Текст книги "Игра теней"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 59 страниц)

Глава 31
Девушка с тёмными глазами

В течение столетия боги сражались друг с другом, и Бледной Девой овладел такой сильный страх, что она решила сдаться на милость своего отца и тем самым положить конец кровавой распре. Однако ее супруг Серебряное Сияние, его брат и сестра препятствовали этому, угрожая ей смертью. Хитрец, сородич Бледной Девы, тайно явился к ней и сыграл нежную мелодию, сообщая о том, что поможет ей бежать. Хитрец сам пожелал обладать Бледной Девой, и его желание было близко к осуществлению. Но поднялась страшная буря, и среди великого смятения он потерял ее. Бледная Дева потеряла память и долгое время бродила, не ведая, кто она и куда направляется.

В битве Белый Огонь убил Буйвола, сына Грома. Гром, охваченный яростью, убил Серебряное Сияние, супруга Бледной Девы, отца Горбуна. В тот день пролились реки крови, и музыка бытия после этого стала мрачной.

«Сто соображений» из Книги великих печалей народа кваров

Он падал так давно, что успел забыть, каково это – не падать. Он не помнил, куда летит – вверх или вниз. Он уже не помнил, что означают эти слова. В его памяти сохранились только исполинские ворота, откуда внезапно вырвался черный ветер. Ветер подхватил его и увлек с собой, и теперь он летел в темноте, беспомощный, как подхваченный бурей воробей.

– Сестра! – звал или пытался позвать он. – Я падаю! Помоги мне…

Но она не спешила на помощь, и память его более не рождала спасительных призраков. Пропасть, разделившая их, была так широка, что даже узы крови не могли перекинуть через нее мост.

– Сестра! Я умираю…

Он никогда не думал, что умрет и не успеет проститься с сестрой. Но она должна знать, как сильно он любил ее. В этом безумном мире она одна служила ему поддержкой и опорой. Он всегда чувствовал ее любовь и в ней находил утешение…

– Кто… ты… такой?

Едва слышный шепот коснулся его слуха. Нет, это был даже не шепот, а шелест цветов, распускающихся под лучами солнца. Сладостный звук, неуместный посреди беспросветного мрака.

– Кто здесь? Это ты, Штормовой Фонарь?

Он знал, что воин сумеречного племени тут ни при чем – слова его никогда не звучали нежной мелодией, они были холодны и прозрачны, как капли, падающие с ветвей после дождя. А сейчас с ним говорила женщина, он это чувствовал. Голос ее ласкал измученную душу. И он знал, как она выглядит: юная девушка с темными глазами и черными волосами, та самая, что часто являлась ему во сне.

– Кто ты? – упорно вопрошал он, вглядываясь в темноту.

Падение не останавливалось, но то было не просто низвержение в бездну – нет, он летел к неведомой цели.

– Я знаю тебя? – допытывался он.

– Кто я? – Она замолчала, словно вопрос привел ее в недоумение. – Я не знаю. А кто ты?

Какой глупый вопрос, пронеслось у него в голове. Однако ответить на него оказалось непросто.

– У меня есть имя, – сообщил он. – Но я позабыл его и сейчас не могу вспомнить.

– Со мной произошло то же самое, – откликнулась она. Голос ее по-прежнему был тихим, но упоительно мелодичным. – Я позабыла свое имя. Как странно…

– Тебе известно, где мы?

Он узнал ответ прежде, чем голос ее вновь зазвучал в его сознании.

– Нет. Мы потерялись. Потеряли себя.

Он ощутил в голосе незнакомки печаль и понял, что страх и отчаяние ведомы не только ему. Больше всего на свете он хотел бы помочь ей или хотя бы утешить. Сам он уже обрел утешение в сознании того, что его одиночество не беспредельно и еще одна живая душа разделяет его участь.

– Я хочу тебя увидеть, – сказал он. – Я уже видел тебя прежде.

– Ты видел меня?

– Да, ты наблюдала за мной. Это ведь была ты? Кто-то гнался за мной по пятам, и холмы были охвачены пламенем…

– Так это был ты! – В голосе ее зазвучала радость узнавания и обретения. – Я боялась за тебя.

– Я хочу тебя увидеть.

– Но кто ты? – повторила она.

– Я не знаю, – раздраженно бросил он и тут же спохватился, ибо осознал, что своим раздражением отгоняет ее прочь.

То, что он до сих пор способен раздражаться и досадовать, явилось неожиданностью для него самого. Ему казалось, что темнота, окружавшая его со всех сторон, поглотила все чувства.

– Я знаю только, что я это я, – попытался он объяснить. – Знаю, что видел тебя прежде. Знаю, что ты…

Он запнулся, ибо в этом мире, лишенном четких представлений и очертаний, слова утрачивали смысл.

– Ты проникла в мое сердце, – признался он наконец. – Прежде этого никому не удавалось… с тех пор, как я расстался с ней…

Он говорил о своей сестре, о второй половинке своей души, пытался вспомнить ее имя и не мог этого сделать. В ответ последовало долгое молчание.

– Ты ее любишь, – донесся до него нежный шелест.

– Люблю, – отозвался он и тут же ощутил, как связь их ослабела.

Облако непонимания разделило их, и девушка с темными глазами вновь начала отдаляться.

– Не уходи! – взмолился он. – Я должен тебя увидеть! Я хочу…

Он вновь запнулся, не в состоянии подобрать слово, способное выразить суть его желания. В голове его царило смятение, и все же он понимал: ему необходима причина, чтобы цепляться за жизнь. Ему хотелось обрести убежище, дарующее покой, встретить родственную душу, откликающуюся на самые сокровенные помыслы. Но его окружала беспросветная тьма, и лишь нежный шепот разгонял ее, подобно лучу надежды.

– Я начинаю кое-что различать вокруг, – внезапно произнесла она. – В какое странное место мы попали!

– Что ты имеешь в виду?

– Посмотри! Здесь стены, высокие стены. А это, кажется… дорога?

Теперь он тоже видел в темноте какие-то размытые очертания. Сумрак, сквозь который они неслись, поредел, в нем брезжил свет и угадывались неясные контуры. В самом центре можно было различить подобие дороги – точнее, то были мостки через пустоту. Эта опасная пустота стремилась поглотить все. Она существовала, но в то же время являлась угрозой всему сущему. То был сгусток небытия, готовый поглотить бытие.

– Нет, это не дорога, – произнес он, вглядываясь в контуры, становившиеся все более отчетливыми. – Это мост.

Через мгновение они встретились на этом мосту – юноша и девушка, которые видели друг друга смутно, как сквозь толщу воды. Они уже не были детьми, но еще не стали взрослыми, и смысл невероятных и пугающих событий, происходящих в мире, оставался для них тайной.

Темные глаза незнакомки неодолимо притягивали его, хотя он не мог долго смотреть в них – ее лицо начинало расплываться, словно зрение, утомленное созерцанием пустоты, отказывалось воспринимать живую человеческую плоть.

Ее глаза завораживали не только потому, что были большими и темными, как глаза неведомых животных, взирающие на путника из лесных дебрей. Его поразило, что незнакомка не просто смотрит на него, но, без сомнений, видит его. Если она его видит, значит, он не призрак, не плод собственного воображения. Эта мысль помогла ему вынырнуть из пучины безумия. Он ощущал себе путником, долго бродившим в заснеженной равнине и внезапно увидевшим приветливый огонек костра. Взгляд ее давал шанс на спасение.

– Кто ты? – вновь задал он важнейший вопрос.

– Я уже говорила тебе, что не знаю.

Девушка ответила так же, как прежде, но слегка улыбнулась, и улыбка неузнаваемо преобразила ее печальное лицо.

– Я не могу понять, вижу я сон или сама кому-то снюсь, – задумчиво произнесла она. – Один из нас снится другому, согласен? А может, мы оба – всего лишь чужие сны?

Он знал, что это шутка. Девушка не была порождением его фантазии, она была явью, заставившей его поверить в реальность собственного существования.

– Кто ты? – обратилась она к нему.

– Узник, – сказал он, ощущая, как из мрака забвения всплывают воспоминания о пережитом. – Изгнанник. Жертва.

– Многие из живущих в этом мире могут назвать себя жертвами, – вымолвила она, и в голосе ее послышалось не только сожаление, но и горечь. – Я спрашиваю о том, кто ты такой, а не о том, что с тобой случилось.

Он пребывал в замешательстве, не зная, что сказать. Жалобы и сетования не находили у нее сочувственного отклика, а ему так хотелось поплакаться на свою горькую участь и бесчисленные невзгоды, ниспосланные богами. К кому еще боги были так неоправданно жестоки?

– Ты не понимаешь. Со мной что-то не так, – начал он и тут же осознал, что на узком мостике над бездной небытия многословные объяснения невозможны. – Я безумец. Я калека.

– Если ты хочешь пробудить во мне сострадание, ты выбрал для этого не лучший способ, – откликнулась девушка, и в ее голосе послышалась легкая насмешка. – Попробуй что-то другое.

Он хотел заговорить о другом, хотел развеселить ее, но это было выше его сил. Размышления о собственных несчастьях давно стали сутью его существования, и он не мог отречься от них. Он бы не выдержал этих бесчисленных бед, если бы не сознавал, что ниспосланные ему страдания – знак некоей избранности.

– Но я не хотел становиться таким! – воскликнул он, и отчаяние, звучавшее в его голосе, переросло в ярость. – Не хотел, чтобы все это случилось! У меня больше нет сил.

– О чем ты?

Насмешка исчезла без остатка, она смотрела на него пристально и печально, более того – она его видела. Образ ее был так смутен, что он не мог различить ее черты, но этот взгляд, этот неповторимый взгляд он узнал бы из тысячи.

– Это слишком… Один ужас за другим. Даже сами боги… – Он запнулся, чувствуя, что случившееся с ним невозможно выразить словами. – Надо мной тяготеет проклятие. Я старался справиться с этим, но, увы, не сумел. Я не могу больше так жить.

– Уверена, ты вовсе так не думаешь. Ты просто… рисуешься.

– Нет! Когда я говорю, что предпочел бы смерть такой жизни, я ничуть не кривлю душой.

При слове «смерть» он представил себе, что никогда больше не увидит ни любимую сестру, ни эту таинственную новую подругу, найденную во тьме. Но даже осознание этого горестного обстоятельства ничего не изменило. У него осталось лишь одно желание – избавиться от тяжкого бремени, которое взвалили на него боги.

– Ты не должен так говорить. – Жалость, которую она испытывала к нему, сменилась досадой. – Смерть не минует никого из нас. Как можно пренебречь краткими мгновениями жизни?

– Но если жизнь полна боли и ничего больше в ней нет?

– Измени свою жизнь. Сделай ее другой.

– Легко сказать, – пожал он плечами.

Утратив сочувствие своей неизвестной собеседницы, он ощущал себя обиженным и разочарованным. Но сильнее обиды был страх. Он боялся, что она исчезнет, оставив его в одиночестве на этом узком мостике, перекинутом через бездну небытия.

– Ты ошибаешься, – донесся до него беззвучный голос темноглазой девушки. – Сказать это мне было нелегко. А сделать еще труднее, я знаю. Но иного пути у тебя нет.

– И каков он, мой путь?

– Терпение. Упорство. Борьба.

– Если я… если я не сдамся, ты придешь ко мне опять?

– Не знаю.

Ее улыбка, нежная, как птичья песнь на рассвете, на миг разогнала тьму.

– Я не знаю, удастся ли мне найти тебя. Но я буду тебя искать, потому что ты мне нужен. Но кто ты?

– Не могу сказать, я сам не знаю. Молю тебя, возвращайся.

– Я постараюсь. Помни, ты должен жить. Должен жить во что бы то ни стало…

В следующее мгновение все исчезло – бездна, мостки, девушка с темными глазами. Баррика Эддона вновь окружила непроглядная тьма.

* * *

Феррас Вансен не сводил глаз со спящего принца, пока не убедился, что юноше стало легче. Баррик, растянувшийся на каменных плитах пола, уже не стонал и не метался, кошмары отпустили его. Вансен больше не боялся, что жизни принца угрожает опасность. Правда, капитан гвардейцев по-прежнему не понимал, что так подействовало на юношу.

«Скажи, что мы видели… там? – безмолвно обратился он к Джаиру. – Какие-то странные ворота. Ты до сих пор ничего не объяснил. Велел только придержать ноги мальчику, когда тот начал метаться по полу. Почему ты отмалчиваешься?»

«Потому что сам ничего не понимаю».

Мысли воина из страны теней текли медленно, как облака в летнем небе.

«У того, что мы видели, есть только одно объяснение. Хотя я могу ошибаться, и не стоит отдаваться во власть наваждения. Однако, размышляя об этих диковинных видениях, я неизменно прихожу к одному и тому же выводу».

«К какому выводу? – Вансен бросил взгляд на принца; тот во сне свернулся калачиком, словно маленький ребенок, у которого болит живот. – Прошу тебя, выражайся яснее. Я простой солдат, я плохо разбираюсь в богах, демонах и всяких магических штуковинах. Скажи откровенно, что означало это видение?»

«Ты видел сосну и сову, – последовал ответ. – Возможно, тебе известно, что это символы Черной Земли. А значит, перед нами предстали ужасные ворота, которые охраняет страж по имени Иммон – так, по-моему, вы его называете. Ворота, ведущие в подземные чертоги повелителя Иммона, сурового Керниоса».

Когда Вансен услышал это, перед его мысленным взором предстало вовсе не изображение одного из богов Тригона, не статуя и не фреска на церковной стене. Нет, в душе его ожили детские воспоминания: образ кошмарного существа, рассказами о котором старшие братья пугали его в сумерках. Лицо этого существа скрыто маской, его руки в перчатках, оно хватает непослушных детей (а порой и послушных, особенно если застанет их в одиночестве) и тащит под землю.

«Керниоса… бога мертвых? – с запинкой произнес капитан гвардейцев. – Ты хочешь сказать, что мы стояли у входа в его дворец?»

Вансен невольно содрогнулся. Потрясение от встречи с исполинским полубогом Джикуйином меркло в сравнении с этим поразительным известием. Неужели здесь, в глубине, под их ногами находится обитель всемогущего бога, одного из трех братьев, чей суровый взгляд преследовал Ферраса Вансена с первых дней жизни, чья мрачная тень проникала в его детские сны и превращала их в кошмары?

«Но это… невозможно, – пробормотал капитан. – Почему дворец Керниоса оказался именно здесь?»

«А почему бы ему здесь не быть? – пожал плечами воин сумеречного племени. – Место не хуже любого другого. Мы видели вход во дворец – точнее, один из многочисленных входов. Никому не известно, где находятся остальные».

«Что ты имеешь в виду? Если ворота здесь, то и дворец должен быть здесь. Но почему мы его не видели? Он скрыт под толщей камня?»

Джаир в ответ покачал головой. На его гладком лбу залегла едва заметная складка – единственное свидетельство тревоги, охватившей невозмутимого сумеречного воина.

«Обычаи богов, их быт и устройство их жилищ не имеют ничего общего с нашими, – ответил он. – Они ходят неведомыми путями, живут в неведомых пространствах. Дверь, которую мы видели, может открыться в ином мире или в ином времени».

Безликий воин поднял обе руки вверх и попытался пояснить свои слова загадочным жестом: сначала соединил их, потом развел.

«Да, это слишком трудно для понимания», – признал он.

Феррас Вансен вспомнил, как сложно ему было в прошлый раз найти выход из страны теней. Затем он попытался представить себе нечто еще более сложное, сбивающее с толку даже Джаира, выросшего в здешнем туманном обманчивом краю.

«Скажи, а зачем там копаются полчища рабов? Зачем этот Джикуйин и его сероликий прислужник посылают узников к воротам? – Капитана гвардейцев пронзила догадка столь ужасная, что у него перехватило дыхание. – Там… с другой стороны… ждет сам Керниос?»

«Нет, не ждет, – покачал головой Джаир. – Боги давно оставили землю. По крайней мере, известные мне боги – Перин Громовержец, Керниос и Иммон Черный Кабан. Все они погрузились в беспробудный сон».

– Что же тогда они ищут? Сокровище? – Взволнованный Феррас Вансен незаметно для себя заговорил вслух. Звук собственного голоса, охрипшего после долгого молчания, неприятно резанул слух.

– Джикуйин и его приспешники посылают туда пленников, потому что потеряли рассудок, – тоже вслух отчеканил Баррик, усаживаясь и открывая глаза. – Народ кваров – это племя безумцев, но боги и полубоги сумели превзойти их в безумии. Они ниспослали на землю смерть и разрушение.

Принц изо всех сил пытался преодолеть свою немощь и держать голову прямо. Вансен невольно восхитился силой его характера.

Должно быть, Джаир что-то безмолвно ответил принцу. Последовала пауза, после чего Баррик снова заговорил вслух:

– Не могу. От этих беззвучных разговоров у меня голова раскалывается. Не волнуйся, я не сболтну лишнего. И было бы гораздо лучше, если бы ты говорил с нами обоими одновременно.

«Попробую, – откликнулся Джаир. – Значит, дитя человеческое, ты полагаешь, что люди моего племени утратили рассудок? Жаль, что слова твои далеки от истины. Будь мы всего лишь безумны, наши беды были бы не столь велики. Твоими устами говорят боль и обида, ибо боги, покинувшие этот мир, обрекли тебя на страдания. Ты во многом похож на меня. Мы оба чувствуем силу этого места, но чувствуем ее по-разному».

– Сделай милость, выражайся яснее, – попросил Баррик. – Я ничего не понимаю.

«Ты наделен такой же восприимчивостью, как и мы, безликие. Именно поэтому голос Джикуйина едва не убил тебя, а при виде ворот Иммона ты погрузился в тяжкий сон, от которого с трудом пробудился. Все это весьма странно. Можно подумать, что ты… что ты…»

Безликий воин на мгновение опустил веки, погрузившись в задумчивость.

«Впрочем, все это не имеет никакого значения, – заявил он, вновь открывая глаза. – Важно совсем другое. То, что я хочу вам сейчас рассказать».

Воин сумеречного племени поудобнее устроился на каменном полу и снова прикрыл свои красные глаза, собираясь с мыслями.

«Когда Керниос был изгнан из этого мира, он оставил здесь все материальное, все, что состояло из плоти», – изрек он наконец.

Вансен в замешательстве взглянул на Джаира, не уверенный в том, что правильно постиг смысл его беззвучных слов.

– Керниос был изгнан? – переспросил он. – Но кем и за что?

– Выражайся яснее, – вновь попросил Баррик. – Я устал от загадок и недомолвок.

«Да, Керниос был изгнан, – повторил воин из страны теней. – Он и прочие боги были вынуждены покинуть этот мир и скрыться в обители сна и забвения».

– Но кто вынудил их сделать это?

«Я объясню вам все, если только вы оба не будете без конца прерывать меня неуместными вопросами, – откликнулся Джаир. – В особенности это касается тебя, нетерпеливый юный принц, которому взбрело в голову говорить вслух и привлекать всеобщее внимание».

Гнев воина сумеречного племени сверкнул в сознании обоих его собеседников, как вспышка молнии.

«Нам повезло, ибо рядом с нами нет ни единого существа, способного слышать безмолвную речь или понимать язык смертных. Но не будем испытывать нашу удачу. Нам угрожает страшная опасность, сверх самых худших моих ожиданий. – Джаир потер пальцами виски, словно его мучила головная боль. – Прошу, позвольте мне рассказывать так, как я считаю нужным».

Даже Вансен, еще не привыкший к безмолвному общению, ощутил, что мысли Джаира проникнуты беспредельным отчаянием.

Принц Баррик поднял руки, признавая свою неправоту.

«Прежде всего, я должен кое-что сообщить вам о себе, – продолжал Джаир. – Я не просто воин и, откровенно говоря, от рождения не был к этому предназначен. Среди кваров есть те, кто похож на вас, и их называют племенем Высших – не оттого, что наружность людей солнечного мира кажется нам прекрасной, но она свидетельствует о древнем происхождении. Но даже Высшие так сильно отличаются от вас, людей солнечного мира, что спутать их со смертными невозможно. В большинстве своем все они наделены способностью изменять внешность по собственному усмотрению. Некоторые давно выбрали себе образы, на протяжении тысячелетий наводящие ужас на смертных. Другие же, подобно богам, принимают земное обличье лишь тогда, когда это им необходимо. Есть и такие, как я, – они происходят из знатных семей, обладающих властью и могуществом, однако отличаются необычной наружностью. Даже соплеменники считают нас диковинными созданиями. Я – один из безликих, как нас называют. Многим это кажется уродством. От рождения наши лица закрывает плотный слой кожи, который мы носим на протяжении всей жизни. Как будто в награду за это „уродство“ нам дарованы разнообразные способности: чувства наши особенно остры, мы воспринимаем то, что ускользает от других. Благодаря умению проникать в потаенную суть вещей мы способны отыскать правильный путь даже там, где самые могущественные из наших соплеменников блуждают в потемках. Мы, безликие, зачастую становимся первопроходцами, исследующими неведомые пути. Некоторые из нас служат в Подземной библиотеке, что находится в Обители народа кваров – это величайший город, наша столица. В древнем книгохранилище мы вступаем в общение с духами тех, кто оставил свою бренную плоть, а также с теми, кто никогда не носил телесной оболочки. Служба в библиотеке – высокий удел, дарованный избранным. Я мог бы попасть туда, ибо я с младых лет ощущал призвание к этому. Но, к несчастью, у моего отца были при дворе могущественные недруги, и он пал от их рук. Моя мать была изгнана из Обители народа кваров недоброжелателями, имевшими большое влияние на короля Иннира. Они вертели королем, как хотели, при этом убеждали его в своей верности и преданности. Долгие годы мы с матерью скитались, не зная приюта, пока нас не взяла под покровительство Ясаммез – леди Дикобраз, великая бунтарка, женщина. Она не принадлежит никому, кроме самой себя. В ее доме я вырос и возмужал. Когда мать моя, уставшая от бесчисленных разочарований и поражений, сдалась смерти, я был уже достаточно взрослым, дабы выбрать себе военное поприще. Все мои способности и дарования пригодились не для науки и созерцания, но для битв и сражений во славу женщины, приютившей и вырастившей меня. Да будет вам известно, Джикуйин – не первый полубог, с кем мне довелось иметь дело. Едва мои руки достаточно окрепли для того, чтобы удержать меч, я вместе со своей госпожой отправился в Даунвуд, где принял участие в битве с Барумбаногатиром, побочным сыном старого повелителя Сумерек, – вы, люди солнечного света, зовете его Сверос Вечернее Небо. Гигант Барумбаногатир умертвил три сотни воинов моей повелительницы, прежде чем ей удалось низвергнуть его наземь, разбить его щит и пронзить ему горло копьем. Вместе со своей повелительницей я сражался против племени бессонных, против вероломных горных гномов. Я был готов отдать жизнь во имя народа кваров, хотя нас, безликих, все считали изгоями и относились к нам как к вьючным животным, которых привязывают на краю лагеря, в отдалении от костров и палаток. Лишь королеве Сагри по прозванию Древняя Песня было открыто истинное предназначение безликих. Она знала, что мы – разящий меч. Даже когда этот меч вложен в ножны, он наводит страх на врагов и заставляет их умерить свои притязания. Леди Ясаммез происходила из семейства королевы, и Сагри почитала ее как одну из самых древних и чистокровных Высших. Королева знала, что моей повелительнице дарована долгая жизнь и отвага – то, что король, королева и их предки утратили безвозвратно, получив взамен Огненный Цветок. Царственное семейство получило его от последнего бога. Впоследствии это обернулось проклятием…»

Внимая беззвучному рассказу воина из страны теней, Феррас Вансен словно окунался в темные воды истории и чувствовал кипение таинственных и устрашающих событий. Он хотел спросить, что такое Огненный Цветок, однако счел за благо промолчать: он не хотел прерывать Джаира, впервые заговорившего так откровенно.

«Леди Ясаммез, моя повелительница, сражалась во имя нашего народа на протяжении веков, предшествующих моему рождению, – вновь заговорил безликий воин. – В кровопролитной бесславной битве, разыгравшейся в Серебряной Равнине во время войны богов, моя повелительница уничтожила земное воплощение Уреха – не божественного бастарда, но истинного бога, чьи неуязвимые доспехи покрывала шкура магического волка За один этот подвиг она достойна восхваления и прославления до тех пор, пока свечи времени не догорят дотла. Но не только это великое событие заставило меня вспомнить о давней битве. Она состоялась в тот самый день, о котором я уже говорил вам, – в день, когда Джикуйин намеренно не спешил на поле сражения, надеясь дождаться его исхода и использовать победу для собственной выгоды. Однако его расчетам не суждено было оправдаться, ибо в схватку с Джикуйином вступил сам Керниос. Он ослепил гиганта и едва не убил».

Вансен прекрасно помнил историю о том, как Джикуйин и его воины-смертобои вознамерились отсидеться в стороне, не вступая в бой, однако хитрость полубога обернулась против него самого.

«Так ты говоришь, увечье Джикуйину нанес сам Керниос?» – спросил капитан.

«Именно он. Джикуйин был так тяжело ранен, что долго не мог излечиться. Но теперь по каким-то неведомым причинам, ускользающим от моего понимания, Джикуйин задался целью прорыть себе путь в чертог повелителя Черной Земли. Люди твоего племени называют его Керниосом».

«И у тебя нет никаких предположений о том, какие цели преследует Джикуйин?» – спросил Вансен.

«Возможно, он желает отомстить обидчику. Не исключено, что он намерен завладеть непобедимым копьем Земная Звезда или каким-либо еще достоянием повелителя Черной Земли. В одном я не сомневаюсь: если Джикуйину удастся войти в подземную обитель Керниоса, могущество его возрастет неимоверно. Поражение, которое он потерпел много веков назад, повергло его в уныние. То, что вы видели перед собой, это лишь тень прежнего Джикуйина. Но из всех побочных детей богов в живых остался он один. И если он сумеет вернуть себе прежнюю силу, он получит полную власть над миром».

«Как бы то ни было, мы не можем ему помешать», – сказал Вансен.

«Ты ошибаешься», – откликнулся Джаир.

«Ты хочешь сказать, мы способны защитить мир от этого чудовища?» – недоверчиво уточнил капитан гвардейцев и повернулся к Баррику – посмотреть, дошел ли до принца смысл невероятного утверждения безликого воина.

Но мальчик, который по-прежнему тяжело дышал, лишь бросил в ответ злобный взгляд.

«Да, мы можем защитить мир, и прежде всего – защитить самих себя, – вновь раздался беззвучный голос Джаира. – Иначе мы против воли станем участниками древнего магического ритуала, для которого нужны кровь и сущность всего живого. Вы, смертные, зовете эту сущность душой. Такие ритуалы невозможны без жертвоприношений».

Слова Джаира напоминали удары отточенного кинжала – безболезненные, но смертельные.

«И в жертву приносят тех, кто обладает силой и могуществом».

«О чем ты?» – спросит Вансен, смутно догадываясь, каким будет ответ.

«Как ты думаешь, почему до сих пор нас троих, в отличие от остальных узников, не изнуряют непосильной работой до смерти? Именно потому, что один из нас нужен Джикуйину. Скорее всего, это я, ибо я принадлежу к племени безликих. А может, ему нужны все трое, так как с нашей помощью он надеется открыть себе путь в подземный чертог Керниоса. Ему нужна наша кровь. Ему нужны наши души».

* * *

Баррик понял, что про Ферраса Вансена можно точно сказать одно: он не привык сдаваться. Иными словами, в самой безнадежной ситуации Вансен всегда будет искать выход. Его неколебимый здравый смысл и несокрушимое телесное здоровье зачастую вызывали у принца досаду и раздражение, однако он не мог отрицать упорства и настойчивости капитана. Впрочем, оптимизм казался Баррику обратной стороной глупости.

«А вот девушке с темными глазами наверняка понравился бы этот неунывающий солдафон», – подумал Баррик и ощутил болезненный укол в сердце.

– Что же нам делать теперь?

Вансен намеренно задал свой вопрос вслух, чтобы принц смог его услышать. Однако Баррику вовсе не хотелось пускаться в обсуждение плана действий. У него было другое желание – ударить капитана чем-нибудь тяжелым.

– Уж конечно, мы не можем сидеть сложа руки и ждать, пока эти мерзавцы потащат нас на свой жертвенный алтарь, – продолжал Вансен.

– Ты что, намерен вступить в бой с безумным полубогом, а также со всеми его демонами и чудовищами? – насмешливо спросил Баррик. – Думаю, они с превеликим удовольствием разорвут нас на мелкие части.

Когда Баррик произнес эту фразу, он неожиданно почувствовал удовольствие, вопреки смыслу слов. Юноше хотелось поддразнить не только капитана, но и Джаира, задумавшего нечто неосуществимое. Правда, принц понимал, что эта самонадеянность рождена не только непроходимой глупостью его товарищей по несчастью. И Вансен и сумеречный воин не могли почувствовать всю силу этого места так, как чувствовал ее Баррик. Эта сила давила на него страшной тяжестью даже сейчас, когда полубога не было поблизости – если только Джикуйин не присутствовал незримо в каждом уголке своих подземных владений. Мудрость Баррика была результатом его восприимчивости: он слишком хорошо предвидел исход предстоящей схватки, чтобы обсуждать ее детали.

«А если она, девушка из моего сна, вовсе не считает обреченную схватку бессмысленной? – вдруг пришло ему на ум. – Разумеется, не считает. Ведь она, подобно этим двум тупицам, уверена, что человек не должен сдаваться в любых обстоятельствах».

Баррик внезапно почувствовал стыд.

«Позор или смерть – вот выбор, который мне предстоит, – вздохнул он. – Отличный выбор, ничего не скажешь».

«Спору нет, наши шансы на победу ничтожны. Не понимать этого было бы чистой воды безумием, – раздался в голове у принца спокойный голос Джаира. – Но иного выхода у нас нет. Как я уже сказал, на меня возложено важное поручение, и я не могу провалить его в угоду Джикуйину и его приспешникам».

– Все понятно, – пробурчал Баррик. – Но что ты предлагаешь? Наброситься на этих чудищ с кулаками?

«Прежде всего, я предлагаю тебе перестать говорить вслух, – заявил воин из страны теней. – Даже если беззвучная речь причиняет тебе боль, она должна стать для нас единственным способом общения. Я буду говорить с вами обоими и передавать каждому из вас то, что ответил мне другой. Конечно, это изрядно замедлит беседу. Но раз мы намерены обсуждать важные вещи, между нами тремя должно быть полное понимание».

«Если вам приятно помечтать о том, как вы победите Джикуйина, не буду вам мешать, – беззвучно произнес принц. – Что до меня, я не вижу толку в пустой болтовне. Нас захватил в плен не просто гигант, а полубог. И нам отсюда не выбраться».

«Да, выбраться отсюда почти невозможно, – кивнул Джаир. – Попытка побега грозит нам гибелью, но этот будет гибель в бою и по собственному выбору. Такая смерть представляется мне желанным уделом по сравнению с тем, на что мы обречем себя, если будем безропотно ждать, пока нас поведут на заклание. Мы ничего не теряем, но можем многое приобрести. Но сначала я должен найти огненный песок и придумать, как завладеть им».

«Что?» – растерянно переспросил Баррик.

Этот образ казался слишком загадочным – принц представил себе нечто вроде огненной дорожки.