Текст книги "Земля в иллюминаторе (СИ)"

Автор книги: Румит Кин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 58 страниц)

Второе потрясение Хинта испытал, когда присмотрелся к самим чипам. Все они были разными – из разных мест, с разных конвейеров. Красные, черные, зеленые, желтые, серебряные, золотистые, пестрые; круглые, прямоугольные, шестигранные, тетраэдральные, шаровидные; крупные, мелкие; ржавые, полурасплавленные, треснутые; с ножками всех форм и стандартов; с маркировкой на десятке языков; с невиданными стеклянными окошками; с джеками, кнопками и зубцами; с радиаторами из разного металла. Только одно объединяло их – все они не были новыми, все уже где-то поработали до того, как попасть в нутро омара, а некоторые, возможно, пережили десятилетия неправильной и экстремальной эксплуатации. Большую часть чипов омары не сумели использовать в полной мере и задействовали лишь кое-какие функции, а ненужные контакты были грубо отогнуты или вовсе обрезаны.

– Это же свалка, – сказал Хинта. Его указательный палец растерянно блуждал над хаотическим узором микросхем. – По-моему, здесь вся история робо-инженерной мысли со времен Великой Зимы! Вот те и эти сделаны в литской ойкумене. Они очень потрепанные, но это наш стандарт. Я, может, даже найду по ним справочную информацию. Этот тоже наш, но он ужасно старый. Вот этот, единственный, немного похож на внутренности Аджелика Рахна. Возможно, золотой уровень. Потом опять наши – здесь и здесь. Но все остальное, это из каких-то других времен и от других народов. Я в жизни ничего подобного не встречал. Вы что-нибудь понимаете?

Ивара нашел в себе силы подняться с постели и помочь с расшифровкой.

– Это сделано в Притаке, – указал он на один из самых монолитных, грубых и заржавленных чипов, окованных в радиатор, словно в шипастую броню. – Я не знал, что такие вообще можно встретить на нашем материке.

– А остальные? – поинтересовался Тави.

– Вот эти идут с маркировкой на языке Джидана. Но сделаны они позже и довольно грубо. Кто их так подписывал – не знаю. Думаю, это были выродившиеся поздние носители джиданских диалектов. А вот эти тоже сделаны в литской ойкумене, но не в окрестностях Литтаплампа, а далеко к востоку отсюда, в области под названием Чабека.

Еще около двух часов они разглядывали и архивировали омарьи чипы. Когда прояснилось назначение большей части этих устройств, Хинта раскрыл на экране своего переносного терминала справочник и перешел к составлению логической карты всех компьютеров омара.

– В этом вообще можно разобраться? – спросил Тави.

– Не знаю, – усомнился Хинта. Но вскоре его ждало третье потрясение: беспорядок омарьих электросхем оказался в тысячу раз проще, чем строгая и элегантная микроскопическая иерархия плат Аджелика Рахна.

– Так и должно быть, – сказал Ивара. – Мир микросхем – это логика в металле, воплощенный в вещь язык. Но когда плохо знаешь язык, бывает куда легче понять другого человека, который тоже плохо знает этот язык, нежели прирожденного носителя языка. Малый волшебный механический народец – прирожденные носители этого языка, и нам, профанам, пришлось очень потрудиться, чтобы хоть немного разобраться в их устройстве. А омары так же плохи в составлении печатных плат, как и люди. Кроме того, омары все время брали чужие детали, а использовать их могли лишь в той мере, в какой понимали их предназначение. Вот и выходит, что с омаром тебе легче говорить, чем с Аджелика Рахна.

– Обидно, – сказал Хинта. – Ведь Аджелика мы любим, а омара ненавидим.

– Люди и омары, – сказал Тави, – искалеченные в искалеченном мире. Практически все наши технологии посвящены или выживанию, или убийству. Чего же удивляться, что наши устройства похожи?

Постепенно Хинта, с помощью Ивары, разобрался в большинстве блоков омарьей электроники. Здесь было всего три вещи, которые не встречались в обычных робо: нейронный интерфейс, соединявший компьютеры с нервной системой чудовища, молекулярный принтер-анализатор, очевидно, отвечавший за управление нанитами и за обновление их популяции, и пугающий кристалл, назначение которого до сих пор оставалось скрытым. Остальные блоки предназначались для управления оружием и сервоприводами скелета, а также для общей балансировки движения. Наконец, когда время уже приближалось к вечеру, Хинта указал на один из блоков.

– Память здесь. Южный мост – оцифровка данных с нейроинтерфейса, северный мост – оцифровка данных с нанитов, западный мост – хэш и текущие операции, восточный мост – отделенные хэши для текущих операций управления оружием и движением.

– Мы сможем ее прочитать? – спросил Тави.

Хинта издал торжествующий смешок.

– В это трудно поверить, но кажется, с легкостью. Даже переходник паять не придется – мы просто включим его куда захотим. Нам повезло, очень: один из выходных интерфейсов тут литский, он должен подходить к самым обычным терминалам – например, к большому учебному. Наверно, омары не думали, что человек всерьез станет их разбирать. Иначе они бы не стали настолько упрощать нам задачу.

– А как же Киртаса?

Хинта закусил губу.

– Не знаю. Если его люди копались в омарах, они не могли не найти все это. Возможно, они нашли, но не смогли прочитать омарью память. Или у них не было Ивары, чтобы тот помог с переводом маркировок. Или омары изменились за прошедшие несколько лет, и теперь их устройство лучше защищает себя от взлома. Или омары всегда были сложнее, но конкретно с этим нам очень повезло.

– Или шериф уже давно знает об омарах намного больше, чем говорит.

Хинта почувствовал, как с легкой болью от него ускользает призрак какой-то другой, несостоявшейся жизни. Если бы не появился Ивара; если бы их ссора с Тави началась раньше и продлилась дольше; если бы еще что-то пошло иначе – тогда шериф мог бы стать его Джилайси. Однако все повернулось так, как повернулось, и у Хинты не появилось своего кумира. И все же он ощущал досаду; какая-то часть его души все еще хотела, чтобы шериф был отличным парнем, истинным героем-хранителем Шарту, человеком правдивых слов и настоящих дел.

Ивара заметил выражение лица Хинты.

– Это не значит, что Киртаса плохо делает свою работу. Возможно, людям и не следует знать все, что узнает он. Любой человек власти скрывает часть информации.

– Да, – ухватился за эту спасительную нить Хинта. Потом они втроем кое-как передвинули тяжелый напольный терминал в комнату Эрники и установили его рядом с разобранным омаром. Хинта протянул все необходимые провода и начал сооружать простенькую конструкцию для охлаждения памяти. Однако тут им пришлось прерваться, потому что на коммуникатор Хинты пришел вызов от Фирхайфа. Тот откатал очередной рейс и интересовался, как идут дела.

– Скажи ему, что у нас почти не осталось еды, – громко посетовал Тави. – Мои пустые закрома – часть маминого завещания.

Хинта послушно передал.

– Он придет к нам с обедом, – обрадованно объявил он по окончании разговора.

– Отлично, – сказал Тави.

_____

Наступила середина дня. Пришел Фирхайф и принес с собой теплый обед. Они сидели на кухне. Разговор их, между тем, все больше превращался в монолог Тави. Сначала он пересказывал Фирхайфу то, что тот пропустил, но вскоре начал озвучивать собственные идеи, словно присутствие старика придало ему смелости.

– За прошедшие двенадцать часов, – обращаясь к Иваре, сказал он, – я дважды выслушал твои слова о том, как трудно будет предать огласке результаты наших исследований и как легко мы можем все потерять. В первый раз ты говорил со мной лично, потом мы были втроем с Хинтой. И прости, но мне показалось, что ты дважды слукавил, не довел свои рассуждения до конца.

– Да?

– Ты хочешь убедить себя, что мы сможем остаться вместе. Но очевидно же, что это не так. Если твой путь опасен, если ты хочешь сохранить больше информации у большего числа доверенных людей, то мы нужны тебе для этого. Мы должны быть теми, кто надолго останется в стороне. О нашем участии никто не должен знать. На нас никто не должен обращать внимания. И мы все должны хранить твои тайны. Наше время заговорить придет лишь в том ужасном случае, если все твои планы сорвутся, и ты не сможешь сам предать огласке свои труды.

Ивара опустил взгляд и довольно долго молчал.

– Разве не так?

– А мальчик прав, – сказал Фирхайф. – И дело не только в том, чтобы что-то там сохранить, пускай и важное. Подумай снова, имеешь ли ты право ставить их под удар. Это же история с непредсказуемым финалом.

– Не имею. – Ивара посмотрел Тави в глаза и едва заметно улыбнулся. – Ты меня поймал. Я пытался схитрить. Испугался одиночества.

– Зачем я все это сказал? – прошептал Тави.

Фирхайф положил руку ему на плечо.

– Ты не останешься один. Вокруг есть хорошие люди. Да и твоя мама – вдруг она вернется. Пройдет несколько месяцев, она родит ребенка. И поймет, что ее старший сын все еще важен. Родители почти никогда не уходят сами от детей. Особенно матери.

– Нет, – покачал головой Тави. – Она не вернется. Я точно знаю.

– В любом случае, один ты не останешься, – повторил Фирхайф. Он посмотрел на Хинту, сердито – вероятно, не мог понять, почему тот молчит. Но Хинта в тот момент ничего не мог сказать, потому что одна половина его разума все еще была занята омаром, а другая пребывала в смятении от сложившейся ситуации. Все случилось, как и почти всегда: Ивара и Тави о чем-то говорили, и Хинта решил, что таким и будет их дальнейший план. Но минуло всего несколько часов, и мысли Тави убежали далеко вперед. Он уже видел совсем иное будущее – то, в котором они, связанные долгом, будут оставаться в Шарту и тихо хранить для Ивары пути отступления.

Хинта еще не успел оправиться, а Тави уже нанес новый удар.

– Ты будешь жить со мной? – спросил он Ивару. – Пока мы еще вместе? Тебе нужна забота, и мне – тоже. А вместе мы как один обычный взрослый. Не решай сейчас. Просто подумай. Так будет лучше для всех.

Ивара слабо кивнул.

– И еще я хочу найти работу. Ведь мама больше не станет меня обеспечивать.

– Это не обязательно, – пробормотал Ивара.

– Но это можно устроить, – сказал Фирхайф. – Я поспрашиваю людей. И если ты действительно хочешь, мы что-нибудь отыщем.

– Спасибо, – горячо поблагодарил Тави.

Потом, стараясь хоть как-то разрядить напряжение, Фирхайф начал говорить о делах в поселке. Впрочем, вещи, которые он рассказывал, отнюдь не звучали успокаивающе.

– Вчера, после вашего отъезда из старого Шарту, туда все-таки заявился Джифой. Как обычно, он решил толкнуть речь. Только на этот раз все сорвалось, потому что кто-то из толпы спросил его о прибывающей в поселок технике «Джиликон Сомос».

– То есть, не мы одни это заметили?

Фирхайф кивнул.

– Была драка. Одни выступали за Джифоя, другие обвиняли администрацию поселка в предательстве. Люди стали требовать гумпрайма. Пока шла заварушка, сам Джифой смылся. Все это я знаю со слов тех, кто утренним рейсом ехал назад в Шарту. Давно не видел настолько взбудораженную толпу. Даже испугался, что они что-то сделают, казалось, прямо на платформе начнется какой-то митинг. Но в конце концов, люди разошлись по домам.

– Надолго ли? – спросил Ивара.

– Нет. Они уже собираются снова – одни около офиса шерифа, другие около строящегося гумпрайма, третьи прямо рядом с вами – у центрального корпуса административного здания. Каждый прибывающий поезд подвозит в поселок новую волну похмельных и злых мужиков, охваченных патриотическим ражем и встревоженных неясными слухами.

– А Джифой? – поинтересовался Хинта.

– Люди говорили, что когда они шли назад в Шарту, Джифой отказал им в гостеприимстве. Его дом охраняли боевые дроны. Усталым паломникам пришлось проходить мимо под дулами пулеметов. Ну а его самого никто не видел с тех самых пор, как народ оборвал его речь.

– И с ним сейчас моя мама, – ужаснулся Тави. – Что он теперь собирается делать? Будет сидеть в своей усадьбе, как в крепости?

– А он, пожалуй, может, – сказал Хинта. – Он и без Шарту выживет на своих землях. Ему же не нужны мы все. Ему нужны лишь четыре сотни батраков на его полях. И эти же парни могут одновременно быть его армией.

– Да, но у этих парней есть жены, дети, старые родители, друзья из числа вольных фермеров – и все эти люди вместе составляли единую общину Шарту, – сказал Фирхайф. – Думаю, Джифой очень не хотел всего этого. Но землетрясение вынудило администрацию поселка пойти на сделку с «Джиликон Сомос», и голос Джифоя в этой ситуации уже ничего не значил, потому что он на собственные деньги не мог обеспечить реконструкцию таких масштабов. И вот он оказался меж двух огней: с одной стороны, долг перед корпорацией, с другой – толпа, которую он же сам убедил, что нога «Джиликон Сомос» никогда не ступит на эту землю. Так что ему осталось лишь уйти в глухую оборону.

– Что же теперь будет? – спросил Тави. – Гражданская война?

– Ну, это вряд ли. Волнения – да, наверное. Но даже самый злобный дурак в Шарту понимает, что вооруженный внутренний конфликт станет концом для всего поселка. Надеюсь, решение найдется.

– Вот только возможно ли найти это решение внутри? – спросил Ивара. – Если корпорация теперь считает, что имеет права на поселок, она попытается эти права осуществить.

– Джифой сделал очень плохое дело, – сказал Тави. – Нельзя было так заводить людей. Ведь всегда было ясно, что однажды очередная беда заставит жителей просить помощи извне. А самая большая несправедливость в том, что Джифоя все это может миновать. Когда толпа будет воевать с «Джиликон Сомос», он сам будет сидеть в стороне.

– Нет, не минует, – сказал Ивара. – Рано или поздно это затронет здесь всех и каждого. Впрочем, не нам и не сегодня отговаривать людей от безумия. Лично для меня все это служит лишь напоминанием о том, как мало у нас времени. Если здесь начнется война, нам придется выживать. Всей нашей работе и самим нашим жизням может прийти конец, и все из-за чужой злобы и глупости. Так что давайте поскорее достигнем какого-нибудь успеха, чтобы потом быть свободными для других дел, развязать себе руки и освободиться от ноши нераскрытых тайн.

– На самом деле, нам не хватило лишь пяти минут, чтобы узнать что-то новое, – сказал Хинта, обращаясь в большей степени к Фирхайфу. – Мы достали из омара большую часть его электронной начинки. А копались так долго потому, что все чипы там из разных стран и эпох.

– А ты поднаторел, – похвалил его Фирхайф. Хинта вздохнул со счастливым облегчением; на мгновение вся тревога ушла из него, сменившись чистой эйфорией. Наверное, он давно он ждал, чтобы какой-то человек с чисто техническим умом отметил его навыки в области роботехники, и вот сейчас Фирхайф это сделал – будто выдал маленькое удостоверение об окончании каких-то неведомых учебных курсов. – Но уж прости, Хинхан, дальше мне придется разочаровать тебя.

– Как?

– Если я сейчас же не верну тебя домой, Лика поднимет тревогу. И будет совершенно права. Она, должно быть, и так уже нервничает из-за всего, что творится на улицах.

– Ничего страшного, – сказал Ивара. – Это была лишь половина работы. Пока тебя не будет, мы с Тави попытаемся обустроить лабораторию, чтобы завтра дело пошло быстрее.

Так закончился этот рабочий день. Свои инструменты Хинте пришлось забрать с собой – их нужно было вернуть в гараж, пока Атипа не зашел туда и не хватился пропажи.

Уже у шлюзов Ашайта с неожиданной для всех сознательной теплотой по очереди обнял Тави и Ивару. Хинта ощутил новый приступ тревоги. В своем сердце он знал, что брат никогда не ошибается, и если тот решил попрощаться вот так, значит, этому была какая-то причина. Что-то плохое было совсем рядом, сгущаясь повсюду, затрагивая всех; оно касалось и мертвого омара, и суровой земли, на которой они жили, и человечества по ту сторону Стены. Только Фирхайф, в стариковской простоте, нашел эту сценку забавной и милой.

– А меня? – наклоняясь к Ашайте, спросил он.

– И е аеся, – серьезно ответил Ашайта.

Старик не понял и посмотрел на Хинту.

– Мы не прощаемся, – перевел тот. Фирхайф кивнул и шутить больше не стал – рассмотрел в глазах Хинты страх. Когда они вышли на улицу, Тави и Ивара помахали им из окна. В их силуэтах Хинта угадал знакомую скованность – словно они хотели сблизиться, потянуться друг к другу, но что-то мешало им, какой-то невидимый барьер.

_____

Вскоре Хинта увидел живую иллюстрацию того, о чем предупреждал Фирхайф. В большинстве своем улицы были почти пусты, но порой, совершенно неожиданно, в том или ином месте возникала толпа. Одну такую, небольшую, угрюмо-молчаливую, они миновали, поворачивая на улицу, уводящую от административного центра. Чуть позже Хинта расслышал далекий гул человеческих голосов: там уже не молчали, десятки людей по громкой связи скандировали неразборчивую речевку.

– Кажется, это впереди.

– Значит, мы туда не пойдем. Нечего им своим ревом пугать Ашайту.

Они опять свернули, и так, огибая все значимые узлы поселка, задворками, добрались до улицы Хинты. Уже второй раз за этот день, приближаясь к гаражу своей семьи, Хинта воровато оглянулся вокруг. Ему снова повезло: он не встретил ни родителей, ни соседей. Фирхайф помог ему снять ящики с инструментами со спины Иджи. Когда все было закончено, они повернули в направлении дома. Подходя к крыльцу, Хинта заметил, что им с Фирхайфом навстречу с противоположного конца улицы движется одинокая фигура. Хинта даже обрадовался – это оказался Риройф. Риройф Фирхайфа немного знал, хотя и не дружил с ним.

– А, приветствую, – сказал он по громкой связи. – Я к Атипе. Мужики собираются. Там такое… Ага. На стройку уже полезли. Прямо через забор. А парни шерифа их палками. Ну, хорошо хоть не стреляли.

Хинта понял, что Риройф говорит про место строительства нового гумпрайма. Еще он понял, что Риройф пьян – не так, как бывал Атипа, но все же очень сильно.

– Кто-нибудь пострадал? – спросил Фирхайф.

– Шлемы побили, ага, – сказал Риройф. Потом он сосредоточился на Хинте. – А ты куда ходил? Да еще с малышом. Это нельзя. Не стоит сейчас детям по улице просто так ходить.

– Я только вернулся с побережья, – соврал Хинта. – К тому же, Фирхайф меня провожает.

– А, значит, ты был, был до конца, – отрывисто сказал Риройф. – Странно, что я тебя там не видел. А. Ну, народа-то было немало. Значит, ты все видел. Видел, как Джифоя развернули? Ага.

Хинта осторожно кивнул, опасаясь, что от него потребуют свидетельств очевидца. Однако Риройфу это было не нужно: он сам был там, и начал болтать, снабжая Хинту множеством подробностей, которые тот теперь мог использовать перед родителями, чтобы подкрепить собственную маленькую ложь.

Вместе они подошли к шлюзу, и их, всей компанией, впустила внутрь Лика. Увидев своих детей, она очень обрадовалась. Однако, к вящему удивлению Хинты, заявила, что Атипы все еще нет и что, хоть он и возвращался домой, затем ему якобы пришлось снова вернуться в больницу с неким осложнением. Узнав об этом, разочарованный Риройф быстро ушел. Вслед за ним ушел и Фирхайф. А потом оказалось, что на протяжении всего времени их визита Атипа прятался в технической каморке, где находилась система очистки атмосферы дома. Из своего укрытия он вылез, кашляя и чихая, с красными глазами и бледным лицом.

– Зачем? – потрясенно глядя на него, спросил Хинта.

– Что ты, – замахал тот руками, – не хочу я с Риройфом! Там люди скоро стрелять друг в друга начнут. А он меня на площадь зовет.

– И правильно, не ходи! – одобрила Лика. – Лучше спрячься! – Повернувшись к старшему сыну, она пояснила: – Риройф ищет его целый день!

– И не только Риройф! – вскинулся Атипа. – Вон от шерифа тоже приходили – им людей не хватает. Так они хотят, чтобы я стоял с их стороны и стрелял по толпе. Ну уж нет.

Впервые за последние месяцы Хинта ощутил, что внутренне одобряет трусливую позицию родителей. Те хотели спасти себя, но при этом совершали доброе дело – благодаря их решению, на улицах стало одним вооруженным человеком меньше. Отчасти из-за этого он не нашел в себе больше сил сердиться на отца. Нет, он не любил его, но и не злился, как раньше. Он просто наблюдал за ним со стороны. И в этой наблюдательной позиции Хинта заметил то, чего не замечал раньше. За ужином, когда все понемногу ухаживали за Ашайтой, он вдруг осознал, насколько они все хотят быть семьей, насколько Лика и Атипа хотят быть женой и мужем, насколько они хотят быть родителями для Ашайты. В этом была вся их жизнь, весь их мир, весь их простой труд. И сейчас Хинта осознал, что они никогда этого не забывали. Атипа ломался не потому, что был плохим семьянином, а прямо по противоположной причине: для него все это было слишком важно, важнее, чем для некоторых других людей, и это вызывало в нем страшный надрыв. Но сейчас он был здесь, и он хотел быть здесь. Хинта уже предвидел, как отец возьмется за свои обычные дела – для этого нужно было лишь немного покоя, чтобы революция ушла с улиц, чтобы мир не начал содрогаться в спазмах очередной катастрофы.

Ночью пьяный Риройф с еще какими-то мужиками опять вернулся к их дому – он уже был настолько невменяем, что просто забыл про свой предыдущий визит. Лика с большим трудом прогнала визитеров прочь от шлюза. И хотя она не стала впускать их, Атипа все равно поспешил спрятаться в свое пыльное укрытие.

_____

Впервые за много дней Хинта и Ашайта ночевали дома, в своей комнате. Уже смежив веки, Хинта снова подумал об омаре, и к нему сразу же вернулось чувство неясной тревоги. Эта тревога проникла в его сны, сделала их похожими на кошмары. Всю ночь он блуждал по каким-то тоннелям, с какими-то людьми. У этих людей не было ясных лиц и имен, и запомнить их было невозможно. Но Хинта знал про них, что все они что-то потеряли, и он потерял вместе с ними. И уже было не исправить, не отвести прочь какой-то грядущей беды.

Он проснулся не отдохнувший и расстроенный, но при этом ощущал себя взбудораженным и болезненно жаждал работы. Омар ждал в квартире Тави, заполнял его мысли. Хинта хотел закончить начатое.

За завтраком он заявил о своих планах пойти к Тави. Родители заартачились и стали говорить, что на улицах опасно, но Хинта не ощущал в них какой-то последней решимости. Умалчивая многие детали, он бегло пересказал историю Эрники, объяснил, что Тави сейчас сидит дома один, и тем самым переломил мнение матери.

– Эта женщина мне никогда не нравилась, – поджав губы, произнесла Лика. Потом она вызвалась проводить Хинту до Тави, когда пойдет отрабатывать свою смену на птицеферму. При этом было решено, что Ашайта останется с прячущимся Атипой.

На этот раз Хинта был налегке – без брата, без Иджи, без ящиков с инструментами. Он повел мать теми же путями, какими они вчера шли с Фирхайфом, и они успешно миновали все те точки, где могла собираться толпа. Лишь раз им встретился прохожий – он шел хромая, словно у него была перебита нога.

– Раненый? – сказал Хинта.

– Не подходи к нему, не помогай, – запретила Лика. И они прошли мимо.

Хинта немного боялся, что его мать из растроганных чувств может пожелать увидеть Тави. Однако, когда они подходили к административному центру, Лика завела совершенно другой разговор.

– Ты ведь понимаешь, что мы не сможем ему помочь? Я имею в виду, деньгами или едой.

– Он найдет работу. Фирхайф обещал ему помочь.

– Фирхайф – другое дело. Он помогает всем.

– И нам.

На укол Лика не отреагировала.

– Не забывай, что мы – семья, а Тави – не наша семья. Если у него все пойдет плохо, ты должен быть с нами, а не с ним.

– Он мой лучший друг.

– Либо он станет взрослым… – одышливо сказала Лика, – либо не справится. А учитывая его воспитание…

– В некоторых отношениях он взрослее меня, – с неожиданным для себя напором вспылил Хинта. Между ними повисло упрямое молчание. Потом они попрощались, и Лика просто ушла, не изъявив желания заглянуть в бывшую квартиру Эрники.

_____

Хинта снова оказался в компании друзей. Ивара выглядел немного бодрее, чем вчера, больше улыбался. Тави, казалось, опять стал собой, его глаза не краснели от слез, он много и ярко говорил. Напряжение между ними спало. Из их косвенных реплик Хинта узнал, что Ивара не принял приглашения Тави и предпочел эту ночь провести в собственной квартире.

– Вчера, прежде чем разойтись, мы перенесли сюда часть моих приборов, – сказал Ивара.

– И не только, – добавил Тави. – Вид лаборатории тебя порадует.

Это оказалось правдой: комната Эрники окончательно преобразилась. В ней появилась кое-какая мебель – тумбы, уставленные приборами, лабораторный верстак; потолок помещения покрылся разверстыми квадратными впадинами – Тави снял декоративные колпаки с вентиляционной системы. Трупный запах полностью исчез, тело омара, опустошенное и более не нужное, запеленали в парапластиковый саван. К терминалу Тави, для усиления его вычислительной мощности, были добавлены новые внешние блоки, а провода, соединяющие его с платами омара, обросли переходниками и регуляторами.

– Здорово, – оценил Хинта.

– Тогда начинаем, – сказал Ивара. Хинта и Тави осторожно опустили сеть плат в заполненный маслом контейнер. Потом туда же был погружен лабораторный компрессор. По маслу пошла чуть заметная волна.

– Ну вот, – сказал Хинта. Ивара запустил терминал. Платы вспыхнули ровным тихим светом – на некоторых из чипов загорелись огоньки индикаторов.

– Работает, – сказал Тави. Но Хинта уже смотрел на экран терминала, где застыло предупреждение о вскрытии корпуса и серия сообщений о каких-то неучтенных ошибках: красные, желтые, зеленые надписи чередовались с хаотическим кодом.

– Работает? – Тон Ивары был не столь восторженным, как у Тави.

– Нет. Точнее, я все еще не знаю. – Ивара уступил ему место у терминала, и Хинта начал вводить в систему допущения, позволяющие обойти длинную серию ошибок. Добавив новое правило, он перезагружал машину. С каждым рестартом пестрый список делался немного короче. Наконец, терминал выдал чистый экран, сквозь тьму которого постепенно проступил дружественный золотисто-зеленый логотип литтаплампской корпорации «Синтайра», занимающейся производством обучающего оборудования.

– Работает, – снова обрадовался Тави.

– Это только твой терминал снова работает, – возразил Хинта, но мгновение спустя значок логотипа сменился новым сообщением – на этот раз не об ошибке, а о дополнительном подключении.

– Вот теперь все действительно работает! – возликовал Хинта. – Твой терминал определяет платы омара примерно так же, как мог бы определить другой сторонний терминал или какое-то незнакомое оборудование.

– И что теперь?

Хинта вдруг потерял уверенность.

– Нужно взломать омара. Но я не совсем знаю, как. Полагаю, нам нужен драйвер для инициализации порта, а потом – программа для дешифровки памяти. Но с этим есть проблема, потому что мы понятия не имеем, на каком компьютерном языке запрограммирован сам омар.

– Я могу предложить кое-какой софт от университета Кафтала, – сказал Ивара. – Его писали специально для расшифровки кода в компьютерах других культур. Две трети известных нам джиданских и притакских источников были извлечены таким способом из древних терминалов.

– Хакерская программа на службе исторической науки?

– Эта программа работает только при прямом подключении, как здесь и сейчас. Насколько я знаю, ее невозможно применить для удаленных атак, поэтому никто не пытался ограничить ее распространение. – Ивара протянул мальчикам свой портативный терминал. Тави подключил его к своему, а Хинта сделал так, чтобы терминал Тави работал в качестве моста между терминалом Ивары и платами омара. Хитрая программа запустилась, и на платах сразу же начали перемигиваться огоньки.

– Что происходит? – спросил Тави.

– Думаю, она перебирает комбинации. Делает запросы, получает ответы, составляет логическую карту – как Хинта делал до этого. Но он составлял внешнюю карту микросхем, а она делает то же самое для программного обеспечения, хранящегося и работающего у них внутри.

– И сколько это займет?

– Не знаю. Часы? Дни? По крайней мере, столько уходило на расшифровку наиболее знакомой мне джиданской техники.

Хинта издал вздох разочарования. Приближалось время обеда, и Тави пригласил всех на кухню. На столе появились остатки лапши.

– А что еще, кроме допроса омара, мы можем сделать до огласки? – спросил Хинта.

– Не терпится чем-то занять свои руки? – подловил его Тави.

– Мы можем думать, – сказал Ивара. – Я верю, что пути интеллектуального исследования так же конечны, как и те реальные пути, которыми мы ходим в своей жизни. Но мы еще не дошли до конца наших исследований, и не знаем множества вещей.

– Я не согласен, – сказал Тави. – Все пути бесконечны. Конечны лишь дороги. Но там, где они обрываются, мы можем незаметно переступить на почву вымысла, уйти в свое воображение. Мы же все время так делаем, когда чего-то не знаем, в чем-то неуверены. Да все наши разговоры об Аджелика Рахна – это наполовину история, придуманная нами самими.

– Надеюсь, лишь на четверть, – сказал Ивара, – но ты прав: пути бесконечны, если видеть, как они продолжаются в нашем воображении. Вчера вечером мы с тобой говорили о ковчеге – что он может выглядеть самым различным образом, может состоять из тысяч разных частей, быть не единым объектом, но огромной инфраструтурой, разбросанной повсюду вокруг нас, или вообще находиться в космосе, или на Луне, а здесь, на Земле, могут располагаться лишь космодромы с челноками для доставки людей к ковчегу… Это как раз одна из тех выдумок-догадок, которые лежат за пределами подтвержденных фактов, но необходимы, чтобы двигаться дальше. Однако, как мне представляется, все эти теории о ракетах – лишь симпатичное побочное обстоятельство, а главной темой нашего разговора был вопрос о том, как спасти человечество. Я виноват; научный подход и собственная идущая из прошлого боль – они с разных сторон заслонили от меня ту простую цель, которую я поставил еще в Дадра. Мои друзья рисковали жизнью и погибли не ради того, чтобы отыскать какой-то там великий артефакт из прошлого. Они хотели найти инструмент для спасения мира. Я хотел найти такой инструмент. Я вселил в них эту мечту. И, наверное, только сейчас я понимаю, насколько меня разрушила их гибель. Когда они не вернулись, я перестал искать ковчег – я начал искать их тела. И хотя я все время говорил о ковчеге, я совершенно перестал думать о том, для чего тот нужен.

– Ты думал, – сказал Тави. – Тогда, на руинах школы, когда мы умирали – ты говорил о мире.

– Разве что на краю смерти это ко мне вернулось. Ну и, кроме того, тогда я рассказывал предысторию, вспоминал, какими мы были… И вот я нашел. Их тела. А с ними и что-то еще. Но я не знаю, что это, не понимаю, что мы видели там на дне. Не потому, что у нас мало информации, а потому что я все это время упускал из виду свою первую идею – идею о спасении мира.