Текст книги "Мертвые души"
Автор книги: Николай Гоголь
сообщить о нарушении
Текущая страница: 68 (всего у книги 77 страниц)
“Знаем всё об вашем положении, всё услышали”, сказал он, когда увидел, что дверь за ним плотно затворилась. “Ничего, ничего. Не робейте: всё будет поправлено. Все станем [Все будем] работать за вас и – ваши слуги. Тридцать тысяч на всех – и ничего больше”. [Далее начато: “Как”, вскрикнул Чичиков: “думает<е>]
“Будто”, вскрикнул Чичиков: “и я буду совершенно оправдан?”
“Кругом! Еще и вознагражденье получите за убытки”.
“И за труд…”
“Тридцать тысяч. Тут уже всё вместе – и нашим, и генерал-губернаторским, и секретарю”.
“Но позвольте, как же я могу? Мои все вещи, шкатулка, всё это теперь запечатано, [теперь описано] под присмотром”.
“Через час получите всё. По рукам, что ли?”
Чичиков дал руку. Сердце его билось, и он не доверял, чтобы это было возможно.
“Пока прощайте. Поручил вам <сказать> наш общий приятель, что главное дело – спокойствие и присутствие духа”.
“Гм”, подумал Чичиков: “понимаю – юрисконсульт!”
Самосвистов скрылся… Чичиков, оставшись, всё еще не доверял словам, как не прошло часа [не прошло еще часа] после этого разговора, как была принесена шкатулка, бумаги, деньги – всё [Далее начато: что] в наилучшем порядке. Самосви<с>тов явился в качестве распорядителя, выбранил поставленных часовых за то, что небдительно смотрели, [Далее начато: приказал приставить еще покрепче] потребовал еще лишних солдат для усиленья присмотра, [Далее начато: взошел] взял не только шкатулку, [Далее начато: не только] но отобрал даже все такие бумаги, которые могли бы чем-нибудь компрометировать Чичикова; связал всё это вместе, запечатал и повелел самому солдату отнести немедленно к самому Чичикову в виде необходимых [Далее начато: для зак<люченных?>] ночных и спальных вещей. Так что Чичиков, вместе с бумагами, получил даже и всё теплое, что нужно было для покрытия бренного его тела. Это скорое доставление обрадовало его несказанно. Он возъимел сильную надежду, и уже начали ему вновь грезиться кое-какие приманки: [кое-какие вещи] вечером театр, плясунья, за которою он волочился. Деревня и [Далее было: мирная жизнь] тишина стали казаться бледней, город и [Далее начато: шумная] шум – опять ярче, ясней. О, жизнь!
А между тем завязалось дело размера беспредельного в судах и палатах. Работали перья писцов, и, понюхивая табак, трудились казусные головы, любуясь как художники крючко<ва>той строкой. [Вместо “трудились ~ строкой” было начато: трудились казусные головы. С чувством художника любуясь собственны<м>] Юрисконсульт, как скрытый маг, незримо ворочал всем механизмом. Всех опутал решительно, прежде, чем кто успел осмотреться. Путаница увеличилась. Самосвистов превзошел самого себя отважностью [Далее начато: распоряжен<ий>] и дерзостью неслыханною. Узнавши, где караулилась схваченная женщина, он явился прямо и вошел таким молодцом и начальником, что часовой сделал ему честь и вытянулся в струнку. “Давно ты здесь стоишь?” – “С утра, [Вместо “С утра” было: Четыре часа] ваше благородие”. – “Долго до смены?” – “Три часа, ваше благородие”. – “Ты мне будешь нужен. Я скажу офицеру, чтобы на место тебя отрядил другого”. – “Слушаю, ваше благородие”. И, уехав домой, [Далее начато: а. и уехал второпях; б. и уехав домой ни минуты не медля, сам нарядился жандармом] чтобы не замешивать никого и все концы в воду, сам нарядился жандармом, [Далее начато: прицепил усы, ба<кенбарды>] оказался в усах и бакенбардах, сам чорт бы не узнал. Явился в доме, где был Чичиков, схватил [Вместо “схватил” было: и схвативши] первую бабу, какая попалась, и сдал ее двум чиновным молодцам, докам тоже, а сам прямо явился в усах и с ружьем, как следует, к часовым: “Ступай <1 нрзб.>, меня прислал командир выстоять, наместо тебя, смену”. Обменился и стал сам с ружьем. [Обменился с часовым ружьем] Только этого было и нужно. В это время наместо прежней бабы очутилась другая, ничего не знавшая и не понимавшая. [Далее начато: и непонимавшую] Прежнюю запрятали куды-то так, что и потом не узнали, куда она делась. В то время, когда Самосвистов подвизался [Вместо “подвизался” было: а. работал; б. подвизался; в. воинствовал] в лице воина, юрисконсульт произвел чудеса на гражданском поприще: губернатору дал знать стороною, что прокурор на него пишет донос; жандармскому чиновнику дал знать, <что> секретно проживающий чиновник пишет на него доносы; секретно проживавшего чиновника уверил, что есть еще секретнейший чиновник, который на него доносит, и всех привел в такое положение, что к нему должны все были обратиться за советами. Произошла такая бестолковщина: [Далее было: Пошли в самом деле доносы на доносы] донос сел верхом на доносе, и пошли открываться такие дела, которых и солнце не видывало и даже такие, которых и не было. Всё пошло в работу и в дело: и кто [Далее начато: не рассу<ждал?>] незаконнорожденный сын, и какого рода и званья, у кого любовница, и чья жена за кем волочится. [Далее начато: Такая скандаль<ная>] Скандалы, соблазны и всё так замешалось и сплелось вместе с историей Чичикова, с мертвыми душами, что никоим образом нельзя было понять, которое из этих дел было главнейшая чепуха: оба казались равного достоинства. [Далее начато: Бедный князь Однозор<ов?>] Когда стали, [Когда начали] наконец, поступать бумаги к генерал-губернатору, бедный [Далее начато: Однозор<ов?>] князь ничего не мог понять. [Далее начато: Чиновник] Весьма умный и расторопный чиновник, которому поручено было сделать экстракт, [сделать извлечение] чуть не сошел с ума. Никаким образом нельзя было поймать нити дела. Князь был в это время озабочен множеством других дел, одно другого неприятнейших. В [Далее начато: губернии] одной части губернии оказался голод. Чиновники, посланные раздать хлеб, как-то не так распорядились, как следовало. В другой части губернии расшевелились раскольники. Кто-то пропустил между ними, что народился антихрист, который и мертвым не дает покоя, скупая какие<-то> мертвые души. Каялись и грешили и, под видом изловить антихриста, укокошили не-антихристов. [Далее начато: Мужики] В другом месте мужики взбунтовались против помещиков и капитан-исправников. Какие-то бродяги пропустили между ними слухи, что наступает такое время, что мужики должны <быть> помещики и нарядиться во фраки, а помещики нарядятся в армяки и будут мужики, [что мужики должны <быть> помещики, а помещики мужиками] и целая волость, не размысля того, что [Далее начато: а. если слишком; б. не над кем тогда быть помещиками, капит<ан->исправниками, если все станут капитан-исправники] слишком много выйдет тогда помещиков и капитан-исправников, отказалась платить всякую подать: нужно было прибегнуть к насильственным мерам. Бедный князь был в самом расстроенном состоянии духа. В это время [Далее начато: вошел к нему старик] доложили ему, что пришел откупщик. [Далее начато: Он приказал] “Пусть войдет”, сказал князь. Старик взошел.
“Вот вам Чичиков. Вы стояли за него и защищали. Теперь он попался в таком деле, на какое последний вор не решится”.
“Позвольте вам доложить, ваше сиятельство, что я не очень понимаю это дело”. [это дело, в котором он попался]
“Подлог завещания, и еще какой… Публичное наказание плетьми за этакое дело”.
“Ваше сиятельство, скажу не с тем, чтобы защищать Чичикова. Но ведь это дело не доказанное. Следствие еще не сделано”.
“Улика. Женщина, которая была наряжена на место умершей, схвачена. Я ее хочу расспросить нарочно при вас”. Князь позвонил и дал приказ позвать ту женщину. [Князь позвонил: “Позвать ту женщину, которая взята”, сказал он вошед<шему>]
Муразов замолчал.
“Бесчестнейшее дело, и, к стыду, замешались первые чиновники города, сам губернатор. [Далее было: Ваше сиятельство, губернатор ведь наследник. Он в праве также иметь притязанье] Но он не должен быть там, где воры и бездельники!” сказал князь с жаром.
“Ведь губернатор – наследник; он имеет право на притязания; а что другие-то со всех сторон прицепились, так это-с, ваше сиятельство, человеческое дело. Умерла-с богатая, распоряженья [Далее начато: хорошего] умного и справедливого не сделала. Слетелись со всех сторон охотники поживиться – человеческое дело…”
“Но ведь мерзости зачем же делать? Подлецы!” сказал князь с чувством негодованья. “Ни одного чиновника нет у меня хорошего: все мерзавцы”.
“Ваше сиятельство, да кто ж из нас, как следует, хорош? Все чиновники нашего города – люди, имеют достоинства [имеют свои достоинства] и многие очень знающие в деле, а от греха всяк близок”.
“Послушайте, Афанасий Васильевич, скажите мне, я вас одного знаю за честного человека, что у вас за страсть защищать всякого рода мерзавцев?”
“Ваше сиятельство”, сказал Муразов: “кто бы ни был человек, которого вы называете мерзавцем, но ведь он человек. Как же не защищать человека, когда знаешь, что он [защищать человека, если он] половину зол делает от грубости и неведенья? Ведь мы делаем несправедливости на всяком шагу [Далее начато: Ваше сиятельство] даже и не с дурным намереньем и всякую минуту бываем причиной несчастия другого. [“и всякую ~ другого” вписано. ] Ведь ваше сиятельство сделали также большую несправедливость”.
“Как!” воскликнул [“Как!” вскрикнул] в изумлении князь, совершенно пораженный таким нежданным оборотом речи.
Муразов остановился, помолчал, как бы соображая что-то, и наконец сказал: “Да вот хоть бы по делу Дерпенникова”. [Далее было: Как, разве я несправедлив?]
“Афанасий Васильевич, преступленье против коренных государственных законов, равное измене земле своей”.
“Я не оправдываю его. Но справедливо ли то, если юношу, который, по неопытности своей, был обольщен и сманен другими, осудить так, как и того, который был один из зачинщиков? Ведь участь постигла ровная и Дерпенникова, и какого-нибудь Вороного-Дрянного, а ведь преступленья их не равны”.
“Ради бога”, сказал князь с заметным волненьем: “вы что-нибудь знаете об этом? Скажите. Я именно недавно послал еще прямо в Петербург об смягчении его участи”.
“Нет, ваше сиятельство, я не насчет того говорю, чтобы я знал что-нибудь такое, чего вы не знаете. Хотя, точно, есть одно такое обстоятельство, которое бы послужило в его пользу, да он сам не согласится, потому <что> через это пострадал бы другой. А я думаю только то, что не изволили <ли> вы тогда слишком поспешить. Извините, ваше сиятельство, я сужу по своему слабому разуму. Вы несколько раз [Далее начато: давали] приказывали мне откровенно говорить. У меня-с, когда я еще был начальником, много было всяких работников и дурных и хороших. [Следовало бы тоже принять во вниманье] [Извините, мне кажется по моему слабому разуму, следовало бы тоже принять во вниманье] и прежнюю жизнь человека, потому что, если не рассмотришь всё хладнокровно, а накричишь с первого раза, запугаешь только его, да и признанья настоящего не добьешься; а как с участием его расспросишь, как брат брата, сам всё выскажет и даже не просит о смягченьи, и ожесточенья ни против кого нет, потому что ясно видит, что не я его наказываю, а закон”.
Князь задумался. В это время вошел молодой чиновник и почтительно остановился с портфелем. Забота, труд выражались на его молодом и еще свежем лице. Видно было, что он не даром служил по особым порученьям. Это был один из числа тех немногих, [тех немногих людей] который занимался делопроизводством con amore. He сгорая ни честолюбьем, ни желаньем прибытков, ни подражаньем другим, он занимался только потому, что был убежден, что ему нужно быть здесь, а не на другом месте, что [и что] для этого дана ему жизнь. Следить, [Далее было: разъяснить] разобрать по частям и, поймавши все нити запутаннейшего дела, разъяснить его, [Далее было: разобрать по частям] это было его дело. И труды, и старания, и бессонные ночи вознаграждались ему изобильно, если дело наконец начинало пред ним объясняться, сокровенные причины обнаруживаться, и он чувствовал, что может передать его всё в немногих словах, отчетливо и ясно, так что всякому будет очевидно и понятно. Можно сказать, что не столько радовался ученик, когда пред ним раскрывалась какая <-нибудь> труднейшая фраза и обнаруживается настоящий смысл мысли великого писателя, как радовался он, когда пред ним распутывалось запутаннейшее дело. Зато [Далее в рукописи пробел. ]
“[Начало фразы в рукописи отсутствует. ] хлебом в местах, где голод, я эту часть [я это дело] получше знаю чиновников: рассмотрю самолично, что кому нужно. Да если позволите, ваше сиятельство, так я поговорю и с раскольниками. Они-то с нашим братом, с простым человеком, охотнее разговорятся. Так, бог весть, может быть, помогу уладить с ними миролюбно. [миролюбно дело] А денег-то от вас я не возьму, потому что, ей богу, стыдно в такое время думать о своей прибыли, когда умирают с голода. У меня есть в запасе готовый хлеб; я и теперь еще послал в Сибирь, и к будущему лету вновь подвезут”.
“Вас может только наградить один бог за такую службу, Афанасий Васильевич. А я [Далее начато: вас не хо<чу?>] вам не скажу ни одного слова, потому что, вы сами можете чувствовать, всякое слово тут бессильно… Но позвольте мне одно сказать [одно слово сказать] насчет той просьбы. Скажите сами, имею ли я право оставить это дело без внимания, и [Далее начато: честно] справедливо ли, честно ли с моей стороны будет простить, мерзавцев”.
“Ваше сиятельство, ей богу, этак нельзя назвать, тем более, что из <них> есть многие весьма достойные. Затруднительны положения человека, ваше сиятельство, очень, очень затруднительны. Бывает так, что кажется кругом виноват человек, а как войдешь, даже и не он”.
“Но что скажут они сами, [что они скажут] если оставлю? Ведь есть из них, которые после этого еще больше подымут нос и будут даже говорить, [даже уверять] что они напугали. Они первые будут не уважать”.
“Ваше сиятельство, позвольте мне вам дать свое мнение: соберите их всех, дайте им знать, что вам всё известно, и представьте им ваше собственное положение точно таким самым образом, как вы его изволили изобразить сейчас передо мной, и спросите у них совета: что <бы> из них каждый сделал на вашем положении?”
“Да, вы думаете, им будут доступны [Далее начато: бла<городнейшие>] движенья благороднейшие, чем каверзничать и наживаться? Поверьте, они надо мной посмеются”. [надо мною же будут смеяться]
“Не думаю-с, ваше сиятельство. У [русского] человека, даже и у того, кто похуже других, все-таки чувство справедливо. Разве жид какой-нибудь, а не русской. [а. Начато: Разве это уж такой; б. Разве уж и не русской, а жид какой-нибудь] Нет, ваше сиятельство, вам нечего скрываться. Скажите так точно, как изволили передо <мной>. Ведь они вас поносят, как человека [Далее начато: который из честолюбия да из желанья] честолюбивого, гордого, который и слышать ничего не хочет, уверен в себе, так пусть же увидят всё, как оно есть. Что ж вам? [Что ж вам их бояться?] Ведь ваше дело правое. Скажите им [Далее начато: не так, как] так, как бы вы не пред ними, а пред самим богом принесли свою исповедь”.
“Афанасий Васильевич”, сказал князь в раздумьи: “я об этом подумаю, а покуда благодарю вас очень за совет”.
“А Чичикова, ваше сиятельство, прикажите отпустить”.
“Скажите этому Чичикову, чтобы он убирался отсюда как можно поскорей, и чем дальше, тем лучше. Его-то уже я бы никогда не простил”.
Муразов поклонился и прямо от князя отправился к Чичикову. Он нашел Чичикова уже в духе, весьма покойно занимавшегося довольно порядочным обедом, который был ему принесен в фаянсовых судках из какой-то весьма порядочной кухни. По первым фразам разговора старик заметил тотчас, что Чичиков уже успел переговорить кое с кем из чиновников-казусников. Он даже понял, что сюда вмешалось невидимое участие знатока-юрисконсульта.
“Послушайте-с, Павел Иванович”, сказал он: “я привез вам свободу на таком условии, чтобы сейчас вас не было в городе. Собирайте все пожитки свои, да и с богом, не откладывая ни минуту, потому что дело еще хуже. [“потому что дело еще хуже” вписано. ] Я знаю-с, вас тут один человек настраивает; так объявляю вам по секрету, что такое еще дело одно открывается, что уж никакие силы не спасут этого. Он, конечно, рад других топить, чтобы не скучно, да дело к разделке. Я вас оставил в расположеньи хорошем, лучшем, нежели в каком теперь. Советую вам-с не в шутку. [Далее начато: что] Ей-<ей>, дело не в этом имуществе, из-за которого спорят люди, и режут друг друга. [из-за которого режут друг друга люди. Если <б> только и всего было, что здешняя жизнь. Тогда что бы за охота <из-за> всякого хлопотать] Точно, как можно завести благоустройство в здешней жизни, не помысливши о другой жизни. [в здешней, не думая о небесной] Поверьте-с, Павел Иванович, что покамест, [Далее начато: не помы<слят?>] брося всё, что из-за чего грызут и едят друг друга на земле не подумают о благоустройстве душевного, имущества, [о благоустройстве собственного душевного имущества. ] не установится [Далее начато: и земное] благоустройство и земного имущества. Наступят времена голода и бедности, как [Далее начато: в обществе или нации] во всем народе, так и порознь во всяком… Это-с ясно. Что ни говорите, ведь от души зависит тело. [ведь душа прежде тела] Как же хотеть, чтобы <шло> как следует. Подумайте не о мертвых душах, а <о> своей живой душе, да и с богом на другую дорогу. Я тож выезжаю завтрашний день. [я тож выезжаю сегодня по делам] Поторопитесь. Не то без меня беда будет”. Сказавши это, старик вышел. Чичиков задумался. Значенье жизни опять показалось немаловажным. “Муразов прав!” сказал он: [Далее начато: а. Нет, в самой деле пора на другую; б. Пора вслед за Муразовым на другую] “пора на другую дорогу”. Сказавши это, он вышел из тюрьмы. Часовой потащил за ним шкатулку, другой – тюфяк , белье. Селифан и Петрушка обрадовались, как бог знает чему, освобожденью барина. [барскому освобожденью] “Ну, любезные”, сказал Чичиков, обратившись милостиво: “нужно укладываться, да ехать”.
“Покатим, Павел Иванович”, сказал Селифан. “Дорога, должно быть, установилась: снегу выпало довольно. Пора уж, право, выбраться из города. [Далее начато: Ступай к каре<тнику>] Надоел он так, что и глядеть на него не хотел бы”.
“Ступай к каретнику, чтобы поставил коляску на полозки”, сказал Чичиков, а сам пошел в город, но ни <к> кому не хотел заходить отдавать прощальных визитов. После всего этого события было и неловко, тем более, что о нем множество ходило в городе самых неблагоприятных историй. Он избегал [избегал даже] всяких встреч и зашел потихоньку только к тому купцу, у которого купил сукно наваринского пламени с дымом, взял вновь четыре аршина на фрак и на штаны и отправился сам к тому же портному. За двойную <цену> мастер решился усилить рвение и засадил всю ночь работать при свечах портное народонаселение иглами, утюгами и зубами, и фрак на другой день был готов, хотя и немножко поздно… [поздно доставл<ен>] Лошади все были запряжены. Чичиков, однако ж, фрак примерил. Он был хорош, [хорош, как следует] точь в точь как прежний. Но, увы, он заметил, что в голове уже белело [белело заметно] что-то гладкое, и примолвил грустно: “И зачем было предаваться так сильно сокрушенью? А рвать волос [Далее начато: уж вов<се>] не следовало бы и подавно”. Расплатившись с портным, он выехал наконец из города в каком-то странном положении. Это был не прежний Чичиков. Это была какая-то развалина прежнего Чичикова. Можно [Далее начато: сказать, что внутри его] было сравнить его внутреннее состояние души с разобранным строеньем, [Далее начато: а. которое; б. из которого еще новое еще не начало строиться] которое разобрано с тем, чтобы строить из него же новое; а новое еще не начиналось, потому что не пришел от архитектора [Далее было: ясный] определительный план, и работники остались в недоуменьи. Часом прежде его отправился старик Муразов, в рогоженной кибитке, вместе с Потапычем, а часом после отъезда Чичикова пошло приказание, что князь, по случаю отъезда в Петербург, желает видеть всех чиновников до едина.
В большом зале генерал-губернаторского дома собралось всё чиновное сословие города, начиная от губернатора до титулярного советника: [до секретаря и титулярного советника] правители канцелярий и дел, советники, асессоры Кислоедов, Красноносов, Самосвистов, не бравшие, бравшие, кривившие [Далее начато: полук<ривившие>] душой, полукривившие и вовсе не кривившие, [Далее начато: а. всё ожидало с любопытством; б. всё ожидало с некоторым; в. Все не совсем спокойным ожидали генер<альского> выхода] – все не без волненья и беспокойства ожидали выхода генерал-губернатора. Князь вышел [Далее начато: покойный, ни сумрачный] ни мрачный, ни ясный. Взор его был тверд так же, как и шаг. [Вместо “взор ~ шаг”: Спокойной твердостью был вооружен его [шаг] взор] Всё чиновное собрание поклонилось, многие в пояс. Ответив легким поклоном, князь начал:
“Уезжая в Петербург, я почел приличным повидаться с вами [с вами повидаться] со всеми и даже объяснить вам отчасти причину. У нас завязалось дело очень соблазнительное. Я полагаю, что многие из предстоящих [из присутствующих] знают, о каком деле я говорю. Дело это повело за собою открытие и других, не менее бесчестных дел, в которых замешались даже, наконец, и такие люди, которых я доселе почитал честными. Известна мне даже и сокровенная цель спутать таким образом всё, чтобы оказалась полная невозможность решить формальным порядком. Знаю даже, и кто главная [пружина] и чьим сокровенным [Не дописано. ] хотя он и очень [он и весьма] искусно [Далее начато: окружил] скрыл, свое участие. Но дело в том, что я намерен это следить не формальным следованьем по бумагам, а военным быстрым судом, как в военное <время>, и надеюсь, что государь мне даст это право, когда я изложу всё это дело. [Далее начато: Когд<а>] В таком случае, когда нет возможности произвести дело гражданским образом, когда горят – шкафы с <бумагами> и, наконец, [Далее начато: посторон<ними>] излишеством лживых посторонних показаний и ложными доносами [и подлыми доносами] стараются затемнить и без того довольно темное дело, я полагаю военный суд единственным средством и желаю знать мнение ваше!”
Князь остановился, как <бы> ожидая ответа.
Всё стояло, потупив глаза в землю. Многие были бледны.
“Известно мне также еще одно дело, [Далее начато: хотя оно еще и не поступило] хотя производившие его [В рукописи: их Далее начато: уверены, что кроме их самих и четырех стен] в полной уверенности, что оно никому не может быть известно. Производство его уже пойдет не по бумагам, потому что истцом и челобитчиком я буду уже сам и представлю очевидные доказательства”.
Кто-то вздрогнул среди чиновного собрания; некоторые из боязливейших тоже смутились.
“Само по себе, что главным зачинщикам должно последовать лишенье чинов и имущества, прочим отрешенье от мест. Само собою разумеется, что в числе их пострадает и множество невинных. [Далее начато: но в таком случ<ае>] Что ж делать? дело слишком бесчестное и вопиет о правосудии. Хотя я знаю, что это будет даже и не в урок другим, потому что на место выгнанных явятся другие, и те самые, которые дотоле [которые прежде] были честны, сделаются бесчестными, и те самые, которые удостоены будут доверенности, обманут и продадут, несмотря на всё это, я должен поступить жестоко, потому что вопиет правосудье. Знаю, что будут меня обвинять в суровой жестокости; но знаю, что те будут еще [Край листа оторван и утрачены середина и окончание фразы. ] те же обвинят [Край листа оторван и утрачены середина и окончание фразы. ] Я должен обратиться таки<м образом> только в одно бесчувственное орудие правосудия, в топор, который должен упасть на головы <виновных>”. [вопиет правосудие. Итак, вы все должны на меня глядеть как на бесчувственное орудие правосудия]
Содроганье невольно пробежало по всем лицам.
Князь был спокоен. Ни гнева, ни возмущенья душевного [ни возмущенья души] не выражало его лицо.
“Теперь тот самый, у которого в руках участь [в руках судьба] многих и которого никакие просьбы не в силах были умолить, [умолить прежде] тот самый бросается теперь к ногам вашим, вас всех просит. Всё будет позабыто, изглажено, прощено; [Далее начато: если вы дадите мне слово] я буду сам ходатаем за всех, если исполните мою просьбу. [Далее было: Просьба моя вот в чем] Вот моя просьба. Знаю, что никакими средствами, никакими страхами, никакими наказаньями нельзя искоренить неправды; [наказаньями неправды нельзя искоренить] она слишком уже глубоко вкоренилась. Бесчестное дело брать взятки сделалось необходимостью и потребностью даже и для таких людей, которые и не рождены быть бесчестными. Знаю, что уже почти невозможно многим идти противу всеобщего теченья. Но я теперь должен, как в решительную и священную минуту, [Далее начато: сделать клич сп<асать?>] когда приходится спасать свое отечество, когда всякой гражданин несет всё и жертвует всем, я должен сделать клич хотя к тем, у которых еще есть в груди русское сердце, и <которым> понятно [и знакомо] сколько-нибудь слово благородство. Что тут говорить о том, кто более из нас виноват. Я, может быть, больше всех виноват; я, может быть, слишком сурово вас принял вначале; [Далее начато: я оттолкнул своею подозрительностью из вас многих] может быть, излишней подозрительностью я оттолкнул из вас тех, которые искренно хотели мне быть полезными, хотя и я с своей стороны мог бы также сделать. Если они уже действительно любили справедливость [любили честь] и добро своей земли, не следовало бы им оскорбиться ни надменностью моего обращения, [Далее начато: не следовало бы им собственные струны собственного честолюбия] следовало бы им подавить в себе собственное честолюбие и пожертвовать своею личностью. Не может быть, чтобы я не заметил их самоотверженья и высокой любви к добру [Далее начато: и не получил бы от них] и не принял бы, наконец, от них полезных и умных советов. Все-таки скорей подчиненному следует применяться к нраву начальника, [Далее начато: а не начальнику] чем начальнику к нраву подчиненного. Это законней, по крайней мере, и легче, потому что у подчиненных один начальник, а у начальника сотня подчиненных. Но оставим теперь в сторону, кто [Далее начато: виноват] кого больше виноват. Дело в том, что пришло нам спасать нашу землю, что гибнет уже земля наша не от [Далее начато: нас самих, а от нашествия] нашествия двадцати иноплеменных языков, а от нас самих; что уже, мимо законного управленья, образовалось другое правленье, гораздо сильнейшее всякого законного. Установились свои условия, всё оценено, и цены даже приведены во всеобщую известность. И никакой правитель, хотя бы он был мудрее всех законодателей и правителей, не в силах поправить зла, как <ни> ограничивай он в действиях дурных чиновников приставленьем в надзиратели других чиновников. [Далее начато: а. По тех пор, покуда всякой из нас; б. По тех пор, покуда всяк из нас не почувствует, что] Всё будет безуспешно, покуда не почувствовал из нас всяк, что он так же, [он точно так же] как в эпоху восстанья [в эпоху всеобщего восстанья] народ вооружался против <врагов?>, так должен восстать против неправды. Как русской, как связанный с вами единокровным родством, одной и тою же кровью, я теперь обращаюсь <к> вам. Я обращаюсь к тем из вас, кто [Далее начато: действител<ьно>] имеет понятье какое-нибудь о том, что [Далее начато: возвышен<ность> мыслей?>] такое благородство мыслей. Я приглашаю вспомнить долг, который на всяком месте предстоит человеку. Я приглашаю рассмотреть ближе свой долг и обязанность земной своей должности, потому что это [Далее начато: мы все] уже нам всем темно представляется, и мы едва [На этом рукопись обрывается. ]
