Текст книги "Восхождение тени"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 45 страниц)

Пик помотал головой.

– Это Сон.

– Город? В самом деле? Но он чёрен, как грозовая туча!

– А, это мглампы. Жителям Сна не по душе сумеречный свет их мира, укрытого Мантией – он для них слишком ярок. Мглампы создают для них любимую ими ночь.

Баррик вперил взгляд в чернильную кляксу на горизонте, словно ждущую его, как засевший в ловчей сети безжалостный паук.

– Они создают ещё больше темноты? Этот, будь он проклят всеми богами, вечный сумрак для них недостаточно тёмен?

– Бессонные любят темноту, – серьёзно объяснил Пик. – Им её никогда не достаточно.

Ворон наконец вернулся. Он приземлился на фальшборт маленькой лодки и остался там, принявшись с напускным безразличием вычищать основания крапчатых перьев.

– Ты видишь вон то, чёрное, впереди? – спросил его Баррик. – Пик говорит, это Сон.

– О да, мы видели, – ворон подцепил клювом что-то незаметное глазу. – Мы летали туда.

– Это город или городок? Насколько он велик?

– О, эт город, ага. Страшно большой. Страшно тёмный, – Скарн склонил голову набок, разглядывая принца.

– Не слушал нас ты, нет, а? А теперь и ты, и я – оба прямёхонько туда и плывём.

Ворон раздражённо присвистнул и перепрыгнул поближе к корме.

– Это очень плохое место, этот город Ночных, – прокаркал он оставшемуся позади спутнику. – Хорошо, что у нас есть крылья. Плохо, что у кое-кого другого их нет.

Глава 23
Гильдия калликан Подмостья

«Сражение в Содрогающейся долине – одна из последних великих битв Теомахии, была также и последним известным случаем, когда фаэри и смертные принимали в бою одну сторону, хоть и говорят, что кваров участвовало в ней намного больше, чем людей, и гораздо больше их там погибло».

из «Трактата о волшебном народе Эйона и Ксанда»

– Я выбрал те дары, которые показались мне наиболее подходящими, – Давет всё ещё был одет в дорожный плащ, будто только что слез с лошади.

Он и Бриони встретились на этот раз в Приречном саду. Воздух там был пропитан сыростью, и оттого эта часть территории Бродхолла не пользовалась популярностью у его обитателей.

– Из-за войн на севере и на юге многое стало трудно достать, особенно для такого необычного народца. Боюсь, оно, как говорится, не за два краба куплено.

– Надеюсь, того, что я дала вам, оказалось достаточно? – Бриони уже истратила почти все деньги, данные ей взаймы Энеасом.

– Этого хватило, но вернуть вам мне нечего.

Принцесса вздохнула:

– Не знаю, как и благодарить вас, мастер дан-Фаар. Так многие, чьим долгом было хранить мне верность, предали меня… или были отняты. И вот я здесь, и со мной – единственный мой оставшийся друг, – она улыбнулась. – Кто мог бы предположить, что им окажетесь вы?

Он улыбнулся в ответ, но вид у него был, пожалуй, не самый весёлый.

– Друг, да, принцесса – но единственный ли? Сомневаюсь. У вас много друзей и союзников в Южном Пределе, которые говорили бы в вашу защиту – да что я, не только говорили бы! – если бы вы были там.

Бриони нахмурилась.

– Сейчас им уже должно быть известно, что я жива. Слухи не могли не дойти – хотя бы какие-то. Я открыто живу здесь вот уже не один месяц.

Давет кивнул.

– Да, ваше высочество. Но одно дело – знать, что твой суверен жив, и совсем другое – рисковать своей жизнью за него в его отсутствие. Откуда же вашим – даже самым верным – сторонникам знать, вернётесь ли вы? Расстояние смущает сердца. Сумейте невредимой добраться в Южный Предел, и – осмелюсь утверждать – вы найдёте там немало своих приверженцев.

Она кивнула и подала ему затянутую в перчатку руку.

– У меня нет денег, чтобы заплатить вам, мастер дан-Фаар, – сказала она с грустью. – Как долго могу я продолжать рассчитывать на вашу дружбу, не имея ничем вознаградить за неё?

Давет поцеловал тыльную сторону её ладони, не отводя, однако, карих глаз от лица принцессы.

– Вы можете полагаться на меня в любых обстоятельствах, моя леди, но не считайте, что в нынешних неравных отношениях я – сторона пострадавшая. Скажите себе так: он просто азартный игрок – чем я хорошо известен – провернёт дельце тут, выполнит работёнку там, не слишком при этом подставляясь, но всё это – ради возможности в будущем сорвать большой куш.

Он отпустил руку принцессы и театрально поклонился:

– Да, пожалуй, лучше всего рассматривать наши м-м-м… действительно, непростые… отношения именно в таком свете.

На сей раз улыбка посланника гораздо больше напомнила Бриони его прежнюю тигриную ухмылку, и у неё вдруг на миг перехватило дыхание.

– Что ж, – продолжил он, выпрямляясь, – вы найдёте свои дары в комнатке над этой таверной у Подмостья… – мужчина протянул принцессе обрывок пергамента, – и двух понятливых малых, которые отвезут их куда вам нужно, – он поклонился. – Надеюсь, это послужит к вашей пользе, моя принцесса. Говоря откровенно, участие в ваших приключениях само по себе – награда для меня почти уже достаточная. Можете ли вы сказать мне, почему калликане?

– Это желание богов.

– Ну, если вы так сильно не хотите мне говорить…

– Я не ухожу от ответа, мастер дан-Фаар. Богиня говорила со мной во сне – вернее, полубогиня… – он улыбался, глядя на девушку. – Вы не верите мне.

– Напротив, моя леди. Я верю, что ничего подобного происходящему вокруг не случалось со времён богов. И совершенно очевидно, что вы и ваша семья оказались в центре этих событий. Но остального, что у меня на сердце, я не открою даже вам, принцесса.

– Ну, что ж, сказано честно.

– За сим позвольте откланяться, – мужчина стряхнул с бриджей несколько капель ночной росы. Ножны стукнулись о скамью. – Не знаю, когда мы встретимся снова, ваше высочество. Я должен исполнить другие обязательства.

– Вы… вы уезжаете из города? – Бриони сама не ожидала, что известие так испугает её.

– Боюсь, я уезжаю из Сиана вообще, принцесса.

– Но вы… но вы мой единственный настоящий союзник, Давет. Куда вы едете?

– Не могу сказать вам, – ответил он. – Простите мне скрытность, но речь идёт о репутации дамы. И всё же, не сомневайтесь – это не последняя наша с вами встреча, принцесса. Мне не нужно верить ни во что чрезвычайно странное, чтобы смело утверждать это.

Неожиданно ощущая неловкость и смущение, она встала, и Давет взял её за руку.

– Мои мысли всегда пребудут с вами, Бриони Эддон. Никогда не сомневайтесь в себе. У вас есть своё предназначение, и оно ещё далеко не исполнено. В этом вы можете быть уверены и тогда, когда не уверены уже более ни в чём.

Ещё раз он поднёс её руку к губам и поцеловал, а потом развернулся и исчез в тенях садовой тропинки.

– Я всё ещё не вполне понимаю, что вы затеяли, принцесса Бриони, – сказал Энеас, пока они шагали вниз по узенькой улочке, параллельной Фонарной Аллее.

Так они привлекали гораздо меньше внимания, чем если бы шли по этой широкой и оживлённой дороге, чего, собственно, Бриони и добивалась. И тем не менее, невозможно было выйти в город в сопровождении наследника трона с его телохранителями и парой запряжённых волами телег, не собрав при этом толпу зевак.

– В таком случае оказанное вами доверие для меня лучший комплимент из возможных, – только произнеся это, Бриони тут же заволновалась: не звучат ли её слова так, будто она пытается очаровать принца.

«В конце концов, он хороший человек, и я должна ему больше, чем несколько учтивых и приятных слов».

– В самом деле, я рассказала вам всё, что могла. Если я скажу хоть что-нибудь ещё, вы перестанете опасаться, что я сошла с ума – вы в этом совершенно уверитесь!

Энеас рассмеялся.

– Клянусь, любой разговор с вами будничным никак не назовёшь, Бриони Эддон! Уже ради одного этого я счастлив сопровождать вас куда угодно. Но вот: сегодня по вашей просьбе я иду с вами всего лишь в один из районов своего города – признаться, плохо мне знакомый. Подмостье давно известно своими необычными жителями и ещё более необычными происшествиями.

– Необычен этот народ разве что в том случае, если вы судите их только по росту, – ответила Бриони. – Но если они хоть немного похожи на фандерлингов, живущих на моей родине, ваше высочество, я склонна полагать, что они честные горожане – то есть, не хуже других людей.

Энеас кивнул.

– Важное уточнение. Но не будем обвинять их заранее в преступлениях, совершаемых большими людьми – возможно, с непорядочностью дело обстоит так же, как с ценой на рыбу или мясо, которая тем выше, чем больше весит кусок.

Бриони не удержалась от смеха.

Как от него и ожидалось, Давет дан-Фаар превосходно подготовил почву для их визита: когда гости прибыли в Подмостье, калликане незамедлительно открыли ворота Дома Гильдии и пропустили всех внутрь, включая и телеги. Внутри было темно, потолки оказались низкими. К гостям подошли несколько маленьких работников: они отвели волов в стойла и начали разгружать повозки. В своём роде Дом Гильдии был таким же отдельным миром, как и дворец Бродхолл – хотя и гораздо миниатюрнее.

Затем появились стражники-калликане, одетые в доспехи и держащие что-то вроде церемониальных кирок, и провели их в зал заседаний.

– Прошу, леди… и сэр, – сказал один из них, кланяясь. – следуйте за нами, пожалуйста.

Этот учтивый человечек внезапно напомнил ей о том дне, когда они охотились на виверну, тогда, в Южном Пределе, и фандерлинге, которого её лошадь чуть не затоптала. То был день, когда покатился первый камень лавины обрушившихся на них бед – день, когда они получили письмо от похитителя их отца с предложением отдать ему Бриони в жёны. Но сейчас из событий того дня на память пришло кое-что другое… кое-что о потерянном брате-близнеце.

«О, Баррик, где же ты?» – при мысли о нём Бриони пронзала боль, но не проходило и часа, чтобы она не вспомнила его. Сны о подземелье прекратились, но Бриони всё так же невыносимо скучала по брату.

Однажды, в тот далёкий день охоты, Шасо спас их от монстра из-за Границы Тени, и Кендрика вытащили из-под трупа коня чудом отделавшимся несколькими царапинами и синяками. Множество придворных и охотников со всех ног бросились тогда к её старшему брату, но Бриони гораздо больше волновалась за брата-близнеца и его увечную руку. И всё-таки, когда она попыталась помочь ему, Баррик раздражённо отвернулся, и Бриони потребовала объяснить, отчего он всегда отвергает тех, кто любит его.

«Когда я борюсь за то, чтобы меня оставили в покое, это значит, что моя жизнь для меня имеет ценность, – ответил брат. – Вот когда я перестану бороться, когда у меня не останется сил злиться – вот тогда ты и будешь за меня волноваться».

«О, благая и милостивая Зория, – взмолилась Бриони, – где бы он ни был сейчас, пусть мой брат всё ещё борется! Пусть он ещё злится!»

Гильдия калликан Подмостья, как назвал их ей Давет, уже собралась и ждала в главном зале. Маленькие люди с осторожным и по большей части молчаливым вниманием взирали на вошедших с расставленных рядами скамеек, и это только усилило впечатление Бриони, что она и принц – лицедеи в каком-то странном маскарадном представлении. Комната была небольшой, а потолки низкими – в полном соответствии с ростом жителей Подмостья. В центре ближайшей скамьи восседал кругленький маленький человек с огромной курчавой бородой и в высокой шляпе. Когда стражники показали гостям, где встать, этот внушительный господин поднял руку.

– Добро пожаловать, принцесса Бриони из Южного Предела, – он произнёс это с обычным сианским акцентом, несложным для понимания, и девушка с облегчением вздохнула: она опасалась, что калликане пользуются каким-нибудь своим особым языком. – Я – верховный хранитель Доломит.

Бриони присела в изящном реверансе.

– Благодарю вас, хранитель. Очень любезно было с вашей стороны принять нас так скоро.

– А вы по доброте своей одарили нас так щедро, – он улыбнулся, когда несколько стражников поднесли ему список. – Две дюжины копейных наконечников работы йисти, – прочёл он, даже одобрительно присвистнув. – Они лучшие в своём роде, острые как стекло, прочные, как сами кости земли! И пятьдесят квинталов[9]9
  В оригинале упоминается другая мера веса – «хандредвейт» (англ. hundredweight от hundred – сто и weight – вес). Хандредвейт – неметрическая единица измерения массы в США и Великобритании. Различают американские и английские хандредвейты. Американский х. (короткий хандредвейт, короткий центнер, американский центнер, центал, английский квинтал) = 1/20 американской тонны = 100 торговых фунтов = 45,359237 килограмма. Используется, в основном, в сельском хозяйстве (вес скота, пшеницы и т. п.). Английский х. (длинный хандредвейт, длинный центнер, английский центнер, лондонский хандредвейт) = 1/20 английской тонны = 112 торговых фунтов = 50,80234544 килограмма. Используется редко. В Ирландии и Великобритании уголь и строительные материалы фасовали в мешки с таким весом, но в последнее время чаще используется упаковка в 50 килограмм. В английской системе мер 1 большой хандредвейт (long hundredweight) = 1 квинталу (quintal) = 112 фунтам = 50,802 кг.
  Нам «квинтал» показался более благозвучным и подходящим к стилистике текста, так что было принято решение в данном случае заменить «хандредвейт» на «квинтал», поскольку вес они обозначают одинаковый и, в принципе, принадлежат к одной системе мер.


[Закрыть] улосийского мрамора, – впечатлённый, старейшина покачал головой. – Поистине богатые дары – нам не случалось работать с таким отличным материалом вот уже больше года! Вы исключительно щедры, принцесса.

Хранитель обвёл взглядом членов Гильдии, а затем вновь пристально посмотрел на Бриони.

– Но что же, осмелюсь я спросить, явилось причиной такой доброты? Даже наши соплеменники за пределами Тессиса не приходят навестить нас в эти дни, не говоря уж о том, чтобы приносить такие подарки.

– Услуга, разумеется, – Бриони уже не одну сотню раз приходилось исполнять этот маленький танец колкой лести и неудобных вопросов. – Но столь мудрые люди, как вы, конечно, уже о том догадались.

– Да, мы это предполагали, – Доломит сдержанно улыбнулся. – И, конечно, мы готовы со всем вниманием выслушать, что за необходимость привела столь важную особу в наш скромный зал. Но прежде есть ещё кое-что, чего мы не знаем, – хранитель посмотрел прямо на Энеаса, всё ещё одетого в дорожный плащ. – Кто этот человек рядом с вами, столь молчаливый и насторожённый? Почему и под нашей крышей он не снял капюшон, словно преступник?

Двое охранников принца недовольно заворчали и потянули из ножен оружие, но – увидела Бриони – Энеас шёпотом остановил их.

– Вы… вы хотите сказать, что… что не знаете? – Бриони проклинала собственную глупость. Давет не рассказал калликанам о её спутнике, хотя она специально попросила его об этом. Случайность – или намеренное вмешательство?

– Нет. С чего бы нам знать? – пожал плечами Доломит.

– С того, что он – ваш повелитель! – выкрикнул один из телохранителей принца, возмущённый настолько, что его не сдержал даже запрет господина. Шепоток изумления пробежал по рядам сидящих калликан. – Это принц Энеас, сын и наследник вашего короля, Энандера!

«Зория сохрани, какая же я дура!», – Бриони ужаснулась тому, что наделала. Ей следовало в первую очередь представить Энеаса – нет, вообще нельзя было брать его с собой. Она позволила себе поддаться слабости, пригласив сильного мужчину сопровождать себя, вместо того, чтобы просто взять и самой со всем разобраться. А теперь одним богам ведомо, что будет.

Энеас откинул капюшон, вызвав в рядах калликан новый шквал придушенного ахания и шепотков, громких, как щебет стаи мечущихся птиц. Некоторые из собравшихся попадали со скамей и простёрлись ниц; даже верховный хранитель снял высокую шляпу и начал слезать со своего места, чтобы поклониться принцу.

– Простите нас, ваше высочество! – взмолился он. – Мы не знали! Мы не имели намерений выказать неуважение к вам или к вашему отцу!

Бриони было довольно неприятно видеть такую перемену в ещё минуту назад спокойных, осторожных и проницательных собеседниках.

– Это моя вина! – вмешалась она.

– Нет, моя, – возразил Энеас. – Я думал остаться в стороне и позволить принцессе Бриони сделать то, что ей нужно. Но мне не следовало скрывать лицо от подданных моего отца. Прошу у вас прощения.

После слов принца все калликане немного расслабились. Некоторые даже кивали и улыбались, садясь на место, как будто всё происходящее оказалось шуткой, которая их очень позабавила, пусть и чуточку напугала.

– Вы очень добры, принц Энеас, очень добры, – Доломит обеспокоенно переводил взгляд с девушки на молодого человека и обратно. – Разумеется, мы сделаем всё, о чем нас попросит принцесса, ваше высочество.

У Бриони заныло под ложечкой. Приведя Энеаса, она поставила калликан в положение, когда они вынуждены согласиться выполнить любое её указание. Да, так можно добиться того, чего хочешь, но настоящих союзников так не обретёшь.

– Я скажу вам со всей возможной искренностью, – обратилась она к Доломиту и остальным калликанам, – я попросила принца сопровождать меня только потому, что он – один из немногочисленных моих друзей здесь, в Сиане, а я не могла покинуть дворец без эскорта.

– Но ведь во дворце, конечно, не считают, будто мы можем представлять угрозу для благородной дамы? – проскрипел один особенно сморщенный старичок, сидевший рядом с Доломитом. Это предположение как будто даже казалось ему лестным.

– Я уверена, что вы представляли бы серьёзную угрозу для всякого врага Сиана, – ответила Бриони. – Но не вашего народа я опасалась. Один из моих соотечественников подвергся нападению на улицах Тессиса совсем недавно, и мои друзья не хотят, чтобы я выходила в одиночку даже в город.

– А кто может стать для молодой леди лучшим спутником, чем наш славный принц? – кивнул Доломит. – Позор нам за то, что не узнали вас, принц Энеас.

– А я должен был дать вам себя узнать незамедлительно, верховный хранитель Доломит, но я рад, что мы наконец встретились. Я слышал о вас довольно хорошего, и от людей, которым доверяю.

– Ваше высочество чересчур любезны, – Доломит, казалось, сейчас от гордости раздуется и закурлыкает, как лягушка в весеннем ручье.

Бриони наконец, впервые за весь разговор, свободно выдохнула. Несмотря на ошибки, это препятствие они преодолели.

– Не стану долее тратить зря ваше время, верховный хранитель, – произнесла она. – Вот о чём я пришла попросить. Пожалуйста, покажите мне ваш самый старинный барабан.

– Барабан? – улыбка Доломита таяла на глазах, уступая место неподдельному удивлению и растерянности. – Наш старинный… барабан?

– Это всё, что я знаю. Мне наказала… некая важная персона – попросить об этом.

Тишину снова развеяли шёпот и бормотание переговаривающихся между собой калликан, включая и сидевших в первом ряду, и по общему тону голосов становилось понятно, что они просто сбиты с толку. Внезапно сухонький морщинистый старичок рядом с главой хранителей начал возбуждённо и суетливо перебирать пальцами.

– Ох, чтоб меня эскарпировало, что мне только пришло в голову, – начал он и так сдвинул брови, что его лицо скукожилось и почти исчезло за бородой. – Но нет, это ж глупость!.. Это ж не может… Или может?

– Во имя Старейшего из Старейших! – рявкнул Доломит. – Уж будь так добр, Церуссит, поделись с нами своей догадкой!

– Просто… я тут подумал… – старый калликанин ещё быстрее засучил пальцами у своего лица, отчего стал похож на речную ильную рыбу; потом заметил, что делает, и остановился. – Это… возможно, она имеет в виду… этот барабан… может, это… гулкамень?

При этих словах затихли последние шепотки и в зале воцарилась полная тишина. На Бриони обратились изумлённые взгляды всех собравшихся.

«Даже богов я могу довести до отчаянья, – мелькнуло у неё в голове. – И что я сделала не так на сей раз?»

Терон Пилигрим с удовлетворением отметил, что дни становятся всё длиннее: даже спустя часы после вечерней трапезы солнце, висевшее в холмах за рекой, оставалось ещё достаточно высоко в небе, окрашивая всю долину Пеллоса в медно-рыжий. Это отлично сочеталось с его планами дойти до Покрова Онсилпии, наиболее важного места паломничества на севере, задолго до начала Празднества Покаяния в день Средины лета – и означало, что его клиенты останутся довольны. Он водил караваны паломников с юности, но до сих пор, несмотря на весь его опыт, обстоятельства могли застать Терона врасплох. Поэтому-то он повёл своих пилигримов далеко к югу от бухты Бренна. Ему вовсе не хотелось связываться с тем безумием, которое, как он слышал, творится в Южном Пределе, осаждённом армией фаэри, – а тамошнюю королевскую семью и вовсе будто ветром развеяло.

Караванщик только закончил ревизию фуража вместе с Авиделем, своим учеником, когда появился мальчишка калеки и объявил:

– Он хочет поговорить с вами.

Терон ругнулся себе под нос и огляделся, высматривая одетую в рубище зловещую фигуру нищего.

«Нет, – поправил он сам себя, – нельзя вот так запросто обзывать нищим человека, заплатившего тебе целый золотой дельфин за то, чтобы пройти с твоим караваном всего лишь часть пути». Паломник последовал за мальчиком к низкому холму, где, отойдя подальше от всех остальных, стоял, ожидая, калека. Мужчина в капюшоне, надвинутом на потемневшее, замотанное бинтами лицо, которое караванщику так и не удалось разглядеть толком, не выказывал ни малейшего интереса к своим попутчикам – разве что делил с ними тепло костра и пищу, которую все ели из общего котла. Он общался только через мальчишку, и то нечасто, – так что эта просьба о разговоре удивила Терона. Калека, судя по всему, созерцал раскинувшуюся впереди за холмами широкую ленту Пеллоса; вдалеке вол, отсюда казавшийся не больше муравья, ползущего по ветке, тащил баржу вдоль берега реки, а позади, на излучине, покачивались на воде несколько лодчонок – сильверсайдские рыбаки вытаскивали свои сети.

– Приятный вечерок, а? – приблизясь, начал Терон. Ему не терпелось уже закутаться в своё одеяло и воздать должное фляжке вина, припрятанной в дорожном сундучке. Не то чтоб другие путники осудили его за такое, но зато спрятанным не приходится делиться. Ему негде будет наполнить фляжку заново, пока они не доберутся до Покрова Онсилпии, а до него ещё столько дней пути.

Человек в капюшоне взмахом обмотанной бинтами руки подал знак, и мальчик-слуга привстал на цыпочки, слушая его бормотание, а потом спросил:

– Далеко отсюда до Южного Предела?

Паломник нахмурился.

– До Южного Предела? Дней с десяток, если скакать с утра до вечера. А для такой группы, как наша – ну, что-то около месяца. Но, конечно, мы к нему и близко не подойдём.

Сгорбившийся мужчина снова что-то пробормотал, мальчик прислушался и передал Терону:

– Он хочет, чтобы вы отвели его туда.

– Что? – Терон хохотнул. – Я думал, твой хозяин недужен только телом, а не разумом, но вижу, что ошибался! Мы говорили об этом, когда он только присоединился к нам у Онира Плессоса. Этот караван не идёт ни в Южный предел, ни даже в места, с ним граничащие. Собственно, ближе, чем сейчас, мы к нему не подойдём, – он развёл руками. – Если твой господин хочет отправиться туда сам, я, конечно, не буду его останавливать. Я даже помолюсь за него, и ведают боги – он будет нуждаться в их помощи, как и ты, парень. Земли меж нами и Южным пределом кишат не только обычными грабителями и разбойниками, но и кое-кем похуже – и гораздо, – он наклонился к мальчику. – Там гоблины, говорят. Эльфы и боглы. Те, кто украдёт не только твои денежки, но и самую твою душу.

Терон выпрямился.

– Так что если впридачу к деньгам у него имеется и здравый рассудок, он пойдёт с нами до Покрова. Я знаю, что твой господин не болтает про свою беду, но я о ней догадываюсь. Передай ему, что там есть приют для прокажённых, где больных опекают с большой добротой.

Мальчик опять выслушал всё, что долго шептали ему из-под капюшона, и повернулся к Терону:

– Он говорит, что никакая это не проказа. Он был мёртв. Боги вернули его обратно. Это не болезнь, он говорит.

Терон начал делать отвращающий зло знак, потом вспомнил, кто он есть, и сотворил вместо этого тригонатское знамение.

– Что он брешет? Мёртвые не возвращаются. Разве что Сиротка, да и то он был богоизбранным.

Караванщик и мальчишка оба ждали, что человек в капюшоне что-нибудь скажет, но он молчал, продолжая глядеть вдаль на тонущую в сумерках долину и тускло-серебристую ленту Пеллоса.

– Что ж, я не могу стоять тут вечно, – сказал наконец Пилигрим. – В общем, приятно было с вами побеседовать, – добавил он, вспомнив о крайне щедрой оплате, полученной от путника. – Если вы ещё не отведали рагу из тушёной репы, рекомендую. Там на дне есть несколько кусков баранины – не копайтесь слишком рьяно, и никто не заметит. Но мне пора. Ещё много дел.

К примеру, вспомнил он вдруг, выудить из дорожного сундучка фляжку с вином. Мысль об этом приятно согревала… Может, он уже не так благочестив, как был когда-то, но всё ещё делает богоугодное дело. Вне сомнений, всевышние взирают на него благосклонно – вне сомнений, они желают только добра Терону-пилигриму, сыну Лукоса-горшечника. Глядите, как они уже возвысили его!

Калека вытащил что-то из-под плаща и держал, вытянув дрожащую перебинтованную руку, похожую на дубинку, пока мальчик не принял у него эту вещь. Получив указания – снова шёпотом – мальчик передал её Терону.

– Он говорит, это всё, что у него осталось. Вы можете взять всё.

Терон на миг непонимающе уставился на чумазую мордашку, а потом взял поданный предмет. Это оказался мешочек. Он был тяжёлый, но к тому времени, как содержимое высыпалось к нему в ладонь, рука караванщика дрожала не под весом, а от внезапного понимания, что он сейчас увидит. Золотые монеты. Не меньше дюжины. И серебро с медью – ещё на два или три дельфина. Он потрясённо поднял глаза, но калека снова молча глядел на долину, как будто это не он только что отдал Терону сумму, способную превратить того из уверенного в завтрашнем дне, но трудящегося не покладая рук караванщика в праздного господина, живущего в собственном доме на своей земле, с домашним скотом и несколькими слугами.

– За что это? Зачем он показывает это мне?

– Он говорит, что должен попасть в Южный предел, – объяснил парнишка, пошушукавшись с хозяином. – За этим боги и вернули его. Но он не может дойти без провожатого – он не может найти путь, даже… даже со мной, – последние слова мальчик произнёс насупившись – его это явно задевало. – Его глаза всё ещё видят мир мёртвых наравне с миром живых. Он боится, что заблудится и дойдёт слишком поздно.

Терон понял, что рот у него разинут, как дверь, которую забыли закрыть. Он захлопнул его и немедленно открыл снова.

– Поздно?

– После Средины лета. Тогда будет слишком поздно. В Ночь Летнего солнцестояния все Спящие проснутся. Он слышал об этом, когда был в стране богов.

Караванщик только покачал головой.

Когда он заговорил, слова натыкались друг на друга:

– П-позволь мне… уяснить, мальчик, – он в жизни и представить себе не мог, что у него в руках окажется столько денег, и очень сомневался, чтобы кто-то из других паломников хоть однажды воображал о себе подобное. Это всё были добрые богобоязненные люди, но Терон не хотел подвергать их честность чрезмерному искушению. – Твой господин желает заплатить все эти деньги… за что именно?

Коротко посовещавшись с капюшоном, парнишка ответил:

– За то, чтобы попасть в Южный предел. За то, чтобы его туда довели и защищали в пути. При этом кормили и дали лошадь, чтоб ехать. Он обернулся на торопливое бормотание калеки. – Не просто в Южный предел как страну, но в замок Южного Предела. Посреди залива.

Даже держа в руках такую неслыханную награду, Терон всё ещё колебался – не оттого, что придётся бросить паломников, но потому, что ему предстояло идти на север, по землям, полным неизведанных опасностей, прямо в, как о том ходили слухи, гущу войны, разразившейся между народом Пределов и фаэри, существами из легенд. Золото, оттягивавшее его руку, служило, однако, весомым аргументом.

– Авидель, – позвал он, – иди сюда.

Терон ссыпал монеты обратно в мешочек и привязал его к поясу двойным узлом – для пущей уверенности. Его ученику сейчас предстояло стать мастером-караванщиком.

Процессия, спускавшаяся по коридорам позади Дома Гильдии, была многочисленна. Верховный хранитель Доломит и несколько других членов собрания – среди которых Бриони с удовлетворением заметила по крайней мере одну женщину – а также и морщинистый Церуссит, который оказался кем-то вроде священника, вели их с принцем и его телохранителями. Церуссита сопровождали два здоровенных – по меркам калликан – аколита, шагавших позади него; эти двое несли какую-то конструкцию, собранную из горшков и провисших кожаных трубок – вся она тихонько попыхивала паром. Когда Бриони вежливо поинтересовалась, что же это такое, Церуссит охотно поведал, что это – церемониальная копия Священных Мехов.

– Священные мехи?

– О да, – с энтузиазмом закивал священник. – С их помощью бог создал всё живое на земле.

– Который бог?

Церуссит серьёзно взглянул на девушку, потом улыбнулся и подмигнул.

– Мне не дозволено произносить его имя вслух, ваше высочество… но сианцы чествуют его каждый год во время Кернейи, – он опять подмигнул, даже более выразительно – просто для уверенности, что она поняла намёк.

Переходы, по которым спускалась необычная процессия, сначала казались Бриони просто коридорами позади Зала собраний, но вскоре она заметила, что изгибы и повороты их как будто не стеснены стенами одного здания, пусть даже здания большого. Кроме того, во многих местах проходы вели вниз под ощутимым углом. Энеас тоже обратил на это внимание.

– Интересно, как далеко они уходят? – тихо шепнул он Бриони. – Кое-кто из моих предков пытался запретить калликанам рыть скалу под Тессисом, но сдаётся мне, не слишком-то в этом преуспел. На такую работу должны были уйти годы!

В самом деле, стены в коридорах, ближе к Залу облицованные тёмным деревом, здесь были из чистого камня, покрытого резьбой и прекрасно отполированного, кое-где инкрустированного богатой, каменной же мозаикой – даже увидев её в свете ламп, Бриони могла сказать, что работа бесподобна.

– Клянусь Тремя Братьями, – озадаченно проговорил Энеас, когда они прошли ещё дальше. – Они что, прокопали ход до самого Эстериана?

– Только не говорите им ничего! – взмолилась Бриони и тут же устыдилась своей просьбы. – Простите, я не имею права указывать вам, как обходиться с вашими подданными, но это я заставила их привести нас сюда. И мне ненавистна мысль, что из-за меня их ждут неприятности.

Энеас рассмеялся, но весёлым при этом не выглядел.

– Не волнуйтесь, принцесса. Я не стану им докучливым гостем, но увиденное наводит меня на размышления. Если даже кроткие калликане смогли так провести нас и легко ослушаться королевских указов, какие ещё сюрпризы обнаружатся в тот день, когда мне придётся взять на себя задачу наводить порядок в сианских владениях?

При взгляде на его лицо, такое умное и сосредоточенное в свете ламп, Бриони опять захватило странное противоречивое чувство.

«Феррас Вансен. Был ли ты на самом деле? Видела ли я то, что, как я думала, я видела – видела ли я твои чувства так ясно, как чувствовала, что вижу их? Что, если это был морок, заблуждение моего собственного разума?» А даже если и нет, – спросила она себя, – что же тогда этот человек, Энеас, этот добрый муж, так старающийся поступать по велению чести? Она ему небезразлична – он сам так сказал, – и он именно тот, кто нужен Южному пределу… Думать об этом было выше её сил. Её чувства смешались, как пузырьки в закипающем котелке: сперва всплывает один, потом ещё один, затем сразу два, а за ними и целая дюжина.

Наконец, после множества поворотов, долгого перехода и спуска – по прикидкам Бриони, не менее чем на дюжину фатомов ниже Дома Гильдии, процессия достигла места, где ход расширялся и превращался в подобие широкой лестницы с невысокими ступеньками, рассчитанными, очевидно, на шаг калликан; она вела к двери в противоположной стене, украшенной резными изображениями, странно искажёнными в свете фонарей. Бриони разглядела человека верхом на рыбе и другого, завязавшего огромную змею в сложный узел, но остальные рельефы различить было трудновато.