355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Тэд Уильямс » Восхождение тени » Текст книги (страница 36)
Восхождение тени
  • Текст добавлен: 25 июля 2020, 21:00

Текст книги "Восхождение тени"


Автор книги: Тэд Уильямс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 45 страниц)

– Клянусь Горячим господином… – выдохнул мужчина, даже не заметив, что употребил крепкое словцо при ребёнке. – Вот где… этот запах!.. В пещере. Озеро ртути. Море Бездны!

Он вспомнил, что как-то задумался, куда же выходит воздух, ведь пары ртути ядовиты, но и он, и мальчик – и, предположительно, много поколений монахов – все уходили с берегов Моря Бездны живыми. К тому же – сейчас он об этом вспомнил – сама ртуть не пахнет. Сланец вновь приник к щели и, принюхавшись, различил и другой запах – что-то морское. Должно быть, так пах воздух, проникающий с поверхности – но явственнее всего фандерлинг чуял именно тот, связанный в памяти с ртутным озером. Нужно будет спросить у Киновари, что это может быть.

– Ну, что ж, – обратился он к мальчику, – вставай, вернёмся-ка в храм.

Кремень старался как мог, но он так ослаб, что едва держался на ногах. Мальчишка был слишком велик для того, чтобы фандерлинг мог его нести, но Сланец обнаружил, что если позволить пареньку опираться на своё плечо, они вполне могут идти уверенно, хоть и небыстро. К ужину, правда, им всё-таки не успеть. В другое время это обстоятельство здорово бы его расстроило, но страх за приёмного сына да ещё тот странный запах Моря Бездны почти совсем отбили у Сланца аппетит.

Всё это вновь заставило его задуматься о том, как удивителен мир, скрытый под Южным Пределом – мир не только куда более огромный и сложный, чем могли бы вообразить живущие на поверхности Высокие люди, но, очевидно, до конца неизвестный даже Сланцу и другим фандерлингам. Если испарения Моря Бездны вытягивало на поверхность, как это совершенно точно и происходило, значит, отверстие должно находиться где-то в стенах замка. Ничего удивительного: известняковые породы горы Мидлан были полны каверн; воздух в Городе фандерлингов и глубинных лабиринтах вентилировался сквозь множество подобных трещин, иначе здесь не могло бы жить столько народу – но по причинам, совершенно пока для него неясным, знание о том, что между Сияющим человеком и поверхностью лежит только воздушная прослойка, свербело в мыслях Сланца, раздражало, как боль.

* * *

Похоже, после того, как Пять Арок остались позади, сил у Кремня прибавилось: к тому времени, как они начали подъём по нижней части Каскадной лестницы, мальчик уже мог идти сам, хотя всё ещё задыхался и часто останавливался передохнуть.

– Прости, отец, – покаялся он в одну из таких передышек. – Я был… я думал, что умираю. Но при этом ещё я чувствовал, будто кто-то, кого я любил, покидает меня – как если бы ушёл ты или мама Опал.

– Не думай об этом, сын. Вот поешь супа – и сразу почувствуешь себя лучше. В любом случае, не стыдись – каждому известно, что в этих ходах творятся всякие чудеса.

Когда отец с сыном подходили к храму по тропе меж ритуальных грибных огородов, они увидели чью-то нескладную фигуру: человек стоял на пересечении двух дорожек и разглядывал белое кружево грибницы, которую пустили расти по раме в форме священной мотыги. Чем ближе они подходили, тем больше Сланец подозревал, что знает, кто это.

– Чавен? Это ты? Чавен! – он поспешил вперёд. – Хвала Старейшим, ты вернулся!

Врач обернулся, тепло улыбаясь.

– Ну да, – подтвердил он, но тоном человека, который выходил ненадолго размять ноги.

– Где ты был?

Чавен посмотрел мимо друга, туда, где посреди тропки остановился Кремень. Мальчик, похоже, не спешил подходить к нему.

– Привет, парень. Хм-м… где я был? – доктор кивнул, будто ему задали вопрос философский, над которым следовало сперва хорошенько подумать, не торопясь с ответом. – Ходил к туннелям за Пятью Арками. Да.

– Но мы только что оттуда. Как мы могли разминуться? Давно ты вернулся?

Опять слегка растерянный вид.

– Я был… знаешь, не могу полностью вспомнить. Я обдумывал кое-какие теории… кое-какие… мысли… которые у меня появились, – доктор немного нахмурился, будто вспомнив вдруг, что у него есть неоконченное дело. – Да, мне надо было кое над чем поразмыслить, и я просто… бродил.

Сланец хотел ещё расспросить его, намереваясь вытрясти из друга ответы получше тех, которыми он только что откупился, но тут в конце тропы возник монах, размахивающий руками и явно взбудораженный.

– Голубой Кварц, это ты? Иди скорее! У нас вторжение!

– Как – вторжение? – Сланца охватил ужас. Да наступит тут когда-нибудь мир? Неужели у Вансена ничего не вышло?

– Ага, – подтвердил аколит. – Это просто кошмар! Весь храм забит женщинами!

– Что? Женщины? Ты о чём?

– Женщины из Города. Жена магистра и прочие – только что прибыли. Дюжины! В храме не место всем этим женщинам!

Сланец рассмеялся от облегчения.

– Да уж, братья, на этот раз вы вляпались, бедные вы мотыжники! – он повернулся к Кремню. – Значит, и наша Опал вернулась. Пойдём, малыш!

Они последовали за взволнованным монахом, а Чавен опять поотстал, будто ещё пребывая в неких своих приятных размышлениях.

Кремень подвинулся ближе к Сланцу.

– Он не говорит нам правды, – прошептал мальчик. В его голосе не было осуждения – просто констатация факта. – Не обо всём. Доктор скрывает от нас что-то важное.

– Я подумал о том же самом, – тихо отозвался Сланец. Далеко впереди монахи толклись под колоннадой перед храмом, будто мыши, испугавшиеся кота. – О том же самом. И мне это очень не нравится.

* * *

«Итак, я снова в доспехах, – устало усмехаясь, подумал Вансен, надевая бэрни[12]12
  Берни (бэрни) – древнее англосаксонское название кольчуги; сегодня так называют вид кольчужной рубахи длиной до пояса и с рукавами до локтей. Носилась берни не только теми, кто не мог позволить себе длинную кольчугу, но и порой, в качестве дополнительного усиления защиты, поверх длинной кольчуги.


[Закрыть]
– короткую кольчужную рубашку, принесённую ему фандерлингами; сплетённая из рядов удивительно маленьких колечек, она была такой лёгкой, что под неё можно было даже ничего не поддевать. – Ну, что ж, по крайней мере я не так долго обходился без них, чтобы привыкнуть к свободе».

– Я уложил в сумку кое-какой еды, как вы и просили, капитан, – отчитался брат Сурьма. – Немного хлеба, сыра и пару луковиц. О, и нам повезло, глядите! – монах продемонстрировал открытый заплечный мешок. – Стариковские уши!

На миг Вансену показалось, что его желудок подобрался к горлу и сейчас выпрыгнет. Но потом он сообразил, что мясистые сморщенные «уши» в вещмешке Сурьмы – на самом деле вовсе не уши, а какие-то грибы. И всё же запах у них был очень странный: тяжёлый, сырой и плесневелый. Так что разделить с монахом радость от такой удачи Вансен не сумел.

– Да, здорово.

– И всё-таки я не считаю, что это хорошая идея, капитан, – вздохнул Киноварь. – Позвольте нам послать с вами хотя бы дюжину парней. Яшма вот рвётся в бой.

– Да, бери меня, капитан, – лысая голова Молота Яшмы вся была в порезах и синяках и казалась вырезанной из пятнистого мрамора. – Уж я покажу этим луговым плясунам! Я совсем не прочь укокошить ещё парочку.

– Вот именно поэтому нынешняя задача – не для тебя, – возразил Феррас. – Я не хочу забирать с собой лучшего бойца, когда даже не собираюсь драться. Здесь ты нужнее.

– Но и в вас мы здесь тоже нуждаемся, Вансен, – сказал Малахит Медь. – И это самое важное обстоятельство.

– Доверьтесь мне, джентльмены – так я принесу больше пользы. Как, по-вашему, будет лучше: если я останусь с вами, готовя оборону перед новой атакой, или если пойду к врагам и устрою всё так, чтобы новой атаки не последовало?

Киноварь покачал головой:

– Это всё софистика – возможных решений всегда больше, чем два. Вас могут убить без заключения всяких сделок. И тогда у нас не будет ни защитника, ни миротворца.

– Не очень-то воодушевляющие мысли, магистр, но я должен использовать этот шанс. И я единственный, кто может это сделать, вы должны мне довериться. А если я возьму с собой слишком большой отряд, то не только оставлю вас без хорошей защиты, но увеличится и вероятность того, что наш поход примут за нападение. Единственная моя надежда – поговорить с их предводительницей, лицом к лицу, – Вансен повернулся к Сурьме. – Я полностью за то, чтобы пленник был обвязан верёвкой, брат, – нам действительно необходимо, чтобы он не мог сбежать – но предпочтительнее привязать его за лодыжку, а не за пояс. Тогда, если он попытается удрать, я смог бы сбить его с ног.

Он бросил пронзительный взгляд на дроу, который хоть и не понимал слов Вансена, прекрасно чувствовал интонацию. Мелкий бородач в страхе съёжился и ощерил заострённые жёлтые зубы.

Прощание не затянулось: Феррас знал, что Киноварь и остальные не одобряют его решения, да и сам чувствовал вину оттого, что вынужден взять Сурьму, очень всем полюбившегося. Возможно, другие монахи тоже могли переводить, но капитан твёрдо знал, что юный послушник не потеряет голову в чрезвычайной ситуации, ведь сам он, несмотря на внешнюю уверенность, понимал, что их шансы провести переговоры без сучка и задоринки очень малы.

Дроу, который, кажется, всё ещё опасался какого-нибудь обмана со стороны его пленителей, поплёлся вперёд на своей короткой верёвке, ведя их в Праздничные залы, обратно к тому месту, где прорывались квары. Но там работники Киновари почти закончили закладывать прокопанную фаэри дыру, подгоняя камни так искусно, что преодолеть эту преграду было почти невозможно. Это стало для Вансена сюрпризом – он и забыл, что брешь заделывали. Как же им теперь попасть к кварам? Уж точно не по поверхности: если те обрывки слухов, что просачивались в Город фандерлингов и оттуда в храм, были правдивы, осада наверху превратилась в настоящее вторжение. Этим путём ему и Сурьме ни за что не добраться до кваров живыми.

А заново вынуть камни – это отнять много рабочих часов у мастеров-фандерлингов, которые могут провести то же время с гораздо большей пользой, укрепляя оборону в других местах, чем дважды переделывая одну работу здесь. Феррас Вансен прислонился к стене, внезапно ощутив невыразимую усталость. Командир? Генерал? Да он не годится больше и для своей старой должности капитана стражи.

Дроу осмотрел кладку сверху донизу, затем перевёл взгляд на Вансена и что-то прорычал на своём грубом лающем языке.

– Он говорит… думаю, он говорит, что отсюда есть другой путь до его лагеря, – перевёл Сурьма.

– Другой путь? У кваров есть другой лаз в наши пещеры? – капитан пристально посмотрел на мелкого бородача. – Почему он готов выдать нам такую тайну?

– Он боится, что если мы повернём сейчас назад, остальные из наших потеряют терпение и убьют его. Он говорит, что безволосый – это, конечно же, про Яшму – делал… руками такие движения, – Сурьма подавил улыбку, – какими ясно дал понять, что с радостью скрутит вот ему шею… а то и похуже.

– Держу пари, так и есть, – Вансен кивнул. – Да, скажи ему, пусть показывает этот свой путь.

– Он просит только об одном: умоляет не признаваться Леди Дикобраз, что он показал вам дорогу, о которой вы ещё не знали. А иначе, говорит он, его кончина будет во сто крат ужаснее, чем может вообразить себе даже безволосый.

Глава 33
Детки в клетке

«Рантис, который утверждал, что напрямую говорил с фаэри, пишет, что королева кваров известна также как „Первый Цветок“, потому как она есть прародительница всего их племени. Рантис полагает даже, будто бы её имя, Сакури, восходит к слову языка кваров, означающему „бесконечно плодовитая“, но за несуществованием кварской грамматики сие затруднительно как подтвердить, так и опровергнуть».

из «Трактата о волшебном народе Эйона и Ксанда»

Не то чтобы Пиннимон Вэш не любил детей. У себя дома он держал одновременно десятки маленьких рабов – особенно для очень личных потребностей. Конечно, только мальчиков – девочек он находил неприятными и не отвечающими его требованиям и вкусам. Но при этом для работ по хозяйству у него в доме были и юные рабыни. Так что никто не мог бы сказать, что министру не нравятся дети. Только именно эти, конкретные дети выводили министра из равновесия – своей абсолютной бессмысленностью.

Не говоря уж о хлопотах, каких мелюзга ему стоила. Одно дело было разбираться с обычными капризами автарка: внезапными желаниями отведать некое замысловатое кушанье, послушать экзотическую музыку или испробовать какой-нибудь древний, практически забытый способ допроса. Обеспечивать всё это входило в обычный круг обязанностей Вэша: он удовлетворял подобные прихоти и будучи на службе у других, прежних, правителей. На самом деле он даже гордился своим умением предугадывать такие желания и всегда приступать к их исполнению хотя бы немного заранее. Но в сравнении с Сулеписом даже его дед Парак, человек весьма необузданного нрава и диких пристрастий, казался степенным и уравновешенным, как самый дряхлый, страдающий запорами жрец главного храма. А теперь это…

– Сойди на берег с отрядом солдат, – приказал своему министру автарк, когда они достигли окрестностей Ормса, города в болотистой местности Хилобайн к югу от Бренланда, и остановились поторговать с местными фермерами, чтобы пополнить запасы свежей воды и провианта. – Пройдите на несколько миль дальше от стен – я не желаю тратить время на драку с этими людьми, а если я пошлю своих солдат в город, придётся спустить их с поводка, и тогда мы простоим здесь много дней. Поэтому уведи отряд к деревням и доставь мне детей. Живых. Сотни, пожалуй, хватит…

И, конечно, больше никаких объяснений, никаких инструкций: дождаться их от этого автарка можно было едва ли.

– Выкрасть из домов сотню детей. Притащить их на корабль. Разместить их, кормить – следить, чтобы не перемёрли и чувствовали себя сносно. Но сообщают ли мне, для чего? Ну разумеется, нет. Не задавай вопросов, Вэш. Ты можешь быть старейшим и самым доверенным советником автарка, но никакого внимания не заслуживаешь! – угрюмо пробурчал он себе под нос. – Просто делай, как тебе сказано!

Первый министр в последний раз прошёлся вдоль той части трюма, где перегородкой из верёвок и деревянных кольев была отделена клетка для маленьких пленников. Здесь их содержалась дюжина, остальных распределили по другим кораблям. Разглядывая бледные личики, растерянные, зарёванные или попросту испуганные, Вэш думал о том, что накормить их несложно. Но добиться, чтобы все остались живы – как это-то он должен устроить? Уже несколько их кашляли и хлюпали носами. Клетку в трюме нельзя было назвать тёплым домом для двенадцати полуголых малышей, но принял бы автарк как должное, если бы всех их внезапно унесла лихорадка? Конечно же, нет.

«И само собой, кара падёт на мою голову, – мрачно размышлял министр, глядя на мелкого хнычущего мальчишку и жалея, что не может дотянуться до него сквозь прутья и заткнуть поганца пощёчиной. – Но пусть мне повезёт, и я довезу их – для каких там безумных целей – живыми, что дальше? Что дальше, Пиниммон?»

Невразумительные капризы являлись один за другим. Из Иеросоля отплыл один корабль, но по пути к нему присоединилось ещё множество ксисских судов, везущих вооружённые отряды. Теперь, когда флот обогнул Бренланд и прошёл через пролив Коннорда, они причалили в мелкой бухте посреди диких земель у восточных окраин Хелмингси. Это стало для Вэша такой же неожиданностью, как и приказ поймать сотню детей. Он всё больше убеждался в том, что господин его намеренно держит своего министра в неведении относительно самых важных деталей этой дикой авантюры.

Что ещё страннее: отряд свирепых бойцов автарка, Белых Гончих, взяв лошадей, отплыл на лодках к берегу. Они ускакали на запад, в лес, и не вернулись к тому моменту, когда Сиятельнейший приказал капитану сниматься с якоря. Флоту предстояло проплыть до Южного предела, цели всего путешествия, ещё много лиг, и Вэш даже представить не мог, какое задание было поручено выполнить оставленным позади Гончим.

– Давайте будем откровенны друг с другом, Олин, – произнёс Сулепис. – Если никак иначе, то хотя бы как люди учёные и побратимы-монархи.

Сейчас, когда они вновь вышли в море, скользя вдоль побережья к месту, в которое так стремились, повелитель Ксиса пребывал в приподнятом настроении. Автарк стоял так близко к лееру – и обречённому на заклание северному королю, – что Вэш буквально кожей ощущал напряжение, исходившее от Леопардов-телохранителей, следивших за происходящим напряжёнными взглядами хищников, чьё имя они унаследовали.

– Большая часть того, что говорят о богах служители в храмах и писано в священных книгах – вздор и бессмыслица, – продолжал Сулепис. – Детские сказки.

– Возможно, это утверждение верно по отношению к вашему богу, – холодно ответствовал Олин, – но не означает, что я столь же легко отрину мудрость нашей церкви…

– Так вы верите во всё, что говорится в вашей Книге Тригона? О женщинах, превращённых в ящериц за то, что они отвергли ухаживания бога? О Волосе Долгобороде, выпившем океан до дна?

– О замыслах богов не нам судить, равно как и о том, что они могут содеять по своему желанию.

– О, да. Здесь наши мнения совпадают, король Олин, – властитель Ксиса улыбнулся. – Вы не находите эту тему интересной? Что ж, давайте побеседуем о вещах более конкретных. Ваша семья отмечена неким невидимым… уродством. Как бы родимым пятном. Полагаю, вы понимаете, о чём я говорю.

Видно было, что Олин пришёл в ярость, однако голос его звучал спокойно.

– Пятном? Род Эддонов ничем не запятнан. Одно то, что в вашей власти убить меня, сир, не даёт вам права клеветать на мою семью и мою кровь. Мы властвовали в Коннорде до того, как пришли в Королевство пределов, и до того, как стать королями, мы возглавляли кланы.

Автарка такой ответ будто бы позабавил.

– Не запятнан, так вы говорите? Нет изъяна ни духовного, ни телесного? Что ж, прекрасно, но позвольте мне поведать вам немного из того, что я узнал. И если по окончании рассказа вы всё ещё будете утверждать, что я неправ – ну, вот моё вам слово, возможно, я даже извинюсь. Это будет занимательное зрелище, не так ли, Вэш?

Первый министр не представлял, что хочет услышать от него повелитель, но понимал, что автарк ждёт ответа на свой вопрос.

– Исключительно занимательное, Сиятельнейший. Но и совершенно невероятное.

– Впрочем, послушайте вначале историю о моём путешествии, Олин. Возможно, это даст вам ключ к пониманию моих слов. И вам это тоже будет интересно, лорд Вэш. Ещё никто во всём Ксисе не слышал её, за исключением Пангиссира.

Имя соперника обожгло, как брошенный за шиворот горячий уголь, но Вэш старательно улыбнулся и притворился польщённым. Хорошо хотя бы, что первосвященник не присутствует при этом разговоре, иначе министр переживал бы унижение ещё более мучительно.

– Я счастлив внимать любым словам мудрости, какими вы ни пожелаете поделиться, мой господин.

– Ну разумеется, ты счастлив, – Сулепис, по всей видимости, был чрезвычайно собой доволен: его скуластое узкое лицо расплывалось в широкой крокодильей усмешке, а странные глаза сверкали ярче обычного. – Разумеется.

Я знал, с самого детства, что не похож на прочих детей. Не просто потому, что был сыном автарка – я ведь воспитывался вместе с десятками других, кто мог сказать о себе то же самое. Но с малолетства я видел и слышал вещи, недоступные остальным. И спустя время понял, что я, в отличие от всех моих братьев, действительно могу ощущать присутствие богов. Да, каждый автарк объявляет, что слышит их речи, однако я понимал, что даже для моего отца Парнада эти слова – лишь пустая формула. Но не для меня. Вот, в чём заключалась странность! Все дети, как и я, были сыновьями бога живого на земле – и только я мог чувствовать присутствие высших сил! И странность ещё большая – никаких других преимуществ, кроме этой мелочи, мне даровано не было. Боги не наградили меня ни силой, превосходящей человеческую, ни более долгой жизнью, ничем! Ясно, что о моём отце и всех прочих его наследниках можно было с уверенностью сказать то же самое. Автарк Ксиса был всего-навсего обычным человеком! Его кровь была кровью обыкновенной. Всё, чему нас учили, обернулось ложью, но лишь у меня хватило смелости признать это.

Вэш никогда не слышал столько богохульства сразу – и от кого! – от самого автарка! Что это могло значить? Как ему нужно теперь повести себя? Он всегда был равнодушен к религии – во всём, что лежало вне границ приличий, негласно утверждённых этикетом ксисского двора, – и всё-таки даже он в страхе съёжился, ожидая, что великий бог вот-вот поразит святотатцев своими огненными лучами. Ясно как день: все его опасения и сомнения насчёт душевного здравия автарка полностью подтвердились!

– И потому я сам занялся изучением всего, что было с этим связано, – продолжал Сулепис, – и с божественной кровью, и с историей моей собственной семьи. Сначала я проводил дни, методично, одну за другой перетряхивая обширные библиотеки Садового дворца. И обнаружил, что прежде чем мои предки оставили пустыню, чтобы занять трон Ксиса, в городе правили другие семьи, объявлявшие о своём родстве с иными богами. Чем дальше в прошлое я погружался, тем больше эти предки по описаниям сами начинали походить на богов. Было ли так потому, что они приближались по линии к своим всемогущим прародителям, и священная кровь, текущая в их венах, не была так разбавлена, как у правителей нынешних? Или со временем истории о них просто-напросто обросли небылицами? Что если эти монархи древности, самопровозглашённые потомки Аргала или Ксергала, были смертны не менее, чем те безмозглые создания, в окружении которых я рос во дворце – так же смертны, как и мой отец? Парнад мог быть сколь угодно свиреп и коварен, но я даным-давно понял, что он не проявлял интереса к вопросам ни религии, ни философии – да и не был для этого достаточно умён.

Некоторые священники разглядели, как им казалось, во мне собрата, но, конечно же, ошибались – никогда я не изучал тайное знание ради него самого. Человеческая жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на постижение чего-то столь неохватного, неупорядоченного. Мною владела только одна мысль: не зная правды, я не имел нужного орудия, а без него я не смог бы перекроить мир по своему вкусу. Тем не менее, жрецы-библиотекари стали сообщать мне о книгах, о которых они слышали, но никогда не держали в руках – и впервые я понял тогда, что существуют записи, которых нет в библиотеках Садового дворца, на языках, отличных от нашего, часть из которых никогда даже не переводилась на ксисский. Гадал ли ты, почему мой иеросольский так хорош, король Олин? Теперь ты знаешь. Я выучил его, чтобы прочесть труды учёных древности с севера – что говорят они о богах и их деяниях. Фаяллос, Кофас Минданский, Рантис – о, в особенности Рантис! – я собрал всех, и занимался также поисками запретных книг южного континента. Я в конце концов отыскал даже копию «Анналов о Войне небес» в храме близ Йиста – где мой несколько раз пра– дед разрушил последний из городов кваров на нашей земле.

– В вашей стране жили квары? – Олин заговорил впервые за долгое время, и по голосу его Вэшу показалось, что король невольно заинтересовался этим фактом.

– О да. Но больше – нет. Мои предки об этом позаботились. Короли-соколы не так сентиментальны, как северные правители – мы не стали дожидаться, пока чума уничтожит половину королевства, чтобы изгнать эту волшебную заразу.

Поиски истины не раз приводили юного меня в места странные. Чтобы заполучить цилиндры с письменами, я раскопал хайидские змеиные гробницы, усеивающие равнины и похожие на погадки пустынных кошек. И я заключал сделки с голья, пожирателями человечины, про которых говорят также, что они оборотни и под полной луною превращаются в гиен, сидя у их пустынных костров. Они рассказали мне о первейших днях и показали камни с резными знаками, которые хранили с тех времён, когда боги ходили по земле. От них я узнал секрет Проклятья Зафариса, проклятия смертности, наложенного великим богом на всё человечество, когда его собственные дети повернулись против него. Я не погнушался даже ограбить место последнего упокоения моего собственного рода, Орлиное Гнездо бишахов, где на вершине горы Гоукха мумифицированные тела моих предков, правителей кланов пустыни, укладывали отдыхать в гнёзда, сложенные из костей рабов, повернув их высохшие лица к востоку, где должно взойти Солнце Возрождения. Когда полная луна вкатилась на небо и вой оборотней-голья воззвал к ней из пустынных ущелий далеко внизу, в жажде постичь тайны небес я вырвал каменные скрижали из скрюченных мёртвых рук моего предка, пусть охрана моя и бежала в ужасе прочь.

Однако всё, что я узнал из них, лишь подтверждало мои прежние открытия. Может, боги и существовали в действительности, но сила их ушла, и ни один человек не обладал ею, даже автарк Ксиса. Возможно, мой род и восходит к священному Нушашу, самому господину солнца, но я не способен осветить тёмную комнату без лампы, равно как и зажечь эту лампу без кресала.

Но когда я последовал за учёными древности и вступил на тропы столь тёмные и запретные, что даже жрецы-библиотекари в конце концов начали сторониться меня, я узнал и о том, что утверждение, истинное в отношении моих предков, не всегда оказывалось верно и для прочих людей. В некоторых семьях, как я прочёл, по слухам, с древних времён на самом деле текла божественная кровь, часто полученная через связь с парики, или фаэри – которые известны у вас под именем кваров.

– Я не желаю слушать дальше, – внезапно прервал его Олин. – Я очень устал и нездоров, и умоляю вас дать мне вернуться в мою каюту.

– Умоляй сколько душе угодно, – с лёгким раздражением произнёс автарк. – Ничего хорошего это тебе не даст. Ты выслушаешь мой рассказ, даже если ради этого придётся связать тебя и заткнуть рот кляпом. Потому что мне доставляет удовольствие излагать тебе историю своих изысканий, и я – автарк, – его лицо вдруг перерезала улыбка. – Нет, пожалуй, я упрощу задачу. Если ты не согласишься слушать, я велю привести одного из маленьких пленников сюда и задушу его на твоих глазах, Олин из Южного предела. Что ты скажешь на это?

– Будь ты проклят. Я выслушаю, – голос северного короля был так тих, что Вэш едва разобрал его за шумом моря.

– О, ты сделаешь не только это, Олин Эддон, – ухмыльнулся автарк. – Видишь ли, в тебе течёт та особая кровь – кровь, благословлённая божественной силой. Для тебя это бесполезный дар, проклятие, но для меня она значит всё. И всего через несколько дней, когда отзвонит колокол, возвещающий приход Дня Средины Лета, я возьму твою кровь себе.

* * *

Последние несколько часов в темноте перед тем, как ворота Тессиса открылись, были сплошным кошмаром. Бриони свернулась калачиком на полу фургончика труппы и попыталась уснуть, но забыться сном так и не смогла. Предательство Фейвала, жестокость леди Ананки и ошибочный, неправедный и глупый суд короля Энандера не шли у неё из головы, сказанные врагами слова зудели в мозгу, как мошкара.

«И вот я снова в бегах, – думала она. – Чего я добилась здесь за всё это время? Ничего – да что уж, меньше, чем ничего. Теперь ещё один город закрыт для меня, и я утратила всякую надежду привести хоть какую-то помощь Южному пределу из Сиана».

В фургон тихонько заглянул Финн Теодорос.

– Прошу прощения, – сказал он, заметив, что принцесса не спит, – я только хотел взять свои перья. Вас что же, Заккас ущипнул, ваше высочество? Вы так глубоко погрузились в размышления.

Бриони нахмурилась, услышав это необдуманно брошенное сравнение. Упомянутый пророк покровительствовал как прорицателям, так и блаженным, так что люди иногда применяли это выражение, говоря и о глубокой задумчивости, и о помешательстве.

– Я вся как на иголках, вот и не усну. Я всё испортила.

Сочинитель пьес присел рядом с ней.

– О, сколько раз я сам говорил себе подобное? – он усмехнулся. – Не так часто, как должен был, полагаю – я редко замечаю свои ошибки до того, как это станет делом прошлым. Очень хорошо, что вы осознаёте их сразу, но не давайте переживаниям возобладать над вами.

– Я хочу спать, но не могу сомкнуть глаз. Что, если они будут ждать нас на воротах?

– Ждать нас? Не думаю. Вас… возможно. И поэтому вам следует оставаться в фургоне.

– Но кто-нибудь может обратить на вас внимание. Лорд Джино – человек умный. Он извинился передо мной за то, что произошло, но это не помешает ему исполнять свой долг. Когда потребуется, он вспомнит название труппы.

– Значит, придумаем другое, – пожал плечами Финн. – Теперь попробуйте отдохнуть, принцесса.

Он вышел; в такт шагам, под весом актёра, спускавшегося по короткой лесенке, закачалась и задрожала повозка, и Бриони осталась одна против своры своих многочисленных неудач.

* * *

К тому времени, как фургончик подкатил к городским воротам, труппа Мейквелла ничем не напоминала балаган бродячих артистов: все маски, ленты и прочее, чем они привлекали внимание к своему ремеслу, было спрятано, а сами комедианты переоделись в неприметное дорожное платье. И всё же один из стражников отчего-то заинтересовался их персонами, и Бриони занервничала. Неужели кто-то из замка всё же запомнил актёров?

– Так куда, говоришь, вы направляетесь? – здоровенный детина задал Финну этот вопрос уже в третий или четвёртый раз. – Никогда не слыхал про такое место.

– К колодцу пророчицы Финнет, в Бренланде, – как можно спокойнее повторил драматург.

– А эти все, что, паломники…?

– Да клянусь Тремя! – Педдер Мейквелл никогда не отличался терпением. – Это возмутительно!..

– Уймись, Педдер, – осадил его Теодорос.

– Неужто же вы не слышали о Колодце Финнет? – Невин Хьюни загородил Мейквелла собой. – Прискорбно! Нет, в самом деле, весьма прискорбно!

Хьюни больше прославился своими сочинениями, чем актёрской игрой, но здесь он подхватил этюд как надо и стал импровизировать.

– Юная Финнет, понимаете, была дочерью мельника, чистой душой и телом. Её отец был человеком неверующим – история случилась в те времена, когда население Бренланда и Коннорда составляли большей частью язычники, не выделявшие Трёх братьев среди других богов, – Хьюни напустил на себя вид экзальтированного богомольца – на мгновение даже Бриони, подглядывающая в щель в борту повозки, неожиданно для себя поверила в его истовую набожность, – и отец её устыдился дочери, что ходит, проповедуя людям слово Троих, и позорит его за то, что отец живёт с бесстыжей девкой без положенного храмом брака, – Хьюни ухватил стражника за локоть и придвинулся так близко, что тот отшатнулся. – И тогда он со своей блудницею схватили Финнет, спящую, и бросили в мельничные жернова, но те не повернулись, видите, не причинили ей вреда. Тогда они ночью потащили её к колодцу и сбросили в него, чтобы девица утонула, но утром…

– Чего ты тут мелешь? – привратник выдернул руку.

– Я рассказываю вам о пророчице Финнет, – терпеливо пояснил сочинитель, – и о том, как деревенские женщины поутру пришли к колодцу набрать воды, а Финнет поднялась пред ними из глубины, сияя, будто богиня, и глаголела им истину о Трёх Братьях, Шестичастном пути и Учении о гуманном обращении с домашними животными…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю