Текст книги "Игра теней"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 59 страниц)

– Но почему ты говоришь со мной? – спросил Вансен. – Почему ты не погрузился в сон, подобно отцу земли?

– Ты ошибаешься. Я тоже сплю, – последовал ответ. – Очень может быть, что и ты, и эти мертвецы, и даже сам Отец Земли – это лишь мои сновидения.

Привратник расхохотался, и мир содрогнулся от его хохота.

– А теперь иди, – приказал он. – Возвращайся в страну живых, если можешь. Такой щедрый дар не предлагают дважды.

Внезапно огромный зал, наполненный безумием, сном и странными песнями, идущими из земных глубин, исчез. Голос привратника умолк. Во всей вселенной остался лишь Феррас Вансен, охваченный тоской и смятением. Он стоял на мосту, перекинутом через небытие, и с содроганием ощущал, как ненадежна эта опора, отделяющая его от бездны. Он не видел, какой длины этот мост, ибо края его терялись во мраке. Но у него был выбор: двигаться вперед, навстречу неизвестному, или назад, где ждал бесконечный покой смерти. Призрака отца уже не было рядом, старик остался в городе Багрового Солнца, покорный своей судьбе. Падар Вансен уже не принадлежал к миру живых. Его сын не мог помочь отцу и не мог забыть его. Но все же встреча со стариком не прошла для него даром – теперь на душе у Вансена стало легче.

– Меня зовут Феррас Вансен, – произнес он во весь голос.

Ответа не последовало, даже эхо не повторило его слова. Но это не имело значения, ибо Вансен говорил для себя одного.

– Я капитан, я участвовал во многих сражениях. Я люблю Бриони Эддон и знаю, что любовь моя останется безответной. Я устал блуждать без цели, устал умирать и собираюсь выбрать другой путь.

И он зашагал вперед.

Глава 40
Жертва Великому Нушашу

Горбун работал не покладая рук, желая угодить детям Влаги, и благодаря его усилиям их королевство обрело славу и величие. Он поставил свое ремесло на службу тем, кто уничтожил его семью, он возводил для них дворцы и башни, он выковал для Грома непобедимый молот, а для Черной Земли – смертоносную пику, он сплел для Урожая корзину, которая неизменно наполнялась плодами, он создал много других чудесных вещей.

Но в сердце он носил изъян, о котором говорило его имя, и песни его были полны не только печали, но и неизбывной горечи. Он грезил о мести и строил несбыточные планы, однако не мог сравниться в могуществе с братьями, в чьих мелодиях звучала сила. Однажды он вспомнил о Пустоте – своей бабушке. Лишь ее опустошенность могла сравниться с его собственной. Тогда он отправился к Пустоте и перенял все ее искусства. Он научился странствовать по ее тайным дорогам, пересекающим весь мир. Он обрел много других навыков, но в течение долгого времени скрывал их, ожидая подходящего момента.

«Сто соображений» из Книги великих печалей народа кваров

Похититель Киннитан потратил немало сил, прежде чем сумел открыть проржавевший замок. На его непроницаемом лице выступили бисеринки пота, когда он ковырялся в замке железным штырем, извлеченным из рукава рубашки. Киннитан стояла поодаль, стараясь не смотреть на солдат, которые таскали тяжелые камни и складывали их у основания стены всего в сотне ярдов отсюда. Она понимала, что солдаты не видят ни ее, ни Голубя, ни страшного человека, захватившего их в плен, потому что они скрыты тенью акведука.

– Наверное, ты сейчас прикидываешь, стоит ли позвать на помощь этих солдат, – произнес незнакомец на превосходном ксисском языке. Он словно прочитал мысли Киннитан, хотя даже не взглянул в ее сторону. – Да будет тебе известно, я вырос в Парусных рядах, около доков. Тамошние рыбаки любили проделывать такой фокус: извлекали устрицу из раковины, подбрасывали в воздух и ловили на острие ножа. И все это одной рукой. – Он махнул свободной рукой, показав ей зажатый между пальцев нож. – Если сделаешь хотя бы одно движение, я покажу тебе этот фокус – только вместо устрицы будет глаз мальчишки.

Голубь теснее прижался к Киннитан.

– Так вы выросли в Ксисе? – любезно осведомилась Киннитан. Она решила, что ей нужно по возможности поддерживать хорошие отношения с незнакомцем. – Никогда бы не подумала. Вы похожи на северянина.

Он не удостоил ее ответа, продолжая сосредоточенно терзать замок отмычкой. Наконец ворота со скрежетом распахнулись. Они прошли под каменной аркой и, увлекаемые незнакомцем, спустились по обшарпанной лестнице с одного из склонов Крепостного холма. Киннитан было до крайности неудобно идти со связанными лодыжками, несколько раз она чуть не упала. Воздух над гаванью был густым и темным. Киннитан сначала приняла это за туман, но потом поняла, что это дым. Издалека доносился грохот пушек, который казался безопасным, как отзвуки бури, что разразилась над чужой страной.

Нектарийская гавань превратилась в руины, в воде плавали бесчисленные обломки сожженных и взорванных кораблей. Большая часть складов была охвачена пожаром, но усилиями солдат, брошенных на борьбу с огнем, пожар удалось остановить. Измученные, покрытые копотью солдаты не обратили ни малейшего внимания на мужчину с двумя детьми. Один из гвардейцев – судя по золотому якорю на плаще, он был моряком – что-то крикнул им на бегу. Киннитан не разобрала слов, но незнакомец вскинул руку, подтверждая, что все в порядке. Удовлетворенный гвардеец побежал дальше.

Пушки палили с дамбы, корабли отвечали им огнем с моря. Вглядываясь в даль, Киннитан с содроганием различила у входа в гавань силуэты громадных галер автарка.

Пройдя вдоль доков, они свернули на улицу Онири-Данейя, в недавнем прошлом одну из самых оживленных в городе, ибо здесь располагались многочисленные лавки. Улица тянулась от гавани на восток, в центр старого города. Киннитан не узнала ее: мостовую перегородили брошенные повозки и телеги, на тротуарах возвышались груды обломков. Картина была такой печальной, что сердце Киннитан снова сжалось в приступе отчаяния. Она отчетливо поняла, что помощи ждать неоткуда – в городе, охваченном огнем и осажденном вражескими войсками, никто не заметит исчезновения юной прачки и ее немого брата. Она крепче сжала руку мальчика. Прежде она могла преодолеть все испытания. Но теперь она должна спасти не только себя, но и этого несчастного ребенка.

– Поживее шагайте, – распорядился незнакомец. – И попридержите языки.

– Скажите, так ли уж вам необходим мальчик? Ведь он всего лишь… – начала Киннитан.

В следующее мгновение она рухнула на колени, лицо ее пылало, на глаза выступили слезы. Похититель нанес удар так стремительно, что она даже не заметила, когда он замахнулся.

– Я же сказал, попридержи язык, – процедил незнакомец. – В следующий раз пущу тебе кровь. И ее будет гораздо больше, чем сейчас.

В руке незнакомца жалом змеи сверкнуло лезвие. Голубь пронзительно вскрикнул. Киннитан и не знала, что он умеет так кричать. Голос мальчика был полон такой боли и страха, что у нее засосало под ложечкой. Голубь прижал руку к голове, и кровь заструилась меж его пальцами. Когда он отвел окровавленные пальцы, Киннитан увидела, что его ухо наполовину отрезано – мочка болталась, как лоскуток ветхого гобелена.

– Перевяжи мальчишку.

Незнакомец извлек из своего мешка тряпку – обрывок старушечьего платка, который он использовал для своего маскарада.

– И не думайте, что вы в безопасности, раз я взялся доставить вас к автарку живыми. Я могу нанести вам раны, которые удивят даже хирургов бесценного. Посмейте еще раз ослушаться меня, и я покажу вам мое мастерство. Можете не сомневаться, по сравнению со мной самые искусные палачи, ожидающие вас в Ксисе, – сущие неумехи.

Он сделал угрожающий жест, приказывая пленникам продолжать путь.

Киннитан туго перевязала ухо Голубя, чтобы остановить кровь. Она поняла, что незнакомцу лучше не перечить, и беспрекословно шла или останавливалась по его приказу. Ее сердце то бешено колотилось у самого горла, то проваливалось в пятки, как лягушка, ныряющая на дно пруда. Она знала что спасения нет, и не могла с этим смириться.

Вскоре они подошли к морю с другой стороны, где у причала безмятежно покачивался длинный ряд лодок. Они остановились около одной из них, совсем маленькой, но способной вместить троих пассажиров. Незнакомец приказал Киннитан и Голубю улечься на дне, под выгоревшим навесом, едва скрывавшим их от солнца, а сам сел на весла. Проворно лавируя между обломками кораблей и не обращая ни малейшего внимания на крики охранников, он взял курс в открытое море, откуда доносился грохот пушек и долетали клубы дыма. Киннитан исподтишка поглядывала на него. Он работал веслами без всяких усилий, лишь на шее у него то вздувалась, то опадала голубая жилка.

– Какую же награду обещал вам автарк, если вы выполните задание? – набравшись смелости, осведомилась Киннитан. – По-моему, мало чести взрослому и сильному мужчине гоняться за двумя детьми, не сделавшими ему ничего дурного.

– Хочешь знать, какую я получу награду? – взглянув на нее через плечо, бросил незнакомец. – Наградой будет моя собственная жизнь. – Уголки его рта слегка дрогнули в слабом подобии улыбки. – Награда, может, не слишком щедрая. Но чтобы ее заслужить, я готов на все.

Больше он не сказал ни слова. Киннитан обняла дрожащего Голубя, пытаясь его успокоить. Мысль о холодных объятиях океана, готовых принять ее, если прыгнуть за борт, не оставляла девушку ни на секунду. Да, она утонет, но это быстрая и легкая смерть. Это счастливый удел по сравнению с муками, которые ей готовил автарк. Если бы не маленький мальчик, прижавшийся к ней всем телом, Киннитан сделала бы выбор без колебаний. Лучше пойти камнем на дно, чем снова встретить безумный взгляд автарка, ощутить, как его унизанные напальчниками руки царапают ее кожу. Но как оставить беспомощное немое дитя на милость этого человека, не ведающего человеческих чувств? Она не могла избавиться от страданий такой ценой. А если броситься в океан, сжимая Голубя в объятиях? Наверное, он поймет, что это спасительный выход, и не будет сопротивляться.

Незнакомец поднял весла, оставил их болтаться в уключинах, извлек из своего мешка веревку и крепко-накрепко прикрутил к деревянной скамье лодыжки обоих пленников.

– Твои глаза выдают все, что у тебя на уме, – усмехнулся он, пристально глядя на Киннитан.

Она в тоске посмотрела назад – туда, где на фоне вечернего неба четко вырисовывались силуэты домов и башен обреченного города. Корабли, теснившиеся в гавани, были украшены изображениями огненного глаза Нушаша, и Киннитан с мучительной ясностью ощутила на себе горящий взор самого Сулеписа.

– В следующий раз прячь глаза, когда задумаешь какую-нибудь глупую выходку, – донесся до нее насмешливый голос незнакомца. – Впрочем, тебе уже не поможет никакая хитрость.

* * *

Вэш едва пришел в себя после недавнего морского путешествия и не имел ни малейшего желания снова пускаться в плаванье. Стоило ли доживать до почтенных лет и достигать высочайшего положения, если не имеешь права выбирать, на море или на суше тебе оставаться?

Однако ему пришлось молча проглотить досаду, ибо проявление малейшего неудовольствия могло иметь самые печальные последствия. Вэш расправил плечи и, стараясь как можно тверже ступать по палубе качавшегося на якоре корабля, вошел в каюту бесценного. Это было просторное помещение, обшитое деревянными панелями и увешанное роскошными коврами, благодаря которым здесь было тепло даже холодными штормовыми ночами. В центре, на уменьшенном подобии Соколиного трона (надежно прикрепленном к полу, чтобы качка не могла поставить автарка в неловкое положение) восседал человек, чья прихоть обрекла Пиннимона Вэша на новые тяготы и неудобства.

– А, Вэш, вот и ты.

Автарк лениво простер руку, сверкнув золотыми напальчниками. Помимо драгоценных украшений наряд Сулеписа состоял из льняной набедренной повязки и широкого пояса, сплетенного из золотых нитей.

– Как раз вовремя. Этот толстяк, чье имя я все время забываю…

Сулепис смолк, давая понять, что министру следует подсказать ему ускользнувшее из памяти имя.

– Возможно, ты говоришь о Базилисе, бесценный?

С холмов, возвышающихся над морем, долетел оглушительный грохот, произведенный одной из пушек-крокодилов. Стены каюты затряслись, а Вэш сделал над собой усилие, чтобы не вздрогнуть.

– Да именно о Базилисе. Он доставил мне подарок от Лудиса. Живой бог сегодня счастлив.

Однако Сулепис не выглядел счастливым. Напротив, взгляд его был еще более лихорадочным и возбужденным, чем обычно, а челюсти беспокойно двигались, как у почуявшей мясо собаки.

– Мы долго ждали этого дня. Чтобы он настал, нам пришлось приложить немало усилий.

– Именно так, бесценный. Мы приложили немало усилий.

По лицу автарка пробежала тень.

– Вот как? Значит, ты тоже потрудился, Вэш? Ты проводил ночи без сна, вчитываясь в древние книги? Или же боролся с созданиями, обитающими во тьме? Или ты сознавал, что ставкой в этой игре служит твоя божественная голова, а в случае неуспеха тебя ожидают муки, один рассказ о которых может убить обычного человека? Неужели, Вэш, ты хочешь сказать, что ждал и трудился не меньше, чем я?

– Разумеется нет, мой несравненный повелитель. Я имел в виду совсем другое. Прости, если мои слова показались тебе непочтительными. – По спине Вэша ручьями катился пот. – Я лишь хотел сказать, что мы, твои покорные слуги, пребывали в величайшем беспокойстве, не зная, увенчаются ли успехом твои старания. Но все заслуга всецело принадлежат тебе, тебе одному!

Вэш клял себя за неосторожность. Вот уже год он служит этому сумасшедшему юнцу и до сих пор не научился взвешивать каждое слово!

– Прошу тебя, бесценный, прости мою невольную дерзость…

– Хорошо, Вэш, я не обижаюсь на тебя. Я знаю, что ты мой верный и преданный слуга. – Автарк внезапно обнажил белоснежные зубы в улыбке – такой же добродушной, как оскал молодой акулы. – Ты напрасно боишься, что я могу неверно истолковать твои слова, старина. Да будет тебе известно, мне виден скрытый смысл речей и поступков. Я знаю, кто из моих подданных по-настоящему мне предан. Все помыслы моих приближенных видны мне как на ладони.

Вэш слегка покачнулся, надеясь, что Сулепис этого не заметит. Ему отчаянно хотелось сесть, но никто не имел права сидеть в присутствии бесценного. Верховный министр понимал, что его непредсказуемый повелитель на что-то намекает и этот намек может быть чрезвычайно опасен. Но на что именно? Возможно, ему донесли, что Марук, новый капитан когорты «леопардов», сделал в присутствии Вэша непочтительное замечание? Но ведь Вэш никоим образом не выразил согласия – напротив, он резко оборвал наглого солдафона! Он виноват лишь в том, что не доложил автарку о предательских воззрениях нового капитана. Впрочем, эта вина не столь уж ничтожна.

«Но если я буду доносить о каждом вольнодумце, дерзнувшем неодобрительно отозваться о правлении бесценного, к концу года все палачи автарка умрут от переутомления, а дворец-сад опустеет и превратится в обитель призраков», – с тоской подумал Вэш.

Он низко склонил голову, гадая, удастся ли пережить следующий час.

Сулепис поднял руки, сосредоточенно сдвинул брови и принялся разглядывать свои напальчники.

– Полагаю, мне надо заказать напальчники в виде когтей сокола, – задумчиво изрек он. – В честь грядущей победы над Иеросолем. Что ты об этом думаешь, Вэш?

Верховный министр с трудом сдержал вздох облегчения. В течение ближайшего часа он может не тревожиться за свою жизнь.

– Уверен, так вы почтите ваших предков, в особенности… – Вэш запнулся, прикидывая, не вызовут ли его слова новую вспышку царственного гнева. Соображение, которое он намеревался высказать, представлялось ему безобидным, и он решил продолжать: – В особенности великого Ксарпедона. Он парил над Ксандом, как сокол, оберегая вашу империю.

– Ах да, Ксарпедон, – пробормотал автарк. – Он был самым великим в нашем роду. До тех пор, пока я не удостоил землю своим присутствием.

Из-за занавеса беззвучно появился слуга и замер, склонив голову и ожидая, пока Сулепис соизволит обратить на него внимание.

– Что тебе? – скользнул по нему взглядом автарк.

– Почтенный Базилис прибыл, бесценный.

– Превосходно! Скажи ему, пусть войдет. А ты, Вэш, пока отойди в сторону.

Верховный министр повиновался, прошел сквозь кольцо толпившихся у трона слуг и встал у стены рядом с золотыми носилками скотарка, которые были немного меньше носилок самого Сулеписа. Убогий Прусас выглядывал из окна, как испуганный рак-отшельник из своей скорлупы. Вэш кивнул ему в знак приветствия – пустая формальность, ибо слабоумный скотарк не замечал подобных вещей.

Откинувшись на спинку трона, Сулепис махнул рукой, разрешая впустить евнуха. Мгновение спустя в каюту вошел Базилис. Длинное одеяние придавало его дородной фигуре поистине величественные размеры. Пыхтя и шурша плотной тканью, он опустился перед автарком на колени.

– О повелитель Великого Шатра, да пребудет с тобой вечно благословение Нушаша… – начал он, но Сулепис заставил его замолчать, пнув обутой в сандалию ногой.

– Уйми поток своего красноречия. Где он? Где узник?

– Его… его здесь нет, бесценный. Я думал, ты пожелаешь услышать о том, как я…

Автарк наградил его новым пинком прямо в лицо. Евнух жалобно заскулил и повалился на спину. Скорчившись, он в ужасе уставился на своего повелителя. Руки его мелко дрожали, из рассеченной губы хлестала кровь.

– Немедленно доставить сюда узника, – распорядился Сулепис. – Я пожелал видеть его, а не тебя, пустоголовая скотина.

– Д-да, драгоценнейший. Я немедленно исправлю эту оплошность.

Базилис, пятясь на четвереньках, пополз к дверям каюты. Его громадный зад, обтянутый яркой тканью, покачивался в воздухе, как пестрый зонт.

Сулепис повернулся к Вэшу с сокрушенным лицом учителя, вынужденного дать нагоняй нерадивому ученику.

– Глупость моих подданных порой поистине безгранична, – изрек он. – Надеюсь, наш гость не заставит себя ждать. Прояви любезность, Вэш, и в его присутствии говори по-иеросольски. Ты свободно владеешь этим языком?

– Прежде владел свободно, бесценный, но мне давно не выпадало случая попрактиковаться.

– Случай представится сейчас. – На губах Сулеписа заиграла снисходительная улыбка доброго дядюшки. – Знание иеросольского может сослужить тебе хорошую службу. Как знать, вдруг тебе придется управлять той частью нашей империи, где все говорят на этом наречии.

Пока Вэш размышлял, следует ли понимать фразу автарка как обещание сделать его вице-королем Эниона или же не надо придавать этому значения, в каюту ввели узника.

Вэш невольно отметил, что человек, приблизившийся к трону в окружении евнуха и стражников, в сравнении с автарком казался существом иной породы. Сулепис был молод, красив и строен, его гладкая кожа имела золотистый оттенок, черты хищного, как у сокола, лица отличались тонкостью и правильностью. Северный король, напротив, был наделен самой заурядной внешностью, его темная всклокоченная борода явно нуждалась в расческе, под глазами залегли темные круги, свидетельствовавшие о том, что он долгое время прожил без свежего воздуха. Так мог бы выглядеть средней руки купец или ремесленник, однако взгляд узника, устремленный на автарка, красноречиво говорил о том, что этот человек принадлежит к иному сословию. То был спокойный, задумчивый взгляд опытного правителя, знающего цену себе и окружающим. На памяти Вэша только один человек держался в присутствии бесценного столь же невозмутимо – Дайконас Во, солдат-убийца. Однако Дайконас Во не умел улыбаться, а в глазах северного короля играли насмешливые огоньки, губы были презрительно изогнуты. Судя по выражению его лица, происходящее представлялось Олину чрезвычайно забавным. Вэшу оставалось лишь гадать, почему его непочтительная мина не вызвала у Сулеписа нового приступа гнева.

– Вот и вы! Король, мой брат! – воскликнул Сулепис и величественным жестом воздел унизанные золотыми напальчниками руки. – Принесите стул для его величества!

Двое слуг заметались по огромной каюте в поисках стула и подали его королю.

– Я давно хотел встретиться с вами, король Олин, – продолжал автарк. – Я так много о вас наслышан, что мне кажется, мы с вами давно знакомы.

– Я чувствую то же самое, – вымолвил король Олин, опускаясь на стул. – Я тоже много о вас наслышан. И мне тоже кажется, что мы с вами давно знакомы.

– Какое удивительное совпадение! – Автарк засмеялся, и его смех звучал до странности искренне и беззаботно. – Но я боюсь, слухи представили вам мою особу в самом черном свете. Но ничего, вскоре вы измените свое отношение. Мы с вами подружимся, увидите. Иначе и быть не может! Полагаю, прежде всего нам следует отбросить церемонии, принятые между монаршими особами. Если соблюдать все условности, наши встречи станут длинными и утомительными. А встречаться мы будем часто. Я хочу наговориться с вами вдоволь. Надеюсь, вы разделяете это желание.

– Насколько я понимаю, пока вы не собираетесь меня убивать? – сложив руки на коленях, осведомился Олин.

– Убивать вас? Как это могло прийти вам в голову? Я считаю встречу с вами драгоценным подарком, Олин Эддон. С таким подарком не сравнятся ни золото, ни амбра, ни знаменитые рубины Сиркота! И я сделаю все, чтобы наслаждаться вашим обществом как можно дольше!

– О чем вы говорите?

В голосе северного короля послышались резкие нотки, и Вэш невольно съежился от испуга. Разговаривать с драгоценнейшим таким тоном мог лишь безумец, вознамерившийся расстаться с жизнью самым мучительным способом, после долгих и изощренных пыток. Как ни странно, Сулепис не стал звать Мокори, своего любимого палача. Напротив, он довольно захихикал.

– Да, конечно, вы не знаете, в чем состоит мой замысел. Боюсь, несмотря на весь ваш ум и ученость, вы не постигнете его величия, даже если я снизойду до объяснений.

Во взгляде Олина любопытство смешивалось со все более откровенным недоумением. Вэш тоже был сбит с толку необычным поведением Сулеписа. Может быть, повелитель вовсе не так безумен, как кажется, спрашивал он себя. Может быть, он, Пиннимон Вэш, тоже не в состоянии постичь величие его замыслов? Так или иначе, верховный министр с радостью убедился в том, что непредсказуемость Сулеписа ставит в тупик не только его.

– Пока я понял одно: сегодня вы меня не убьете, – проронил король Олин.

– Почему вы все время твердите об убийстве? – с притворным изумлением воскликнул Сулепис. – Я же сказал вам, об этом не может быть и речи! Нас ожидают славные дела и долгие беседы. Но прежде всего вам необходимо переодеться и привести себя в порядок. Я вижу, Лудис скверно о вас заботился.

– Дозволено мне будет узнать, какую цену вы за меня заплатили? – склонив голову, осведомился северный король. – Или Лудис преподнес мою скромную персону в дар, ибо считает вас долгожданным гостем?

– Ах, Олин… вы не возражаете, если я буду называть вас просто Олин? А вы можете называть меня бесценным или даже… да, пожалуй, вам стоит называть меня Великим Соколом.

– Ваша любезность поистине не знает границ.

– Уверен, мы с вами поладим. У вас есть чувство юмора, а все мои придворные начисто лишены его!

Автарк откинулся на спинку трона и знаком подозвал слуг.

– Отведите короля Олина в баню и помогите ему как следует вымыться! – распорядился он. – После хорошенько накормите его. И пусть один из вас пробует все блюда, чтобы король мог наслаждаться трапезой со спокойным сердцем. Вскоре мы встретимся снова, Олин. Нам есть что обсудить. Вместе мы перевернем мир!

– Насколько я понимаю, у вас нет сомнений в том, что я готов помогать вам в исполнении столь грандиозной задачи, – произнес Олин, вперив в автарка пристальный взгляд.

Смелость этого дикаря вызвала у Вэша невольное уважение.

– О, ваше согласие не является непременным условием моего успеха, – слегка нахмурившись, заявил автарк. – Как это ни печально, вам не суждено увидеть воплощение моего великого замысла. Но вы можете утешаться сознанием того, что сыграли важную роль в его осуществлении. Не будь вас, мир пребывал бы в сумраке заблуждений, а с вашей помощью он озарится великим светом Нушаша. Точнее, Нушаша Сулеписа, так как спасителя мира будут звать именно так. – Автарк наградил чужеземного короля ленивой улыбкой сытого хищника. – Как я уже сказал, мы скоро встретимся, Олин Эддон, и предадимся упоительной беседе! Я уверен, что мы подружимся! Увы, этой дружбе не суждено продлиться долго. А сейчас ступайте. Вас ждут горячая ванна и сытный ужин.

* * *

Как только похититель извлек из конверта несколько листков пергамента с печатями автарка, все солдаты и матросы, толпившиеся на палубе флагманского корабля «Пламя Нушаша», исполнились величайшего почтения. Киннитан страстно желала, чтобы бюрократическая волокита, которой так славился Ксис, затянулась как можно дольше, но все вокруг стремились помочь незнакомцу, избавив его от препон и проволочек. В сопровождении солдат они поднялись по сходням. Киннитан отметила, что, судя по шлемам, солдаты принадлежат к отряду «леопардов», капитаном которого прежде был Джеддин, виновник ее несчастья. Почему же она не донесла на него, как только этот безумец признался ей в любви? Неужели его признание польстило ее самолюбию? А может, она прониклась к нему жалостью, разглядев за обличьем сурового солдата душу страдающего без ласки ребенка, каким он был когда-то? Своей любовью он погубил ее так же верно, как если бы ударил кинжалом в сердце. Эта авантюра, начавшаяся с преступной страсти и преступного попустительства, была обречена. Конец известен, Киннитан не сумела его избежать.

Когда они оказались на палубе, к ним подошел один из евнухов и отвел Голубя в сторону. Киннитан попыталась протестовать, но быстро замолчала: она поняла, что без нее мальчик получит надежду на спасение.

– Не надо плакать! – повернулась она к рыдавшему Голубю. Утешить его могла лишь ложь, и Киннитан не замедлила к ней прибегнуть. – Я скоро вернусь, – пообещала она. – Все будет хорошо. Иди с ними и делай все, что они скажут.

Но обмануть Голубя оказалось не так просто, что бы не расстраивать ее еще сильнее, он сдержал рыдания, но, уходя, бросил на нее тоскливый взгляд брошенной собаки.

Офицер из отряда «леопардов» спросил у похитителя, не желает ли он привести в надлежащий вид себя и свой «подарок».

– Мне приказано доставить ее к драгоценнейшему как можно быстрее, – ответил тот. – Думаю, он простит меня, если я не буду тратить время на то, чтобы навести на нее красоту.

Офицер и один из высокопоставленных евнухов понимающе переглянулись.

– Как вам угодно, господин, – с поклоном изрек придворный.

У Киннитан перехватило дыхание, когда она шла по бесконечно длинному коридору качавшегося на волнах корабля. Она оцепенела и не замечала ничего вокруг. Ее сердце словно превратилось в камень, тяжелый и холодный. Если бы она могла сейчас броситься в воду, она моментально пошла бы ко дну.

Они остановились у массивных дубовых дверей, и офицер обыскал похитителя, что-то смущенно пробормотав в свое оправдание. Евнух проделал то же самое с Киннитан. Дыхание его имело привкус мяты, смешанный с запахом гнилых зубов. При других обстоятельствах прикосновения этого человека заставили бы Киннитан содрогнуться от отвращения, но сейчас она стала бесчувственной, как приготовленный к погребению труп. Чувства ей больше не были нужны. Пустота – вот все, что она ощущала.

Евнух распахнул дверь и подвел их к высокому человеку, который, вытянув длинные ноги, сидел на стуле посреди каюты. Он внимательно изучил документы, предъявленные похитителем.

Киннитан не знала этого человека. Она понимала только одно: это не автарк.

– Полемарк Икелис Джохар, главнокомандующий имперскими войсками! – торжественно провозгласил провожатый и три раза ударил посохом по деревянному полу каюты.

Военачальник поднял голову, скользнув взглядом сначала по Киннитан, потом по ее похитителю.

– Значит, ты Дайконас Во? Я слышал это имя раньше. Твой отец служил в отряде «белых гончих».

Значит, у человека с непроницаемым лицом, лишившего ее свободы, есть имя, подумала Киннитан. Впрочем, его имя было ей ни к чему. Скоро ей предстоит забыть все имена, даже свое собственное.

– Да, полемарк, – ответил похититель. Лицо его по-прежнему оставалось каменным, однако в присутствии военачальника он стал менее самоуверенным. – Простите, мой господин, но могу я узнать, когда мне будет дозволено предстать перед автарком? Я выполнил приказ, который…

– Знаю, знаю… – Полемарк замахал рукой. – Ты поступил правильно, без промедления доставив ее сюда. Но, увы, ты разминулся с драгоценнейшим всего на несколько часов.

– Что? – В голосе Во впервые зазвучало беспокойство. Как ни странно, он тоже мог испытывать человеческие чувства. – Я не понимаю…

– Драгоценнейший изволил отплыть на самом быстром своем корабле «Ясный сокол», – сообщил полемарк. – Руководить завершением осады он поручил мне. – Губы военачальника тронула усмешка. – После падения Иеросоля я стану здешним правителем. Чувствую, придется приложить немало усилий, чтобы помешать солдатам – в особенности твоим товарищам, «белым гончим», – сжечь город до основания. Сердца их полны ярости. Они слишком долго томились в бездействии.

Киннитан по-прежнему пребывала в оцепенении. Приготовившись к встрече с автарком, она вдруг оказалась в положении человека, ступившего на горящие угли, но ощутившего под ногами холодный камень. Девушка с трудом осознала, что пытки и смерть откладываются на неопределенное время. Она сама не знала, стоит ли радоваться нескольким лишним дням жизни, которые предстояло провести в мучительном ожидании.

Главнокомандующий войсками империи хлопнул себя по коленям и встал. Он был высок ростом, а в плечах еще шире, чем Дайконас Во.

– Что ж, передай свою добычу моим слугам, они сохранят ее живой и невредимой до возвращения автарка.

– Нет, – отрезал Во.

Полемарк резко повернулся к нему. Лицо его выражало величайшее удивление.

– Что я слышу? Ты осмелился возразить мне, солдат?

– Да, мой господин, бесценный приказал мне найти девчонку и доставить ее к нему как можно скорее. Мне, и никому другому. Я намерен в точности выполнить приказ. Чтобы сделать это, мне нужен быстрый корабль.

Главнокомандующий готов был насквозь прожечь взглядом строптивого солдата. Губы его искривились в усмешке, не скрывавшей его досады.

– Значит, тебе нужен быстрый корабль? А тебе не кажется, что ты слишком дерзок? Даже для «белой гончей».

Несмотря на угрожающий тон полемарка, Дайконас Во обрел прежнюю невозмутимость. Тревожные огоньки, метавшиеся в его глазах, погасли.

– Мой господин, я никак не думал, что вы сочтете дерзостью желание точно исполнить приказ бесценного. Я солдат, и беспрекословное выполнение приказа – закон для меня.