Текст книги "Восхождение тени"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 45 страниц)

– Хватит, мужик! – взвыл привратник, но когда казалось, что он уже готов отпустить их на все четыре стороны, фургончик под Бриони закачался и закряхтела открываемая дверца. Она плюхнулась на пол и натянула одеяло до самой шеи.

– А это ещё кто? – спросил второй стражник, ввалившись в повозку и нависая над девушкой.

Бриони застонала, но не открыла глаз.

– Почему эта девчонка здесь? – гаркнул он. – А ну, покажись!

Принцесса почувствовала, как грубая лапища схватила одеяло и потащила к себе, и руками прикрыла живот – и тряпичный узел, засунутый под старенькое ношеное платье.

– Пожалуйста, сир, пожалуйста! – заголосил Финн. – Это моя жена. Мы везём её к колодцу пророчицы молить о благополучном разрешении от бремени. Никто из других наших детей не выжил…

– Да, – ввернул Хьюни из-за его спины, – мой шурин очень страдал из-за этого. Что-то с его женой не в порядке, болезной бедняжкой, – мы думаем, это какая-то порча. В последний раз она разродилась каким-то ядовитым чёрным комком, воняющим тухлой рыбой…

Несмотря на страх, Бриони едва удержалась от смеха, когда стражник резво выскочил из фургончика.

Наконец городские ворота позади них скрылись из виду, и принцесса выбралась посидеть на облучке повозки, мирно трясущейся по Королевскому тракту вдоль реки Эстер, сверкающей переливами волн под утренним солнцем.

– «Гуманное обращение с домашними животными»? – фыркнула она. – И «тухлая рыба»?

Хьюни снисходительно глянул на девушку.

– Я знавал одну бабёнку в Большом Стелле, от которой вечно несло тухлятиной. И можешь мне поверить – у неё тоже находились свои поклонники.

– Не говоря уж о стае котов, которые таскались за ней повсюду, – хохотнул Финн. – Отлично сработано, принцесса. Вижу, вы не забыли наши уроки, – он прижал руки к тугому пузу. – «О, моё бедное дитятко! Ах, я несчастная!» Куда как убедительно!

Бриони не удержалась и захихикала. Впервые за долгое время ей выдался случай посмеяться.

– Жулики, вот вы кто!

– И всё-таки при этом актёры будут почестнее большинства благородных, – заметил Хьюни.

Улыбка Бриони погасла.

– Кроме Фейвала.

Хьюни тоже посерьёзнел:

– Да, кроме него.

* * *

К ночи они доехали до местечка Дорос Эко, укреплённого городка, приютившегося у подножия холмов над рекой. Вечер выдался холодный и ветреный. Бриони, укутавшись в плащ, наблюдала, как Эстир Мейквелл колдует над котелком – и вдруг поняла, что впервые за долгие месяцы чувствует себя… свободной. Нет, не абсолютно свободной, но тяжесть, давившая на сердце, груз людских подозрений и ожиданий, каждый день изнурявшие её в Бродхолле, исчезли. Она всё ещё была напугана – да что там, в ужасе – от того, что случилось с её жизнью и любимыми ею людьми, но здесь, под открытым небом, в окружении тех, кто не хотел от неё ничего такого, чего она с радостью не сделала бы, Бриони скорее верилось в лучшее.

– Давай я помогу, Эстир, – предложила она.

Женщина посмотрела на неё с нескрываемым подозрением.

– Это с чего бы вдруг, принцесса?

– Потому что хочу помочь. И потому что не хочу сидеть и смотреть, пока трудятся другие. Я всю жизнь только этим и занималась.

Сестра Педдера Мейквелла фыркнула:

– Неужто это так плохо? – и указала на пару морковок и усатую луковицу. – Ну, развлеките себя тогда. Второй нож вон там. Нарежьте их мне.

Бриони постелила на колени полотенце и принясь крошить овощи.

– Почему ты здесь, Эстир?

Женщина не смотрела на неё.

– Что за вопрос такой? Где же мне ещё быть?

– Я имею в виду: почему ты путешествуешь с театром? Ты миловидная женщина, и наверняка ведь были такие мужчины, которые… которые оказывали тебе знаки внимания. Неужели никто из них не попросил твоей руки?

Недоверчивый взгляд мгновенно вернулся.

– Если уж на то пошло – да, были, хоть это и не вашего ума дело… – женщина внезапно побледнела. – Простите, ваше высочество, я забылась…

– О, да пожалуйста, Эстир, можешь забываться сколько угодно. Мы ведь были… мы были почти друзьями. Можем ли мы стать ими снова?

Эстир Мейквелл хмыкнула.

– Легко сказать. По вашему желанию, моя леди, меня могли бы казнить. Одно ваше слово нужному человечку – и я уже томилась бы в башне, ожидая палача. Или меня высекли бы на городской площади, – она вновь озабоченно покачала головой. – То есть, я, конечно, не думаю, что вы бы так поступили. Вы добрая девушка… настоящая принцесса, если вы понимаете, о чём я…

Да уж, нормального разговора у них с Эстир никак не выходит. Бриони сдалась и сосредоточилась на резке овощей.

* * *

Шли дни, и принцесса уже начала вновь привыкать к ритму дорожной жизни. Она отдала актёрам все остававшиеся деньги, так что пока они могли нигде не выступать, но готовили декорации, реквизит и костюмы для пьес, которые Финн, Хьюни и Мейквелл собирались представить публике по возвращении в Королевства пределов. Ко всеобщему изумлению юный Пилни, однажды игравший на сцене мужа Бриони, втрескался в дочку трактирщика – не обманщика Бедояса, а хозяина «Морской лошади» – и остался в Тессисе, готовиться к свадьбе и помогать будущему тестю. И Бриони обнаружила, что в связи с этой утратой – и много менее умилительным дезертирством Фейвала Улийца, – на неё свалилась ответственность за большую часть ролей как женщин, так и юношей. Это было увлекательно и даже весело, но на сей раз она не могла избавиться от мысли, что всё это только на время, что теперь она гораздо больше принадлежит той своей настоящей жизни в реальном мире, к которой ей очень скоро предстоит вернуться, чем во время путешествия к Тессису.

Одним из очевидных доказательств этому служили новости, собираемые ими в попутных городках и от других странников. В то время, когда они двигались на юг, люди говорили о событиях в Королевствах пределов, делились слухами о войне с фаэри и смене власти в Южном пределе, и об осаде Иеросоля автарком. Слухи об автарке ходили и теперь, но стали страшнее и путанее. Одни пугали, что он сравнял Иеросоль с землёй и теперь идёт войной к северу, на Сиан. Другие полагали, что он, напротив, зачем-то отправился в Джеллон и напал на тамошний народ. А третьи уверяли, что автарк плывёт в Южный предел – новость показалась Бриони нелепой, но всё же очень её напугала. Что нужно этому чудовищу в её крохотной стране? Неужели это правда? Не спешит ли она навстречу положению дел много худшему, нежели даже опасалась? Конечно, были и другие слухи, заставлявшие её беспокоиться ничуть не меньше, а то и больше. Если Иеросоль и в самом деле пал, то где же её отец? Да и жив ли ещё Олин? Неудивительно, что участие в спектаклях уже не приносило принцессе такой же радости, как прежде.

Хьюни и Педдер Мейквелл вернулись из города порядком обескураженные.

– Солдаты короля уже и здесь побывали, – пояснил Мейквелл, смывая вкус дорожной пыли во рту глотком кислого эля. – Нам лучше не показываться в городе больше чем по одному или по двое.

Сердце у Бриони упало. Не то чтобы ей так уж хотелось заглядывать в городишко – да и что ей там нужно, в самом деле? общая комната в трактире, где ей придётся прятать лицо? несколько прилавков, на которых она могла бы выбрать себе безделушку за пару монет, которых у неё всё равно не было? – но известие о том, что король Энандер так скоро начал на неё охоту, и столь упорную, очень её встревожило. А ещё более – понимание того, что если её схватят, Финн и актёры тяжко за неё пострадают.

Бриони накрыла длинная тень.

– Ты кажешься печальной, принцесса, – это оказался Дован Бёрч, самый высокий парень в труппе, обречённый на амплуа великанов-каннибаллов и огров-людоедов вопреки своей настоящей – мягкой – натуре. Бриони не хотелось взваливать на его плечи – да и на прочих – свои страхи, они итак прекрасно знали, что происходит.

– Всё в порядке. Почему ты не пошёл в город с Педдером и остальными?

Парень пожал худыми плечами.

– Если кто станет искать труппу Мейквелла, меня запомнят скорее других.

Она виновато охнула, прикрыв рот рукой.

– О, Дован, прости! Я даже об этом не подумала. Из-за меня ты принуждён сидеть и скучать в лагере, словно в клетке, как и я сама.

Он грустно улыбнулся.

– Мне всё равно, правда. Люди вечно глазеют на меня, куда ни пойди, надоело хуже горькой редьки. Я рад сидеть тут, – парень обвёл лагерь невероятно длинной рукой, – где никто меня не заметит.

– Немногого же ты хочешь от жизни, Дован.

– Ну, среди моих желаний есть и побольше. К примеру, я мечтаю о том дне, когда обзаведусь собственной фермой… осяду где-нибудь с милой женой… – он внезапно покраснел и отвёл взгляд. – И детишками, конечно…

– Бёрч! – позвал Педдер Мейквелл. – Чего ты там бездельничаешь, когда тут платье нужно чинить?

Парень закатил глаза, и Бриони рассмеялась.

– Иду, Педдер.

– Я давно хотела спросить тебя, – остановила его принцесса, – где ты научился так здорово шить?

– До того как стать актёром, я учился на священника, и вместе с прочими аколитами жил в храме онира Иариса. Женщин там, разумеется, не было, и всю работу выполняли мы. Некоторые обнаружили в себе талант повара, – он весело фыркнул и добавил: – А некоторые только заблуждались на сей счёт. Что до меня, то оказалось, что я довольно ловко управляюсь с иглой и ниткой.

– Хотела бы и я сказать про себя то же. Мой отец шутил, будто я вышиваю, как иная женщина гоняет пауков метлой, тыча ею туда и сюда… – теперь рассмеялась и Бриони, хотя думать об отце было больно. – Боги, как я по нему скучаю!

– Ты говорила, он жив. Вы вновь увидитесь, – Бёрч медленно кивнул. – Верь мне. Я часто чувствую такие вещи и оказываюсь прав…

– Ты скоро почувствуешь, что потеряешь своё место в жизни и вынужден будешь просить подаяния, – прикрикнул Педдер Мейквелл. – Живо иди работай, аист долговязый!

– У нас в храме тоже был один такой, – шепнул девушке Дован, поднимаясь. – Однажды ночью, пока он спал, мы тихонько вылили на него ведро воды и потом все как один клялись, что он сам надул в постель.

Бриони опять захихикала, а высокий парень, уже отправившись было трудиться, вдруг обернулся. Его лицо обрело странное, отрешённое выражение.

– Не забывай, принцесса, – повторил он. – Вы обязательно увидитесь вновь. Будь готова сказать ему то, что действительно хочешь сказать.

* * *

Киннитан наконец узнала полное имя своего похитителя, но, скорее, по случайности. Удалось ей разузнать и кое-что ещё – и это, как она надеялась, принесёт ей пользы больше, чем любое имя.

Половина десятицы – если ещё только половина – минула с тех пор, как она увидела сон, в котором Баррик повернулся к ней спиной на вершине холма, и хотя потом рыжеволосый юноша снился ей ещё несколько раз, он больше не отвечал на призыв Киннитан и с каждым сном словно уплывал всё дальше. Беспомощность положения пленницы начала подтачивать в ней решимость. День за днём часами сидела она, провожая взглядом уплывающие назад очертания далёкого берега, силясь придумать какой-нибудь план побега. Время от времени мимо скользили другие лодки, но девушка знала, что даже покричи она им – никто не захочет ей помогать; и даже если найдётся такой человек, ему не одолеть Во, настоящего демона, – поэтому Киннитан держала рот на замке. Из-за неё бедняжка Голубь уже лишился пальцев – зачем ещё и ни в чём не повинному рыбаку платить за её глупость жизнью?

В ту ночь, когда девушке стало известно имя её тюремщика, она долго лежала, погрузившись в свои мысли, прежде чем уснуть. В холодный и зыбкий полуночный час её разбудили мягкие шаги – по их звучанию она определила, что это ходит по палубе Во. Киннитан осталась лежать, слушая, как он размеренно ступает по доскам: туда-сюда, туда-сюда (а сама она, судя по звуку, служит срединной точкой этого пути), заодно пытаясь разобрать, что за бормотание то и дело перекрывает неумолчный плеск и шелест волн, бьющихся о борт лодки, пока не догадалась, что это разговаривает по-ксисски её похититель.

Одна только мысль о том, что этот железной воли человек болтает сам с собой, нешуточно её напугала: это служило предвестием умопомешательства и потери самоконтроля, – хотя Во приводил её в ужас, Киннитан знала, что, пока тот остаётся в своём уме, она, в свою очередь, останется в живых – по меньшей мере до того дня, пока тот не передаст её автарку. Но по воле Сулеписа в теле Гончего оказалось что-то жуткое, и если оно причиняет ему сильную боль, или если от яда, что солдат принимает каждый день, мутнеет его разум, случиться может всё, что угодно. Поэтому Киннитан лежала, дрожа, в темноте, и слушала, как он вышагивает по палубе.

Мужчина как будто с кем-то беседовал – по крайней мере он говорил так, словно кто-то слушает. По большей части монолог составляли жалобы, для Киннитан ничего не значащие: какая-то женщина, взглянувшая на него насмешливо, парень, который больно о себе возомнил, и другой, который думал, что он тут самый умный… И оказалось, что лучше бы им так не делать – во всяком случае, так считал воспалённый разум её мучителя – и сейчас он растолковывал это воображаемому слушателю.

– Все они теперь гуляют без кожи, все, – его торжествующее шипение пробирало до костей, и Киннитан едва удержалась от вскрика. – Без кожи, без гляделок, и поливают кровью пыль на том свете. Потому что никто не смеет потешаться над Дайконасом Во…

Чуть спустя он остановился в нескольких шагах от пленницы. Киннитан рискнула приоткрыть глаза, но не могла рассмотреть, что делает её похититель: Во запрокинул голову, будто осушая чашу с вином, но движение было слишком коротким.

«Яд!» – догадалась девушка. Что бы ни содержалось в чёрной бутылочке, мужчина принимал это и по ночам, а не только днём, как она полагала. Делал ли он так всегда? Или это впервые?

В следующий миг Дайконас Во слегка пошатнулся и почти упал, что само по себе было более чем странно: она никогда не видела в его движениях ничего, кроме хищной грации. Во плюхнулся на палубу, прислонившись спиной к мачте и уронив подбородок на грудь, и замолчал, будто моментально погрузившись в глубокий сон.

В его имени для Киннитан не нашлось ничего полезного. Его злые разговоры с самим собой просто заставили её бояться ещё сильнее, чем раньше – ведь очевидно было, что мужчина сходит с ума. А вот кое-что другое накрепко засело в голове: как быстро ослабело и отяжелело тело воина после того, как он пригубил яд.

И над этим в самом деле стоило поразмыслить.

Глава 34
Сын Первого камня

«Иинур, король фаэри, по рассказам, слеп. Есть те, кто говорят, будто сие увечье он получил в сражении Теомахии на стороне Змеоса Белого пламени, когда Перин нанёс ему жестокий удар своим молотом. Но другие высказывают мнение, что он отдал свои глаза в обмен на разрешение прочесть Книгу Скорби».

из «Трактата о волшебном народе Эйона и Ксанда»

Фигура в светлом одеянии выступила из неясных теней. Три жуткие твари тут же отбежали к её ногам и принялись носиться вокруг, как охотничьи псы – правда, их сгорбленные, обезьяньи фигуры ничем по виду не напоминали собачьи.

Баррик подхватился с пола, чтобы иметь возможность защищаться, но незнакомец только стоял, странно на него глядя – будто бы озадаченно. Сперва Баррику показалось, что подошедший – человек, но сейчас он уже не был так в этом уверен: уши у незнакомца формой отличались от человеческих и сидели чересчур низко на безволосой голове, да и черты лица казались необычнымм: очень высокие скулы, длинный подбородок и небольшой бугорок с двумя щелями ноздрей на месте носа.

– Что… – Баррик запнулся. – Кто вы? Где я?

– Я Харсар, слуга. Вы в Доме Народа, конечно же, – незнакомец произнёс это, его губы шевелились, – но Баррик услышал голос внутри своего черепа. – Не это ли место было целью вашего путешествия?

– Я… я полагаю, что да. Король. Король повелел мне прийти сюда…

– Именно так, – слуга протянул руку, холодную и сухую, как лапа ящерицы, и помог Баррику встать на ноги.

Три существа обскакали его по кругу и выкатились за дверь, в залитый голубым светом зал, на другом конце которого они и остановились, сгорбив спины, поджидая. Принц впервые огляделся и обнаружил, что комната украшена богато, но с мрачной изысканностью – его окружал лес полосатых колонн, чересчур многочисленных для выполнения любой чисто архитектурной задачи, а в гладко-чёрный по всей поверхности каменный пол вставлен огромный диск из какого-то странного жемчужно опалесцирующего материала – единственный источник света в просторном покое.

– Это я всё ещё… – Баррик помотал головой. – Да ведь и должен бы. За Границей Тени?

Безволосый склонил голову набок, будто обдумывая вопрос.

– Вы всё ещё в землях Народа, это так, разумеется, и в величайшем его доме.

– Король. Здесь ли король? Я должен отдать ему… – принц замялся. Мало ли какие интриги плетут Дети сумерек? – Я должен поговорить с ним.

– Так и есть, – повторил Харсар. Возможно, он улыбнулся – движение было едва уловимым, как промельк змеиного языка. – Но король отдыхает. Пойдёмте со мной.

Принц и слуга прошли из комнаты со светящимся полом в высокий тёмный коридор, где горели лишь тусклые бирюзовые огоньки, а странные маленькие существа, резвясь, путались у них под ногами. Баррик был вымотан и тяжело дышал. Только сейчас он действительно осознал, что наконец достиг цели своего путешествия, замка фаэри – Кул-на-Квара, как называл его Джаир Штормовой фонарь. Даже то навязчивое устремление, вложенное в него тёмной леди, за время пути притупившееся и ставшее привычным, как постоянная ноющая боль, теперь пропало, удовлетворённое: он сделал это!

«Но что именно я сделал? – сейчас, когда нужда его была утолена, её место заняла растущая неуверенность. – Что будет со мной здесь?»

Всё в этом месте казалось Баррику непривычным и чужим. Само строение будто было бесформенным: каждый правильный угол разбивался соседними деталями, описать геометрию которых не представлялось возможным; даже размеры и положение коридоров менялись на всём их протяжении без всякой видимой ему причины.

И освещалось оно тоже необычно. Временами принц и его провожатый шли в полной темноте, но тогда посреди пола под их ногами начинали светиться путеводные камни. В большей части других помещений горели свечи, но не все из них – привычным бело-жёлтым пламенем: иногда оно было бледно-голубым или даже зелёным, отчего длинные залы обретали вид подводных пещер.

Ещё Баррик начал замечать, что куда бы он ни шёл, всюду его окружали тихие звуки – не только сопение мелких существ, скачущих вокруг ног Харсара, но вздохи, шёпот, негромкое пение, даже едва слышные голоса флейт и других инструментов, как будто сонмы призрачных придворных повисли в воздухе над их головами и сопровождали гостя и его проводника, куда бы те ни направились. Баррику живо вспомнилась сказка, которую в детстве он слушал на День Сиротки: про сэра Кэйлора, что нёс мешок с ветрами, поглотившими все голоса мира, и про то, как во время скачки некоторые из них вырвались наружу и чуть не свели его с ума.

«И только он вернулся, чтобы рассказать эту историю… – мысленно проговорил принц. – Вот как она заканчивалась».

Воспоминание об этой всем известной повести, рассказывающей, как спастись удалось лишь одному, притянуло за собой и другое.

– Подождите, – встрепенулся Баррик. – А где они? Те, кто пришёл со мной…

Его худощавый проводник остановился и окинул принца мягким, но неодобрительным взглядом.

– Нет. Вы были один.

– Я имею в виду – они прошли в Портал Горбуна со мной. Из города Сон. Мужчина по имени… по имени Бэк и чёрная птица.

Баррик не сразу смог вспомнить имя купца: последние их минуты в городе Бессонных остались, по ощущениям, далеко позади не только в пространстве, но и во времени.

– Боюсь, не могу вам в этом помочь, – ответил безволосый слуга. – Вы должны спросить Сына Первого камня.

– Кого?

Неодобрение во взгляде чуточку потяжелело.

– Короля.

Они продолжили свой путь по пустым залам. Баррик обнаружил, что ему сложно равняться на обманчиво торопливый шаг проводника, но ни за что не стал бы жаловаться.

Впоследствии он вспоминал, что это, пожалуй, был самый странный час в его жизни: первое знакомство с Кул-на-Кваром и одновременно – последний раз, когда он смотрел на него прежними глазами, судил о нём с прежней точки зрения и руководствуясь прежними представлениями. Ему никогда не приходилось видеть места, подобного этому: всё в здании совершенно определённо подчинялось порядку и логике, но порядку и логике ему непонятным: стены могли внезапно вогнуться внутрь или оборваться посреди комнаты без видимой причины, а лестницы – подняться под потолок залы с одной стороны и тут же спуститься обратно с другой, как будто единственно на случай, если кто-то решит прогуляться, обозревая залу с высоты. Одни двери вели в то, что казалось пустотой или мерцающим светом, другие и вовсе стояли совершенно обособленно, безо всяких стен – никуда не ведущие проёмы посреди комнат. Даже материалы, из которых дворец был построен, на взгляд принца были чудными: во многих местах тёмный, тяжёлый камень перемежался живыми деревьями, которые, казалось, так и росли в стене, прямо вместе с корнями и ветками. Кое-где, совершенно без всякой системы, строители заменили куски стены на схожий с самоцветом, ярко сияющий материал, прозрачный, как стекло, но толстый, как гранитная плита; он позволял увидеть то, что находится снаружи, но очень нечётко, так что Баррик не различал ничего, кроме неясных форм и теней. И все помещения дворца казались покинутыми.

– Почему здесь никого нет? – поинтересовался он у Харсара.

– Эта часть Дома Народа принадлежит королевской чете, – объяснил тот, одновременно строгим взглядом принудив своих маленьких спутников, разбежавшихся кто куда, вернуться к его ногам. – У самого короля не много слуг, а королева… где-то не здесь.

– Где-то не здесь?

Харсар снова двинулся вперёд.

– Идёмте. Нам ещё далеко шагать.

Пустынные залы и покои, которые они пересекали, чтобы попасть из одного коридора в другой, были все меблированы: часть убранства выглядела вполне обыкновенно, о предназначении же иных предметов судить было трудно, но Баррик заметил, что все детали обстановки в чём-то сходны – от самых простых до наиболее сложных: они явно были выдержаны в каком-то едином стиле, которого принц не мог в них не разглядеть, очень уж непохож он был на любой, ему прежде известный; этот стиль вызывал в юноше столько же удивления, как если бы он увидел, что кошки вдруг пошили сами себе платье или змеи исполнили сочинённый ими же замысловатый танец. Кресла, столы, сундуки, реликварии – не важно, как лаконичны или богато украшены они были, – во всех них чувствовался некий штрих, очевидным образом их объединяющий, хотя Баррик и не мог сообразить, в чём же именно оно заключалось, это дразнящее тончайшее сходство. Издалека ковры на тёмных полированных полах и свисающие со стен гобелены казались такими же, как в его родном замке, но стоило приглядеться получше – и от плотно покрывающих их сложных узоров кружилась голова, и сразу неприятно вспоминалась хищная лужайка, охранявшая подступы к Порталу Горбуна. И хотя в некоторых покоях были высокие окна, в которые заглядывало сумрачное небо, а в других – только глухие стены, и в одних комнатах мерцали тысячи свечей, а в прочих не горело ни единого огонька или лампы, все они были освещены примерно одинаково – одним и тем же приглушённым, зыбким, изменчивым сиянием, отчего у Баррика создавалось ощущение, будто он плывёт по Кул-на-Квару, а не идёт.

«Впрочем, нет, – тут же передумал он. – Это больше похоже на сон. Будто я сплю с открытыми глазами».

Но самым необычным из ощущений, самым странным было то, что впервые в жизни пересекая залы Дома Народа он, Баррик Эддон, чувствовал себя так, как если бы после долгих лет изгнания наконец вернулся домой.

Принц уже начал спотыкаться от усталости, когда проводник пригласил его в маленькую тёмную комнату, устроенную так, что она больше подходила для человека, нежели множество других – некий кабинет для отдыха с креслами из полированного дерева, удобными и простыми (но всё же откровенно инакими). Стены зияли множеством маленьких ниш, напоминая пчелиные соты. В каждом углублении стояло нечто, напоминающее статуэтку, вырезанную из светящегося камня или отлитую в металле, но ни в одной из них не угадывалось ничего, Баррику знакомого; он подумал о том, что эти фигурки выглядят так, будто получились случайно: шлак, оставшийся при изготовлении более осмысленных вещей, любовно собранный с пола кузницы и расставленный здесь.

Харсар указал на кровать: простую постель в незатейливой деревянной раме.

– Вы можете отдохнуть. Король встретится с вами, когда будет готов. Я принесу вам еды и питья.

Баррик не успел ещё ничего спросить толком, как его проводник развернулся и вышел за дверь, сопровождаемый своей резвящейся свитой.

В другое время он бы исследовал комнату, такую уютную и вместе с тем такую странную, но у принца не осталось сил даже и секунду ещё провести на ногах. Он растянулся на постели, утопая в её гостеприимной мягкости, как продрогший человек, который забрался в горячую ванну. И через миг сон унёс его в свои владения.

Проснувшсь, Баррик некоторое время тихо лежал, вспоминая, где он. Снилось ему что-то неясное, но умиротворяющее, будто плывущая издалека музыка. Он перекатился на спину и сел – и только тогда заметил, что в комнате не один.

В кресле с высокой спинкой буквально рядом с Барриком сидел человек – по крайней мере он выглядел как человек (хотя, конечно, им не был, понял вдруг Баррик, – не в этом месте). Длинные прямые белые волосы незнакомца прижимала к голове наглазная повязка. Он не носил никаких регалий, ни короны, ни скипетра, ни медальона на груди, указывающего на власть, – правду сказать, его серое одеяние было таким же потрёпанным, как лоскутный балахон Раймона Бэка, – но что-то в его осанке, некая величественность, подсказало Баррику, кто перед ним.

«Отдохнул ли ты? – слова слепого короля прозвучали в голове юноши, мелодичные, как плеск воды в бассейне. – Вот, Харсар оставил тебе поесть».

Ноздри Баррика уже защекотал манящий запах хлеба, и юноша поскорее выбрался из кровати. Блюдо, полное разной замечательной еды, ожидало на маленьком столике: круглая коврига хлеба, горшочек мёда, толстенькие красные виноградины и другие, незнакомые ему, маленькие фрукты и треугольный кусок белого мягкого сыра. Принц уже принялся жадно уписывать угощение – всё казалось таким необыкновенно вкусным после вынужденного поста почти на одних кореньях и кислых ягодах – когда внезапно его осенило, что, может быть, пищу полагалось разделить на двоих?

«Нет, – успокоил его король, когда Баррик уже хотел было спросить. – Я очень мало ем в последнее время – это было бы всё равно, что бросить на кучку тлеющих углей целое сосновое бревно и ждать, что оно разгорится».

Король усмехнулся, – и это Баррик услышал на самом деле, ушами: ледяной смешок, как будто брошенный порывом ветра снег, – и больше не говорил, пока Баррик не слопал всё подчистую, даже сырную корочку, и не вытер тарелку последним кусочком хлеба.

«Итак, – произнёс он. – Я – Иннир дин'ат сен-Кин. Добро пожаловать в Дом Народа, Баррик Эддон».

Баррик вспомнил, что ни разу не поклонился и вообще никак не выказал почтения этому необыкновенному и впечатляющему господину, и вместо этого думал лишь о том, как бы поскорее набить живот. Вытерев липкие пальцы об одежду, принц опустился на колени.

– Благодарю вас, ваше величество. Я видел вас во сне.

«Этот титул не для меня. А тот, что используют мои подданные, не годится тебе. Зови меня Иннир».

– Я… я не смогу, – и это была сущая правда. Всё равно как если бы он в лицо назвал своего отца по имени.

Король улыбнулся снова – с тенью весёлости.

«Тогда, думаю, ты можешь называть меня „лорд“, как делает Харсар. Ты поспал и поел. Но осталось ещё одно дело, какое велит нам исполнить долг гостеприимства».

– Что вы имеете в виду?

«Если ты заглянешь в соседнюю комнату, найдёшь там бадью и горячую воду. Не нужно обладать острой проницательностью, чтобы догадаться, что ты долгое время не мылся, – ладонью с длинными пальцами король указал, куда нужно пройти. – Ступай. Я подожду здесь. Я всё ещё чувствую усталость, а нам придётся проделать долгий путь.»

В дальней стене Баррик обнаружил дверь и только собрался открыть её, как вдруг спохватился.

– О боги, я почти забыл! – он поколебался, обдумывая, не богохульство ли это – упоминать всевышних в таком месте, но король, кажется, ничего не заметил. – Я принёс вам кое-что, лорд, дар Джаира Штормового Фонаря – нечто очень важное!..

Иннир поднял руку.

«Знаю. И ты завершишь своё дело, дитя людей – но не сию минуту. Мы ждали так долго, что лишний час ничего не изменит. Иди и смой с себя дорожную пыль».

Такой комнаты, как та, что оказалась за дверью, Баррик никогда раньше не видел: наполненная паром и лишённая окон, но освещённая янтарно сияющими камнями, вделанными в стену. На тёмном покрытом плиткой полу стояла каменная ванна, полная воды – когда принц попробовал её рукой, ладонь окутало восхитительное тепло. Он стащил с себя древние драные тряпки – впервые за незнамо какое время – и буквально запрыгнул внутрь.

Когда же сколько-то времени спустя Баррик вылез, он так прогрелся, что даже сами кости его и кровь, казалось, излучали приятный жар. Увидев, что его испорченная одежда заменена на другую, он не на шутку изумился. Как это получилось? Принц был уверен, что никто не входил и не выходил, пока он принимал ванну. Он поднял вещи и, прежде чем надеть, тщательно осмотрел: бриджи и длинная рубашка из какой-то шелковистой светлой материи, и мягкие кожаные туфли без задников, красивые, но без всякой сложной отделки.

Уже выйдя из ванной, Баррик сообразил, что если такие замечательные вещи так запросто раздают незнакомцам, то собственный ветхий наряд короля становится тем более необъяснимым.

Иннир ожидал его всё на том же месте, опустив подбородок на грудь, словно бы спал. Несомненно, это была игра здешнего освещения, но принцу показалось, что он видит слабое, будто бы от гнилушки – лисьего огонька – лавандовое свечение, танцующее над головой повелителя кваров. Когда юноша приблизился, король пошевелился и свечение пропало – если вообще было.

«Теперь пойдём со мной, – произнёс Иннир, поворачивая к Баррику незрячее лицо. – Настало время вступить на сужающийся путь, как говорит мой народ».

Король поднялся с места. Он оказался выше ростом, чем ожидал юноша, выше многих людей, и хотя было очевидно, что повелитель фаэри от природы грациозен, сейчас его естественно-изящные движения казались замедленными, будто что-то сковывало тело – пожалуй, возраст или непомерная усталость, как почти сразу догадался Баррик – потому что, вставая, мужчина покачнулся, и ему пришлось ухватиться за спинку кресла, чтобы восстановить равновесие.