно, Спящие переоценили опасность – возможно, теперь среди Бессонных живёт много смертных, таких, как Пик.

И всё же эта идея его пугала. Она казалась слишком очевидной, чтобы оказаться безопасной, как дочиста отмытая ярко-оранжевая морковка, лежащая в центре петли-ловушки рядом с кроличьей норой – но, с другой стороны, может, так и ощущается прикосновение руки судьбы? Принц бросил последний взгляд на блемми, вздрогнул – и кивнул.

– Отлично, я пойду с тобой. По крайней мере, пока.

Теперь, когда в массивных кулаках было зажато правильное количество вёсел, безголовый блемми погнал лодку вниз по реке. Умеренное течение делало большую часть работы, но странное создание, похоже, видело лучше, чем предполагал Баррик, и направляло судёнышко в обход препятствий с ловкостью, весьма несхожей с прежним беспомощным кружением по заводи. Пока Пик хлопотал над серокожим, погрузившимся в более спокойный сон, Скарн мрачно восседал на высокой корме или, громко хлопая крыльями, летел позади.

– Ты сказал, что твоего хозяина ранили, – спросил Баррик своего лоскутного попутчика. – Что случилось?

– В землях Плута на нас напали бандиты, – Пик обтёр серую кожу своего господина влажной тряпицей. – Из бечёвников. На первый взгляд они показались нам вполне обычными, разве что были тощи, как угри с ногами – и не закрывали ртов совершенно. А уж зубы – жёлтые и длинные, что строительные гвозди, – человек в цветастых шутовских лохмотьях поёжился. – Один из телохранителей хозяина погиб сразу, а потом кто-то из бандитов по-попал в господина стрелой. Один из оставшихся слуг и я… мы вытащили её… но затем стрелы пронзили второго телохранителя и все прочие слуги посигали за борт, чтобы спастись от них, но так никогда и не выплыли. Это было ужасно! Блемми гребли быстро, да, а бечёвники оставались на берегу, и мы смогли удрать, но второго слугу тоже убили выстрелом в спину, стрелой, раскрашенной как змея. Он умер. А господин… ем-му становилось всё хуже и хуже… – Пик не мог больше говорить.

Баррику неловко было глядеть, как всхлипывает взрослый мужчина, и он отвернулся, провожая взглядом береговые тростники, пока Пик не продолжил рассказ.

– Это было три сна назад, так показывает часоящик хозяина. Потом мы натолкнулись на скалу, и один из блемми упал в воду и утонул. Остальное ты видел.

Баррик слегка нахмурился.

– Как он мог утонуть? У них же рта нет.

– Есть. Внизу живота. Они даже издают звуки, когда им больно или они напуганы – такой царапающий свист…

– Хватит, – Баррику не хотедось об этом думать – слишком оно всё было неестественно. – И что произойдёт, когда мы доберёмся до Сна? Твой господин умирает – мы оба это понимаем. Что будет с тобой… да и со мной, если уж на то пошло?

– С нами… всё будет в порядке, я уверен – произнёс человек по кличке Пик – так, будто только что впервые о том задумался. – Хозяин всегда был добр ко мне. И ещё есть виммуаи – о них он тоже всегда заботился. Он позволяет им умирать от старости!

– Вимми-айя? Кто это? Какие-то животные?

Пик помотал головой.

– Они… они люди, как ты и я. Их разводят и выращивают в Сне, это потомки тех, кого много лет назад поймали у Границы Тени. Хозяин обычно держит по дюжине зараз.

Рабы, иными словами. Люди-рабы. Но Баррик не особенно удивился – он и на секунду не сомневался, что в Сне смертные лишены тех привилегий, какими пользуются сами Бессонные.

Кью'арус заговорил во сне – тихонько забормотал, и Баррику почудилось, что он различает отдельные слова, но понять их он мог не лучше, чем разобрать, о чём поёт ветер.

– Как вышло, что ты попал в услужение такому существу? – поинтересовался принц.

Пик поднял к нему застывшее маской страдания лицо.

– Я… я потерялся. Он нашёл меня. Он проявил добросердечие и взял меня к себе в услужение.

– Добросердечие? Вот это… существо? Как-то не верится.

Парень разинул рот.

– Но он был… но он же…!

Баррик пожал плечами.

– Если ты так говоришь, пусть так.

Другого Бессонного, Уени'ссоха, он помнил безжалостным чудовищем. Могло ли быть так, что этот действительно совсем на него не похож – или всё дело в том, что, натерпевшись всякого за Границей Тени, этот парень, Пик, просто сбрендил?

– Голоден я, – вдруг заявил Скарн. Ворон снялся с кормы и, тяжело хлопая крыльями, перелетел заросли вдоль реки, устремляясь к лесу.

«Что это нашло на птицу? – про себя подивился Баррик. – И слова не услышишь уж не помню с какого времени. А ведь обычно от его нытья спасу нет».

И постепенно, когда принц уже потерял счёт дням их затянувшегося путешествия вниз по реке, он начал замечать, что Скарн не просто притих, но и намеренно всячески избегал спутников: он много времени проводил в воздухе, но даже возвращаясь из своих одиноких полётов, чаще всего усаживался на архерштевне, изогнутом брусе из морёного дерева выше роста Баррика, и молча наблюдал за рекой и уплывающими назад берегами.

«Может, ему не нравится блемми? – предположил юноша. – Видят боги, эта образина напугает кого угодно».

Блемми и впрямь был безобразен, но и очень силён – он быстро приспосабливался к изменениям в течении реки и обходил скалы буквально одним толчком весла. Баррик мог только вообразить, что делалось, когда лодкой управляли сразу двое таких безголовых – она должна была просто лететь по воде. На опасном участке реки, когда блемми провёл лодку между двумя большими камнями, которые обозначала лишь вспенившаяся над ними вода, Баррик чуть не потерял Джаирово зеркало. Лодка внезапно сменила курс, Баррик покачнулся – кожаный мешочек выпал у него из кармана и свалился со скамьи. Левая рука юноши – его когда-то увечная рука – рванулась вперёд и схватила кошель в воздухе, как ястреб воробья.

Баррик уставился на свою больную руку, восхищаясь тем, на что она теперь была способна, и ужасаясь тому, что почти произошло. Какой же он тупица, так безалаберно обращался с зеркалом – а ведь теперь оно представляет для него первостепенную важность. Он перерыл всю лодку в поисках ненужной верёвки, и нашёл на удивление тонкую якорную бечеву, от которой и отпилил кусок лезвием сломанного копья. Провертев в мешочке подходящую дырку, он просунул сквозь неё бечеву и связал концы, а затем надел на шею и снова спрятал под рубашку.

Вскоре на реке начали появляться и другие лодки – в большинстве своём маленькие рыбачьи ялики, управляемые одним-двумя Бессонными, одетыми в лохмотья. Взору Баррика предстали и редкие домишки по берегам, начавшие постепенно сменяться небольшими поселениями, принадлежавшими, по всей видимости, всё тому же серокожему народу. Но попадались и суда намного больше их собственного: баржи с огромными, иссиня-фиолетовыми парусами или длинные галеры, приводимые в движение полудюжиной – а когда и больше – блемми.

– Мы что, уже близко к Сну? – спросил он Пика, когда один из таких кораблей проплыл мимо них, оставив лодку качаться в мощной кильватерной струе.

– В дне пути – нет, чуть больше, – рассеянно ответил оборванец.

Его хозяин всё ещё был жив, но лишь едва-едва, и Пик почти не отходил от него. Позднее тем же длинным серым днём Кью’арус опять очнулся от тяжкой дремоты, но в этот раз его блестящие глаза остались открытыми, обозревая всё вокруг, хотя тело по-прежнему расслабленно покоилось на ложе.

– Вот, хозяин, выпейте воды, – засуетился его лоскутный слуга, выжимая тряпицу над ртом Бессонного.

– Пик-х-х, – прохрипел серокожий, впервые заговорив на языке живущих под солнцем; он изъяснялся на нём с сильным акцентом, очень затруднявшим понимание. – Я не вижу тебя…

– Но я здесь, хозяин.

– Я чувствую… мой дом…

– Да, мы близко, хозяин, – подтвердил Пик. – Мы скоро доплывём до него. Крепитесь!

– Конец близится, маленький Пик-х-х, – прошептал Бессонный; на углах пепельно-серого рта выступила розоватая слюна.

– Не бойтесь, хозяин, вы доживёте до того, чтобы увидеть свой дом.

– Нет, конец… не мой, – выдохнул Кью’арус так тихо, что даже Баррик склонился пониже, чтобы лучше слышать. – Это мало… меня тревожит. Конец всех вещей. Я чувствую, как он… как он приближается. Как студёный ветер.

Бессонный вздохнул, и веки его сомкнулись. Но прежде, чем уснуть снова, он проговорил:

– Как ветер из страны мёртвых.

В тот день Кью’арус просыпался ещё несколько раз, однако Пик сообщил, что бормотал он совершенную бессмыслицу. Серокожий почти не шевелился – только открывал глаза и рот: умирающий Бессонный смотрел на обоих спутников с каким-то тоскливым испугом, как будто ждал от них исцеления или смерти. Баррик невольно вспоминал о голове тригонатского пророка Бреннаса, которая, как утверждалось, оставалась в ящике живой и говорящей ещё три года после того, как ксандианцы казнили его.

Некоторое время спустя Баррик пробрался мимо огромного блемми, который налегал на вёсла с прежним безмолвным усердием, и вскарабкался на нос лодки, высматривая Скарна. Ухватившись за форштевень, чтобы не упасть, он обозрел окрестности, ища взглядом ворона. На горизонте, и правда, виднелось что-то чёрное, но гораздо, гораздо большее, чем птица.

– Что это – гроза? – спросил принц у Пика.

Далёкое нечто, казалось, висело у самой земли, громадный клубок тьмы, раскинувшийся над рекой, плотный и чёрный снизу, но кверху понемногу светлевший – пока совершенно не растворялся в сумрачном небе, как чернильная лужица в промокашке.