Текст книги "Земля в иллюминаторе (СИ)"

Автор книги: Румит Кин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 58 страниц)

^{Часть пятая}
ВЫБОР

А Слон поет глубоко в чаще

О звезде мира без смерти и боли,

Но ни один астроном не может

Найти ее.

Тед Хьюз

^{Глава 13}
ЛИЛОВЫЙ ШРАМ

Из прихожей донесся сигнал звонка.

– Это не шлюз на улицу, – сказал Тави. – Внутренняя дверь.

Они пошли открывать и на пороге столкнулись с испуганным запыхавшимся администратором, который сообщил Тави, что тот должен быть готов впустить в свою квартиру чужих людей.

– В экстренных ситуациях и в случае труднодоступности других убежищ основным местом сбора гражданских Шарту становится административный центр, а жилые блоки временно перестают принадлежать их собственникам, и в них могут быть расквартированы беженцы.

– Когда?

– Это не обязательно. Только если нам не хватит других мест. Сначала мы заполняем большие помещения, такие, как зал гумпрайма.

Он поспешил дальше. Хинта, выглянув в общий коридор, увидел, что половина квартир уже открыта. Люди шумели, спрашивали о чем-то, на лицах застыла растерянность.

Когда мальчики вернулись к Иваре, тот сказал им, что должен идти: у него, как у школьного учителя, была своя обязанность – позаботиться о детях-беженцах.

– Ты вчера с трудом держался на ногах, – запротестовал Тави.

– Это не имеет значения. Я один из немногих невоеннообязанных мужчин в Шарту. Никто за меня не сделает мою работу. Кроме того, я, возможно, узнаю что-то важное. Спрячьте все, что можно спрятать. – Он протянул Тави ключ-карту от своей квартиры.

– Мы уберем все, что кажется странным, – обещал Хинта. Как только Ивара ушел, они приступили к лихорадочной деятельности: вернули колпак на жерло вентиляционной системы, перетащили терминал обратно в комнату Тави, завернули останки омара в полотнище и спрятали сверток под шаткой махиной опрокинутого шкафа. Где-то в процессе Хинта осознал, что не знает, к какому убежищу приписана его семья. Он слишком долго не жил дома – лежал в больнице, потом пользовался гостеприимством Фирхайфа. Он знал, что Атипа, если не струсит, пойдет на пункт военного сбора. Куда должны двигаться Лика и Ашайта, он не имел ни малейшего представления. Он предпринял попытку позвонить матери, но та ему не ответила. Несколько нервных минут он пытался решить, что же ему следует делать.

– Если нужно, беги домой, – сказал Тави. – Я справлюсь.

Но Хинте не пришлось – мать сама перезвонила ему, обрадовалась, узнав, что он все еще у друга, и обещала, что скоро придет и приведет младшего. Их семья не получала отдельного предписания, а значит, они должны были явиться в центр. Хинта с новой энергией принялся помогать Тави. Они упаковали и спрятали все платы омара, скопировали из терминала ценную информацию, а сам терминал Хинта наспех закрыл, чтобы тот не выглядел разобранным.

Лишь раз у них возникла заминка.

– Если это сделал кристалл, – сказал Хинта, – то мы должны его уничтожить.

– Нет. Ивара прав, дело не в нем.

– Почему?

– Подумай сам. Все произошло слишком быстро. Не могли омары напасть через несколько минут после того, как эта штука начала светиться. Омары напали раньше. Потом была неизбежная задержка: кто-то принял бой. И лишь когда этот первый бой был проигран, нам сообщили, что поселок переходит на осадное положение. Если это нападение было спланированным, если в нем участвует больше чем одна группа омаров, значит, оно готовилась задолго до того, как мы вообще подключили эту штуку.

Хинта упрямо покачал головой.

– Уничтожить его? Но как? Если мы его разобьем, из него потечет неизвестно что. Лучше всего схоронить его в земле или в воде, но у нас нет на это времени. Расплавить его или сделать что-то другое мы тоже не можем.

Эти технические аргументы сломили Хинту. Мальчики сунули остывающий кристалл в маленький контейнер с водой и запаковали его вместе с остальными платами. Когда с уборкой было кончено, они поднялись в квартиру Ивары. Пока Тави возился с ключ-картой, Хинта вдруг осознал, что еще толком не бывал в доме учителя. Лишь пару раз он переступал порог, но это всегда было случайностью, происходило в каких-то спешных обстоятельствах, когда что-то надо было убрать, отнести, передать.

– Ты увидишь, – словно прочитав его мысли, сказал Тави, – там нам почти нечего делать. Он не умеет создавать вокруг себя обжитое пространство. Болезнь мешает. У него почти никогда нет еды. Он пользуется самой простой мебелью. А его вещи лежат, как на складе.

Это оказалось правдой. Квартира Ивары была небольшой, куда меньше, чем у Тави. Единственная комната выглядела полупустой. У одной стены дремали три терминала, соединенные в кластер, рядом с ними возвышался стеллаж, на полупустых полках которого, словно музейные экспонаты, стояли убранные под стекло приборы.

– Здесь я впервые увидел Вечный Компас, – указав на стеллаж, сказал Тави.

У другой стены громоздился ряд контейнеров с маркировкой транспортной службы. Хинта догадался, что там были литтаплампские вещи, которые Ивара привез с собой, но так и не удосужился распаковать.

– Он ведь здесь уже полгода…

– Всего лишь полгода.

Над постелью, заваленной хаотически разбросанной одеждой, висел необычный, старинного вида составной барельеф-триптих, изображающий карту уровней какого-то древнего подледного города. Хинта засмотрелся на изогнутые очертания улиц.

– Это я повесил, – сказал Тави. – Теперь это лучше убрать – в Шарту таких вещей больше ни у кого нет. Не будем смущать людей.

Меньше чем за двадцать минут они вернули все ценные вещи Ивары обратно в контейнеры транспортной компании. Когда все было закончено, квартира стала совсем пустой. Тави ввел в замки контейнеров блокирующую комбинацию. Хинта опустошил кластер Ивары, переписав все данные на свой портативный терминал.

– Все?

– Вроде бы. – Тави устало остановился у окна.

– Что теперь?

– Не знаю. Будем ждать вместе с остальными. – Плечи Тави дрогнули. – Все кончилось. Времени больше нет.

– Мы же все успели.

– Я про другое время. Про наше время. Я чувствую, что оно ушло. Ивара закончил свои дела. Мы сейчас собрали его чемоданы. Понимаешь? Это конец. Его здесь больше ничто не держит. Он все узнал. Он уедет.

– Его не пустят в Литтапламп.

– Смотри, снег пошел.

Хинта подошел, робко положил руку Тави на плечо. Сумерки превратились в ночь. Из окна было видно соседнее крыло административного центра – линии светящихся окон, яркие лучи софитов, бьющие с крыши. В воздухе, улавливая весь этот свет, кружились белые пушинки.

– Да. Первый в этом году.

– Он найдет способ, чтобы его пустили в Литтапламп.

– Это займет время.

Тави тихо покачал головой. Ядовитый снег беззвучно ложился на пустынную землю технического двора. Покров был таким тонким, что черно-красная глина просвечивала сквозь него, придавая ему грязно-розовый цвет.

– После этого нападения опять что-то изменится. Погибнут люди – скорее всего, кто-то уже погиб; начнется новая волна шартусского патриотизма; на улицах станет еще опаснее; тебе придется снова работать на твою семью. Я знаю, как это происходит. У этих вещей всегда один и тот же сценарий. – Широко раскрытые глаза Тави казались очень темными. В них читалось предчувствие одиночества. – Эту квартиру займет кто-то другой. Возможно, кто-нибудь из «Джиликон Сомос», ведь они неизбежно начнут сюда приезжать, отправлять своих инженеров и управленцев.

– Ты… – Хинта хотел спросить, насколько часто Тави бывал в доме у Ивары.

– Я буду в порядке. Смотри: там, за окнами, в том крыле, зал гумпрайма. Видно тени людей. Думаю, там уже толпа, и скоро их начнут переводить сюда.

– Ага.

В наступившей тишине опять зазвучало стандартное сообщение. Оно повторялось так часто, что Хинта выучил его наизусть.

– Мама уже должна была прийти.

– Да. Перезвони ей.

– Она задыхается. Если она сейчас спешит где-то по улицам, я своим звонком только собью ее.

– Как думаешь, она пойдет через центральный шлюз?

– Нет. В твою дверь.

– Тогда надо спуститься.

Они ровно успели вернуться, когда Лика позвонила с улицы. Ашайту она несла на руках. Пройдя через шлюз, она отпустила его и обессиленно привалилась плечом к стене прихожей. Ее дыхательная маска сильно запотела, лицо покрылось красно-белыми пятнами. Она была почти в обмороке.

– Мама? – Хинта передал брата в распоряжение Тави, а сам помог матери снять шлем. – Ты несла его всю дорогу? А как же Иджи?

– Ключ от гаража… Атипа случайно забрал… Что было делать? Я пошла так…

– Лучше бы ты осталась дома. Омары могут и не дойти до Шарту.

– Да. Зря я…

– Не надо себя корить, – сказал Тави. – Мы же понимаем, как принимаются такие решения. Казалось, что времени нет.

Лика ненадолго подняла на него благодарный, заинтересованный, оценивающий взгляд, но ей было слишком плохо, и ее внимание быстро угасло. Мальчикам пришлось подхватить ее под руки и отвести туда, где собирали других больных. Вчетвером, с Ашайтой, которого Хинта придерживал за плечо, они проталкивались сквозь взволнованную толпу. Некоторые из присутствующих в страхе оборачивались в их сторону; на смутно знакомых лицах Хинта читал один и тот же набор реакций – сначала люди думали, что видят раненого, потом до них доходило, что это просто больная женщина, и весь их интерес мгновенно сменялся глухим недовольством. Их раздражало, что нужно уступать место, что их вырвали из привычного круга их домашних и рабочих дел, и что теперь они будут делить свое пространство с кем-то, кому может понадобиться их помощь и кому они из вежливости не смогут отказать. А потом начинал работать сам механизм вежливости, и они отступали в сторону, убирали ноги, отодвигали сумки, дергали вслед за собой своих детей. Толпа была неравномерной – в одних помещениях людей было так много, что там не удавалось пройти по прямой, но раз или два они находили пустые коридоры, где им никто не мешал. Все время приходилось спрашивать дорогу – никто ничего не знал, царила неразбериха. Наконец, они отыскали небольшой конференц-зал, где собирали больных. Там было полно злых стариков и молчаливых полусонных калек, прикорнувших в своих инвалидных креслах. Ликой тут же стали заниматься, а мальчикам велели идти в детскую комнату рядом с гумпраймом. Там их зарегистрировали в качестве детей без родителей. Пришлось ждать. Пару раз, но лишь издали, они видели Ивару – тот провожал куда-то группы подростков, раздавал одеяла. Лишь через час он улучил минуту, чтобы подойти к ним.

– Ра, – обрадовался Ашайта.

– Мы все сделали, – сказал Тави, возвращая ему ключ.

– Что теперь? – спросил Хинта.

– Здесь места не хватило. Зал гумпрайма набит битком. Кресла унесли, теперь там повсюду постели – даже вокруг кафедры. Поэтому детей и семьи с детьми решили перевести в наше крыло. Вы возвращаетесь к Тави. Я присмотрю, чтобы комнату Тави оставили за вами. Подселю к вам ваших одноклассников. Когда я говорил о твоей квартире, рядом со мной стояла женщина, кажется, ее имя Кифа. Она сказала, что ее племянник учится с тобой.

– Кифа, тетя Дваны? – упавшим голосом переспросил Хинта.

– Это плохо?

– Нет, – сказал Тави. – Просто Двана это мальчик, с которым у нас очень странные и сложные отношения. Мы когда-то почти дружили, но из этого ничего не вышло.

– Жаль. Я бы не сделал так, если бы знал. Но он не ходил ни на один из моих предметов. И вы двое никогда о нем не говорили. Я могу…

– Впрочем, его тетя хорошая женщина, – быстро добавил Тави. – Если она с ним, то все станет намного проще. Пусть будет так.

– Ладно.

– А как ты?

– Работаю. Успокаиваю людей. Раздаю одеяла. Делаю все, что могу. Боюсь, это еще надолго. Кто-то прибывает издалека. У многих есть особенные проблемы, которые приходится для них решать. Если выдастся минута, я зайду к вам.

– Спасибо.

– Идите к себе. Ашайте уже пора ложиться спать.

Это было правдой – младший брат устало вис на руке Хинты. Так они и разошлись: Ивара остался в круговороте толпы, а мальчики через заполненные людьми коридоры вернулись к квартире Тави. Там их ждала Кифа с постельным бельем.

– Мне сказали, у вас здесь нет взрослого, так что в этом качестве буду я. Ребята несут матрасы. Нужно будет подготовить десять спальных мест. Или больше, если к нам подселят еще.

– У меня есть кровать, – сказал Тави. – Я хочу отдать ее Ашайте.

– Да, пусть он ляжет уже сейчас, – попросил Хинта.

– Конечно, конечно…

Через пять минут Ашайта уже был в постели. Но он так и не уснул: звуковое сообщение продолжало повторяться каждые пять минут, беспокойным эхом разносясь по помещениям административного центра. Хинте казалось, что эти формальные слова кислотой въедаются ему в мозг.

Коридор перед квартирой Тави постепенно заполнялся детьми и подростками. Поползли слухи. Их передавали неохотно – никто не понимал, откуда они берутся, и все делали вид, что не верят в них. Но вот кто-то сказал, что пали все форпосты, что офис шерифа пуст, что администрация бежала – тайком уехала на тихоходном, что перестрелку уже слышно с южных улиц. Какая-то девочка разрыдалась в иррациональной уверенности, что ее отец погиб одним из первых. Те немногочисленные взрослые, которые были рядом, бросились ее утешать, но в их собственных голосах звучала паника. Потом разразился скандал – люди в другом коридоре стали требовать, чтобы кто-то отключил систему экстренного оповещения.

– Мы все уже здесь! Мы все пришли! Так зачем она говорит одно и то же!? Пусть скажет новости! Почему нам не сообщают новости!?

Шум взрослой перепалки эмоциональным эхом резонировал в толпе несовершеннолетних. Здесь тоже многие согласились, что сообщение надоело. Какой-то малыш-роботехник полез на плечи других, чтобы открутить от потолка динамик. Его отговорили, но покоя это не принесло. То и дело появлялся кто-то из взрослых: испуганные матери искали потерянных детей, плаксивые бабушки и дедушки – внуков. В какой-то момент в коридор потянулась длинная процессия подростков с матами и матрасами. Их возглавлял Двана. А вслед за Дваной, к ужасу Хинты, шли все его новые друзья – банда Круны в полном составе.

– Если бы Ивара знал… – шепотом сказал он.

– Он не виноват, – так же тихо ответил Тави. Им пришлось отступить, чтобы Двана и Круна прошли в квартиру Тави. Шагая мимо Хинты, Круна на мгновение страшно осклабился. Хинта не опустил взгляд: он помнил, как разбил в кровь это лицо. Впрочем, неприятное соседство было сглажено тем, что Круна и старшая часть его компании отселились в бывшую комнату Эрники. Двана, Кифа и еще пара младших мальчиков остались в комнате Тави.

Тревожное сообщение наконец-то перестало повторяться. Наступила ночь, полная шепотов и шорохов. Свет в комнатах погасили, но оставили в коридорах. Все двери были приоткрыты. По-прежнему никто не спал, но шуметь было запрещено. Хинта лежал на постели рядом с братом, смотрел на освещенный контур двери и думал о том, что сейчас все это похоже на дом мертвеца. За окном ищуще бродили всполохи прожекторов.

– Они выбрали хорошую ночь, чтобы напасть, – чуть слышно сказал кто-то.

– Ш-ш-ш, – пресекла Кифа.

Тави лежал в метре от Хинты, на матрасе. Хинта протянул руку и нашел друга. В темноте они сцепились пальцами. Казалось, только страх сейчас свободен. Нематериальный, но вполне ощутимый, он бродил по коридорам административного центра, заглядывал в спальни, склонялся над постелями беженцев, дышал в лица, покрытые холодным потом, заставлял сжиматься сердца, шептал о погибших бойцах, о телах в снегу, о крадущихся омарах. Закрывая глаза, Хинта представлял, что сам является омаром, что стоит у рубежей Шарту и смотрит на поселок, но видит не снежную пелену, а игру полупрозрачных энергетических полей.

_____

В какой-то момент у Тави запиликал коммуникатор.

– Ответь, – сказала Кифа. – Еще никто не уснул.

Но Тави почему-то медлил. Хинта приподнялся на локтях и встревоженно посмотрел на него. Фигура Тави выглядела темной на фоне белых подушек и одеял, лица не было видно, лишь россыпь взъерошенных волос.

– Кто? Ивара?

Тави отрицательно тряхнул головой.

– Ответь уже, – донесся из дальнего угла недовольный голос одного из мальчиков, – люди пытаются спать.

Тави принял вызов.

– Да. Нет, я в полном порядке. Нет! Это ты послушай! Ты не имеешь права быть такой! Не имеешь права уходить и возвращаться, заботиться и бросать! Оставь меня! Хватит!

Хинта понял, что это Эрника. Теперь он следил за разговором, затаив дыхание.

– Что ты знаешь? – холодно спросил Тави. В ответ – неразличимо-тихий призрак голоса в динамиках коммуникатора.

– Моя жизнь? Нет. Я не приду. Я больше никогда к тебе не приду. Нет, хватит. Оставь меня. Если ты хочешь кого-то спасти, спасай весь Шарту. А меня оставь. Ты же знаешь, кто я. Вот и оставь это. Оставь в покое то, что тебе казалось твоим сыном. Забудь этот номер. Хватит травить меня. Хватит жалеть меня.

Наступила тишина. Тави сидел на своем матрасе, сгорбленный, съежившийся. Хинта коснулся его плеча. Тави вздрогнул, потом расслабился. Сквозь тонкую ткань пижамы Хинта ощутил дрожащую, теплую, полную жизни энергию чужого тела. Как будто Тави был Экватором – живым Экватором из плоти и крови.

– Что она сказала?

– Что вместе с Джифоем сидит в их собственном штабе. По их мнению, Шарту обречен. Она хотела прислать за мной машину. Сказала, что несколько робо-джипов еще могут прорваться. Хотела меня спасти. Видимо, любовь заговорила в ней в последний раз.

У Хинты вся спина покрылась мурашками.

– Обречен? Но у нас тихо.

Тави молчал. Кто-то из случайных свидетелей этого разговора испуганно зашевелился в темноте. Это уже не было одним из тех неясных слухов, которые приходили невесть откуда. Это была настоящая плохая новость. И Хинта ощутил странный холод – будто что-то ускользало, уходило из этих стен, этих мест. Словно у Шарту была душа, и прямо сейчас эта душа начинала отделяться от своего больного, порушенного тысячью недугов тела.

А потом погас свет. В комнате и так уже было темно, но сейчас внезапно перестали работать прожектора на улице и лампы в коридоре. На мгновение тьма сделалась абсолютной, кромешной; лишь один или два огонька слабо мерцали где-то далеко за окном – видимо, это были ручные фонарики, с которыми кто-то пробирался по другой стороне улицы.

– Должен заработать аварийный генератор, – срывающимся голосом произнесла Кифа. – Все оставайтесь на своих местах. Ничего не бойтесь. Это здание – самое защищенное в поселке.

– Это как тогда, за день до землетрясения? – негромко, но отчетливо спросил кто-то. – Если это как тогда, то аварийный генератор тоже не будет работать. Тогда ничего не работало.

Хинта нащупал в темноте свой коммуникатор и активировал его. Устройство работало, значит, отключение коснулось лишь базовой электросети Шарту.

– Это не как тогда, – сказал он. В другом углу комнаты начался приглушенный спор. В нем Хинта уже не участвовал – он заметил, что его брат странно и учащенно дышит.

– Ашайта, Ашайта, – позвал он, – ты плачешь?

– А оу иеть ау.

– Хочешь видеть Ивару? Почему? Зачем?

– О ает, о оиет ея.

– Ивара знает? Ивара проведет тебя? Знает что? Проведет куда?

Ашайта лишь прильнул к его руке. И в это же мгновение что-то достаточно большое пролетело мимо герметичного окна комнаты и глухо, влажно ударило о заснеженную землю.

– Тави, – испуганно окликнул Хинта.

– Что-то сбросили с крыши, – подтвердил тот. – Прямо рядом с нами. Я знаю этот звук – рабочие бросали вниз рулоны, когда ремонтировали…

Снова вспыхнул свет. На этот раз горели не все уличные прожектора, а лишь те, которые были установлены на здании административного центра – другая сторона улицы исчезла за пеленой снега. Тави приподнялся, переступил на коленях, выглянул в окно.

– Лежи, – с суеверным страхом потребовала Кифа.

– Там человек. Упал с крыши. Он еще жив.

Половина мальчиков повскакивала со своих мест и бросилась к окну. Тави метнулся в противоположную сторону. Хинта, хотя ему этого не хотелось, оставил брата и побежал вслед за ним.

– Стойте! – крикнула Кифа. – Стойте, вы, оба! Ему не вы должны помогать!

В коридоре Тави и Хинта столкнулись с Круной. Чуть ли не впервые в жизни его лицо показалось Хинте осмысленным – Круна больше не лыбился, губы были плотно сжаты, в широко раскрытых глазах застыл страх.

Хинта нагнал Тави только у самого шлюза.

– Стой, – задыхаясь, попросил он, – не ходи туда.

– Помоги мне. – Тави судорожно натягивал скафандр. – Я один его не вытащу. Ты пойдешь со мной.

– Я даже не знаю, что ты видел!

– Он без шлема. Упавший без шлема. Если мы успеем за минуту, то он еще будет жить.

Хинта тоже начал одеваться.

– В шлюзе, – бросил Тави. – В шлюзе закончим.

Без масок, нарушая технику безопасности, они вошли в шлюз. Круна нагнал их, но не пытался вмешаться, только смотрел.

– Что происходит? Вы что, мелкие, с ума сошли?

Они набрали в легкие воздуха.

– Стойте, вы, двое… – донесся издалека голос Кифы. Круна протянул руку в неясном намерении задержать беглецов. В этот момент внутренняя дверь шлюза закрылась. Тави и Хинта продолжали одеваться, ощущая, как пространство вокруг них заполняется холодом. Воздух тяжело теснился в груди. Надев маску, Хинта сделал облегченный вздох. Шлемы они с Тави взять не успели, и когда шлюз распахнулся, ледяной воздух обжег им лица.

Сразу, как только они оказались на улице, Хинта услышал канонаду: где-то неподалеку глухо стрекотала перестрелка. Ад был уже совсем рядом, на соседних улицах. Словно во сне, Хинта замер и устремил взгляд незащищенных глаз в кружащуюся бесконечность ядовитого снега. Где-то там, всего в тридцати шагах от них, мог стоять омар. И они бы не увидели его.

Тави дернул его за плечо, и они побежали вдоль стены здания к месту под окном, где упал пострадавший. Хинта увидел его почти сразу – крупный мужчина лежал на спине, хватая воздух окровавленным ртом. Его распластанные руки оставили на снегу след, напоминающий очертания крыльев какой-то вымершей птицы, ослепший взгляд был устремлен к темному небу. Заглянув в эти глаза, Хинта почему-то сразу понял, что их с Тави подвиг не имел смысла: они опоздали, человек был уже мертв, и убило его не падение с крыши двухэтажного здания, а тендра-газ.

Они подхватили тяжелое напряженное тело за плечи и потащили его к шлюзу. Умирающий не видел их, но из его рта вместе с паром последнего дыхания вырывались какие-то звуки, жуткий хрип, в котором, казалось, звучит одно-единственное слово: «жить». Из-за этого слова, из-за этой просьбы, Хинта был не в силах отпустить тяжелое плечо; выбиваясь из сил, упираясь скользящими ногами в мокрую оледеневшую землю, он тянул человека вслед за собой, и Тави тянул вместе с ним – рывок за рывком, шаг за шагом. Им обоим казалось, что все происходит ужасно долго, что они действуют ужасно медленно. На самом деле, они не пробыли на улице и полутора минут.

Когда они уже были у шлюза, у них над головой оглушительно грохнул взрыв. Следом застрекотала автоматная очередь. На краю крыши лопнули и погасли два прожектора подряд. Раздался страшный, мучительный человеческий крик, усиленный громкой связью. Потом – еще выстрелы, шум непонятной природы, новый сильный взрыв, от которого вниз с угла здания слетела целая снежная волна. Задыхаясь от напряжения, ощущая, как сердце безумно колотится в груди, Хинта сделал последний рывок, и они оказались в шлюзе. Тави упал на колени, Хинта привалился к стене. Внешняя дверь закрылась, отгораживая их от снежной тьмы, но звуки боя не смолкли – он шел уже так близко, что его теперь было слышно изнутри здания. Потом загорелся ровный электрический свет и пришла волна теплого чистого воздуха.

– Снежинки, – срывая с себя маску, выдохнул Тави. – Стряхни их с волос, а то ожог будет.

Но снег уже таял, и отряхиваться было поздно. Мужчина, которого они спасли, лежал неподвижный, с оледеневшим лицом, с багровыми разводами крови на плохо выбритом подбородке. Белки его широко раскрытых глаз казались блеклыми, тусклыми и мягкими, словно охлажденное желе. Он не дышал. И тут только Хинту нагнал настоящий страх.

– Омары на крыше, – сдавленно произнес он. Тави кивнул. Внутренняя дверь шлюза открылась. Там стояла Кифа и другие мальчики, все, включая Круну. – Омары на крыше, – повторил он для них. – Это омары сорвали с него маску и сбросили вниз.

– Мы слышали взрыв…

– Взрыв тоже был на крыше.

Где-то далеко, наверху и за стенами, продолжало грохотать. Словно надвигался, разрастался шторм.

– Что будем делать? – спросил за всех Двана.

– Нам с Хинтой надо вытереться, – сказал Тави. Другие мальчики расступились, пропуская их через прихожую. Хинту начало трясти. Канонада слышалась даже в глубине квартиры. Еще было слышно голоса – нарастающий ропот панических возгласов из коридора. Потом все здание содрогнулось от нового большого взрыва. Потолочные лампы замигали, кто-то испуганно вскрикнул. Хинта машинально присел. По всему зданию раздался сигнал тревоги.

– РАЗГЕРМЕТИЗАЦИЯ… РАЗГЕРМЕТИЗАЦИЯ… РАЗГЕРМЕТИЗАЦИЯ…

– К выходу! – закричала Кифа. – Все бежим к центральному выходу! Вспоминаем, кто в какой раздевалке оставлял скафандр!

– Где мой брат? – испуганно спросил Хинта. Он бросил полотенце и побежал назад, в комнату Тави. Свет здесь так и не горел. Ашайта, забытый, одиноко стоял посреди комнаты, его руки были расставлены в стороны, но он не танцевал, не дирижировал ими как обычно – лишь держал их высоко поднятыми, словно хотел отгородиться от какой-то беды.

– Прости меня, – падая на колени и обнимая его, произнес Хинта.

– А оу иеть ау.

– Что он говорит? – спросил Тави.

– Хочет видеть Ивару.

– Мы пойдем искать Ивару, – обещал Тави. Он подошел и забрал со столика портативные терминалы, в которых оставалась вся их научная работа. Хинта смотрел на него, продолжая обнимать брата. Тави единственный сейчас казался спокойным. Он все помнил, все делал последовательно.

– Ты не боишься?

– Не знаю, – сказал Тави. – Боюсь. Но я боялся и до этих минут. У меня чувство, что я все потерял, Хинта. Я знаю, это несправедливо; я знаю, ты рядом, и ты пойдешь со мной куда угодно, как сделал это только что. Но все равно у меня чувство, что я все потерял. Я теряю или уже потерял Ивару. Я потерял мать. Теперь теряю дом. Наше время ушло. Теперь будет что-то другое. Не будет всех этих мыслей, не будет вечеров вокруг Аджелика Рахна.

– Ты ведешь себя, как герой, – почти запальчиво сказал Хинта.

– Я не хочу быть героем, если им становишься, когда внутри у тебя такая пустота.

Грохот боя все нарастал. В коридоре звучал топот бегущих ног. Хлопали двери. Плакали и кричали маленькие дети. Вопила настырная система оповещения.

Вдруг за окном пролетела ракета. Ее свет белым всполохом прошел по комнате, яростным огнем отразился в глазах Тави. Взрыв, дрожь земли. На дальней стороне улицы протянулась длинная линия пылающих обломков.

– Чем они стреляют? – в ужасе спросил Хинта. Тави пригнулся, прикрыл глаза рукой.

– Здесь нельзя оставаться! – крикнул он. Они бросились в прихожую, где был скафандр Ашайты. Одевая брата, Хинта думал о том, что к этому нельзя было быть готовым. Бой перемещался по поселку с невероятной скоростью. Каких-то пять минут назад казалось, что административный центр глубоко в тылу. Быть может, еще пять минут назад омары чего-то ждали? Ждали, когда один из их отрядов подорвет электростанцию Шарту? А теперь они пошли на штурм? Но все это были лишь догадки. Полностью одетые, в скафандрах и шлемах, они выбежали в общий коридор. Напротив квартиры Тави было совершенно пусто, но в дальнем конце коридора возникла давка, и казалось, что пройти там будет просто невозможно.

– В другую сторону, – скомандовал Тави. – Там запасная лестница на второй этаж.

Они добежали до поворота, поднялись. Восхождение с Ашайтой на руках далось Хинте тяжело, и наверху ему пришлось поставить младшего на ноги. Из-за этого они сильно замедлились.

– Давай я понесу его, – вызвался Тави.

– Ты слабее меня, и ты об этом знаешь. Ты и пятьдесят метров его не протащишь. Береги силы.

– Квартира Ивары открыта. Никого.

Они прошли прямо по матрасам, по брошенным вещам: бутылки, игрушки, чей-то игровой портативный терминал, пакеты со сладостями – все, что дети взяли с собой, чтобы скоротать тяжелую ночь, сотни маленьких ценностей, которые должны были помогать против страха и скуки. Ашайта то и дело спотыкался, но Хинта продолжал напряженно тянуть его за руку.

Они добрались до середины коридора, когда впереди в одно из окон с хрустом врезался какой-то предмет. За ударом последовал характерный звук – шипение декомпрессии. Хинта шарахнулся к стене и увидел огромную, около метра в длину, стрелу из грубого черного металла. Ее наконечник имел раскрывающиеся лепестки, а к другому концу был прикреплен трос – он покачивался, уходя куда-то вдаль, за снежную пелену. Через мгновение трос дернули с той стороны. Стрела рванула назад, ее лепестки раскрылись, и она прочно засела в толще ударопрочного оконного стекла. Тут же в другой угол окна врезалась вторая стрела. Она прошла более криво, и ее лепестки поцарапали облицовку потолка; на пол брызнула россыпь стеклянных и пластиковых осколков. Хинта машинально прикрыл рукой шлем брата.

Тави опомнился первым.

– Проскочим! – крикнул он. Хинта снова подхватил Ашайту на руки, и они ринулись вперед. Но как бы быстро они ни двигались, то, что было за окном, оказалось быстрее. Они еще только делали первые шаги, а вторая стрела уже сдала назад и так же прочно засела в оконном стекле. Сквозь снег порхнула жуткая бесформенная тень – черно-белая, окрашенная в цвета пурги и ночи. Звук декомпрессии перешел в свист и начал затихать – давление стабилизировалось. Приблизились, обострились все звуки улицы: прерывистый стрекот пулеметов, одиночные выстрелы, взрывы, крики, шипение, шум огня. Под потолком, сигнализируя о появлении тендра-газа, вспыхнули красным светом тревожные маркеры.

Хинта увидел за стеклом лицо. Огромный розовато-белый лоб разросся овалами полипов. На месте провалившегося носа вспенились белой слизью ржавые заглушки. Из-под обвисшей кожи скул лезли рифленые трубки. Зашитый на углах рот скруглился, но сквозь маленькие ощеренные губы можно было рассмотреть перламутровые скорлупки зубов. Однако хуже всех прочих подробностей была другая: тот, за окном, тоже смотрел на людей. Это был осмысленный, испытующий взгляд – огромные глаза, и в их глубине, где-то по ту сторону зрачка – знакомый, страшный, блекло-фиолетовый свет.

Это был первый живой омар, которого Хинта встретил в реальности. И сейчас он смотрел в эти глаза, словно в кривое зеркало. Он видел в них разум, работу нервов, направленность воли. Он видел, что омар знает, зачем он здесь, знает почти так же, как это мог бы знать человек. И при этом омар не был человеком. Хинта видел на его лице эмоции, но они не были человеческими эмоциями – их можно было видеть, но нельзя было прочесть, словно то была книга, написанная на совершенно незнакомом языке. От этого кровь стыла в жилах. Это было все равно, что смотреть сквозь фантастический портал на какую-то завораживающую картину из другого мира, другого времени, другого измерения. Только там, за этими глазами, скрывалось не место, не время, а другое сознание, другая иерархия для всех вещей, другая причина быть. И еще Хинта видел подробности – слишком много подробностей, и от каждой его разум заходился в спазмах истерики. Черные тросы, на которых тварь подбросила себя к окну, тянулись прямо из-под кожи перекрученных рук; оттуда же наружу просовывались черные дула. Тяжи мышц, между ними – многочисленные приставные магазины разнокалиберных пулеметов. Ноги, оснащенные выкидными крючьями. Торчащие из спины и боков серые кожистые стержни вросших в плоть антенн. Посреди брюха – черный металлический паук, завязавшийся в паутину проводов. Обвисшие мокрые лохмотья белесой плоти на ничем не прикрытом месте, где у людей и животных бывают гениталии.