Текст книги "Земля в иллюминаторе (СИ)"

Автор книги: Румит Кин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 58 страниц)

– Видеозапись, к сожалению, оказалась почти бесполезной, так как дрон стрелял в темноте, сквозь поросли багряного брача. Но утром по следам крови и нанопены удалось установить, что он серьезно ранил как минимум двух омаров, и те отступили в пустоши. Возможно, он даже убил кого-то, но, в таком случае, омары успели забрать своего мертвеца. В общем, ничего, кроме пятен на земле, не осталось, и инциденту не придали значения. Признаю, это было нашей ошибкой. Следовало уже тогда устроить настоящее расследование.

Фермер поднял руку, приветствуя кого-то из знакомых, неуклюже помялся и отошел назад, на нижнюю ступень трибуны. В зале становилось душно, и Хинта уже несколько раз вытирал рукой взмокший лоб.

– Теперь о жертвах. Пострадало около двадцати человек. Девять пропали без вести. Мы считаем, что омары увели их к себе, далеко в пустоши. И, скорее всего, убили.

Не стало слышно даже дыхания.

– Тела еще пятерых нам удалось найти и вернуть. Остальные – члены поисковых отрядов – ранены в стычках с омарами и сейчас находятся в больнице Шарту. Их родные отдельно оповещены. Думаю, их нет сейчас в зале.

– Имена! Назови имена!

– Сейчас назову, но сначала от лица всей общины хочу поклясться, что мы окажем семьям пострадавших всю возможную моральную и материальную поддержку. Теперь список имен.

Юрана развернул голограмму, начал читать. Слушали в почтительной тишине, и имени на третьем все, кто сидел, поднялись с мест. Хинта тоже встал. Он ждал имен родителей Дваны, и вот они прозвучали – в списке тех, кого не нашли.

– …Виджра Лакойф, Имара Лакойф…

Хинте показалось, что среди звуков толпы он расслышал плач Дваны – хотя, может, это был кто-то еще, чьи родные и любимые погибли в пустошах. В горле у него встал комок. Вроде бы он и знал, что так будет, но сейчас, когда имена прозвучали в зале гумпрайма, смерть этих людей вдруг стала окончательной реальностью.

Список был прочитан, а толпа все стояла, почти не шевелясь. Вытягиваясь на цыпочках, Хинта смог разок увидеть трибуны: Тави, видимо, тоже плакал и поэтому прятал лицо за рукой, а Юрана Варта, низко опустив голову, стоял перед микрофонами и молчал. Это длилось с минуту. Потом по залу поползли шорохи; закашлял старик; мать Хинты позволила себе сесть и снова подняла Ашайту на колени. Большая часть людей, однако, продолжала стоять.

– Память, – выдохнул Риройф.

– Память, – осипшим голосом повторил Хинта.

– Память, – сказал Атипа. И так пошло по рядам. Казалось, это может продолжаться вечно, но ритуал был грубо прерван.

– Дорогу! Дорогу охотникам! – донеслось из коридоров, смежных с залом. Толпа оскорбленно зашевелилась, но Юрана успокоил ее.

– Думаю, это наш отряд.

Вновь прибывшие, человек двадцать, не сняли скафандров и бесцеремонно проталкивались сквозь толпу, распространяя неприятные запахи атмосферы, фрата и чего-то еще.

– Расступитесь, пожалуйста, расступитесь! – крикнула из ложи женщина-администратор.

– Мы боялись, что вы не успеете, – сказал Юрана, – но вы здесь и несете нам самые свежие новости. Трибуну Джифою и Киртасе.

Казалось, толпа уже достигла предела плотности, но клин мужчин каким-то образом раздвинул ее, потеснил – люди стали забиваться в проходы, садиться друг другу на колени, и очень скоро люди в скафандрах оказались у подножия трибуны. В центре отряда ровным шагом двигался робоослик – более мощный брат Иджи – в его кузове бесформенной кучей лежало что-то, накрытое белой парапластиковой тканью.

Хинта сумел разглядеть Листу Джифоя. Землевладелец был мощным немолодым человеком, его тяжелое лицо «украшала» зло всклокоченная бородка, лоб, переходящий в залысину, вспотел от долгого пребывания в скафандре. Узнать его было легко: его переносицу надсекал глубокий, кривой шрам-рубец – след от удара лопатой, оставшийся еще с тех времен, когда Листа был управляющим на фратовых полях отца. Он вел тогда слишком жесткую политику, и один из рабочих в яростном покушении на убийство проломил ему шлем. У Джифоя было достаточно денег, чтобы удалить дефект с лица, но он не стал этого делать – шрам был наглядной памяткой недругам и визитной карточкой в деловых контактах с опасными людьми. Сейчас на местном фратовом короле был черный полускафандр с золотистыми броненакладками на корпусе. Поднимаясь на трибуну, он вскинул вверх кулак.

– Охотники возвращаются с добычей! Когда кто-то посягает на наших людей и нашу землю, пусть знает, что его ждет смерть!

Толпа загудела. Люди вытягивали головы, пытаясь понять, что за груз лежит на ослике.

– Покажи им, – обращаясь к кому-то из своих, потребовал Джифой. Тот сдернул полотнище с кузова робо-ослика. Хинта был далеко, но все же он увидел достаточно, чтобы этот миг запомнился ему навсегда.

Весь кузов был в крови и нано-пене. А посреди этого омерзительного болота полулежал жуткий мертвец. Черные трубки прошивали его белесую, влажно блестящую, расползающуюся на лоскуты кожу. Голова была измененной формы, маленький рот чернел ощеренной зубастой дыркой, а глаза – мертвые, карие, человеческие – наоборот, казались очень большими. Разрушенный нос существа был заменен черной кибер-вставкой, искусственные ноздри трепетали – двигатель продолжал качать воздух в уже неживое тело, поднимая и опуская осклизлую грудь, выпуская через рану бордовые и белые пузыри. Живота будто не было, открытые кишки переплетались все с теми же трубками. Положить плоско этот труп было невозможно – из его спины торчал сросшийся с лопатками регенерирующий нано-ранец, откуда по большей части и текло. Еще Хинта запомнил руки твари – они напоминали клешни, ребро ладони и большой палец были сращены с подобием костных ножниц. Из предплечий выступали оплетенные жилами дула пулеметов-имплантов. Одежды на мертвеце не было – лишь жалкое подобие набедренной повязки, насквозь промокшей от крови.

Толпа всколыхнулась. Все, кто до этого сидел, повскакивали с мест. Между головами стоящих впереди людей Хинта увидел на мгновение лицо Тави – неестественно бледное, в цвет кожи омара.

– Пусть знает, что мы придем к нему, на его землю, и сделаем там то же, что он сделал на нашей земле! Пусть знает, что мы будем так же жестоки, так же свирепы, так же вооружены, как он сам! – Джифой перегнулся через трибуну и смачно плюнул вниз. – Получи, убийца!

Женщина, случайно оказавшаяся в центре группы новоприбывших, первой повторила его жест. Она стояла близко и смогла плюнуть прямо в широко раскрытые глаза омара.

– Получи, тварь! – крикнула она. Этого ей показалось мало, и она, шагнув вперед, ударила мертвеца в пластиковый нос. Раздался омерзительный хрустко-склизкий звук. Одновременно в мертвеца полетели плевки остальных. Толпа начала спазмировать, люди хаотическим водоворотом потянулись к своей окровавленной жертве. Они плевали, били, швыряли мусор. Кто уже удовлетворил свою ненависть, отходил назад, подступали другие. Поднялся общий гам.

– Не ходи, задавят, – сказал Атипа сыну, хотя Хинта и сам не двигался с места.

Теперь в зале был хаос. Кто-то стоял, кто-то шел по проходам, наступая на чужие ноги. В дверях возникла давка: некоторые, особенно те, кто был с маленькими детьми, потянулись прочь, но на их место спешили другие. В какой-то момент хаос достиг апогея, а потом Хинта услышал крик и, к своему ужасу, увидел Двану. Он узнал его даже со спины. Тот, рыдая, лез в кузов робоослика. Мальчика никто не успел, или не захотел, остановить. Он прыгнул сверху на мертвого омара и чем-то острым начал бить ему в лицо. Из груди его вырывались рыдания, похожие одновременно на смех и на лай. Когда его, наконец, оттащили, у него на руках были ожоги от ядовитой кожи твари, а у омара больше не было ни носа, ни глаз – лишь провалы на изуродованном лице. После этого толпа немного остыла. Кто-то из мужчин подхватил бьющегося, рыдающего мальчика под руки и потащил его за пределы зала. Двана что-то говорил, но слов было не понять, все захлебывалось в рваном дыхании истерики. Джифой темным взглядом, странным и страшным, следил с трибун за этой сценой.

– Так и надо, – негромко сказал он. – Кровь за кровь. Кто погиб у этого малыша?

Юрана что-то ответил ему, а потом наклонился к микрофонам.

– Мне только что сообщили, что в Шарту прибыли люди из «Джиликон Сомос» с предложением помощи. Я думаю, нашим победителям нужно отдохнуть и переодеться, а потом мы вместе выслушаем городских и обсудим, как дальше оборонять наши границы. На этом пока все. Собирайтесь обратно в зал по сигналу.

Объявив перерыв, он отключил микрофоны, чтобы то, о чем говорят на трибуне, не становилось общим достоянием. Толпа рассеялась. Те, кто устал сидеть, встали побродить, робоослика увели прочь, а рядом с трибуной собрались группки обсуждающих.

_____

Хинта и Тави нашли друг друга в холле.

– Мама готовила из расчета, что ты к нам придешь, – сказал Тави, – так что вот. Это руши, очень вкусные.

Хинта кивнул и взял кулек.

– Ашайта, кажется, никогда их не пробовал. Думаю, он будет в восторге.

– Беда в том, что их нельзя съесть много. – На мгновение Тави стал самим собой, таким, каким был до сегодняшнего дня. Потом его улыбка увяла. Хинта хотел заговорить о дронах, но Тави развернул беседу в своем направлении.

– Что значит быть чудовищем? Мы, люди, вытащили мертвое тело и любовались на него, кричали, били, плевали! И то же самое, должно быть, происходило там, в пустошах, когда омары приволокли тела наших убитых в свой город.

– Думаю, мы платим друг другу одной и той же монетой. Наверное, это справедливо. А что бы ты делал, если бы они убили твою маму? Не чувствовал бы ты то же самое, что чувствует сейчас Двана? Ту же ненависть?

– Герои Притака и Лимпы глумились над телами убитых врагов. Даже джиданцы не хоронили погибших другой стороны, а сжигали их. И только Джилайси никогда не делал ничего подобного, плакал над всеми. Нет, Хинта, мне было бы очень больно, так больно, что я просто не могу себе этого представить, но я не стал бы пинать мертвого чужака и бросаться в него банками из-под шипучки.

Хинта отвел взгляд.

– Знаешь, – сказал Тави, – я думаю, с этим миром что-то абсолютно не так. Человечество существует безмерно долго. И за всю его историю было лишь одно столетие без войн – незадолго до катастрофы. За это столетие люди сделали больше, чем за все прежние времена – построили города на Луне и Марсе, полетели к дальним телам Солнечной Системы. Потом – снова война, и город на Марсе погиб. И все распалось. Уже никто не был готов защитить Землю от удара из космоса. И случилась катастрофа. А после нее – выжившие так ничего и не поняли. И начали новую войну. И так раз за разом.

– Думаешь, мы должны были плакать над омаром? Как Джилайси?

– Мы не можем. В этом и проблема. По крайней мере, большинство из нас – не может. А они не могут плакать над нами. Поэтому мы не перестанем друг друга убивать. Я не знаю, что мы должны. Да и какая разница, что мы были бы должны, если мы просто не можем быть другими. Я не хочу никого судить и осуждать, я просто очень растерян.

Лицо Хинты болезненно дернулось.

– Ты очень хороший человек, ты знаешь об этом? Возможно, слишком хороший для Шарту.

Тави серьезно посмотрел на него.

– Не бывает слишком хороших людей. Но бывают те, кто вызывает в остальных чувство невыносимой вины. Их избегают или даже пытаются убить – как много раз пытались убить Джилайси, как много раз пытались убить всех тех, кто хоть в чем-то был более вменяемым, чем его обезумевший народ.

Договорить они не смогли: их прервал сигнал, означающий возобновление собрания. Толкучки в проходах больше не было – работники администрации подсуетились и расставили по залу две сотни дополнительных стульев. Для тех, кому не хватило мест, в холле гумпрайма установили голопроектор, отображающий уменьшенную копию трибуны.

Возвращаясь на свое место, к родным, Хинта ощутил, как его захлестывает странная паника. В глубине души он был готов к любому ужасу и любым невзгодам, которые могут обрушиться на Шарту. Да, он печалился, тревожился, боялся – но при этом был готов. Как и его родители, и все вокруг, он с раннего детства знал, что ему придется оплакивать мертвых, возделывать суровую землю и защищать ее с оружием в руках, держать удары судьбы и волочь тяжкую ношу жизни на своих сгорбленных плечах. Все это вошло в его кровь, срослось с основой его существа. Но что делать со словами друга, он не знал. Будь Хинта немного старше или хуже, он, возможно, отмахнулся бы от Тави, посмеялся над его нездешней наивностью. Но в свои тринадцать Хинта еще не закоснел, и Тави смог что-то сделать с ним, перевернул что-то у него внутри. Тошнотворная сцена с омаром теперь стояла у Хинты перед глазами и стала даже более реальной и четкой, чем когда он непосредственно ее наблюдал. Вместе с паникой пришел защитный страх за самого себя. «Я не смогу с этим жить, – с необычайной уверенностью подумал он, – если все вокруг будут думать одно, а я другое. Я не вынесу, если мне надо будет драться за себя и за наш поселок, а в сердце у меня будет жалость к омарам». Все еще пребывая в смятенных чувствах, он вернулся в свой ряд.

_____

Когда он подошел, отец с соседом мрачно обсуждали итог вооруженной вылазки.

– Какая победа? – говорил Риройф. – Это не победа. Джифой с ума сошел. Один мертвый омар против дюжины наших. При этом, пока его загоняли, было ранено несколько бойцов. Если мы так будем воевать, у нас люди в этой земле кончатся раньше, чем омары.

– Ублюдков тяжело завалить, – сказал Атипа. – Я слышал, некоторые из них бегают даже с дыркой в голове. И боли они не ощущают. Хотя Джифой, да, перегнул…

С появлением Хинты разговор увял, мужчины уставились на трибуну, куда только что поднялись прибывшие из города переговорщики. Все они были в фирменной одежде «Джиликон Сомос», на плечах – нашивки с эмблемой компании: красное трепещущее пламя внутри серебряного кружка.

Слова отца пересеклись со словами Тави, и Хинта задался вопросом, что вообще известно про омаров. На самом деле Атипа и Риройф говорили о том, чего не могли знать. Не было никаких явных свидетельств, что омары не испытывают боли. Да, раненые, они продолжали убегать и сражаться. Но ведь и люди, когда их кровь переполнит адреналин, не всегда замечают, что в них попала пуля, и сражаются раненые, когда на кону их жизнь. С другой стороны, сложно было представить, какие муки переживет способное испытывать боль существо, если станет резать свое тело и загонять в него сотни трубок, проводков и грубых металлических вставок.

Никто толком не представлял, ни сколько омаров в пустошах, ни как они там живут. Может, их было ничтожно мало, и они двумя или тремя разрозненными скоплениями кочевали вдоль прижавшихся к Экватору аграрных поселков – а может быть, они заселили собой уже полмира. Достоверно известно было лишь то, что около ста лет назад они выдвинулись с дальнего юга, преодолели руины древнего Акиджайса и объявились на границах литской ойкумены. До их появления эта территория считалась полностью непроходимой. Акиджайс, бывший когда-то одним из трех больших подледных городов Джидана, после войны превратился в безжизненное место – на протяжении веков по его заболоченным и занесенным ядерной пылью улицам скитались лишь отряды обезумевших боевых роботов, настроенных убивать любую движущуюся цель.

Среди селян бытовал рассказ, что шестьдесят лет назад, когда поселок еще стоял у моря, к одному из пожилых фермеров-крайняков вернулся его похищенный омарами сын. Существо якобы поведало, какую жуткую жизнь вело в пустошах, как было рабом, как другие омары унижали, мучили и насильственно изменяли его. А затем, не справившись со своими чувствами и уродством, подросток-омар бросился со скал в море. Единственным, кто пересказывал слова страдальца, был его отец, полубезумный отшельник. Он сам не мог точно сказать, привиделось ему все это или случилось взаправду. Но его рассказ продолжал передаваться – просто потому, что больше никто и ничего не мог сообщить об омарах. С его слов следовало, что те живут кочевыми лагерями, то ли внутри брошенных древними ледо-тоннельных машин, то ли в тянущихся вдаль от Акиджайса джиданских катакомбах. Самым привольным местом для них была некая затерянная в пустошах «черная долина», где они возделывали поля съедобных хвощей, разводили рептилий, производили оружие и изменяли свои тела. Также он говорил о том, что лишь некоторые омары способны к продолжению рода, остальные же пополняют свою популяцию за счет украденных человеческих женщин и детей. Сам народ омаров описывался им как племена, банды или стаи, не способные составить никакого централизованного общества и живущие в вечной вражде друг с другом. Однако даже малочисленные омары были чрезвычайно опасны. Чтобы выживать, они смешивали свою плоть с нанитами, изменяли каждый свой орган и саму химию своего организма. Чтобы защищаться от других племен, они сращивали свое тело с оружием. Они передвигались куда быстрее людей, и обычному человеку было невозможно одолеть их в рукопашном бою. В чем-то они были киборгами, в чем-то животными, но сохраняли разум и даже были способны к речи. От пленников они переняли корни из литских языков, но еще до этого у них был собственный сленг – упрощенная и огрубевшая версия общего наречия Древнего Притака.

Отчасти слова фермера-крайняка подтвердились, когда несколько лет спустя большого нашествия омаров пять окраинных поселков, среди которых не было Шарту, решили нанести тем ответный удар. Тогда вооруженные люди, соединившись в цепь с дронами, два дня шли вглубь пустошей. Им удалось убить множество омаров, а остальных погнать прочь от человеческих земель. Те, отступая, бросали стоянки, в которых не оставалось ничего, кроме длинных белых корост застывшей нанопены, костей, кострищ, странных изогнутых ям и дырявых шатров. Люди не нашли ни «черной долины», ни входов в джиданские катакомбы. Однако на исходе второго дня наступления, когда прогретые солнцем пыль и туман превратились в прозрачное марево, члены некоторых отрядов видели на горизонте захватывающий мираж – разбросанные среди красных скал десятки огромных, сверкающих сталью цилиндров, покосившихся или упавших. Кто-то принял их за кладбище древних машин, а кто-то за руины пригородов самого Акиджайса.

Но все это было слишком давно. За последующие десятилетия жизнь омаров наверняка должна была измениться. Однако никто их не изучал. Фермеры, расселившиеся за Экватором, были вынуждены ограничиваться оборонительной тактикой, так как не имели ни машин, пригодных для дальних путешествий по бездорожью, ни людей, подготовленных для долгих экспедиций в пустыню. А Литтапламп, у которого имелось все, включая автономные летающие дроны, ни с кем не спешил делиться ресурсами. Официальная позиция метрополии гласила, что любые люди и существа, живущие за Экватором – недостойные помощи бунтари-анархисты, а освоение южных территорий экономически невыгодно.

Пока Хинта перебирал в уме все эти вещи, работники администрации развернули за трибуной голограмму с картой самопровозглашенной юрисдикции Шарту, а к микрофону вышел один из мужчин, появившихся в зале вместе с Джифоем – лет пятидесяти, сероглазый, рано поседевший, с небрежной щетиной на бледных щеках. Его лоб покрывала сеть ранних морщин, а на груди блестела золотая звездочка – древний символ стражей порядка. Новый оратор не счел нужным представиться, но Хинта и так понял, что это Шедра Киртаса, шериф.

– Юрана попросил меня доложить о вылазке в пустоши, – без обиняков начал тот. – Вопреки Джифою, скажу, что у нас не было пока цели мстить омарам. Мы ставили перед собой лишь две задачи: оценить ситуацию и найти тела наших погибших. И то, и другое было отчасти выполнено, а отчасти нет.

Он провел пальцем по маленькой голограмме перед собой, и кривой красный овал высветился на большой карте у него за спиной.

– Это приблизительно та зона, где омары проявляли активность в последние дни.

Хинта потянулся вперед, чтобы лучше видеть карту. Территория, которую поселок считал своей, являла собой почти ровный квадрат; с севера его идеальной прямой отчеркивал Экватор, с востока и юго-востока раскинулся океан. Карта отмечала мемориал на месте старого поселка и мелкие прибрежные острова, где за годы после цунами приморские хуторяне сумели отстроиться и даже наладить кое-какой промысел. На северо-западе была обозначена параллельная Экватору, но опасная из-за омаров дорога, по которой за день можно было доехать до Чидру – ближайшего соседнего поселка. А на юго-западе не было ничего, кроме волнистых полос рельефа. Красный овал охватывал всю южную границу поселка от юго-западного угла и до воды.

– Здесь, – поставил зеленую точку Киртаса, – пропали четверо землемеров: чета Лакойф, Кибда Фоха и Тави Чибдай. Здесь, – капнул он чуть севернее синим, – находится фермерское хозяйство семьи Супладжа. Эти фермеры первыми заподозрили, что дроны бездействуют против омаров, бросили свой дом и бежали на брачевый хутор у девятой широты. Однако по дороге им не повезло – они наткнулись на омара-одиночку, и чета Супладжа погибла, защищая своих детей. Дети, к счастью добрались до хутора. Тела четы Супладжа – одни из тех, что мы нашли первыми. Перестрелку они вели достойно, омара серьезно ранили. Он отступал по дуге, поливая землю кровью отсюда и до десятой широты.

На карте появилась еще одна линия – изогнутая, желтая. Шериф говорил громко и четко, но будто бы не обращаясь к залу и не отрывая взгляда от голограммы.

– Потом след омара оборвался, очевидно, потому, что его раны затянулись. Заживает у них все очень быстро. Здесь же, – он ткнул в зеленую точку, она стала жирнее и перекрасилась в фиолетовый, – принял бой поисковый отряд, отправленный за землемерами. Омары окружили их и оттеснили в глубину пустошей. Перестрелка была долгой и шумной – ее слышали вдоль всей границы. От боя осталось множество следов: гильзы, брошенные вещи, кровь омаров и людей.

Шериф провел еще одну черту – пунктир, уходящий в глубину пустошей.

– Теперь собственно о нашей вылазке. Нам мешал туман, но мы смогли пойти по следам боя и нашли еще двух мертвецов. Тела принадлежали Прани Клай и Атипе Когаста. Омары сорвали с них маски. По степени повреждения кожи от тендра-газа можно было судить, что смерть наступила более восьми часов назад.

Кто-то в зале выкрикнул проклятье, но шериф даже не шелохнулся. Хинта задался вопросом, что сам этот человек думает про омаров. Может, по своим взглядам он был ближе к Тави? Но как он тогда воевал? Прежнее смятение снова захлестнуло его.

– Это ясно означало, что, с учетом скорости движения омаров, мы уже катастрофически опоздали. Поэтому я настоял на прекращении преследования по кровавым следам и повел отряд сюда. – Новая точка, на этот раз кислотно-оранжевая, появилась на карте в глубине пустошей. – Это вершина сопки Кему, где в эпоху первых стычек, еще до распространения в поселках охранных дронов, люди установили наблюдательный пост. Мы до сих пор поддерживаем там тайник с радиостанцией, способной держать связь с Шарту. С горы открывается обзор на восток до моря и на запад до ущелья Шакта. При этом другая сторона ущелья просматривается, но по его дну можно пройти, не попав на глаза наблюдателю.

Люди слушали и тянули головы, чтобы лучше видеть карту. В зале снова становилась душно. Сидящие на трибуне агенты «Джиликон Сомос» скучали и вытирали потные лбы салфетками.

– На сопку мы поднимались в тумане и там неожиданно наткнулись на лагерь омаров. Наше счастье, что они струсили и бежали вместо того, чтобы устроить нам засаду. Лагерь их был развернут недавно, и они спешно оставили его, когда заметили наше приближение. У нас есть трофей, который, на мой взгляд, важнее мертвого омара. Это оптическая установка омаров. Они, очевидно, использовали ее для наблюдения за приграничной зоной Шарту. Она вполне подходит и для людей, поэтому мы оставили ее там, где она стояла, а на месте лагеря омаров разбили свой. В ближайшие дни там постоянно будут находиться тридцать человек. Сегодня туман. Но в хорошую погоду мы выясним, насколько далеко и подробно они могли видеть нас и схему движения наших дронов.

Зал зашумел, когда до людей с небольшим опозданием дошел смысл слов шерифа. Тогда он впервые поднял взгляд на слушателей.

– Да, омары проявляют к нам больший интерес, чем мы к ним. И знают они про нас куда больше, чем мы про них. Нам придется считаться с их осведомленностью. Возможно, они готовили очень серьезное нападение на Шарту.

Поднялся ропот, но все замолчали, как только Киртаса продолжил.

– На сопке мы всем составом пробыли около часа. Я развернул там свое оборудование и сквозь туман обнаружил группировку омаров между нами и морем. После чего, как выражается Джифой, у нас была «удачная охота». Надо понимать, что это были не те омары, которых мы преследовали изначально, и не те, которые отступили из лагеря. Однако эти омары двигались в направлении Шарту и, возможно, имели враждебные намерения. Мы атаковали их, когда они этого не ожидали. Одного омара в самом начале боя расстреляли на месте, насмерть – именно его тело здесь представлено – остальных ранили. Трое прорвались на юг, четверо, уже сильно побитые, когда у них закончился боекомплект, предпочли броситься с обрыва в море. Из них два точно погибли, но у нас не было сил доставать их из-под скал.

– А, так, значит, троих завалили, – кровожадно одобрил Риройф. Хинта поежился.

– Мы поднимем их позже. Отныне мы будем обыскивать и даже препарировать тела всех убитых омаров, чтобы понять, нет ли при них или внутри них устройства, которым они выключают наших дронов. Если такое устройство удастся найти, то мы, возможно, сумеем вернуть на боевую службу всех дронов. А это полностью решило бы проблему.

Шериф свернул голограмму и еще раз окинул зал взглядом.

– На этом все. Вопросы?

Никто ни о чем не спросил. Казалось, тысяча взбудораженных дыханий собирается над залом в прозрачного демона, пахнущего потом, тревогой и войной.

– Мое следующее выступление будет таким же конкретным, и будет посвящено мерам противодействия, которые мы можем предпринять в нынешней ситуации. Кимура Брахайф, ты будешь мне нужен. Подойди в помещение за трибуной. – Киртаса сошел с ораторского подиума и скрылся где-то в административной ложе.

– Кто такой этот Кимура? – шепотом спросил Хинта.

– Кажется, программист, – ответил Атипа. – Когда ты еще был маленьким, он делал перепрошивку осликов. А потом приподнялся и ушел работать в правление поселка. Кажется, это он создавал сеть боевых дронов. Он в этом дока.

На подиум вернулся Юрана Варта.

– Фактически ситуация обрисована. Вы все теперь знаете то же, что знают штаб шерифа, гумпрайм и правление поселка. Осталось решить, что мы будем делать в ближайшие дни, чтобы в изменившейся ситуации, когда мы обнаружили, что у нас нет прежней оборонительной линии, защитить себя, свои семьи и имущество от возможного нападения. Поскольку это решение огромной важности, оно будет обсуждаться на общем открытом голосовании. Сейчас по залу раздадут портативные терминалы для голосования. Будет примерно один терминал на ряд. В то же время мы заслушаем позиции сторон. Думаю, основных будет две – одну изложат агенты «Джиликон Сомос», другую представит Киртаса. Если кто-то в зале имеет свои дельные решения, он может подойти к административной ложе и попросить слова. По мере изложения позиций они будут отображаться на экранах терминалов. Вы можете голосовать сразу, однако я настоятельно рекомендую выслушать все, что будет сказано с трибуны, и лишь потом фиксировать свое решение в терминал. Итак, пока шериф готовится, первыми слово получают «Джиликон Сомос».

Он обернулся, вежливым жестом приглашая агентов на подиум. В ответ поднялся невысокий поджарый мужчина с бледным лицом, бритой головой и бесцветными глазами. Корпоративный костюм сидел на нем так, будто он в нем родился. Хинта подумал, что этот человек мог бы выиграть на конкурсе безликих.

– Мое имя Димора Сайда, и в этот нелегкий час я приветствую народ Шарту.

Агент сделал расчетливую паузу, дожидаясь, когда к нему повернутся все лица и сфокусируется все внимание.

– Я смотрю на вас, и вижу сильных, мужественных, гордых, достойных огромного уважения людей. История вашего поселка полна примеров героизма и самопожертвования, перед которыми мы, городские жители, должны преклоняться. В отличие от вас, мы привыкли к уюту и безопасности. Наша жизнь непростительно легка в сравнении с вашей. И это положение дел не может считаться оправданным и справедливым.

Это была лесть – неприкрытая, горько-сладкая, почти всем понятная – и все же люди таяли, поддавались чарам. Честь была слабым местом селян, и профессиональный оратор с мастерством опытного игрока использовал это.

– Я знаю, что люди, живущие к югу от Экватора, долгие годы чувствуют себя брошенными, полагаются только на свои силы, выживают почти без всякой помощи извне. Однако это не ваш выбор. Решение о вашей изоляции было принято всего лишь двумя десятками персон, провозгласившими себя элитой элит Литтаплампа. Именно это меньшинство отвергло вас, именно они не оказывали вам помощи все эти годы – даже тогда, когда ваш поселок был сметен цунами. Но их, этих представителей элиты элит, совсем немного, и они – не весь народ Лита.

– Все-то он про нас знает, – пробурчал Атипа.

– Наша делегация принесла добрую весть. Настроение литчан меняется. С каждым годом – а сейчас уже и с каждым месяцем – появляется все больше людей, которым противна нынешняя политика, которые ощущают свой долг перед окраинами ойкумены, перед всеми теми, кто в своей борьбе не дает воинственным дикарям и чудовищам обрушиться прямиком на границы государства. Даже в самом Литтаплампе все больше граждан видят в вас не повстанцев, угрожающих границе, не отщепенцев и сепаратистов, а щит, хранящий границу.

Кто-то в административной ложе одобрительно заухал – как на удачной премьере в ламрайме. По части зала прокатилась волна таких же звуков. Однако Сайда, ощутив, что поддержка будет жидкой, сразу продолжил.

– Нынешнее руководство «Джиликон Сомос» не ассоциирует себя с элитой Литтаплампа. Мы простые люди. Наша корпорация всегда поддерживала в себе социальные лифты, чтобы простой рабочий через череду обучающих курсов мог подняться до профессионала высшего звена и даже до начальника над другими начальниками. Среди управляющих есть те, кто родился бедняком. И они шли вверх, чтобы, в конце концов, получить ту власть, которая поможет народной справедливости восторжествовать над самоуправством элит.