Текст книги "Восхождение тени"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 45 страниц)

Но внутри замка Лили держала только небольшую, символическую армию. Основная часть её сил на корабле отплыла к побережью Лендсенда, чтобы оттуда по суше двинуться на юг. Итак, войско Богомольца пребывало в величайшем смятении, четверть, а то и больше солдат дезертировали, а остальные дрались между собой, когда защитники Южного предела обрушились на них.

Людей у королевы Лили было куда как меньше, но они были сыты, злы и сражались за собственную страну. Наёмники же, зажатые в кольцо на пляже, оказали лишь слабое сопротивление, прежде чем силы защитников разделили их надвое. С одной стороны разбойников оттеснили в волны замерзающей бухты, и они частью сдались, частью были убиты. Оказавшиеся с другой стороны попытались сбежать, как раньше сделали их товарищи, но большинству не удалось взобраться на скалы, ограждающие пляж. Королевские лучники сняли их как птичек с низкой ветки, и тела мертвецов скатывались по склонам в таком множестве, что в Южном пределе ещё века спустя неопрятную груду хлама называли «богомолья куча», хотя в наши дни уже мало кто помнит, откуда пошло это выражение.

Сам же Богомолец, Давос Элгийский, нашёл свою смерть в бухте Бренна, утыканный дюжиной стрел при попытке дойти вброд до замка.

Как видите, на территорию королевств Пределов вторгались и Сиан, и Иеросоль, и Красс, и все наёмники Серых союзов. И нашествию самих кваров мы подвергаемся уже в третий раз. Дважды мы изгнали их, нанеся им при том громадный урон, и сделаем это снова. И вы, Сулепис, несмотря на то, что вы могучий и серьёзный противник, станете скоро лишь ещё одним именем в истории моей страны – ещё одним неудачливым завоевателем, ещё одним человеком, чья гордыня возобладала над разумом.

Хотя только Вэш, сам автарк да Пангиссир владели языком Олина достаточно, чтобы понять всё, им сказанное, одной только интонации северного короля, когда он заканчивал своё повествование, оказалось довольно, чтобы большинство из тех, кто окружал балдахин автарка, разом обратили к своему повелителю взоры, полные если не ужаса, то трепета перед грядущей бурей. Чужеземец посмел оскорбить Сиятельнейшего!

Сначала Сулепис молчал, но потом его скуластое лицо медленно прорезала улыбка.

– Отлично, – произнёс он. – В самом деле отлично, Олин. Поместили в конец мораль! Впрочем, я полагаю, вы могли бы позволить слушателям самим найти её, не добавляя последней части – слишком много медку на пироге, если вы понимаете, о чём я говорю. И всё же – отлично, – он покивал, будто захваченный новой идеей. – И ваш совет превосходен. Действительно, неудачной мыслью было бы загнать в гавань все мои корабли и всё войско сразу, оставив бок открытым для любой подлости, на которую сподобятся эти квары, – он подался вперёд, будто решил поделиться секретом. – И поэтому сию минуту мы высадим на берег большой гарнизон, с тем чтобы он атаковал Южный Предел с континента, тогда как флот подойдёт с моря. Что скажете вы на это, король Олин? Поскольку идея ваша, не составите ли вы мне компанию? Это может оказаться вашим единственным шансом ощутить под ногами землю родины – или, по крайней мере, постоять на ней, видя над головой открытое небо, – автарк разразился смехом. Потом приказал капитану флагмана:

– Приготовиться отдать якорь!

Он стремительно сошёл с баковой надстройки, и слуги суетливо разбегались перед ним как муравьи.

Пиннимон Вэш, конечно, должен был последовать за Сиятельнейшим – эта ранняя высадка стала для министра новостью и прибавила хлопот. Когда он оглянулся, Олин Эддон всё ещё стоял на том же месте, окружённый стражей, с нечитаемым для министра выражением на бледном усталом лице.

Если бы Пиниммон Вэш решился вдруг быть откровенным – хотя бы с самим собой – ему пришлось бы признать, что рядом с северянином он чувствует себя неуютно. Министр за свою жизнь встречал правителей только двух типов, к каким – одному или другому – принадлежали и все автарки, которым он когда-либо служил: те, которые пребывали в блаженном неведении насчёт своих недостатков, и те, которые блаженствовали, погружаясь в них с головой. Самые жестокие, как, например, дед нынешнего его повелителя, Парак, принадлежали обыкновенно ко второму типу. Парак Бишах ам-Ксис VI слышал заговоры в каждом шёпоте, видел их признаки в каждом опущенном долу взгляде. Вэшу самому едва удалось выжить в те годы при дворе Парака, и голову на шее он удержал единственно тем, что предлагал – разумеется, очень и очень аккуратно – высочайшему вниманию автарка другие цели для расправы. И всё же в те последние, похожие на бесконечный кошмар, годы его правления Пиниммон Вэш дважды был заключён под стражу, а один раз составил завещание (правда, если бы его казнили, Парак всё равно не стал бы принимать сей документ в расчёт: одной из соблазнительных причин объявить человека виновным в измене для правителей являлось то, что всё имущество предателя отходило казне).

Ныне правящий автарк, безусловно, относился к другому типу – к тем, кто мнили себя непогрешимыми. Но удача молодого повелителя и вправду была столь необычайной, что даже Вэш начал верить, что сами Небеса вели Сулеписа от успеха к успеху.

Но этот северянин, Олин Эддон, не походил ни на одного другого правителя, известного первому министру: на самом деле его манера говорить сдержанно и тихо и спокойно наблюдать, что происходит вокруг, напомнила Пиниммону его собственного отца. Тибунис Вэш был старшим распорядителем Садового дворца; должность, с которой он до сих пор единственный ушёл на заслуженный отдых – все его предшественники либо умерли, пребывая на ней, либо были казнены недовольными службой автарками. Даже после того, как Пиниммон достиг зрелости (а в действительности – даже после того, как он получил должность первого министра, самую высокую из тех, на какие может подняться человек не королевской крови), он всё ещё трепетал в присутствии отца, будто старик мог сквозь всё, впечатлявшее прочих людей, сквозь приличествующие сану одежды увидеть дрожащего мальчика.

«Он умер десять лет назад, – как-то признался Вэшу его младший брат, – но мы до сих пор оглядываемся через плечо: не наблюдает ли он».

Но Тибунис Вэш не был чёрств или жесток, или даже особенно холоден – просто сдержанный и внимательный человек, который всегда думал перед тем, как сказать, и говорил прежде чем действовать. В этом отношении Олин Эддон напоминал его очень сильно. Оба не были скоры на слова и, казалось, слышали и примечали многое, что другие упускали. Разница, если подумать, была в том впечатлении, которое каждый из них производил на окружающих: отец Пиниммона будто восседал на пьедестале, вознесясь над суматохой вечно бурлящего интригами ксисского двора, невозмутимый, как статуя бога в храмовом саду; король Олин же словно согнулся под грузом тяжкой, но неведомой прочим печали, из-за какой ничто другое на свете, неважно, прекрасное или кошмарное, не могло не видеться ему иначе как пустячным. И всё-таки, несмотря на витавший вокруг него дух поражения, было в северном монархе нечто такое, что заставляло Пиниммона Вэша чувствовать себя очень, очень неуютно. Именно поэтому сейчас, когда Олин стоял рядом с ним на каменистом пляже небольшой бухты, где их высадили из лодки на берег, Вэш готов был согласиться, что это он, а не пленник, несколько ошибался в своих предположениях.

– Это не займёт много времени, – прервал министр молчание. – Мы двинемся в путь ещё до того, как солнце дойдёт до зенита.

Олина, кажется, это вовсе никак не заинтересовало – он даже не взглянул на министра, продолжая наблюдать, как отряды готовятся к марш-броску: одни люди носили с корабля сундуки и кувшины, другие сколачивали повозки, хранившиеся разобранными в трюмах, либо запрягали в уже готовые лошадей и волов – тягловую силу.

– Теперь вам бы хотелось, чтобы тот разговор состоялся? – спросил монарх наконец, всё ещё глядя мимо Вэша.

– Какой разговор? – Этот человек настолько отчаянный или просто дурак? – Смотрите, вот идёт Сиятельнейший. Поговорите с ним, король Олин.

Сотней шагов ниже по берегу автарк ступил из позолоченной лодки на спины двенадцати пригнувшихся на четвереньках к самой земле рабов и, перейдя по ним, уселся на переносной трон под балдахином; рабы подняли паланкин и понесли по пляжу. Листовое золото, которым он был покрыт, сверкало так ярко в лучах весеннего солнца, что казалось, будто это действительно колесница самого божественного светила плывёт над песком.

Командиры отдали своим солдатам, ожидавшим на жаре, приказ «Смирно!». К тому времени, как они маршем выйдут из гавани, обозный поезд будет готов двигаться следом.

Вэш всё ещё стоял на коленях, когда паланкин остановился рядом с ним.

– А, вот ты где, – автарк с укоризной посмотрел вниз на своего министра. – Так зарылся в песок, что тебя не разглядишь. Встань.

Пиниммон быстро выполнил указание, хотя ему стоило немалых усилий сдержать стон, так болели его суставы. Просто безумие, что он вынужден находиться здесь, в самых диких местах этой варварской страны, рискуя заразиться боги знают какими лихорадками и отравиться вредными испарениями. Нет, он должен сейчас быть в Ксисе, присматривать за королевством в отсутствие автарка, мудрым судиёй вершить дела с Соколиного трона, как приличествует его возрасту и долгим годам верной службы…

– Я живу лишь для того, чтобы служить вам, Сиятельнейший, – пропыхтел он, наконец поднявшись.

– Само собой, – Сулепис, облачённый в полный боевой доспех, оглядел берег и построившиеся там отряды: несколько тысяч солдат и почти равное количество людей, обслуживающих нужды армии – и по меньшей мере ещё столько же оставались на кораблях, которые поплывут к самой крепости Олина.

Вэш знал, что северянам никогда не уразуметь даже всей мощи автарка, величины его царства, не то что смочь противостоять ему: Сиятельнейший легко мог призвать к себе при первой же надобности армию вдесятеро большую, при этом оставив Иеросоль осаждённым со всех сторон и свой дом, Ксис, неприступным для врагов. Его повелитель, конечно, и сам знал всё это: на лице Сулеписа играла широкая, не сдерживаемая улыбка человека, который видит как нечто, чего он страстно желал, начинает претворяться в жизнь.

– А где же Олин? – произнёс он. – Ах, вот же он, здесь. Мы уговорились, что вы отправитесь в путь со мной, поэтому подойдите, сядьте у моих ног. Это ведь ваша страна, и я уверен, здесь найдётся немало достопримечательностей и любопытных обычаев, которые вы сможете мне описать.

Олин хмуро поглядел на Сулеписа, восседающего в паланкине.

– Да, у нас много своеобразных обычаев. Кстати говоря, не могу ли я идти пешком? После долгих недель на корабле мне хочется размяться.

– Как вам угодно. Однако, вам придётся говорить погромче, чтобы я мог слышать вас отсюда, с высоты – хм, а вышло метафорично, правда? Предостережение против чрезмерного отдаления от своих подданных! – Сулепис издал высокий пронзительный смешок, от звука которого несколько носильщиков вздрогнули, да так сильно, что паланкин покачнулся. Сердце Вэша чуть не выпрыгнуло из груди: повелитель его, казалось, с каждым часом становился всё более диким и непредсказуемым.

Грохнули барабаны, взвыли рога – огромная армия пришла в движение, на доспехах заиграли солнечные блики: будто волна с нестерпимо сверкающим гребнем покатилась вглубь страны, такая огромная, что покрыла собою всю землю, насколько хватало глаз. Вэш ждал вместе с Олином и его охраной, Пангиссиром и остальными священниками, и дюжинами прочих придворных и сановников, сбившихся в тесную кучку в надежде оказаться в тени поднятого над землёй рабами золотого паланкина.

– Я так полагаю, мы с вами не закончили говорить о фаэри, – проговорил автарк, когда они вышли на дорогу, ведущую вдоль побережья, и шеренга за шеренгой люди и животные поворачивали, чтобы идти на юго-запад, к Южному Пределу. – Мы вели диалог о необычном наследии вашей семьи, не так ли, Олин?

Северянин тяжело дышал уже после короткого подъёма по берегу, и его лицо из смертельно бледного постепенно стало ярко пунцовым. Он не ответил.

– Значит, так, – продолжил Сулепис. – Фаэри – или парики, как мы зовём их в Ксанде – давным давно были изгнаны из большей части наших земель, включая высокие нагорья и сердце джунглей на юге. Но когда они ещё бродили по нашей стране в изначальные дни, бывало, что люди-фаэри вступали в любовную связь с самими богами, а иногда также и со смертными – и, случалось, от этой связи рождались дети. Поэтому даже спустя долгое время после того, как боги ушли и фаэри были изгнаны, наследие небес сохранялось в избранных родах смертных, иногда никак не проявляясь на протяжении многих поколений. Но божественная кровь сильна, очень сильна, и рано или поздно она вновь даст о себе знать.

Продолжив изыскания, я выяснил, что ваши северные парики – квары – так и не были полностью уничтожены, и более того, до сих пор удерживают обширные территории – большую часть северного края континента. Впрочем, гораздо важнее другое: мне стало известно, что их кровь течёт в жилах одной королевской семьи Эйона, причём – что ещё того интереснее – это кровь тех самых кваров, которые утверждали, будто являются прямыми потомками бога Хаббили… Того, кого вы зовёте… м-м-м… Купиласом, правильно? Да, Купилас Искусник. Только представьте себе, как любопытно мне было узнать, что есть смертные, живущие на севере, которые несут в себе наследие Хаббили. Вы же понимаете, какую семью я имею в виду, правда, Олин?

Руки северянина сжались в кулаки.

– Вас так веселит насмешка над проклятьем Эддонов? Злая шутка, которую боги сыграли с нами?

– О, но мой дорогой Олин, вот в этом вы как раз и неправы! – усмехнулся автарк.

Вэш никогда не видел короля-бога в таком необычном настроении – он будто превратился в расшалившегося ребёнка.

– Это вовсе не проклятие, но драгоценнейший дар из всех, какие только можно вообразить!

– И всё-таки вы насмехаетесь надо мной! – уже один тон голоса Олина заставил Леопардов автарка потянуть клинки из ножен.

Вэш порадовался, что им не пришло в голову стрелять с такого близкого расстояния из мушкетов. Его нервировал грохот выстрелов, к тому же однажды министр видел, как на построении Леопардов во время похода шальная пуля разорвала голову младшему визирю.

– Вы держите меня в плену, Сулепис – этого вам недостаточно? Вам нужно ещё и измываться надо мной? Просто убейте меня – и покончим со всем!

Вэш уже привык к тому, что его повелитель воспринимает Олина как игрушку, к тому, что он спускает северянину оскорбления и раздражение, за которые любой из его подданных давным-давно был бы зверски замучен до смерти, и всё же его изумило ответное спокойствие Сулеписа.

– Это дар, Олин, даже если вы и не знаете об этом.

– Этот «дар», как вы его называете, по всей вероятности, убил мою жену при родах. Этот «дар» заставил меня столкнуть собственного маленького сына с лестницы, оставив ему увечье на всю жизнь, и вынудил меня каждый год много ночей прятаться от собственной семьи в страхе, что я вновь причиню им боль. В когтях его я даже выл на луну, как ваши ксисские люди-гиены! И то же самое проклятье, что течёт по венам моим и венам моих детей – и которое, если ненависть богов к нам не иссякнет, передастся и моим внукам, – теперь всё сильнее во мне, с каждым часом, что ты гонишь меня всё ближе и ближе к моему дому. Боги, внутри меня словно бушует пожар! Пусть Лудис Дракава и держал меня также в плену, но в Иеросоле этот яд хотя бы не терзал меня, да проклянёт тебя небо! Я был свободен! А теперь я вновь в его власти, он сжигает мне сердце, конечности, разум!

Вэшу очень хотелось убежать отсюда без оглядки, лишь усилием воли он удержался. Как может кто-то говорить так с живым богом на земле и выжить? Но автарк, опять же, как будто едва услышал Олина.

– Конечно, вы его чувствуете, – кивнул Сулепис. – Но оттого он не становится проклятием. Ваша кровь слышит зов судьбы! Божественный ихор течёт внутри вас, Олин Эддон, но вы всю жизнь пытались делать вид, что вы – обыкновенный человек, и только. Я, в противоположность вам, не столь глуп.

– Что это значит? – резко спросил северянин. – Ты утверждал, что на твоей семье нет подобного проклятья, что и твои предки, и ты не отличаетесь от обычных людей.

– По крови не отличаемся, это правда. Но есть одна вещь, в которой я совершенно не похож ни на одного другого человека, Олин. Я вижу то, что больше никто из вас видеть неспособен. И вот что я вижу: кровь вашей семьи дала вам возможность заключать сделки с богами, но вы не поняли этого. Вы никогда не пользовались этой властью… а я воспользуюсь.

– Что за ерунда? Ты сам сказал, что в тебе такой крови нет.

– Как не будет и в вас, когда она вытечет из ваших жил в ночь Средины лета, – сообщил автарк, ухмыляясь. – Но она поможет мне обрести власть над самими богами – а проще говоря: ваша кровь сделает богом меня!

Король Олин замолчал и всё замедлял шаг, пока один из охранников не взял его под локоть, понуждая идти быстрее. Автарк же, напротив, кажется, получал от разговора искреннее удовольствие: его скуластое лицо ожило, глаза сверкали как золотые пластинки на его роскошном боевом облачении. Ранее в том году Вэш едва не лишился головы, когда ему всё-таки пришлось сказать своему повелителю, что нельзя сделать доспех из золота целиком – что под таким весом согнётся даже король-бог. Тогда он и выучил то, что сейчас открывалось королю Олину: имея дело с Сулеписом Сиятельнейшим, бесполезно уповать на здравый смысл и можно только каждое утро молиться, чтобы он подарил тебе ещё один день жизни.

– Полно вам, Олин, к чему этот оскорблённый вид? – пожурил северянина автарк. – Я давным-давно сказал вам, что буду искренне сожалеть об окончании нашего союза – мне действительно приятно было с вами беседовать, – но мёртвый вы мне куда нужнее живого.

– Если ты надеешься услышать, как я буду молить… – тихо начал Олин.

– О, вовсе нет! Правду сказать – я был бы даже разочарован, – повелитель Ксиса протянул чашу и раб, стоящий на коленях у его ног, незамедлительно наполнил её из золотого кувшина. – Вот, выпейте вина. Сегодня вы не умрёте, так почему бы вам не отдать должное нынешнему прекрасному вечеру? Посмотрите, как ярко сияет солнце!

Олин покачал головой.

– Прошу извинений за то, что не осушу с вами чару.

Автарк возвёл очи горе.

– Как пожелаете. Но если передумаете – не стесняйтесь. Впереди ещё долгий рассказ. Так, на чём я остановился…? – он нахмурился, притворившись, что вспоминает. От этого игривого жеста у Вэша засосало под ложечкой. Могло ли это быть правдой? Мог ли действительно Сулепис получить божественную силу – этот безумец, чьё могущество на земле итак не имело себе равных? – Ах, да. Я говорил о вашем даре.

Олин издал тихий звук, похожий на стон.

– Вы, конечно же, знаете, каков источник сего дара: женщина-квар Санасу, похищенная вашим предком, Келликом Эддоном, и родившая от него детей – также ваших предков. О, я изучал вашу семью, Олин. Дар сильнее всего в тех, кто отмечен знаком Огнецвета – пламенно-рыжими волосами, иногда называемыми «рыжина Горбуна» или «метка Хаббили», если говорить на моём языке. Подозреваю, что дар течёт во всех потомках Келлика, даже тех, кто внешне вроде бы никак не отмечен…

– Это не так, – сердито возразил Олин. – Мои старший сын и дочь никогда не знали горестей проклятия.

Автарк улыбнулся по-детски весело.

– А что же ваш дед, третий по счёту Англин? Всем известно о его странных припадках, вещих снах и о том, что однажды он чуть не убил двоих слуг голыми руками, хотя слыл человеком мягким.

– Вы действительно узнали… многое о моей семье.

– Ваша семья привлекает пристальное внимание в определённых кругах, Олин Эддон, – Сулепис подался ближе к пленнику. – Вы должны знать, что хотя ваш дед Англин демонстрировал все признаки этого… порока крови… он не был одним из «рыжих Эддонов», так ведь? Его голова была того же светло-соломенного оттенка, что и у ваших северных пращуров, что и у вашей дочери и старшего сына.

– Вы смеётесь надо мной. Моя дочь никак им не задета! – голос Олина выдавал его напряжение.

– Это всё равно – меня она не интересует, – пожал плечами автарк. – То, что мне нужно, у меня есть, спасибо Лудису, и это – вы… точнее, ваша кровь. Одна из тех вещей, насчёт коих совпадают мнения наиболее древних и достойных доверия сказителей, – а также алхимиков и кудесников из моей страны, проводивших тайные опыты и выживших после, так что они сумели оставить записи, – состоит в том, что лишь кровь Хаббили – а по-вашему Купиласа, – способна открыть путь к спящим богам. А почему это важно? Потому, что если путь можно открыть, значит, спящие боги, так давно заточённые Хаббили, могут быть пробуждены ото сна и выпущены на свободу.

– Вы сумасшедший, – покачал головой Олин. – Но даже будь эти бредовые идеи правдой, зачем вам это делать? Если мы так долго жили без них, зачем вам вновь впускать их на землю? Вы полагаете, что ваша, пусть и огромная, армия сможет противостоять им? Клянусь Тремя братьями, послушайте, даже крохотная капля их крови в венах завертела мою жизнь, как ярмарочную шутиху! В своё время боги разрушали горы и рыли океаны голыми руками! Зачем вам, который так любит власть и силу, обзаводиться столь ужасными соперниками?

– О, а вы, оказывается, не вовсе наивны! – одобрительно заметил автарк. – Вы, по меньшей мере, задаётесь вопросом: но если вдруг это правда – что дальше? Да, разумеется, я был бы глупцом, выпустив разом всех богов. Но что, если это был бы только один бог? И, что важнее, если бы я мог управлять и командовать этим богом? Разве тогда его сила не стала бы моей? Это было бы словно повелевать одним из древних шанни – но в тысячу раз лучше! Всё, что только во власти бога, будет в моей власти!

– И вот это вот – то, что вы собираетесь сделать? – Олин оторопело уставился на Сулеписа. – Такая неуёмная жажда власти и богатства у того, кто уже имеет так много – абсурдна… отвратительна.

– Нет, это нечто гораздо большее. Вот почему я тот, кто я есть, а все прочие люди, даже прочие короли, как, например, вы – просто… скот. Потому что я, Сулепис, не уступлю то, чем владею, когда Ксергал Хозяин мёртвых придёт со своим крюком, оружием труса, чтобы им утащить меня. Какой смысл в завоевании земли, если укус гадюки или кусок камня, свалившийся с колонны, может прикончить тебя в мгновение ока?

– Все умирают, – отозвался Олин. Теперь в его голосе сквозило презрение. – Вы так этого боитесь?

Автарк покачал головой.

– Я боялся, что вы можете не понять этого, Олин, но надеялся, что магия в вашей крови сделала вас отличным от остальных. Что есть человек, довольствующийся тем, что дано ему? Не человек вовсе, но лишь неразумная тварь. Вы спрашиваете, чего уже правящий миром мог бы ещё желать? Времени насладиться тем, чем он владеет, а после, когда оно наскучит ему, разорвать в клочья и построить нечто новое, – Сулепис так сильно подался к собеседнику, что Вэш не на шутку испугался: вдруг его повелитель вывалится из паланкина. – Знаешь, мой северный королёк, я убил двадцать своих братьев, несколько сестёр и Нушаш знает скольких ещё чужих мне людей, прокладывая путь к трону, вовсе не затем, чтобы через несколько коротких лет уступить его кому-нибудь ещё.

Снаружи кто-то крикнул – и платформа с троном начала замедлять ход.

– Итак, мы рядом с вашим домом, Олин. Действительно, выглядите вы не лучшим образом – похоже, я должен согласиться с тем, что приближение к нему плохо сказывается на вашем здоровье, – автарк издал короткий смешок. – Однако, вот и ещё одна причина быть мне благодарным. Я позабочусь о том, чтобы вы мучились от своего недуга не слишком долго.

– Сиятельнейший, почему мы остановились? – Вэш уже красочно представил себе людей Олина, выскакивающих им наперерез из засады в кустах.

– Потому что мы уже недалеко от того места, где эта дорога выходит из леса, – пояснил его повелитель. – Мы выслали вперёд разведчиков, чтобы они определили наилучшее место для лагеря. Похоже и на то, что нам придётся прогонять кваров, вот уже несколько месяцев как осадивших замок нашего друга Олина. Армия их мала, но они очень коварны. Однако и Сулепис не так-то прост!

Он расхохотался – счастливо, как мальчишка, скачущий на резвом жеребце.

– Но зачем мы вообще забрались сюда? – спросил Олин. – Если вы верите, что ради достижения своих безумных целей вы должны убить меня, зачем было проделывать этот долгий путь? Исключительно для того, чтобы поиздеваться над моими оставшимися близкими и теми из подданных, кто ещё беспокоится обо мне? Заставить их страдать от сознания собственной беспомощности?

– Заставить их страдать? – автарк забавлялся своим актёрством. Теперь он принялся разыгрывать оскорблённого в лучших чувствах. – Мы пришли спасти их! И когда мы вышвырнем кваров, а я сделаю здесь всё, что хотел, ваши наследники могут распоряжаться тут всем, как им заблагорассудится.

– Вы пришли сюда, чтобы спасти моих подданных? Это ложь!

И опять автарк пропустил оскорбления мимо ушей.

– Признаю, я сказал не всю правду. Мы здесь, потому что когда-то однажды на этом самом месте боги были изгнаны. Здесь, ныне погребённые под зданиями, что возвёл ваш народ, находятся ворота во дворец Ксергала – или Керниоса, как зовёте его вы, северяне. И здесь Хаббили сражался с ним и поверг, и вытолкнул его навсегда за пределы мира. И потому именно здесь должен быть проведён ритуал.

– Ага, – кивнул Олин. – Как я и подозревал, вы затеяли это только для того, чтобы осуществить собственные безумные планы, и ни для чего больше.

Правитель Ксиса посмотрел на него почти печально.

– Я не жаден, Олин, что бы вы обо мне ни думали. Когда я заполучу в своё услужение божественную силу, я не буду возиться с замками – с этим ли, с другим ли. Я восстановлю божественные чертоги горы Ксандос!

Олин и Вэш застыли в изумлении и ужасе, хотя первый министр, конечно, всячески постарался скрыть свои чувства.

Прошло не менее получаса, а они всё стояли без движения посреди дороги с побережья. Северянин впал в молчание, а внимание Сулеписа, кажется, больше занимало наливаемое ему вино и молоденькая служаночка, с которой он забавлялся, шепча что-то ей на ушко. Вэш, пользуясь остановкой, просматривал свои записи – когда они станут разбивать лагерь, он окажется страшно занят, – и тут один из главнокомандующих автарка подошёл к платформе и испросил дозволения обменяться с повелителем словом. Выслушав доклад, при котором генерал не повышал голос громче шёпота, автарк отослал его. Потом на несколько мгновений задумался – и вдруг начал хохотать.

– Что случилось, Сиятельнейший? – позволил себе задать вопрос министр. – Всё ли в порядке?

– Лучше не бывает! – объявил его господин. – Это будет даже проще, чем я ожидал, – он помавал пальцами в золотых колпачках, и паланкин вновь пришёл в движение – рабы, тащившие его, с первым шагом тихонько застонали. – Вы увидите.

Далеко не сразу Вэш уразумел, что имеет в виду его повелитель. Когда процессия достигла поворота дороги, рабы в паланкине поднялись и раздвинули занавеси, на миг оставив министра в паническом страхе от кажущейся беспомощности, пока он не увидел, почему рабы открыли их.

На берегу бухты Бренна перед ними лежала, покинутая людьми, континентальная часть Южного Предела. Большая часть зданий была сожжена – некоторые ещё продолжали гореть, – но дым и танцующие языки пламени единственные создавали движение на этой картине. Поблизости не видно было никого живого, и даже замок за водной гладью казался заброшенным, хотя Вэш не сомневался, что сограждане Олина прячутся внутри и точат своё оружие, алчущее ксисской крови.

– Видите? – торжествующе возгласил Сулепис. – Берег наш – квары ушли. Они не пожелали оказаться зажатыми меж нашей армией и бухтой. Они оставили свои притязания на Сияющего человека!

Внимание Пиннимона Вэша привлёк раздавшийся позади звук, но автарк его даже не заметил – он обозревал бухту с видимым удовлетворением, будто это был не северянина, а его собственный давно не виденный дом.

Звук этот, как понял вскоре министр, был молитвой, что слетала с губ короля Олина, прикипевшего взглядом к молчащему замку за полосой воды.