Текст книги "Искры"
Автор книги: Михаил Соколов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 38 страниц)
Леон, увидев Варю возле лавки и узнав о приезде Алены, удивился, что она приехала с Яшкой. «Может, передумал старый Загорулька и согласился на нашу свадьбу?»– мелькнула у него радостная мысль, и он заторопился домой. Войдя в комнату, он остановился на пороге, шутливо спросил:
– Как же это отец отпустил вас сюда?
– Лева! – воскликнула Алена и бросилась навстречу, но Леон сделал ей знак рукой, чтоб не торопилась.
– Не подходи, запачкаю.
Алена обернулась к Яшке, строго сказала:
– Отвернись! – А когда Яшка отвернулся, поцеловала Леона в щеку.
– Уже? – спросил Яшка, глянув из-за плеча, и расхохотался.
Яшка тепло поздоровался с Леоном, окинул его взглядам с ног до головы и заключил:
– Ничего! Я думал, придешь чумазый, как Федька тогда, – помнишь яблоки?
– А где он сейчас?
– Забрали. Отец сто рублей пожалел.
– А ты как отделался? – спросил Леон, раздеваясь.
– За меня отцовы деньги служат.
Вернулась Варя с покупками, и комната наполнилась таким шумом и веселым говором, что даже маленький Чургин на руках у Алены радостно загугукал.
Леон с удивлением взглянул на лежавшие в углу свертки, коробки, кульки. Яшка, ни слова не говоря, взял один из свертков, разорвал шпагат и, достав хромовые сапоги, отдал их Леону.
– Меряй. Подойдут – твои будут, а нет – переменим, – сказал запросто.
Леон повертел в руках сапоги и хотел вернуть, но, заметив, что Алена пальцем указала себе на грудь, как бы предупреждая: «Это от меня, не вздумай отказываться», – принял подарок.
– Что ж спасибо, я не откажусь.
Яшка вскрыл другой сверток, и в руках его яркими красками зарделся персидский полушалок.
– А это тебе на память о хуторе, – сказал он и отдал полушалок Варе.
– Да ты разбогател, что ли? Видали, купец какой объявился! – засмеялась Варя.
Яшка поставил на стол вино, дорогие закуски, яблоки, груши, конфеты, открыл большую коробку с тортом.
Вскоре пришел Чургин, и Яшка насторожился: как этот шахтер примет его с Аленой? Но Чургин еще с порога шутливо сказал:
– Свадьба, похоже, а невесты не вижу.
И Яшка бойко ответил:
– Договариваются, тайно думают венчаться. Ну, решили обмыть дело.
– A-а, ну тогда надо выпить.
– Яшка! – смущенно прикрикнула на брата Алена.
Яшка вел себя запросто, как давнишний знакомый, хотя у Чургиных был впервые. Но говорил он мало и почти не пил, ожидая, что Чургин начнет неизбежные и неприятные расспросы. Чургин ни о чем не расспрашивал и все внимание уделял Алене: ухаживал за ней, предлагая то ветчину, то икру, наливая вино в ее рюмку. Яшка наблюдал за ним и ничего не понимал. Он был убежден, что Чургин встретит его ядовитыми расспросами о приеме дороховских свах, о выселении Леона из хутора, а ничего этого не случилось. «Думает, что я буду защищать отца, потому и не хочет говорить», – решил он.
Выйдя с Леоном в коридор покурить, Яшка заговорил с ним о свадьбе. Но Леон с первых же слов дал понять, что вопрос о женитьбе на Алене может решать только с ней самой.
Тогда Яшка пошел напрямую.
– Ты мне голову не морочь, Левка, – сказал он, хмурясь. – Я скоро совсем уеду с хутора, и мне надо знать: женишься ты на Аленке или нет?
– Я тебе повторяю: сначала поговорю с Аленой. А ты почему так хлопочешь? – спросил Леон.
– А потому, что у вас без меня ничего не выйдет. Я силу над отцом сейчас имею и могу вам помочь. А уеду – черта с два тогда вам сладить с ним.
Яшка сообщил Леону о своих планах и заключил:
– Тогда мне не до вас будет. По правде тебе сказать, я думку имел взять с собой и тебя, да ты уже работаешь.
– Для чего это ты хотел меня взять, интересно?
– Вдвоем ставить дело, – коротко ответил Яшка.
– Вдвоем? А ты знаешь, сколько у меня капиталу? – усмехнулся Леон.
– Зато у меня есть не одна тысчонка, а будет… много будет, – спокойно ответил Яшка, смотря в темное окно.
Леон исподлобья глянул на его самоуверенное лицо, на новую тройку из черного сукна и недовольно спросил:
– Это что, вместо Семки, выходит?
– Семка – отцов работник, батрак. А ты был бы моим помощником, управителем. Бросай эту чертову шахту и едем. Жалеть не будешь.
Предложение Яшки было так неожиданно, что Леон задумался. Соблазн был велик: он, Леон Дорохов, увидит сытую жизнь, женится на Алене! Да ведь тогда… Да хоть трава не расти тогда в чистом поле! Кончатся все его невзгоды. Он сам со временем может стать богатым человеком. Но какой-то внутренний голос твердил ему: «Нет, неспроста говорит об этом Яшка. Хочет купить за место управителя. А кем управлять? Нашим же братом, бедными мужиками, как отец и Ермолаич. Гнуть, давить их, выжимать последние соки из них, чтобы Яшка мог богатеть? Ловко выйдет».
Леон бросил окурок и решительно ответил:
– Нет, Яков, я не поеду. Мы с тобой разные люди.
– Ну и дурак!
Поздно вечером, возвращаясь из города, Алена и Леон поотстали от Чургиных и Яшки и заговорили о своих делах. Алена еще в хуторе знала о намерении Яшки пригласить Леона к себе на работу и тогда же заявила, что с этим торопиться не следует. «Сперва начни хозяйствовать, а то сманишь Леву с места, а у тебя еще, может, и не получится ничего», – сказала она. Не верила она, что у брата все пойдет гладко. Слишком невероятным казалось ей все то, что говорил Яшка, думая сразу на голом месте, в степи, ставить огромное хозяйство. Поэтому она и одобрила ответ Леона и даже предупредила его:
– Ты поменьше слушай Яшку. Он отцу родному голову заморочил. Такого хитрющего я еще не видала, как Яшка.
– Ну, с Яшкой – дело простое, – сказал Леон. – Меня интересует отец твой. Как он теперь, притих? Может, еще раз попробовать посвататься?
– Притих, – ответила Алена, – да надолго ли? Сейчас Яшка совсем забил ему голову своими планами, только о нем и говорит. Ну, а наше дело ему, сам понимаешь, нож острый.
– Давай повенчаемся без его благословения – неожиданно предложил Леон. – Вот так, в чем идешь.
– Да что же я, босая, голая или богом проклятая? – удивленно спросила Алена. – Кому же все останется приданое, как его два сундука битком набито? И такое скажет!
Леон рассмеялся и обнял ее:
– А брось ты, Аленушка, все это приданое. Давай квартиру завтра искать.
– Без венца я за тебя не пойду, – наотрез отказалась Алена. – Скажут: мол, наделала дел такая-сякая, вот и приходится выходить без родительского благословения.
– Тогда у нас будет вечная карусель. Отец не отдаст, а ты не захочешь выходить без его благословения. Сколько же это тянуться может? Меня и так дядя Василь монахом прозвал, – попробовал пошутить Леон, – а я в монастырь пока не собираюсь.
Алена ревниво посмотрела на него и недовольно сказала:
– Может, приискал какую тут? Ничего, подождешь, не умрешь. Квартиры нет? Нет. Кровати нет? Нет. Обедать – сидеть не на чем? Не на чем. Сколько это надо тебе работать, чтоб купить все? А у меня все стоит готовое. «Карусель!» – обиженно проговорила она, а на уме у самой было: «Не отдаст батя – убегу».
Как ни пытался Леон уговорить Алену согласиться на свадьбу, она твердила свое:
– Подождем. Я от тебя никуда не денусь.
– Хорошо, Алена, – сказал наконец Леон, – я буду ждать.
Когда вернулись домой, Яшка больше для виду стал собираться ехать на постоялый двор, но Чургин предложил им переночевать у него, и Яшка с удовольствием согласился. Он достал еще две бутылки вина, Варя с Аленой приготовили закуску, и все уселись за второй ужин. Поначалу разговор шел о том, о сем, лишь бы время провести, потом. Чургин, как бы шутя спросил Алену, о чем хорошем они договорились с Леоном.
– Из пустого в порожнее переливали, – ответила Алена.
– Так. А я думал, что Леон вам что-нибудь интересное предложит.
– Вы бы поглядели, как они встретились, – вмешался Яшка в разговор, – мне пришлось отвернуться.
– Яшка, бессовестный! – смущенно крикнула Алена.
– Ты не красней, а лучше скажи: будет у вас свадьба? Тут все свои, нечего крыться.
– Будет, – ответил Леон. – Завтра пойдем квартиру мекать и покупать кровать, стол, тарелки, кастрюли и прочее, что требуется по домашности. Так? – обратился он к Алене.
Алена опустила голову и молчала. Всем стало ясно, что они не договорились.
Чургин медленно наполнил рюмки цымлянским вином. Ему и хотелось, чтобы у Леона все хорошо кончилось с Аленой, и противно было родниться с Загорулькиными.
На другой день, когда Яшка собрался ехать, недалеко от квартиры Чургиных остановилась подвода. Сидевший на дрогах человек в казачьем картузе подозвал проходившего мимо шахтера, о чем-то спросил его. Шахтер указал на казарму, и подвода вскоре остановилась рядом с извозчиком, нанятым Яшкой.
Яшка узнал в казаке Егора Дубова.
– Не хочешь признавать, станишник? – спросил Егор. – Где тут Илья Гаврилыч квартирует?
– Вот его окно… А что мне с тобой делить? Это ты с отцом дели, а я тут ни при чем, – криво усмехнулся Яшка и заторопил извозчика.
Егор привез сына, чтобы определить в больницу. Варя уложила мальчика на кровать, пошла в контору и попросила вызвать мужа из шахты. Вскоре Чургин пришел и вместе с Егором поехал в земскую больницу. Доктор Симелов, осмотрев больного, пригласил старшего врача, и после некоторых колебаний они согласились оставить мальчика в больнице. Симелов отозвал Чургина в сторону, тихо сказал:
– Сепсис, общее заражение крови. Может умереть завтра, а может годы тянуть, если острая форма перейдет в хроническую.
Когда возвращались из больницы, Егор вдруг высказал вслух то, о чем не раз сожалел:
– Эх, не встретил я тогда Нефадея. Зарубал бы, как ту собаку!
– И гнил бы теперь где-нибудь в Сибири, в каторжной тюрьме, – сказал Чургин.
Егор безнадежно махнул рукой:
– Один конец для меня, Гаврилыч. Я теперь нагляделся на жизнь эту, как самого она прихватила, на живоглотов наших – Загорулькина да атамана. Сибири не миновать мне.
Чургин молчал. Второй казак из Кундрючевки восстал против атамана и Загорулькина. Сколько еще будет таких?
Глава шестая1
Яшка вернулся в хутор к вечеру, а уже утром следующего дня Нефед Мироныч повез его к поезду на Новочеркасск. Неодобрительно посматривая на его дорогое пальто с бобровым воротником и такую же, в один цвет, бобровую шапку с бархатным верхом, он то и дело пожимал плечами, недоумевая: «Сплю я мертвецким сном, чи в глазах чертики на старости бегают. В толк не возьму: Яшка или боярин какой?» Но тут же с гордостью отвечал себе: «Нет, это Яков, Загорулькина кровь». Продолжая свои наставления он сказал:
– Ты к Игнатовой дочке, гляди, не вздумай заезжать. Еще возомнят, вроде мы перед ними хвост поджимаем.
– Обязательно заеду, – невозмутимо ответил Яшка. – Она может помочь заарендовать землю. Ведь полковник Суховеров – родственник ее воспитателя и при наказном служит. Понимаете вы, что это значит?
– Тогда другое дело, – согласился Нефед Мироныч, – тебе виднее, сынок. А до купцов, с какими у нас дела были, наведайся. – И стал подробно рассказывать, к какому купцу как надо подойти, какие у кого слабости и как следует пользоваться этими слабостями.
Кое-что Яшке показалось заслуживающим внимания, и он записал в книжечку, остановив лошадей: «Купец Крутояров боится своей жены», «Евгения Павловна, жена биржевого маклера Строгова, любит дорогие подарки». Остальное надеялся помнить без записи.
В Новочеркасске Яшка остановился в гостинице «Европейская». Он позавтракал в ресторане и, наняв извозчика, отправился по делам. А дел у него было достаточно. Надо было повидаться со знакомым агентом страхового общества, с новочеркасскими купцами, разведать положение с землей и войсковыми лошадьми в канцелярии наказного атамана, узнать, как обстоит дело с кредитом в банке. Да еще съездить в другие города предстояло. Полмесяца потребовалось ему, чтобы сделать все это. А когда он выяснил, что земли можно приобрести, сколько ему захочется, что лошади Войску Донскому нужны, и казна будет покупать их в любом количестве, он вызвал парикмахера к себе в номер, чтобы привести себя в должный вид перед свиданием с Оксаной.
2
Оксана только что вернулась из гимназии и поливала цветы, когда горничная Феня доложила, что ее хочет видеть господин Загорулькин.
«Яков?! Не может быть! Я же не ответила ни на одно его письмо. Он не осмелится», – подумала Оксана, а у самой сердце затрепетало от радости.
– Проси, – равнодушным тоном сказала она, делая вид, что гость для нее неинтересен, и удалилась в свою комнату.
Тут лишь она дала себе волю.
– Честное слово, у меня щеки горят. Ну да! – глянула она в зеркало. – Но почему? Что такое случилось? Пустяки, просто от неожиданности, – тихо, сама с собой говорила она и опять подошла к зеркалу. – Нет, я волнуюсь. Зачем он приехал? Что ему от меня нужно? Ах, и зачем я познакомилась с ним! Теперь он не оставит меня в покое, – тревожилась она, охваченная предчувствием чего-то неизбежного, неотвратимого, что надвигалось на нее с неодолимой силой.
А Яшка, узнав, что Оксана одна, разделся и смело вошел в гостиную. Феня, приняв от него пальто, котелок и черную трость, вернулась к нему:
– Пожалуйте, проходите. А перчатки отдайте, – улыбнувшись, сказала она и взяла у него из рук лайковые перчатки.
Оглянув тонкую подвижную фигуру горничной, Яшка подумал: «Под хозяйку сделана».
Феня ушла, сказав, что Оксана сейчас будет, и он с любопытством стал рассматривать богатую обстановку. «Ковры, бархат на мебели, как в ресторане. А картин! А цветов!» – удивился он, обводя глазами гостиную.
Вошла Оксана. Она была одета в форменное темносинее шерстяное платье с белым крахмальным воротничком и такими же обшлагами. Платье сидело на ней хорошо, было ей к лицу, и Яшке показалось, что она стала еще красивее, чем была прежде.
– Здравствуйте, Оксана Владимировна! – несмело сказал он, поклонившись. – Извините, что не предупредил.
– О, да вы настоящий городской щеголь, Яков! – воскликнула Оксана, назвав его, по привычке, только по имени, и быстрым взглядом окинула его с ног до головы. «Откуда это у него появилось вдруг?» – подумала она, видя, что неожиданный гость был одет безукоризненно.
– Странно вам кажется? – спросил Яшка и посмотрел на свои шевровые ботинки, на разутюженные темносерые брюки в полоску.
– А вот это уже по-хуторскому – осматривать самого себя в присутствии посторонних, – заметила Оксана и пригласила его сесть на диван.
Яшка осторожно прошел возле цветов, в уме чертыхнулся: «Вот понатыкано – и не пройдешь».
– Что это вы раздушились, как барышня?
– За пять целковых цырюльник опрыскал меня со всех сторон, а голову вымыл какой-то зеленой духовитой водой, – простодушно ответил Яшка.
Оксана весело рассмеялась:
– От сердца сказано!
Она взглянула сбоку на его выбритое, припудренное лицо, на хорошо сшитый дорогой костюм и высокий крахмальный воротничок с отвернутыми кончиками и, точно не замечая в нем перемены, спросила:
– За чем хорошим в наш город пожаловали, Яков Нефедович? – И тут же подумала: «Совсем другим человеком стал. Удивительное превращение!»
– Приехал я по делам, Оксана Владимировна, – серьезно заговорил Яшка, доставая серебряный портсигар с золотой монограммой. – Довольно мне киснуть на хуторе, думаю заняться своим делом! Служить я не пошел, и теперь моя дорога попрямела.
– Как же вам удалось отделаться от службы? Вы же казак. Курить здесь нельзя: цветы.
– Извините, – Яшка улыбнулся и посмотрел на цветы, – не знал, что им вредно… Как отделался? Деньги лучше человека служат, Оксана Владимировна. Вот думал взять в дело и вашего брата, да он… – некстати напомнил он о Леоне, думая сообщить о своем предложении, но, взглянув на лицо Оксаны, осекся.
Оксана по-чужому холодно посмотрела на него, и на бледном лице ее вспыхнул румянец.
– Ваш отец… – начала она, вспомнив рассказ брата, и, не досказав свою мысль, молча поднялась с дивана и пересела в кресло-качалку.
Яшка встал, прошелся по комнате, заложив руки назад и наклонив голову. Остановившись перед Оксаной, твердо сказал:
– Отец мой, Оксана Владимировна, грубый, темный человек. Сам не живет и другим не дает. Обидит другого на всю жизнь или совсем разорит, а сам наживет копейку. Чего о нем толковать?
«Яшка. Тот же Яшка – и не тот», – думала Оксана, поглядывая на него снизу вверх. А он говорил:
– Признайтесь, Оксана Владимировна, вы и обо мне так думали. Хуторской парень, неученый, грубый. Чего можно ждать от него? Женится – не переменится, будет таким же как и его отец Загорулька. Думали вы так обо мне?
– Не совсем, но кое-что в этом роде.
– Так я вам прямо скажу: ничего в этом роде у меня скоро и в помине не останется.
Оксана пожала плечами, улыбнулась, не зная, что возразить.
– Вот. Знаете ли, зачем я приехал к вам? Не знаете, а думаете, что знаете.
Оксана действительно думала, что знает, зачем он приехал, и с недоумением смотрела на него, покачиваясь в кресле. Ее начинали забавлять эти своеобразные повороты мысли у Яшки.
– Вы думаете, я опять буду говорить вам о своих чувствах? Нет, – продолжал он, осторожно обходя листья пальмы и избегая встречи с недоумевающими глазами Оксаны. – Я сказал вам один раз об этом и больше говорить не буду.
– Спасибо за откровенность! – насмешливо воскликнула Оксана, а в голосе ее прозвучала обида.
– Да, не буду, – грубо сказал, как отрубил, Яшка. – Но знайте: замуж ли выйдете вы, учиться ли будете, где бы вы ни были, хоть на краю света, я все равно найду вас. И как бы вы сейчас ни относились ко мне, со временем вы будете моей.
Оксану точно кипятком обдало. Вскочив с качалки, она готова была тотчас же выгнать Яшку, но… нравился он ей своей дерзкой смелостью. И она, подавив в себе вспышку гнева, укоризненно сказала:
– Вы забываетесь, Яков! Низко, нечестно говорить так. Извинитесь, или… или я…
Яшка закусил губу, подошел к ней и, наклонив голову, виновато промолвил:
– Простите, Оксана Владимировна, я ничего от вас не требую. Рано мне, простому хуторскому парню, требовать. Но я надеюсь, что в скором времени вы узнаете и поймете меня лучше. Может быть, со временем я смогу сказать о своем отношении к вам не таким грубым языкам, – закончил он и опять вынул из кармана портсигар. Но, коснувшись головой листа пандануса, зло посмотрел на него, спрятал портсигар и сел на диван.
Оксана чувствовала, как в груди ее неистово стучит сердце. Любит она Яшку? Нет. Не хочет больше слушать его? Хочет. Не зная, что ответить ему, она холодно спросила его:
– Скажите, Яков, что вам от меня нужно?
– Ваша поддержка на первых порах, – глядя ей прямо в лицо, ответил Яшка, теперь уже боясь обронить лишнее грубое слово. – Прошу вас познакомить меня с военными людьми, прежде всего с полковником Суховеровым.
Оксана опять с изумлением посмотрела на его:
– Зачем это вам?
– Мне нужно заарендовать пять тысяч десятин земли. Не у него, конечно, но не без его помощи.
Некоторое время Оксана колебалась. Все было так странно и неожиданно. Но сна не привыкла много раздумывать и быстро согласилась.
– Хорошо, предположим, я познакомлю вас, вы будете иметь свои тысячи десятин, если это знакомство поможет вам. А дальше? Что вы будете делать с таким количеством земли? Вы один?
Яшка улыбнулся, опять достал портсигар.
– В люди выбиваться буду, Оксана Владимировна. Да, разрешите мне закурить, пожалуйста! Ведь это пытка!
– Курите. Вы этого рыбака видите? – указала Оксана на одну из картин, которыми были увешаны стены гостиной.
– Вижу.
– И вы ничего не находите там опасного?
Внимательно рассматривая картину, Яшка заговорил, тщательно взвешивая слова, боясь сказать какую-нибудь глупость:
– Не нахожу. Немного опасно: одинокая лодка, в ней один человек, кругом бурное море… Но он выберется отсюда. Видите, как вздулись его мускулы, как он смело глядит вперед? Ей-богу, выберется! – убежденно заключил он и, жадно глянув на Оксану, подумал: «Даже когда сердится, и то красивая», – а вслух продолжал: – Вы сравниваете меня с этим рыбаком? Нельзя. Моя лодка понадежней будет, ее такие волны не разобьют…
3
С лестницы донесся приятный низкий голос Чургина:
– Куда же она спряталась? Целоваться собрался, а ее нет.
Оксана выбежала из гостиной, смеясь и восклицая:
– Ура! Шахтеры прибыли! Подземная сила.
– Пока именно подземная! Но может стать и надземной. Ну, давай целоваться, сестра!
– Да, да, конечно! Если у вас все такие, так вы там и земную кору головами продырявите скоро. Наклонись, а то я не достану. Боже мой, да ты растешь, что ли? – радостно щебетала Оксана.
Яшка, совсем было посмелевший, притих. Что за совпадение? Надо же было именно сейчас приехать Чургину!
– О! И вы здесь, Яков Загорулькин? – удивленно воскликнул Чургин, входя в гостиную. – Я думал, что у вас дела только к Леону.
– Вы разве знакомы? – спросила Оксана, не понимая Чургина, но Яшка поспешил разъяснить:
– Мы с сестрой на днях были у них. А разве Оксана Владимировна не такая же знакомая мне, как Леон? – спросил Яшка, дружески протягивая руку Чургину.
– А уж это я не знаю. – Чургин измерил его ироническим, острым взглядом, покачал головой. – Сразу видно, что молодой Загорулькин. Папаша проще выглядит.
– То папаша, а то я!
– А это не имеет значения, – холодно сказал Чургин и отвернулся к Оксане.
Яшка был смущен. Чургин так хорошо принял его у себя, и вдруг эта перемена, этот пренебрежительный тон. Зло взяло Яшку, и он с обидой в голосе сказал:
– И вы меня не понимаете, Илья Гаврилович. Я бы моего отца… Видите ту картину? – указал он на «Боярыню Морозову». – Вот так бы, на санки – и в сторону.
– Это что же, в тюрьму или в землянку, под домашний арест, чтобы не мешал вам стать более крупным хищником?
Яшка кинул на него яростный взгляд и твердо проговорил:
– Я считаю вас умным человеком, Илья Гаврилыч, и думаю, что вы не будете ставить меня в один ряд с отцом.
– Наоборот, я ставлю вас впереди вашего отца, – возразил Чургин. – И готов биться об заклад, что вы далеко пойдете.
– Да вы же меня совсем не знаете! Я собираюсь… Э-э, да что вам толковать! – с горечью махнул Яшка рукой и быстро пошел к выходу, не попрощавшись.
Оксана заторопилась проводить его, сочувственно шепнула:
– Не обижайтесь, Яков. Илья хороший человек. Приходите завтра.
Когда она вернулась, Чургин с укором посмотрел на нее. «Влюбится. Ей-ей, он влюбит ее в себя», – подумал он и спросил:
– Зачем он приезжал к тебе? В любви объяснялся?
– Нет, так, зашел повидаться, – уклончиво ответила Оксана, а о просьбе Яшки познакомить его с полковником Суховеровым умолчала.
– Я уже Леону говорил и тебе повторяю: этого молодца сторониться надо, сестра.
Оксана подавила в себе смущение и перевела разговор на другое.
– А ты опять к «учителю» приезжал? – спросила она, тревожно заглядывая в глаза Чургину.
– К учителю, милая.
Чургин рассмеялся, поднял ее и закружился вместе с нею.
– Ух ты, родной мой колокольчик! А ну, спой мне «Папироску». Постой, я сам. – Он поставил Оксану на ноги, сел к пианино и, ударив по клавишам, басом запел:
Ой да папироска, друг мой тайный…
– Неразлучный! – прервала Оксана и, сев за пианино, заиграла и запела сильным звонким голосом:
Ой да папироска, друг мой неразлучный,
Что же ты не тлеешь, что ты не горишь?
Ой да добрый молодец убит горем, скучный,
Оттого ль не куришь, речь не говоришь?
Ульяна Владимировна должна была скоро вернуться со службы, и Чургин заторопился переговорить с Оксаной наедине. Пригласив ее в кабинет Задонскова, он уселся на кожаном диване и озабоченно спросил:
– Тебя тут замуж, кажется, отдавать хотят? Мне Леон все рассказал. Как у тебя отношения с семинаристом?
Оксана неохотно рассказала о домогательствах Овсянникова.
– Ты любишь его? Или любила? Почему он бывает у вас? – допытывался Чургин. – Вот и Яшка теперь начнет мутить твою душу. Что у тебя: воли нехватает прогнать и того и другого?
Оксана долго молчала. Она еще и сама не разобралась в своих чувствах, и вопросы Чургина застали ее врасплох. Но ей надо было что-то ответить, и она ответила:
– Яков – этот просто признался, что любит и ничего не требует, сейчас по крайней мере. А Виталий – тот буквально преследует меня, торопит с ответом на свое предложение и недавно наговорил мне такое, что страшно стало за него и за себя. Мама настаивает, чтобы я приняла его предложение, а я к нему теперь почти совсем равнодушна.
– Почти. Значит, жалеешь?
– Да.
– И Яшку?
– И Якова, – чистосердечно подтвердила она.
– Плохи дела, сестренка. У Виталия ничего не получится, это ясно. Но от Яшки ты так просто не отделаешься. И ты что-то не договариваешь, милая, – задумчиво проговорил Чургин. Ему пришла в голову мысль, что если бы Оксана была к нему ближе, он сумел бы вырвать ее из-под влияния Ульяны Владимировны, и он предложил: – А что, если ты переедешь к нам? Учиться можно и у нас, в Александровске.
– Как, совсем? – спросила Оксана, широко раскрывая глаза.
– Совсем.
– То есть порвать с мамой?
– Почти что так.
Оксана опустила голову.
– Нет, Илюша, этого сделать я не могу. Неудобно, нехорошо так поступать. Она меня воспитала, дала образование. Нет, нет, ты не требуй от меня этого. Я не могу итти на такой шаг. Лучше как-нибудь по-другому. Ну, поговорить с ней, с мамой. Она поймет.
– Жаль. Ну, тогда я испробую еще одно средство.
В гостиной послышался голос Ульяны Владимировны, и Чургин поспешно сказал:
– Я поговорю с нею сам.
Дверь отворилась, и на пороге гостиной показалась Ульяна Владимировна.
– A-а, Илья Гаврилович! Забыли вы нас, совсем забыли, – приветливо заговорила она, идя навстречу Чургину. – Здравствуйте, здравствуйте, дорогой!..
4
За чаем Ульяна Владимировна и Чургин вели разговор в самом непринужденном тоне, и Оксана удивлялась: люди терпеть друг друга не могут, а со стороны посмотреть – друзья.
Ульяна Владимировна ожидала, что Чургин будет говорить о предложении Овсянникова, и мысленно готовилась к этому. Она только что советовалась с братом, полковником Суховеровым, просила его помочь воздействовать на Оксану, убедить ее, что лучшего жениха ей и искать не надо. Суховеров не любил попов, но согласился поговорить с Оксаной. И вот приехал этот шахтер. Как это отзовется на Оксане и чем может кончиться?
– Ульяна Владимировна, мне необходимо поговорить с вами, – сказал Чургин, вставая из-за стола.
– Я к вашим услугам, Илья Гаврилович, – с любезной миной проговорила Ульяна Владимировна и пригласила Чургина в кабинет, а когда он вошел, закрыла дверь и устало опустилась в глубокое кресло.
Чургин сел на диван, закурил и, выпустив изо рта колечко дыма, сказал тихим, ровным голосом:
– Ульяна Владимировна, скажите: что это у вас за срочная необходимость выдавать Оксану замуж? Ведь это ни вам, как матери, ни нам, родственникам, ничего не даст, кроме разве того, что Оксана вечно будет корить нас. Право, я не вижу никакой нужды мешать ей продолжать образование.
– Вы напрасно беспокоитесь, Илья Гаврилович. Неужели вы допускаете, чтобы я, мать, желала худа своей дочери?
– Не допускаю. Именно поэтому мне и непонятно, зачем вы требуете от Оксаны, чтобы она оставила ученье и приняла предложение Овсянникова.
– Да, но ведь я уже согласилась с Ксани отложить решение этого вопроса до окончания гимназии.
– Но после гимназии Оксана поедет на курсы. Неужели Овсянников согласится ждать еще четыре года?
– Насколько мне известно, Виталий нравится Оксане, и нам с вами неудобно решать такие вопросы за них, – уклончиво проговорила Ульяна Владимировна.
– А мне известно, что он не так уж нравится ей, и тут уже вам действительно не следует решать за нее, – грубовато ответил Чургин.
Ульяна Владимировна, теряя терпение, сказала:
– Мы спорим преждевременно. Ксани окончит гимназию, тогда видно будет: захочет – выйдет замуж за Овсянникова, не захочет – не выйдет.
– И вы можете дать слово, что это так и будет?
– Я не понимаю вас, – вставая с кресла, ледяным тоном ответила Ульяна Владимировна. – Вы так говорите, словно я обязана давать вам отчет в своих намерениях и действиях.
Чургин тоже встал, сдержанно, но твердо проговорил:
– Да, что касается Оксаны, обязаны.
– Вы странно себя ведете, милостивый государь. Я мать и я не потерплю, чтобы мне приказывали!
– Успокойтесь, Ульяна Владимировна. Вы воспитательница, а мать ее живет в хуторе. Кстати, я говорю и от ее имени, если угодно. И считаю нужным предупредить: если вы попытаетесь все же выдавать Оксану по каким-либо соображениям замуж, я приеду и увезу ее от вас.
Ульяна Владимировна опустила голову, потерла висок рукой и тихо проговорила:
– Господин Чургин, я прошу вас оставить мой дом. Немедленно Прошу вас. Вон! Вон из моего дома! – вдруг крикнула она, утратив все свое хладнокровие.
Дверь распахнулась, и в комнату вбежала Оксана.
Чургин враждебно посмотрел на Ульяну Владимировну. Лицо его было сурово, брови нахмурились. Еле сдерживая себя, он сказал:
– К вашему неудовольствию, покойник Владимир Владимирович удочерил Оксану, и она является такой же хозяйкой в этом доме, как и вы. Прикажет она мне удалиться – я уйду. Впрочем, мне пора. Все, что я хотел вам сказать, сказано.
– Илюша! Мама! Господи, что произошло? – бросилась Оксана к Чургину, потом к Ульяне Владимировне.
Ульяна Владимировна, отвернувшись, молчала.
Чургин взял Оксану под руку, и они вышли из кабинета.
– Ты должна учиться не только для себя, – прощаясь с Оксаной, сказал Чургин. – Ты – дочь простых людей и никогда этого не забывай, сестра, как бы и кто бы ни пытался отдалить тебя от всех нас, твоих близких.
Оксана опустила голову. Чургин, обняв ее за плечи, заглянул в лицо, молча поцеловал в щеку и пошел вниз по лестнице.
Выйдя из особняка Задонсковых и убедившись, что за ним никто не наблюдает, он направился к Луке Матвеичу. Шел и думал: «Оксана, сама того не зная, постепенно приобщается к нелегальной работе. Удастся или нет привлечь ее к революционной деятельности?» Чургину хотелось, чтобы это удалось, но он трезво смотрел на вещи и мысленно сказал: «Нет, сейчас не удастся. И именно поэтому надо отправить ее в Петербург, а от Луки взять письмо. Там она может решительно повернуть к нам… Да, надо Леоном похвалиться: толковый парень, на лету все схватывает».
