Текст книги "Земля в иллюминаторе (СИ)"

Автор книги: Румит Кин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 58 страниц)

– Робофандр может лечить солдата?

– Возможно. Это бы объясняло, как они продолжают вести бой, когда их уже сто раз расстреляли. Они как омары. Омары восстанавливают себя. И солдаты компании тоже восстанавливают себя. Поэтому они сражаются наравне с омарами.

– И где взять такой робофандр? – спросил Ивара.

– Он здесь, под руинами. Но он может быть сильно разбит.

– Тогда найдите… тряпку, резинку, кусок пластика. Все, что угодно, чем можно заткнуть мою рану. Это выиграет нам время, пока вы будете сажать меня в эту штуку.

Тави яростно кивнул. Хинта перевернулся, начал ворошить кучу мусора, на которой до этого сидел, пополз, перебирая обломки, и вдруг наткнулся на шлем Ашайты – тот все еще валялся там, где его бросил Круна. Хинта вернулся к друзьям, нашел острый осколок, прорезал им внутреннюю обкладку шлема и выдрал оттуда несколько пластов мягкого парапласта.

– Отлично, – шепнул Ивара, – подойдет.

– Он не стерильный.

– Глупости, – сказал Тави. – От заражения он будет умирать три дня. От отравления тендра через кожу мы все умрем через шесть или восемь часов. А от потери крови он умрет уже через десять минут.

Когда мальчики заталкивали парапласт в рану, учитель закричал и потерял сознание. Он еще не пришел в себя, а они уже подхватили его под руки и потащили через руины ангара. Тяжелые балки крыши вмялись в стальные стеллажи, и то, что раньше было центром помещения, теперь превратилось в бурелом из пересекающих металлических конструкций. Иногда им приходилось всходить наверх, на кучи мусора, на горы мятой стали, но чем выше они поднимались, тем больше был риск словить шальную пулю, поэтому они старались держаться низких укромных мест, провалов и щелей, кривых коридоров, образовавшихся под руинами.

– Если тут все такое, – обреченно сказал Тави, – то Ивара умрет раньше, чем мы откопаем робофандр.

Но он оказался неправ. Дойдя до места, где погибли омар и солдат, они увидели перед собой небольшую воронку, оставшуюся от взрыва ракеты. Робофандр был впрессован в ее дно. Боевая броня оказалась в тысячу раз прочнее, чем конструкции здания; все вокруг было согнуто, растерзано, вмято, а робофандр почти полностью сохранил свою форму. На его почерневшем, исцарапанном металле осталось лишь несколько сквозных пробоин – очевидно, те слабые точки, в которые предпочел стрелять омар. Вокруг этих брешей серой слюдой запеклось какое-то вещество. Хинта решил, что это нанопластик, который военные используют в своем снаряжении, чтобы во время боя восстанавливать целостность герметизации. Сам омар тоже был здесь. Он превратился в омерзительную обожженную, склизкую кучу, которая все еще липла к верхней части робофандра

– А они точно погибли? – спросил Тави.

– Омар, думаю, да, а солдат – не знаю. – Хинта спрыгнул на дно воронки, прополз по огромному боевому экзоскелету и остановился прямо перед тушей мертвого омара. Своей изломанной рукой тварь проникла куда-то в глубину робофандра – брешь здесь была такой большой, что серая масса нанопластика вокруг нее еще не успела застыть. Хинта сел на грудь робофандра и начал ногами бить и толкать омара. Ему казалось, что он тратит на это последние остатки своих сил, и ничего не выйдет. Но внезапно омар свалился с головной части робофандра, отрывая вместе с собою расшатанный входной люк.

– Ивара, Ивара, – позвал Тави. – Хинта, он очнулся, но не может говорить.

– Больно, – выдавил учитель.

– Оставь его на минуту, – попросил Хинта. – Спускайся сюда. Сделаем это вместе.

Внутреннюю камеру робофандра озарял мерцающий свет мониторов и датчиков. Вся она, все оборудование в ней были залиты серой слизью. Вместе они вытащили оттуда тело солдата. Тот оказался огромным крепким мужчиной – в Шарту таких больших и сильных людей не было – в простом облегающем комбинезоне, покрытом сетью металлических бляшек-датчиков. Тело его было невероятно изранено: живот разворочен пулями, голова почти отделилась от шеи – видно, омар сумел так глубоко засунуть свою страшную руку, что вогнал когти прямо в горло человека. За каждой из ран тянулись странные нити, похожие на провода. Другим концом они уходили в стенки капсулы.

– Это наниты?

– Надеюсь.

– Нам придется раздеть Ивару и этого тоже, и надеть на Ивару его костюм.

Они помогли учителю спуститься, положили его рядом с мертвецом и принялись за новый этап работы. После землетрясения Хинта успел увидеть некоторое количество человеческой наготы, но тогда он был опьянен, болен, и все происходило мельком. Сейчас, впервые в жизни, он увидел вблизи и ясно донага раздетого взрослого мужчину. Вопреки отупению, усталости, горю и страху он все же испытал приступ стыда. Здесь, в этих голых телах, одном мертвом и одном раненом, пряталось сердце войны. Горящие дома были ужасны, взрывы и выстрелы были ужасны, но настоящий ужас был в кровавой наготе растерзанной плоти. Если омары хотели мести за своих убитых, то они добились желаемого: голый мертвый солдат, с перерезанным горлом и вывороченными кишками, с обнаженным волосатым лобком, с безвольно болтающимся серым мужским достоинством был так же ужасен, как выпотрошенный и подвешенный на крюках омар. Это была казнь, и Хинта ощущал, что довершает ее позор, когда крадет у покойника одежду. В то же время он чувствовал дополнительный стыд от того, что это делают они – мальчики, что Тави вынужден делать это для Ивары. Наверное, именно в этот момент к нему окончательно вернулась способность сопереживать. Пару раз он пытался прочитать чувства друга, но видел только боль. Тави не испытывал стыда, стыд в нем был уничтожен болью, болью Ивары, которую он переживал, как свою.

Пока они переодевали Ивару, тот снова потерял сознание. Комбинезон солдата плохо ему подходил. Но когда переоблачение было завершено, случилось маленькое чудо – он сам начал ссаживаться, менять форму, облегая новое тело. Дыры в тех местах, куда попали пули омара, залатались; пятна крови остались, но узор датчиков полностью восстановился; в том месте, где был ранен Ивара, образовалась новая аккуратная брешь.

– Если робофандр не поможет, – сказал Хинта, – то Ивара уже никогда не очнется.

У них осталась последняя проблема: надо было снять дыхательную маску с мертвеца и надеть ее на учителя, на котором все еще оставалась маска от его собственного скафандра.

– Он не может задержать дыхание, – сказал Тави.

– Когда он без сознания, он дышит слабо и медленно. Значит, мы успеем поменять маски прежде, чем он получит сильное отравление.

Тави кивнул. Хинта снял маску с солдата, услышал тихое шипение – там все еще была дыхательная смесь. Бесценный воздух уходил в атмосферу. Тави расстегнул маску на Иваре, положил руку ему на грудь, чтобы лучше чувствовать дыхание. Потом он резко сорвал маску с лица Ивары, а Хинта опустил на него маску солдата. И сразу, словно дыхательная смесь робофандра сама по себе была целебной, учитель очнулся и открыл глаза.

– Боли нет, – произнес он. Военная маска была устроена так, что человеческий голос почти свободно проходил сквозь нее.

– Значит, там наркотик, – сказал Хинта.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Тави.

– Лучше. – Ивара сел и пьяным, воспаленным взглядом посмотрел на лежащую перед ним стальную махину робофандра. Потом перевел взгляд на солдата, а с него на свою рану. – Это надо вытащить.

– А как же кровь?

– Рана в печень убьет меня еще через несколько минут, даже если мы остановили внешнюю кровопотерю. – По боку Ивары расползалось большое иссиня-черное пятно гематомы. Газ из дыхательной маски прояснил его разум, сделал его движения какими-то иными, механистическими, словно он сам уже стал частью боевой машины. Он резко и бесцеремонно вытянул обрывки парапласта, а Тави, насколько мог, вытащил затычку с другой стороны сквозной раны. Кровь с новой силой выплеснулась наружу, мужчину качнуло, но мальчики поддержали его и помогли ему ногами вперед залезть в глубину робофандра. Ивара со всплеском опустился в серую жижу, обессилено откинулся на спину.

– Удобно? – спросил Тави.

– Очень.

– Смотрите, – показал Хинта. Со стенок капсулы к ране Ивары стремительно потянулись нити-проводки. Вот они достигли ее, ушли внутрь. Серая жижа тоже поднялась, начала обволакивать человека со всех сторон. Тави засмеялся отчаянным надтреснутым смехом.

– Мы спасли его. Мы спасли тебя!

– Да, – ответил Ивара. – Каждый раз я думаю, что сейчас увижу своих старых друзей. И каждый раз оказываюсь не прав.

И тогда заплакал Хинта. Стоя на коленях, в грязи, около раскрытой капсулы робофандра, он тихо и отчаянно оплакивал своего брата. Тави подсел к нему, обнял за плечи. Ивара протянул к мальчикам руку, и они все трое сцепились пальцами. Тело Ашайты, брошенное и изломанное, лежало где-то далеко на улице. Вокруг горел Шарту. Гремели взрывы. Зарево пожара было таким ярким, что его свет достигал низко нависших облаков, отчего небо казалось темно-оранжевым.

– Я каждый раз оказываюсь неправ, когда ищу своих погибших друзей, когда жду с ними встречи. – Наркотик давал Иваре силу, он сжал свою руку очень крепко. – И каждый раз в таких обстоятельствах оказываюсь несправедлив к вам двоим. Я предаю вас.

– Не надо, – испуганно попросил Тави, – не надо сейчас об этом.

– Нет, именно сейчас. Когда напали омары, я стал метаться. Я не знал, куда мне двигаться, с кем быть, что делать. Я разрывался между обязанностями учителя, обязанностями ученого и привязанностью к вам. Один голос говорил мне, что я должен позаботиться о вверенных мне подростках. Другой твердил, что моя жизнь и знания сейчас бесценны, и я должен выжить любой ценой. А третий кричал, что я должен искать вас, потому что важно только это. Вначале победил первый голос. Я был в раздевалках, пытался навести порядок, когда люди дрались и убивали друг друга за скафандры. У меня ничего не получилось. Меня оттеснили, смяли. Потом я возглавил группу из шестнадцати подростков и повел их на юго-запад, к одному из малых убежищ, в надежде, что там нам предоставят укрытие. Мы не прошли и трех сотен метров. Большую часть моих подопечных убило сразу. Один из них умер у меня на руках. Мы отступили во дворы. Там нам встретился отряд ополченцев. Среди них были отцы моих учеников. Они вспомнили меня, вспомнили, что я приехал в Шарту не так давно, и обвинили меня в шпионаже в пользу «Джиликон Сомос». Эти люди были безумны. Я убежал от них. Тогда возобладал второй голос. Я начал думать о том, как спасти собственные знания. Я вернулся в административный центр. Там шел бой, но все же в здании было безопаснее, чем на улице. Я обнаружил радиорубку, из которой администрация Шарту транслировала свои сообщения, и передал сообщение в Литтапламп. Я транслировал его на научных и радиолюбительских частотах ойкумены – рассказал, сколько успел, про артефакты на дне моря и про то, что нашел тела моих друзей.

– Тебя услышали? – спросил Тави.

– Не знаю. Я успел сказать не так много – лишь самые главные вещи. Потом в комнату начал прорываться омар, и мне пришлось уйти. Прячась, я встретил людей, которые случайно знали, куда Кифа повела своих ребят. И только тогда я последовал зову своего третьего голоса и отправился искать вас двоих. Лучше бы я с этого начал.

– Но ты спас мне жизнь, – сказал Хинта.

– Почти случайно.

– Ивара, – сказал Тави, – ты делал то, что мог, там, где мог.

– Нет. Я не сделал очень многих вещей, которые мог бы и должен был сделать. Если бы я слушал лишь один голос, я бы вел себя иначе. Но я плохо делал все. Я плохо искал вас, плохо защищал свою жизнь и плохо оберегал тех, кто был вверен мне на попечение. Я трус. Испугался дружбы. Избегал новых связей. Бредил своими мертвыми и слишком часто не замечал рядом с собой живых. Вел себя высокомерно, хотя не всегда заслуживал быть старшим для вас двоих. Вы ничего мне не должны. Это я должен вам – подружиться с вами было как обрести вторую жизнь. Сколько раз мы уже спасали друг друга от беды, смерти, душевного кризиса? А ведь не прошло и полугода со дня нашего знакомства. Я понял все это, пока шел сюда. На этих улицах смерти я понял, что только с вами двоими у меня получается жить. И делать что-то я начал только здесь. Когда мы расстаемся в важную минуту, все идет наперекосяк. Вместе мы бы спасли Ашайту, спасли друг друга, и даже тех ребят, которые погибли со мной, спасли, и тех безумцев, которые хотели меня убить, образумили бы. Мы любую вещь лучше делаем вместе. К тому же, нам просто хорошо вместе.

– Ашайта звал тебя, – сказал Хинта. – Звал только тебя. Он хотел тебя видеть, еще когда мы были в административном центре. И потом, когда Круна его убивал…

– Что? Я думал…

– Нет, – покачал головой Тави. – Не бомба и не пуля его убила. Старшеклассники сняли с него шлем. С ним и с нами произошло то, что чуть было не случилось с тобой. Они называли его омаренышем.

Дыхание Хинты сбилось, и он заплакал с новой силой.

– Я любил его, – сказал Ивара. Они надолго замолчали. Потом взрослый заговорил снова.

– Вы не будете хранить наши открытия. Я не хочу с вами расставаться. Не хочу, чтобы вы двое были каким-то там моим «запасным вариантом». Я прошу вас идти со мной. Давайте покинем Шарту. Давайте выживем и покинем этот ад, чтобы вместе закончить наше дело.

– Я не могу бросить Хинту, – ответил Тави, – а у него здесь родители. Если он останется в Шарту, то и я останусь.

– Хинта? – спросил Ивара.

Хинта поднял голову, обвел взглядом стены воронки, руины ангара. На всем вокруг лежало зарево пожара. Тендра-газ, холод и слезы жгли глаза, и ему казалось, что все горит прямо в нем.

– Убийцы моего брата мертвы. Мне даже некому мстить. Это конец истории. Моя семья может быть мертва точно так же, как и тысяча других жителей поселка. Найду ли я их? Доживем ли мы до утра, если останемся здесь и если я буду их искать? Ивара, я как ты. Я не знаю, что из этого – мой долг. Но мне больно. Я вижу мертвых. Я слышу их голоса. Мой дом, наверное, сгорел. Даже если омаров прогонят, люди будут здесь умирать завтра, послезавтра, год спустя. Все разрушено. Не будет еды, воды, воздуха, лекарств, будет негде жить. Никакая помощь от корпорации не компенсирует этих потерь. Один поезд, катающийся туда-обратно, не может привести столько припасов. Хотя монорельс, должно быть, разрушен, как все остальное.

– Тогда давай уйдем, – сказал Тави.

– Но как, куда? Ивара прикован ко дну этой воронки. Нам его не сдвинуть. И что потом? Как мы покинем поселок? Как попадем в Литтапламп? И разве нас там примут, даже если мы туда доберемся?

– Нас там примут, если мое сообщение дошло, – сказал Ивара.

– А остальное? – спросил Тави.

– Я знаю, где тихоходный. У меня тут карта всего Шарту прямо перед глазами. Поезд цел и стоит на той маленькой технической станции у тропы, ведущей вдоль Экватора. У них это обозначено как квадрат Тат Север.

– А что поезд там делает? – спросил Хинта.

– Нельзя летать над Экватором. Я думаю, тихоходный привез сюда армию «Джиликон Сомос». Именно поэтому он четко отмечен на карте – это их отправная точка. Если мы сможем добраться до северной окраины поселка, до тропы, и если там у нас не возникнет смертельных проблем с людьми корпорации, то мы доберемся до Литтаплампа.

– Но мы не можем никуда добраться, пока ты лежишь в полуразбитом робофандре, – сказал Тави.

– Он не такой уж разбитый. Он мне показывает, что у него все еще функционируют все основные узлы.

Хинта перевернулся, лег на спину так, что его голова оказалась почти рядом с головой учителя и, смаргивая слезы, тоже начал смотреть на экраны.

– Я не понимаю этот пульт, – быстро признался он, – а ты?

– Это знаковый военный язык номер шесть, он существует со времен поздней Лимпы. Его учат все лингвисты, как пример простейшего синтетического иероглифического языка. Я могу его читать с Дадра. Тело. Энергия. Вооружение. Связь. Дальше начинается детализация функций. Ноги. Руки. Свет. Это, должно быть, тяжелое вооружение…

– Ракеты. Мы с Тави видели, как он запустил одну.

– Пулеметы. Режимы работы реактора. Тут расчетная система. Баллистика. Режимы наведения на цель. Режимы ходьбы и бега. Здесь что-то для прыжков. Кстати, под ногами я чувствую педали.

– Попробуй включить связь, – предложил Тави. – Самое безобидное, чтобы начать.

Обычного пульта управления внутри капсулы у робофандра не было, его заменяли манипуляторы в форме перчаток. Когда Ивара осторожно вдел руки внутрь сенсорной сетки, его тело качнулось и поднялось вверх, нарушая гладь серой жижи, а экраны вспыхнули с удвоенной яркостью. Учитель глубоко вдохнул, его зрачки заметно расширились.

– Ты в порядке? – испуганно спросил Тави.

– Мне дали больше наркотика, а подо мной обнаружился экзоскелет – это он меня сейчас приподнял. Это внутренний сенсорный экзоскелет, и меня к нему пристегнуло. Ощущение, словно я дрейфую в невесомости. Очевидно, когда я начну двигаться внутри капсулы, робофандр будет повторять мои движения. Соблюдайте осторожность, я могу случайно вас задеть.

Мальчики отступили на полшага назад. Ивара со всей возможной предусмотрительностью начал пробовать разные движения перчатками-манипуляторами. По совету Тави он активировал связь, и с внезапной силой из капсулы робофандра донесся чей-то чужой, далекий, с незнакомым акцентом голос.

– Мика, Мика Два, механические цели на тридцать градусов восточной долготы.

– Говорит Мика Два, цель помечена. Веду цель.

– Говорит Геда Один. Центр, центр, сколько нас осталось?

– Говорит Центр. Потери тридцать процентов.

– Отлично. По контракту надбавка после двадцати пяти, я прав?

Чей-то смех.

– Геда, Геда Один, надбавка только в случае победы, и только для выживших.

– Мы удержим свои квадраты.

– Убрать чушь из эфира, – приказал чей-то новый голос. Стало тихо.

– Что же это за люди, если они смеются, когда погибло тридцать процентов из них? – спросил Тави.

– Они все под наркотиками. Через час в этой машине я тоже не буду чувствовать ничего, кроме веселого боевого драйва.

Снова зазвучали переговоры.

– Говорит Эвера Четыре, большая группа живых целей, квадрат Мосо Восток, движутся на север.

– Говорит Мика Восемь, я их перекрою.

– Говорит Геда Три, где наше подкрепление из местных? Почему квадрат Зун Юг опустел?

– Говорит Центр, в этот квадрат будет сброшен Ф-кластер. Они вызвали огонь на себя. Не подходите к квадрату Зун Юг.

– Где квадрат Зун Юг? – спросил Тави.

– Прямо к югу от нас. – Ивара повел рукой перед экранами, и голоса стали тише.

– Жаль, они не называют улиц, – сказал Хинта. В ту же секунду где-то недалеко грохнул страшный взрыв. Он был невиданно мощным – за все время битвы они еще не слышали ничего подобного. Рокот от него катился и катился, небо окрасилось бело-голубым сиянием, лучи страшного света побежали повсюду, даже коснулись одной из сторон воронки. А потом стало тихо. На несколько мгновений бой прекратился во всех квадратах, на всех улицах. Все, кто еще был жив, ненадолго перестали стрелять друг в друга и наблюдали, как прогорают шары объемных взрывов.

– Ф-кластер, – констатировал Ивара. – Если еще услышим про такой, будем обходить стороной место его сброса.

Он медленно наклонился вперед, и мальчики шарахнулись в сторону. Застонал металл, взвыли сервоприводы. Робофандр грузно сел на земле. На дне воронки остался четкий отпечаток его выпуклой стальной спины.

– Выбирайтесь наверх и отойдите, – громовым, усиленным голосом произнес Ивара. – Сейчас я попытаюсь встать и научиться ходить.

Тави и Хинта вскарабкались на верхнюю кромку воронки, сели там и стали смотреть, как Ивара пытается поднять робофандр на ноги. В других обстоятельствах это зрелище было бы смешным: огромная боевая машина казалась пьяной – она вставала и падала, размахивала руками, прыгала, рыхлила ногами землю, танцевала вприсядку, крушила головной частью подвернувшиеся стальные балки. Наконец, учитель сумел остановить робофандр в прямом положении. При этом ноги машины были слегка согнуты в коленях, и поза ее выглядела донельзя комичной.

– Я смогу, – прогремел из динамиков голос учителя.

– Мы идем на север? – крикнул Тави.

– Да. Сначала на большую станцию тихоходного – она нам по пути. Попробуем найти там Аджелика Рахна. Потом, с ним или без него, будем пробиваться к тропе вдоль Экватора.

И они отправились в путь. Правда, при первой попытке вылезти из воронки робофандр снова упал, зато потом он прыгнул и сразу оказался во дворе станции, а мальчикам пришлось нагонять его, пробираясь сквозь руины ангара.

_____

Втроем они снова шли по тем же улицам, на которых чуть не погибли пару часов назад. Сейчас все здесь выглядело еще хуже – сгорели целые ряды домов, снег таял от огня, в лужах воды и крови лежали омары и люди. Робофандр бежал рядом с мальчиками, заслоняя их от опасностей. Довольно часто в Ивару стреляли; он пригибался к земле и отвечал из пулеметов, но не стремился победить, и при первой возможности выходил из боя, отступая во дворы. Когда они дошли до административного центра, учитель научился запускать дымовые шашки – и враз истратил весь их запас, поставив сплошную завесу на несколько сот метров вперед. Теперь они бежали сквозь тьму и дым.

– Я здесь, – иногда говорил Ивара.

– Мы тебя не потеряем, – кричал в ответ Тави, – твои шаги хорошо слышно!

В них с Хинтой открылось третье дыхание. Смертельно уставшие, они бежали на легких ногах, следуя за тяжелой поступью машины, прячась в ее тени, слыша, как пули звенят о прочный корпус. Ивара стал их щитом, их ходячей крепостью посреди этого ада.

И вот они добрались до станции. Разбитый монорельс завалил собой улицы, платформа покосилась, склады фрата пылали упрямым яростным пламенем. Тави и Хинта были вынуждены остановиться перед стеной огня, но Ивара спокойно прошел сквозь нее, исчез в глубине складов, а потом вернулся, волоча за собой дымящийся шкаф с камерами хранения. Когда он вышел целый и невредимый, оба мальчика издали возгласы ликования. Открыть раскаленный шкаф было невозможно, а потому учитель просто продолжал тащить его за собой. Горячий металл прорезал и протапливал неглубокий снег до самой земли.

Скоро они покинули зону боя. Северная окраина Шарту мало пострадала, здесь выгорело лишь несколько домов от шальных ракет; темные окна прочих слепо смотрели на зарево пожаров. Людей не было видно – кто оставался жив, попрятались в укрытиях, мощный силуэт робофандра внушал им страх. Бежать уже не было необходимости, и мальчики сбились на обычный шаг. Шатаясь, изможденные, обгоревшие, ощущающие первые признаки отравления тендра-газом, они пересекли последние улицы и начали подниматься на уходящую в скалы тропу. Здесь Хинта неожиданно остановился и упал на колени.

– Ты что? – замедляя шаг, спросил Тави.

Хинта посмотрел на него снизу вверх.

– Помнишь? Помнишь каникулы, день знакомства с Иварой?

– Да. В этом самом месте Круна сидел со своими дружками. Они начали дразнить Ашайту. И тогда ты сказал мне, что хочешь его убить.

Хинта низко склонился, почти коснулся земли лбом.

– Вставай, – позвал Тави. – Вставай, Хинта. Рано падать. Нам еще далеко идти. Место, где мы стоим, не имеет никакого значения. Все внутри: в твоей памяти, в моей памяти, в памяти Ивары. Ашайта будет жить для нас в нашей памяти.

– Забирайтесь ко мне на плечи, – прогремел сверху Ивара. – Я уже не падаю, и в нас больше не стреляют. Это безопасно.

Они прошли по остывающему стальному шкафу, перебрались на длинную, оснащенную пулеметами руку, с нее – на избитые пулями плечи великана, и путь продолжился. Робофандр Ивары размашисто шагал вперед по знакомой тропе. С его высоты, и с высоты скал они смотрели на оставшийся позади поселок, и видели море огня и черные развалы руин. Юго-запад пестрел всполохами новых взрывов: там бой все еще не стихал.

Кончилась целая эпоха их жизней. Больше не было тех вещей, которые они знали и любили, тех людей, с которыми они вместе росли, которые заботились о них и о которых заботились они сами. Не было и тех, кого они ненавидели. Шарту пал. Теперь его выжившим жителям предстояли месяцы вымирания и борьбы, а потом годы подчинения корпорации. Омарам и людям предстояло продолжить безысходную войну между собой. Все это можно было изменить лишь одним способом – с помощью маленького золотого человечка, который, спасенный из пожара, лежал в камере хранения внутри стального шкафа.

_____

Четверть часа спустя они миновали Слепой Изгиб, услышали шум и увидели перед собой свет. Спираль тихоходной дороги была озарена сиянием десятков прожекторов. Светил и светился и сам поезд. Рядом с ним, между прозрачных опор монорельса, парили две летающие машины. На скалах стояли пять или шесть солдат в робофандрах. Один из них прыгнул навстречу Иваре и наставил на него свои пулеметы.

– Нила, Нила десять, – обратился он по громкой связи, – что ты делаешь? Тебя контузило?

Ивара замер на месте. Сердце Хинты сжалось – он подумал, что они все умрут здесь, после стольких страданий, спасшие друг друга и спасшиеся из Шарту, умрут на этих скалах. Позже он вспоминал эту сцену, словно сон.

– Я не Нила десять, – ответил Ивара. – Прошу, не стреляйте. Я почти не умею пользоваться этим костюмом. Я один, я тяжело ранен, и со мной дети. Меня зовут Ивара Румпа. Я брат Квандры Вевады. И не я убил вашего товарища, я лишь забрал его костюм, чтобы выжить.

– Тогда сбрось свое вооружение, – приказал солдат.

Учитель сразу подчинился. Из груди, спины и рук робофандра выпали картриджи с боекомплектом. Хинта все еще ждал грохота выстрелов. Одной рукой он вцепился в изгиб брони, другую протянул к Тави. Но ничего не происходило. Солдат перед ними стоял совершенно неподвижно. Другие тоже не двигались со своих мест. Они о чем-то говорили – беззвучно, между собой.

Постепенно, по мере того, как глаза Хинты привыкали к слепящему свету прожекторов, он рассмотрел в сотне метров от них, на первой платформе тихоходного, знакомую фигуру. Это был Фирхайф. Старик остался жив и, как всегда, делал свою работу – управлял поездом.

Потом по направлению к Иваре и мальчикам двинулась одна из парящих машин.

– Говорит центр, – раздался с высоты оглушительный голос. – Ивара Румпа, у нас есть предписание на Вашу эвакуацию из Шарту. Но Вам придется ждать. Поезд теперь ходит по нашему расписанию, в соответствии с потребностями военной миссии.

Солдат опустил свое оружие.

– Я могу узнать, кто выдал это предписание? – спросил в ответ Ивара. – Это мой брат?

– Нет. На данный момент предписание одобрено только Ливой Огафтой, членом правления «Джиликон Сомос» и почетным членом совета по предотвращению катастроф Литтаплампа.

– Спасибо, – с облегчением произнес Ивара.

– Прошу Вас проследовать на поезд. Детей можете взять с собой.

Солдат отступил в сторону, и Ивара, по прежнему волоча за собой шкаф, двинулся к поезду. Еще через несколько минут Тави и Хинта обнимали Фирхайфа.

– После всего, что случилось, ты поедешь с нами в Литтапламп, или останешься в Шарту? – спросил его Хинта.

– Сейчас я заложник на этом поезде. Как только военные меня отпустят, пойду в поселок. Там мои дочь и сын. Я должен узнать, что с ними, помочь. А если они погибли – отправить в последний путь. – В глазах старика блестели слезы. – Как же я рад, что вы все живы! А где Ашайта?

– Его убили, – сказал Тави.

Фирхайф не смог ответить. Но это и не было нужно.

Ивара в своем костюме был вынужден сесть на грузовую платформу вместе с другими солдатами. Тави и Хинта остались с Фирхайфом. У того была аптечка, и он дал им спрей для лица, чтобы уберечь глаза и кожу от дальнейшего воздействия тендра-газа. Он же помог им извлечь Аджелика Рахна из ячейки хранения. Никто из солдат не воспрепятствовал их действиям и не спросил, зачем они волокли с собой стальной шкаф.

Час или два им пришлось ждать, когда поезд тронется. Временами Хинта проваливался в полузабытье. Тихоходный поехал лишь тогда, когда солдаты корпорации забрали из Шарту всех своих убитых и раненых, и все боевые робофандры. Уже под утро, когда облачное небо начало светлеть, они перевалили через вершину Экватора, и Хинта в последний раз оглянулся на догорающий, разрушенный поселок, на протянувшуюся до горизонта темноту пустошей. А потом он посмотрел вперед и увидел город. В предутренних сумерках далекие купола Литтаплампа сияли, словно две дюжины бледных лун, опустившихся на Землю.

Голова Тави лежала у Хинты на плече; они сидели рядом, обессиленно привалившись друг к другу.

– Ты всегда верил, что мы окажемся там, – прошептал Хинта, – а я не мог в это поверить.

– Только не так. Я не хотел и не хочу, чтобы это случилось такой ценой. Все неправильно. Наш путь искажен, беспредельно ускорен и запятнан кровью.

– Но мы здесь, – ничего не чувствуя, сказал Хинта. Тави не ответил. Поезд начал спуск. Они заскользили вниз, полумертвые, потерянные. Тави баюкал Аджелика Рахна на руках. Впереди их ждала неизвестность.