Текст книги "Игра теней"

Автор книги: Тэд Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 59 страниц)

– Ваше высочество! – негромко окликнул принца капитан королевских гвардейцев. Ему казалось, что деревья вокруг замерли, прислушиваясь к незнакомым звукам человеческой речи. – Ваше высочество, когда мы сделаем привал? День – если это можно назвать днем – уже клонится к концу. Ваш приятель-демон, как видно, не нуждается в пище, но вам, да и мне тоже, необходимо подкрепить силы. Должен сказать, что все припасы кончились и, прежде чем приступить к трапезе, нам придется добыть себе еду.

– Джаир не хочет останавливаться, пока мы не пересечем этот… как его… Шепчущий поток, – равнодушно ответил принц.

– Это что еще такое?

– Река Джаир говорит, длинноголовые не любят воду. Они не умеют плавать.

– Отрадно слышать, помоги нам всемогущий Перин! – невольно усмехнулся Вансен. – Что ж, отдохнем, переправившись через реку. Но где мы добудем пропитание, ваше высочество?

– Я найду вам еду, – предложил Скарн.

– Спасибо, мы справимся сами, – поспешно отказался Вансен, уже получивший представление о вкусах ворона.

Капитану приходилось и до этого голыми руками ловить птиц и кроликов, и он не сомневался, что обойдется без помощи говорящей птицы.

– Но если ты найдешь что-нибудь действительно съедобное – например, яйца, – мы не откажемся от твоего угощения, – прибавил он и, вспомнив о всеядности ворона, решил уточнить: – Я говорю про птичьи яйца.

«Выбор у нас небольшой, – подумал Вансен. – У меня нет с собой лука, так что я не могу подстрелить даже белку, не говоря уж об олене или каком-нибудь другом крупном животном».

Он тут же вспомнил, что за все время пути они не встретили зверя крупнее ворона – разумеется, если не считать убитых преследователей и длинноголовых. Когда капитан поделился своими наблюдениями с Барриком, тот лишь пожал плечами.

– Хотел бы я знать, чем питается ваш друг демон? – спросил Вансен. – Мы наслаждаемся его обществом вот уже десять дней, а я ни разу не видел, чтобы он ел. Правда, у него и рта нет! Но должен же он хоть как-то принимать пищу?

– Понятия не имею, что он ест. Он ведь из волшебного племени, сродни феям и эльфам. Когда я был маленьким, няня рассказывала мне, что эльфы питаются цветочным нектаром и звездной пылью, – сообщил принц, и по губам его скользнула грустная улыбка. – Джаир говорит, что его еда это не наша забота, – добавил он, услышав безмолвную речь сумеречного воина. – Надо продолжать путь.

В этот день путешественники не нашли другой пищи, кроме нескольких горстей водянистых бледных ягод, которые ворон и Джаир сочли безвредными для жителей солнечного мира. Ягоды, на удивление Вансена, оказались довольно сладкими, но при этом обладали странным привкусом дыма. Скарн предложил ему съесть кусочек древесного гриба, уверяя, что это отбивает чувство голода, и изголодавшийся Вансен последовал совету ворона. Никогда еще он не пробовал ничего более отвратительного, хотя, как завсегдатай таверны «Сапоги барсука», не был избалован гастрономическими изысками. Сверху гриб был склизким, словно Вансен ел выловленную из пруда лягушку, однако внутри оказался сухим и безвкусным, как пыль. И все-таки, сделав над собой усилие, капитан проглотил мерзкое угощение; голова у него слегка закружилась, однако сосущая боль в желудке успокоилась. Убедившись, что ворон не солгал, Вансен предложил кусочек гриба принцу, и тот после безмолвного совещания с Джаиром не отказался.

Они ехали быстро, изредка делая короткие остановки для отдыха. Все время моросил холодный дождь, а когда он хотя бы ненадолго прекращался, у путников сразу улучшалось настроение. Лесные заросли заметно поредели, и временами Вансену казалось, что деревья вот-вот расступятся и сменятся открытыми равнинами. Наконец он заметил вдали свинцовый блеск воды и понял, что это и есть река Шепчущий Поток, о которой упоминал Джаир.

– По-моему, дорога стала намного лучше, – заметил капитан, обращаясь к ворону. – Будем надеяться, она будет такой и дальше.

Скарн несколько раз подпрыгнул на луке седла и захлопал крыльями.

– После Шепчущего Потока лес закончится, и мы поедем через долины, – сообщил он. – Там тоже надо быть начеку. От древесных червей добра не жди.

– Что еще за древесные черви на нашу голову?

– Это громадные жуткие твари, господин. Некоторые называют их драконами, но больше они похожи на деревья, точнее сказать, на толстенные бревна. Они лежат неподвижно, как бревна, и выжидают, чтоб какой-нибудь горемыка приблизился к ним. И тогда они бросаются на жертву, как пауки на муху в паутине. О, да я вижу, господин, вы о них слышали, – заметил ворон, вглядываясь в побледневшее лицо Вансена. – Значит, вам известно, что от них лучше держаться подальше.

– Я… помоги нам боги… однажды я, кажется, видел одного из этих… древесных червей, – запинаясь, пробормотал капитан.

Вопль Коллума Дайера, исполненный смертного ужаса, зазвучал у него в ушах. Неужели ему вновь предстоит встреча с чудовищами, одним своим видом лишающими человека мужества?

– А другой дороги здесь нет? – спросил капитан. – Такой, где эти… древесные черви… не водятся?

– Не волнуйтесь, господин. Древесные черви – невероятная гадость, спору нет, но они встречаются редко, – заверил его ворон. – К тому же Джек Чейн куда опаснее любого из них.

Подбодрив капитана, ворон нахохлился и погрузился в молчание.

Прошел еще час или около того, однако путешественники так и не добрались до реки. Джаир с видимой неохотой разрешил остановиться на ночлег и разбить лагерь на вершине холма, откуда открывался вид на неглубокое ущелье. Скарн отыскал для принца и капитана еще немного ягод, а также несколько темно-синих цветов, лепестки которых, по его утверждению, утоляли голод. Вансен проглотил несколько горьковатых лепестков, лег и накрылся плащом, предвкушая сон. На душе у него по-прежнему было тяжело, однако минувший день не принес никаких неприятных событий, чтобы усилить его тревогу.

Он очнулся от сна так же внезапно, как и в прошлую ночь, но на этот раз его разбудил не ворон, а Баррик.

– Вставай! – прошептал принц. – Они на вершине холма, прямо над нами!

– Кто? – выдохнул Вансен, нащупывая рукоять меча.

Впрочем, он уже знал ответ. Вскочив на ноги, капитан подошел к испуганной лошади и, поглаживая ее по холке, устремил взгляд на поросшую лесом вершину. Среди деревьев мелькали факелы, пламя их казалось особенно ярким в бесконечных сумерках, какие-то тени быстро двигались вниз.

– А где наш безносый приятель? – прошипел капитан, почти уверенный в том, что они с принцем стали жертвами предательства.

– Здесь, рядом со мной, – ответил Баррик. – Он говорит, надо скорее спускаться к подножию холма, а когда окажемся в долине, во весь опор мчаться к реке. Джаир уверен, что мы будем в безопасности, если переправимся через Шепчущий Поток.

Сверху донесся пронзительный скрежет, напоминающий гоготание гигантского гуся с луженой глоткой; никакое другое животное, не говоря о человеке, не могло бы издать подобный звук. Кожа Вансена покрылась мурашками и заледенела от ужаса.

– Едем! – воскликнул Баррик.

Джаир, уже сидевший на лошади, помог принцу взобраться в седло.

– Они уже знают, что мы проснулись! – крикнул юноша, обернувшись к Вансену. – И они идут сюда.

– Да кто они такие? – возопил капитан. – Что у них там, собаки? Или волки?

Ответа не последовало.

– Не забудь обо мне, господин! – проскрипел ворон, тяжело вспархивая на спину испуганного жеребца.

– Устраивайся лучше сзади! – распорядился капитан.

Поскольку во время скачки придется пригибаться к шее лошади, Вансен не желал, чтобы ворон заслонял ему обзор.

Душераздирающий вопль повторился снова. Вансен двинулся вниз по склону вслед за принцем. В тусклом сумеречном освещении он едва различал лошадь с двумя седоками, мелькавшую меж деревьями. Ветви хлестали по лицу капитана с таким остервенением, словно он чем-то вызвал их гнев.

– Это вовсе не собаки, господин! – донесся сзади голос ворона, вцепившегося когтями в пояс Вансена. – Не зря мы называем длинноголовых еще и «нюхачами». Собаки им без надобности, они сами наделены отличным чутьем.

Очередной вопль разбил ночную тишину. На этот раз он раздался совсем близко.

– А еще у них очень громкие голоса, – без всякой необходимости пояснил ворон.

Визг и крики теперь неслись со всех сторон. Вансен видел, что огни факелов приближаются, стремительно двигаясь вниз.

«Мне остается лишь молиться о том, чтобы лошади не споткнулись в этом проклятом лесу и не переломали ноги», – с содроганием подумал он.

– Скажи-ка, а бегают эти твари быстро? – не оборачиваясь, спросил он у ворона. – Сумеют они догнать нас, когда мы окажемся в долине?

– Нет, господин, они не слишком проворны, однако способны выследить нас, где бы мы ни скрылись, – последовал ответ. – Представь себе, они могут учуять гнездо на вершине высоченного дерева.

– Слева! – на скаку прокричал Баррик.

Вансен только открыл рот, собираясь спросить у принца, что тот имел в виду, как прямо перед ним возникла огромная тень. То был колоссальных размеров камень, выступающий из скалистого остова холма, как сломанная кость. Капитан натянул поводья и резко повернул, объезжая неожиданное препятствие. Крутая узкая тропа, открывшаяся за камнем, вела прямо вниз.

Ветки так же ожесточенно хлестали Вансена по лицу, но в душе у него загорелся огонек надежды. Разумеется, в долине всадники сумеют обогнать свору утробно завывающих чудовищ и домчаться до реки. А потом, если Джаир прав и эти твари боятся воды…

Уродливые лица длинноголовых мелькали меж деревьями, огни факелов разгоняли сумрак, воздух дрожал от воинственных воплей. Вансен уже намеревался вытащить из ножен меч, но тут ветка хлестнула его по лицу так сильно, что едва не вышибла из седла. Капитану пришлось еще ниже пригнуться к шее лошади и сосредоточиться на дороге. От Баррика и Джаира его отделяло всего несколько ярдов. Но лошадь из страны теней значительно превосходила его коня и силой, и размерами. Несмотря на то что темной кобыле приходилось нести на себе двух седоков, она вырвалась вперед. Вансен отчаянно пришпоривал своего скакуна, не желая оставаться в одиночестве посреди враждебного сумрака.

Через несколько мгновений капитан с ужасом убедился, что преследователи ухитрились его опередить – факелы мелькали уже в маленькой рощице у самого подножия холма. Длинноголовые выходили из-за деревьев. Как ни странно, лошади Баррика они словно не замечали, явно намереваясь преградить путь жеребцу Вансена. Капитан вцепился в рукоять меча, умоляя богов ниспослать его клинку разящую силу. Как видно, повелитель Небес Перин услышал его молитву: сверкающее лезвие рассекло воздух и обрушилось на голову ближайшего преследователя.

Меч вошел в череп с таким трудом, словно голова чудища была каменной. Длинноголовый упал, выпустив из рук факел. Перед Вансеном с устрашающим воплем возник еще один враг. Однако серый конь, закаленный в сражениях, смело двинулся на длинноголового и сшиб его с ног. До Вансена донесся отвратительный хруст костей под лошадиными копытами. Путь снова был свободен. Изломанная линия факелов осталась сзади, и Вансен помчался во весь опор, стараясь нагнать своих спутников.

Он уже почти спустился вниз, лошадь продиралась сквозь заросли кустарника не обращая внимания на колючки, царапавшие ее шкуру. Спасительная долина, над которой серел прямоугольник сумрачного неба, была совсем близко. Оглянувшись назад, Вансен убедился, что от факелов его отделяет не менее дюжины шагов и это расстояние увеличивается. Капитан собирался окликнуть Баррика, как вдруг увидел огни в дальнем конце долины. Казалось, на землю упало несколько десятков горящих звезд.

– Ловушка! – возопил Вансен. – Мы попали в ловушку!

Капитан гвардейцев знал, что Баррик не придержит лошадь и даже не обернется, если Джаир не разрешит ему. Оставалось лишь надеяться, что отряд длинноголовых не особенно велик и силен и Вансен со спутниками сумеют дать им отпор и прорваться к вожделенной реке.

Расстояние в сотню ярдов, разделяющее всадников и длинноголовых, неуклонно сокращалось.

«У этих тварей не только луженые глотки, но и много хитрости», – отметил про себя Вансен.

Судя по всему, длинноголовые окопались и выжидали, пока добыча помчится прямо на них. Огни факелов взметнулись в воздух – видимо, сумеречные твари бросали их в сторону всадников. Воинственные вопли так резали уши, что Вансен боялся оглохнуть.

Огни были уже совсем близко, и Вансен разглядел, что за каждым из факельщиков стоит три-четыре длинноголовых. Лошадь Баррика на всем скаку врезалась в темную массу; сквозь визг и завывания врагов до него долетел гневный голос принца. Мгновение спустя преследователи окружили лошадь капитана гвардейцев. Он без устали размахивал мечом, разя все, что вопило и двигалось.

У некоторых длинноголовых были щиты. Вансену удалось продвинуться всего на несколько шагов, и тут же враги потеснили его обратно. Его меч звенел, скрещиваясь с бесчисленными клинками, наставленными на него со всех сторон. Капитан разглядел, что у противников нет ни мечей, ни копий, однако каждый имел на вооружении боевой топор, короткую пику или дубинку. Одно из этих созданий, оглушительно заверещав, метнуло свою дубинку в капитана. Вансен отразил удар мечом, но при этом потерял равновесие и едва не вылетел из седла.

Осознав, что к реке не прорваться, Феррас Вансен судорожно вцепился в поводья. Лошадь испуганно заржала и подалась назад. Капитан озирался по сторонам, отыскивая способ вырваться из окружения. Но длинноголовые, чьи уродливые силуэты смутно угадывались во мраке, заполонили долину.

«Где принц?» – с содроганием спрашивал себя капитан.

Разглядеть что-нибудь в этом хаосе не представлялось возможным. Скорее всего, враги уже стащили принца с лошади. Но может быть, Баррику и Джаиру все же удалось прорваться к реке?

В следующее мгновение Вансен увидел сумеречного воина: нанося сокрушительные удары, тот защищал Баррика от наседавшей со всех сторон своры длинноголовых. Удивительной лошади нигде не было видно – вероятно, она погибла или умчалась прочь, оставив седоков на произвол судьбы. Вансен вонзил шпоры в бока своего скакуна и двинулся на выручку принцу и воину страны теней. Только тут он вспомнил, что за спиной у него сидит ворон, который напомнил о своем существовании испуганным карканьем.

«Если мне предстоит погибнуть, птице нет необходимости разделять мою участь», – решил Вансен.

Схватив тяжелого, неуклюжего ворона, он швырнул его в заросли, темневшие у воды.

Воинственные крики, сотрясавшие воздух, сделались еще громче – из леса на открытое пространство долины вырвался новый отряд размахивавших факелами длинноголовых. Чудовищно непропорциональные силуэты, резкие изломанные движения – все это казалось видением из страшного сна.

Вансену все-таки удалось прорваться к своим спутникам. Баррик поднял на него остекленевшие, невидящие глаза. Джаир, чей меч покраснел от крови, даже не повернул головы, отражая натиск врагов.

– Мы окружены со всех сторон! – крикнул Вансен, с трудом сдерживая охваченного паникой жеребца, норовившего встать на дыбы.

Длинноголовые, вышедшие из леса, явно не считали нужным торопиться, однако они с каждой минутой приближались. Вансен и его спутники оказались в центре неумолимо сужавшегося круга. Капитан напрасно искал в рядах неприятеля хоть какую-то брешь. Охотники знали свое дело и не собирались давать добыче ни малейшего шанса.

Численное превосходство врагов казалось подавляющим – их было не меньше пятидесяти. Вансен понял, что ему остается один лишь выход: умереть в бою. Он не собирался покорно ждать, пока его заколют, как измученного вепря, окруженного беспощадными охотниками.

Вдруг он с недоумением осознал, что враги остановились. Вместо того чтобы наброситься на добычу, длинноголовые взирали на попавшую в окружение троицу с холодным любопытством. Маленькие глазки посверкивали под выступающими бровями, открывались и закрывались беззубые рты, как у выброшенных на берег рыб. Два разведчика, которых Джаир убил прошлой ночью, были вооружены и одеты куда лучше, чем их собратья. В большинстве своем длинноголовые сжимали в руках неуклюжие дубинки, одеждой им служили жалкие лохмотья, обрывки кольчуги кожи. Впрочем, этих тварей было так много, что с тремя противниками они справились бы и голыми руками.

Впервые на памяти Вансена Джаир, воин сумеречного племени, показал, что способен объясняться не только мысленно. Он издал звук, отдаленно похожий на предостерегающее шипение змеи. Звук этот оказался таким громким, что перекрыл неумолчное бормотание длинноголовых. Джаир угрожающе вскинул меч. Вансен понял, что он намерен дорого продать свою жизнь и унести с собой как можно больше врагов. В том, что воин из страны теней выполнит свое намерение, капитан королевских гвардейцев не сомневался. Не сомневался он и в том, что в конце концов бесстрашный Джаир будет повержен и убит. Та же участь ожидала принца Баррика и самого Ферраса Вансена.

– Джаир, не надо! – что есть мочи закричал капитан. – Баррик, остановите его! Похоже, они не собираются нас убивать!

Безликий воин сделал шаг вперед. Вансен протянул руку и схватил его за воротник плаща. Джаир Штормовой Фонарь обладал поистине невероятной силой, ибо, пытаясь освободиться от хватки Вансена, едва не вытащил капитана из седла.

– Опомнись, безумец! – прошипел Вансен, не разжимая пальцев. – Ты погубишь себя и нас! Разве ты не видишь – они не собираются нас убивать.

Баррик после секундного колебания тоже бросился вперед и схватил Джаира за руку. Сотрясаясь от ярости, сумеречный воин устремил на принца негодующий взгляд. Глаза его метали молнии. Но в следующее мгновение он опустил свой залитый кровью клинок. Длинноголовые подошли ближе и, тихонько подвывая, начали разоружать пленников.

– Сопротивление бесполезно, – бросил Вансен, повернувшись к принцу. – Лучше попасть в плен, чем погибнуть в бессмысленной схватке. Пока мы живы, у нас остается надежда.

– На что надеяться? Нас ожидают только пытки, – ровным бесстрастным голосом произнес Баррик.

Тут кто-то из длинноголовых грубо толкнул принца, и тот полетел землю. В следующее мгновение рядом с Барриком оказался Вансен, которого заставили встать на колени. Длинноголовые проворно закрепили цепи вокруг запястий капитана, накинули ему на шею петлю из толстой жесткой веревки. То же самое они проделали с Барриком и Джаиром.

Один из длинноголовых выступил вперед, издал властный крик и потянул за веревку, привязанную к шее Баррика, заставляя принца встать. Когда он потянул за шею Джаира, тот, вращая безумными от ярости глазами, попытался сопротивляться. Вансен сделал рукой успокаивающий жест, и воин сумеречного племени мгновенно сник и послушно последовал за захватчиками. Длинноголовые странно зашипели, что, судя по всему, заменяло им смех. Все они распространяли запах болотной сырости и еще какой-то отвратительный аромат, кислый и резкий, как уксус.

Захватчики потащили пленников к тому самому холму, откуда они спустились совсем недавно. Феррас Вансен содрогнулся, услышав душераздирающее ржание своей лошади. Он понял, что длинноголовые принялись резать несчастное животное.

«Этим тварям нужны рабы или мясо, – подумал он, чувствуя в душе странную гулкую пустоту. – Лошади годятся только на мясо и обречены на смерть. А нам уготована участь рабов. Но мы живы. По крайней мере, пока».

Часть вторая
Лицедеи

Глава 15
Мальчик в Зазеркалье

Зафарис стал тираном, для коего не существовало законов. Он обложил всех своих родственников непомерной данью, дети мои, и они возроптали против его власти. Трое сыновей Шузаем были настроены особенно непримиримо, но все они страшились своего отца.

И вот Аргал Громовой Раскат сказал своим братьям: «Я слышал, что далеко от Ксандоса есть высокая гора, и на горе этой живет пастух по имени Нушаш. Ни один из людей не сравнится с ним в силе»:

То было истинной правдой, ибо Нушаш, его брат и сестра были первыми детьми Зафариса, хотя им пришлось долгое время скрываться.

Откровения Нушаша, книга первая

Ветер разогнал тучи, и дождь прекратился, хотя на небе осталось много клочковатых мелких облаков, то и дело закрывавших солнце. Люди радостно высыпали на улицу, чтобы погулять и отдохнуть от надоевшей мороси.

В сад, окружавший королевскую резиденцию, вышли несколько молодых женщин. Завидев их, Мэтт Тинрайт, предававшийся горьким сожалениям о собственной несчастливой участи и безуспешно подбиравший рифмы к слову «непонимание», встал и одернул куртку. Появление этих юных особ, нарядных и оживленно щебечущих, точно стайка перелетных птиц, заставляло вспомнить о весне, хотя зима уже стояла на пороге. Некоторые из них вытирали кружевными платочками мокрые скамейки и рассаживались на них; другие, встав в круг на лужайке, затеяли игру в мяч. Наблюдая за их веселой суетой, Тинрайт почти поверил, что жизнь в Южном Пределе вскоре войдет в нормальную колею, вопреки всему.

Стихотворец снял свою мягкую шляпу и пригладил пальцами волосы. Он размышлял, стоит ли ему принять участие в игре или лучше остаться в стороне и наблюдать за играющими с приветливой и снисходительной улыбкой. Но в следующую секунду все мысли об игре в мяч вылетели у него из головы.

Медленная поступь дамы, которая шла по дорожке в сопровождении горничной, свидетельствовала об ее почтенном возрасте. Ее можно было принять за вдовствующую тетушку какой-нибудь из девушек. Об этом говорил и ее костюм: в первый погожий день, когда все нарядились в светлые одежды, она была облачена в глубокий траур. Но Тинрайт сразу узнал тонкие длинные пальцы, перебиравшие четки, и бледное печальное лицо с точеным, чуть заостренным подбородком. По крайней мере, сегодня она обошлась без вуали.

Намерения Тинрайта, только что собиравшегося бесцеремонно затесаться в круг девушек с мячом, резко переменились. Он подтянул чулки, смахнул с груди несколько крошек – размышления о несправедливости судьбы не помешали ему умять здоровенный ломоть хлеба с сыром. После чего медленно двинулся по дорожке, сосредоточенно разглядывая растения и всем своим видом показывая, что красота сада поглотила его внимание полностью, а появления стайки юных девиц в непривычно легких нарядах он даже не заметил. Тропинка петляла меж клумб, и Тинрайт следовал за ее изгибами, поскрипывая влажным гравием под ногами. Наконец он приблизился к скамейке, на которой сидела интересующая его особа в обществе своей юной горничной.

Элан М'Кори низко склонила голову над пяльцами; она не подняла глаз, когда Тинрайт поравнялся с ней и замер в ожидании. Поэт чувствовал, что его решимость слабеет с каждой секундой. Он осторожно откашлялся.

– Позвольте пожелать вам доброго дня, леди Элан, – произнес он.

Она наконец соизволила поднять на него взгляд. Но взгляд этот был столь пустым и равнодушным, что Тинрайт, вопреки всем доводам рассудка, на мгновение испугался, что обознался.

«Может быть, у Элан М'Кори есть сестра-близнец, слепая или слабоумная?» – пронеслось у него в голове.

Но в следующую секунду во взоре Элан зажглась слабая искра узнавания, а на губах появилось что-то вроде улыбки.

– А поэт, – проронила она. – Мастер… Тинрайт, если я не ошибаюсь!

Она его вспомнила! В душе Тинрайта ударили победные литавры. Как будто его имя, только что слетевшее с прелестных уст, подхватил хор королевских герольдов.

– К вашим услугам, миледи. Счастлив, что вы помните мое скромное имя.

Элан вновь уставилась на свое вышивание.

– Прекрасный день сегодня, не правда ли, мастер Тинрайт? – произнесла она.

– Ваше общество делает его еще прекраснее, миледи.

В устремленном на поэта равнодушном взгляде мелькнула слабая тень любопытства.

– Почему же, позвольте узнать? – усмехнулась она. – Уж не потому ли, что в этом светлом воздушном наряде я являю собой очаровательное зрелище? Или хорошее настроение витает вокруг меня, как аромат ксандианских духов?

На это замечание поэт ответил осторожным смехом. Его собеседница не была лишена остроумия, и это открытие не слишком обрадовало Тинрайта. Он знал, что с остроумными и ироничными женщинами приходится все время быть настороже. Даже когда они осыпают тебя комплиментами, нельзя быть уверенным, что слова их искренни и не таят в себе насмешки. Похоже, его собеседница была из тех красавиц, чьи нежные, как роза, уста способны источать яд. Тинрайт частенько использовал этот образ в своих творениях, но никогда не задумывался, что он означает в действительности. Всем поэтам надо на собственной шкуре проверить любимые метафоры, вздохнул он. Возможно, после этого они не будут ими злоупотреблять.

– О, мастер Тинрайт, вижу, вы в замешательстве, – донесся до него мелодичный голос. – Объяснить, в чем секрет моего скромного обаяния, оказалось весьма затруднительно.

Стихотворец выругал себя за неуместную робость. Молчать в такой ситуации – большей глупости нельзя было придумать. Надо было срочно исправлять положение.

– Напротив, это чрезвычайно легко, леди Элан, – заявил он. – Вы красивы и печальны, и в этом секрет вашего очарования.

Тинрайт помедлил, прикидывая, не переступил ли он границы дозволенного, затем набрался смелости и добавил:

– О, я готов сделать все, чтобы одно из этих ваших качеств немного уменьшилось!

– Вы хотели бы, чтобы я стала менее красивой? – осведомилась она, недоуменно подняв бровь.

Слова ее по-прежнему звучали насмешливо, однако в них слышалась горькая нотка, ранившая поэта в самое сердце.

– Миледи, я сознаю, что мои косноязычные речи смешны, и вы вполне справедливо указали мне на это, – пробормотал Тинрайт. – Позвольте мне удалиться и более не докучать вам своим обществом, – добавил он с поклоном.

– Вы мне ничуть не докучаете, – произнесла дама в ответ. – К тому же, если вы уйдете, мне придется заняться вышиванием, а я ненавижу вышивать. Мои рукоделия доказывают это со всей прискорбной очевидностью.

Поэт понял, что она не желает его отпускать, и возликовал.

– Уверен, вы себя недооцениваете, миледи. – Он старался, чтобы голос не выдал его радости.

– Я ценю общество людей, которые предпочитают говорить правду, мастер Тинрайт, – произнесла Элан, смерив его пристальным взглядом. – Присуща ли вам эта похвальная привычка? Если нет, я вас более не задерживаю.

Не слишком понимая, чего именно она от него хочет, Тинрайт судорожно сглотнул и выпалил:

– Клянусь, миледи, отныне я буду говорить правду и только правду!

– Клянетесь?

– Да, клянусь Зосимом, моим небесным покровителем.

– А также покровителем пьяниц и воров, насколько мне известно, – с едва заметной усмешкой подхватила она. – Впрочем, клятва есть клятва, какому бы божеству она ни была принесена. Так что теперь вам следует обуздать поэтическое красноречие. Ты можешь идти, Лида, – обернулась она к юной горничной, которая, разинув рот, прислушивалась к разговору. – Поиграй с другими девочками.

– Но, миледи, я…

– За меня не волнуйся. Я посижу здесь, а мастер Тинрайт, вне всякого сомнения, защитит меня от любой опасности. Он поэт, а представители этого ремесла, как известно, отличаются особым бесстрашием. Ведь так, мастер Мэттиас?

– Чистая правда, но боюсь, стоящий перед вами поэт является досадным исключением, – с улыбкой откликнулся Тинрайт. – Но ты напрасно тревожишься, дитя мое, – повернулся он к горничной. – Уверен, твоей хозяйке не угрожает ни малейшей опасности.

Лида – девочка лет восьми-девяти – нахмурилась, когда ее назвали «дитя мое». Придав своему личику выражение высокомерного достоинства, она подобрала юбки и неторопливо поднялась со скамьи. К лужайке, где играли в мяч, она тоже направилась медленно и с большим достоинством. Важная поступь давалась девочке с трудом, так как она заметно прихрамывала на одну ногу.

– Хорошая девочка, – проронила ей вслед Элан. – Она приехала вместе со мной из дома.

– Вы имеете в виду, из Саммерфильда?

– Нет. Моя семья живет далеко от города. Наше поместье называется Уиллоуберн.

– О, так вы крестьянка? – не без игривости осведомился поэт.

Она вскинула голову на своего собеседника, но взгляд ее внезапно стал еще более непроницаемым.

– Не пытайтесь флиртовать со мной, мастер Тинрайт, – изрекла Элан. – Я как раз собиралась предложить вам присесть рядом. Надеюсь, вы не заставите меня пожалеть о своем решении?

– Я не хотел вас обидеть, – виновато пробормотал Тинрайт. – Я всего лишь хотел узнать, что это значит – провести детство в деревне. Сам я вырос в городе и даже не представляю, каков на вкус деревенский воздух.

– Вот как? Что ж, иногда этот воздух упоителен, а иногда – так же мерзок, как тот, что витает над городскими сточными канавами. Поверьте мне на слово, свиньи, которых в деревне множество, отнюдь не благоухают.

Тинрайт расхохотался. Быть может, остроумие и ирония не слишком пристали знатной даме, но Элан умела говорить забавно, в отличие от всех прочих его знакомых дам, а если честно, то и мужчин.

– В городе свиней тоже хватает, хотя, в отличие от деревенских, они нередко распространяют вокруг себя аромат изысканных духов, – заметил Мэтт. – Так или иначе, миледи, впредь я воздержусь от шуток относительно деревенской жизни.

– И поступите чрезвычайно мудро. Но оставим деревню. Вы, значит, выросли в городе? В каком же?

– В этом. То есть, разумеется, не здесь, в замке, а за проливом. В местечке под названием Вофсайд. Местечко, скажу откровенно, не слишком приглядное.

– Вот как. Насколько я понимаю, семья ваша жила небогато?

Тинрайт замешкался. Ему хотелось ответить утвердительно и тем самым произвести, как ему казалось, наиболее выгодное впечатление. Претендовать на знатность он никак не мог и потому частенько подчеркивал, что выбился из беспросветной нищеты благодаря собственным незаурядным дарованиям.

– Вы поклялись говорить только правду, – напомнила Элан.

– Богатых людей в Вофсайде не было, но мы жили куда лучше, чем большинство тамошних обитателей, – признался Тинрайт. – Мой отец был домашним учителем, обучал детей богатых купцов. Платили ему неплохо, но… деньги текли у него между пальцами.

«Точнее, они утекали вместе с вином, до которого покойник был весьма охоч», – мысленно добавил поэт.

Помимо страсти к выпивке отец отличался излишним упрямством в спорах – прискорбное качество, не изменявшее старшему Тинрайту даже тогда, когда противником выступал кто-либо из вышестоящих. Это воспоминание больно кольнуло Тинрайта.

– Так или иначе, голодными мы никогда не сидели. Я за многое благодарен отцу. В свое время он окончил университет в Восточном Пределе. Это он научил меня любить слова.

Про себя Мэтт невольно отметил, что это признание не было чистой правдой. Точнее, оно было неполной правдой. На самом деле отец внушил сыну, что слова достойны любви, ибо с их помощью можно выпутаться из любой затруднительной ситуации.