Текст книги "Крыло бабочки (СИ)"

Автор книги: МаККайла Лейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 81 страниц)

А желание жить расцветает, рвется наружу, а механическое сердце внутри надрывается.

И Текна с ужасом признается себе, что ее душат сомнения. Она настолько погружается в собственные мысли, что даже не сразу замечает, как в ее комнате появляется Валтор. Он тяжелым взглядом окидывает ее, а затем произносит с каким-то даже вздохом:

– Я говорил, что так будет.

А Текна не верила. Текна думала, что когда она будет стоять на краю пропасти, ее решимость не пропадет, она сделает шаг и упадет: прямо на дно, на острые камни, которые проткнут ее тело и уставшую-уставшую душу. Но, оказывается, занеся ногу, ты можешь еще и передумать. Засомневаться. Спросить себя: а точно ли оно того стоит?

Это и есть та цель, к которой она шла все это время?

– Ты не хочешь умирать. Твоя решимость угасает, – продолжает Валтор, а Текна цепенеет внутри, не произнося ни слова, – когда мы заключали магический контракт, я спрашивал тебя, уверена ли ты. И что ты мне ответила?

Что уверена. Что решила. Текна помнит и не понимает, как же дошла до того, что начала сомневаться. Почему?

– Это нормально, – говорит Валтор. Текна молча смотрит на него, – ты человек. Ты боишься смерти. И боишься умирать. Нет людей, которых не посещал страх смерти. И если кто говорит, что это не так, что они не боятся, не верь им. Нет таких. Ведь мне, – его глаза странно мерцают, – лучше знать.

Бояться смерти, бояться смерти...

– И рано или поздно это сомнение бы пришло к тебе. Я бы, – он усмехается, – даже удивился, если бы ты по-прежнему не задумывалась об этом.

И действительно. Но Текне от этого не легче. Наоборот, как-то еще ужаснее.

– Но все это, – подчеркивает Валтор, – ничего не меняет. Я говорил. Если ты засомневаешься... И попросишь меня отступить... Я не отступлю. Мы заключили магический контракт, и ты знала, на что идешь. Как и я. Мы оба или я один дойду до самого конца. Ты отдашь, – он смотрит на нее долгим взглядом, – свою душу.

Да. Текна отлично понимает слова Валтора. Совершенно неважно, что ты думаешь, стоя на краю пропасти и занеся ногу для решающего шага. Совершенно неважно, решишься ли ты это сделать. Или твою душу гложат сомнения, и ты, возможно, сможешь передумать и захочешь сбежать. Это совершенно неважно.

Потому что за твоей спиной все равно стоит демон, который толкнет тебя в спину независимо от твоего решения. И ты даже пикнуть не успеешь. Барахтаться уже поздно. Все уже предрешено.

Текна это понимает, и на ее губы возвращается привычная улыбка. А ведь и правда, черт возьми. Каждому свойственно бояться смерти. Вероятно, она будет сомневаться еще не раз. Она и не готова сейчас умирать. И не хочет. Но она с достоинством примет смерть, когда Валтор поможет ей разобраться с клеймом на ее спине. Вот тогда она не отступится. И не будет никаких сомнений.

Цель оправдывает средства. Напрасная, не принесшая результатов смерть – это не ее цель, а вот останавливающая демонический голод, завершающая действие магического контракта – ее.

– Я отдам, – в тон Валтору усмехается Текна, – в свой срок. Когда придет время. И я, – подчеркивает она, – не собираюсь отступать. Мы оба дойдем до самого конца. Особенно ты. И это, – по ее губам бежит странная улыбка, – меня успокаивает.

Валтор удивленно изгибает бровь.

– В конце концов, сейчас такое время... – устало потирает лоб Текна. – Когда быть уверенным можно в очень немногих вещах. А быть не уверенным в демоне, которому ты отдал на съедение свою душу? – она хмыкает. – Это глупо. Я знаю, что ты не отступишься. Не будешь сомневаться. Не станешь давить на мораль или что-то подобное, что я могу еще пожить, принести пользу этому миру, обществу и самой себе, не откажешься от исполнения магического контракта в последний момент.

– Не откажусь, – соглашается Валтор.

– Поэтому я в тебе и уверена. Интересно, что значит состояние, до которого доходит фея... Когда она больше верит злу, нежели добру?

Валтор пожимает плечами. У него нет ответа, как нет его и у Текны. Но зато она постепенно приходит в норму, и приступ сострадания или чего-то еще непонятного, что так трясло ее душу, что заставляло надрываться механическое сердце, проходит. Она снова становится зенитовцем. Хладнокровным, готовым идти по головам, способным бросить любые средства на достижение своей цели... С потрясающе живым сердцем и сильными переживаниями внутри.

– Невероятнейший прагматизм в сочетании с бурлящими эмоциями, – качает головой Валтор, – и как ты существуешь?

– А ты? – Текна смотрит на него, не мигая. – Ты ведь используешь запрещенную магию?

Этот вопрос мучает ее с самой лекции по трансмутационной и запрещенной магии. Но им до сих пор не удалось обсудить что-то наедине, даже нормально поговорить о том, что произошло буквально в самом начале этой недели. Казалось бы, еще вчера был вторник, когда Магикс рушился. А теперь уже воскресенье. Жизнь продолжается.

– Да, – соглашается Валтор, – я помню, вам рассказывали про нее, – кивает он, – все ждал, когда ты задашь этот вопрос.

– Ты ведь заперт... В человеческом теле, – замечает Текна, – получается, твоя же магия вредит тебе? Или нет? Мне интересно. И... – она замолкает на минуту. – Я по-своему волнуюсь.

– Понимаю, – соглашается Валтор, – вообще-то, это было одной из первых вещей, о которых я задумался, когда попал в тело Тимми. Однако все хорошо. Я ведь не стал человеком. И не был им никогда. Да, у меня нет демонического тела. Но остальные три начала: магия, дух и разум... Они остались. И этого вполне достаточно для того, чтобы из тела Тимми ничего не забиралось. Я использую свою магию без риска для себя. Но на всякий случай я все же проверяю себя после каждого использования заклинания.

– Хорошо, – кивает Текна. Она вполне удовлетворена. Это интересно, странно, но, собственно, ожидаемо. – А ты знаешь, что такое Призыв? – вдруг смелеет она.

– А как же, – хмыкает Валтор, – я не раз его танцевал.

Улыбка меркнет на губах Текны. Ну, конечно. Все вокруг, кажется, знают, что это такое, одни лишь Винкс, как обычно, ходят в неведении. И это порой чертовски раздражает.

– Так сейчас происходят события одиннадцатой серии?! – орет Стелла на Мификса.

– Не, уже двенадцатая! – радостно кудахчет Мификс.

– И сколько вышло серий на данный момент?!

– Уже закончился седьмой сезон! А автор придумывал этот диалог, когда еще только Блум своего... Пресвятой Ривви! – зажимает себе Мификс рот рукой. – Я же почти рассказал тебе сюжет!

– И сколько всего сезонов?! – не утихает Стелла.

– Семь же, я сказал! – надрывается Мификс.

Со стороны они, наверное, странно смотрятся. Одна из Винкс, сексапильная блондинка, при которой “каждый обязан извергать свой огненный вулкан любви, даже если его нет”, как авторитетно заявил Мификс, и превращение-проводник в мир Легендариум, орущие друг на друга, размахивающие руками и выясняющие престранные вещи. Например, какой сейчас идет сезон.

– И что ты сказал про Блум?! – Стелла-то, хоть у нее мозги и вынесены все, еще что-то понимает в этом бреде. – Что там за “свой”? Она получит свое сказочное животное?!

– Стелла любит спойлеры, Стелла любит спойлеры! – танцует вокруг нее Мификс. – Ну нетушки, я тебе выдам их только за поцелуйчик моего дражайшего Скайчика!

– Ты что, все его любишь?! – округляет глаза фея солнца.

– Моя любовь к нему не угаснет никогда!!! – визжит и машет руками Мификс, выглядя очень смешно в своем костюме, с блестящими черными волосами, будто бы только что вышел из салона. Сирин машет своей гривой, словно он снимается в рекламе нового шампуня, и проводит рукой по нескольким прядям.

– Дракон, но столько же времени уже... – стонет Стелла.

– Адская женщина, уж тебе ли не знать, что любви неведомы время и расстояние! – прижимает одну руку к сердцу Мификс, а другую тянет вверх, мечтательно закатывая глаза. – Однажды я попаду в беду, и тогда за мной примчится Скай на белом коне, он взмахнет своим сияющим мечом и спасет меня. А затем он подхватит меня на руки, усадит перед собой, и мы сольемся в страстном поцелуе! А потом мы умчимся в закат!

Стелла смачно хлопает себя рукой по лбу. Воистину чудо в перьях. И даже сердиться на такого-то... А ведь до этого она орала на него и за волосы таскала, а он брыкался и кричал, что никому не отдаст ее. А Шайни, щебеча и сверкая, испуганно улетела куда-то прочь, впрочем, бросив при этом предупреждающий взгляд на Стеллу, понятный только ей. Ну еще бы. А фея Шайни прекрасно понимает. Еще бы внутренне не содрогнуться и не испугаться разъяренного сирина, который прыгает на бедное сказочное животное с криком: “Слышь, курица общипанная, ты чего к моему солнышку лезешь?!”

А потом после нескольких минут препирательств Шайни улетела прочь. А Стелла задала Мификсу такую взбучку, что он, как фея надеялась, еще долго от нее не оправится. Сначала тихо, а потом на повышенных тонах она объяснила ему, что Шайни – сказочное животное, что у феи солнца с ней магическая связь, что это не ее новая лучшая подруга и не замена ему, если сирин так уж боится, но пусть он, Дракон его испепели, возьмет себя в руки и засунет свою ревность себе в задницу.

Мификс тоже что-то там кудахтал, а потом, как обычно, заладил про сериал, про то, что сценаристы вообще обнаглели и, похоже, тащат идеи из фанфиков, что... И тут Стелла не выдержала, взяла и спросила его, и какая же там серия-то? А Мификс-то...

– Нет, ну я всегда знал, что ты солнышко! – прыгает вокруг нее Мификс. – Я знал, что ты меня поймешь! Я всегда знал, что однажды ты проникнешься! О-о-о, теперь мы можем присоединиться и вместе ругать сериал! Раньше Винкс были лучше! – бьет себя сирин кулаком в грудь. – Отвечаю! Я олдфаг.

Да-да, именно в этом духе. Стелла сначала подыграла, а теперь устало проводит рукой по лбу.

– Да не верю я во все это! – остужает она пыл Мификса. – Несешь какую-то чушь.

– О нет! Ты ранила меня в самое сердце!!! – обрушивается на колени Мификс, хватается руками за голову и в натуральнейшем смысле убивается. – Как ты могла?! Я ведь верил тебе, я думал...

– Слушай, кончай цирк, – Стелле, если честно, это уже надоело.

У нее есть проблемы и посерьезнее. Например, Шайни, которая втрескалась в Брендона и вьется вокруг него с красными сердечками в глазах. И самое главное, что никак ее не отвадишь, Шайни ей авторитетно заявила, что будет бороться за сердце любимого и не уступит его Стелле! И вот вроде бы между ними магическая связь, особые узы там, а в итоге они соперницы за сердце одного несчастного специалиста. Стелла, в общем-то, особо не беспокоится, но все равно на сердце тревожно как-то. Ну... А вдруг. А...

– Во-о-о-от! – замечает Мификс. – Теперь ты тоже в моей тарелке! А ведь она, в отличие от меня, не ограничена. Вот уведет у тебя Брендона, и будем мы с тобой рыдать, заливая свои чувства виски, пьянея вдрабадан, крича модные песни и посильно изливая друг другу горе...

– О да, особенно ты, особенно опьянешь и вот особенно вдрабадан, – соглашается Стелла.

– А как же?! – подскакивает от нетерпения Мификс. – Вот только представь: ты, с растекшейся тушью, спутанными волосами, смазанной косметикой и разбитым сердцем, рыдаешь у меня на плече, проклиная Брендона, а я, подливая тебе в стакан виски, слушаю тебя и рассказываю, что у меня накопилось на душе, а потом мы напиваемся так, что не замечаем, как...

Тут Мификс поднимает голову. И его вдохновенно-сочинительно-расслабленное выражение застывает на лице.

– Как... – продолжает Стелла, но понимает: что-то не так.

Мификс ее не слышит. Мификс смотрит вдаль, напряженно сверля взглядом какую-то точку. Его лицо меняется. Фея солнца смотрит на него и... Отшатывается. Ненависть. Разрушительная, тяжелая, почти физически ощущаемая ненависть. От улыбки и привычного настроения сирина не осталось и следа.

Стелла, поджимая губы, вглядывается вдаль. К ним приближается какой-то силуэт. По двору Алфеи к ним идет... Стелла чуть прищуривает глаза и... И... Вздрагивает.

Нет, нет, нет... Только не сейчас, только не здесь!

– Приветствую вас, мисс Стелла, – здоровается с ней Флай Аквела, подходя совсем близко. Она спокойна, собрана и холодна.

Стелла стоит, не шевелясь, с замершим сердцем. Ей с трудом хватает сил повернуть голову и взглянуть в сторону Мификса... На которого смотреть жалко. Он похож на разъяренного коршуна. Готов наброситься на Аквелу прямо здесь и сейчас, вцепиться в нее, разорвать и выпотрошить, а потом станцевать от счастья на ее останках. Но по определенным причинам он не может этого сделать. И Стелла помнит, по каким именно.

Впервые они столкнулись с мадам Аквелой в августе. Тогда она не поняла, почему Мификс смотрел на нее с такой ненавистью. Почему растерзать ее одним взглядом готов был. Да и Аквела была не хуже, Стелла потом три дня вспоминала ее выражение лица. Тогда фея солнца просто еще ничего не знала.

Сейчас ведь Баттерфликс сдерживается. Сдерживается... Или... До Стеллы доходит: нет, не сдерживается. От нее тоже исходит ярость. Ледяная, спокойная, убивающая медленно, мучительно, но не менее болезненно. Просто Баттерфликс умеет держать себя в руках. И, вероятно, в прошлый раз никто из них не ожидал встречи. А сейчас...

Сейчас Стелла зажата между двумя трансформациями, связанными магическим контрактом, трансформациями, готовыми убить друг друга на месте. Они едва сдерживают силу: она вьется вокруг них, словно послушный зверь с наточенными когтями. Дай сигнал, и она набросится, уничтожит, растерзает. Две удушающих, невероятно мощных, ментально сцепленных силы. И Стелла ойкает, хватаясь за горло. Ей становится нечем дышать. Она мгновенно сползает на землю, тяжело втягивая носом живительный кислород, но этого не хватает. Кажется, будто ее заперли в тесном помещении. Из которого невозможно выбраться. Кто-нибудь... Помогите!

А трансформации, кажется, заняты своими проблемами, с ненавистью пожирают друг друга взглядом, просто стоя на месте. И ведь их силы – понимает Стелла – достаточно, чтобы разнести всю Алфею. Превращения давят ее, давят своими почерневшими, потускневшими и озлобленными аурами. Стелла дышит уже ртом, но ничего не помогает. Собственная магия загнана в ловушку, она не может вырваться, придавленная сразу двумя мощными волнами.

– Что ты забыла здесь? – шипит Мификс. – Зачем ты пришла? После стольких лет?

– Я спонсирую эту школу. И имею право появляться на ее территории в любое время. Кроме того, мисс Стелла является моей носительницей, – Флай холодна, но она готова рвануть в любую секунду.

– Не лги, бабочка! Не лги! Ты пришла сюда... Ты...

– И за тобой тоже. Я достаточно позволила тебе наслаждаться свободой.

– Ты, – с ненавистью выплевывает Мификс каждое слово, и Стелла дрожит, находясь на грани истерики, потому что понимает, что таким она лучшего друга никогда не видела, – отняла у меня самое дорогое. И тебе все мало.

– А ты, – шипит в ответ Баттерфликс, – все никак не можешь раскрыть глаза.

Стеллу трясет. По щекам катятся слезы. Их магия невыносима, их магия смертоносна. В этот момент фея солнца понимает, что Мификс-то, оказывается, очень много ей позволяет. Орать на него, таскать за волосы, шутливо пинать. Если бы он хотел, чтобы она остановилась... Ривен однажды попробовал ему что-то предъявить. Мификс очень быстро поставил его на место. Стелла сгибается пополам, хватаясь за живот и все ниже склоняя голову к земле. Нет, нет, нет.

– Я увидел достаточно, – холодно сообщает Мификс, хотя его глаза рвут и мечут.

– Ты так и не разглядел самого главного, – таким же ледяным тоном отзывается Баттерфликс.

Дракон, ну дай же сил... Стелла не может издать даже писк. Ей кажется, что эти двое сейчас переубивают друг друга... И ее заодно. До этого дня фея не знала, что такое ненависть, а теперь это чужое чувство волнами гуляет рядом с ней, черными, изящными пальцами с дорогими перстнями гладит ее по щеке и высасывает всякую жизнь. Они бы, возможно, ее задавили. Но в какой-то момент глаза Баттерфликс опускаются вниз и видят ее, дрожащую, слабую Стеллу, свернувшуюся в защитной позе, словно барьером вставшую между ними. И одна из аур сразу же пропадает. Стелла жадно глотает воздух и вскакивает резко, слишком резко, и в глазах на секунду темнеет.

– Мисс Стелла. Я сожалею о том, что вы сейчас испытали. И постараюсь загладить свою вину, – спокойно произносит Флай Аквела, хотя ее глаза по-прежнему выражают ненависть.

– Н-н-ничего... – дрожащими губами сообщает Стелла.

– Ты пойдешь со мной, безумный, – теперь Баттерфликс уже обращается к сирину. Мификс, вечно веселый, шебутной и безбашенный Мификс, теперь стоит с озлобленным лицом и абсолютно пустыми глазами. Он опускает плечи и как-то сильно сутулится, а его жизненная энергия, кажется, угасает. И у Стеллы, даже несмотря ни на что, сердце переворачивается от боли за лучшего друга.

– Мадам Ак... – она затыкается, потому что резкий взгляд Баттерфликс пригвождает ее к месту. Холодный, мечущий молнии. Взгляд... Раненой женщины. Раненой в самое сердце. Тот самый, который Стелла видела уже на лице этой Древней. В ее кабинете.

– Мы уже говорили об этом, мисс Стелла.

– Да, – отвечает Стелла и склоняет голову, закрывая глаза. Ей нельзя вмешиваться. Это не ее дело. И смотреть на это она не хочет. Не хочет, но и не может, однако все же находит в себе силы.

Ее взгляд встречается с пустыми глазами Мификса: такими, каких она прежде никогда не видела. Несколько минут назад он весь горел от ненависти, а сейчас... Сейчас перед ней стоит сломанная трансформация. Не имеющая своей воли. Беспрекословно подчиняющаяся чужим приказам. Мификс избегает взгляда Стеллы, когда послушно следует за Аквелой, исчезая прямо в воздухе. А Стелла остается на месте и еще долго смотрит вдаль, не понимая, что же за чувство блуждает у нее на душе.

====== Глава 40. Любовь, которой нет места в этом мире ======

Когда в одном помещении находятся два Древних, связанных друг с другом любовью, ненавистью или другим потрясающим калейдоскопом чувств, воздух вокруг разве что не искрится. Магия, закручиваясь немыслимыми фигурами, находится на самой грани, как и сами существа, созданные быть первыми, лучшими и единственными. Существа, которых нагло потеснили более слабые, недостойные того, чтобы занимать так много места.

Магия почти трещит, Древние сидят, внешне спокойные, положившие руки на широкие подлокотники кресел. Их пальцы даже не подрагивают. Но глазами... Глазами они неотрывно смотрят друг на друга, и в этом взгляде читается все: и невыносимая страсть, и взаимная потребность, и ненависть, и горечь от долгих веков разлуки, и нетерпение.

Когда в одном помещении находятся два Древних, любивших и не перестававших любить, готовых тут же наброситься друг на друга, когда их магия с треском сплетается, встречая такую знакомую и незабытую силу, в этом помещении становится невероятно тесно.

Когда в одном помещении вместе с такими Древними есть еще и человек, он может просто не выжить. Его может нагнуть, придавить к земле аурой, если первосущества увлекутся и потеряют контроль.

Но – к чести Дафны – она ничем не показывает, что испытывает какой-то дискомфорт. Она спокойна внешне и почти так же внутри. Руки, лежащие на подлокотниках, лишь едва подрагивают, а глаза сосредоточенно следят за тем, как Древние почти уже целый час поедают друг друга взглядом. Сиреникс и Омега. Пара, жестоко разлученная Драконом. И вот теперь они здесь, снова, вместе.

Ледяная планета, в которой бушуют устрашающие страсти, и язвительное превращение, провожающее белую змею долгим взглядом, что выразительнее любых слов. Но точно так же Сиреникс смотрит и на Дафну, и нимфа совершенно не представляет, что же может творится внутри него. Две любви, особенно такие сильные – это много даже для Древнего.

Они говорят. У Омеги поджаты губы, и ей с трудом удается сдерживаться, потому что она не привыкла к такому. Это не цивилизованная Баттерфликс, способная держать себя в руках в любое время и при любых обстоятельствах. Это Омега – воплощение дикой, первобытной мощи, пришедшая из того времени, когда мир постоянно менялся и одновременно с этим был невероятно статичен.

Она рвала и метала час назад, шипела, впивалась губами в змея, который, впрочем, от нее не отставал. Омега готова была глазами прожечь Дафну, заморозить ее и убить, расчленить, искромсать на месте, так сильно дрожали ее руки.

Но Дафна выдерживала все ее взгляды. Искусно пряча едва заметное колебание под сотнями искусственных масок, поджимала губы и шептала так, чтобы слышала лишь эта ледяная змея. “Он – мой. И ты его не получишь”. Омега скалилась, и даже это смотрелось красиво на ее человеческом лице, она почти подскакивала к Дафне, готовая растерзать ее на месте, но в ту же секунду замирала, борясь с собой. Она не привыкла к сдержанности. Не привыкла контролировать свои движения и в чем-то себя стеснять.

Омега шла – ее ничто не могло остановить. Омега говорила – все остальные замолкали. Омега брала – ни одна вещь или живое существо не ускользали от нее. А теперь от нее требуется сидеть ровно на месте и изображать холодную статую, но белой змее невероятно сложно, особенно когда ее глаза светятся такой ненавистью по отношению к Дафне и... Такой нежностью к Сирениксу.

Дафна видела: Сиреникс защищал ее. Незаметно, но выразительно, возникая рядом с нимфой, крепко держа ее запястье, проходясь длинным языком по ее шее и долго смотря на Омегу. Сигнализируя: “Не трогай ее”. И Омега, не сдерживаясь, шипела. А воздух вокруг нее леденел. Но потом она снова возвращалась в привычное состояние.

Необузданная, чужая, нездешняя.

– При других обстоятельствах я убила бы тебя на месте, – сверкая глазами, сообщает Омега Дафне, которая лишь крепче поджимает губы, но показывает, что готова слушать. – Однако Он послал меня сюда по другой причине.

За эти дни Дафна узнала достаточно. Факты, скользящие с невероятным изяществом с чувственных губ Омеги, которые не хотели укладываться в привычную картину мира. Но он уже давно начал сходить с ума, поэтому нимфа уже ничему не удивляется. С тех самых пор, как ее тело было в первый раз выпотрошено змеем.

Омегу оживил Дракон. Оживил для того, чтобы она пришла и смогла закончить одно очень важное дело. В Сирениксе живет две любви. Старая, к Омеге, которая никуда не может деться, и новая, к Дафне, которая медленно раскрывается. Слишком медленно. Но в новом мире любви к белой змее в Сирениксе быть не должно.

– Что за новый мир? – Дафна внимательно следит за Омегой, терзающей ее взглядом и молча признающейся в любви Сирениксу.

– То, что творит Дракон. Я не могу сказать большего, – она чуть проводит языком по губам, и в этом незначительном жесте столько сексуальности, что даже Дафна невольно замирает. – Но тому, что уже отжило, там не место.

Забрать. Омега должна забрать любовь к ней из Сиреникса. Всю, до последней капли, выпить, вернуть обратно тот лед, ту часть себя, что осталась с ним с тех самых времен, когда Дракон обратил ее в планету, когда две змеи были друг в друге. И сделать это можно только одним способом: заняться сексом. Крышесносящим, нечеловеческим в полном смысле этого слова, безудержным, выматывающим, больше напоминающим пытки, чем удовольствие, сексом. Им втроем.

Наверное, Дафна должна бы возмутиться. Наверное, ей нужно кричать или еще по-другому как-то вести себя, но вместо этого она впитывает в себя информацию и с невероятным сожалением смотрит на эту женщину, пусть Древнюю, но женщину, которая жертвует чуть ли не своей сутью – отдает своего мужчину другой, с треском отрывая его от своего сердца, вручая ей, Дафне, на золотом подносе. С ненавистью и безграничной болью в глазах.

Дафна лишь гадает, неужели действительно Дракону нужно было... Разрывать этот прекрасный союз. Неужели не нашлось другого существа, из которого могла бы получиться ледяная планета? Почему именно они?

– Сколько раз? – спрашивает Дафна.

– Достаточно одного, – Омега чуть медлит. – После этого я увижу бабочку.

Дафна вопросительно смотрит на Сиреникса, но тот мягко качает головой, объясняя, что это не та область, куда стоит лезть. Нимфа пожимает плечами. Что ж, она, в отличие от многих, знает, где лучше не делать шаг вперед, а просто постоять на месте. Если ей не нужно этого знать, она не будет пытаться. Но лишь до того момента, пока вселенная не будет грозить жизням ее самых дорогих существ. Тогда Дафна пойдет и против Дракона, если понадобится. На миг, лишь на миг, в ее глазах вспыхивает золотистый огонь, а на губах застывает решительная улыбка. Омега с интересом смотрит на нее.

– Как бы я тебя ни ненавидела, ты дос-с-стойна его... – шипит она. – Но если ты только сделаешь что-нибудь не так... Поверь, я найду способ, как уничтожить тебя. Я вручаю его тебе. И запомни, ценнее его у меня никого нет.

– У меня тоже.

– Ты ведь уже не совсем человек, – чуть склонив голову набок, произносит Омега, и пара прядей падает ей на глаза. Белая змея тут же заправляет непослушную прядь за ухо, чуть касаясь ее пальцами в длинных перчатках до локтя. Она – Омега – элегантна. До безобразного не приспособленная к этому миру, к этой жизни, но, если это потребуется, она выжмет все и впишется. Отсюда и видимая сдержанность, и ледяное спокойствие. Но если Древняя плохо знает эпоху людей, то едва ли она сможет закрепиться здесь.

Омега и не собирается. Она пришла ненадолго. С одной единственной целью. Она согласилась на это, пресмыкаясь перед Драконом и – как подозревает Дафна – из-за любви. Любовь, пожалуй, является главной причиной. Потому что для нее нет хуже, если он страдает. Как и для него. Они сейчас читают эмоции друг друга, как свои. И от этой сильной, словно сотни стальных тросов, болезненной связи как-то странно сжимается сердце и наполняется... Отчаянием. Эти оба слишком долго страдали. Их, не успевших оправиться от ран, столкнули вновь. И снова тот, ради которого она готова добровольно заколоть себя и станцевать на раскаленных углях, если потребуется. Дракон действительно неоднозначен в своих решениях.

Сиреникс непроницаем. Дафна не рискует предположить, что творится у него внутри. Его тянет в две разные, противоположные стороны, к двум женщинам, которые значили и значат для него больше, чем весь Бескрайний Океан. Вот только одну из них он никак не может отпустить, и она сама пришла к нему на помощь, с невероятными усилиями переступая через себя. Дафна не рискует предположить. Как и не рискует дотронуться до него. Она знает, что он останется с ней. Она знает, что не потеряет его. Но какой ценой?

– Теперь ты понимаешь, – проносится у нее в голове.

“Да, – думает Дафна, – теперь понимаю”.

– Как я уже сказала, – Омега обводит каждого из них долгим и выразительным взглядом, – мы должны соединяться втроем. Таким образом я смогу забрать его чувство к себе. И ваша любовь закрепится. Не будет никаких помех, – теперь Дафна знает, кто станет для нее примером истинного мужества. И даже самоотверженности, самопожертвования. Того, чего никогда не понимал Сиреникс.

Нимфа кивает. Чуть дрожа, Омега вскакивает с кресла, которое тут же с громким стуком откидывается назад. Но Древнюю не волнуют такие мелочи, она уже ничего не видит перед собой. В ее голосе скользит злость.

– Сначала я и он... Сначала мы.

Дафна не возражает. Она знает, что им нужно это. А Омега, не замечая ничего перед собой, с рывком бросается на Сиреникса, который тоже поднимается со своего кресла. Омега, бешеная, кровожадная, разъяренная Омега, со всей своей силой прижимает змея к стене, чуть ли не вдавливая в нее. Дафна кладет ногу на ногу и наблюдает за тем, что не так уж и часто увидишь в жизни.

Омега – это одна сплошная ярость. Горькая, холодная, пахнущая мятой и высокими соснами ярость. Восхищающая, трогающая самые дальние грани сознания. Ярость – это красиво. Но только в исполнении этой женщины, горящей безумством, дышащей ненавистью и потрясающе нежной любовью. Острой, терзающей, но несомненно нежной.

– Я ненавижу тебя! – шипит она, сжимая Сиреникса за горло, а тот лишь вглядывается в ее глаза, и всего на миг они застывают, вот так болезненно смотря друг на друга, и в этом выражается вся горечь этого мира. Ее внутренний огонь и его желание вспыхивают, соединяясь, и их губы смыкаются в страстном, чувственном поцелуе.

Она продолжает сжимать его горло, в то время как его руки покоятся на ее бедрах, но она этого словно не замечает. Омега берет, берет свое. То самое, что у нее незаслуженно отняли. Впивается в него губами, словно пытается соединиться с ним, войти, стать одним целым. А потом – Дафна даже не успевает понять, когда произошла смена ролей, – Сиреникс резко проносится по воздуху рядом с нимфой и через секунду уже прижимает к другой стене брыкающуюся, вырывающуюся, шипящую от злости Омегу.

Звучит чуть заметный свист – она дает ему пощечину. А затем еще и еще. Хлещет по щекам, словно пытается вывести из себя, разозлить, как будто прося: “Ну давай. Не стой уже столбом, милый. Покажи, чего ты стоишь”. И вот настает момент, когда Сиреникс резко перехватывает ее руку в черной перчатке, хватая Омегу за запястье. Ее глаза расширяются, но змея не теряется и пытается ударить его изящным коленом прямо в пах, но другой рукой Сиреникс быстро и как-то магнетически проводит по ее ноге, и Омега замирает, следя за этими прикосновениями. Она будто обмякает и призывно смотрит на Сиреникса, чувственно проводя языком по ярко накрашенным губам.

Дафна знает, что женщины смотрят так только в одном случае. Когда они признают над собой власть и готовы подчиниться. “Разрешаю, возьми меня, – говорят они, – пока я разрешаю”.

В глазах Сиреникса скользит змеиная усмешка, и он примыкает губами к открытой шее Омеги, которая прикрывает глаза. Она блаженно вздрагивает, когда он впивается в бледную кожу своими клыками, когда длинным змеиным языком ласкает ее. Но кажется, что Омега становится такой податливой лишь на короткий промежуток времени. Потому что в следующую секунду она с яростным шипением перехватывает инициативу и резко впечатывает Сиреникса в третью стену.

Вот так они и носятся, забывшись, совсем не заботясь о том, что громят один из кабинетов в королевском дворце Домино, не замечают, как бьются огромные вазоны, как опрокидываются столы и падают стулья, шлепаются на пол книги и документы. Каким-то чудом они обходят стороной Дафну, которая, не шевелясь, сидит на стуле и наблюдает за действительно потрясающим зрелищем.

Потому что секс с Древним – это одно. А вот секс Древних – это совсем другое. Даже находясь в человеческом облике, они умудряются двигаться с поразительной скоростью и с невероятной силой впечатывать друг друга в стены, растягивать на горизонтальных поверхностях вроде стола, а главное, заполнять собой весь этот кабинет. Их ауры слишком мощные, слишком невыносимые, и Дафна чувствует легкую тошноту, потому что, находясь на пике, они совершенно ничего не видят вокруг и не сдерживают магию.