Текст книги "Восхождение тени"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 45 страниц)

Глава 35
Булавы, кольца и ножи

«Фаэри, убитые в великой битве у Серохладной пустоши, были все похоронены в общей могиле. Хотя местные жители избегают ходить туда и рассказывают о появляющихся в округе мстительных призраках мёртвых кваров, мне не удалось обнаружить, где именно они погребены – вся эта местность ныне представляет собою прекрасные цветущие луга.»

из «Трактата о волшебном народе Эйона и Ксанда»

Им пришлось сделать остановку в предместьях Югениона, поскольку Королевский тракт был занят погребальной процессией, направляющейся к городскому храму. Очевидно было, что провожают в последний путь человека богатого: повозку с задрапированным чёрной тканью гробом тянула четвёрка лошадей, а следом шагало столько скорбящих, что Бриони выбралась из вагончика и присоединилась к актёрам, стоящим на обочине.

– А кто умер? – поинтересовалась она у одной из плакальщиц, шедших в конце процессии: женщины, несшей длинную ивовую ветвь.

– Наш добрый барон, лорд Фаворос, – ответила та. – Не безвременно – ему перевалило за шестой десяток, – но он потерял сына в сражениях с людоедами автарка, и теперь хворая жена его с малолетним наследником осталась одна вдовой – да благословят Братья его род.

Женщина осенила себя знаком Тригона. Бриони, отворачиваясь, вдруг поняла, что машинально проделала то же самое.

– Я никогда о нём не слышала, – тихонько сказала она Теодоросу, пока они наблюдали за проходящей мимо процессией. – Но по тому, как печальны у людей лица, мне кажется, что он был хороший человек.

– Или так, или же они печалятся потому, что меняют известную величину на неизвестную в очень неспокойное время, – пожал плечами Финн. – Хотя подозреваю, на этот раз вы правы. В этой толпе не так уж много голосящих селёдок, как я погляжу.

– Голосящих селёдок? – картинка, нарисованная воображением Бриони, заставила девушку прыснуть.

– Так называют тех, кто за медный краб-другой согласен выдавить слезу и поголосить в траурной процессии – а иногда их нанимают скопом за одну серебряную сельдь. Человека, семье которого не приходится нанимать хотя бы нескольких «селёдок», должны действительно очень любить при жизни.

Они понаблюдали, как хвост процессии медленно ползёт мимо: дети со свечами в руках, повозки с хлебом, вином и сушёной рыбой для храма, в котором тело будет выставлено для торжественного прощания, а священники будут день и ночь молиться, дабы обеспечить усопшему скорейшее вознесение на небеса. Когда прошли последние плакальщики и последние зеваки протащились вслед за едва бредущей толпой скорбящих, Бриони и Финн забрались обратно в фургончик. Дован Бёрч подхлестнул лошадей, и повозка покатилась к городским воротам, а остальные актёры зашагали следом.

Поторговавшись со стражей и сойдясь в конце концов на разумной взятке, театр Мейквелла въехал в Югенион. И актёрам пришлось опять следовать за гробом, который плыл над огибающей холм главной дорогой к храму в центре города.

– Он был ещё и богат – только посмотрите на всё на это, – добавил Финн, когда они впервые увидели процессию, растянувшуюся по дороге впереди, целиком. – Но что-то никто даже не заикнулся о погребальных игрищах, а ведь здесь это обычное дело, даже после смерти менее важной птицы. Возможно, это оттого, что люди напуганы происходящим на севере.

– И на юге, – грустно кивнула Бриони. – Несчастный Иеросоль…

Тряска заставила её отлепиться от окошка и сесть на пол. Где-то сейчас её отец? Жив ли он? Всё ещё в плену? Если Иеросоль всё-таки падёт, захочет ли автарк взять за него выкуп? Хотя какая разница, если ни она, ни Баррик не могут добраться до казны Южного предела? Может ли вправду такое быть, что её брат-близнец вернулся домой? Одно только это могло бы сделать нынешнюю, самую мрачную из пережитых ею вёсен чуточку лучше.

– Вы помрачнели, принцесса, – заметил Финн. – Как будто знали того беднягу, которого несут нынче в храм.

– Я просто… всё так неопределённо. Всё. Что я стану делать, когда доберусь до Южного Предела? Что, если фаэри уже захватили замок?

– Тогда дела будут обстоять совсем иначе, чем когда мы покидали страну. Не пытайтесь предугадать действия кваров, моя леди, потому что они не похожи на людей. Прошу, не откажите мне в позволении верить в то, что это одно обстоятельство верно – всё-таки я немного о них знаю.

– Откуда? Ты что… ты писал пьесу о них? – Бриони постаралась, чтобы вопрос прозвучал небрежно, но горечь и грусть просочились в слова. – Об их чарующей сказочной магии, которой они пользуются, чтобы похищать и убивать невинных людей?

Финн поднял брови.

– Я, конечно, вводил сумеречный народ в свои пьесы, и в самых различных качествах. Но если я в чём и погрешил против истины, изображая их, так это, как я предполагаю, скорее выражается в том, что я сделал их более таинственными и пугающими, чем они есть, вместо того, чтобы показать их хитроумными изготовителями волшебных колец и щедрыми утешителями непорочных дурочек. Но на самом деле свои знания о фаэри я приобрёл весьма оригинальным и необычным для театрального писателя способом – я их изучал.

– Что ты имеешь в виду?

– Что и сказал, ваше высочество. Не сочтите за неуважение, но вам стоило бы отдохнуть по-настоящему, а не за разговорами. Мне кажется, вы неважно себя чувствуете.

Бриони закрыла глаза и попыталась унять клокотавшую в ней злость, но не вполне с этим справилась.

– Прости, Финн. Не уходи. У меня есть веская причина злиться, как, впрочем, и у тебя. Оставим даже всех моих ни в чём не повинных подданных, которым они причинили вред, но ведь и мой брат – мой близнец! – пропал, а то и умер уже, и всё как раз из-за этих тварей. И кроме того, они похитили ещё человека… – она замялась и задумалась, как бы описать Вансена, – которого я считала другом. Как и мой брат, он не вернулся с Колканова поля. Так что я не слишком расположена слушать добрые слова об этих кварах.

– Не бойтесь – я сказал, что изучал их, а не что я в одного из них превратился. Лорд Броун повелел мне найти всё, что я смогу, о Мирном народе, как их называют эвфемистически. И хорошо заплатил мне за работу – больше, чем я получал когда-либо за любую из моих пьес, были ли в них фаэри или нет.

Бриони посмеялась, несмотря на ужасное настроение.

– Тогда расскажи мне, Финн. Что ты знаешь о них?

– Я знаю, что не понимаю их, принцесса Бриони. Ещё я знаю, что Южный Предел представляет для них огромный интерес, но не знаю при этом, почему.

– Потому что он преграждает им путь, разве нет? Англин, основатель нашего рода, получил во владение замок, дабы он встал первым бастионом на пути сумеречного народа, если те пожелают вдруг вернуться. С тех пор мы с честью несли стражу, доверенную нам.

– И в котором месте они впервые напали на этот раз, ваше высочество?

Бриони припомнила несчастного молодого купца по имени Раймон Бэк.

– Где-то на дороге в Сеттленд. Они разметали караван торговца.

– И зачем им, если они начали наступление там, продвигаться на сотню лиг к востоку и ударять по Южному Пределу? Когда они могли бы направиться на запад, в Сеттленд, защищённый гораздо слабее, или, если квары хотели помародёрствовать, на юг, в Эстерскую долину, где богатенькие купеческие городки далеко высунулись из-за щита короля Энандера. Северный конец этой долины вдвое дальше от Тессиса, чем та местность, в которой они напали на торговый караван, от Южного Предела.

– Что ты хочешь сказать, Финн?

– Что их действия имеют смысл всего только в двух случаях: они пришли ради мести нам, только и исключительно, или же они видят какие-то ещё, лишь им понятные, преимущества в захвате Южного предела – и не всей территории, но только самого замка. Они разрушили всё, до чего дотянулись во время своего марша к крепости вашей семьи, но оставили нетронутыми Далер-трот, Кертуолл и Сильверсайд.

– Но почему? – уже простонала Бриони – меньше всего ей сейчас хотелось ломать голову над новыми загадками. Она едва находила в себе силы проживать каждый день – когда столько вопросов о том, что сталось с её дорогими и любимыми, оставались без ответа. – Почему они так сильно ненавидят нас?

Сочинитель пьес пожал плечами.

– Представления не имею, принцесса.

– Тогда дознайся до истины. Это – твоё задание, начиная с сего дня.

Полный мужчина растерянно глянул на девушку.

– Принцесса…?

– Если мой отец не вернётся – да не допустит такого милостивая Зория – тогда мне потребуется помощь. Я должна разобраться во всех тех вещах, на изучение которых мои отец и даже старший брат потратили годы. Очевидно, что квары – тоже из их числа, и я должна попытаться понять их. И я не знаю никого, кому было бы известно об этих существах хотя бы столько же, сколько тебе, Финн. Верный ли ты мне подданный?

– Принцесса Бриони, конечно же, я чту и вас, и вашу семью…

– Ты – верный мне подданный?

Он моргнул раз, другой, изумлённый её просто-таки свирепостью.

– Конечно, ваше высочество. Я верный подданный Южного предела, а вы – дочь короля.

– Да. И пока что-либо не изменится, я – принцесса-регент. Помни, Финн, я считаю тебя другом, но мы не можем играть две роли одновременно. Я никогда больше не смогу стать «Тимом». Я никогда уже не буду простой актрисой, даже пока я прячусь среди вас. Мои люди нуждаются во мне, и я сделаю всё, что должна, чтобы служить им… и вести их.

Он улыбнулся очень слабо.

– Конечно, ваше высочество. Я поистине сочту за честь стать королевским… как нам это назвать? Историком?

– Ты будешь королевским историком, Теодорос, это вопрос решённый, – Бриони осталась довольна, увидев, как драматург поморщился, но не потому что не любила толстяка, а потому что ей необходимо было донести до него, как дела обстоят сейчас.

– А появятся ли помимо тебя другие, будет зависеть от того, как хорошо ты справишься со своей работой.

Фургончик понемногу замедлил движение, потом остановился, и Бриони услышала громкие голоса. Обеспокоенная, она проверила, на месте ли ножи, которые стала носить с собой всё время, привязав к предплечью под рукавами. Прошло довольно много времени, а они всё не двигались с места; наконец внутрь вагончика сунула голову Эстир Мейквелл.

– Почему стоим? – поинтересовался Финн.

– Педдер и Хьюни толкуют с городским управляющим и парочкой его амбалов, – сообщила женщина. – Похоже, солдаты короля побывали здесь уже дважды за последнюю десятицу, разыскивая неких путников, – она бросила тревожный взгляд на Бриони, – так что магистраты города останавливают приезжих и расспрашивают, по каким делам сюда да откуда… и всё такое.

– Мне выйти к ним? – спросил Финн.

– Можешь, но, думаю, брат и сам неплохо справляется. Правда, они могут попросить дать заглянуть в повозку. Что мы им тогда скажем?

– Конечно, позволим заглянуть, – ответила Бриони. – Финн, дай мне твой нож, чтоб мне свой не развязывать.

Оба, Эстир и драматург, выпучили на неё глаза.

– Эй, ладно вам! Я не собираюсь драться с магистрами! Я хочу опять обрезать волосы, – она ухватила прядь и с грустью осмотрела. – А ведь они только-только отросли почти до прежней длины. Но тщеславие сейчас не помощник. Я уже притворялась до этого парнем, и опять проделаю то же.

К тому моменту, когда краснолицый мужчина сунулся в фургончик, принцесса уже переоделась в один из старых пастушеских костюмов Пилни и сидела на корточках у ног Теодороса, сшивая ремешок на башмаке драматурга.

– Кто вы, – обратился магистр к Финну, – и почему вы едете, когда владелец идёт пешком?

– Могу ли я в свою очередь спросить, кто вы, сир?

– Я – Пунтар, королевский магистрат – вам это может подтвердить любой горожанин, – он слегка скосил глаза на Бриони, а затем обвёл взглядом тесный фургончик, увешанный костюмами и всевозможными шляпами и нагруженный деревянной бутафорией, которая занимала каждый свободный уголок. – Актёры?

– В некотором роде, – быстро подтвердил Финн. – Но если мой друг сказал вам, что он – владелец, он вам солгал – напился, должно быть, – сочинитель бросил на Эстир, готовую яростно кинуться защищать брата, суровый взгляд. – Бедняга. Он когда-то владел этим предприятием, правда, но давным-давно его продул. Счастье для него, что, купив дело, я оставил его работать здесь.

– А кто вы такой? – снова задал вопрос магистр.

– Я-то? Я брат Дорос из Ордена предсказателя Семблы, к вашим услугам.

– Вы священник? И путешествуете с женщинами?

Сначала Финн вздрогнул, но потом увидел, что магистрат указывает на Эстир Мейквелл, а не Бриони.

– Ах, вы про неё. Она кухарка и швея. А за её отчасти увядший девичий цвет вы, сир, можете не волноваться – братья благочестивы и полны сострадания; если не верите мне, попросите того, что с бородкой – мы зовём его Невином, – чтобы он прочёл вам историю о мученичестве ониры Путы, множество раз изнасилованной красскими разбойниками. Парень рыдает, рассказывая о ней, так прилежно он выучил этот и другие уроки, преподанные нам богами.

Видно было, что магистрат порядком растерялся.

– Но как же… все эти костюмы? Как можете вы быть служителями божьими и актёрами одновременно?

– Мы не актёры, не совсем так, – поправил Финн. – На самом деле мы совершаем паломничество в Блушо на севере, но в обязанности нашего ордена входит выступать перед непросвещёнными, разыгрывая поучительные сцены из житий провидцев и Книги Тригона, чтобы необученные искусству чтения могли уразуметь материи, в ином случае чересчур для них тонкие. Не желаете ли взглянуть на то, как мы изображаем казнь со сдиранием кожи Заккаса? Сначала он превосходно кричит, а потом его спасает божество в крылатом обличье…

Но официальное лицо города уже поспешило официально откланяться.

Эстир Мейквелл вывела его из фургончика, перед спуском по хлипкой лесенке задержавшись, чтобы метнуть в Теодороса осуждающий взгляд.

– Ты всё это сейчас сочинил? – тихо спросила Бриони, когда посетитель скрылся из виду. – Никогда не слышала большей чепухи!

– Ну, в таком случае, подобно тому, как это происходит с провидцами, моими устами говорили боги, – самодовольно ответствовал Финн, – потому что, как видите, он убрался и мы спасены. А теперь давайте-ка найдём место, где остановиться на ночь, и разведаем, какие радости жизни может предложить нам этот городишко.

– Они тут в трауре по своему барону, – заметила Бриони.

– Тем больше причин – как вы обнаружите, становясь старше, – отпраздновать то обстоятельство, что остальные из нас живы.

Пытаться убедить местные власти в том, что они – пилигримы, направляющиеся в Блушо, не всегда было лучшим выходом для труппы. В городах покрупнее они иногда доставали снаряды для жонглирования, и, пока Финн с Хьюни подбрасывали и ловили булавы и кольца, чтобы заработать несколько медяков, остальные актёры собирали в толпе местные сплетни и новости о важных событиях. Хьюни трезвым был весьма ловок, но толстяк Финн представал просто в другом свете, без всякого вреда для себя жонглируя даже факелами и ножами.

– Где ты этому научился? – спросила его как-то Бриони.

– О, я не всегда был таким, каким вы видите меня сейчас, – фыркнул её королевский историк. – Я вышел на дорогу ещё мальцом и обеспечивал себе пропитание трудом честным… и не очень. Что касается жонгляжа, то большую часть умений я перенял у моего первого мастера – Бингулоу из Красса, – а он в этом ремесле был лучшим из всех, кого я только видел. После его выступлений люди шли прямиком в церковь, уверенные, что им было ниспослано чудо…

Две новости слышали они снова и снова, где бы ни останавливались, в каждом городе, городке и городишке Эстерской долины: что сианские солдаты не оставили их поиски и что странные вещи творятся на севере. Многие из тех, кого они спрашивали, особенно торговцы и нищенствующие монахи, частенько там хаживавшие, рассказывали о некой тьме, которая, вроде бы, угнездилась над Пределами – не просто там плохая погода, хотя всем и она казалась больно уж серой и пасмурной для наступившего сезона, но и тьма в сердцах. Путники говорили, что дороги пусты, а ярмарки и базары, из года в год бывшие важной частью жизни, почти никто и не посещал – если их вообще устраивали. Горожане отказывались куда-либо выезжать, а те из сельчан, какие могли, перебрались под защиту городских стен – или хотя бы в их тень.

Однако, в то же самое время даже те, кто вернулся из Южного предела лишь недавно, как, например, лудильщик, которого они повстречали к северу от Дорос Каллиды, не могли описать точно, что же там происходит. Все соглашались, что сумеречный народ явился с тонущего в туманах севера, точно как и двести лет тому назад, и разрушил Кендлерстаун и несколько других городов на пути к Южному Пределу. При этом всём осада, которая началась ещё до того, как Бриони покинула дом, велась, кажется, большею частью весьма странно, как будто враги вдруг потеряли к городу всякий интерес – фаэри месяцами стояли практически мирным лагерем за стенами и боёв между ними и жителями Южного Предела не велось.

Но относительно недавно положение дел изменилось, сообщил им лудильщик, – по крайней мере, по словам других путников, встреченных им дальше к северу. В последние несколько десятиц осада вдруг возобновилась – на этот раз всерьёз, и сообщения приходили кошмарные и пугающие, им едва верилось: гигантские живые деревья, разваливающие стены Южного Предела, пожары во Внешнем круге, демонические твари, разящие защитников направо и налево, насилующие и убивающие беспомощных горожан…

– Нынче-то уж, поди, всё кончено, помоги им боги, – посетовал мужчина, чертя перед собой знак Тригона. – Ничегошеньки, поди, не осталось.

Бриони была просто раздавлена рассказом лудильщика и за весь остаток дня едва ли произнесла хоть слово.

– Это только байки путников, ваше высочество, – утешал её Финн. – Не принимайте их близко к сердцу. Послушайте историка, который в подобных новостях всегда ищет зерно истины – первые слухи, особенно переданные через людей, свидетелями тем событиям не бывших, всегда излишне преувеличены и куда как более жутки, чем случившееся на самом деле.

– И как это должно меня успокоить? – рассердилась она. – Тем, что мертва только половина моих подданных? Что сгорела только половина моего дома?

Финн и остальные старались как могли, но ни в тот вечер, ни в последующие несколько дней настроение у Бриони не улучшалось.

«А что, если Баррик и вправду вернулся? – приходило ей в голову снова и снова. – После всего случившегося не потеряла ли я его навсегда? А если фаэри убили его? – в этих мучительных размышлениях протекали бессонные предполуночные и предрассветные часы. – О, если это так, я прослежу, чтобы каждая из этих богомерзких тварей лишилась головы!»

– У нас тут есть проблема, – объявил Финн, когда они сидели и смаковали рагу из баранины.

Его приготовила Эстир Мейквелл, щедро сдобрив жалкие мясные обрезки чёрным перцем, купленным на последней попавшейся им ярмарке, так что если оно и не было таким сытным, как должно, то уж хотя бы вполне согревающим.

– Да уж, есть, – кивнул Педдер Мейквелл. – Сестрица моя спускает все деньги на специи, так что мы опять почти без гроша в кармане.

– Дуралей, – не осталась в долгу Эстир. – Ты тратишь на выпивку куда больше, чем я – на перец и корицу.

– А потому что выпивка есть пища для ума, – патетично провозгласил Невин Хьюни. – Истощите ум артиста трезвостью, и он сделается чересчур слаб для того, чтоб нести людям своё искусство!

Финн взмахнул руками.

– Хватит, довольно вам. Если мы будем бережливы, денег принцессы Бриони нам достанет на весь путь домой, так что, Педдер – и ты, Невин, тоже – прекращайте язвить.

– До тех пор, пока «быть бережливыми» не означает «пить одну воду», – сварливо ответствовал Хьюни.

– Проблема в том, что мы узнали сегодня от фермеров, – продолжил Финн, не обращая на него никакого внимания. – Вы их слышали. Они утверждают, что сианские легионеры встали лагерем за стенами Лайяндроса. И как по-вашему, что они там делают?

– Заводят дружбу с местными овцами? – не удержался Хьюни.

Финн сурово глянул на него.

– Твой рот, дружище, – твоё величайшее сокровище, ценнее даже, чем твой кошелёк. И я бы советовал тебе держать и то, и другое закрытым. А сейчас, если вы все закончили портить воздух вонью своего невежества, минуточку внимания. Солдаты ищут принцессу Бриони, конечно, а заодно – нас. До сих пор нам везло и мы счастливо избегали ловцов, хотя нас и чуть не раскрыли в Югенионе и паре других местечек, – он покачал головой. – На этот раз, боюсь, удача нам так не улыбнётся. Это натасканные вояки Энандера, а не местные олухи и чучела соломенные, которых мы водили за нос – сомневаюсь, что этих я смогу убедить в том, что мы паломники.

Бриони взяла слово.

– Тогда у нас только один выход – я должна с вами расстаться. Ведь это меня они ищут.

– Сказала героиня трагедии, – фыркнул Финн. – При всём моём уважении к вашему статусу, принцесса, но если вы сами в это верите, вы просто дурочка.

На миг она ощетинилась – одно дело, когда с тобой разговаривают по-приятельски, и совсем другое – когда простолюдин обзывает тебя дурой! – но затем вспомнила, как обошлись с ней те, кто в глаза источал мёд лести, и передумала злиться.

«Нельзя, чтобы мои друзья боялись говорить мне то, что думают на самом деле. Иначе это будут не друзья, а просто слуги».

– Почему я не должна уходить от вас, Финн? Сбежав, я нарушила королевский закон – пошла против его прямого указа. И уверена, что леди Ананка с тех пор ещё усерднее льёт яд в королевские уши. К этому времени, я, наверное, уже виновна в том, что развалила всю Сианскую империю…

– Несомненно, вы – их главная цель, моя леди, – согласился Теодорос. – Но ни на секунду не поддавайтесь мысли, будто нас они не ищут. Почему, как вы считаете, мы так часто заставляли Дована сложить его непомерные лапки и, как кузнечика в коробочку, упихивали с вами в фургон? Да потому что из всех нас его узнать всего проще. Если даже вас и не будет с нами, принцесса, они всё равно нас не отпустят. А схватят… и станут убеждать рассказать о том, где вы прячетесь. Сомневаюсь, что кому-нибудь из нас в этом случае ещё светит свобода.

Внезапная слабость и горечь охватили Бриони, такие сильные, что она спрятала лицо в ладонях.

– Милостивая Зория! Простите меня – я не имела права так с вами всеми поступить..!

– Этого уже не изменишь, – пожал плечами Хьюни. – Так что не лей о нас слёз понапрасну. Ну, разве что о Мейквелле, пожалуй, который так надеялся припеваючи жить-поживать в Тессисе, совращая мальчиков-сироток, но при голосовании остался в меньшинстве.

– Я даже отвечать не стану на столь нелепые обвинения, – откликнулся Педдер Мейквелл. – Скажу только, что мальчиками интересуюсь единственно из чувства самосохранения, поскольку только с ними могу быть уверен, что не подхвачу сифилис, который ты всюду разносишь…

Финн закатил глаза, а остальные бессовестно расхохотались.

– Боги, ну вы и охальники! Вы что, забыли, что с нами путешествует госпожа всех Королевств пределов?

– Об этом беспокоиться уж поздно, наш милый тугодум Финн, – вздохнул Мейквелл. – Она нынче сквернословит не хуже нас. Ты слышал, как она назвала Хьюни вчера вечером?

– И ведь за что?! – вмешался сочинитель пьес. – Я всего лишь споткнулся о неё в темноте…

– Хватит, – оборвал его Теодорос. – Вы все зубоскалите тут только потому, что вам не хочется говорить о том, что ждёт нас впереди. Королевский тракт небезопасен. Солдаты караулят нас за Лайяндросом, и даже если нам удастся проскочить мимо них, до сианской границы ещё несколько дней пути.

– И что же ты предлагаешь, Финн? – спросила Бриони. – Ты говоришь так, будто у тебя есть какой-то план.

– У принцессы не только манеры получше ваших, – упрекнул спутников толстяк, – но и ума куда как поболее. Хотя лично вам в этом сравнения и вовсе ни с кем не выдержать, – добавил он, сверля Хьюни и Мейквелла сердитым взглядом. – В любом случае, в нескольких милях к северу отсюда есть маленькая дорога, которая поворачивает на восток от тракта. На вид она не лучше колеи, проделанной фермерскими телегами, – и первые несколько миль так оно и есть. Но затем она соединяется с другой, пошире – не настолько, конечно, как те, по каким мы привыкли ездить, но это нормальный тракт, не просто колея – и проходит сквозь лес вдоль опушки. Подальше с другой стороны расположено Сотерианское аббатство, так что нам, вероятно, придётся провести под деревьями всего одну ночь, а уже назавтра нас ждут гостеприимный ночлег, тёплый очаг и еда.

– Идти по краю Черноречного леса? – переспросил Дован Бёрч.

Это был первый раз за весь разговор, когда великан открыл рот.

– Да, – подтвердил драматург, – именно так.

– Я не знал, что он протянулся так далеко на запад, что мы всего в дне пути от него или даже меньше, – на длинном лице отразилась тревога. – Это нехорошее место, Финн. В нём полно… всякого плохого.

– О чём он толкует? – поднял брови Педдер Мейквелл. – Что там такого плохого? Волки? Медведи?

Но Дован только покачал головой и больше ничего не сказал.

– Мы проведём в нём едва одну ночь, – успокаивающе произнёс Финн. – Нас почти дюжина, и у нас оружие и огонь. У нас даже есть еда, так что в лесу её искать не придётся. Будем держаться вместе, и всё будет хорошо – и даже более чем. Эй, вы что, действительно хотите померяться удачей с королевскими солдатами?

Ещё некоторые из труппы попытались вытянуть из Бёрча объяснение, чего же он боится, но высокий парень упорно молчал. И в конце концов, за неимением лучшего плана, все согласились с этим.

До развилки фургончик труппы доехал даже прежде, чем солнце следующего дня вскарабкалось высоко в небо. По пути им попалось ещё несколько человек, в основном – местных жителей, и все с удивлением и любопытством глазели на то, как актёры свернули с наезженного тракта на разбитую лесную дорогу.

Уже несколько дней подряд местность вокруг постепенно дичала, но сейчас её безлюдность и необжитость просто бросились им в глаза. Королевский тракт был очень широк, что означало: пролегал он в основном по открытой местности, но даже когда путь заводил в лес, его ширина не позволяла ветвям деревьев сомкнуться над головой, оставляя солнечным лучам немалую щель. Но стоило им свернуть на восток, на дорогу Финна, как дубы и грабы вдруг встали по обочинам плечом к плечу, словно любопытные селяне, сошедшиеся, чтобы присмотреть за чужаками, кои неизвестно зачем пожаловали на их поля. Солнце, сопровождавшее их во время почти всего путешествия, внезапно тоже стало подолгу прятаться. Смолкли и редкие голоса фермеров, окликающих других путников или пытающихся сманить забредших на какой-нибудь холм овец или корову. Теперь, если не считать скрипа колёс, шуршания ветра в кронах да редких приглушённых птичьих трелей, артистов на новой дороге окружала тишина.

К тому же выяснилось, что Финн немного ошибся: то, что в самом начале, когда они только свернули с тракта, и впрямь походило на колею от колёс селянской телеги, дальше превратилось едва ли не в звериную тропу, местами совершенно непроходимую для фургончика, который уже не раз пришлось с большим трудом вытаскивать из очередной ямы и толкать, чтобы он мог покатиться дальше. Комедианты едва достигли опушки леса, когда невидимое им солнце начало тонуть за горизонтом на западе, а мир исполосовали длинные тени.

– Мне здесь не нравится, – сообщила Бриони Довану Бёрчу, шагавшему с ней рядом.

Поскольку дорога была скверной и другие путники им больше не встречались, принцесса и великан выбрались из фургона и теперь, подобно остальным, шагали пешком вслед за повозкой, готовые выталкивать её из очередной канавы. Место напомнило Бриони о днях, которые она уже едва могла восстановить в памяти – днях её скитаний после гибели Шасо в сгоревшем доме Эффира дан-Мозана. Почему-то в том, как двигались тени, в том, как неверный свет будто заставлял сами деревья оборачиваться вслед проходящим мимо людям, всё казалось окутанным тайной и даже зловещим. Подстёгнутая тревогой, Бриони даже несколько часов назад достала и надела талисман, подарок Лисийи.

Дован пожал плечами. Он сам был ещё мрачнее спутницы.

– Мне тоже, но Финн прав. Как ещё мы можем поступить?

– Почему ты сказал… что тут есть что-то плохое?

– Не знаю, ваше высочество. Об этом я слыхал, когда был мелким, – принцесса сдавленно фыркнула, и парень посмотрел на неё с обидой. – Знаешь, когда-то я тоже был маленьким.

– Меня рассмешило не только это, – улыбнулась она. – Вернее, это и… и… и ещё ты назвал меня «высочество». Ну, в смысле, ты сам-то как высок!

Он нахмурился, но не был особенно возмущён.

– П'лагаю, высота тут подразумевается разная, во всяком случае.

– Ты вырос где-то в этих местах? Я думала, ты родился в Южном пределе.

Он покачал своей вытянутой головой.

– Ближе к Сильверсайду. Но к нам прибывало столько путников из глубинки на ярмарку в Фёстфорде, что от нас за рекой. Мой отец подковывал лошадей тем из них, у кого они были.

– Как же ты тогда попал в Южный предел?

– Мамо и папо слегли с горячкой. И умерли. Я отправился к своему дядьке, но он был мужик странный. Слышал голоса. Говорил, что я родился неправильным – тогда я быстро рос. И что боги забрали моих родителей, потому что… я не помню в точности, но он сказал, что это я виноват.

– Какой ужас!

Парень вновь пожал плечами.

– Он сам и был неправильным. На голову, понимаешь? Боги насылали на него кошмары, даже днём. Но мне пришлось сбежать, а то я убил бы его. Вместе с какими-то погонщиками скота я дошёл до Южного предела, и мне там понравилось. Люди не пялились так, – он покраснел, затем поднял глаза на принцессу. – Могу я спросить, ваше высочество?

– Конечно.

– Я знаю, что мы идём в Южный предел. Но что ты будешь делать, когда мы туда придём? Ну, вот если корона всё ещё у Толли? И если фаэри всё ещё там. Что мы все будем делать?

– Я не знаю, – ответила она. И это была правда.

Ночь уже опускалась, когда они остановились и разбили лагерь. Во время ужина актёры необыкновенно громко болтали, словно никто из них не хотел слишком уж вслушиваться в звуки ночного леса, окружавшего стоянку, но что ещё более странно – никто в этот раз не засиделся допоздна. Бриони, зажатая между тёплыми, вселяющими уверенность телами Дована и Финна Теодороса, поплотнее завернулась в плащ и сжала амулет Лисийи на груди.

Несколько раз, когда она плыла по течению сна, колыхаясь на его волнах, ей казалось, что она слышит голос полубогини, слабый и зовущий, как будто Лисийю с Серебристой поляны относило в другом направлении. Один раз принцесса даже будто бы увидела её: старуха одиноко стояла на лысой вершине холма и махала в её сторону руками. Сначала Бриони подумала, что полубогиня пытается привлечь её внимание, но потом сообразила: Лисийя пытается сказать ей «Уходи! Уходи!»