Текст книги "Земля в иллюминаторе (СИ)"

Автор книги: Румит Кин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 58 страниц)

– Нет, – в приступе животного ужаса произнес Хинта. Тави, бежавший впереди, взмахнул руками и так круто повернул, что чуть не упал. Задыхаясь, не чуя под собой ног, они бросились назад, и вовремя, потому что в следующее мгновение тварь начала стрелять сквозь стекло. Очередь кривой петлей прошла по стене коридора. Хинта упал, навалился грудью на брата. Их осыпало искрами.

– Вставай, – сказал Тави. Хинта ухватился за его руку, поднялся, поднял брата вместе с собой. Они побежали дальше. Омар у них за спиной рвал и крошил хрустящее стекло. Они повернули, кубарем скатились вниз по лестнице, на считанные секунды остановились, чтобы перевести дыхание. Хинта сел на нижнюю ступеньку, запрокинул лицо вверх и посмотрел на неясный, дрожащий свет потолочных ламп. Его сердце выпрыгивало из груди.

– Он попал в тебя? – спросил Тави.

– Разве? – удивился Хинта. Тави схватил его за плечо, заставил нагнуться.

– Царапина.

– Где?

– На креплении кислородного ранца. Но все трубки целы.

– У меня черные точки в глазах.

– Я понесу Ашайту. Хотя бы недолго.

На этот раз Хинта не возражал. Они бросились дальше. Без брата на руках Хинта ощутил себя легким; в его крови было море адреналина, и хотя в груди и боках засела боль, мышцы полнились энергией. Он хотел бежать, мог бежать. На бегу он подумал, что так омары и попали на крышу. У этих тварей был способ прыгать – забрасывать себя на любую высоту.

Пробка в конце коридора почти рассосалась, но хвост толпы еще ворочался, пытаясь прорваться сквозь узкие двери. Большинство было без скафандров. Когда до человеческих спин оставались считанные шаги, Хинта переключил свой коммуникатор на громкую связь.

– Омары в здании… – выпалил он, – идут за нами…

Толпа дернулась, словно эти слова хлестнули по ней бичом, и одним страшным движением втиснулась в двери. Страх за свою жизнь оказался сильнее боли, сильнее социальных инстинктов; никто уже не смотрел на других. Какого-то щуплого мальчика так вдавили лицом в стену, что у него пошла носом кровь. Отброшенный, потерявший своих, скорченный, плачущий, он упал и остался лежать на боку, пока его более крупные товарищи грубо ломились вперед. Тави к тому моменту уже запыхался. Передав Ашайту обратно на руки Хинты, он подбежал к упавшему малышу и заставил того встать на ноги. Потом они все бросились дальше. Задавленный мальчик на бегу стонал и зажимал руками окровавленное лицо. Впереди тоже были крики – непрерывный, сливающийся в адскую какофонию вой боли и страха. Сзади, сверху и с улицы, подстегивая толпу, долетал грохот взрывов. Свет мерцал; стены дрожали; система оповещения с бездумным усердием повторяла, что в здании разгерметизация. Когда они замешкались у очередного перекрестка, Хинта, словно в дурном сне, увидел уходящую вдаль перспективу пустых пространств: поваленные стулья в маленьком кафетерии, распахнутые двери, брошенные вещи, мигающие красным сигнальные маячки под потолком, темное окно с прострелом от пули.

– Мы последние, – сказал он.

– Но мы в скафандрах, – ответил Тави. – А они нет.

– Мы не нашли Ивару.

– Я снова несу Ашайту

Они сменились и побежали дальше. Иногда они нагоняли кого-то, но в итоге оставались одни – Ашайта тормозил их. В одном из коридоров они встретили одинокую старуху. Та стояла и озиралась по сторонам с видом потерянным и задумчивым.

– Вам нельзя здесь быть, пта! – закричал ей Хинта.

– Беги, сынок, – ответила она, – мое дело конченое. – И улыбнулась безумной, страшной старческой улыбкой. Но это было лишь мельком. Скоро все коридоры слились в один. Они так устали, что перестали обращать внимание на раненых, забытых, уставших, упавших; у них остались силы лишь на то, чтобы спасать самих себя и Ашайту. Между тем, они встречали все больше отставших и потерявшихся людей. Паника рассеяла жителей Шарту – порядка больше не было, никто не занимался планом эвакуации. Царил хаос. И где-то в этом хаосе, убивая всех на своем пути, орудовали омары. Уже подбегая к холлу, мальчики увидели раненую женщину – она шла, шатаясь, с остекленевшим взглядом, с простреленным плечом, с кровью, сбегающей вниз по руке. Никто ей не помогал, при виде нее все лишь ускоряли шаг – она была вестницей смерти, лишним напоминанием, что омары уже внутри, что они повсюду.

– Шарту пал! Шарту пал! – в приступе безумия завопил какой-то полуголый старик. – Куда вы все бежите!? Шарту пал! Нет больше спасения! Конец нашей истории! Конец нашей земле! – Он начал исступленно бить себя в грудь. Вокруг, закручиваясь человеческим водоворотом, метались другие люди.

– А куда мы бежим? – вторя старику, спросил Хинта у Тави.

– Не знаю, – ответил тот. В этот момент они наткнулись на Кифу и Двану: те только что вырвались из гущи толпы, с боем отбили свои скафандры и теперь поспешно и сбивчиво надевали их на себя.

– Мальчики! Мальчики! – с радостью отчаяния закричала Кифа. – Я думала, потерялись, погибли… Думала, уже не увижу вас! Бегите к малому южному шлюзу центрального корпуса!

– Зачем? – спросил Хинта.

– Мы собираемся там. Мы знаем, куда дальше.

– И куда?

– На станцию землемеров, – сказал Двана. – Там есть все: оружие, еда, кислород, даже рободжипы.

Тави и Хинта переглянулись.

– Спасение? – спросил Хинта.

– Если прорвемся, – ответила Кифа.

– Там работали мои родители. – Двана добавил эти слова таким тоном, словно сейчас это имело для него решающее значение.

– Ну же, быстрее! – крикнула Кифа. Они побежали прочь из холла.

– А Ивара? – на ходу спросил Тави.

– Я хочу найти мать, – осипшим, измотанным голосом ответил Хинта, – но разве это возможно? Разве мы еще можем выбирать?

Позади них грохнул взрыв столь мощный, что его ударной волной выгнуло и прорвало часть стеклянной стены на другом конце холла. Люди попадали на пол. Те, кто уже успел раздобыть скафандр, спешно натягивали на лицо дыхательные маски. Тави оглянулся, колеблясь, выискивая глазами Кифу, но Хинта не позволил ему повернуть назад.

– Вперед, – прохрипел он, – они смогут выбраться, им проще, им не нужно нести Ашайту.

Через несколько минут они подбежали к назначенному месту сбора. Здесь было на удивление тихо и пустынно – раздевалку этого шлюза уже обчистили, скафандров не осталось. На полу лежало несколько мертвецов; кровь, пена и рвота на лицах говорили о том, что их убил тендра-газ.

– Как страшно, – обнимая плачущего брата, прошептал Хинта.

Канонада, казалось, стихает. Взрывы тоже прекратились, но винтовочная перестрелка еще шла, причем совсем близко, словно бой шел прямо в коридорах здания. Тави опасливо подошел к окну, выглянул на улицу.

– Хинта.

– Что?

– Отсюда видно тот корпус, в котором моя квартира. Тебе надо на это посмотреть.

Хинта отпустил брата, подошел к окну. Двор, час назад ярко освещенный, теперь казался темным – из всех прожекторов уцелели только два. Их лучи, скрещиваясь, рассекали розовато-белую гладь первого снега. Густая метель уже закончилась, сменившись ровным и редким снегопадом. В самом центре освещенного креста лежал мертвый омар. Его антенны стальными пиками поднимались над бесформенной тушей тела. Было похоже, что он погиб в самом начале штурма. На другой стороне двора, в оставленном людьми корпусе, светилось лишь одно окно. И свет в нем был не белым и не желтым, как у обычных ламп, а фиолетовым. Чьи-то тени медленно двигались там.

– Что это? – уже предчувствуя ответ, спросил Хинта.

– Это комната моей мамы, – сказал Тави. – Я знаю ее окно. Это свет от кристалла. Они нашли его.

Хинта лишь качнул головой, тихо опустился на пол и привалился спиной к стене.

– Омары победили. Ты видишь?

Тави встал на колени рядом с ним, расстегнул карман на бедре своего скафандра и показал угол одного из портативных терминалов.

– Нет. Ведь это осталось у меня. Послушай, Хинта, если мы выживем, если донесем это людям, то все будет не зря.

Хинта вздохнул.

– Раз омары здесь, то, скорее всего, мой отец погиб еще несколько часов назад.

– Ты этого не знаешь.

– Он всегда был невезучим. Слабым. Всего боялся. Я знаю, что он погиб. – Тави хотел что-то ответить, но Хинта жестом показал, что не закончил. – Слушай, все в порядке. Меня это не сломит. Не надо меня утешать.

Тави отвел взгляд.

– И все же, ты не знаешь о судьбе отца или о судьбе матери. Они могут быть живы.

– Твоя мать точно жива. Под крылом Джифоя.

На это Тави не ответил.

– Прости, – попросил Хинта, – я не хотел говорить гадость, я просто очень устал.

– Это не гадость. Я не желаю ей смерти. Но да, твой тон стал странным. А ведь я тоже боюсь. Больше всего я бы хотел сейчас, чтобы Ивара был с нами.

Лицо Хинты страдальчески дернулось.

– Я бы тоже этого хотел.

– Ты не просто устал, ты зол. Я знаю эту твою злость, я уже много раз с ней боролся.

Хинта тяжело сглотнул.

– Это мы привели омаров. Я говорил, говорил, что надо все это уничтожить. Надо было разбить проклятый кристалл, сжечь его в какой-нибудь кислоте. Но ты убедил меня, что это не необходимо.

– Мои аргументы будут все те же. Омары не могли прийти так быстро. А мы не имели ресурсов, чтобы уничтожить эту вещь.

– Но омары там, в ее комнате, со светом! – крикнул Хинта. – Кто в этом виноват, если не мы? Мы привели их сюда. Мы все это время знали, что делаем безумные вещи. Мы словно вызывали сам мир на ответ. Мы даже прямо об этом говорили. И вот…

– Нет, – почти спокойно сказал Тави. – Мы стремились к свободе, к счастью, к благу для всех. И если все плохое, что происходит вокруг – это ответ конкретно нам… а я в это не верю… но допустим, что это так – то это лишь доказывает нашу правоту. Мы противостоим злу. Это оно виновато в творящихся бедах. А мы виноваты только в том, что еще не успели его остановить. Мы должны это закончить – сейчас или через годы, сами или руками следующего поколения. Мы не должны умереть здесь, Хинта. Я уверен, так было уже тысячу раз: кто-то подходил к истине на полшага, как друзья Ивары, говорил с самим Аджелика Рахна, стоял на пороге – а потом погибал под непонятным и страшным ответным ударом, исходящим отовсюду, сокрушающим все. Но мы не должны погибнуть. Не потому, что мы особенные. А потому, что это надо прекратить. Я хочу на Землю, на ту настоящую Землю, которую человечество потеряло века назад. Я хочу этого так же сильно, как хочу видеть Ивару. И ты этого хочешь. И каждый другой человек.

Хинта мрачно склонил голову. Что-то боролось в нем – две воли, две силы, две ярости – и это мешало ему говорить. А потом они увидели Двану и Круну. Те неслись со всех ног. За ними плотной группой следовали другие спасшиеся мальчики. Позади грузно бежала Кифа. Даже издалека Хинта понял, что здесь не все: пропала – потерялась или погибла – почти половина тех, кто ночевал в квартире Тави.

– Шлюз! – закричал по громкой связи Двана. – Открывайте шлюз!

Хинта подхватил Ашайту, и они бросились к ближайшему шлюзу. Сейчас, когда тендра-газ и так уже был внутри, тот стал бесполезной преградой; Тави нажал кнопку, и первая из двух его герметичных дверей начала открываться, но ужасно медленно, приостанавливаясь, когда в здании мигал свет, а происходило это раз в несколько секунд. Тави и Хинта навалились на створки, чтобы раскрыть их шире. Круна и Двана были от них в двадцати шагах. В этот момент в дальнем конце коридора появился омар – самый большой, которого Хинта видел в своей жизни. Чудовище ползло по коридору на четырех ногах, антенны на его спине поднимались так высоко, что царапали потолок, но гигантский омар словно бы не замечал тесноты – с проворством древнего хищника переставляя когтистые руки и ноги по полу и стенам, он тащил, проталкивал, ввинчивал свое жуткое тело вперед. Коридор позади него застилала тьма, так как он бил на своем пути все лампы. Даже издалека Хинта увидел проблеск фиолетового сияния в огромных глазах на уродливом лице.

– А-а-а! А-а-а! – бессмысленно закричал кто-то. Двана сбился с ритма бега, задержался. Остальным пришлось проскакивать мимо него. Кто-то упал.

– Тетя! – закричал Двана. Кифа махнула ему рукой, и он снова побежал, а она отставала все больше. Омар с невероятной скоростью наверстывал разрыв между собой и людьми. Его тело было машиной смерти. Хинта уже слышал, как стучат-скребут по полу и стенам стальные когти, как визжит и трескается пластик, когда копья антенн в очередной раз сшибают лампу с потолка. Но часть выживших еще имела шансы добраться до шлюза. Круна бежал со спортивной выправкой, его руки и ноги мелькали с невероятной скоростью. Тави и Хинта достаточно разжали створки, сами вошли внутрь и ждали, когда к ним присоединятся остальные. Хинта обнял брата. Тави положил руку на кнопку, закрывающую внутреннюю дверь.

– Быстрее, быстрее, – шептал он. Но и омар видел, что люди от него ускользают.

– Тетя! – снова закричал Двана. Он кричал, не оборачиваясь, продолжая бежать. В его голосе слышались безумная надежда и мольба – он знал, что сейчас позади него умрет последний близкий ему человек.

Погасла еще одна лампа. Кифа сделала рывок вперед, но ее попытка уже не имела значения: стальная рука перехватила ее ноги, она упала, а чудовищная полумеханическая омарья туша с лязгом наехала на нее. Ударом второй руки омар разбил шлем и размозжил голову жертвы. Хинта увидел, как он резко вынимает когти из лица Кифы. На потолок брызнула кровь. Это длилось лишь мгновение, а потом тварь снова продвинулась вперед. Погасла очередная лампа. И вдруг омар остановился. Он остался там, в тени, больше не пытаясь нагнать бегущих.

Круна в прыжке проскочил через двери шлюза, за ним – еще несколько старших парней. Они сшиблись и упали. Хинта посмотрел на Тави. Сам Тави в этот момент смотрел на Двану и других не добежавших. А потом омар, скрывшийся в тени, начал стрелять. Пули ударили в полуприкрытые створки шлюза; загрохотало, застонал металл. Хинта успел обернуться и увидел глаза Дваны – потрясенные, смертельно испуганные. Двана был последним, кто успел забежать в шлюз. Все, кто следовал за ним, умерли. Они еще падали, а омар продолжал стрелять, превращая тела в кровавый фарш. Одного мальчика убило внутри шлюза – пули изрешетили ему спину между лопаток. Все остальные прижались к стенам, спрятались за сталью двери.

– Закрывай! – закричал Круна. – Закрывай уже!

Но Тави не мог шевельнуться, он смотрел на лежащие в шаге от него тела. Хинта ударил своей рукой по руке друга – нажал кнопку. Створки двери начали сходиться, все так же медленно, а омар посылал в сужающуюся щель пули, выбивая искры из стальной обшивки. Двери, наконец, закрылись, тесное помещение заполнилось сбивчивым шумом дыхания.

– Проклятые малолетки, – со свистом выдохнул Круна. Но настоящей злобы в его голосах не было – еще не было. Сейчас все они переживали эхо страха и чувство утраты: их друзья и одноклассники лежали там, по ту сторону двери, по ту сторону жизни и смерти. А один погибший – Хинта припомнил, что этого мальчика звали Тинга – лежал лицом вниз прямо посреди шлюза. Двана, потерявший свою тетю, впал в оцепенение. Хинта с болью подумал, что Дване кое в чем повезло: было бы хуже, если бы тот видел, как именно умерла Кифа.

Передышка была короткой – начала открываться внешняя дверь шлюза. В воздухе закружились редкие снежинки, стало видно улицу. Шарту горел. Пылали во мраке голубоватым пламенем баки с кислородом, светили последние прожектора, тлели расстрелянные рободжипы и взорванные дома. Смешанный отблеск всего этого зарева ложился на мертвые тела омаров и людей. Где-то вдали, за снежной пеленой, вспыхивали трассирующие линии пулеметных очередей. Взлетела и сразу погасла ракета. Бухнул взрыв. Мгновение спустя снова затараторили пулеметы.

– Мы на виду! – крикнул Круна. – Двана! Эй, Двана! Это твое место – оно ведь в юго-восточной части поселка?

– Да, – автоматически подтвердил Двана. – Направо.

Они побежали сквозь темноту, разорванную огнями. Хинта из последних сил прижимал брата к груди и старался не отставать от остальных. Тави, готовый помочь, держался рядом. Где-то рядом были и другие люди – бегущие пугливые тени в дрожащих отсветах пожаров. Все, кто успел, покидали административный центр. Он был создан, как надежное убежище, но превратился в ловушку – в место, где собрались все те, кто не мог дать омарам настоящего отпора.

Они были уже в сотне шагов от школы, когда их небольшой отряд опять попал под огонь. Стреляли сзади, с захваченной омарами крыши административного центра. Хинта сиганул в сторону, упал в неглубокий снег, ударился рукой о камень и вместе с братом перекатился в тень разбитой машины. Тави упал рядом. Снег от пуль взметнулся неровными фонтанчиками. Они потеряли еще двоих; тела мальчиков остались лежать на открытом месте.

– Перебежками! – кричал Круна. Но выжившие ребята были уже не в силах подняться на ноги. Страх сковал их. Кровь впитывалась в холодную землю. Мертвые машины дышали жаром. А омар-снайпер стрелял всякий раз, когда хоть кто-то пытался шевельнуться. Ночь гудела, пела песню погибели.

– Думаешь, мы умрем здесь? – ощущая рядом плечо Тави, спросил Хинта.

– Если побежим сейчас, то да. Но он не будет вечно нами заниматься. Все меняется. Побежим, когда снайпера отвлекут.

Хинта перевернулся на спину и, прерывисто дыша, стал смотреть в небо. Снежинки таяли на силовом экране шлема. Глаза отчего-то щипало. Он вспомнил, что не так давно они с Тави без шлемов выскочили на улицу. Тендра-газ успел на них подействовать, но урон был небольшим. Тогда было страшно. Но теперь было хуже. Теперь Хинта знал, что страх может накапливаться в человеке. Страх утомлял, ослаблял, изматывал. И целый час страха – это было слишком много, слишком долго.

– Мы так много говорили о мире мертвых, – сказал он, – о душах, о путешествии.

– Да, хотел бы я сейчас увидеть звезды, а не это небо, – тихо согласился Тави, и Хинта вдруг понял, что его друг плачет. – Поклянись, что не бросишь терминалы на моем теле, если вдруг меня убьют. Что ты будешь нести их, как я.

– Клянусь. А ты будешь нести Ашайту.

– Да.

– Но это я и так знал.

Они рассмеялись. Омар не стрелял уже минуту, но тишины не было, близкая перестрелка грохотала где-то у другого угла административного центра. А потом в шум боя ворвался какой-то новый звук – свист, рев, шипение. Хинта, вжимая затылок в землю, подумал, что сейчас увидит ракету, падающую прямо на них. Но вместо этого по небу пронеслось что-то другое – какой-то угловатый длинный аппарат. Его детальных очертаний было невозможно рассмотреть: он скрывался высоко в ночной тьме, за пеленой снега. Но вот, внезапно, посреди темного неба вспыхнул ослепительный свет. Десятки маленьких ракет разлетелись в разные стороны. Каждая горела, словно новое солнце. Ночь исчезла, все остальные огни померкли в этом сиянии. Снег, который до этого сливался с тьмой, стал ослепительно белым. Шарту засверкал; все его раны, все разрушения с невероятной отчетливостью проступили из мрака. Хинта увидел, что разбитая машина, у борта которой они прятались, выкрашена в синий цвет, увидел пестрые квадраты на детском скафандре Ашайты, багровые пятна на снегу вокруг мертвых тел. И еще он увидел силуэт в небе – темный прямоугольник странного летающего аппарата. На его глазах брюхо этой штуковины распалось, и вниз соскользнули шесть жутких, громоздких механических силуэтов.

– Они прибыли, – прошептал Тави.

– Кто? – в отчаянии спросил Хинта. – Новые омары?

– Нет. «Джиликон Сомос».

В ту же секунду спускающиеся вниз солдаты начали стрелять. Заговорила дюжина пулеметов. Осветительные ракеты угасали, но теперь из небесной мглы падали трассирующие очереди. Эти новые пулеметы стреляли не с грохотом, а с каким-то жужжанием, словно буры сверлили камень. Крупнокалиберные пули попали в здание административного центра. Те окна, что еще были целы, разбились, брызнула осколками герметичная облицовка стен.

– Бежим, – крикнул Хинта, – это тот момент!

Он подхватил Ашайту, и они бросились прочь от эпицентра боя. Круна, Двана и другие уцелевшие мальчики бежали рядом. Теперь все они были умнее – они петляли, падали, прятались, ползли и снова бежали. А вокруг них разворачивался настоящий ад. Кто-то начал стрелять с земли по спускающемуся десанту. Один из солдат корпорации просто взорвался в воздухе, дымящиеся кровавые обломки его скафандра упали на дорогу в двадцати шагах от Хинты. Но и те, кто был на земле, тоже несли потери.

В одном квартале от административного центра, на перекрестке у дымящей полуразрушенной баррикады, они впервые за этот час увидели действующих бойцов Шарту. Те были живы и вели бой, и это могло бы стать хорошей новостью – но, к своему ужасу, Хинта обнаружил, что ополченцы стреляют не в омаров, а в летящий над улицей аппарат «Джиликон Сомос». Пилоты корпорации ответили им тем же – послали в них ракету с кластерной боеголовкой. От этого удара три или четыре дома разметало в пыль. Вооруженные мужики исчезли за пеленой порохового смога.

– Хватит с вас патриотизма! – исступленно крикнул Тави. – Хватит убивать тех, кто пытается вам помочь!

Но его голоса не услышал никто, кроме Хинты. Нужен был сам Джилайси Аргнира, настоящий и вооруженный золотыми вещами, чтобы остановить это безумие, эту войну всех против всех. Раненых взрывом добивали, но не омары и не солдаты «Джиликон Сомос», а другие шартуссцы. На рукавах их скафандров золотились шерифские нашивки. Обычная война смешалась с гражданской. Казалось, Шарту стал полем для смертельной игры в прятки: безоружные люди, вооруженные люди, омары, солдаты наемной армии – все делились на маленькие отряды и сквозь горящую мглу спешили навстречу погибели. Воздух гудел не только от взрывов и выстрелов, но еще и от рева двигателей. Вслед за аппаратами «Джиликон Сомос» в Шарту вторглись боевые дроны. Только один человек мог послать их сюда – Джифой. Зачем он так поступил, они никогда уже не узнали. Но они увидели сами дроны. Приземистые стальные полусферы катили на гусеницах, давя и расстреливая все на своем пути. В обычных условиях дроны могли различить человека, но сейчас, в суматохе боя, их вычислительной мощности не хватало на детали, и они не всегда правильно распознавали цель. Еще один мальчик из отряда пал жертвой этих машин: выстрел разорвал его тело надвое, и ноги упали на землю, а грудь, голова и руки сделали кульбит в темном небе.

Постепенно ужасов стало так много, что Хинта перестал их осознавать. Вес брата он уже тоже не осознавал, и плача Ашайты не замечал. Он просто шел вперед, бежал со всеми, падал со всеми. Он перестал думать. Его глаза ослепли, уши оглохли, тело занемело от усталости и ударов. Их путь стал казаться ему бесконечно длинным. На деле же они преодолели лишь два небольших квартала.

И вот, наконец, Двана довел их до станции землемеров.

_____

Станция занимала двор с парой неуклюжих складских ангаров, грузовые шлюзы которых выходили сразу на две улицы. Здесь, как и всюду, прокатился разрушительный шквал огня: один из ангаров горел, крышу другого пробила бомба – она взорвалась внутри, выбив все окна. Двор был открыт, сетчатые ворота дряхло обвисли – это сделала не война, а годы человеческого небрежения. Уцелевшие подростки забежали внутрь и, задыхаясь, повалились между припорошенных снегом старых рободжипов. Они достигли цели, они все еще были живы, и почти все теперь испытывали чувство ложного облегчения. Наступила пауза. Грохот канонады уже не пугал. Хинта сидел на земле, привалившись спиной к колесу машины, и зачарованно смотрел вверх, на языки пламени, ползущие вдоль края крыши догорающего ангара.

Только Тави сумел остаться сосредоточенным.

– Это место уничтожено.

Его слова отрезвили остальных

– Двана! Эй, Двана! – окликнул Круна. – Что дальше? Что конкретно мы должны были здесь взять? И куда потом?

Но Двана почему-то не ответил. Он полулежал, распластав руки и ноги по снегу, упираясь плечами в борт какого-то заржавленного контейнера. Его лицо было запрокинуто вверх, и он, как и Хинта, смотрел на огонь.

– Двана, – снова позвал Круна. Прогоревшая пластиковая накладка с тихим скрипом отделилась от здания ангара и, мягко изгибаясь, начала оседать вниз. Чад пожаров смешивался со снегом и с темнотой.

– Он не в себе, – сказал Хинта.

– Заткнись, – грубо ответил Круна. – Эй, Гиди, встряхни нашего друга. Без него мы можем пропасть.

Гиди был чуть младше Круны, но старше всех остальных. После долгого бега и всех страхов этой ночи эти двое, пожалуй, ощущали себя лучше других: оба были крепкими спортивными парнями – ловкими, тренированными, широкоплечими, оба уже созрели, чтобы кутить и драться в кувраймах, дурачиться с девушками, батрачить на полях и воевать за эту беспощадную землю.

Гиди на четвереньках дополз до Дваны и достаточно сильно хлопнул того по плечу. Но Двана не проснулся, лишь еще больше обмяк и безвольной куклой повалился на бок. Его громкая связь, как и у всех, была включена, но ребята не услышали ни звука.

– Двана! – рявкнул Круна. Гиди встал на колени и каким-то беспомощным жестом потянул мальчика назад. Но Двана не выпрямился – его тело странно отяжелело. Хинта заглянул сквозь экран шлема в лицо своего бывшего приятеля и замер.

– Он что? – спросил Круна.

– Не знаю, – испуганно сказал Гиди. – Я ничего ему не делал. Двана, эй, Двана, очнись.

– Он умер, – тихо произнес Тави.

– Не смей это говорить! – заорал Круна. Он тоже пополз по снегу, остановился у тела, начал теребить и дергать его.

– Не может быть, – бормотал Гиди. – Я ничего ему не делал. Он не должен умирать. Он должен быть в норме.

Хинта в оцепенении наблюдал за этой сценой.

– Конечно, ты ничего ему не делал, – успокаивающим тоном говорил в ответ Круна. – Ты просто его будил. Двана, эй, друг, очнись.

– Переверните его, – подал голос Хорда. – Вдруг рана на спине.

Хорда был младше Круны и Гиди, но старше Тави, Хинты и Дваны. Он сидел на снегу, плотно поджав колени к груди, и часто вертел головой – смотрел на небо и по сторонам во тьму, словно боялся, что ночь в любой момент может извергнуть из себя новый смертельный подарок.

– Перевернем его, – повторил Круна. Они с Гиди перевернули Двану лицом вниз, отряхнули его спину от снега. Там не было раны. Не было повреждений и на кислородном ранце скафандра. Двана был совершенно цел. И все же он не шевелился. Его пустой измученный взгляд был устремлен в никуда.

– Он умер, – повторил Тави. – Нас осталось всего шестеро.

– Но на нем нет ни царапины, – возмутился Гиди.

Круна повернулся к Тави.

– Ты обсчитался. – Его голос был странным, нечетким. – Нас шестеро, потому что он жив.

– Он не мог умереть, – ни к кому не обращаясь, произнес Гиди. – Так не умирают. Так не умирают на войне.

– Нет, это ты обсчитался, – сказал Тави. – Вместе с Дваной нас оставалось семеро. Теперь нас шестеро. Я, Хинта, Ашайта, Хорда, Гиди и ты.

– А… – понял Круна, – ты посчитал это… – Он небрежно кивнул куда-то в направлении Хинты и Ашайты.

– Он не мог умереть, – в который раз повторил Гиди. – Его же ничем не убило.

– Мой брат – человек, – тихо и напряженно произнес Хинта, – а Двану убил страх. Он не знал, как ему дальше жить, и умер, потому что это было проще всего.

– Что ты сейчас сказал? – переспросил Круна.

– Что Ашайта – человек, – ответил Тави за Хинту.

– Да, – вскинулся Круна, – точно. А я-то думал, мне послышалось. Но еще мне послышалось, что ты назвал Двану трусом. Ты ведь этого не говорил, да, Хин? Ты ведь не мог этого сказать? Хотя бы потому, что это ты – отродье самой трусливой семьи во всем Шарту. А символ вашей трусости ты сейчас обнимаешь и прижимаешь к себе. Этого слюнявого улипку-омареныша.

Засвистело, потом совсем рядом с ними упал шальной снаряд. Ударная волна прокатилась через двор станции землемеров, шарахнула по старым машинам и зданиям ангаров. В шуме взрыва захлебнулся, пропал возможный ответ Хинты. Мальчиков осыпало градом мелких камней и битого стекла. В воздухе заклубилась смесь из пыли, снега и дыма. Хорда пискляво всхлипнул. Он и все остальные скорчились, прикрывая головы руками. Только Хинта прикрывал не свою голову, а голову брата. И Двана – мертвый Двана – уже ничего не боялся; он просто лежал в той позе, в которую его перевернули, упираясь козырьком шлема в заснеженную землю.

Когда пыль немного осела, Круна поднял голову и посмотрел на остальных.

– Вот что, – заявил он. – Двана не умер. У него шок. Или сотрясение. Или мы не видим рану. Или не видим трещину в снаряжении. Или еще чего… Я не знаю. Или он просто устал. И мы понесем его.

– Куда? – спросил Хорда.

– Внутрь здания склада. Там наши головы будут прикрыты хоть какой-то крышей.

– И мы можем найти там что-то полезное, – добавил Гиди. – Плевать на взрыв. Ну, выбило окна. Но оружие ведь все еще там. И припасы, и снаряжение.

В этот момент Хинте пришло в голову, что сейчас им троим – ему, брату и Тави – следует просто уйти. Пусть Двану заносят на склад. Пусть Круна и двое других парней делают что хотят. Пусть выживают. И плевать на все снаряжение, которое им достанется, плевать на то, что это пустынное полуразрушенное здание в сто раз безопаснее, чем новый путь по улицам в неизвестность.

Но по какой-то причине Хинта не мог уйти. Он ощущал странное оцепенение, отрешенность. Его способность оценивать ситуацию притупилась. И еще им овладела лень – лень отчаяния, лень смертельной усталости. Он не мог больше себя заставлять. Он не хотел снова уворачиваться от пуль, бежать и падать, тащить брата. Он не хотел этой бездарной смертельной работы.

Хинта посмотрел на Тави и увидел, что Тави тоже смотрит на него. Ни один из них в эту минуту ничего не сказал. Потом Круна, Гиди, Хорда и Тави подняли Двану под колени и за плечи и, пригибаясь, побежали к зданию склада. Безвольное тело, как дурацкая кукла, дергалось у них на руках. Хинта подхватил Ашайту, крепко обнял его и побежал за остальными. Эту одну перебежку – через небольшой двор – он еще мог выдержать.

_____

Где-то за оградой двора станции раздались три коротких винтовочных очереди. Подростки не знали, кто и в кого стреляет, но близкий грохот боя заставил их ускорить свой бег. Они упали под помятой стеной ангара, коротко перевели дыхание и стали искать удобный путь, чтобы проникнуть внутрь. Шлюзы выглядели мертвыми. В конце концов, Круна и Гиди пролезли в окно. Тави и Хорда подали им тело Дваны, и мертвеца втащили в здание. Потом в окно забрались Тави и Хорда. Хинта был последним. Он подсадил Ашайту, чтобы тот смог перебраться на руки Тави. Потом сам Хинта подтянулся и грузно перевалился через высокий подоконник. Осколки стекла оставили шрамы на нагруднике его полускафандра.

Внутри склада царил полумрак – гуще, чем на улице. Попавшая сюда ракета оставила в потолке длинную рваную брешь. Сквозь эту дыру тихо и редко падал снег. Взрывная волна прошла по помещению неравномерно: одни вещи разрушила, другие лишь опрокинула, а какие-то предметы, казалось, все еще были на прежних местах. Хинта увидел горы контейнеров, стеллажи, бочки, рободжип и пару робоосликов. С потолка и стен свисали цепи и тросы. Некоторые окна с дальней стороны были целы. Над ними желто-синей зубчатой громадиной нависла боковина старой кран-балки.