Текст книги "Игра теней"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 59 страниц)

Глава 36
Двуличная женщина

Сайя долго блуждала в пустыне и много страдала, пока не дошла до ворот дворца Ксергала. Она рухнула на землю, ибо совершенно обессилела и была близка к смерти. Ксергал, повелитель Земли, был пленен ее красотой. Он не пустил ее в царство мертвых, но сделал своей супругой и королевой. После этого с губ Сайи не слетело ни единого слова.

Откровения Нушаша, книга первая

На всех рынках Сиана во множестве продавались черепа, и выпеченные из покрытого глазурью хлеба, и вырезанные из сосны. Черепа, сделанные из прекрасного гладкого мрамора, встречались гораздо реже – их приобретали для семейных усыпальниц лишь богатые купцы и вельможи. Повсюду мелькали цветочницы с корзинами белых асфоделей, которые во время празднеств надлежало прикалывать к воротнику или корсажу. Приближение Кернейи чувствовалось во всем.

Когда Бриони осознала, что ее путешествие с труппой бродячих актеров длится уже целый месяц, она очень удивилась. Время летело до странности быстро. Нынешнее занятие принцессы тоже было странным: каждый вечер ей приходилось выходить на подмостки и изображать богиню Зорию, дочь Перина. Положа руку на сердце, ничего более странного и вообразить нельзя. В пьесе Финна Теодороса богиня, юная девственница, выдавала себя за юношу, а играла ее девушка, выдававшая себя за мальчика, – от всей этой путаницы кружилась голова. Бриони старалась не думать об этом и безропотно выполнять указания товарищей по труппе.

Новый вариант трагедии о похищении Зории еще ни разу не был сыгран целиком, но актеры уже отрепетировали большинство главных сцен и представили их перед жителями сел и деревень на севере Сиана. Выходя на сцену перед публикой, собравшейся во дворе какой-нибудь захолустной харчевни, Бриони неизменно испытывала трепет – ведь она говорила от лица великой богини (хотя всего лишь произносила слова, сочиненные Финном Теодоросом). Перемещаясь с места на место, труппа двигалась на юг вдоль реки Эстериан. Города, встречавшиеся по пути, становились все больше, число зрителей на спектаклях тоже увеличивалось.

– У меня скоро голова лопнет! Так много слов мне приходится запоминать, – как-то раз пожаловалась Бриони. – Каждый день повторяю текст, а выучила только половину. Боюсь, всю роль мне не одолеть.

– Ничего, одолеешь, – заверил ее Финн Теодорос. – Ты на редкость смышленое создание, ты просто создана для актерского ремесла. И заучить тебе осталось не слишком много. Большую часть монологов ты знаешь назубок.

– Они очень длинные… А если я забуду текст прямо на сцене? Однажды так и случилось. Хорошо, Фейвал подсказал мне слова.

– Если эта неприятность повторится, он вновь придет тебе на помощь. Ни о чем не волнуйся, моя девочка… я хотел сказать, мой мальчик, – с ухмылкой изрек драматург. – Кстати, если слова вдруг вылетят у тебя из головы, а подсказать будет некому, ты вполне можешь придумать что-нибудь сама. Даже если понесешь полную околесицу, зрители этого не заметят. Хьюни, Мейквелл и прочие привыкли к подобным неожиданностям. Они выручат тебя и выведут на верную дорогу.

Бриони припомнила, что нечто вроде этого Стеффанс Найнор говорил ей по поводу дворцовых церемоний. Принцессе всегда казалось, что ее роль очень сложна, что бы ни думал лорд-кастелян. Вот и теперь, несмотря на все старания Теодороса, Бриони одолевало беспокойство.

Долина реки Эстериан считалась самой плодородной частью Эона. Цепочка пологих холмов, между которыми раскинулись черноземные поля, тянулась от северного берега озера Стивотол, где располагался город Тессис, на сотни миль вверх по течению реки и доходила до горной гряды к северо-востоку от Хартвуда. Бриони припомнила, что в этой долине, по словам ее отца, проживало не менее четверти всего населения Эона. Теперь принцесса собственными глазами увидела фермы, тесно лепившиеся по склонам холмов, и многочисленные города, по размерам не уступавшие городам ее королевства, за исключением разве что самого Южного Предела. Отец был прав.

Бродячая труппа посетила Угенион – в прошлом оживленный торговый город, ныне переживающий упадок, а также Онир-Диотродос со знаменитым плавучим храмом и Дорос-Каллида, где публика особенно тепло принимала актеров. Лишь несколько часов пути по Королевской дороге (которую в этих краях называли «дорогой короля Карала») отделяло один город от другого. Бриони невольно отмечала и сходства, и отличия между Сианом и королевством Пределов, все это бередило ее душу, и она тосковала по дому сильнее, чем когда-либо. Люди вокруг изъяснялись на ее родном языке, но с таким сильным акцентом, что Бриони едва понимала их. Финн Теодорос поднимал ее на смех, утверждая, что с акцентом говорит она сама, а не местные жители, ибо этот язык ведет свое происхождение отсюда, из Сиана. Подчас зрители, собравшиеся на представление, находили акцент актеров чрезвычайно забавным, громко повторяли за ними слова, передразнивая их произношение, и заливались хохотом. При этом местная публика оказалась на редкость благодарной и щедрой на аплодисменты. Невин Хьюни утверждал, что сианские фермеры являются более искушенными театралами, чем неотесанные селяне и даже горожане Южного Предела.

– Именно здесь и возникло сценическое искусство, – объяснил он Бриони и сделал широкий жест, указывая на долину.

Против обыкновения, в долине не было видно ни единой фермы. Не верилось, что театр зародился в столь диком краю, но поэт, находившийся под действием винных паров, жаждал порассуждать на отвлеченные темы. Заметив недоумение, мелькнувшее в глазах Бриони, он сердито нахмурился.

– Разумеется, я имел в виду не эту поляну под дубом, а всю страну, – заявил Хьюни. – Праздничные мистерии Иеросоля – скучнейшие истории, посвященные не богам, а благочестивым смертным, в большинстве своем пророкам онири и другим мученикам, – в Сиане превратились в увлекательные представления. Во время Великой и Малой Зосимы здесь играли драмы, в Ночь неистовых песнопений – зажигательные комедии. И пьесы, и драматурги, и актеры, все это существует здесь уже больше тысячи лет.

– И на протяжении тысячи лет ни актеры, ни драматурги не могут заработать в этой стране денег на пропитание, – угрюмо подхватил Педдир Мейквелл.

– Потому что такого добра в Сиане великое множество, – пояснил Хьюни. – Ведь если в городе слишком много сапожников, цена на башмаки не поднимется.

– Но если здесь так много своих сапожников… то есть актеров… зачем мы сюда приехали? – спросила Бриони. – Не лучше ли выбрать место, где театральные представления в диковинку?

Хьюни взглянул на нее, прищурив глаза.

– Для юной служанки ты вовсе не глуп, дружище Тим. Где ты научился так гладко изъясняться?

Финн Теодорос, не дав Бриони ответить, громко откашлялся.

– Надеюсь, ты не намерен прочесть бедняге Тиму трактат по истории сценического искусства, Невин? Ему вполне достаточно знать, что жители Сиана ценят наше мастерство. Актерам приятнее играть перед ценителями, чем перед невеждами. К тому же мы приготовили для здешней публики кое-что новенькое.

– Новенькое? – переспросила Бриони.

– Я имею в виду тебя, моя юная прекрасная богиня. Зрители будут рыдать, когда тебя увидят.

– Ну, рыдать им не из-за чего, Финн! – В голосе Фейвала послышались нотки плохо скрываемой досады. До недавнего времени никто не оспаривал у него лавров первой сценической красотки. – Главное, чтобы они не забросали ее тухлыми яйцами. И нас заодно.

– Помяните мое слово, Тим произведет настоящий фурор, – заявил Теодорос. – Он, то есть она, заткнет вас всех за пояс.

«Как же трудно понять, когда эти люди говорят серьезно, а когда шутят! – вздохнула про себя Бриони. – Но я так устала, что мне на это наплевать».

Город Ардос-Перинос располагался на склоне холма Некогда здесь была крепость одного знатного семейства, но те времена давно миновали, и ныне замок стал резиденцией священнослужителя, занимавшего не самый высокий пост, но состоявшего в родстве с королем Сиана – Энандером. Когда Бриони услышала это имя, она навострила уши: Шасо часто повторял, что король Энандер может помочь ей, но потребует за это награды.

– Какой он, этот король Сиана? – спросила она у Теодороса, который решил немного размять ноги и шагал рядом с фургоном.

Бриони никогда не встречалась с Энандером, а из членов его семьи видела только нескольких неродных племянников короля. Повелитель Сиана не хотел подвергать своих детей риску, посылая их в такую отдаленную страну, как Южный Предел, и сам не имел желания пускаться в далекое путешествие. Впрочем, принцесса знала, что король пользуется репутацией весьма достойного и благоразумного монарха. Ее отец всегда отзывался о нем уважительно, как о человеке, совершившем множество славных дел. Правда, рассказы о доблестных походах и сражениях относились к временам юности Энандера, а сейчас ему миновало шестьдесят.

Теодорос пожал плечами.

– Насколько я могу судить, здешний король пользуется любовью своих подданных, а это уже немало. Он храбрый воин, однако не питает чрезмерной склонности к сражениям. Он почитает богов, но не настолько, чтобы грабить свой народ, собирая средства на строительство храмов. Но сейчас он вступил в преклонный возраст и, как я слышал, утратил интерес ко всему, за исключением своей любовницы, некой баронессы из Джеллона. Об этой особе по имени Ананка идет не слишком лестная молва. Говорят, король Геспер изгнал ее из страны, однако эта перелетная пташка очень быстро нашла себе новое гнездышко. – Теодорос задумался, меж его бровей залегла глубокая складка. – Похождениям ловкой баронессы посвящена одна пьеса. Если мне не изменяет память, она называется «Невеста-кукушка», – сообщил он. – Только ее уже не играют. Кому охота сразу после представления отправиться на плаху…

Последние фразы Финна Бриони слушала вполуха. Упоминание о Геспере, короле Джеллона, лишило принцессу душевного равновесия – этот низкий предатель продал ее отца Лудису Дракаве. О, как бы ей хотелось приставить меч к груди этого негодяя и посмотреть, как он ползает у ее ног, умоляя о пощаде!

– У короля есть наследник – принц Энеас. Приятный молодой человек, хотя, на мой взгляд, излишне дородный, – словно сквозь туман, донесся до нее голос Теодороса. – Он терпеливо ждет, когда настанет его время. По слухам, он наделен многочисленными добродетелями, благочестив, храбр и все такое. Разумеется, подобными прекрасными качествами толпа награждает любого принца. Подчас тот, что в юности пользовался доброй славой, превращается в кровавого деспота, едва взойдет на престол.

Бриони немало слышала об Энеасе. Когда ей было лет семь-восемь, принц далекой страны был излюбленным героем ее детских фантазий. Она не видела его даже на портретах и не имела представления о том, как он выглядит, но одна из ее фрейлин (уроженка Сиана и дальняя родственница короля Энандера) прожужжала девочке все уши рассказами о красоте и добром нраве юного принца. Бриони мечтала о том, как это воплощение всех мыслимых достоинств посетит их страну с визитом, увидит ее и тут же объявит во всеуслышанье, что не желает другой невесты. Но эти сладкие грезы остались в далеком прошлом.

За разговором они поднялись почти на самую вершину холма. Стены нависавшего над ними замка казались панцирем гигантского морского чудовища, выброшенного на берег прибоем. Погода стояла необычная: несмотря на зимнюю стужу, солнце светило так ярко, что припекало головы путников, а вдали, за рекой, собирались темные тучи.

– Долго еще до Тессиса? – осведомилась Бриони.

Теодорос махнул рукой, пыхтя и отдуваясь. Подъем на холм дался ему нелегко.

– Вон он, – выдохнул он.

– Что вы имеете в виду? – поразилась Бриони, уставившись на каменные стены. Еще несколько мгновений назад она не сомневалась, что перед ней крепость Ардос-Перинос. – Вы хотите сказать, что вот это Тессис?

Бриони глазам своим не верила. Перед ней был замок гораздо меньше ее собственного, и трудно было представить, что это и есть столица могущественного государства.

– Да нет, глупое дитя, – досадливо нахмурился драматург, который никак не мог отдышаться. – Потрудись-ка повернуть голову. Гляди… вон туда.

Бриони повернулась в ту сторону, куда указывал ее спутник, и открыла рот от изумления. Они поднялись высоко, и деревья не мешали ей разглядеть то, что скрывалось за излучиной реки. Там, в долине, вздымалось целое море крыш, шпилей и башен, тысячи труб выпускали клубы дыма в бледное зимнее небо. Долину пересекали бесчисленные каналы, тянувшиеся от реки Эстериан, воды их сверкали в солнечном свете, и казалось, что город опутан серебряной паутиной.

– Милостивая Зория, какой огромный городище! – восхищенно прошептала Бриони.

– Говорят, Иеросоль еще больше, – невозмутимо заметил Теодорос, вытирая пот со лба. – Но мне в это как-то не верится, – добавил он с улыбкой. – Ты ведь никогда не бывала в Тессисе?

Бриони молча покачала головой. В душе у нее царило такое смятение, что она не могла произнести ни слова. Принцесса с горечью осознала, что ее надежды на помощь и поддержку короля Сиана не имеют под собой ни малейших оснований. Вряд ли правитель такой огромной страны примет близко к сердцу дела далекого королевства, которое по сравнению с его владениями кажется крошечным клочком земли. Скорее всего, король Энандер просто посмеется над принцессой-беглянкой, а то и вовсе не захочет ее слушать.

– Ни один город не идет в сравнение с Тессисом, – изрек Теодорос. – «При виде этих белоснежных стен и башен, тучи разгоняющих, всяк смертный думает, что зрелище небесного чертога ему открылось», – с пафосом продекламировал он. – Стихи не мои, а некоего поэта по имени Вандерин. Но я с ним согласен. Кстати, тебе известно, что в прежние времена Сиан владычествовал над миром?

– Город выглядит так, словно он владычествует до сих пор, – пробормотала Бриони.

«Клянусь богами, я и не думала, что бывают такие широкие улицы, – думала Бриони, когда они двигались к городским воротам в потоке телег, повозок и пешеходов. – Вот эта улица шире, чем Маркет-сквер в Южном Пределе. А Финн говорит, что она не самая большая в Тессисе и в сравнении с улицей Фонарей покажется мне жалким переулком».

При первом знакомстве Финн Теодорос чувствительно задел гордость принцессы, назвав ее «деревенщиной с соломенными волосами». Сейчас Бриони ощущала, что вполне заслуживает этого прозвища. В этом удивительном городе девушка позабыла о том, что она принцесса, без устали вертела головой туда-сюда, глазела по сторонам и восхищенно таращила глаза, как и положено деревенщине, впервые попавшей на ярмарку. От городских ворот их отделяло не менее мили, но даже пригороды казались более богатыми и оживленными, чем центр Южного Предела.

– Где мы остановимся? – спросила Бриони у Теодороса.

Тот с превеликим удовольствием вновь занял свое место в фургоне и смотрел на нее из оконца.

– На замечательном постоялом дворе около Восточных ворот, – сообщил он. – Мы уже не раз получали там приют. Я договорился с хозяином, что мы проведем у него целую десятницу. Так что у нас будет достаточно времени, чтобы дать несколько представлений и навести на постановку последний лоск. А когда мы убедимся, что все идет без сучка и без задоринки, подыщем местечко поближе к центру.

– Знаешь, Финн, я знаком с тем человеком, который построил театр Зосимион у моста Коллегии Иерархов, – сообщил Фейвал, подходя к ним. – Судя по дошедшим до меня слухам, сейчас у него неприятности. Он имел неосторожность поссориться с мастером королевских увеселений, и его театр простаивает без дела.

– Славная новость. Возможно, именно туда мы со временем переберемся.

– Но театр свободен и сейчас…

– Об этом не может быть и речи! – рявкнул Теодорос и тут же добавил, чтобы смягчить резкость своего отказа: – Пойми, дорогой мой Фейвал, я уже обо всем договорился с хозяином постоялого двора. Более того, я ему заплатил. И можешь не сомневаться, он не вернет денежки назад.

– Да уж, конечно, – пожал плечами Фейвал. – Но все же мне стоило бы поговорить с хозяином театра. Может быть, потом…

– Разумеется, узнай, на каких условиях он согласен нас принять, – кивнул Теодорос. – А сейчас мы отправляемся на постоялый двор, в квартал под названием Нора Чакки, – заявил он, и его улыбка показалась Бриони почти виноватой.

Принцесса несколько удивилась тому, что Теодорос так категорически отверг предложение Фейвала, но собственные заботы заставили ее быстро забыть об этом странном случае. Она чувствовала себя листком, подхваченным мощным речным потоком, – оставалось лишь всецело положиться на волю обстоятельств. Так было, когда она шла по лесу в обществе древней полубогини по имени Лисийя. С тех пор прошел всего месяц, однако встреча с диковинной лесной обитательницей уже казалась странным сном, подернутым дымкой времени. Бриони сунула руку под рубашку, нащупала амулет Лисийи и тихонько погладила крошечный птичий череп. Что ожидает ее в этом неведомом городе, в чужой стране? Лисийя вывела ее на дорогу, где девушка встретилась с бродячими актерами. Но старуха не сказала ни слова о том, какие еще испытания готовит Бриони судьба и как она должна действовать. Наверное, Лисийя хотела, чтобы все важные решения принцесса принимала самостоятельно. Быть может, она хотела устроить девушке своеобразное испытание. Как известно, испытывать смертных – излюбленное занятие богов.

«Зачем это?» – спрашивала себя Бриони.

Никто и никогда не потрудился ей объяснить, по какой причине боги так любят ставить смертных в трудное положение и наблюдать, сумеют ли те найти выход.

«Может, боги спасаются от скуки?» – предположила Бриони и ужаснулась своей дерзости.

«Наверное, они смотрят, кто из людей достоин награды, а кто – наказания, – решила она. – Так или иначе, сейчас я могу лишь плыть по течению. О, если бы кто-нибудь подсказал, как мне поступить!»

Покойный Шасо не раз говорил о том, что беглецам необходимо собрать армию, хотя бы несколько вооруженных отрядов. Он не сомневался: когда Бриони объявит во всеуслышанье о том, кто она такая, братья Толли попытаются ее уничтожить и принцессе понадобится надежная защита. По мнению Шасо, именно сианский король мог предоставить ей войско. И вот после множества злоключений Бриони добралась до Сиана. Больше всего на свете ей хотелось попасть в Иеросоль, где томился в плену отец. О, как она была бы счастлива, если бы смогла вновь увидеть его лицо, услышать его голос! Но она знала, что об этом лучше не мечтать: даже если ей удастся добраться до Иеросоля, она в лучшем случае станет пленницей, как и король Олин. Гораздо разумнее попытать счастья здесь, обратившись за помощью к давним союзникам.

А может быть, старый солдат Шасо слишком полагался на военную силу и рассуждал чересчур прямолинейно, когда уверял, что нельзя вернуть королевство без могучей армии?

Воспоминания о Шасо заставили сердце Бриони болезненно сжаться. Какую страшную несправедливость совершили они с братом, заставив этого человека, чья преданность была поистине безграничной, долгие месяцы томиться в каменном мешке.

«А теперь Шасо мертв. По моей вине. Из-за моей глупости, моей самонадеянности, моей…»

– Эй, Тим, дружище, что случилось?

В голосе Фейвала слышалось искреннее беспокойство.

– С чего это ты вдруг разнюнился?

Бриони с досадой смахнула слезы, струившиеся по щекам. И как такая плакса могла надеяться, что ее примут за мальчишку, сердито спросила она себя. Хорошо, что больше не надо никого обманывать.

– Просто… кое-что вспомнилось, – пробормотала она.

Постоялый двор, где они обосновались, назывался «Двуличная женщина», и Бриони не могла отделаться от ощущения, что в этом странном названии есть нечто зловещее. Оно словно намекало на ее собственное положение. Таверна притулилась в дальнем углу старой рыночной площади, в квартале Нора Чакки. Как выяснила Бриони, словом «чакки» здесь называли жителей гор, которые перебирались в город и нанимались на самую тяжелую и грязную работу. Именно они селились в лабиринтах узких грязных улиц, расположенных в непосредственной близости от городских стен. В ясные дни тень этих высоких стен накрывала почти весь квартал, не позволяя жителям ощутить прикосновение лучей зимнего солнца. Один из многочисленных каналов отрезал Нору Чакки от всего остального города.

На вывеске над дверью таверны была изображена женщина с двумя лицами: одно сияло улыбкой, а другое было искажено гримасой злобы. Хозяин, дородный усатый малый по имени Бедойас, провел актеров через двор с недовольным видом человека, вынужденного размещать в своей спальне скот.

– Вот ваше помещение, – проронил он. – Я уже приказал мальчишке отвести лошадей в конюшню. И помните, без моего разрешения вы не смеете даже гвоздь в стену вбить. Ясно?

– Ясно, радушнейший и любезнейший хозяин, – кивнул Финн. – Если кто-нибудь будет о нас спрашивать, отсылайте его ко мне. Да будет вам известно, меня зовут Теодорос.

Когда хозяин удалился, дабы проводить в комнаты других гостей (в эту зиму их было не слишком много), Бриони помогла товарищам возвести во дворе сцену. На этот раз они соорудили ее с большей основательностью, чем обычно, ведь им предстояло провести здесь не менее десяти дней. Некоторые члены труппы в плотницком ремесле были искуснее, чем в актерском, а Доуэн Бирч, Фейвал и Педдир Мейквелл в прошлом работали в строительных артелях.

Хьюни заявил, что прежде ему тоже доводилось плотничать, однако Финн Теодорос громогласно уличил его во лжи.

– Да как ты смеешь мне не верить, заплывший жиром боров? – возмутился Хьюни.

Он помогал Фейвалу и еще двум актерам скрепить бочки, служившие опорой для сцены. Актеры не возили бочки с собой, так как знали, что ими можно разжиться в любой таверне. «Двуличная женщина» не стала исключением.

– К твоему сведению, за свою жизнь я построил больше домов, чем ты съел жареных цыплят!

– О, старина, похоже, ты своими руками построил Тессис! – с насмешливым благоговением заявил Педдир Мейквелл. – Судя по упитанному брюху нашего славного Финна, цыплят он съел несколько сотен.

– Шутка была бы недурна, дражайший Мейквелл, если бы твое собственное брюхо не напоминало наполненный жиром курдюк, – с видом оскорбленного достоинства изрек Теодорос. – Увы, ты подобен золотарю, который насмехается над кожевенником за то, что тот скверно пахнет!

Бриони сама не понимала, почему эта шутливая перебранка кажется ей такой забавной. Не обращая внимания на сердитые взгляды Эстир Мейквелл, она умирала со смеху. Они с Эстир наполняли бочки песком, дабы сделать опору более прочной. Эстир так и не преодолела изначальной неприязни к Бриони – точнее, к человеку по имени Тим, – так как лишний голодный рот, по ее мнению, ввергал труппу в новые расходы, а взамен приносил слишком мало пользы. Но в последнее время Эстир чуть смягчилась и порой удостаивала Бриони нескольких слов.

– По-моему, эти дурацкие шутки могут смешить только малых детей, – заявила Эстир, недовольно сдвинув брови. – Смотрю, по уму все вы недалеко ушли от неразумных младенцев, пачкающих пеленки и пускающих слюни. Правда, младенцы не умеют ругаться, в отличие от вас.

Это замечание вновь заставило Бриони расхохотаться. Несмотря на холод и тяжеленную лопату, уже набившую мозоли на ладонях принцессы, Бриони пребывала в прекрасном расположении духа. Она с удивлением подумала, что почти счастлива – впервые за долгое, очень долгое время. Тяжелые мысли и опасения не развеялись, но она сумела к ним притерпеться, как к застарелым недугам, уже не доставляющим прежних страданий.

Актеры ловко водрузили дощатые подмостки на бочки, наполненные песком, и закрепили их веревками. Бриони, как самая легкая, должна была взобраться на новую сцену и проверить ее на прочность. Когда девушка несколько раз высоко подпрыгнула и пробежалась туда-сюда, все убедились, что работа сделана на славу. Настал черед других приготовлений. Меньший из двух фургонов вкатили во двор и установили за сценой, дабы он служил гримерной, а также опорой для разрисованных задников. К крыше фургона приставили лестницу, и теперь она могла изображать горные вершины или заоблачные выси, откуда боги возвещают смертным свою волю. Бриони хлопотала, но то и дело устремляла взор в сторону настоящих гор, чьи вершины уже окрасились багровыми отблесками заката. Неужели там действительно обитают всевидящие боги, знающие все людские слова и деяния? По крайней мере, об этом ей твердили всю жизнь.

«Но Лисийя сказала, что боги давно погрузились в глубокий сон, – вспомнила Бриони. – По ее словам, они лишь изредка слышат нас и никогда не видят».

Странно было думать о том, что боги ослепли и позабыли о существовании рода людского, превратились в дряхлых стариков, целыми днями дремлющих на своих тронах, вялых и равнодушных ко всему.

«Если верить Лисийи, так оно и есть. А еще она сказала, что боги полны желания вернуться в мир».

Эта мысль заставила Бриони содрогнуться, хотя она сама не понимала почему. Чтобы отвлечься, она вместе с другими комедиантами принялась собирать камни и подпирать ими колеса повозки.

На обед хозяин таверны подал им рыбную похлебку в большом жестяном котле. Похлебка, против всех ожиданий, оказалась вкусной, хотя и чрезмерно острой. Насытившись, Бриони почувствовала тошноту, однако не из-за обилия пряностей, а от беспокойства, охватившего начинающую актрису. Двор таверны уже наполнялся зрителями, хотя представление должно было начаться лишь после того, как колокола городских храмов прозвенят «ночное благословение». До сих пор Бриони выступала лишь перед дюжиной сельских жителей, а сегодня вечером ей предстояло пленить своей игрой не менее сотни взыскательных горожан.

«Чего ты боишься, глупая девчонка? – спрашивала она себя. – Это испытание – сущая ерунда по сравнению с теми, что уже выпали на твою долю. Ты сражалась с демоном, ты вырвалась из замка, захваченного врагом. Ты много раз играла роль королевы – или принцессы-регента, – и многочисленные зрители оставались довольны. Если сегодня ты не сумеешь угодить публике, тебе ничего не угрожает. Твоя голова не упадет с плеч, а ведь твоя жизнь столько раз висела на волоске. – Бриони вспомнила о Хендоне Толли, и кулаки ее невольно сжались от гнева. – День, когда этот негодяй взойдет на плаху, будет самым сладостным днем в моей жизни. Пожалуй, я сама возьму в руки топор и нанесу удар».

Родственники Бриони, ее фрейлины и наставники нередко сокрушались о том, что принцесса растет настоящим сорванцом, хотя девочка никогда не отличалась кровожадностью. Однако ненависть принцессы к Хендону Толли была такой жгучей, что заставляла ее измышлять для врага самые жестокие наказания.

«Помимо всего прочего, я должна расквитаться с Толли ради Шасо, – сказала она себе. – Мой преданный друг мертв, и я не могу вознаградить его за страдания, перенесенные по моей милости. Я могу только отомстить за него».

Принцесса знала, что Шасо не причастен к убийству ее старшего брата, но до сих пор не выяснила, на ком лежит вина. Кендрика убили с помощью колдовства, но чья рука направляла злодеяние? Мысли и дела Хендона Толли были черны, но он искреннее удивился, узнав о том, что произошло с одной из горничных Аниссы. Такое удивление невозможно сыграть – Бриони, поневоле ставшая актрисой, знала это точно. Но если братья Толли не виновны в смерти Кендрика, кто же тогда виноват? В то, что горничная-ведьма не только осуществила, но и замыслила убийство, Бриони поверить не могла. Возможно, злоумышленника следует искать среди королей, соперников Олина? Или злодейский замысел родился в голове у далекого и неведомого автарка? Или же сумеречное племя, прежде чем вторгнуться на чужие земли, нанесло упреждающий удар? Так или иначе, за несколько месяцев происки врагов и магия практически уничтожили семью Эддонов, лишили жизни или разбросали по свету. За что Бриони и ее близким такое наказание? Чем они прогневили богов?

– Привет, Тим.

Фейвал втиснулся в фургон и тут же принялся стягивать через голову рубашку.

– Вид у тебя какой-то растерянный. Помочь тебе надеть платье? Я думал, ты справишься самостоятельно.

Фейвал, как главный исполнитель женских ролей, был знаком с премудростями дамских туалетов лучше самой Бриони, которая обычно одевалась с помощью горничных.

– Нет, спасибо, – покачала она головой, радуясь тому, что насущные заботы отвлекли ее от тяжких дум. – Я просто задумалась. Сейчас начну одеваться.

– Народу набился полный двор, – сообщил Фейвал и с равнодушием актера, привыкшего переодеваться на людях, стянул с себя штаны.

С тех пор как Бриони прибилась к бродячей труппе, ей не раз приходилось любоваться обнаженными мужскими телами. Тем не менее девушка так и не привыкла к этому зрелищу и поспешно отвернулась. Она успела заметить, что Фейвал хорошо сложен и обладает прекрасно развитой мускулатурой. Если бы не застенчивость Бриони, смотреть на него было бы приятно, призналась она самой себе.

«Наверное, Баррик прав и мне в самом деле следовало родиться мальчишкой, – вздохнула принцесса. – Похоже, я так же ветрена, как представители мужского племени, и так же неравнодушна к телесной красоте».

Впрочем, порой в душе Бриони пробуждались желания, непонятные ей самой. По ночам, лежа без сна девушка испытывала приступы тоски, не имеющие ничего общего с тоской по отцу и братьям. В такие минуты ей отчаянно хотелось, чтобы рядом был не просто красивый мужчина, но человек, способный согреть ее своим теплом и защитить от всех напастей. Образ этого неведомого друга и защитника был туманным и расплывчатым.

Но изредка перед внутренним взором Бриони возникали, к ее изумлению, знакомые черты. Она видела лицо не прекрасного принца, но самого обычного человека – капитана королевских гвардейцев, так скверно справившегося со своими обязанностями. Причуды собственной души выводили принцессу из себя. Кто он такой, чтобы она думала о нем? Она даже не знает, жив он или погиб.

«Нет, нет, Феррас Вансен жив, – поспешно возразила себе Бриони. – Иначе и быть не может. Он жив и здоров. И сейчас он рядом с моим братом, охраняет и защищает его».

И все-таки девушка поражалась тому, как хорошо она помнит его лицо, далекое от идеала мужской красоты. Нос капитана, похоже, был сломан в одном из давних боев, глубоко посаженные глаза под насупленными бровями устремлялись то в землю, то к небесам. Он как будто боялся, что принцесса обожжет его взором.

Бриони затрясла головой, отгоняя назойливые мысли.

«У меня слишком разыгралось воображение», – сказала она себе.

– Ты закончил переодеваться, Тим? – донесся до нее голос Фейвала.