Текст книги "Игра теней"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 59 страниц)

А теперь он брел по коридору, провожаемый неприязненными взглядами конопатого стражника и его приятеля. Узнав о его смерти, эти двое наверняка разразятся довольным хохотом. Да разве хоть одна живая душа на всем белом свете пожалеет о нем? Может, лишь несчастная, загнанная в угол Элан станет еще печальнее, да старик Пазл украдкой смахнет пару слезинок. Прискорбная участь для того, кто стремился к великим свершениям…

«Увы, ничего великого я не совершил, – со вздохом признался себе поэт. – Говоря откровенно (а сейчас, стоя на пороге могилы, можно позволить себе роскошь быть откровенным), я даже не пытался. Я полагал, что должность придворного поэта даст мне возможность прославиться, однако мои упования оказались тщетны. Несколько строф о Зории, которые я написал для принцессы Бриони, могли бы вырасти в настоящий шедевр, если бы я постарался. Но после исчезновения принцессы работа над поэмой утратила для меня смысл. А чем еще я могу гордиться? Все, что я создал, – куплеты для Пазла, глупые песенки и идиотские прибаутки. Пышные вирши по заказу знатных господ, желающих щегольнуть красноречием перед своими возлюбленными. Все это ерунда, не стоит выеденного яйца. Я даром растратил свою жизнь и талант. Если этот пресловутый талант у меня когда-нибудь был».

Ледяной ветер, гулявший по замку, пробирал до костей. Этот сквозняк в соединении со страхом стал причиной того, что Мэтт ощутил весьма настоятельное желание опорожнить мочевой пузырь.

«О, какое жалкое создание – человек! – сокрушенно вздохнул Тинрайт. – Даже на пороге небытия, когда разум поглощен высокими материями, бренному телу необходим нужник».

Дверь тронного зала резко открылась.

– Поэт уже прибыл? – осведомился появившийся на пороге дюжий стражник. – А, это вы. Давайте, заходите поскорее.

В тронном зале, как всегда, было полно народу. Полсотни королевских гвардейцев в полном вооружении, в плащах с гербом Эддонов – волк и звезды – стояли в карауле вдоль стен. Многочисленные телохранители Хендона Толли прогуливались по залу, смешавшись с толпой. От придворных, аристократов и богатых купцов их было легко отличить по непроницаемым лицам и манере не смотреть на собеседника, беспрестанно обшаривая комнату глазами. Все прочие были увлечены разговорами и последними сплетнями. Почти никто не удостоил взглядом Тинрайта, прошедшего через зал в сопровождении стражника. У придворных и без него хватало забот: надо было держать ухо востро, дабы не упустить собственной выгоды, прибрать к рукам оставшиеся без хозяев владения и занять тепленькое местечко. Подобных случаев в последнее время подворачивалось немало, и вчерашний выскочка, никому не известный и безродный, мог проснуться богатым и знатным.

Впрочем, двор испокон веков был ристалищем, где сражались тщеславие и амбиции. Однако же с приходом нового правителя произошли несомненные перемены. При короле Олине здесь царили спокойствие и благочинность; по крайней мере, так рассказывали Тинрайту, во времена Олина ни разу не переступавшему порога внутреннего двора. Во время короткого регентства Баррика и Бриони приемы в тронном зале были уже не такими торжественными, однако разговоры по-прежнему велись в полный голос. Ныне вельможи усвоили привычку изъясняться шепотом. Проходя сквозь толпу в зале, поспешно расступавшуюся перед стражником, Тинрайт слышал лишь шарканье ног да приглушенное бормотание. Закрыв глаза, он мог бы вообразить, что находится не в тронном зале, а на голубятне.

«А еще этот звук похож на шорох опавших листьев, – подумал Мэтт, и сердце его тоскливо сжалось. – Милосердные боги, неужели меня убьют? Неужели я больше никогда не увижу ни деревьев, ни листьев, ни травы?»

В детстве мать часто повторяла ему, что во время тяжких испытаний утешение и поддержку надо искать в молитве. Тинрайт попытался последовать ее совету и зашептал одними губами: «О Зосим, самый снисходительный из богов, услышь меня! Спаси меня от ужасной безвременной смерти, и тогда… я построю тебе храм. Когда у меня будут деньги, конечно». Поэт сознавал, что такое обещание звучит неубедительно. Но какими еще посулами можно завоевать расположение покровителя поэтов и пьяниц?

«Я вылью на твой алтарь бутылку лучшего ксандианского вина! – нашелся Мэтт. – Только не позволяй Хендону Толли меня убить!»

Кроме как на богов, Тинрайту не на что было уповать, однако Зосим был известен своим взбалмошным и переменчивым нравом. По причинам, понятным лишь ему самому, он вполне мог пренебречь просьбой.

«Зория, благословенная дева, если ты питаешь жалость к несчастным, которые натворили много глупостей, но никому не принесли вреда, пожалей и меня! – забормотал поэт, едва сдерживая слезы. – Обещаю тебе, я исправлюсь! Я стану другим человеком».

Кресло, где обычно восседал Хендон Толли, пустовало. Рядом стоял Тирнан Хавмор с кипой бумаг в руках.

– Это что еще за молодчик? – осведомился Хавмор, отрываясь от бумаг и глядя на поэта поверх очков, сползших на кончик носа. – Мэттиас Тинрайт?

С этими словами Хавмор повернулся к пажу, стоявшему чуть поодаль, и тот почтительно подал ему толстый лист пергамента. С первого взгляда было понятно, что это официальный документ. Хавмор пробежал лист глазами.

– Ах да, – безучастно бросил он. – Здесь говорится, что он приговорен к смертной казни.

Все поплыло перед глазами Мэтта Тинрайта. Мир внезапно начал кружиться с бешеной скоростью, а потом вдруг опрокинулся. Несколько мгновений спустя Мэтт понял, что опрокинулся он сам – точнее, упал на спину, а мир по-прежнему кружится тошнотворно быстро, как детский волчок. К горлу поэта подступила горечь, и он несколько раз судорожно сглотнул.

Он лежал, чувствуя щекой холод каменной плиты, и откуда-то издалека до него доносился сердитый голос Хавмора.

– Погляди, что ты натворил, бездельник! – раздраженно процедил кастелян. – Этого бедолагу пока еще никто не приговаривал к смертной казни. В приказе говорится о некоем Ринтайте, которому и предстоит отправиться на виселицу.

Сквозь туман поэт различил звук оплеухи и жалобные всхлипыванья пажа.

– Ты что, не умеешь читать, недоумок? Подай приказ о Тинрайте, а не о Ринтайте! – потребовал Хавмор.

Обессиленно прикрыв глаза, Мэтт Тинрайт слушал шуршание пергамента и шепот собравшихся вокруг придворных – на этот раз он напоминал шелест крыльев летучих мышей.

– А, вот он, – удовлетворенно изрек Хавмор. – Этому Тинрайту надо подождать его светлость.

– Ждать нет необходимости, я уже здесь, – раздался над ухом Тинрайта еще один голос.

Поэт открыл глаза и увидел пару начищенных до блеска сапог, украшенных серебряными цепочками.

– А это, насколько я понимаю, наш придворный стихотворец. Он выбрал несколько странную позу для ожидания. Правду говорят, что поэты склонны к причудам.

Тинрайт сообразил наконец, что надо встать на ноги. Хендон Толли внимательно наблюдал за ним, и под его ледяным взглядом Мэтт чувствовал себя неуклюжим до отвращения.

– Итак, ваше имя Тинрайт? – осведомился Толли, усаживаясь в кресло регента.

– Так точно, ваша светлость. Мне сказали, что вы… хотите меня видеть.

– Да, это так. Но я не думал, что вы будете ждать меня, растянувшись на полу. Вы так утомились от поэтических трудов, что решили немного отдохнуть?

– Нет, ваша светлость. Я… мне сказали, что я приговорен к смертной казни.

– Неужели? – расхохотался Хендон Толли. – А вы так чувствительны, что тут же хлопнулись в обморок? Спешу вас успокоить, я пока не отдавал приказа о вашей казни. – Губы регента кривились в усмешке, но взгляд оставался ледяным. – Впрочем, это можно исправить в любую минуту, – бросил он. – День выдался на редкость скучным, и все мы можем немножко позабавиться, наблюдая за вашими предсмертными муками.

«О милосердные боги, этот человек играет со мной, как кошка с мышью!» – пронеслось в голове у поэта.

К горлу снова подступил удушливый ком, и Тинрайт несколько раз сглотнул, стараясь сдержать жалкие всхлипыванья.

– За какую провинность… вы намерены лишить меня жизни, милорд?

Хендон Толли надменно вскинул голову. Он был одет по последней сианской придворной моде: алая туника ниспадала бесчисленными складками, пышные черные рукава с буфами делали фигуру приземистой и широкоплечей. Волосы несколькими длинными прядями спадали Хендону на глаза, не позволяя их рассмотреть. Впрочем, поэт и так знал, что глаза регента полыхают холодным огнем жестокости. Знал он также, что этот расфранченный денди обречет его на смерть с той же легкостью, с какой обычный человек отодвигает стоящий у него на дороге стул.

– Мне стало известно, что у вас есть… непомерные амбиции, – зловеще прищурившись, изрек правитель Южного Предела.

«Это касается Элан, – с отчаянием подумал поэт. – Он все знает».

– Я… я не вполне понимаю… что вы имеете в виду, милорд… – промямлил он вслух.

Толли раздраженно прищелкнул пальцами.

– Не пытайтесь хитрить, – бросил он. – Думаю, вам прекрасно известно значение слова «амбиции». Ведь слова – рабочий материал для поэтов.

– Но я… у меня нет никаких амбиций. Я всего лишь хотел… чего-то добиться в жизни. Как и все люди.

Хендон Толли подался вперед. Его скука исчезла без следа – перед поэтом сидел охотник, увидевший достойную добычу.

– Значит, по вашему, все люди хотят чего-то добиться в жизни? – произнес он. – Я придерживаюсь иного мнения, милейший поэт. По-моему, в большинстве своем люди – покорное стадо, и единственное, что они хотят, это уберечься от волков. Когда волки уносят одного из них, им остается лишь теснее сбиться в кучу и надеяться, что в следующий раз добычей станет кто-то другой. А людей с амбициями не так много. Именно их я называю волками. Им приходится охотиться, чтобы добыть себе пропитание, и это делает их умными, сильными и выносливыми. О, я начал изъясняться метафорами, как поэт! – завершил он с усмешкой. – Надеюсь, вы, Тинрайт, поймете эти метафоры.

Тинрайт так растерялся, что отрицательно покачал головой. В следующее мгновение он понял, что это может быть сочтено дерзостью, причем с роковыми последствиями.

«Неужели регент воображает себя поэтом, – спрашивал он себя, – и потому ненавидит всех прочих поэтов, считая их соперниками?»

– Ваша метафора на редкость глубока и убедительна, милорд, – сказал он вслух. – Ей мог бы позавидовать любой стихотворец.

В ответ Толли лишь нечленораздельно хмыкнул, поглаживая рукоять меча. За исключением стражников, во всем тронном зале лишь он один носил оружие, по крайней мере открыто. Меч неодолимо притягивал взгляд Тинрайта. Он слышал немало историй о том, с какой ловкостью Хендон Толли наносил удары тем, кто имел несчастье ему не угодить. Сделав над собой усилие, поэт отвел глаза.

– У меня есть для вас поручение, – проговорил наконец регент. – Я слышал вашу песню о Кайлоре и решил, что эти рифмы недурны. Поэтому я решил доверить вам важную работу.

– Важную работу? – не веря своим ушам, повторил Тинрайт.

Такого поворота событий он никак не ожидал.

– Именно. Кажется, для поэта вы слишком тупы. И все же я намерен дать вам поручение. Быть может, вы сочтете, что недостойны его выполнить, но это вряд ли. Как я уже сказал, ваши непомерные амбиции всем известны. И вы сами только что признались, что хотите добиться многого.

Сердце Тинрайта вновь испуганно сжалось.

«Может быть, Толли знает о моей любви к Элан? – думал он. – Что, если разговоры о каком-то там поручении – всего лишь хитрость? Хендон любит такие игры: позабавится вдоволь и велит отправить меня на виселицу или прикончит собственноручно».

– Буду счастлив служить вам, милорд, – произнес поэт вслух, стараясь не выдать голосом своей тревоги. – Я и мечтать не мог о столь высокой чести.

– Однако служить сильным мира сего вам не в новинку, – с косой усмешкой изрек Толли. – Насколько мне известно, не так давно некая знатная леди удостоила вас просьбой. Это правда?

Тинрайт потупился, как кролик под взглядом удава.

– Простите, сэр, я не вполне понимаю, о чем речь.

– Неужели у вас еще и память слабая? – откинувшись на спинку кресла, усмехнулся Хендон Толли. – Быстро вы ухитрились забыть собственную поэму, написанную по заказу нашей обожаемой принцессы Бриони.

– Ах да, конечно… Я помню ту поэму, сэр… Но она не закончена, и я не прикасался к ней с тех пор, как…

– С тех пор, как принцесса исчезла, – подсказал Толли. – И нам всем ее очень не хватает. Бедная, бедная Бриони. Она была такой доброй. – Регент даже не дал себе труда изобразить печаль. – Остается лишь надеяться, что в самом скором времени мы узнаем об ее участи. – Толли подался вперед. – Слушайте меня внимательно, Тинрайт. Я полагаю, неразумно пренебрегать талантом, надо использовать его в полной мере. Именно поэтому я хочу, чтобы вы сочинили для меня эпическую поэму – так сказать, на особый случай. Мой брат Карадон собирается нанести нам визит. Скорее всего, он прибудет в первый день празднеств Кернейи. Вне всякого сомнения, вам известно имя Карадона, герцога Саммерфильда?

– Да, да, разумеется, – поспешно закивал Тинрайт, все еще дрожавший за свою жизнь. – Славное имя вашего старшего брата известно каждому, милорд. Все мы наслышаны о его уме, храбрости и…

Хендон нетерпеливо махнул рукой, пресекая поток льстивых заверений.

– Я хочу отметить его визит особым образом. Его визит, а также новые высоты, достигнутые семейством Толли. Вы напишете поэму… в подходящем к случаю стиле. В качестве темы возьмите падение Свероса.

– Свероса, повелителя Сумерек? – спросил изумленный Тинрайт. Он и не подозревал, что братья Толли любят религиозную поэзию.

– Другого Свероса я не знаю. Мне нравится история о том, как этот тиран был свергнут с престола тремя благородными братьями.

«Значит, сюжетом поэмы должен послужить миф о Тригоне, – поразился Тинрайт. – Неужели мне придется сравнивать Хендона Толли и его братьев с Перином, Эривором и Керниосом, одержавшими победу над своим жестоким отцом?»

– Я понял ваше желание, милорд, – заверил он вслух. – И можете не сомневаться, я сумею его выполнить.

– Полагаю, эта древняя история как нельзя лучше отвечает нынешнему положению вещей. – Толли вновь усмехнулся, оскалившись, и поэт снова подумал, что перед ним волк, опасный даже для других волков. – Три брата, один из них убит. Вы, разумеется, помните, что Керниос восстал из мертвых. Они избавляют мир от старого бесполезного короля. Весьма содержательный и поучительный сюжет. – Хендон удовлетворенно прищелкнул пальцами. – Принимайтесь за работу немедленно. Тинрайт. Надеюсь, вам не придется долго ждать вдохновения. Тот, кого боги наделили талантом, не имеет права предаваться праздности. К тому же бездельник – плохой пример для юношества.

«Три брата избавляют мир от старого бесполезного короля, – повторил про себя Тинрайт, низко кланяясь новому покровителю. – Похоже, Хендон мнит себя, ни много ни мало, всемогущим Перином. Вот уж воистину человек непомерных амбиций! И мне предстоит эти амбиции восславить. Великая честь для поэта, ничего не скажешь, – воспевать узурпаторов, обманом похитивших трон, и уподоблять их богам!»

За этой досадной мыслью последовала другая, не менее горькая.

«Он весьма недвусмысленно дал понять, что мне следует держаться подальше от Элан. Если я его ослушаюсь, не сносить мне головы. Мудрый Зосим, покровитель олухов и тупиц, подобных мне! Научи, как тут поступить!»

– Вы прочтете свое творение на празднике в первый день Кернейи, – молвил Толли. – Можете идти.

Прежде чем вернуться к себе комнату, Тинрайт выбежал в сад. Он убедился, что никто его не видит, и бросился в беседку.

* * *

– Что ты задумала, безумная женщина?

Броун попытался подняться и, сморщившись от боли, рухнул обратно в кресло.

– Оставьте фамильярность, – отрезала герцогиня. – Я предпочитаю, чтобы вы обращались ко мне «ваша светлость».

– К чему церемонии, когда мы одни. Зачем тогда было высылать вашу компаньонку?

– Я выслала ее вовсе не за тем, чтобы выслушивать от вас оскорбления. Броун, у нас серьезные неприятности. У нас двоих, у вас и у меня.

– А ты, как я погляжу, намерена эти неприятности усугубить. То есть простите, ваша светлость, – вы намерены. В течение многих лет вы хранили тайну и вдруг решили раззвонить о ней по всему замку.

– Не надо преувеличивать. – Мероланна обвела взглядом тесную комнату. – Мало того, что вы сидите в присутствии дамы, так у вас нет даже лишнего стула, чтобы предложить мне его. Судя по всему, вы набрались скверных манер у Хавмора.

– Совершенно ни к чему упоминать лишний раз имя этого прожженного негодяя, этого низкого прохвоста! – дрожащим от гнева голосом выпалит Броун. – Простите меня, Мероланна. Там, у стола, есть еще один стул. Я рад бы встать, но для меня это сущая мука Подагра разыгралась не на шутку…

– Ах, подагра. Вы всегда найдете оправдание. Обязанности, возраст, подагра…

Мероланна нашла стул и уселась, расправив шлейф платья, заполнивший полкомнаты.

– Я пришла сюда вовсе не для того, чтобы слушать ваши жалобы, Броун. Сейчас не время для отговорок. За проливом стоит вражеская армия. Король Олин в плену, его дети исчезли. Эддоны могут потерять престол, принадлежащий им по праву. А ведь они состоят с вами в родстве.

– Нет ни малейшей необходимости напоминать мне об этом, Мероланна, – проворчал Броун. – Я давно потерял сон, ибо мысли о бедах, свалившихся на наше королевство, лишают меня покоя.

Он по-прежнему сидел, развалившись в кресле, но взгляд его прояснился, стал сосредоточенным и острым.

– Тогда выслушайте меня. Братья Толли готовы на все, лишь бы занять трон Южного Предела. И каким-то образом – не имею понятия каким – в их грязных планах замешан мой сын. Наш сын.

– Я до сих пор не могу поверить, что ты все открыла Баррику и Бриони.

– Успокойся, о тебе я умолчала. Сказала, что отец ребенка давно умер.

Броун пристально посмотрел на нее, и лицо его смягчилось.

– Не надо делать из меня подлеца, Мероланна. Я сделал все, что было в моих силах.

– Это означает лишь, что у тебя было мало сил, – пожала плечами герцогиня.

– Но я просил твоей руки. Я умолял тебя выйти за меня замуж!

– Да, после того, как твоя жена умерла. К тому времени я уже привыкла к положению вдовы и не хотела ничего менять. Ты предложил мне руку двадцать лет спустя после того, как я имела глупость в тебя влюбиться. Двадцать лет это большой срок, Авин. Слишком большой.

– Ты забываешь о том, что была замужем, причем за братом короля. Как я должен был поступить? Потребовать, чтобы он дал тебе развод?

– Да, а еще я была старше тебя. Но когда ты добивался моей любви, ты предпочел об этом забыть – и о моем возрасте, и о том, что я замужем.

Несколько мгновений Мероланна молчала, и лишь тяжело вздымавшаяся грудь выдавала ее волнение.

– Довольно, – произнесла она наконец. – К чему нам выяснять отношения, Авин. Мы оба стары, мы оба совершили немало ошибок и дорого за них заплатили. Давай подумаем, нельзя ли исправить хоть некоторые из них – те, что могут привести к особенно печальным последствиям.

– Мероланна, вынужден повторить – ты меня переоцениваешь. Перед тобой больной старик, имеющий не больше власти, чем рваная тряпка. Как я могу исправить ошибки, совершенные в юности?

– Прежде всего, отыщи Чавена. Выясни, что это за лунный камень имели в виду крышевики. Помоги мне переправиться через пролив. Я должна встретиться с волшебным народом и узнать, что они сделали с моим сыном.

– Мероланна, прости меня, но ты лишилась рассудка. И я не могу участвовать в твоем безумии.

– Не ожидала, что у тебя такая трусливая душонка! – бросила герцогиня, резко поднимаясь со стула. – Все, чему ты посвятил свою жизнь, идет прахом, а ты сидишь здесь и распускаешь нюни!

Она наклонилась и махнула рукой, словно собиралась дать ему пощечину. Неожиданно проворным движением бывший кастелян схватил ее руку своей огромной лапищей.

– Успокойся, Мероланна, – процедил он. – Я думал, ты лучше осведомлена о том, что происходит в Южном Пределе. Тебе известно, какая участь постигла Стеффанса Найнора?

– Еще бы! Толли выставил его прочь из замка, а все его обязанности передал своему прихвостню Хавмору. Лорду Найнору пришлось вернуться в деревню, в свое имение.

– Он не смог вернуться в деревню, потому что он мертв. Люди Хендона убили его и выбросили тело в океан.

Лицо герцогини залила смертельная бледность. Она покачнулась и наверняка упала бы, если бы Броун не держал ее за руку.

– Найнор мертв? – бесцветным голосом повторила она, опускаясь на стул. – Стеффанс Найнор?

– Да, убит. Он имел неосторожность открыто говорить все, что думает о братьях Толли. Как-то раз его собеседником оказался человек, с которым не стоило откровенничать. Вскоре слова Найнора были переданы Хендону. Тот не стал разводить церемонии. Посреди ночи Беркан Худ вытащил Найнора из постели и убил его. – Броун так крепко сжал кулаки, что у него побелели суставы. – Мне рассказывал об этом очевидец. Найнора, доброго старика, за всю жизнь не сделавшего никому зла, буквально разрезали на куски. Потом запихали труп в мешок для зерна и вышвырнули прочь из замка. Чтобы разделаться с врагами, Хендону Толли нет нужды устраивать судилище и отдавать приказы о смертной казни. Он привык обходиться без лишней канители.

– О всемогущие боги, неужели это правда? Неужели его убили? – Герцогиня внезапно залилась слезами. – Бедный, бедный Стеффанс! Поистине братья Толли – не люди, а демоны. И эти демоны захватили власть над нами.

Мероланна сотворила знак Тригона, вытерла глаза рукавом и несколько раз глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться.

– Но тем меньше у нас оснований прозябать в бездействии, – решительно заявила она. – Неужели мы будем сидеть сложа руки, когда вокруг…

– У нас нет другого выхода, – перебил ее Броун. – Хотя вокруг и в самом деле происходят страшные вещи. Тебе известно далеко не все, Мероланна.

Он вскинул голову, прислушиваясь, не раздаются ли в коридоре шаги стражников. Все было тихо, однако бывший глава тайного ведомства понизил голос.

– Умоляю, пойми меня правильно. Я потратил немало сил, убеждая Хендона и его приверженцев, что им нечего страшиться меня, что я просто старая рухлядь. И теперь, когда они почти забыли о моем существовании, я могу осуществить мои тайные планы. Но все пойдет прахом, если Толли заподозрит, что я не так уж безобиден. Я попытаюсь разыскать Чавена, поскольку в этом нет ничего подозрительного. В конце концов, мы с лекарем были добрыми знакомыми. Но иной помощи от меня не жди. Возможность спасти трон Олина ничтожна, но я не могу рисковать этой возможностью. Все и так балансирует на острие ножа.

Герцогиня долго смотрела на него.

– Как обычно, ты придумал отговорку, – произнесла она с улыбкой, однако в голосе ее слышалась горечь. – Ты не можешь мне помочь, ибо занят другим, более важным делом. Что ж, мне остается лишь принять это как должное и действовать в одиночку. Можешь быть уверен: я переверну мир, чтобы добыть этот проклятый лунный камень и выяснить, что случилось с моим сыном.

– Ты всего лишь женщина, Мероланна, – мягко произнес Броун.

– Да. Я женщина и мать. – Дрожащей рукой герцогиня коснулась собственной щеки. – Благословенная Зория, я наверняка выгляжу ужасно. Ты заставил меня плакать, Броун, а в моем возрасте не хорошеют от слез. Прежде чем отправиться к сестре Утте, я должна привести себя в порядок.

Герцогиня огляделась и очень медленно поднялась, словно вся ее энергия внезапно иссякла.

– Посмотри-ка на это: сидим посреди столицы королевства, а у тебя нет даже зеркала для старой женщины, – с укоризной произнесла она. – Неужели это так трудно – отыскать зеркало?