Текст книги "Игра теней"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 59 страниц)

– Очень, очень красивая птичка, – тихо повторила Киннитан. – Но ты должен помнить, что мое имя – Нира. То, другое, лучше выбросить из головы. А тебя зовут Нонем.

На этот раз во взгляде мальчика мелькнула не столько обида, сколько сожаление по поводу собственного промаха.

– Не переживай, – прошептала Киннитан, обнимая его. – Сейчас мы все исправим. Дай-ка мне нож.

Она поцеловала его в макушку, ощутив едва уловимый запах мальчишеских волос, и огляделась по сторонам. Несколько женщин внимательно наблюдали за ней. Киннитан показала им подарок Голубя, затем взяла птичку и направилась в уборную, расположенную в дальнем конце комнаты. Там она устроилась в одной из маленьких кабинок, чрезвычайно напоминавших лошадиные стойла – каковыми они, без сомнений, и были прежде. Убедившись, что ее никто не видит, Киннитан торопливо соскребла ножом корявые детские буквы с деревянной фигурки.

На обратном пути она остановилась, чтобы одолжить у одной из прачек зеркальце. За него Киннитан дала круглый комок мыла, который слепила из крошечных обмылков, остававшихся в прачечной. Зеркальце размером с ладонь было вставлено в покрытую многочисленными зазубринами рамку из черепашьего панциря.

– Не забудь вернуть его сегодня же, – предупредила владелица зеркала.

Киннитан кивнула.

– Мне нужно… для моих волос, – пробормотала она на своем ломаном иеросольском. – Скоро верну.

Подойдя к кровати, она увидела, что Голубь старательно очистил постель от стружек. Киннитан поставила деревянную птичку на пустой бочонок, служивший ей и ее соседке ночным столиком. У этой соседки она одолжила расческу – женщина оказалась настолько щедра, что ничего не попросила взамен.

Устроив зеркало на коленях, Киннитан принялась изучать собственное отражение. К своему великому огорчению, она обнаружила, что ее непослушные волосы вновь выбились из-под платка и приметная рыжая прядь открыта для всеобщего обозрения. Подумать только, в таком виде она разгуливала по крепости, где ее мог увидеть всякий! Киннитан оставалось лишь пожалеть, что в ее распоряжении больше нет красок и притираний, излюбленных обитательницами гарема. Для того чтобы скрыть злополучную прядь, она пользовалась сажей, но во влажном горячем воздухе прачечной сажа недолго держалась на волосах. Самые старшие из прачек коротко стригли свои волосы. Быть может, решила Киннитан, никто не сочтет слишком странным, если она последует их примеру.

– Ты ведь Нира? – раздался за ее спиной скрипучий голос.

Киннитан вздрогнула, поспешно спрятала волосы под платок и обернулась. В проходе между кроватями стояла пожилая женщина – та самая прачка с обожженным лицом и гнилыми зубами, что сегодня спасла Киннитан от назойливых расспросов.

– Да, меня зовут Нира, – с замиранием сердца ответила девушка.

– А я Лоза. Я сразу тебя узнала, как только увидела здесь. Это кто, твой младший братишка?

Голубь взглянул на женщину с опаской – жизнь научила его не доверять незнакомым людям.

– Да. Его зовут Нонем.

– Славный мальчуган. Мне не хотелось тебя беспокоить, детка, но дело в том…

Она не договорила, потому что в комнату вошла Язи в сопровождении юной девушки в красивом голубом платье. Такие наряды попадали в руки прачкам чрезвычайно редко, лишь тогда, когда их призывали знатные дамы из верхних покоев. Женщины изумленно уставились на необычную посетительницу.

– Нира, я только что… – затараторила Язи и тут же осеклась, заметив пожилую женщину. – Лоза! Что ты здесь делаешь?

Женщина улыбнулась и тут же поджала губы, чтобы скрыть потемневшие пеньки зубов.

– О, я не смогла выйти из ворот, чтобы попасть домой! – пояснила она. – Там полно солдат и такая кутерьма, что и не подступиться. Телеги, волы, люди, все смешалось. Говорят, прибыли наемники из Сессиана, которых вызвал лорд-протектор. Вот я и решила, что сегодня мне лучше переночевать здесь.

– Что ж, поговори с надзирательницей, – сказала Язи. – Думаю, она не будет возражать.

В обычное время Язи обрушила бы на пожилую прачку град вопросов, желая узнать все подробности «кутерьмы» у ворот, но сейчас ей было не до того.

– Нира, кое-кто хочет с тобой поговорить, – сообщила она.

Киннитан почувствовала, что голова у нее закружилась. В полном недоумении она повернулась к юной девушке в шелковом голубом платье и бархатной накидке. Взоры всех обитательниц барака по-прежнему были устремлены на это дивное видение.

– Да? – выдохнула Киннитан.

– Я должна отвести вас к моей хозяйке, – сообщила девушка. – Вас ведь зовут… Нира?

Растерянность, охватившая Киннитан, моментально сменилась паникой, и она прилагала отчаянные усилия, чтобы держать себя в руках.

– Кто… кто твоя хозяйка? – пролепетала она, с трудом подбирая иеросольские слова.

– Она сама сообщит вам об этом, – сказала девушка. – Прошу вас, идемте со мной.

На лице ее застыло непроницаемое выражение, однако чувствовалось, что она волнуется, выполняя столь ответственное поручение.

– Жаль, что тебе придется уйти, Нира, – вздохнула Лоза. – Мне так хотелось с тобой поболтать.

– Лучше не упрямься, иди с ней, – посоветовала подруге Язи. – Вдруг какой-нибудь прекрасный принц положил на тебя глаз, пока мы плутали поэтому громадному дому. Может, мне стоит пойти вместе с тобой? Ведь ты так плохо говоришь по-здешнему, что не поймешь, когда он сделает тебе предложение!

– Помолчи, Язи, – с досадой перебила Киннитан.

Больше всего на свете ей хотелось, чтобы дивное видение исчезло. Но, увы, девушка в голубом платье по-прежнему стояла в проходе, под обстрелом любопытных взглядов.

– Нира должна идти одна, – проронила она.

– А… мой брат? – выдохнула Киннитан.

– Я за ним присмотрю, – заверила Язи. – Мы с ним отлично проведем время, верно, Нонем?

Голубь любил Язи, но то, что Киннитан придется уйти с незнакомой девушкой, было ему явно не по душе. Тем не менее он поймал предостерегающий взгляд Киннитан и кивнул в знак согласия. Киннитан поднялась, отдала Язи расческу и зеркало, попросила вернуть эти ценные вещи владелицам. После чего вслед за девушкой вышла из барака в холодную темноту, освещенную факелами.

Шагая по выложенному плитками Гулкому Променаду, Киннитан нащупала в кармане платья маленький ножик Голубя и порадовалась тому, что не успела отдать его мальчику.

– Кто твоя хозяйка? – вновь обратилась она к девушке.

– Она сама сообщит вам все, что пожелает сказать, – проронила юная посланница и вновь погрузилась в молчание.

* * *

– Я очень недоволен, – заявил отец.

Пелайя в этом не сомневалась. Граф Перивос отнюдь не был любителем сюрпризов, а то, что случилось, было весьма неожиданно.

– Мог ли я ожидать, что моя дочь поддастся на посулы пленника-чужестранца и согласится передать его послание! И это сейчас, когда у меня столько тревог и забот! Но мало этого – оказывается, пленник рассчитывает, что моя дочь устроит для него какое-то… тайное свидание! Это уж слишком!

– Вовсе не тайное свидание! И я не поддавалась ни на какие посулы! Король Олин ничего мне не обещал. Он просто попросил оказать ему любезность.

Пелайя потянула отца за рукав и заметила, что манжет его камзола совсем истрепался. Сердце у нее сжалось при мысли о том, что отец все свое время проводит за письменным столом.

– Прошу тебя, папулечка, не надо сердиться по пустякам! Или то, что написано в этом письме, тебя расстроило?

– Папулечка? – удивленно вскинул брови отец. – Ты меня давно так не называла – с прошлого раза, когда хотела что-то выпросить. Нет, в письме не содержится ничего противозаконного. Напротив, все соображения твоего знакомого весьма разумны и могут быть нам полезны. Взамен он просит сообщить ему все, что мне известно о его стране и его семье. Меня беспокоит одно: этот человек слишком много знает. Ума не приложу, как заключенный, не покидающий своих комнат, мог так хорошо изучить оборонительные сооружения цитадели.

– Король Олин рассказал мне, что целых двадцать лет сражался против туанских пиратов. И не раз посещал совет храма.

– Мне это прекрасно известно. И все же я не могу понять, каким образом он ухитрился запомнить расположение каждой башни и количество ступенек в каждой лестнице! Поистине, у него такая хорошая память, что по этой части с ним не сравнится никто из смертных! – Граф Перивос нахмурился. – Признаюсь, многие из его предложений обнаруживают выдающийся ум, и мне хочется надеяться, что он искренне желает нам помочь. Но что за дикое желание – встретиться с одной из прачек?

– Папулечка, честное слово, я не знаю, зачем ему понадобилась эта девица. Он сказал, она ему кого-то напоминает. Какую-то родственницу.

В этот момент между деревьями сада Пелайя увидела свою горничную, за которой неохотно брела тоненькая темноволосая девушка.

– Гляди, они уже идут сюда.

Когда Пелайя увидела юную прачку вблизи, ею овладело смешанное чувство облегчения и растерянности. Она увидела, что девушка старше ее самой всего на год-два и, хотя отнюдь не уродлива, особой красотой не блистает. Однако было в этой прачке нечто такое, что заставило Пелайю увидеть в ней достойную соперницу. Девушка держалась настороженно, но уверенно; она окинула освещенный факелами сад взглядом, преисполненным сдержанного достоинства, без всякого уничижения. Пелайя никак не ожидала, что прачка, целые дни проводящая у корыта, обладает столь независимыми манерами.

Девушка устремила взор своих темных глаз на Пелайю и ее отца. Она рассматривала их так же спокойно и внимательно, как деревья в саду. Подобное поведение можно было счесть дерзостью – без сомнения, прачке не пристало сверлить глазами благородных господ, пожелавших удостоить ее беседы. Пелайя почувствовала, что ее растерянность нарастает.

– Твое имя Нира? – важно обратилась она к девушке. – Один человек желает поговорить с тобой. Ты меня понимаешь?

– Да. Нира. Понимаю.

Односложные ответы заставили Пелайю предположить, что на самом деле девушка глупее, чем кажется. А может, она недавно перебралась в Иеросоль и не успела овладеть языком.

«Похоже, я ввязалась в какую-то запутанную историю», – в который раз за день подумала Пелайя.

Дружба с королем-узником, такая приятная и необременительная, приняла неожиданный оборот. Девочку успокаивало лишь то, что Олин встретится с юной прачкой в присутствии графа Перивоса. А отец сумеет предотвратить любой сговор и раскрыть враждебные замыслы.

Граф выступил вперед. Несколько мгновений он рассматривал Ниру так же пристально, как она только что рассматривала его.

– Это та самая прачка? – обратился он к дочери.

– Да, – кивнула Пелайя.

– Олин Эддон заставляет нас ждать себя. У меня уйма дел и…

– Да, отец, я знаю, – поспешно перебила Пелайя. – Но прошу тебя, будь к нему снисходителен.

Граф Перивос бросил на дочь взгляд, в котором изумление соединялось с раздражением.

– Снисходителен? Это еще почему?

– Папуля, он такой добрый, такой милый человек. И он всегда держался со мной очень вежливо. И говорит он… так красиво, что просто заслушаешься! Представляешь, я напоминаю ему его дочь!

– Похоже, все молодые девицы ему кого-то напоминают! – недоверчиво фыркнул граф.

– Папа! Прошу тебя, не будь с ним суров. Он такой несчастный! Ты сам знаешь, дочь его пропала без вести, а оба сына погибли.

Граф Перивос сердито покачал головой, но Пелайя заметила, что взгляд его смягчился. Более чуткая и проницательная, чем ее сестры, Пелайя давно научилась управлять отцом по собственному желанию, и часто казалось, что он не без удовольствия позволяет это дочери.

– Не пытайся меня задобрить, – отрезал граф Перивос. – Разумеется, я буду обращаться с Олином Эддоном уважительно, ведь он король. Но эта история мне не по нраву. И если произойдет что-то неподобающее…

– Не произойдет, – заверила Пелайя. – Такой человек, как король Олин, не способен на… неподобающие поступки.

Пелайя Акуанис была слишком хорошо воспитана, чтобы употреблять бранные слова даже мысленно. По правде говоря, она не знала ни одного такого слова. Но сейчас юной леди отчаянно хотелось выругаться, ибо за услугу, оказанную королю Олину, ей пришлось заплатить дорогую цену. Девочка сознавала, что не может злоупотреблять снисходительностью отца бесконечно: после того, как он согласился на ее уговоры, ей придется несколько месяцев воздерживаться от каких-либо важных просьб.

«Надеюсь, королю Олину и в самом деле необходимо поговорить с этой растрепой из прачечной», – вздохнула Пелайя.

Внутренний голос тут же возразил, что она несправедлива. Пелайя так и не смогла понять, что особенного в этой Нире, но на обычную прачку девушка не походила.

Когда в саду появился король Олин, сопровождаемый стражниками, с неба донеслись первые раскаты грома. Приближалась гроза. Граф Перивос выступил вперед и приветствовал высокопоставленного узника поклоном.

– Воистину, вы обладаете немалым даром убеждения, король Олин, – изрек он. – В противном случае я не стал бы стоять здесь, под хмурым небом, позабыв о делах и ожидающем меня ужине. Но моя дочь готова была поставить на карту отцовскую любовь, дабы исполнить ваше желание, и она вынудила меня устроить вашу встречу с этой юной особой.

– Полагаю, граф Перивос, вы несколько преувеличиваете, утверждая, что ваша прелестная дочь рисковала утратить вашу любовь, – с улыбкой ответил король Олин. – Я знаю о вас по ее рассказам и возьму на себя смелость предположить, что ваша любовь к ней беспредельна. У меня самого есть дочь, наделенная упрямым и своевольным нравом, и я как никто другой понимаю ваши чувства. Поверьте, я способен оценить сделанное мне одолжение, далеко выходящее за пределы ваших служебных обязанностей. – Король понизил голос, чтобы стражники, стоявшие в отдалении, не могли его расслышать. – Вы получили мое письмо, граф? Смею ли я надеяться, что мои скромные соображения хоть чем-то помогут вам?

– Возможно, они небесполезны, – проронил отец Пелайи. Графа не так просто было очаровать. – Мы поговорим об этом в другой раз. А сейчас я предоставлю вам возможность побеседовать с юной особой, вызвавшей у вас такой интерес. Вы можете говорить с ней наедине… если только поклянетесь, что ваш разговор не будет направлен против государственных интересов Иеросоля. Не считаю нужным напоминать вам о недопустимости любых безнравственных намеков и…

– Да, напоминать об этом нет ни малейшей необходимости, – резко перебил король Олин. – Даю слово, граф Перивос, что не имею никаких тайных замыслов, направленных против Иеросоля, и не намерен обсуждать их с этой девушкой.

Граф удовлетворенно кивнул, слегка поклонился и отошел на несколько шагов.

– Не пугайся, дитя мое, – обратился король Олин к юной прачке. – Мне сказали, тебя зовут Нира. Это так?

Девушка кивнула. Стоило ей обратить взгляд на короля, и с ее лица слетело то равнодушное выражение, с каким она рассматривала Пелайю, ее отца, деревья и клумбы в саду. Казалось, она узнала сидевшего перед ней бородатого человека и теперь пытается припомнить, когда и при каких обстоятельствах с ним встречалась. По спине у Пелайи пробежали мурашки.

«А вдруг я, сама того не желая, оказалась пособницей заговорщиков? – с ужасом спрашивала себя девочка. – Что, если благодаря этой встрече узник сбежит и это будет стоить моему отцу не только его положения, но и жизни?»

– Так, – медленно ответила девушка. – Нира.

– Мне бы хотелось немного узнать о твоей семье, – ласково продолжал король. – Я заметил в твоих волосах рыжую прядь. Это большая редкость.

Девушка молча пожала плечами. Пелайе отчаянно хотелось вмешаться в разговор и напомнить королю о своем существовании.

– Рыжие встречаются здесь не так уж редко, – громко заявила она. – Северяне приезжали в Ксанд на протяжении многих лет – купцы, наемники и прочие. Отец часто вспоминает о «белых гончих» автарка. По его словам, дурная слава этих предателей гремит на весь Эон.

– Вы правы, юная госпожа, – кивнул король Олин. – И все-таки я полагаю, что рыжий цвет волос встречается здесь не часто. – Он улыбнулся и вновь обратился к прачке. – Скажи, милая Нира, в твоей семье есть наемники из Эона? Рыжеволосые северяне?

Девушка медлила с ответом, словно не до конца поняла вопрос. Руки ее взметнулись вверх и торопливо спрятали вьющуюся темную прядь под грубый домотканый платок.

– Нет… – наконец пробормотала она. – Все… похожи на меня.

– Ты напрасно боишься меня, дитя мое, – попытался ее ободрить король Олин. – Ты не сделала ничего дурного. Я хочу лишь побольше узнать о твоих предках. Быть может, они приехали с севера? Тебе доводилось слышать рассказы об их родных краях?

Девушка внимательно вгляделась в него, пытаясь понять, не таится ли в этих расспросах подвоха.

– Нет, – пожала она плечами. – Все жили в Ксисе. Всегда. Только я… уехала.

– Да, если ты здесь, значит, ты покинула Ксис, – с улыбкой заметил король. – Мне сказали, что твои родители умерли. Прими мои соболезнования. Если я могу что-то для тебя сделать, дай мне знать. Возможностей у меня немного, и все же добрые друзья не оставляют меня своей благосклонностью.

Девушка, явно пребывавшая в замешательстве, вновь остановила на лице короля пристальный взгляд.

– Не будем более ее задерживать, – произнес Олин, повернувшись к графу Перивосу. – Несомненно, весь день ей пришлось работать в поте липа, и, скорее всего, она еще не ужинала. – Король поднялся со скамьи. – Благодарю вас, милая Пелайя, благодарю вас, граф Перивос. Любопытство, томившее меня, удовлетворено. Как видно, игра света и теней причиной тому, что мне почудилось сходство, которого нет и в помине. Да и быть не могло.

Пелайя позвала горничную. Та сделала юной прачке знак следовать за собой и направилась прочь из сада. Король Олин в сопровождении стражников вернулся к себе в комнаты. Пелайя и граф Перивос тоже поспешили в свой особняк, по роскоши и великолепию немногим уступавший резиденции лорда-протектора.

– Спасибо, папулечка, – прошептала Пелайя, коснувшись руки отца. – Ты самый лучший на свете. Самый добрый. Самый умный. Честное слово, так оно и есть.

– Может, я и умнее всех на свете, только никак не могу понять, зачем королю понадобилась эта девчонка, – нахмурившись, пробурчал граф Перивос. – Он что, свихнулся от скуки? И кого она могла ему напомнить?

– Не знаю, – пожала плечами Пелайя. – Но мне его жалко. И ее тоже. Они оба ужасно грустные.

– Месяц назад ты пожалела бездомную кошку. Она тоже показалась тебе ужасно грустной, – с улыбкой напомнил отец. – Теперь я каждое утро просыпаюсь от воплей этого наглого животного, требующего свежей рыбы. К счастью, у короля и прачки есть пристанище, и мне не придется брать их к себе в дом.

– Не придется, папуля, – покачала головой Пелайя.

И они ускорили шаг, молча размышляя о том, какие причины свели в саду двух столь далеких друг от друга людей – короля и прачку.

Раскаты грома становились все яростнее, первые капли дождя упали на землю. Пелайя, ее отец и стражники едва успели вбежать в дом.

Глава 19
Голоса в лесу

Каждую ночь Бледная Дева внимала пению Серебряного Сияния, и сердце ее наполнялось любовью к нему. Увлекаемая страстью, она оставила дом своего отца и устремилась к возлюбленному. Она была так прекрасна, что он не смог отослать ее прочь и не внял предостережениям брата и сестры, твердивших, что Бледная Дева принесет ему только несчастья. Серебряное Сияние сделал Бледную Деву своей супругой, и они произвели на свет дитя. Так две мелодии соединились в третью диковинную песнь, что звучала на протяжении бессчетного множества лет.

«Сто соображений» из Книги великих печалей народа кваров

Бриони прекрасно понимала: если она хочет выжить, надо уйти как можно дальше от Ландерс-Порта. Тем не менее на протяжении двух дней она бродила поблизости от городских стен, ночевала где придется и прислушивалась к разговорам путешественников, только что покинувших город. Надежда выяснить что-нибудь об участи Шасо не оставляла принцессу. Прохожие только и говорили, что об опустошительном пожаре, унесшем жизнь одного из самых богатых городских купцов. Никто не сомневался в том, что все домочадцы Эффира дан-Мозана тоже погибли в огне – за исключением женщин и старого слуги, которого Бриони видела на пепелище.

Наконец последние надежды растаяли. Бриони не сомневалась – люди барона Йомера знают, что она осталась в живых, и ищут ее повсюду. Мужской наряд вряд ли мог служить ей надежной защитой, особенно если учесть, что это был наряд молодого уроженца Туана, а Бриони, утратившая поддельную смуглость, ничуть не походила на темнокожих туанцев. Принцесса старательно терла лицо и волосы грязью, чтобы их природный цвет не слишком бросался в глаза. Но она понимала, что стоит ей встретить по-настоящему въедливый взгляд, и обман мгновенно будет раскрыт. Иного выхода, кроме как уйти из Ландерс-Порта, не оставалось. Если враги ее схватят, значит, Шасо умер напрасно, говорила себе Бриони. Мысль эта причинила ей невыносимую боль и в то же время заставила стряхнуть оцепенение, в котором она пребывала после катастрофы. Потеряв Шасо, принцесса чувствовала себя беспредельно одинокой. Если бы мерзкий предатель Талибо ожил и появился перед ней, с каким наслаждением она убила бы его во второй раз!

Человек гневит богов, когда говорит, что он все потерял. Эту мудрость Бриони постигла на собственном опыте. В назидание боги могут послать новую беду. Именно так произошло с Бриони. Утратив престол, отца и братьев, она полагала, что ей нечего больше терять. Боги доказали, как глубоко она ошибалась, лишив ее единственного друга и защитника.

Очень скоро принцесса выяснила, что совершенно не приспособлена к жизни беглой преступницы. Все романтические истории о благородных разбойниках, вольных обитателях лесов и полей, оказались грубой ложью. Жить под открытым небом – сущее мучение, даже если зима стоит на удивление мягкая, а у тебя есть теплый шерстяной плащ (к счастью, Бриони успела захватить его из хадара). Большую часть времени принцесса проводила в поисках незапертых сараев и покинутых амбаров, где она могла переночевать, не опасаясь отморозить нос и руки. Тем не менее нескольких дней бродяжничества хватило, чтобы девушка жестоко простудилась. Разрывающий грудь кашель не давал ей покоя ни днем, ни ночью.

Кашель и разбитый во время схватки с Талибо рот мешали есть. Бриони приходилось размачивать хлеб в воде и жевать его очень медленно и осторожно, чтобы не повредить еще больше расшатанные зубы и разбитые губы. Несмотря на все это, скудного запаса пищи хватило ненадолго.

Спасало принцессу лишь то, что дорога, ведущая от Ландерс-Порта на запад, петляла между холмами, на склонах которых во множестве лепились маленькие городки и деревни. Бриони переходила из одного поселения в другое, без труда отыскивая подходящее место для ночлега и подбирая на улицах остатки пищи. Просить милостыню она не решалась, ибо не хотела привлекать внимание. Голод томил ее все сильнее, но Бриони не позволяла себе опускаться до краж. Впрочем, ею руководили соображения скорее практического, чем морального порядка. Принцессе вовсе не хотелось, чтобы в какой-нибудь позабытой богами дыре ее схватили и заключили в тюрьму, как преступницу.

Однако дни шли за днями, а пустой желудок Бриони ворчал все громче и жалобнее. Никогда прежде ей не доводилось голодать так долго, и она с удивлением осознала: голод затмевает все остальные чувства и мысли. Кашель тоже не желал проходить, и приступы его становились такими сильными, что у Бриони начинала кружиться голова. Порой девушкой овладевала слабость, ноги отказывались ее держать, и она падала прямо посреди дороги. Принцесса понимала, что долго так не продержится. Перед ней стоял выбор: стать нищенкой, воровкой или умереть. После долгих размышлений она остановила свой выбор на первом. В конце концов, за попрошайничество не вздернут на виселицу.

Первое выступление на новом поприще оказалось на редкость неудачным: жители маленького хуторка, расположенного в окрестностях безымянной деревеньки, проявили прискорбную черствость. Прежде чем Бриони успела открыть рот, чтобы попросить хлеба, лохматый парень, стоявший в дверях дома, спустил на нее огромную собаку. Злобная псина налетела на Бриони, как рыкающий зверь на Гилиомета, и принцесса едва успела перескочить через забор, спасаясь от острых желтых клыков. При этом она разорвала свой драгоценный плащ – треск материи причинил ей такую боль, словно рвалась ее собственная плоть. Голодная, больная и измученная, Бриони побрела в сторону леса. По щекам ее текли слезы, и она не могла их сдержать, хотя отчаянно корила себя за малодушие.

Однако на другом конце деревни к Бриони вернулась удача. Произошло это отнюдь не потому, что в сердцах здешних жителей пробудилось милосердие, о котором торжественно вещают жрецы-мантиссы. На счастье Бриони, хозяин одной из ветхих хижин куда-то отлучился. Принцесса вошла в пустое продымленное помещение и не обнаружила гам ничего, кроме набитого сухими листьями тюфяка и ветхого одеяла. Однако на столе она с радостным замиранием сердца увидела железный котелок, накрытый деревянной тарелкой. В котелке оказалась холодная картошка. Никогда прежде еда не казалась принцессе такой вкусной. Лишь опустошив котелок и ощутив в желудке непривычную тяжесть, она осознала, что совершила кражу, причем украла не излишек у богача, а необходимое у бедняка. Поскольку Бриони уже утолила голод, ничто не мешало ей предаться раскаянию. Оно было таким острым, что в какой-то момент она даже решила дождаться хозяина и хоть как-то возместить ему съеденную картошку. Однако в следующее мгновение поняла, что, кроме потрепанной одежды, кинжалов Йисти и собственной девственности, ей нечего предложить неведомому обитателю хижины. Расстаться с чем-либо из перечисленного было выше ее сил, и принцесса решила отказаться от благого намерения – как и от преступной мысли похитить рваное одеяло. Насытившаяся, но несчастная, она вышла на улицу, где гасли короткие зимние сумерки.

Со дня смерти Шасо прошла десятница, потом вторая. Бриони по-прежнему брела на запад, воруя скудное пропитание, едва поддерживавшее в ней огонек жизни. Стыд и голод попеременно терзали принцессу и довели ее до полного изнеможения. Разбитые губы зажили, но кашель, глубокий и болезненный, по-прежнему терзал ее. Каждый новый переход становился все мучительнее. Мысли о том, что плен и даже смерть не так уж страшны по сравнению с одиночеством и бесприютным существованием, посещали принцессу с удручающей частотой.

Бриони понуро стояла на мосту и смотрела то на темные, медленно текущие воды реки, то на пустынные земли на другом берегу. Небо над ее головой было сплошь затянуто свинцовыми тучами.

«День всех сирот и новый год уже позади», – подумала принцесса.

Она вспомнила, что всего два дня назад слышала бой колоколов в честь дня пророка Заккаса – Бриони как раз тогда брела по довольно большому городу, где был свой храм. Это означало, что димен только наступает и празднества Джестримади еще впереди.

«Зима продлится еще месяца два, не меньше, – с горьким вздохом подумала Бриони. – Нет, сильных морозов мне не пережить».

Несмотря на то что Бриони едва волочила ноги по дороге Карала, она далеко продвинулась на юг. При этом принцесса так и не решила, куда лучше идти, в Иеросоль или в Сиан. Впрочем, ломать над этим голову не было нужды: она слишком хорошо понимала, что у нее не хватит сил добраться до цели. Теперь селения попадались реже, и беглянке стало еще труднее добывать себе пропитание. Два дня назад она вошла в маленькую деревеньку, и ватага пьяных парней выгнала ее оттуда. Им не понравилась наружность оборванной нищенки, и они объявили ее разносчицей чумы. Бриони знала, что на юге города и деревни будут встречаться еще реже – отсюда до самой границы Сиана расстилались пустынные земли. Как она ни старалась держать себя в руках, ею овладело безысходное отчаяние.

В детстве у Бриони было предостаточно наставников, которые готовили принцессу к предстоящей ей важной роли. Но чему они научили ее в действительности? От всех этих знаний не было никакого толку. Она не умела даже разжечь костер. Будь у девушки кремень и железо, возможно, ей удалось бы высечь огонь. Но, увы, последние медяки, которые дал ей Шасо, она потратила на хлеб и сыр, и купить кремень было не на что. Охотиться она не умела, в растениях не разбиралась и не могла понять, какое из них годится в пищу, а какое нет. Иными словами, принцесса не знала самых простых вещей, в которых отлично разбираются неграмотные крестьянские дети. Зато она умела петь, танцевать, вышивать, а также читать и писать. Спору нет, чтение – чрезвычайно приятное занятие. Жаль только, Бриони попадались исключительно книги, наполненные бесполезными романтическими выдумками, а также притчи о богах и их великих деяниях. Как это ни печально, рассказы о страданиях милосердной Зории никак не могли облегчить страданий самой Бриони.

«Да, по книгам невозможно понять, что такое горести и скитания, – думала Бриони, стоя на мосту и глядя на пустынные земли. – Пока не познаешь это на собственном опыте, кажется, что бродить по свету без приюта – чрезвычайно увлекательное приключение».

И все же не все знания, которыми снабдили Бриони учителя, не имели практического применения. Например, из уроков географии и рассказов отца она помнила, что земли по другую сторону реки Элузин называются Плачущие Пустоши. Эти болотистые пространства тянулись до самых озер Верхнего Сиана. Принцесса понимала, что посреди этих бескрайних равнин она не найдет укрытия от пронизывающего ледяного ветра и снега. И она не представляла, в каком направлении продолжать путь. Может, вернуться в один из городов, встречавшихся ей по дороге, и поискать приюта? Или пойти на восток, в Саммерфильд, родовое гнездо проклятых братьев Толли? Вряд ли враги будут искать ее там. Или пересечь пустоши, упорно двигаясь на юг, обогнуть озера, преодолеть горную гряду и попасть в далекий Сиан или еще более далекий Иеросоль? Возможно, боги не оставят ее и по пути ей встретятся селения, где найдется еда и кров.

Сойдя с моста, Бриони в изнеможении опустилась на землю. Ее окружали заросли тростника, тихо шепчущие на ветру. Принцессу сотрясал очередной приступ кашля. Сплюнув, она увидела на земле кровавое пятно. Даже думать о Сиане не имело смысла – в таком состоянии ей не по силам долгое и тяжелое путешествие.

«Значит, надо идти на запад», – решила Бриони и медленно повернула голову в сторону темного леса, тянувшегося с запада до самого горизонта. Она знала: если у нее хватит сил пересечь Уайтвуд, она окажется в Ферстфорде, самом крупном городе Сильверсайда. Там находился большой храм, куда стекались нищие со всех королевств Пределов, ибо голодным в храме предоставляли еду, а больным – постель.