Текст книги "Земля в иллюминаторе (СИ)"

Автор книги: Румит Кин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 58 страниц)

Уже позже, обдумывая эту сцену, Хинта почему-то вспомнил слова Тави, когда тот после гумпрайма говорил, что чувствовал какой-то неясный страх среди элиты поселка – будто те уже знали плохую новость, которую не знали все остальные. Вот и Хинта теперь почувствовал этот неясный страх в учителе, хотя до этого ему казалось, что Румпа самый спокойный и неприступный из всех взрослых.

_____

После второго учебного дня последовали другие; за онтогеотикой потянулись история и мифология. Сам того не замечая, Хинта погрузился в школьную жизнь и в мир интересных дополнительных занятий, три из которых вел новый учитель. На мифологии он был вынужден видеться с Тави. Их ссора не прекращалась, и они боялись заговорить друг с другом. Тави пытался писать Хинте смутные, сбивчивые письма на терминал. Хинта не давал на них ответа. И все же он ощущал, как его ненависть начинает размываться и проходить. На смену ей приходило другое чувство – нечто вроде обычного непонимания; Хинта все сильнее не понимал, почему Тави не мог просто сказать ему про свое общение с Румпой.

Так они и жили, глядя друг на друга издалека. Это продолжалось, пока семью Хинты, Шарту и мир вокруг не потрясли новые события.

^{Глава 5}
ОПАСНАЯ ЗЕМЛЯ

В конце второй учебной недели, на исходе урока истории, Румпа дал потоку Хинты необычное домашнее задание.

– Наше сегодняшнее занятие подходит к концу. Следующая лекция будет посвящена изучению системы первоисточников, оставшихся от периода предвоенного кризиса. И поскольку некоторым может показаться скучной сама мысль о штудировании старинных текстов, я решил заранее познакомить вас с таким своеобразным видом первоисточников, как джалипа. Кто-нибудь из вас уже знает, что это такое?

Хинта был единственным из ребят своего потока, кто выбрал себе сразу все предметы Румпы, так что на историю вместе с ним не ходили ни Драва, ни Нима, ни Ладжи, ни новичок-крайняк Вилара. Здесь группу активных учеников возглавляли Тимба Зоганга и Вондра Тайрума, которого Хинта знал раньше по скульптингу. Сейчас Тимба и Вондра синхронно помотали головами.

– Понятно. Тогда скажу сам. Джалипа – это такие специальные остроумные головоломки, наделенные социальным и культурным подтекстом. Когда-то они пользовались огромной популярностью. Их принято было рассказывать-загадывать друг другу в дружеской компании, во время застольной беседы. Шутники с помощью джалипа шутили, мудрецы использовали, чтобы пропагандировать свои идеи, а какой-нибудь политик мог сочинить ироническую загадку про грязные подштанники своего оппонента.

Упоминание исподнего белья вызвало среди ребят легкое оживление.

– Но это неудивительно, что никто из вас не слышал о джалипа. В большинстве своем они устарели и уже не кажутся ни меткими, ни забавными, а некоторые из них теперь и вовсе невозможно понять, если не знаешь какие-то особенные нюансы той культуры, в которой они возникли. Поэтому в наши дни сборники джалипа пользуются популярностью только у специалистов – историков и мифологов. И все же, на мой взгляд, если хорошо поискать, то можно еще найти такие джалипа, которые сверкают тем же остроумием, что и в дни своего появления. Одну из них я вам загадаю сейчас – и поиски ответов на нее будут вашим домашним заданием. Итак, слушайте внимательно. Трех человек – одного из Лимпы, одного из Притака и одного из Джидана – заперли в одной комнате. Там им оставили лишь две вещи – горячий тигель и кусок льда. За пределами комнаты царила стужа, и даже сквозь замочную скважину внутрь заносило снежинки. Разумеется, эти три собрата по несчастью вскоре перебороли чувство взаимной неприязни, сели вокруг тигля, источающего тепло, и стали спорить о том, как же им поступить дальше. Через некоторое время они бросили лед в тигель, так как все согласились, что лед необходимо растопить. Но при этом каждый из них видел в этом поступке только свой смысл. Как по вашему, для чего кипящая вода была нужна каждому из них?

Ученики зашевелились, озадаченные загадкой.

– Эта джалипа, с ответами к ней, существует уже более семи сотен лет. Ее автор неизвестен, но известно, что она начала свою жизнь в западном пригороде джиданского города Налиджан. Там она сразу распространилась среди всех сословий и быстро попала в средства массовой информации, после чего стала всеобщим достоянием. Затем она была записана. Через джиданских пленных она со временем проникла и в другие культуры – сначала в Притак, затем в Лимпу. Причем, что интересно, каждый из трех народов повторял эту загадку на свой лад, так как считал, что она льстит именно ему, а остальных выставляет идиотами.

– А ответ у нее считается один или три? – спросил Тимба.

– Три. Три канонических ответа, по одному для каждого из пленников. Кроме того, есть еще около дюжины вариантов, которыми эта джалипа обрастала на протяжении десятилетий своей популярности. Это легкий шанс заработать первый балл в этом семестре: по баллу получит каждый, кто в течение следующей недели сможет найти хотя бы один из возможных ответов для одного из пленников. Советую не сообщать свои догадки товарищам, а приходить с ними прямо ко мне. Двери моей студии открыты каждый день недели на третьей и четвертой перемене.

– А если я найду больше чем один ответ? – встрепенулся Вондра.

– Ты справедливо получишь столько баллов, сколько найдешь ответов.

– А если у меня уже есть ответы?

– Все ответы я буду готов выслушать на перемене. А сейчас, поскольку у нас еще осталась минутка, я лучше использую ее, чтобы предостеречь вас от некоторых типичных ложных ходов. Во-первых, они все топили лед не для того, чтобы попить. Во-вторых, тигель тяжелый, и поднять его невозможно, даже втроем. Нагретым он остается постоянно. Его источник питания вне досягаемости, где-то за пределами комнаты. Одним словом, не надо пытаться использовать тигель для поисков ответа на загадку.

– Если тигель не…

– Минута кончается. Позволь мне договорить. На тигле есть плошка или черпак, с помощью которых можно оперировать с кипящей водой, поэтому считайте, что воду из тигля в любом ее состоянии можно куда-то в этой комнате переместить или для чего-то использовать. При этом плошку мы тоже исключим из уравнения. Плошка совершенно безобидна и не подойдет в качестве оружия против тюремщиков.

Эта дополнительная оговорка вызвала в аудитории смешки. Мгновение спустя раздался сигнал завершения урока.

– Ну, вот и все. Загадка в полном вашем распоряжении. С этого момента и всю неделю ко мне можно подходить с ответами или с дополнительными вопросами.

Вондра и Тимба задержались, пытаясь с ходу получить свои баллы, но учитель с ласковой насмешливостью отверг их попытки с наскока найти решение. Остальные ученики, включая Хинту, начали заинтригованно расходиться.

До сих пор Хинта не сказал на уроках Румпы ни единого слова: раскрыться ему мешала инерция обиды на Тави. Сейчас он, как и в прежние дни, снова угрюмо подумал, что не собирается искать решение и подходить к учителю со своими вариантами. Однако, как бы он ни боролся, живительная заинтересованность все же проникла светлым лучиком в темноту его души. Его технический ум сам собой увлекся поисками возможных вариантов. На протяжении следующих дней Хинта, сам того не замечая, все чаще возвращался мыслями к загадке. Он обдумывал ее даже тогда, когда с его братом случилась беда, когда его сердце разрывалось от страдания, а земля уходила из-под ног.

_____

С первых дней учебного года Хинта мечтал о моменте, когда отец, наконец, освободится от патрулей и снова возьмет на себя работу в теплицах. И Атипа действительно почти освободился: патрули значительно сократили, теперь его отряд нес дежурство лишь раз в неделю. Однако мгновенную свободу это Хинте не принесло: в теплицах семьи Фойта дозрел харут, и в течение нескольких следующих дней нужно было потрудиться на сборе сладких плодов. Поскольку своих рук не хватало, Атипа даже призвал на помощь Риройфа.

Вечером после урока истории Хинта, ловко балансируя, стоял в полный рост на платформе Иджи, а ослик медленно двигался по внешней окружности теплицы. Время было позднее, солнце клонилось к горизонту, в узких заросших проходах уже сгущались сумерки. Хинта работал в зеленой, душисто-душной тесноте, ощущая, как сочные листья пропитывают росой его одежду и волосы. На платформе у его ног помещалась большая пластиковая корзина, в которую он осторожно скидывал собранные плоды. Они ложились друг на друга с липким звуком.

Единственным удовольствием, которое можно было найти в этом процессе, являлся сам харут. Хинте даже не нужно было есть плоды – они настолько сильно пачкали его руки соком, что он мог за час получить недельную порцию сладкого, просто облизывая пальцы. И он делал это, а фруктовый сок заполнял ему рот терпким пьянящим вкусом.

Иджи тянул за собой две механизированные платформы разной высоты. На первой стоял Риройф, на второй – Атипа. За ними по земле шли Лика и Ашайта. Впятером они могли за один круг собрать урожай сразу со всей зеленой стены.

Разговор шел главным образом между мужчинами. Атипа жаловался, что патрули отняли у него последнюю возможность выкроить время для себя. Риройф безрадостно солидаризировался с приятелем.

– Я и сам уже не так часто бываю в «Пристанище». Не те пошли времена.

«Пристанищем Таника» назывался один из трех кувраймов Шарту. Когда-то давно, когда Хинта был еще совсем маленьким, отец объяснил ему, что кувраймы – это вроде как ламраймы, но только для взрослых. В кувраймах было тесно, темно, там подавали кальян-шайфу и спиртные напитки, наиболее популярным из которых традиционно оставался кувак. Внутри себя куврайм, как и ламрайм, делился на круглые залы, в центре каждого из которых находилась арена, только транслировались на эту арену не заранее снятые ламы, а происходящие прямо сейчас спортивные поединки.

– Что так? Дело в омарах? Или денег не стало?

– Да что мне омары и деньги, – с тоской отозвался Риройф. – Тебя вот семья сдерживает. А я человек свободный – на жизнь заработал, остальное могу спустить. Но, понимаешь, скучно. Раньше самый интерес был в матчах по групповому крайта. Тебе ли не знать, я на них даже ставочки кое-какие делал.

Атипа суетливо зашуршал в листве, показывая, что не стоит говорить о ставках при Лике, но сосед отмахнулся.

– Я к другому веду. Скучно-то почему стало? А потому, что в региональной Лиге Клинка сидят одни литтаплампские мошенники. Они только за этот год дважды меняли границы площадных категорий. Целых. Два. Раза. За. Один. Год. Понимаешь? И все для того, чтобы малонаселенные провинции не смогли собрать ни одной полноценной команды! Ну и зачем мне смотреть эти матчи, когда там последняя приличная команда принадлежит самому городу? Ты же знаешь, я никогда за них не болел.

– Да, плохи дела, – согласился Атипа.

Площадными категориями называлась классификация игроков по площади поверхности тела. Для крайта эта характеристика была самой важной. Игра осуществлялась на арене виртуальной реальности. Каждый игрок вооружался двумя игровыми пистолетами. Мишени хаотически возникали в разных местах в воздухе над ареной. Попадать в людей было запрещено – игрок, подстреливший другого игрока, немедленно выбывал. Чтобы победить, игроки должны были: своим телом прикрывать мишени, возникшие на их территории, и подставиться под максимальное количество попаданий противника; при этом поразить как можно больше мишеней на территории противника, и не задеть самого противника. Профессиональные игроки высшей категории были огромными людьми, тучными и могучими, при этом умели двигаться с молниеносной скоростью и прыгать вверх на высоту в половину собственного роста.

– Помнишь, как мы болели за команды Южного Ливайда? – спросил Риройф.

– А то. Они же самая близкая к нам аграрная провинция. Пусть и за Экватором, но все равно, что земляки.

– Так вот, считай, что их команд больше нет. После последнего передела у них осталось всего по два-три сильных игрока на каждую площадную категорию.

– Литтаплампские засранцы. Так они…

Тут их перебила Лика.

– Никто не думает, что пора включить освещение? А то я уже ломаю глаза, когда ищу плоды между листьями.

– Лампы с минуты на минуту должен включить автомат, – сказал Хинта. – Хотя вообще-то он запаздывает.

В этот момент что-то произошло. Хинта не сразу понял даже, что именно изменилось. Лампы по-прежнему не горели, последний луч заката касался купола теплицы, вокруг тесными стенами сходилась мягкая зеленая листва. А потом он осознал, что стало тихо. Иджи больше не вибрировал у него под ногами; прекратила мерно шуршать система вентиляции; поток воздуха больше не заставлял шелестеть листву харута. Исчез даже тот тихий, едва уловимый писк, который раньше всегда доносился из щитка распределения энергии.

– Странно, – сказал Хинта. Его замечание одиноко прозвучало в онемевшей атмосфере теплицы. Он сел на корточки, глянул вниз – локаторы Иджи безвольно сникли, как будто робоослик был полностью отключен. Хинта дотянулся до стальной морды, помахал перед ней ладонью. Раньше ослик всегда отвечал на подобные жесты недовольным отрицательным сигналом. Сейчас он молчал и стоял на месте, как влитой.

– У меня, кажется, сломалась маска, – сказала Лика. – Больше нет подачи кислорода.

– Одновременно с Иджи? – спросил Риройф. – Что-то тут не так.

Хинта соображал намного быстрее взрослых.

– Все не так. У нас не работает ни один прибор, включая систему очистки воздуха всей теплицы.

– Мы можем отравиться? – испугалась Лика.

– Нет, тендра-газ сюда не попадет. Но через пару дней атмосфера в закрытом пространстве стухнет.

– Давайте сойдем вниз, – сказал Риройф. – Не вижу больше смысла собирать харут.

Они спустились и все впятером пошли к распределительным щиткам и шлюзу. Лика придерживала Ашайту за плечи. Тот вел себя необычайно тихо. Хинта не видел его лица в полутьме, но почему-то вдруг обеспокоился.

– С младшим все в порядке?

– Он просто объелся харута, – шепотом отозвалась Лика. – Что ему наши проблемы.

– Не заставляй ее говорить, – сердито сказал Атипа. – Без маски ей нужно дышать медленно и ровно.

Они дошли до шлюза и остановились. На приборных щитках не моргал ни один огонек. Отраженный свет заката умирал, покидая купол, оставляя людей в сгущающейся полутьме.

– Дела, – констатировал Риройф.

– Не понимаю, почему перестало работать все сразу, – сказал Атипа. – Обычно вещи ломаются по очереди. – Он потянул с вешалки комбинезон своего полускафандра и вывернул его так, чтобы все видели бокс коммуникатора. Коммуникатор был мертв и не включался.

– Как после посадки аккумулятора, – сказал Хинта. – Только я уверен, что у всех наших скафандров заряд в порядке.

Атипа потянул на себя полускафандр сына – коммуникатор Хинты тоже не работал.

– А мой? – спросил Риройф. Хинта подумал, что они все уже знают ответ. Атипа вывернул полускафандр Риройфа – коммуникатор не работал, как и у других. Все переглянулись. Никто еще не успел по-настоящему испугаться, но страх уже был рядом – дышал им в лицо, невидимым смерчем поднимался в темном воздухе.

– Так не бывает, – сказал Атипа.

– Но так есть, – возразил Хинта. – А что, если это омары?

– Ну почему сразу они? – возмутился Риройф. – Эти гаденыши ни разу не высунулись с тех пор, как вошел в действие план Киртасы.

– Потому что они как-то выключали наших дронов. И сейчас здесь то же самое. Как иначе объяснить, что синхронно вышли из строя Иджи, кислородный баллон и все оборудование теплицы?

– Именами сестер-жриц Лимпы заклинаю, чтобы ты, Хинта, был не прав, – сказала Лика. Хинта вспомнил, что в последний раз эта присказка не помогла. Это было перед гумпраймом, когда отец мрачно предположил, что в Шарту уже есть погибшие. Лика тогда тоже молилась сестрам-жрицам, а потом они узнали про дюжину смертей.

– И что теперь делать? – спросил он. – Потому что если это омары, то они уже повсюду в Шарту. А мы даже не можем связаться с другими людьми.

– Ну-ну, парень, – Риройф опустил свою сухую, узловатую руку на плечо Хинты, – не надо паники. Может, все перестало работать только в этой теплице. Надо выбраться отсюда и узнать, что происходит в Шарту.

Хинта тряхнул плечами, вывернулся.

– Обесточило не одну теплицу. Если бы одновременно сломались Иджи и кислородный баллон мамы – это было бы странно, но не очень страшно. А теплица работает от общей электростанции. Если энергии нет здесь, значит, ее нет во всем поселке.

Атипа протер на запотевшем стекле внешней стены смотровую щелку.

– Видишь что-нибудь? – спросил Риройф.

– Прожектора не горят. Значит, и правда, весь Шарту… – Атипа обернулся к остальным. Лицо у него стало как у призрака.

– И что теперь делать? – повторил Хинта.

– Ничего.

– Как ничего?

– Связи нет. Оружия нет. Осел, и тот не работает. Скафандры будут иметь те же проблемы, что и кислородный баллон жены. А здесь мы в большом куполе очищенного воздуха, и у нас полным-полно спелого харута. Три дня протянем.

Сердце в груди у Хинты билось то слишком быстро, то слишком медленно. На лице матери выступил болезненный пот – она уже начинала задыхаться.

– Давай я налажу твой баллон, – предложил он.

– Подожди. Дай всем решить, что делать.

– Это безумие, – зло сказал Риройф, – сидеть взаперти три дня, с больной женщиной и больным ребенком. Сидеть и думать, что не можешь получить помощь от других людей, хотя, может, у тех все в порядке. Да и оскомина будет жуткая, если жевать один харут!

– Если мы вручную откроем шлюз, то потеряем часть воздуха. Растения, может, и выживут. А вот нам возвращаться будет некуда. Поэтому…

Отец еще продолжал говорить, но Хинта уже не слушал его – он смотрел на брата. Ашайта стоял в стороне от спорящих взрослых. Раньше он всегда танцевал, его движения были плавными и непрерывными. Сейчас он застыл на месте, каждая его мышца была напряжена, лицо сделалось совсем тонким, бледным до синевы, глаза были широко раскрыты, слюна неконтролируемым потоком текла на подбородок. Потом все его тело, вниз от плечей и шеи, начало мелко дрожать.

– Братик, – испуганно сказал Хинта. Атипа замолчал на полуслове. Теперь на младшего смотрели все. А тот все стоял в своей странной напряженной позе: пальцы на руках широко расставлены, ладони мелко вибрируют, лицо постепенно запрокидывается вверх, к темнеющему небу над прозрачным куполом теплицы.

– Ашайта, – позвала Лика.

– Ашайта, – эхом повторил Хинта. Он шагнул к младшему, хотел что-то сделать, может, обнять. Но тот внезапно изогнулся всем телом и резко вскинул ладони с растопыренными пальцами вперед. Хинта получил сильный толчок в живот, потерял равновесие и глупо шлепнулся на земляной пол. А брат выгнулся над ним, как одна из маленьких горгулий с ледяных фронтонов джиданских зданий. Его глаза открылись еще шире, заблестели, вбирая в себя последний свет дня. Рот тоже открылся. Ашайта так сильно изгибался и выламывался вперед, что было непонятно, как он еще может удерживаться на ногах. И вот он начал падать – медленно падать своим напряженно-изогнутым телом на Хинту. Хинта, вытянув вперед руки, сумел поймать его, но стоило им прикоснуться друг к другу, как Ашайта взбрыкнул и начал биться в судорогах. Из его груди вырвался жуткий, получеловеческий вопль, от которого Хинта почти оглох. Ему удалось мягко опустить брата на землю, а самому, испуганно задыхаясь, откатиться в сторону – и это был правильный поступок, потому что мгновение спустя Ашайта закричал снова. На этот раз его крик был таким, что Риройф и Атипа согнулись, зажав уши руками. Этот крик все длился и длился – протяжный, безумно-тоскливый, уходящий куда-то за диапазон человеческого восприятия. Было невозможно понять, откуда берется такая сила в маленьких легких больного восьмилетнего мальчика. Лика упала на колени и поползла к Ашайте. А Хинта просто смотрел в уродливо-прекрасное, напряженно-истончившееся лицо брата и ощущал, как его собственный рассудок уплывает в это лицо и в этот крик.

В последний момент, когда голос Ашайты уже стихал, превращаясь в стон, с Хинтой случилось нечто странное. Он увидел, как раскрываются, распадаются на механические секции какие-то огромные врата из красно-золотого металла. За ними открылся мрачный черно-зеленый зал, дальняя стена которого струила завораживающий фиолетовый свет. А на ближнем плане, прямо у порога огромных врат, лежали мертвецы – иссохшие сизые лица под стеклами скафандров, ощеренные зубы, мерцающие в запавших глазницах жуткие лиловые огни. Гладкий каменный пол под мертвецами был расколот извилистой трещиной, внутри которой взбухала устремившаяся к поверхности магма. Ее уровень поднимался, пока скафандры мертвецов не начали гореть.

А потом все прекратилось, и Хинта понял, что все еще сидит на полу теплицы. Его сердце колотилось, как никогда в жизни. Ашайта лежал навзничь, в глубоком забытьи. Его дыхание уже выравнялось. Лика держала над его лицом дрожащие руки, сложенные в какой-то знак, которого Хинта никогда раньше не видел. Риройф и Атипа перестали зажимать уши руками, но стояли, пригнувшись, будто боялись, что мальчик закричит снова и от этого крика купол теплицы осыплется на их головы тысячью осколков. Наконец, Лика расслабила руки, всхлипнула и начала обнимать Ашайту, беспомощно приподнимая его хрупкое тело над землей. Атипа неловко склонился к жене, то ли пытаясь поднять ее на ноги, то ли намереваясь сам упасть на колени рядом с ней.

– Не думал, что ребенок может так кричать, – прохрипел Риройф, разгибаясь.

– Такое в первый раз, – бледным голосом ответил Атипа. Хинта молчал – не мог прийти в себя после крика брата и той странной, страшной картины. Он точно знал, что не видел ничего подобного ни в одном ламе, и теперь ему было непонятно, откуда этот зал мертвецов взялся у него в голове.

– Милая, он будет в порядке? – теребя Лику за плечо, спросил Атипа. – Скажи, что он будет в порядке.

– Откуда мне знать? – Лика начала размазывать слезы по лицу. В сгущающейся темноте, со своими коротко остриженными волосами, она походила не на женщину, а на какого-то незнакомого мальчишку, несуществующего третьего брата Хинты и Ашайты. – Ему нужно обследование. Я не знаю, сколько он проживет без помощи. У него могло быть кровоизлияние в мозг – то, о чем нас предупреждали.

– Нет, так не пойдет, – сказал Риройф. – А ну, взяли себя в руки, вы, горе-родители! Лезьте в скафандры – и потащим его в госпиталь. – Он пытался звучать грозно, но его голос дрожал, и уверенности в нем было лишь на гран больше, чем у остальных. Риройф нуждался в своей винтовке и в ком-то другом, умнее и решительнее его, кто сказал бы ему сейчас, что следует делать.

– Но… – проблеял Атипа.

– Мы ничего не знаем, – сказала Лика. – Если там омары, нам всем конец – там ли, здесь ли. А если Ашайта умрет вот так, а омаров там не окажется, кто из нас сможет себя простить?

– А воздух? – спросил Атипа.

– Слушай свою жену, – грубовато посоветовал ему Риройф.

– Мы справимся, – сказал Хинта. – Включим в скафандрах пассивную подачу. Должен быть способ. Сейчас клапан открывается цифровым контроллером. Но его наверняка можно просто открыть.

– Да ты ни разу не делал этого в реальных условиях, – возразил Атипа. – Никто из нас не делал. Потому что нет сервоклапанов надежнее автоконтроля дыхания. Обычно они никогда не выходят из строя.

Его трясло.

– Тем не менее, пассивка – это просто. И мы это сможем. – Хинта взял свой скафандр и начал одеваться. Лика оставила Ашайту лежать на земле и тоже встала. Только Атипа не двигался с места.

– А твой мальчишка изменился, – взглянув на приятеля, хмыкнул Риройф. – Заметил, старый хрыч? Скоро он будет поумнее и покрепче нас с тобой. И тогда они с Ликой будут командовать тобой даже в мелочах. Задницу не подотрешь, пока тебе не скажут, что это безопасно.

В другое время Хинта, возможно, испытал бы прилив стыда за отца и гордости за себя. Однако сейчас он был слишком напуган, слишком занят. Они с Ликой взяли скафандр Ашайты и развернули его на полу рядом с распростертым телом мальчика. Хинта сел на корточки и начал копаться в клапанах.

– Липа вакукра, – не сдержавшись, выругался он. Никто из взрослых не сказал ему, что материться нехорошо. – Я забыл, что это детский скафандр. На нем нет ни пассивки, ни другого аварийного контроля.

– Тогда один из нас должен пойти и позвать на помощь, – решил Риройф.

– А остальным придется надышаться тендра-газом? – спросил Атипа. – Лику это убьет.

– Подождите. Можно сделать по-другому. – Хинта посмотрел на мать. – Твой баллон. Но потом. Сначала надо уложить его в скафандр.

Атипа, вышедший из ступора, подхватил Ашайту подмышками, Риройф – под колени; Хинта раздвинул скафандр, а Лика направила безвольные конечности младшего в рукава и сапоги комбинезона. Потом они застегнули контактные швы.

– Баллон, – скомандовал Хинта. Лика отстегнула емкость со сверхсжатым кислородом от своего бедра и вытянула из-под одежды дыхательные трубки. Хинта положил баллон на грудь младшего и остановился.

– Я уверен, что смогу выпустить кислород из баллона, но для этого мне придется сломать сервоклапан. Кислород будет выходить достаточно интенсивно. Надо будет застегнуть скафандр, чтобы газ остался внутри. Я опять же уверен, что мы успеем это сделать. Но обычно мы не дышим чистым кислородом из наших баллонов. Скафандры очищают атмосферный воздух, добавляют к нему кислород, азот и гелий, после чего получается хорошая дыхательная смесь. А у Ашайты будет кислородное отравление.

– Зависит от давления, – сказала Лика.

– Боюсь, там будет положительное давление, порядка двух атмосфер. На выживании нас учили, что уже через пять минут будут судороги, а потом рвота. Учитывая его массу тела, когда мы донесем его до больницы, будет уже невозможно отличить симптомы его болезни от симптомов отравления кислородом.

– Врачи отличат. Главное, донести его живым.

– Мы можем сделать так… Сейчас мы все оденемся. Потом я приготовлюсь сломать баллон. Отец и Риройф откроют шлюз. Я сломаю баллон и буду держать его, чтобы замедлить выход газа. Так я смогу немного замедлить повышение давления кислорода в его скафандре. Как только я зажму баллон, мы, по возможности быстро, понесем его в госпиталь.

– Хороший план, – одобрил Риройф, – но я кое-что добавлю. Когда мы оденемся, то, не открывая шлюза, убедимся, что у нас у всех нормально работает пассивка. Потом подождем еще пятнадцать минут, убедимся, что никто не опьянел от кислородно-азотной смеси. И только после этого будем готовить Ашайту и открывать шлюз.

Так они и сделали. В теплице совсем стемнело, и баллоны пришлось настраивать вслепую. Это доверили Хинте, так как он был ловчее взрослых. Он ориентировался на звук. Градаторы пассивных клапанов издавали щелчок при повороте на каждые десять значений. Последним Хинта настроил баллон на спине у матери. Она попросила сделать ей смесь с повышенным кислородом, и он поставил ей подачу на пятьдесят процентов. Когда газ пошел, Лика подняла правую руку вверх и сложила пальцы в знак «ан-хи». Хинта похлопал ее по плечу, надел дыхательную маску и, закинув руку за спину, настроил собственный баллон. Поток дыхательной смеси ударил ему в лицо с непривычным холодным напором, нос и глотку захлестнуло запахом дурманящей свежести. Чтобы взрослые знали, что у него все в порядке, Хинта тоже показал «ан-хи». Они все расселись по бочкам и стали ждать. Ашайта, маленький, неподвижный, лежал на земле между ними. Его скафандр бледнел в темноте своим детским узором из белых треугольников.

Риройф измерял время по пульсу. В литской ойкумене идеальной нормой считались восемьдесят шесть ударов в минуту; насчитав следующие восемьдесят шесть ударов, он сигналил остальным. Каждая минута, казалось, утягивается в абсолютную бесконечность. У Хинты слезились глаза, и он, сняв перчатку, вытирал их ребром ладони. В небе над куполом стало видно звезды, взошла разбитая на осколки луна. Запах газовой смеси постепенно перестал быть заметным. Наконец, Риройф вскинул руку в пятнадцатый раз и тяжело поднялся с бочки. Они покивали друг другу и разошлись: Риройф и Атипа – к шлюзу, Хинта и Лика – к Ашайте. Лика двигалась увереннее, чем полчаса назад, кислород помог ей отдышаться. Она подсоединила шлем к комбинезону Ашайты, а Хинта просунул руку под застежки на груди брата и нащупал баллон. Потом Атипа и Риройф приоткрыли внешнюю дверь шлюза; раздался громкий чавкающий вздох, и по всему помещению прокатилась ощутимая воздушная волна, выравнивая давление между атмосферой теплицы и атмосферой за ее пределами. Как только она достигла Хинты, он надломил клапан баллона и выдернул руку из-за пазухи брата. Лика тут же закрыла застежки и герметизировала скафандр. Комбинезон Ашайты набух, наполняясь кислородом. Чтобы замедлить этот процесс, Хинта свернул ткань на груди скафандра в складку и зажал внутрь складки клапан баллона. Мгновение спустя Риройф и Атипа подбежали к ним и под руки подняли Ашайту. Хинта продолжал зажимать баллон, а Лика придерживала руками голову мальчика. Так они перенесли его в шлюз. Там им пришлось сделать остановку: мужчины закрыли внутреннюю дверь, как могли, зажали – в надежде, что растения сумеют пережить легкое отравление тендра-газом – а потом открыли внешнюю дверь и вышли на улицу.

Никогда еще Хинта не видел, не слышал, не ощущал, чтобы на Шарту ложилась такая ночь. Не горел ни один огонек; безмолвие и тьма прятались за окнами домов, контрастно белели пыльные грунтовые дороги и серебрились обесточенные антенны поддержки связи. Все казалось безжизненным и пугающе чуждым, как будто это был мертвый городок где-то на Луне или на Марсе, брошенный людьми сотни лет назад.

Закрыв шлюз, Атипа и Риройф вновь подхватили Ашайту. Придерживая его, они медленно двинулись к центру поселка. Дважды по пути им встречались патрули. Бойцы вели себя одинаково: сначала заставляли незнакомцев остановиться, а потом, когда понимали, что видят группу людей с детьми, жестами требовали, чтобы те быстрее убирались с улицы. Наконец, они оказались около двухэтажного здания госпиталя. Оно было таким же темным и безмолвным, как и все вокруг, однако внешние створы одного из шлюзов центрального входа были открыты. Около них дежурила пара санитаров в скафандрах. Увидев группу людей, они двинулись навстречу. Объяснить им, что произошло с Ашайтой, было невозможно, поэтому взрослые просто втащили мальчика внутрь шлюза. Один из санитаров остался снаружи, другой начал вручную закрывать створы изнутри. Те сдвигались бесконечно медленно. Хинту охватило отчаяние: его рука, которой он прижимал клапан баллона, уже очень устала, а брат, которого он так хотел спасти, возможно, умирал прямо сейчас.