Текст книги "Земля в иллюминаторе (СИ)"

Автор книги: Румит Кин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 58 страниц)

И вдруг произошло чудо. Раздался звук, напоминающий вой набирающих обороты насосов, камеру шлюза тряхнуло, и спустя мгновение на ее потолке вспыхнули лампы. Хинта оглянулся на улицу и увидел, как по ней разливается свет заработавших прожекторов – в Шарту снова была энергия. Створы шлюза ожили и сами начали закрываться; санитар, чьи усилия были больше не нужны, убрал руки с рычагов ручного привода. Вокруг Ашайты сразу началась суета – к мальчику бросилась реанимационная команда. Атипа принялся сбивчиво объяснять медикам, что произошло. Лика сняла с сына шлем и расстегнула ворот его комбинезона. Хинта остался с шипящим испорченным баллоном в руках и растерянно застыл, не зная, что теперь делать с этой штукой. А потом Ашайту направили куда-то вдаль, в глубину белых коридоров госпиталя.

_____

Два часа спустя, уже глубокой ночью, Хинта сидел у кушетки младшего. Его голова устало клонилась, пока не уперлась лбом в край простыни. Лика говорила с врачами; Атипа отправился назад к теплице, чтобы проверить состояние шлюза и включить режим очистки атмосферы; Риройф, пожелав Ашайте выздоровления, вернулся к себе домой. Хинта был совсем один. Рука брата лежала в его руке, но он с ужасающей отчетливостью ощущал, что младшего здесь нет. Его веки были плотно сомкнуты, но он не спал, даже не находился в обмороке – он был в коме. Чтобы приоткрытый рот мальчика не пересыхал, медики наложили на нижнюю часть лица специальную шину, а в нос ввели трубочки с кислородом. Волосы пришлось сбрить, и теперь голову и грудь Ашайты опутывали пестрые проводки с электродами на липучках. Это было просто маленькое тело, застывшее на грани между жизнью и смертью. Его душа, энергия его жизни, весь его свет – покинули эту комнату и устремились куда-то еще. Хинта не знал, куда именно. После погребения родителей Дваны, после ссоры с Тави, после всех событий последнего месяца, у него в голове царил сумбур. Он не мог ясно верить ни в одну вещь и в то же время немного верил во все. Может, его брат несся по лучам звезд? А может, он сидел за огромным, полным сладостей столом, где-то в подледных чертогах, ел там руши и был очень счастлив? А может, его вовсе не было?

Хинта уткнулся лицом в пухлый край одеяла и заплакал. Брат ушел и оставил ему загадку без разгадки – видение какого-то страшного места. Может, Ашайта был сейчас там? Если так, то Хинта хотел бы любой ценой вызволить его оттуда. Но он даже не знал, что думать о своей галлюцинации. Она могла означать все что угодно, но могла и не означать вообще ничего. Он хотел бы хоть кому-то рассказать о том, что видел, но боялся, что родители лишь еще больше испугаются, а с Тави они все еще не могли говорить. Других людей в обедневшем мире Хинты не было.

Мучаясь своим горем, он начал представлять себе, как будет выглядеть смерть брата. Погребальная церемония с маленьким саркофагом. И этот саркофаг сожмется до еще меньших размеров, когда поедет по конвейеру льда и пламени.

И тут, внезапно, в уме Хинты сформировался один из ответов на джалипа. Не только погребальные саркофаги умеют изменять свой объем из-за перепадов температуры. Механизм замка в загадке был описан как простой, примитивный, древний – никаких кодов, никакой электроники, только замочная скважина для ключа. А значит, воду в замерзшей комнате можно использовать, чтобы вскрыть замок. Для этого нужно залить воды в запорный механизм и дождаться, когда та вновь замерзнет. Лед имеет свойство расширяться. Значит, с определенной вероятностью, замок разнесет, и путь наружу из запертой комнаты станет свободен.

Взбудораженный этой мыслью, Хинта отстранился от ложа брата. Он ощущал стыд за то, что может в такой момент думать о домашнем задании, и в то же время испытывал благодарность, потому что загадка отвлекала его. Она вернулась к нему в голову, когда он уже был на дне отчаяния, и теперь он мог больше не думать об одной лишь смерти. Джалипа пленила его, увлекла его мысли. И еще он осознал, что есть один добрый понимающий человек, с которым он ни разу не говорил с тех пор, как поссорился с Тави: Фирхайф, старик-машинист тихоходного поезда.

– Хинта, – негромко окликнула его мать из дверей палаты. На бедре у нее висел новый баллон, выданный из больничных запасов. – Они говорят, что он может очнуться в любой момент, а может не очнуться еще много месяцев. Я побуду здесь, посплю. А ты должен пойти домой и быть в порядке. Завтра у тебя обычный школьный день. И это не изменилось ни из-за аварии со светом, ни из-за болезни твоего брата.

Хинта подавленно кивнул.

– Говорят, в поселке все спокойно. Омары не нападали, никакой угрозы нет. Просто был перебой. Я отпущу тебя одного. Ты ведь будешь умницей и пойдешь прямо домой?

– Конечно.

– Тогда спокойной тебе ночи.

– И тебе, – обнял ее Хинта. Он почти никогда не делал ничего подобного, и Лика не смогла ему вовремя ответить – просто удивленно, скованно замерла в объятиях сына. Она хотела еще что-то сказать, но мальчик отпустил ее и быстро зашагал прочь по больничному коридору. В холле он столкнулся с Кифой, тетей Дваны.

– И Вы здесь?

– Помогаю. Кто-то же должен. – Ее встревоженный взгляд скользнул по его истрепанному скафандру. – А как ты?

– Мать и брат. Отключение застало нас в теплице. Пришлось добираться до больницы самим. Сейчас я домой.

– И правильно. Нечего по улицам ходить. А с твоими родными все обязательно будет хорошо.

Согрев его теплом своих слов, она уверенно нырнула обратно в круговерть общей суеты. Хинта был рад ее встретить. Ему очень нужно было, чтобы кто-то такой, как Кифа, сказал, что Лика и Ашайта поправятся. В этом не было рационального смысла, он знал, что слова утешения никак не изменят исход. Но он все равно в них нуждался.

_____

На улице Хинта активизировал коммуникатор и набрал номер Фирхайфа. До сих пор он всегда заходил к старику без предупреждения и приглашения – была какая-то особая прелесть в случайности этих визитов. Однако сейчас он не был уверен, что сможет найти Фирхайфа в домике на платформе – в ночное время тот обычно передавал управление тихоходным одному из молодых сменщиков. К тому же, Хинта не знал ночное расписание поезда и понятия не имел, насколько сильно оно могло измениться после отключения электричества.

Ответа пришлось ждать долго. Хинта шел по пустынным дорогам под светом прожекторов, чувствуя, как новая тревога неприятным холодком разливается у него в груди. Что, если авария каким-то образом навредила Фирхайфу? Но не успел он по-настоящему испугаться, как тот ответил.

– Кто еще?

– Это я, Хинхан.

– Вот уж кого не ожидал. А то достали собиратели сплетен.

Этот выпад Хинта не совсем понял. Голос старика звучал забавно: нечетко и пискляво, как будто он стал карликом-механиком из комедийного лама про битву притакского сержанта Гигага с армией уменьшенных солдат.

– У Вас все хорошо? А то Ваша речь…

– Я на пассивке. Газовая смесь в промышленных скафандрах меняет тембр голоса. А у тебя все хорошо?

– Нет. Ашайта попал в больницу. Мать осталась с ним, а меня отправила домой. И… Вы где сейчас? На станции?

– Да. На час застрял над Экватором, а потом смог пригнать поезд сюда. Мне уже спать пора. Тут теперь работы до утра.

Хинта заколебался.

– Уместно будет, если я зайду?

– Только на пять минут. И имей в виду, здесь полный бардак.

– Спасибо, – чувствуя себя эгоистом, поблагодарил Хинта. – У меня и самого нету больше пяти минут. Мама обязательно проверит, дошел ли я до дома.

Скоро он уже поднимался на платформу станции. Там действительно происходило что-то странное: поезд стоял полностью загруженный, но ни один рабочий не занимался разгрузкой; два роботизированных кара сонно наматывали петли по перрону, в конце каждого маневра тупо тыкаясь захватами в закрытые борта платформ; у ворот складских терминалов валялся расстегнутый скафандр и стояли грубо вскрытые упаковки с аккумуляторами и кислородными баллонами – очевидно, кому-то в момент аварии, как и семье Хинты, пришлось бороться за жизнь. Дойдя до домика Фирхайфа, Хинта обнаружил, что тепловой барьер больше не работает, а заросший сосульками проход оттаивает. Сам Фирхайф, в скафандре, вытряхивал в мусорную корзину кастрюльки с едой. Увидев мальчика, он приветливо махнул рукой.

– Все испорчено. А я, старый дурак, накупил продуктов на неделю.

– Наверное, я не вовремя…

– Все нормально. – Фирхайф выбил последние, посиневшие червячки лапши из опустевшей кастрюли и устало сел за стол. На экранах его терминалов застыли красные сообщения о неправильно прерванной работе. – Как твой брат?

Хинта кратко и сбивчиво рассказал, как у них в теплице все выключилось, как Ашайта начал кричать, и как они потом все вместе боролись за жизнь. Старик медленно покачал головой.

– Мне шестьдесят четыре года. Когда я был моложе, мне все время казалось, что потом я стану мудрее. Но вот, время прошло, а ничего не изменилось. Случаются плохие вещи, страдают и умирают люди, и когда это происходит, я не знаю, что сказать себе и другим. – Он похлопал Хинту по руке. – Я просто буду ждать, когда ты снова приведешь его сюда. Если он поправится, угощу его лапшой, как раньше. Надеюсь, к тому времени у меня снова будут припасы.

Хинте стало чуть легче.

– Спасибо.

– Не за что, Хинхан. Разве я могу с этим что-то поделать?

По дороге сюда Хинта думал, что больше всего хочет поделиться с Фирхайфом своим видением. Но сейчас, глядя в его усталые глаза, мальчик вдруг ясно понял, что не видит смысла рассказывать про зеленый зал и красно-золотые врата. Фирхайф был слишком здешним, слишком спокойным, слишком старым; у него и так было полно забот и тревог, он как будто присматривал за половиной людей в Шарту, взяв на себя роль доброго духа этих мест. Что толку было беспокоить его разум какими-то безумными картинами из запределья?

– Вы сказали, что застряли на вершине Экватора? – сменил он тему. – И каково там было?

Фирхайф замялся.

– Не знаю, стоит ли мне тебя пугать. Но думаю, рано или поздно об этом всё равно все узнают, так что скажу сейчас. Я видел все до горизонта. По обе стороны от Экватора. Ни единого огонька.

Хинта приоткрыл рот.

– Эта авария была не в Шарту, а во всей литской ойкумене. Может, и дальше. Все перестало работать. Каждый прибор. – Фирхайф легонько щелкнул по экрану одного из своих терминалов. – Эти штуки почти автономны, но они вышли из строя. Все скафандры тоже. И тихоходный, хотя он может ехать без энергии извне. Вот и ты говоришь, что не работал твой робоослик.

– Ни одного огня до горизонта…

– Да. Впервые в жизни я видел темный Литтапламп. Солнце зашло, но купола города не засияли. Когда в них нет света, они в ночи похожи на огромные капли воды. Я думал, меня уже ничем не напугать. Но там, наверху, я понервничал. Я думал, это начало конца. Казалось, сейчас что-нибудь случится, и наша бедная хрупкая Земля… А Экватор подо мной был не таким, как всегда. Он будто дрожал, жил. Возможно, я ощущал, как он разрушается. Думаю, погибли тысячи людей – все, кто оказался один, был неопытен, не сумел перевести свой скафандр на пассивку или пользовался старым, латаным оборудованием, лишенным систем аварийного останова.

– Ну, – пробормотал Хинта, – мне кажется, в Шарту почти все смогли это пережить.

– Да. Но что, если это произойдет опять? Что, если это продлится день, два, три? Сколько людей сможет пережить такой период времени, ни разу ни воспользовавшись электрической энергией? Прости, Хинхан, я напуган, и вот я напугал тебя. С другой стороны, завтра напуган будет уже каждый. – Фирхайф вздохнул. – А как твой светловолосый друг? Ты ведь наверняка уже говорил с ним после катастрофы.

– Э-э… да, – соврал Хинта. – С ним все в порядке. Он был дома, а живет он в административном комплексе. Там все очень надежно.

Они пробыли вместе еще несколько минут, потом пришел сменщик, и Хинта отправился домой. На улице он наткнулся на неожиданно большой отряд ополченцев. Те стояли в свете прожекторов и нервно глядели во тьму. Оружие у них было на боевом взводе. Хинта попытался обогнуть их, но его окликнули.

– Эй, ты откуда и куда? Почему не дома?

– Я как раз туда, – робея, ответил Хинта.

– Дурак! Ночью на улице дети – разве так должно быть? Разве там кто-то должен ходить?

В рядах ополченцев произошла легкая сумятица, и к Хинте вышел субтильный парень, должно быть, лишь чуть старше его самого.

– Пойдем, мне велели довести тебя до дома. – Его голос ломался, но по интонации Хинта понял, что этот взрослеющий мальчик очень гордится своей новой ролью и автоматической винтовкой, висящей у него на плече. Больше они ни о чем не разговаривали.

Дома было пусто; Хинте пришлось самому разблокировать шлюз, в одиночку проверить систему очистки воздуха и накормить себя упрощенным, невкусным ужином. Потом он зашел в их с братом комнату, сел на нижний ярус кровати и надолго замер в странном оцепенении. Тишина и одиночество пугали его. Он ожидал от себя, что расплачется, как плакал после всех тяжелых событий последних месяцев – но слез не было. Неподвижно просидев час, Хинта забрался к себе наверх и лег. Он ощущал опустошенность и ужасную усталость, но уснуть смог только тогда, когда услышал, как домой возвращается отец.

_____

На следующее утро, сидя на первых двух уроках, Хинта с режущей отчетливостью осознал, как ему не хватает Тави. С кем еще он мог поговорить об Ашайте, кто еще любил его брата почти так же сильно, как и он сам? И с кем он мог бы по-настоящему обсудить масштабы вчерашней катастрофы, кто из всех сумел бы дать ему дельный совет насчет его странного видения? Все его мысли были адресованы Тави, только Тави мог ему помочь. Впервые за недели, прошедшие с момента их ссоры, Хинта почувствовал себя виноватым и задумался над тем, как жестоко он обошелся с Тави. Он чувствовал себя таким одиноким, а ведь у него была полная семья. Еще он мог зайти к Фирхайфу. Если бы он очень захотел, то сумел бы найти и других людей. И вообще, он признавал Шарту своим домом. А вот Тави жил в настоящей изоляции. Единственным его родственником была мать, но в каникулы он с ней поссорился. Поселок был для него чужим местом, тюрьмой. Местные до сих пор считали его чужаком. Разве можно было упрекнуть его за то, что он попытался ввести в свой мир еще одного человека – Ивару Румпу, незнакомца из Литтаплампа?

К концу учебного дня Хинта уже серьезно задумался над тем, чтобы пойти к Тави в класс. Но это требовало отдельного большого усилия, и, хотя он почти дозрел, ноги понесли его в другом направлении: на второй этаж, к студии Румпы. У него был формальный повод для визита, вчера он, возможно, нашел одну из отгадок для джалипа. Хинта чувствовал, что шаг навстречу новому учителю будет как первая, очень важная половина шага навстречу Тави. Но в студии никого не было. У входа, поедая домашние бутерброды, сидела девушка, совсем взрослая – возможно, выпускной класс.

– Ищешь кого-то?

– Ивару Румпу. Это вроде как его студия.

– Он в актовом зале. Устроил семинар.

– Сейчас?

– Он говорит о… – девушка закатила глаза, – о том, какое явление физики или онтогеотики могло спровоцировать отключение электричества. Почти все наши ушли слушать. Они только начали, ты еще успеешь!

Актовый зал был местом особым – после разрушения старого Шарту здание школы отстроили раньше здания гумпрайма, и несколько лет собрания гумпа происходили именно здесь. В те времена некоторым еще удавалось пройти на них с оружием, и однажды это привело к трагедии – на стене, недалеко от входа в зал, висела мемориальная доска с барельефами двух судей и эксперта-землемера, погибших от рук взбешенных фермеров-крайняков.

Когда Хинта подошел к залу, все его двери были распахнуты, а в коридор долетал усиленный динамиками голос Румпы.

– …свободная форма. Я хочу, чтобы вы активно участвовали в обсуждении. Пусть каждый задает вопросы, высказывает свое мнение. Я уверен, вместе мы сможем разработать одну или несколько убедительных гипотез объяснения случившегося. Но прежде я должен дать вам более полное представление о случившемся. Полчаса назад у Шарту восстановилось подключение к литской информационной сети. Сейчас там вал сообщений об отказах оборудования, о падении большинства силовых сетей в юго-восточной части ойкумены от Литтаплампа и до Шавала. Купола этих городов впервые за десятилетия погрузились в кромешный мрак. То же самое с меньшими поселениями. Очевидцы пишут, что не видели ни одного электрического огня от горизонта и до горизонта. Тысячи людей пострадали. Остальные – напуганы.

По залу прокатился вздох удивления. Хинта уловил в нем полный спектр тех эмоций, которые он сам пережил в начале аварии, а теперь к ним добавилось еще и разочарование в образе Лита как могущественной антитезы Шарту. Только у него оно было не таким острым – он все узнал еще от Фирхайфа. Он тихонько проскользнул в зал. Тот не был полностью забит: старшеклассники сидели дружескими группками, между которыми встречались островки свободного места. Румпа, в неброской серой кофте, стоял за кафедрой.

– …паникой охвачены все, от окраинных бедняков до глав корпораций. Лучшие инженеры уже строят гипотезы о причинах произошедшего. И, казалось бы, зачем нам ломать голову над тем, над чем уже думают большие умы? Но истина принадлежит всем, кто способен мыслить, для ее поисков статус не имеет значения. У нас здесь такие же шансы создать удачную гипотезу, как у ученых где-то там, в далеких лабораториях корпораций. Они выиграют на длинной дистанции, но сейчас мы все равны. И еще я подумал, что лучший способ снять напряжение – это вдоволь поговорить о той самой вещи, которая всех так сильно волнует. Эта встреча – не обязательное занятие. Двери в зал останутся открытыми; кто устанет, может уйти. С остальными я готов говорить.

– Нападения омаров можно было не ждать? – спросил кто-то.

– Я не военный, и только недавно стал гражданином Шарту. Я никоим образом не стал бы ставить под сомнение целесообразность действий руководства поселка. Они вынуждены были принимать решения, не имея доступа к достаточной информации, и они приняли вполне здравые решения. Но да, я думаю, что нападения омаров в тот конкретный момент можно было не бояться. Если мы все еще уверены, что это сделали омары, то нам придется объяснить, откуда у них взялось энергетическое оружие такой мощи. Это сомнительно. Более того, я думаю, омары были в такой же панике, в таком же отчаянном положении, что и люди. Насколько мне известно, они снабжают свои тела искусственными органами и устройствами, которые должны были временно отключиться точно так же, как у нас временно отключились скафандры. Мне сложно предсказать, какой это нанесло им вред. Но маловероятно, что в таком состоянии они смогли бы начать массовое активное наступление. Однако опасность все же есть. Просто она исходит не от омаров, а от самой катастрофы. Если отключение повторится, среди людей могут быть новые пострадавшие…

Хинта смотрел на Румпу, слушал его, и заново вспоминал, как тот ехал на поезде, без шлема, с наполовину открытым лицом, свободным взглядом обозревая мир вокруг, со свободным сердцем покидая город, который для многих казался пределом мечтаний. Да, Тави был прав, этот человек был особенным.

– Информация о том, насколько обширную территорию охватило отключение, является лишь одним из необходимых нам ключей. Другие мы найдем в науке и в показаниях приборов. Пару таких приборов я принес сюда с собой. – Румпа поднял на всеобщее обозрение два устройства – длинный черный тубус с овальным расширением на конце и маленький золотистый диск, выглядевший на расстоянии точь-в-точь как Вечный Компас. Вид этой вещи загипнотизировал Хинту. «У него же не могло их быть два?», подумал он.

– Кто-нибудь знает, что это такое?

– Радиометр.

– Точнее.

– Регистратор ионизирующих излучений.

– Каких именно ионизирующих излучений?

– Любых. Мы ставили опыты с этой штукой на химо-физике.

– Да, вы правы, эта «штука» действительно взялась из школьного кабинета химо-физики, и опыты с ней можно ставить самые разные. Но кто-нибудь знает ее изначальное предназначение? – Румпа перевернул черный тубус в руке. – Пятьдесят семь лет назад этот прибор выпустили на заводе точных машин в Литтаплампе. Раньше нашего с вами рождения. Зачем?

Несколько ребят выразительно помотали головами.

– Чтобы измерять космическое излучение. До сих пор большую часть приборов этой серии используют в метеорологических лабораториях по всей ойкумене. А про вторую вещь хоть кто-нибудь догадался? Ее не было и не могло быть на ваших занятиях, потому что этот прибор я привез с собой.

Зал молчал.

– Это квантовые часы шестого поколения. Я уверен, что в Шарту таких еще несколько. В школу их не отдадут – они служат для синхронизации важнейших автоматических систем поселка. А теперь загадка: как два эти прибора помогут нам понять, что случилось со всеми остальными приборами в Шарту?

– Только эти приборы продолжали работать? – предположил кто-то.

– Один – да. Другой – нет. Но полезны оба.

– Часы, – прошептал Хинта. И он был прав: одновременно с ним кто-то более смелый выкрикнул это вслух.

– Верно. Часы продолжали работать. Шестое поколение отличается от предыдущих тем, что его внутренний вычислитель является полностью квантовым. Это крошечный компьютер. Хотя их циферблат остановился, они по-прежнему могли считать время. Как только электричество вернулось, их стрелки приняли нужное положение; мне осталось сопоставить показания этих часов с показаниями остановившихся обычных, и я узнал, что мы были без энергии пятьдесят три с половиной минуты. Таким образом, понятно, зачем нужны часы. Но кто догадался, для чего мне понадобился радиометр?

– Измерять космическое излучение? – предположил парень, который уже высказывался на счет радиометра.

– Само собой. Но зачем? Какое отношение космическое излучение имеет к отключению энергии в человеческих приборах?

Снова тишина, но на этот раз самые умные из старшеклассников шептались между собой. Внезапно раздался голос с галерки:

– Наводки!

– Оратор, встаньте, пожалуйста, Вас не видно. А остальные – передайте ему микрофон.

Микрофон поплыл по рукам, с ряда на ряд, поднимаясь все выше.

– Я из крайняков, – будто отгораживаясь от аудитории, сказал незнакомый парень, – учился на терминале. Нас здесь, похоже, считают идиотами. Но это не так.

Его реплики вызвали шум в первых рядах зала, и семинар окончательно стал напоминать гумпрайм, только гумпрайм молодых – сказать, кто ты, здесь стало даже важнее, чем сообщить свою мысль.

– Наводки. Расскажи остальным, что это.

– Наведенное напряжение – единственная причина, по которой может одновременно выйти из строя такое количество электроники. Это электрический ток, который возникает в любых проводниках, оказавшихся в чужеродном электромагнитном поле. Но я не понимаю, почему это настолько сильно сработало в Шарту, ведь вся техника здесь экранирована для защиты от наводок, идущих с Экватора.

– Замечательный ответ. Но причем здесь ионизирующее излучение космоса?

– Если оно было очень сильным, то оно могло бы вызвать наводки на всем оборудовании поселка.

– Спасибо. Кто опровергнет гипотезу?

По залу прокатилась волна неуверенных перешептываний.

– Ну же, ведь все довольно очевидно.

На этот раз микрофон перешел к девушке.

– Ионизирующее излучение космоса не бывает настолько сильным. Иначе как древние Золотого Века летали в космос?

– Оригинальный ход мысли, и правильный вывод. Да, это так, ионизирующее излучение космоса почти никогда не бывает настолько сильным. Ближайший к нам источник излучения – это Солнце. Вспышки на Солнце могут приводить к сбоям в определенных видах оборудования, но не настолько глобальным. То есть, солнце не может быть виновато в случившемся. Остается предположить, что это был искусственный источник излучения.

Зал зашумел.

– Не волнуйтесь. Сразу после катастрофы прибор показывал повышенное ионизирующее излучение, но оно было не настолько сильным, чтобы навредить человеку, и уж тем более, чтобы отключить здесь всю технику. Теперь вы знаете, зачем нужны оба этих прибора, и какую площадь охватила катастрофа. И я задаю вам вопрос: что же отключило технику? Какие выводы можно сделать из той информации, которая уже есть? Нет идей?

– А у Вас есть? Мы хотим знать. Но мы не ученые. Скажите нам.

– Ответ, который тебе дают, стоит в десять раз меньше, чем ответ, к которому приходишь сам. Поэтому сейчас я не дам вам ответа. Думайте, думайте своей головой. Если не найдете решения, тогда, быть может, я выскажу свои гипотезы. Но сейчас я надеюсь, что кто-нибудь в этом зале смело предложит нечто столь невероятное, что мне и не приходило в голову. Прав может оказаться даже школьник из младших классов. А пока вы думаете, я расскажу немного полезной теории. Ионизирующее излучение космоса почти не достигает поверхности нашей планеты – по двум причинам. Во-первых, оно вступает в конфликт с собственным магнитным полем Земли. Во-вторых, оно сильно рассеивается в верхних слоях атмосферы. То есть, существует целых три возможные причины, по которым ионизирующее излучение могло усилиться. Первую мы обсудили раньше – это появление где-то поблизости мощного искусственного источника такого излучения. Но эта версия не работает. Второй вариант – это усиление ионизирующего излучения из-за процессов, происходящих в атмосфере. И третий вариант – ослабление магнитного поля планеты.

– Экватор! – крикнул парень из седьмого ряда.

– И?

– Экватор был построен как раз для восстановления магнитного поля Земли. Он нагрел ядро планеты и вернул ему стабильность, компенсировал последствия изменения орбитальной траектории и замедления вращения Земли вокруг ее оси. Это знают все. Но еще Экватор убрал… уже несколько столетий нашим скафандрам не нужна радиационная защита, мы свободно выращиваем такие культуры, как фрат, прямо на открытых полях. И все потому, что космическое излучение, благодаря Экватору, снова не достигает поверхности Земли.

– Онтогеотика?

– Да.

– Молодец. И все остальные – тоже молодцы. Хорошо работаем. Сколько вариантов мы уже отсеяли! И вот еще один. Итак, допустим, что все дело в Экваторе. Но кто мне объяснит, почему эта гипотеза является лишь подходом к одному из нужных нам ответов, но не самим ответом?

– Не работает, – сказал парень, владевший микрофоном, – потому что вышедший из строя Экватор не мог отключить нам всем технику. Строго говоря, наши приборы должны были бы начать работать лучше. Ведь все это время он на них зафанивал. А теперь, без этой огромной индукционной катушки, они бы оказались в идеальных условиях.

– Верно. Что же получается? Магнитное поле планеты ослабело, и приборы отключились в одно и то же время. Экватор – тоже прибор, и в нем тоже течет электрический ток. Логично будет предположить, что он просто не работал, как и все на Земле. То есть, он – часть уравнения, а не причина, которая объясняет случившееся. И я уверен, что Экватор заработал снова, причем произошло это в тот самый момент, когда включились другие приборы – потому что уже через несколько минут после катастрофы ионизирующее излучение начало возвращаться к своим прежним значениям.

– Это невозможно объяснить законами химофизики!

– Верно. Законами существующей науки это нельзя объяснить – такого явления человечество еще ни разу не наблюдало за всю известную нам его историю. Но теперь это произошло, и мы должны создать новый закон в науке, новую теорию, которая позволит это объяснить. Мы должны выйти за пределы того, что можно прочитать в книгах, и придумать что-то новое сами. И, как я уже сказал, в своей способности выдвигать гипотезы мы равны с учеными из корпоративных лабораторий и крупнейших научных центров ойкумены. На сегодня все. Думайте.

Хинта ощущал, что у него взрывается мозг. Аудитория тоже взорвалась шумом сотен голосов, сотен споров, обсуждений и идей. Румпа достиг своей цели – никто больше не маялся бессмысленным страхом; все искали что-то, смотрели, как ищут другие, чувствовали себя частью не Шарту, а ойкумены, человечества. Незаметным жестом он вернул этот зал во времена бурного прошлого, заново превращая школьную трибуну в политическую, и сделал это настолько тонко, что Джифой с его манерой воплей и лозунгов мог бы от зависти вырвать последние волосы с краев своей лысины.

Собрание расходилось. Хинта тоже сорвался с места и начал спускаться к выходу из зала, но в дверях образовался сильный затор, и он застрял. Когда он, наконец, вырвался, Румпа исчез. Некоторое время Хинта колебался, затем снова направился к студии, подгоняемый смутной надеждой, что все-таки сможет застать учителя там.

_____

Большинство школьников уже покинули школу, в коридорах царили пустота и тишина. Издалека, от лестницы, Хинта расслышал голос Румпы: тот продолжал с кем-то разговор, начатый в актовом зале.

– …с древних времен известно множество средств, чтобы дистанционно создать на вражеском оборудовании наведенное электрическое напряжение. Это можно сделать с помощью нейтронных или электромагнитных бомб, с помощью микроволнового излучения или воссоздавая эффект эха по Чема, а также целым рядом других способов, каждый из которых сводится к переполнению проводников энергией. При таком переполнении проводники перегреваются и их компоненты разрушаются…

Его собеседник что-то ответил.

– Верно. Есть несколько причин, по которым мы можем быть уверены, что вчера случилось не это. Во-первых, оборудование не сгорело – оно снова может работать. Во-вторых…

Хинта шагнул через порог студии и замер. Румпа сидел верхом на одной из парт. Напротив, тоже на парте, сидел Тави. Оба они были вполоборота к двери и слишком увлеклись разговором, а потому не замечали появления Хинты.

– …мы не наблюдали никаких явлений, связанных с переполнением энергией. Если бы Шарту подвергся такой атаке, то эффект был бы такой же, как от удара молнии, только в разы сильнее. Разве робо не должны гореть, когда на их платы попадают по-настоящему сильные наводки? Есть и другие нестыковки. Свет просто исчез. Но должно было быть иначе. Все металлические предметы стали бы нагреваться, лампы бы перегорали – вспыхивали с огромной яркостью, а потом взрывались. Ведь так?

Хинта тихо сдал назад, намереваясь уйти. Внутренне он проклинал себя за то, что сунулся в студию именно сейчас; ему казалось, что было бы в тысячу раз проще сделать все по очереди – сначала поговорить с Румпой, а потом уже с Тави. И все же он заставил себя остановиться.

– Дроны умирали бы в судорогах. – Рядом с чужаком Тави выглядел таким счастливым, таким увлеченным. Это больше не пугало и не раздражало Хинту, но он все еще испытывал по этому поводу какое-то странное, сложное чувство, которое сам не мог понять. Они были похожи как отец и сын, или как два брата, рожденных с разницей в двадцать лет, только их глаза отличались по цвету. Это зрелище странно завораживало, и Хинта невольно задался вопросом, сколько еще пройдет времени, прежде чем другие заметят то, что сейчас столь ясно видел он.