Текст книги "Игра теней"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 59 страниц)

Слушая, как Чавен повторяет историю, уже известную всем собравшимся, Чет ощутил легкий укол вины – ведь он скрыл от своего друга некоторые важные обстоятельства. Поскольку лекарь, судя по всему, помешался на зеркалах, Чет счел за благо держать при себе подробности, связанные с зеркалом Кремня. С членами гильдии он тоже не был до конца откровенен и скрыл от них, что пересек залив Бренна и встретился в захваченном городе с представителями победоносного сумеречного народа. Чет по-прежнему не понимал, какие последствия может иметь эта встреча, однако интуиция подсказывала ему, что лучше держать ее в тайне. Если Киноварь и остальные фандерлинги узнают, что он передал сумеречному народу некую вещь, принесенную мальчиком из-за Границы Теней, они наверняка сочтут пребывание Кремня в Городе фандерлингов слишком опасным для всех и недопустимым.

«А если мальчика решат изгнать из города, мне конец, – уныло подумал Чет. – Опал меня со свету сживет. Без своего ненаглядного Кремня она изведется от тоски. Да и я тоже».

– Понимаете ли вы, Чавен Макарос, что навлекаете на наш город гнев правителей Южного Предела? – спросил Известковый Туф, смотритель клана Водяного Камня. – У нас говорят: не все, что приходит сверху, послано богами. – Он смотрел на лекаря сурово. – Ваше вторжение в Город фандерлингов лишний раз подтверждает справедливость этой пословицы.

Даже склонив голову, Чавен возвышался над собравшимися, как храмовая колокольня.

– Милостивые господа, прошу вас учесть, что я был ранен и охвачен лихорадкой, – произнес он. – Отчаяние заставило меня позабыть все политические соображения и искать убежища в доме моего старинного друга Чета Голубой Кварц. Я прошу вас простить мне столь опрометчивое поведение.

– Опрометчивость не является оправданием! – выкрикнул брат Чета Нарост, и некоторые магистры одобрительно загудели.

– Но в тяжелый час человеку свойственно искать помощи у друзей, – изрек Киноварь, и другие магистры закивали в знак согласия.

За время своего недолгого пребывания у власти Хендон Толли уже успел отнять у фандерлингов все дома, расположенные около замка. При этом он держал свои планы в строжайшем секрете и для осуществления их использовал доверенных людей, привезенных из Саммерфильда. Многие жители Города фандерлингов начали опасаться, что останутся без средств к существованию, которыми в последние годы обеспечивала их работа в замке Южного Предела. Вследствие всех этих обстоятельств они относились к нынешним властям без особой симпатии и радовались любой возможности насолить им.

– Кто-нибудь еще желает высказаться? – спросил великий смотритель Сард, когда Галька, магистр дома Известковой Глины, завершил наконец свою длинную речь: он ратовал за осторожность и осмотрительность. – Или мы уже готовы принять решение?

– Великий смотритель, мне кажется, нам предстоит принять не одно, а целых три решения, – подал голос магистр Киноварь. – Во-первых, мы должны решить, заслуживает ли наказания Чет Голубой Кварц, отправившийся в святилище тайн в сопровождении чужака. Во-вторых, заслуживает ли наказания юный Кремень, посетивший святилище тайн без разрешения (хотя, насколько я понимаю, мальчик много дней не встает с одра болезни и тем самым уже сурово наказан). И в-третьих, нам необходимо определить, как поступить с этим джентльменом, лекарем Чавеном Макаросом, который ныне стоит перед нами. А для этого мы должны понять, соответствует ли истине его рассказ о злодеяниях братьев Толли, вознамерившихся уничтожить королевскую семью.

– Благодарим вас, магистр дома Быстрой Ртути, – изрек великий смотритель дома Гнейс. – Вы весьма точно подвели итог всему, что мы здесь услышали. Поскольку вы наиболее осведомлены в обстоятельствах дела, вы можете остаться и наравне с нами, четырьмя смотрителями, принять участие в обсуждении.

Чет немного воспрянул духом. Один из магистров неизменно участвовал в заседаниях смотрителей, дабы помочь им преодолеть разногласия, нередко грозившие завести обсуждение в тупик. На сей раз эта честь выпала Киновари, что позволяло надеяться на благоприятный для Чета вердикт.

Пятеро избранных поднялись – Сард тяжело опирался на руку Киновари – и удалились в палату великих смотрителей. Чету никогда не доводилось там бывать, однако он слышал, что палата поражает роскошью убранства и помимо мягких кушеток там есть даже маленький водопад. Об этом рассказывал Нарост, не упускавший случая подчеркнуть, насколько его положение выше положения брата. Один-единственный раз смотрители позволили Наросту быть пятым участником обсуждения, и вот уже несколько лет это великое событие было у него излюбленной темой для разговоров.

В отсутствие смотрителей все поднялись с мест, чтобы размять ноги и обменяться мнениями. Многие предполагали, что обсуждение будет долгим, и направились в ближайшую таверну пропустить пару стаканчиков. Чет слишком хорошо понимал, что все разговоры вертятся вокруг его драгоценной персоны, и счел за благо держаться от магистров подальше. Он подошел к Чавену, который с угрюмым выражением лица сгорбился на скамье.

– Боюсь, дружище Чет, я приношу тебе одни неприятности, – тяжело вздохнув, сказал лекарь.

– Ерунда, – возразил Чет и попробовал изобразить бодрую улыбку. – В нашей жизни неприятности неизбежны, и искать виноватого – самое бессмысленное занятие. Окажись я в твоем положении, я бы тоже обратился к тебе за помощью и, уверен, не получил бы отказа.

– Уверен? – Чавен покачал головой и подпер подбородок руками. – Увы, мой добрый друг, я не разделяю твоей уверенности. С тех пор как у меня появилось это зеркало, многое изменилось. Порой мне кажется, я стал совершенно другим человеком. Это трудно объяснить. – Лекарь вновь сокрушенно вздохнул. – Но мне хочется верить, что ты прав. В мою жизнь вторглось неведомое, но в глубине души я остался прежним.

– Не сомневаюсь, так оно и есть, – поспешно ответил Чет и дружески похлопал Чавена по плечу.

Однако рассуждения лекаря усугубили его тревогу. Какой же силой обладает загадочное зеркало, если по его милости такой ученый человек, как Чавен, стал сам на себя не похож?

– Думаю, ты зря волнуешься, – произнес Чет вслух. – Может, будет лучше, если ты выбросишь из головы это несчастное зеркало? Я имею в виду то, что похитил брат Окрос.

– Выбросить зеркало из головы?

Чавен изменился в лице, и Чету показалось, что рядом с ним сидит другой, незнакомый человек, полыхающий ледяной злобой, совсем не похожий на разумного и уравновешенного лекаря.

– Да будет тебе известно, это зеркало может служить орудием зла, могущественным орудием! И сейчас оно находится в руках Хендона Толли, человека, чья жестокость поистине беспредельна! Он не должен владеть этим зеркалом… иначе…

Чавен огляделся по сторонам, словно искал человека, чей голос так громко зазвучал в гулком зале, и смущенно потупился – ведь этим человеком был он сам.

– Прости, Чет, я погорячился, – пробормотал он. – Возможно, ты прав. Откровенно говоря, я совсем… запутался.

– Мы приняли решение, – провозгласил великий смотритель Сард, – и это решение состоит в том, чтобы не принимать никаких решений. По крайней мере, по самому опасному вопросу о законности правления лорда Толли, который ныне является регентом королевства Южный Предел.

– Мы сознаем, что рано или поздно нам придется определить свое отношение к событиям наверху, – подхватил великий смотритель Известковый Туф. – Но мы считаем, что поспешность здесь неуместна.

– Что касается прочих вопросов, мы вынесли свой вердикт, – шумно переводя дух, изрек Сард Смарагд. – Чет Голубой Кварц, встань и выслушай наши слова.

С бешено бьющимся сердцем Чет поднялся со скамьи. Он пытался встретиться взглядом с Киноварью и прочесть в его глазах свою участь, но магистра дома Ртути заслоняла могучая фигура великого смотрителя дома Гнейса.

– Мы постановили, что мальчик по имени Кремень должен понести наказание за свой проступок. Наказание состоит в том, что ему запрещается покидать дом Чета и Опал Голубой Кварц. Отныне он может выходить лишь в сопровождении хозяев дома.

Чет с облегчением вздохнул. Самые страшные опасения не оправдались – мальчику не грозит высылка из Города фандерлингов. Чет так обрадовался, что едва слушал Сарда, продолжавшего говорить.

– Что касается самого Чета Голубого Кварца, мы решили, что он не совершил преступных деяний, – проскрежетал древний смотритель.

– Хотя мы надеемся, что впредь он будет проявлять большую осмотрительность, – вставил Олово, смотритель дома Негашеной Извести.

– Да, мы настоятельно советуем ему быть осмотрительнее, – кивнул Сард, бросив на своего собрата неприязненный взгляд. – Мы признаем, что в сложной ситуации он сделал все от него зависящее и вовремя обратился за советом в гильдию каменотесов. На него не налагается какого-либо наказания, однако в дальнейшем ему следует согласовывать с гильдией все свои деяния и поступки. Ты понял нас, Чет Голубой Кварц?

– Да, – кивнул Чет.

– Ты готов поклясться таинствами, которые связывают всех нас, что в будущем не станешь действовать на свой страх и риск?

– Клянусь, – с готовностью сказал Чет.

Про себя он добавил, что будущее покрыто мраком и никому не суждено знать, каких именно действий и поступков оно потребует. По обычаям Города фандерлингов, магистры и смотрители строго следили за действиями рядовых жителей. Однако у Чета уже вошло в привычку нарушать установленные границы. Он чувствовал, что его подхватил мощный поток, и только от самого Чета теперь зависело, сумеет ли он удержаться на плаву.

– Мы также постановили, что у нас нет необходимости безотлагательно выносить решение относительно правдивости заявлений лекаря по имени Чавен Макарос, – вновь заговорил Сард. – Однако нам необходимо определить дальнейшую участь этого человека, и мы это сделали.

Приступ кашля прервал речь старика. Грудь его ходила ходуном, и казалось, Сард никогда не сможет заговорить вновь.

– Чавен Макарос останется в Городе фандерлингов до тех пор, пока мы не решим, как с ним поступить, – вымолвил наконец дряхлый смотритель.

– Но он должен покинуть ваш дом, Чет, – уточнил Киноварь. – Это необходимо, дабы избежать распространения нежелательных слухов. Лишь благодаря тому, что жители Города фандерлингов лишились возможности работать в замке, пребывание Чавена Макароса в вашем доме до сих пор оставалось тайной для братьев Толли.

– Но где он будет жить?

– Думаю, мы выделим ему помещение здесь, в городской ратуше, – предложил Киноварь и повернулся к смотрителям.

Сард Смарагд и Олово Негашеная Известь кивнули в знак согласия. Лица Известкового Туфа и Гнейса выражали откровенное недовольство. Чет догадался, что между смотрителями возник спор и голос Киновари оказался решающим.

– Уверен, Опал не откажется приносить Чавену еду, – заметил Чет. – Тем более, она хорошо знает его вкусы.

Он улыбнулся лекарю. Судя по растерянному виду Чавена, тот не вполне понимал, что происходит.

– Люди, живущие наверху, не слишком любят жареных кротов, – пояснил Чет, повернувшись к собравшимся. – А печеных сверчков они не станут есть даже под угрозой голодной смерти.

Многие магистры засмеялись. На несколько мгновений воцарилась непринужденная дружеская атмосфера, как бывало раньше на собраниях гильдии каменотесов. Казалось, все довольны – по крайней мере, никто не собирался открыто выражать несогласие.

– Итак… – Сард вскинул руку, и магистры поднялись со своих мест. – Мы соберемся в следующую десятницу, дабы принять окончательное решение. И да хранят нас Старейшие, взирающие на нас сквозь тьму и мрак.

– Да святится имя Того, кто слушает Великую Тьму, – нестройным хором ответили остальные.

После того как магистры гуськом направились к дверям, Чет повернулся к Чавену. Лекарь понурил голову, словно школьник, только что получивший нагоняй за несделанные уроки.

– Идем, дружище, – сказал Чет. – Киноварь покажет тебе твою комнату, а я схожу домой и соберу кое-какие необходимые вещи. Нам с тобой здорово повезло. Откровенно говоря, я не ожидал такого благополучного исхода. Думаю, очень помогло то, что Киноварь был на нашей стороне. Он пользуется в городе большим влиянием, и недалек тот день, когда он займет место старика Негашеная Известь.

– А я надеюсь, что до этого дня еще очень далеко, – раздался за спиной Чета голос магистра клана Быстрой Ртути. – Ни в опыте, ни в мудрости я не могу тягаться с уважаемым смотрителем дома Негашеной Извести. Этот человек забыл больше, чем я когда-либо знал.

Чавен тряхнул головой, словно сбрасывая с себя остатки сна.

– Простите меня, я… – пробормотал он, моргая. – Вот та фигура, закутанная в длинное покрывало, – он указал на резной потолок, – кто это? Это ведь…

– Повелитель… в общем, это Керниос, бог Земли, – пояснил Чет. – Тебе, наверное, известно, что он является покровителем нашего города.

– А на плече у него сидит сова, – заметил лекарь, по-прежнему не сводивший глаз с резного изображения.

– Да. Сова – его священная птица.

– Керниос… – прошептал Чавен. – Разумеется, это он.

Более он не проронил ни слова. Чету оставалось только гадать, почему его друг никак не проявляет радости, естественной для человека, которому почтенная гильдия каменотесов обеспечила безопасное существование – хотя бы на ближайшие десять дней.

Глава 23
Сны богов

Война у стен крепости повелителя Луны бушевала в течение долгих лет. Бессчетное множество богов из клана потомков Онейны и из клана потомков Суразем погибли в сражении.

Урех, Король-Волк, пал, сраженный градом стрел, Азинор, потомок Онейны, победил в битве Стривоса, повелителя Ветров. Но прежде чем Азинор умертвил неприятеля, его самого пронзил мечом Иммон, оруженосец великого Керниоса. Братья Кулин и Гилиолин выпустили сотни стрел, сразивших Бирина, повелителя Вечернего Тумана. Но перед смертью отважный Бирин убил обоих братьев-близнецов.

«Начало начал» на Книги Тригона

– Вы… вы говорите так… словно сами там были, – растерянно пробормотала Бриони.

Она вовсе не хотела обижать свою хозяйку (особенно перед тем, как старая карга приступит к дележу скудной пищи), но уязвленная гордость оказалась сильнее голода и усталости. Принцесса терпеть не могла, когда ее дразнили, и никак не могла позволить подобную дерзость какой-то выжившей из ума старухе.

– Но вы никак не могли видеть войну богов собственными глазами, – заявила она.

– И все же я видела эту заварушку, – равнодушно пожала плечами старая карга. – Смотри, я положила в горшок несколько корешков бархатца. Если их хорошенько проварить, из них выйдет вся отрава, и они станут такими вкусными, что пальчики оближешь. Да, живу я так давно, что многое успела позабыть, но эту войну не так просто выкинуть из памяти. Сколько тогда пролили крови, вспомнить страшно! До сих пор не могу понять, с чего им взбрело в голову устроить такую бойню?

– О ком вы говорите? Погодите, что вы сказали про отраву?

Бриони пыталась сохранять спокойствие и не делать резких движений. До нее только что дошло, что отшельница, живущая в дебрях Уайтвуда, скорее всего, выжила из ума от старости и одиночества. Принцесса, конечно, очень ослабела от голода и лихорадки, но все же надеялась, что сумеет дать отпор этому жалкому существу, у которого, судя по виду, сил было не больше, чем у бродячей кошки. Но если она забудется сном, как она сможет защититься от обезумевшей ведьмы, с содроганием спрашивала себя девушка. Она уже не надеялась пережить эту ненастную ночь в глухом лесу.

– О ком я говорю? – переспросила старуха. – О ком же еще, как не об этих свирепых созданиях, охочих до кровавых жертв.

Эта загадочная фраза лишь усугубила замешательство Бриони.

– Прежде в этой части леса их было полным-полно. Они вырубали деревья, охотились на оленей и изрядно мне досаждали. Хотя, должна признать, некоторые из них были хороши собой.

Старуха улыбнулась, и углубившиеся морщины сделали ее лицо похожим на уродливый древесный нарост.

– Порой я позволяла кому-то из них оставаться со мной на ночь, и мне было наплевать, что руки у них по локоть в крови. Тогда, в далекие дни юности, я была не слишком разборчива.

Бриони оставила все попытки увидеть хоть какой-то смысл в бормотании сумасшедшей старухи. Она подвинулась поближе к костру, дрожа всем телом, но никак не могла согреться. Старуха между тем добавила еще несколько корешков в глиняный горшок, стоявший на камнях над костром, и принялась заворачивать в листья дикие яблоки. Покончив с этим занятием, она подвинулась к Бриони и протянула к ней руку. Принцесса испуганно подалась назад.

– Не дури, дочка, – проворчала старуха. – Я вижу, ты нездорова. Дай-ка я потрогаю твой лоб. – С этими словами старуха приложила ко лбу принцессы руку, шершавую, как куриная лапа. – У тебя лихорадка. Чувствую, ты очень заболела. – Старуха покачала головой. – Посмотрим, чем тебе можно помочь. Сиди тихо.

Неожиданно старуха сжала ладонями виски Бриони. Испуганная принцесса потянулась к голенищу, где был спрятан нож. Но старая ведьма не причинила ей никакого вреда – она принялась поглаживать виски Бриони, совершая руками плавные круговые движения.

– Уходи прочь, хвороба, – произнесла старуха и тихонько запела слабым надтреснутым голосом.

Бриони не могла разобрать ни единого слова, но она чувствовала, как к голове приливает жар, что-то гудит и дрожит. Ей вдруг показалось, что на плечах у нее оказался раскаленный солнцем пчелиный улей. Ощущение было столь неприятным, что она хотела стряхнуть руки старухи, однако тело отказывалось ей повиноваться. Даже сердце как будто зажило собственной жизнью, не имеющей отношения к Бриони. Вместо того чтобы бешено колотиться от испуга, оно билось спокойно, ровно и уверенно, словно у девушки, оказавшейся в полной власти сумасшедшей старухи, не было повода тревожиться.

Жар от головы постепенно спустился вниз, в спинной хребет, и разлился по всему телу принцессы. Ей казалось, что она размякла, словно кости ее растаяли. Когда старуха наконец выпустила ее, Бриони не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.

– Теперь ты сама выздоровеешь, – заявила старуха. – Ох, ну и устала же я! Давно мне не приходилось так напрягаться. – Она звонко хлопнула в ладоши. – Ну что, тебе полегчало? Думаю, ты не прочь поесть.

Бриони еще не оправилась от потрясения и медлила с ответом.

– Бриони Эддон, дочь Мериэль, внучка Крисанты, разве тебя не учили хорошим манерам? – недовольно осведомилась старая карга. – Когда старшие задают вопрос, ты не должна молчать.

Бриони уставилась на нее, не веря ушам. Пальцы у нее онемели, волосы на шее встали дыбом. Трясущейся рукой она потянулась к голенищу и вытащила нож.

– Кто вы такая? – прерывающимся от страха голосом пролепетала она. – Откуда вы знаете мое имя? И что вы только что сделали со мной?

– Всякий раз одно и то же, – сокрушенно качая головой, вздохнула старуха. – Честно говоря, мне это порядком надоело. Что я с тобой сделала, спрашиваешь ты? Всего лишь избавила тебя от болезни, маленький неблагодарный зверек. Откуда я знаю твое имя? Оттуда же, откуда я знаю все остальное. Да будет тебе известно, я – Лисийя Мелана по прозванию Серебряная Просека, одна из девятерых дочерей Биргийи, и я покровительница этого леса. А мои сестры – покровительницы других лесов Эона. Отец мой носил имя Волиос Крепкая Хватка. Он, как тебе наверняка доводилось слышать, бог. Так что я, к твоему сведению, богиня. Но ты можешь звать меня просто – Лисийя.

– Вы… вы…

– Что ты мямлишь? Хорошо, если быть точной, я полубогиня. Когда отец мой был молод, он наплодил кучу детей с моей матерью, которая, кстати, была не кем-нибудь, а духом лесов. Да, история у них вышла весьма романтичная, только отец обладал ветреным нравом и не любил возиться с детьми. Вскоре, как это бывает, любовь остыла, и он нас оставил. Так что в детстве я, в отличие от тебя, не сидела у папочки на коленях и не дергала его за усы. Боги, знаешь ли, редко бывают хорошими родителями. Честно говоря, по части похоти они не уступают котам. И в большинстве своем так же равнодушны к своим отродьям.

Старуха засмеялась, словно это была удачная шутка.

– Да и богини немногим лучше, – с ухмылкой добавила она.

Бриони опустила нож на колени, однако не стала прятать его в голенище. Даже если старуха выжила из ума, она искусная целительница, это невозможно отрицать. Сейчас принцесса чувствовала себя намного лучше. Желудок по-прежнему сводило от голода, но боль в груди и лихорадка исчезли.

– Я… я не знаю… – пробормотала Бриони.

– Не знаешь, что сказать. Понятное дело, дочка. Ты уверена, что я свихнулась, но боишься заявить это мне в глаза. Тебе приходится быть осторожной, ведь ты устала, проголодалась и тебе не от кого ждать помощи. Осторожность это великое благо, дитя мое. Тот, кто не боится рассердить богов, навлечет немало бед на свою голову. В былые дни, если смертный наносил одному из нас обиду, пусть даже пустячную, он дорого платил за свою дерзость. Как правило, мы превращали его в куст или камень. – Старуха тяжело вздохнула и взглянула на свои морщинистые ладони. – На такое впечатляющее превращение у меня уже не хватит сил, но не сомневайся, в моей власти вернуть тебе болезнь. И наградить жесточайшей желудочной коликой в придачу.

– Вы говорите, вы богиня?

В это Бриони никак не могла поверить. Старуха очень походила на лесную ведьму, но богини, по мнению девушки, выглядели совершенно по-другому.

– Я же сказала, что могу считаться богиней лишь наполовину, – сердито пробурчала старуха. – И будь любезна, не заставляй меня повторять это лишний раз. Сейчас, когда настоящих богинь не осталось, я вполне сойду за одну из них. Не ожидала, что ты окажешься такой тупицей. – Лисийя нахмурилась. – Я читаю твои мысли и вижу, что в голове у тебя полный сумбур. Видно, придется прибегнуть к крайнему средству. Не очень-то мне хочется его использовать, особенно сейчас, когда я потратила уйму сил на твое исцеление. Завтра у меня будет болеть голова, но что делать…

Старуха с усилием поднялась и раскинула костистые руки. В такой позе она походила на изможденную ворону, пытающуюся взлететь.

– Будет лучше, дочка, если ты прикроешь глаза, – предупредила она.

Прежде чем Бриони успела последовать ее совету, костер запылал разноцветными огнями, языки пламени взметнулись в темное небо, которое устремилось им навстречу, как прогнувшаяся крыша палатки. Старуха начала расти на глазах, лохмотья ее стали прозрачными, как дым, а глаза разгорелись ослепительно ярким огнем.

Бриони, охваченная ужасом, сжалась в комок. Она вспомнила, что вот так же преобразилась девица по имени Селия – темнота поглотила ее, превратив в чудовище с когтистыми лапами и острыми иглами на спине. Бриони с содроганием решила, что ей уготована та же участь. Готовая к самому худшему, она подняла глаза и увидела лицо такой дивной красоты, что ее страхи моментально развеялись.

Богиня, стоявшая перед ней, была высокого роста, на голову выше самого высокого мужчины. Широкое переливчатое одеяние оставляло неприкрытыми лишь ее лицо и руки, испускавшие золотистое свечение. Голову венчала корона из серебряных листьев, которые тихонько шевелились, послушные неощутимым дуновениям ветра. Лишь черные глаза напоминали о жалком создании, с которым Бриони беседовала несколько минут назад. Правда, сейчас эти глаза сияли ослепительным, воистину божественным светом. Бриони подумала: о, как страшны бывают эти глаза, когда они пылают гневом! Не хотелось бы ей увидеть такое.

Красота божественного лица была столь совершенна, что оно казалось застывшей маской. Однако Бриони увидела, как губы богини изогнулись в мягкой и одновременно самодовольной улыбке.

– Ты достаточно налюбовалась мною, дочка?

– Достаточно, – простонала Бриони.

Смотреть на богиню было больно, как на яркое солнце.

– Прошу вас, хватит.

Дивное видение сжалось, как охваченный огнем кусок пергамента, и через несколько мгновений перед Бриони вновь предстала старая карга – морщинистая и скрюченная. Лисийя несколько раз моргнула и утерла глаза узловатым кулаком.

– Ах, как это досадно – на время вернуть себе прежнюю красоту, – пожаловалась она, – и вновь утратить ее.

– Вы… вы и в самом деле богиня.

– Я твержу тебе об этом битый час. Клянусь священной весной, вы, смертные, ныне до мозга костей пропитаны ядом неверия. Поклоняетесь старым статуям, бормочете слова молитв, утративших всякий смысл, и при этом считаете богов выдумкой, детскими сказками. Я так устала, что просто с ног валюсь. Тебе придется самой приглядеть за похлебкой.

С этими словами старуха в полном изнеможении опустилась на землю.

– С каждым годом мне все труднее обретать мою прежнюю наружность, – посетовала она. – Превращение с каждым разом отнимает все больше сил. Недалек час, когда мне придется довольствоваться только этим неприглядным обличьем. Тогда я спою свою последнюю песню и до конца света погружусь в сон.

– Спасибо за то, что помогли мне избавиться от болезни, – пробормотала Бриони.

Кашель, досаждавший принцессе уже много дней, не потревожил ее ни разу с тех пор, как руки старой женщины коснулись ее головы. Бриони и забыла, какое это удовольствие – дышать свободно и не чувствовать, как в груди перекатываются мелкие камни.

– И все равно, я ничего не понимаю, – призналась принцесса. – Ровным счетом ничего.

– Я и сама понимаю не больше твоего, – усмехнулась старуха. – В голове у меня звучит музыка, и она открыла мне, что я должна встретить тебя в лесу, накормить и, возможно, помочь тебе советом. Правда, по части советов я не много могу тебе предложить. Этот мир давно уже не принадлежит мне, и я не знаю, какие законы в нем действуют.

Бриони не сводила с нее глаз, стараясь разглядеть невыразимо прекрасный облик богини, сокрытый под уродливой оболочкой.

– Вы сказали, вас зовут… Лисийя? – уточнила она.

– Да, именно этим именем меня звали всю мою жизнь. Но истинное имя, данное мне при рождении, известно лишь моей матери. Оно записано в великую книгу, детка, и не проси меня назвать его.

– Записано в великую книгу? Вы имеете в виду Книгу Тригона?

Богиня расхохоталась так громко, что Бриони невольно вздрогнула.

– Ну ты и сказала! – выдохнула Лисийя сквозь приступы хохота. – Шутить надо мной вздумала, что ли? Это же надо – назвать великой книгой собрание пустейших баек, насквозь пропитанных ложью! Я-то думала, что даже самые невежественные представители рода людского знают истинную цену этой ерунде. Нет, дочка, я говорила совсем о другой книге – о Книге Огня, Сияющего в Пустоте. Именно оттуда исходит музыка, которой внимают боги.

Бриони была так поражена, что на несколько мгновений лишилась дара речи.

– Вы… называете Книгу Тригона собранием пустейших баек? – спросила она наконец, и голос ее дрогнул от такого святотатства.

– А как ее иначе назвать, дочка? – ободрительно хлопнула ее по руке Лисийя. – Мало того, что все эти выдумки нелепы, они еще и совершенно бессмысленны, потому что в большинстве своем не служат никакой цели. Крупицы правды в ней тоже встречаются, надо отдать ей должное, но они перемешаны с таким количеством чуши, что извлекать их – неблагодарное занятие. – Она бросила взгляд на горшок с похлебкой. – Сними его с огня, пока вода окончательно не выкипела, и продолжим разговор.

Ночь вступала в свои права, и Бриони, несмотря на пережитые волнения, отчаянно хотелось спать. Увидев Лисийю в истинном обличье, она испытала настоящее потрясение, но после прониклась к ней доверием. Теперь принцесса не сомневалась: здесь, в пристанище лесной богини, с ней не случится ничего плохого. Что до самой Лисийи, то она вроде бы питала к принцессе искреннее расположение и не собиралась причинять ей вред.

– Пахнет вкусно, – заметила Бриони, снимая с огня исходивший паром горшок.

– Это розмарин, – пояснила Лисийя. – Он придает похлебке приятный запах. Сейчас мне на память пришла песня, которую ты распевала в лесу. Ничего не скажешь, отличный образец современной галиматьи. Ловкач-поэт отовсюду крадет по кусочку – кое-что из стихотворений других рифмоплетов, кое-что из твоей драгоценной Книги Тригона – и из всего этого лепит новое творение. Это ж надо такое придумать – заявить, что Зории помогал Зосим. Бред, да и только! Уж кто-то, а Зосим Хитрец ни разу в жизни палец о палец не ударил, чтобы кому-нибудь помочь. Уж я-то его знаю, как облупленного. К твоему сведению, он приходится мне кузеном.

Бриони, поглощенная едой, молча кивнула. Принцессе было так приятно вновь чувствовать себя здоровой, что она решила не думать ни о каких возможных опасностях и бороться с ними по мере поступления.

– Насчет Зории твой обожаемый поэт тоже насочинял немало вздора, – продолжала старуха. – Разумеется, никто и не думал ее похищать, что бы там ни говорили потомки Суразем. Красотка убежала с Хорсом по собственной воле. Втрескалась в него по уши, как часто бывает с девчонками.

– Втрескалась по уши? – одними губами прошептала Бриони.

– Об этом тебе никогда не говорили? Тебе вбивали в голову бредни о героизме богов клана Суразем и подлости потомков Онейны. А на самом деле война вспыхнула по милости Перина Громовержца. Слишком уж он был хвастлив и надменен, не мог допустить ни малейшего соперничества. Кстати, Громовержцем его прозвали потому, что он при малейшей вспышке гнева принимался орать, а голос у него был оглушительный. Впрочем, обо всем надо рассказывать по порядку. Вот только с чего начать?

– С самого начала… – неуверенно предложила Бриони.

Она только что проглотила последний корень бархатца, оставшийся на дне горшка, и ее глаза закрывались. Лисийя рассуждала о материях, непостижимых для Бриони, а обволакивающая дрема не позволяла девушке следить за рассказом богини. Быть может, ее собеседница не обидится, если она ненадолго прикроет глаза, решила уставшая от борьбы со сном принцесса.

– Клянусь моей священной рощей, начать сначала невозможно, – заявила Лисийя. – Кстати, про рощу это не пустые слова. Мы с тобой сидим на поляне, где прежде была моя священная роща. – Старуха взмахнула костлявыми руками, похожими на птичьи лапы. – Можешь себе представить? Камни, на которых я ныне варю похлебку, раньше были моим алтарем. Люди приходили сюда и отдавали мне дань. Но, увы, все пришло в упадок с тех самых пор, как молния подпалила мой лес и пожар погубил лучшие деревья. Больше ста лет назад. Ничего не скажешь, Громовержец славно поработал. Никогда не поверю, что это вышло случайно. Как говорится, даже спящая собака временами рычит. Ох, видела бы ты, какие красивые березы здесь росли! Стволы белые как снег, и в лунном свете казалось, что они сияют. – Лисийя закашлялась. – Ох, до чего тяжко вспоминать минувшее. А что мне еще остается делать? Я ведь так стара.