Текст книги "Игра теней"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 59 страниц)

* * *

Они вернулись.

Темные люди, безликие люди, которые гнались за ним по бесконечным коридорам, бесшумно скользя меж колеблющихся теней, словно сами были всего лишь тенями. Может, ему привиделся ночной кошмар? Тяжкое видение, порожденное лихорадкой? Но почему тогда никак не удается проснуться?

«Где я?»

Висевшие на стенах гобелены почернели и обуглились. Южный Предел.

Коридоры и залы замка были так же хорошо знакомы, как вид своей собственной ладони. Значит, сном было все остальное? Томительно долгие дни, проведенные в промозглом лесу за Границей Теней? Джаир – безликий воин сумеречного племени, и капитан королевских гвардейцев Феррас Вансен, и одноглазый исполин, от голоса которого раскалывалась голова. Неужели все это – лишь игра его воображения?

Он бежал, запыхавшийся и неуклюжий, и безликие люди в черном следовали за ним по пятам, перетекали из коридора в коридор, теряя четкие очертания, огибая углы и струясь вдоль стен. Потом они вновь приобретали человеческое обличье, простирали к нему длинные руки, едва не касаясь его пальцами. А он бежал и бежал между горящими гобеленами, а мысли его путались, как хлопья пепла, кружившиеся в раскаленном воздухе.

«Кто я такой? Кто я такой?»

Он чувствовал, что распадается на части, подобно кукле «кори», брошенной в костер во время празднества в ночь Эрила. Конечности его беспомощно мотались, голова походила на мешок с соломой, готовый вспыхнуть и запылать от первой же искры.

«Кто я такой? Кто я такой?»

Ему нужна опора, прочная и холодная, как камень, способная удержать от распада на пылающие куски. Он бежал, и ему казалось, что с каждым шагом он становится все меньше. Он терял себя и чувствовал, что вскоре исчезнет без остатка. Безликие люди, прежде передвигавшиеся бесшумно, громко топотали у него за спиной, и этот топот эхом отдавался у него в голове, сливаясь с шумом крови – его дурной, отравленной крови.

«Я похож на отца, но я хуже, гораздо хуже. Сейчас я вспыхну изнутри и сгорю, превращусь в горсть пепла».

Он испытывал боль, невыносимую боль. Он и не знал, что бывает такая боль. Как будто тысячи игл вонзались в его кожу, раскаленный добела металл входил в мозг, а в голове разрывались пушечные снаряды. Он хотел одного: избавиться от этой боли, но не знал, как. Разве человек может убежать от своей собственной крови?

Где же Бриони? Южный Предел уже не походил на родной дом, коридоры замка наполнились огнем и злобными тенями, с обуглившихся гобеленов и картин взирали враждебные лица. Но сестра не могла измениться столь разительно. Она непременно придет ему на выручку. Она удержит его от распада, она поможет ему вспомнить, кто он такой. Она назовет его по имени – о, как бы он хотел услышать собственное имя! – и положит прохладную ладонь на пылающий лоб. Тогда он забудется сном, благодатным, целительным сном. О, если бы он сумел отыскать Бриони, безликие преследователи остались бы ни с чем – он ускользнул бы от них, и они растеклись бы по стенам и коридорам, слившись с тенями. Бриони. Его сестра-близнец. Неужели он больше никогда не увидит ее?

– Бриони! – закричал он во всю глотку. – Бриони! – повторил он, и голос его сорвался на визг. – Помоги мне!

В следующее мгновение он споткнулся и упал; волна боли накрыла его с головой, когда он ударил свою покалеченную руку о каменный пол. Нет, это никак не может быть ночным кошмаром – боль слишком реальна. Сделав над собой отчаянное усилие, он поднялся и вновь пустился бегом. Он не мог остановиться, не мог дать себе ни малейшей передышки до тех пор, пока не найдет сестру. Остановиться означало умереть, в этом у него не было ни малейших сомнений. Люди-тени незамедлительно набросятся на него и разорвут на части.

На бегу он покачивал горящую от боли руку – свою несчастную руку, которую он пестовал всю жизнь, как больное дитя; уродливую руку, которую он так ненавидел. Оглядевшись по сторонам, он обнаружил, что находится в огромной пустой комнате. Дальние углы тонули в сумраке, но сквозь высокие окна в помещение проникали наклонные снопы света. Он сразу узнал Портретный зал. Кроме него, тут не было ни души, он это чувствовал. Безликие преследователи, как видно, потеряли его из виду. Но он слышал их бормотание и понимал, что вскоре они будут здесь. Останавливаться нельзя.

Прямо перед ним висела картина; прежде он часто скользил по ней взглядом, но не обращал на нее особого внимания. То был портрет какой-то старинной королевы, чьего имени он, разумеется, не помнил. Бриони наверняка знала, кто здесь изображен. Она, его любимая сестра, всегда интересовалась всякими древними королевами и обожала пускать пыль в глаза. А ему не было никакого дела до предков. Но теперь, глядя в обрамленное темными волосами лицо женщины, он чувствовал, что ее взгляд обладает неодолимой притягательностью.

Топот преследователей становился все громче. Они были уже близко, у самых дверей Портретного зала. А он замер, точно прирос к полу, ибо осознал: перед ним не давным-давно умершая королева Южного Предела, а его собственное лицо, искаженное ужасом и страданием.

«Это зеркало, – догадался он. – Здесь всегда висело зеркало».

Как часто он проходил мимо длинного ряда изображений покойных представителей династии Эддонов и думать не думал, что меж картинами висит зеркало.

«А может, это не зеркало, а мой портрет?» – в смятении спрашивал он себя, глядя прямо в испуганные глаза рыжеволосого юноши, чей лоб был усеян бисеринками пота.

Юноша ответил ему таким же пристальным взором. Внезапно изображение затуманилось, словно он замутил зеркало своим тяжелым прерывистым дыханием.

Туман, закрывавший отражение, сгустился, а потом развеялся. Из зеркала на него смотрела Бриони. На ней было длинное белое платье с капюшоном – одеяние, более подходящее жрице из ордена Зории, чем принцессе. Но это была Бриони, ее лицо – он знал его куда лучше, чем свое собственное. Взгляд сестры был преисполнен печали, тихой и глубокой. Такой печальной он не видел Бриони с того самого дня, когда они получили известие о том, что их отец стал жертвой предательства и попал в плен.

– Бриони! – закричал он. – Я здесь!

Он был не в состоянии прикоснуться к ней, он слишком хорошо знал, что она его не слышит, и мог надеяться лишь на то, что она ощутит его присутствие. Тем не менее возможность смотреть на сестру доставляла ему огромное наслаждение, и на несколько мгновений он позабыл про боль и страх. Она ничего не сказала ему, но, глядя на ее лицо, такое родное, такое прекрасное, он вспомнил свое имя: Баррик. Да, его зовут Баррик Эддон, и это имя останется с ним всегда, пройдет через все превратности судьбы. Даже если отражение сестры видится ему в предсмертном сне, который боги посылают умирающему, он переступит границы иного мира, зная, кто он такой.

– Бриони, – произнес он, немного успокоившись.

На поверхности зеркала вновь сгущались тучи. Прежде чем отражение растворилось. Баррику показалось, что в зеркале мелькнуло еще одно лицо: незнакомая девушка, в темных локонах которой пламенела яркая прядь, такая же рыжая, как его собственные волосы. Он не мог понять, почему это произошло, почему самое родное на свете лицо сменилось совершенно неизвестным.

– Почему ты проник в мои сны? – удивленно спросила незнакомка, и слова ее прошелестели в его сознании прохладным дождем.

Потом она тоже исчезла, а вслед за ней и все остальное – безликие преследователи, Портретный зал, охваченный беспощадным огнем замок…

Он уже не испытывал прежнего ужаса, однако в его душе царило смятение, и воспоминание о появившейся в зеркале незнакомке не отпускало его ни на миг. При виде девушки Баррик почувствовал себя так, словно его пересохших губ коснулась благословенная влага. Сделав над собой усилие, он прогнал манящий образ прочь, чтобы полностью отдастся во власть мысли, которая представлялась ему особенно важной. Бриони пришла к нему на помощь, каким-то непостижимым способом преодолела разделявшее их расстояние, и благодаря этому чуду он остался на этом свете, хотя уже собирался его покинуть. Он был измучен кошмаром и все же сделал выбор: несмотря на все муки и лишения этого мира, он предпочел в нем остаться.

Как утопающий, сумевший вынырнуть на поверхность темной воды, Баррик Эддон напрягал все силы в борьбе за жизнь, сулившую ему новые испытания.

* * *

Феррас Вансен расстелил на полу свой видавший виды шерстяной плащ и осторожно уложил на него принца. Баррик, беспрестанно бормотавший в бреду, затих; его тело, прежде напряженное, как натянутая стрела, внезапно обмякло. Вансен похолодел от ужаса.

«Я потерял принца! – пронзила его отчаянная мысль. – Я позволил ему умереть!»

Юноша открыл мутные глаза. Несколько мгновений взгляд его рассеянно блуждал, словно пытался проникнуть сквозь каменные стены пещеры и найти путь к спасению. Затем Баррик пристально посмотрел на Ферраса Вансена. Капитан королевских гвардейцев думал, что принц собирается что-то сказать ему – поблагодарить за заботу и защиту или отругать за то же самое, а может, просто спросить, долго ли он пролежал в забытьи. Вместо этого принц неожиданно разразился слезами.

Всхлипывая и сморкаясь, Баррик сполз с расстеленного плаща, увернулся от Вансена, пытавшегося его обнять, забился в дальний угол, закрыв лицо руками, и дал волю рыданиям. Остальные пленники уставились на плачущего юношу. Их лица, весьма отдаленно напоминавшие человеческие, выражали целую гамму чувств – от равнодушного любопытства до полного непонимания. Вансен, прихрамывая, подошел к принцу.

«Полагаю, сейчас он не нуждается в твоих утешениях», – раздался в голове у капитана беззвучный голос Джаира.

Возможность слышать слова воина из страны теней оставалась для Вансена новостью, и не слишком приятной. Порой он чувствовал себя как человек, в доме которого поселился незваный гость.

«Не мешай мальчику предаваться печали».

– А зачем так убиваться? Хвала богам, мы живы. И у нас остается надежда, – вслух произнес Вансен.

Общаться беззвучно капитан гвардейцев не умел и не желал учиться. В этом проклятом месте, в этой стране теней нетрудно было забыть, кто ты такой. Но Вансен собирался сделать все, чтобы это произошло как можно позднее.

«У него есть причины для печали. Он понял, как много он теряет. Теряет представление о том, кем был раньше. И эта потеря страшит его – так же, как и тебя».

– Откуда ты… – растерянно пробормотал Вансен. – Убирайся прочь из моей головы, безносое чудовище!

«У меня нет ни малейшего желания копаться в твоих мыслях, житель солнечного мира!»

В беззвучном голосе воина сумеречного племени слышалось явное раздражение. Пожалуй, даже гнев. Каждое слово жужжало, как рассерженная оса. При этом лицо, лишенное черт, оставалось совершенно непроницаемым.

«Я лишился многих своих способностей, но мне по-прежнему открыты твои чувства и помыслы, и я ничего не могу с этим поделать, – продолжал Джаир. – Я ощущаю их так же, как вы, смертные, ощущаете запах чужого пота. – Воин сумеречного племени не считал нужным скрывать свое презрение к людям. – И точно так же, как вам неприятен этот запах, мне неприятен запах чужих мыслей. Все помыслы жителей солнечного мира пахнут смертью и разложением».

Вансена охватило такое любопытство, что он пропустил оскорбление мимо ушей.

– Скажи, почему я тебя слышу? – спросил он. – Раньше я не мог этого делать.

«На этот вопрос у меня нет ответа. В других, менее опасных обстоятельствах было бы интересно поломать голову над этой загадкой».

Вансен вновь устремил взгляд в дальний угол, где сжался в комочек Баррик. Всхлипывания юноши стали тише. Несколько узников – маленькие пугливые существа, разбежавшиеся прочь от рыдающего Баррика, – снова приблизились к принцу, с опаской поглядывая на него.

– Эти создания не причинят ему вреда? – обратился Вансен к воину сумеречного племени.

«Думаю, нет, – покачал головой Джаир, оглядев обитателей пещеры своими красными глазами. – Все они боятся меня, и правильно делают. Хотя сейчас я, конечно, не тот, что прежде».

В том, что безликий воин говорит правду, у капитана не было никаких сомнений. Подземная пещера была до отказа набита пленниками, поражавшими разнообразием размеров и обличий, и все они старались держаться на почтительном расстоянии от Джаира и его спутников.

– Возможно, они тебя и правда боятся. Только от этого нам мало проку – ведь эти твари не помогут нам убежать, – заметил капитан гвардейцев.

Воин сумеречного племени посмотрел на Вансена так внимательно, словно в первый раз заметил его существование.

«Ты тоже можешь говорить со мной, не раскрывая рта, Феррас Вансен».

Капитан невольно содрогнулся. Сознание того, что собеседник читает его мысли, как книгу, было для него мучительно.

– Прекрати! – возвысил он голос. – Я не желаю иметь ничего общего с этой вашей… черной магией.

«Не понимаю, почему тебе так нравится шуметь? – беззвучно откликнулся Джаир. – Цепляясь за привычку говорить вслух, ты подвергаешь опасности жизнь твоего драгоценного принца. Если наши разговоры будут долетать до чужих ушей, мы никогда не сумеем убежать отсюда. Среди обитателей страны теней достаточно тех, кто понимает твой язык. Вспомни старого ворона. Не сомневаюсь, рабы Джикуйина не замедлят доложить своему повелителю о наших планах».

Феррас Вансен задумался, затем кивнул, хотя сама мысль о том, что ему придется безмолвно обмениваться мыслями с безликим монстром, вызывала отвращение.

– Хорошо. Научи меня, как говорить… неслышно.

«Это чрезвычайно просто, уроженец холмов. Все, что от тебя требуется, – произнести все необходимые слова про себя, не разжимая губ. Уверен, у тебя получится».

Воин из страны теней оказался прав – беззвучное общение далось Вансену легко. Как только он мысленно обратился к Джаиру, тот услышал его совершенно ясно, словно капитан говорил вслух.

«Неужели во мне дремали скрытые способности, которые разбудил громовой голос Джикуйина? – с недоумением спрашивал себя капитан гвардейцев. – Но почему Баррик Эддон, такой же смертный, как и я, обладал подобными способностями с самого начала?»

«Теперь, когда я научился говорить по-твоему, скажи, как нам отсюда выбраться», – обратился он к Джаиру.

«Если бы я знал, я не стал бы тратить времени на пустую болтовню. – В словах Джаира вновь послышалось презрение, на этот раз – презрение к собственной беспомощности. – Я не стал бы рассуждать о том, почему мальчишке пришла охота проливать слезы и по какой причине ты овладел искусством безмолвного общения. Я бы разработал план побега и без лишних слов начал действовать».

Вансен так же остро ощущал досаду, охватившую безликого воина, как и свою собственную.

«Так или иначе, я не собираюсь гнить в плену, – заявил Джаир. – Позднее мы еще вернемся к разговору о побеге. Надеюсь, я сумею что-нибудь придумать».

Усилием воли, которое Вансен ощутил как дуновение холодного ветра, воин сумеречного племени прогнал досаду.

«Прежде всего нам надо понять, почему нас здесь держат, – заметил он, словно ничто и никогда не нарушало его душевного равновесия. – Это наш первый шаг. Совершив его, мы поймем, в каком направлении двигаться».

Безликий воин погрузился в молчание, и в голове у Вансена зазвенела гулкая тишина.

«А вот почему ты начал понимать меня – это действительно очень интересно, – снова заговорил Джаир. – Отыскав причину, мы сумели бы ответить на вопрос, над которым долго бьются мои соплеменники. По крайней мере, те из них, на кого возложено его решение».

Речь воина из страны теней показалась капитану слишком туманной. Смысл слов ускользнул от него.

«Какой вопрос занимает твоих соплеменников? Я так и не понял», – признался он и перевел взгляд на Баррика.

Принц явно пришел в себя. Щеки его были мокры от слез, но он поднял голову и с интересом прислушивался к разговору Джаира и Вансена.

«Я ничего не понял», – повторил капитан.

«Ты все прекрасно понял, и в этом суть, – возразил Джаир и привалился к шершавой каменной стене. – Погляди вокруг. Видишь этих жалких тварей? Гоблинов, гномов и прочих существ, еще менее привлекательных? Все они простолюдины, обитатели наших земель. Некоторые принадлежат к моему племени, но не имеют отношения к народу избранной крови. – Последнее слово Джаир подчеркнул, словно оно обладало особым смыслом и могуществом. – Еще важнее то, что они не принадлежат к разряду высших, – продолжал воин-эльф. – У сумеречного народа только высшие наделены искусством общаться без голоса, как мы это делаем сейчас. Мы называем это „истинной речью“, ибо она не позволяет лгать».

«Почему же я вдруг овладел этой самой истинной речью?» – озадаченно спросил капитан.

Говоря откровенно, он боялся услышать ответ, боялся узнать о том, что семья его скрывала какую-то позорную тайну и в жилах его течет кровь ведьм и колдунов, смешанная с кровью работящих и богобоязненных предков.

«Некоторые представители моего племени полагают, что все без исключения жители солнечного мира способны к мысленному общению, – пояснил Джаир. – А может быть, даром истинной речи тебя наделил Джикуйин, сам того не желая. Ведь он принадлежит к Старейшим и обладает многими способностями, неизвестными нам. Вполне вероятно, что мощь его голоса открыла каналы твоего сознания, как стремительный поток прочищает речное русло, заросшее илом. Тогда он лишь вернул то, что принадлежало тебе с рождения».

«Но… как же тогда принц Баррик?» – пробормотал Вансен.

Повернувшись, он увидел, что принц буравит его взглядом и глаза его полыхают огнем, весьма похожим на огонь ненависти. Капитан гвардейцев невольно содрогнулся, с трудом припоминая, что собирался сказать.

«Ведь принц Баррик общался с тобой мысленно еще до встречи с Джикуйином. Для того чтобы разбудить его дар, не понадобился громовой голос одноглазого монстра».

Упомянув имя чудовища, захватившего их в плен, Вансен не сумел воспроизвести сложного букета идей, который связывал с этим именем Джаир. Он лишь увидел перед собой жуткое и прекрасное лицо, одна половина которого была разрушена.

«Принц Баррик не походит на других жителей солнечного мира, – ответил Джаир. – Будь он таким, как все вы, он бы давным-давно умер, и тебе не пришлось бы следовать за ним в наши края. Это все, что я могу сказать».

– Не смейте говорить обо мне! – раздался сердитый голос Баррика. – Не смейте! – повторил принц и вытер покрасневшие глаза.

«А почему с ним, Барриком, я не могу общаться мысленно?» – осведомился Вансен.

«Со временем сможешь, – пообещал Джаир. – Но не исключено, что получится так, что вы оба сможете безмолвно общаться лишь через меня».

Капитан гвардейцев хотел подойти к принцу, поднять его на руки и отнести туда, где сидели они с Джаиром. Но, вглядевшись в лицо Баррика, он счел за благо отказаться от своего намерения.

«Почему мы здесь, в этой подземной тюрьме? – снова обратился он к Джаиру. – Почему одноглазый монстр по имени Джикуйин не убил нас сразу же? Что ты знаешь о нем? Есть ли у нас шанс победить его? Ты сказал, он один из Старейших, и назвал его богом. Точнее, богом-бастардом».

Прежде чем ответить, безликий воин внимательно вгляделся в капитана гвардейцев.

«Я не знаю, почему мы до сих пор живы, Феррас Вансен, – прозвучал в голове у капитана его спокойный голос. – Одно могу сказать: Джикуйину нужнее рабы, чем трупы. – Джаир утомленно прикрыл глаза, словно впал в дрему. – Для каких целей ему нужны рабы, я тоже не знаю, – продолжал он. – Но место, куда мы попали, пользуется дурной славой. Что до происхождения Джикуйина, могу лишь повторить: он один из потомков Хаоса».

«Для меня это пустой звук, – заметил капитан. – Я никогда не слышал о таком божестве».

«Уверяю тебя, ты о нем слышал, но среди твоего народа его истинное имя предано забвению. Даже здесь, в землях сумеречного племени, многие считают истории о богах детскими сказками. Ты помнишь легенду, которую рассказал ворон, о Горбуне и его прабабушке Пустоте? Под мусором лжи там скрываются жемчужные зерна истины. И эта истина заключается в том, что Хаос породил Пустоту и Свет, а они породили богов и чудовищ. Тот, кто захватил нас в плен, – всего лишь монстр, не бог, но полубог. Но он обладает великой силой».

– И все же никогда прежде я не слышал ни о нем, ни о его предках, – заявил Вансен. Голова его, уставшая пропускать сквозь себя чужие мысли, начала болеть и кружиться.

– Похоже, от страха у тебя отшибло память, капитан! – раздался голос Баррика, сердитый и неприязненный. – Ты что, забыл про Сва, великую Пустоту, и ее супруга Зо, Немеркнущий Свет? Священники и жрецы вечно надоедали нам со всей этой белибердой… которая оказалась правдой.

Лицо Баррика выражало такое отчаяние, что казалось, он вот-вот разрыдается вновь.

– Да, все это оказалось правдой, на нашу беду! – выпалил он. – Боги это не выдумка, и они жестоко покарают нас за то, что мы в них не верили. Скоро всех нас уничтожат. Больше нельзя притворяться, что мы считаем истории о богах детскими сказками.

«Боги не собираются нас уничтожать, – беззвучно возразил Джаир. – Возможно, наши народы уничтожат друг друга, но это произойдет не по вине богов».

Вансен отметил, что слова безликого воина звучат далеко не так уверенно, как прежде, и усомнился в том, что истинная речь лишает собеседников возможности лгать.

«Боги покинули эту землю давно, очень давно, – вымолвил Джаир. – Здесь остались лишь самые жалкие их потомки, подобные искалеченному полубогу, в чьих владениях мы находимся».

У Вансена перехватило дыхание – его покоробило столь откровенное кощунство, к тому же произнесенное не человеком, а монстром.

«Я по-прежнему ничего не понимаю, – заявил капитан. – Конечно, мне доводилось слышать о Сва и Зо, и что из этого? Как насчет Перина и его братьев, входящих в Тригон? А все великие боги, которым мы поклоняемся, в честь которых мы возвели храмы?»

«Все они принадлежат к одной семье, – сообщил Джаир. – В их жилах течет одна кровь. И кровь эту они пролили задолго до того, как наши народы решили пойти войной друг на друга».

– Такие разговоры не имеют ни малейшего смысла! – воскликнул Баррик и закрыл уши руками, тщетно пытаясь не дать безмолвной речи проникнуть в его сознание. – Зачем болтать впустую, ведь это ничего не меняет!

Лицо принца побагровело и сморщилось, на глазах вновь выступили слезы.

– Я думал, священники нас обманывают, – пробормотал он, раскачиваясь из стороны в сторону. – И теперь я буду наказан, жестоко наказан! Боги не простят мне моей гордыни!

– Ваше высочество, вы напрасно терзаетесь, – поспешно возразил Вансен, поднимаясь и направляясь к принцу. – Все не так ужасно, как вам кажется, и…

– Оставь меня в покое! – завизжал мальчишка. – И не смей рассуждать о том, о чем ты не имеешь понятия! Что ты можешь знать о моем проклятии!

Вне себя от отчаяния, Баррик упал навзничь и стал биться головой о каменный пол, как усердный богомолец.

– Принц Баррик… Прошу вас, перестаньте.

Вансен обхватил юношу руками и попытался поднять его, но тот вывернулся и при этом заехал локтем в лицо капитану.

– Не смей меня трогать! – взревел принц, даже не заметив того, что причинил Вансену боль. – Я проклят, проклят от рождения! И мне предстоит гореть в огне!

Капитан с ужасом увидел, что на губах юноши выступила пена.

– Надо мной тяготеет проклятие! – захлебываясь, вопил Баррик. – Боги избрали меня, чтобы я страдал за весь род людской!

После недолгого колебания Вансен залепил принцу звонкую оплеуху. От неожиданности Баррик покачнулся, упал на колени и затих. Он осторожно коснулся пальцами щеки, отдернул руку и уставился на нее, словно ожидал увидеть кровь.

– Ты… ты ударил меня! – потрясенно пробормотал он.

– Прошу меня простить, ваше высочество, – церемонно изрек капитан королевских гвардейцев. – Уверяю вас, я сделал это для вашей же пользы. Если бы вы не успокоились, сюда ворвались бы стражники, а это нам вовсе ни к чему. Как и стычка с другими пленниками, которую мог бы повлечь за собой ваш приступ ярости. Когда мы вернемся домой, в Южный Предел, я готов понести наказание за свою дерзость. Если вам угодно, можете приговорить меня к смерти…

– К смерти? – переспросил Баррик.

Плачущий ребенок исчез. Глаза принца полыхали ледяной злобой. Казалось невероятным, что несколько мгновений назад он дал волю беспомощному отчаянию.

– С твоей стороны крайне опрометчиво полагать, что ты отделаешься столь легкой карой, – процедил он. – Если произойдет невозможное и мы вернемся в Южный Предел живыми, я непременно расскажу сестре, что ты имел глупость влюбиться в нее по уши. А потом я назначу тебя телохранителем принцессы Бриони, и ты получишь возможность любоваться ею каждый день и при этом знать, что она взирает на тебя с глубоким презрением и потешается над тобой вместе с другими дамами. Ты станешь всеобщим посмешищем – удел, достойный такого безнадежного идиота.

С этими словами принц резко отвернулся. Джаир, погруженный в размышления, как будто ничего не заметил. Феррасу Вансену оставалось лишь молча опуститься на каменный пол. В груди у него болело так, словно принц ударил его.