Текст книги "Восхождение тени"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 45 страниц)

Ведь он вправду любил её, а Бриони любила его. Они близнецы – я упоминал об этом? – и два их сердца бились как одно с той самой минуты, как они появились на свет, рождённые в один день и час. Возможно, как раз потому, что оба они остались без матери. О боги, я больше ни в чём не уверен! Всё было столь давно, но эта боль и поныне свежа во мне: так, бывает, случайно порезался бритвой вчерашним утром – а царапина донимает, саднит весь день и назавтра.

И ещё одно постыдное признание – Бриони я любил больше всех. Нет, я скажу теперь «люблю», не «любил» – да смилостивятся боги и сохранят ей жизнь! Кендрик был человеком чести, великодушным и ответственным, и я любил в нём эти черты; я любил его также и потому, что он мой первенец. Я люблю Баррика несмотря на всю боль, что причинил ему – и что он причинил мне… Но любовь к Бриони так утешительна для меня и безусловна, что я не в силах выразить это словами. В ней есть всё лучшее от меня и многое, что было непревзойдённого в её матери. Подумать только, что столь сильная любовь могла подвести её всецело – что я мог подвести их совершенно и полностью…

Северный правитель опять погрузился в молчание. Когда он заговорил снова, голос его звучал иначе, безрадостно и почти безжизненно:

– Я достаточно утомил тебя своей болтовнёй. И спасибо, что был ко мне снисходителен. Думаю, я пойду немного прогуляюсь вверх-вниз по палубам моей тюрьмы и послушаю чаек.

Первый министр Ксиса услышал, как король Олин пошёл прочь, сопровождаемый охраной; их шаги постепенно стихли. После того, как он удалился, не раздалось больше ни звука движения, ни чьего-либо голоса.

Может, он рассказывал это своей страже или вообще говорил в воздух, адресуя свой монолог лишь весеннему пасмурному небу? Вэш выскользнул из чулана так осторожно, как только позволяли одеревеневшие и дряхлые мышцы, и поковылял вниз по лестнице на палубу, а затем взобрался обратно наверх – туда, где только что был король Олин. Тот и в самом деле ушёл – Вэш разглядел его макушку на дальнем конце судна, где северянин стоял, облокотившись на леер, под бдительным присмотром нескольких солдат, – но признаков присутствия автарка, Пангиссира или Думина Хайюза – да и никакого другого разумного существа – не наблюдалось. Единственной живой душой на палубе был слабоумный скотарк Прусус, развалившийся в своём кресле; руки и голова его подёргивались, ниточка слюны свисала с подбородка. На мгновение министру показалось, что Прусус Убогий смотрит на него, но когда Вэш подошёл ближе, взгляд скотарка уже бесцельно блуждал, как будто первый министр Ксиса внезапно исчез из его поля зрения.

Пиннимон Вэш остановился перед трясущейся фигурой и оглядел калеку сверху донизу, размышляя… задаваясь вопросами…

«Этот мир сорвался с якоря, – сказал себе Вэш. – Да, мир, который я знал, дрейфуя сам по себе, покинул знакомую гавань. И одним только богам да безумцам известно, куда он плывёт теперь».

– Что-то преследует нас, – прошептал Баррик.

– Аха, – когда Скарн говорил тихо, трудно было разобрать отдельные слова – всё тонуло в хрипах и присвисте. Он спорхнул на камень и покрепче вцепился в поросший мхом валун, а затем втянул голову в плечи и нахохлился. – Шелкины, – прокаркал ворон. – Видели их, летя над деревьями. Пяток, иль думаем, шестерик.

– Ну, пусть только подойдут, – Баррик боялся их, но в то же время им владела странная уверенность, что он прошёл слишком далеко и пережил слишком много, чтобы вот так умереть в лапах этих чудовищных веретён с паутиной. Он ощущал в себе силу – необыкновенную, будто что-то могучее вскипало внутри него, росло, как пенная шапка на кружке с пивом. Эта сила пробудила в нём желание громко расхохотаться.

– Пусть подойдут? И убьют нас обоих, о, они эт сделают – иль хужее: утащат нас в свои висячие гнёзда и засунут ихние личинки прям нам в животы, – Ворон вспорхнул на ветку дерева в нескольких шагах впереди от спутника. – Видал я, как такое проделали с прихвостнями, ага. Не померли ещё даж, когда мелюзга повылуплялась…

– Со мной им такого не проделать. Я им не позволю.

Чёрная птица встряхнулась и снова распушила перья.

– Ты башкой ударился, штоль, когда запропал на том жутком холме? Ты с тех пор совсем не тот же.

Баррик не сдержал улыбки. Ворон был прав, хотя принц и сам точно не знал, что в нём изменилось. Но он действительно чувствовал себя другим – сильнее, увереннее… совершеннее. Даже постоянная тупая боль в его изувеченной левой руке, донимавшая его большую часть жизни, теперь прошла: единственным неприятным ощущением в ней осталось только редкое покалывание, как если бы он отлежал руку. Баррик поднёс факел к предплечью: от порезов, нанесённых ему Спящими, не осталось и следа, кроме тонких белых чёрточек, шрамов будто многолетней давности, хотя прошёл всего день или два, как он спустился с Проклятого холма. И его левая ладонь, омерзительная клешня, которую он всегда старался спрятать от чужих глаз, теперь почти не отличалась от второй. Что за колдовство сотворили над ним те слепые создания? И вроде бы всё, что с ним сделали, послужило ему только к добру, но в памяти назойливо зудели их слова о цене…

Баррик споткнулся о корень и на миг почти потерял равновесие. Почва была скользкой от тумана, плащом накрывшего сумрачный лес – тут и здоровая рука не спасла бы его от падения и шишки на лбу.

– Нам непременно надо найтить безопасное местечко, хозяин, – заискивающе проговорил Скарн. – Отдохнуть. Устал ты, да, а кто устал, тот обшибается, как наша старая матушка всегда говорила.

Баррик огляделся. Он шагал, наверное, почти целый день, лучшим, если верить тому, что помнил о дороге ворон, путём к городу Сон и его страшным обитателям, которых Скарн называл Детьми Ночи. Действительно, отдохнуть и поесть не помешало бы, тем более, раз их преследует стая шелкинов. Он мог бы поджарить коренья, накопанные утром – так они хоть станут чуть более похожи на нормальную пищу: принцу удалось обнаружить здесь несколько растений, которые он мог съесть без того, чтобы его потом тошнило, но приготовление на огне улучшало их вкус в разы.

– Отлично, – кивнул он. – Подыщи мне поляну со скалой, которая могла бы прикрывать мне спину.

– Так ты мудр, так мудр. Мы нйдём местечко, что тебе подмогнёт.

Ворон, тяжело хлопая крыльями, поднялся над кронами деревьев и исчез из виду.

«Вся штука в том, – рассуждал сам с собой Баррик, жуя, – что поджаривание этих бледных водянистых корешков придаёт им на вкус большее сходство с едой, но не придаёт им сходства с вкусной едой».

– Не мог бы ты поискать нам яиц или чего-нибудь такого? – обратился он к своему крылатому спутнику. – Только птичьих яиц.

Юноша уже выучил, что в таком вопросе надо быть предельно точным. Ворон обернулся на голос. В клюве его всё ещё трепыхался какой-то ползун, которого он выудил из-под бревна. Скарн запрокинул голову, чтобы проглотить добычу, и посмотрел на принца с укоризной.

– Что ли Скарн не искал и искал без устали? Разве не предлагали мы лучшие находки, себе не оставивши ни кусочечка?

Под «лучшей находкой» ворон подразумевал большую мягкотелую личинку размером с Барриков большой палец, похожую на белую восковую свечу, истекающую зелёной жижкой в тех местах, где клюв Скарна сжал её слишком сильно. Юноша поблагодарил ворона за щедрость и вернул подарок.

– А, не бери в голову. Коренья тоже неплохи, – он подложил в костёр ещё три деревяшки, сушившихся на огне, и принялся точить круглым камнем сломанное копьё. Принц всё не мог нарадоваться тому, как хорошо иметь две здоровые руки.

– Расскажи мне ещё что-нибудь, – попросил он спустя время. – Что случилось с Горбуном потом, после того, как он сбросил богов во владения своей бабки?

– Прабабки, – поправил ворон, оглядываясь в поисках чего бы ещё ползущего мимо положить на зубок. – Пустота была его прабабкой. Она обучила Горбуна всем хитрым тайнам своих дорог – как отыскать их и как ими пройти.

«Найди Зал Горбуна», – велели ему Спящие. Зал Горбуна, дороги Горбуна, дверь Горбуна – они что, правда ждут от него, Баррика, что он последует дорогами богов?

– Так что с ним случилось дальше? Стал он у них королём? – но Горбун, которого Баррик всегда знал только под именем Купилас, был всего лишь мелким божком, разве нет? Книга Тригона упоминала о Купиласе только как об умном покровителе строителей и кузнецов. А, и ещё врачевателей, вспомнил принц. У Чавена всегда стояла дома его статуэтка. – Что произошло после того, как он убил Керниоса?

– Мы тебе что, Сын Ночи, набитый секретами? – прокаркал ворон чуточку возмущённо. – И нам ведомы все знания Перворожденных? Но так или иначе, а Горбун не убивал никого – он сбросил Господина Земли и остальных прочих в место, где они уснули навечно.

– А с Купиласом-то что потом было? С Горбуном? Что сталось с ним?

Скарн по-своему пожал плечами – взъерошил перья на шее и покрутил головой.

– Не знаем. Господин Земли его сильнёхонько изранил копьём. Кто говорит, помирал он. Не знаем больше об этой истории мы, да. Мама никогда не рассказывала.

И Баррику пришлось удовлетвориться этим ответом.

Он уже дремал, постепенно погружаясь в сон, когда почувствовал, как что-то острое и твёрдое тычется в кисть его руки. Клюв.

– Тс-с-с! – Ворон съёжился рядышком – пятнистые перья все встопорщены, так что он на самом деле походил больше на ежа, чем на птицу. – Я чтой-то слышал…

Баррик сел прямо, но ничего не ответил, прислушиваясь. Постепенно до него дошло, что ещё одна острая штука тычется ему в шею сзади, но на сей раз это был не Скарн. Он попытался сбить, смахнуть неприятное нечто, но не смог. Мгновение спустя что-то обрушилось на него с дерева и вцепилось в правую руку – шипастая ветка, изогнутая, как крюк, привязанная к концу бледной шёлковой нити.

Юноша не успел ещё ничего сообразить – а уже несколько новых вервий со свистом слетели вниз к нему из терявшихся в темноте крон. Какие-то промахнулись и схватили воздух, но два прилипли к его драной одежде и туго натянулись, как и те, что уже впились остриями колючек в его шею и руку. По всему телу вспыхнули крохотные очаги боли.

– Они идут, хозяин! – заверещал Скарн, вспархивая в воздух – в следующий миг ещё одна колючка стрелой вырвалась из темноты и прочертила воздух в том месте, где он только что сидел. – Шелкины!

Теперь Баррик мог разглядеть их – серовато-белые фигуры скакали по ветвям над его головой, сбрасывая вниз тяжёлые шипастые ловчие крюки. Баррик попытался достать из-за пояса обломок копья, но одна из тварей дёрнула за шёлковую нить, крюк на которой вцепился в его предплечье, чтобы юноша не смог дотянуться до оружия. Принц схватил шелковину и дёргал на себя, пока нить не провисла и он не смог сжать оружие в пальцах. Он наклонился вперёд и, взмахнув копьём в левой, разрубил паутину, удерживавшую его правую руку, мысленно благодаря богов за то, что надоумили его наточить лезвие. Чтобы вынуть колючку из шеи, времени понадобилось больше, и когда Баррик отнял пальцы от затылка, они все были измазаны кровью.

Две личинкоподобные твари спрыгнули с деревьев, бесшумные, как привидения в полумраке, раскручивая шёлковые арканы, будто ловцы лошадей; тёмные пятна их глаз влажно поблёскивали, отражая сумеречный свет. Баррик поднырнул под раскачивающейся в воздухе шелкиновой удочкой и почувствовал, как шипы крюка цепляют и царапают темя. Он сорвал их с головы ровно в тот момент, когда чудовище прыгнуло вперёд. Странные, лишённые костей конечности твари обвились вокруг принца, и несмотря на малый вес, её сил хватило, чтобы сбить юношу с ног. Он упал и покатился вместе с обхватившим его шелкином, пока наконец, перекувырнувшись, они не остановились – правая рука Баррика при этом оказалась прижатой к земле его собственным телом. Нить паутины обернулась вокруг его шеи и крепко затянулась. На мгновение юноша подумал, что погиб – раз свободна лишь его левая, никчёмная рука.

Но рука эта не была больше никчёмной. Принц протянул её назад и поймал странное, одновременно скользкое и липкое существо на своей спине, впившись в него пальцами. Нить, сдавившая шею, на миг затянулась туже, но затем он высвободился из смертоносных объятий и сбросил чудовище на лесную подстилку.

«Я силён! – сейчас он даже прокричал бы это – мысль билась внутри него как весёлое пламя. – Силён!»

Баррик не мог как следует ухватить нападавшего, но едва тот поднялся на четвереньки, прянул вперёд и толкнул мерзкое существо в костёр, и в этот же самый миг ему на спину прыгнул другой бледный человекоподобный демон.

Угодившая в пламя тварь издала жуткий пронзительный визг. Горящий шелкин кое-как выбрался из кострища, бледно-жёлтые язычки огня змеились по его ногам и торсу, и там, где огонь прожигал паутину, начинала сочиться, пузырясь, чёрная жижа. В несколько ударов сердца тварь превратилась в полыхающий факел, наполняя темноту сумерек душераздирающими воплями на такой высокой ноте, что Баррик едва их слышал.

И тут ему нежданно открылся путь к спасению. Принц подскочил к костру, таща за собой второго шелкина, и выхватил горящую головёшку. С обломком копья в одной руке и пылающим суком в другой он развернулся к чудовищу, вцепившемуся в его лодыжки, и тыкал факелом в лишённое черт лицо, пока оно не зашипело и не запузырилось. Пронзительно взвыв от боли, существо выпустило Баррика, отпрыгнуло, слепо разрывая собственную голову, и ударилось о древесный ствол. С минуту оно барахталось на земле, а затем уползло в подлесок, шатаясь и падая, как пьяное.

Баррик покрепче сжал копьё и ударил себя кулаком в грудь.

– Давайте, подходите! – заорал он призрачным фигурам, всё ещё маячившим в верхушках деревьев. – Ну же, давайте, ловите меня!

Ещё двое спрыгнули вниз, а затем и третий. Из ниоткуда вылетел Скарн и рванул когтями ближайшего к Баррику, что дало тому возможность ударить врага факелом. При этом он едва не подпалил ворона, который опять взлетел, испуганно каркая. Обмотки шелкина не загорелись, но Баррик пырнул его снова – лезвием, и пролил чёрную жижу, а затем развернулся и ткнул горяшим суком вторую тварь, которая бросилась на него. Долгое время юноша не мог понять, сколько шелкинов окружили его и справляется ли он, а только чувствовал мерзкую солоноватую вонь горящих чудовищ. Он рассмеялся, рубя наконечником и молотя факелом по всему, что движется. Уголком глаза принц заметил Скарна, который пробивал себе путь вверх, к спасению, – и только хохотал всё громче.

Может, прошёл час, а может – лишь несколько минут, точно Баррик сказать не мог. Последний живой шелкин валялся у его ног, пытаясь удержать медленно вытекающие из рассечённого Барриком живота внутренности. В приступе ликующей ярости принц бросил копьё и схватил тварь за голову, сжимая пальцами шёлковый кокон как гнилую дыню. Подняв врага, Баррик всадил факел в зияющую отвратную дыру-глазницу.

– Сдохни, ты, вонючая гадина! – он прижимал тело ногой, пока жар не стал слишком силён.

Рядом недвижно лежали, истекая слизью, ещё трое, за деревьями тоже ничто не двигалось. Баррик поднёс ладони к лицу и уставился на них. Он знал, что победит – он так и знал! О, что за чудо, дар божий – иметь две сильные руки, быть таким же, как все! Он пнул дымящийся труп шелкина и повернулся к нему спиной.

«Я получил этот дар! А что я за него заплатил? Ничего!»

Он больше не чувствовал никакой боли. Даже прежние невзгоды и старые утраты: сестра, похищенный отец, убитый брат – больше не мучили его; Баррик днями не вспоминал о них. Так же, как боль из руки, ушли, рассеялись его горькие печали.

Когда Скарн расхрабрился достаточно, чтобы снова спуститься к нему, Баррик всё ещё тихо смеялся.

«Потому что теперь я цел, впервые в своей жизни, – думал он. – Наконец я стал собою, настоящим Барриком Эддоном!»

Глава 18
Королю Гесперу нездоровится

Большинство эттинов с головы до ног покрыты чешуёй, как ящерицы или же черепахи, и часто именуются «глубинными эттинами» за то, что без устали роют глубокие норы, но, как говорят, есть среди сих созданий и такие, у коих шкура покрыта гладким мехом, что позволяет им передвигаться по туннелям, прежде вырытым их чешуйчатыми собратьями, с большой скоростью. Утверждают также, будто сии «туннельные эттины» слепы.

из «Трактата о волшебном народе Эйона и Ксанда»

– Боюсь, я не понимаю, Сиятельнейший, – Пиннимон Вэш поднял взгляд. Он стоял, опустившись на свои старые и больные колени – когда автарк пребывал в таком вот непредсказуемом настроении, министр находил традиционную манеру обращения к повелителю наиболее безопасной. – Я думал, мы направляемся в… запамятовал название этого места… крохотное королевство вашего… гостя, на Север.

– Южный предел. Да, так и есть, – Сулепис простёр вперёд руку, чтобы полюбоваться своими длинными пальцами в колпачках, ярко-золотых, как мёд из ульев Нушаша. – Но сначала мы нанесём визит другому правителю. Разве не могу я проводить время, как мне заблагорассудится, а, первый министр Вэш? Жизнь слишком хороша, чтобы всё время спешить.

И автарк растянул губы в ленивой крокодильей улыбке.

– Можете ли вы… о, разумеется, Сиятельнейший! Нельзя и помыслить иного! Даже звёзды небесные останавливают свой ход, дабы свериться с вашими планами, – Вэш согнулся ещё сильнее, несмотря на то, что и голени его, и бёдра прожигала боль. – Мы все живём лишь для того, чтобы служить вам. Я только хотел… немного больше узнать о ваших намерениях… чтобы мы могли наилучшим образом способствовать их претворению в действительность, – министр попытался изобразить многозначительный смешок, но получившийся звук напоминал скорее полузадушенный хрип. – Можете ли вы! О, вы решили подшутить над самым старым и преданным вашим рабом, господин! Я бы умер ради того, чтобы исполнить малейшее ваше желание!

– Хотел бы я на это посмотреть! – Сулепис смеялся куда убедительнее. – Но, думаю, не этим утром. Отдай приказ готовить лодки – мы поплывём к берегу, – и снаряди носильщиков для даров! И скажи антиполемарху, что он может не строить солдат – я возьму только носильщиков, расстилателей ковра и тебя. Ах да, полагаю, король Олин тоже может счесть этот визит занимательным. Для него достаточно будет четырёх человек.

– Вы не возьмёте солдат? – Вэш осознал, что опять подверг сомнению решение своего повелителя, но даже автарк, конечно, не настолько безумен, чтобы идти ко двору иноземного царя в сопровождении лишь четырёх воинов. – Я стар, Сиятельнейший. Может, я ослышался?

– Ты не ослышался. Скажи Думину Хайюзу, что покуда его люди остаются на корабле, а корабль остаётся готовым к отплытию, сам он может распоряжаться своим временем как пожелает.

– За что он, вне всякого сомнения, будет безмерно вам благодарен, Сиятельнейший, – Вэш попытался было не вставая с колен пятиться до выхода из каюты, но быстро понял, что ему уже не достаёт гибкости. Тогда, отползши на почтительное расстояние, он медленно поднялся на ноги и, двигаясь всё так же задом наперёд, скрылся с глаз непостижимого и неисповедимого живого бога на земле.

Казалось, всё население Гремос Питры, столицы Джеллона и Джаэла, выстроилось вдоль дороги, круто поднимающейся от гавани ко дворцу, чтобы поглазеть на странную процессию. Как Сулепис и приказал, она была немногочисленна: во главе её выступал он сам – кроме тех моментов, когда рабы-расстилатели бросались вперёд и укладывали перед своим повелителем новый отрезок златотканого ковра, дабы его священная стопа не коснулась земли. За автарком следовал Вэш, стараясь как можно твёрже и решительнее перешагивать на новый ковёр прежде, чем взмыленные рабы выхватят предыдущий, чтобы вновь расстелить его перед королём-богом. Первый министр так боялся, что кто-то из зевак сделает что-нибудь неожиданное и ужасное – вдруг, к примеру, один из них решит бросить в автарка камень? – что у него желудок скрутило.

Олин и охраняющие его солдаты шли за ними, по голой земле, как и полагается простым смертным; потом – молчаливый жрец, которого Вэш встречал на корабле, но чьего имени не знал. Кожа его была смуглой и обветренной, как у людей племён, живших в сердце пустыни, и покрыта татуировками в виде языков пламени, и хотя он был ещё не стар, зрачки его затянуло серое бельмо катаракты. Жрец нёс посох, на котором висела, постукивая и пощёлкивая косточками, добрая дюжина змеиных скелетов. Служитель неизвестного культа одним своим видом приводил Вэша в трепет; счастье ещё, что почти все дни их морского путешествия этот человек просиживал где-то в трюме.

За змеиным жрецом шагали несколько десятков мускулистых рабов, каждый из которых нёс на спине по огромной корзине с дарами – и тяжёлой, судя по застывшим, напряжённым лицам носильщиков.

Любопытные толпились у дороги, перешёптываясь в хмуром изумлении, поражённые и тем, каким предстал перед ними южный король-бог – высокий, в ослепительно золотом доспехе, – и почти полным отсутствием при нём всякой охраны. Очевидно, не для одного только первого министра Ксиса явилось неожиданностью то, что широко известному врагу всего Эйона взбрело в голову безоружным прогуляться по городу неприятеля.

За все эти дни у Пинниммона Вэша не нашлось ни единой свободной минутки, какую он мог бы посвятить чтению молитв, однако сейчас министр торопился исправить сие упущение.

«Нушаш, я иду за твоим наследником. Всю жизнь мне твердили о том, что в автарке течёт твоя кровь. Ныне я следую за ним всё дальше в город наших врагов, к подстерегающей нас там смертельной опасности. Я пережил трёх автарков и всегда усердно служил Соколиному трону. О, прошу тебя, не дай мне погибнуть здесь, в этой варварской стране! Пожалуйста, не допусти, чтобы автарк умер, находясь под моей опекой!»

Старик сморгнул пыль. Хорошо, хотя бы скотарк Прусус остался на корабле под охраной ксисских воинов. Даже если случится худшее, древние законы будут соблюдены и Соколиный трон не останется пустым.

Но Прусус – калека, слюнявый идиот. Говорят, впрочем, что некоторые из прежних автарков, особенно из тех, что правили до Войны девятого года, были немногим лучше. Традиция – вот, что имеет значение. Скотарк будет у власти лишь до тех пор, пока собранием знатных семейств не будет избран новый автарк. У Сулеписа есть несколько сыновей от разных матерей. Род не прервётся.

Из мрачных раздумий первого министра вырвало какое-то шевеление в толпе. Процессия, возглавляемая Сиятельнейшим, достигла внешних ворот цитадели Гремос Питры, где стоял, поджидая их, вооружённый отряд стражи. Вэш поспешил вперёд – настолько быстро, насколько позволяли больные ноги. Не подобает автарку напрямую обращаться к низшим. Уж конечно в мире всё ещё не настолько встало с ног на голову – по крайней мере, пока.

– Я Никкол Опанур, привратник Гремос Питры и глашатай его величества Геспера, короля Джеллона и Джаэла, – объявил глава отряда, человек с острым лисьим лицом, короткой бородкой и глазами заядлого игрока. – Какое у вас дело к королю Гесперу и его двору?

– Дело? – Вэш до слова вызубрил то, что автарк велел ему отвечать. – Неужели такой великий правитель, как Сулепис, непременно должен изыскать какую-нибудь нелепую причину, дабы поприветствовать дружественного монарха, сделав остановку в своём путешествии? Мы привезли вашему господину дары юга – в знак доброго расположения. Вы ведь не станете заставлять моего повелителя стоять на дороге, будто простого лоточника? Как вы можете видеть, мы пришли сюда без вооружённого эскорта, отдавая себя на милость Геспера…

Что, как могли бы засвидетельствовать остальные короли северного континента, было всё равно что сказать «ни на что не надеясь». Добропорядочность Геспера всегда была исключительно корыстной: других королей он называл друзьями лишь до тех пор, пока мог извлечь из этого свою выгоду, и все вокруг об этом знали.

Опанур нахмурился:

– Я не желаю выказать неуважение к вашему правителю, но никто не предупредил нас о вашем визите. Мы не подготовились. И к тому же, королю Гесперу… нездоровится.

– Как это прискорбно, – посочувствовал Вэш. – Однако я более чем уверен, что дары, которые мы принесли с собой, немного поднимут его дух.

Ему уже долго не приходилось говорить на северном иеросольском наречии, и старик был рад обнаружить, что ещё не вовсе забыл изысканные выражения. Он поманил к себе одного из вспотевших под тяжёлой ношей рабов, а затем сдёрнул крышку с корзины.

– Узрите же щедрость Ксиса!

Пятёрка солдат вытянулась вперёд в сёдлах; их глаза округлились, когда они увидели золото и драгоценные камни, наполнявшие плетёный короб.

– Это… это весьма впечатляет, – промолвил герольд. – Но тем не менее нам необходимо испросить у нашего короля дозволения…

Автарк внезапно выступил вперёд, заставив рабов-расстилателей поспешно метнуться с золотым ковром – чтобы подстелить его прежде, чем подошва сандалии воплощённого бога коснётся голой земли (что, как считалось, приведёт к сотрясению и разрушению мира). Лошади джеллонских солдат отпрянули, как будто Сулепис был диковинным существом, какого они раньше никогда не видели – и Вэш вдруг подумал, что так оно и есть: его уже не раз посещала мысль, что в мир ещё никогда не являлся никто, подобный его господину.

– Будь добр, передай этим людям такие наши слова, первый министр, – произнёс Сулепис на иеросольском. Голос его был несколько высок, но слышен на большом расстоянии. – Напомни им, что даже царское великодушие имеет свои границы. Мы оставили боевой корабль с дальнобойными пушками на вооружении прямо за гаванью, а сегодня к вечеру сюда прибудут ещё несколько, – Сулепис улыбнулся джеллонцам и скрестил руки на груди, легонько звякнув золотым доспехом. – Мы пришли с миром, это верно, но нам не хотелось бы увидеть искру подозрения, от которой займётся неугасимый пожар.

Быстро решили, что один из воинов поскачет обратно ко дворцу, дабы известить Геспера и придворных о прибытии автарка.

Королевский замок Гремос Питры стоял на вершине утёса, паря над гаванью, но за годы мира крутая и узкая старая дорога, ведшая к нему, была перестроена и превратилась в череду широких изящных пролётов. Даже Вэш, как бы стар и немощен он ни был, не нашёл подъём от гавани до ворот дворца слишком тяжким для себя, однако всё ещё недоумевал, для чего вдруг его хозяину понадобилось столько времени тратить на эту странную прогулку?

Ворота распахнулись перед ними, явив всю мощь крепости Геспера: стражники стояли по краю каждой террасы, и ещё по сотне – с каждой стороны входа. Автарк невозмутимо – как будто находясь среди собственных подданных – прошествовал мимо, не глядя ни влево, ни вправо, размеренным, но не медленным шагом, так что рабам-расстилателям пришлось побегать, чтобы опережать своего господина. Процессия пересекла парадный двор, быстро заполняющийся джеллонскими придворными и слугами; те, что оказались в задних рядах, вставали на цыпочки и даже наваливались на живые изгороди, горя желанием увидеть печально известного Безумного автарка Ксиса.

Целая армия вооруженных джеллонских солдат влилась в тронную залу вслед за вереницей несущих корзины рабов, так что свита автарка оказалась со всех сторон окружена воинами, облачёнными в парадные зелёные табарды с изображением синего петуха и золотых колец дома Геспера Джаэлианского. Королевский трон – высокое кресло под балдахином, стоящее в дальнем конце залы с высокими потолками, – был окружен толпой придворных; они, как зачарованные, глазели на гостей с разинутыми ртами, забыв даже перешептываться. Вэш прищурился – зала была длинной – пытаясь рассмотреть маленькую фигурку, тяжело растёкшуюся в огромном кресле и больше напоминавшую груду приготовленного для стирки белья, чем человека. Как и говорил герольд, король Джеллона имел вид дряхлый и больной: бледная кожа, тёмные круги под запавшими глазами. Одет он был очень неудачно – в белое, что делало его похожим на мертвеца, закутанного в погребальные пелены.

Сулепис двинулся прямо к Гесперу (а рабы поспешно меняли перед ним дорожки) и остановился в нескольких шагах от ступеней, ведущих к трону. Вэш подумал, что его хозяин должен прийти в ярость от того, что его вынудили стоять ниже менее властительного короля, но если так и было, автарк этого ничем не показал. Джеллонские солдаты, сжав оружие, беспокойно зашевелились, но их господин остановил свою гвардию взмахом дрожащей руки.

– Итак, – хрипло произнёс Геспер, – император Юга, которого многие так боятся. Вы моложе, чем я предполагал, сир. Чего вы хотите?

– Мне сказали, что вы нездоровы, – Сулепис говорил спокойно, будничным тоном. – С вашей стороны было очень любезно подняться с постели, чтобы встретить меня.

– Любезно? – Геспер немного выпрямился. – Ты угрожал мне своим военным флотом, если я с тобой не встречусь. Так что не говори ерунды.

Голос его, когда-то, должно быть, властный, истёрся о его немощь, став всего-навсего сварливым. И всё же Вэш видел, что правитель этот некогда был грозен.

– Возможно, ты прав, – кивнул Сулепис. – Возможно, нам следует сбросить наши маски. Я пришёл не только для того, чтобы поднести тебе дары – хотя дары и впрямь очень хороши, – он повёл золотыми пальцами в сторону рабов, которые всё ещё держали корзины на плечах, будто пол тронной залы был слишком грязен для того, чтобы опустить на него такие ценности. – Но и чтобы сказать, что я очень тобой недоволен.

– Недоволен мной? – Геспер раздражённо дёрнул головой. Вэш не мог отвести от него глаз. Королю Джеллона не исполнилось ещё и шестидесяти – он был много моложе самого министра – но выглядел так, будто прожил сотню, если не больше, лет – и тяжких лет. – Что я, дитя, чтобы тревожиться об этом? Я вот недоволен, что ты прервал мой отдых. Говори, что хотел – и проваливай.

– Ты пообещал мне кое-что, Геспер, – автарк говорил укоризненным и мягким тоном огорчённого отца. – Ты владел кое-чем, что я желал для себя – что я специально просил тебя добыть для меня – но ты вместо того продал это кое-что другому.

Придворные зашептались. Даже не зная наверняка, что задумал его господин, Вэш догадывался, что вскоре здесь произойдёт нечто, что поразит их куда сильнее.

– Что за вздор ты несёшь? – Геспер говорил с вызовом, но смотрел как человек, которого поймали на лжи.

– Но видишь ли, – продолжал Сулепис, – хоть ты и обманул меня, я заполучил это.

Он хлопнул в ладоши и его воины вытолкнули Олина вперёд. Шёпот меж придворных стал громче, но, очевидно, большинство из них не узнали короля Пределов.

– Что… что? – Геспер начал заикаться. – Что это за глупость?

– На мой взгляд глуп тот, кто что-то обещает мне и не держит обещания, – спокойно возразил повелитель Ксиса. – Я сказал тебе, что мне нужен Олин, король Пределов. Я дал тебе золото, чтобы выразить своё расположение к тебе. Ты взял моё золото, Геспер, а затем ты продал Олина Лудису Иеросольскому. Это плохой способ добиться моей благосклонности.