Текст книги "Прекрасное далеко"

Автор книги: Либба Брэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 45 страниц)

– Да?

Стены неясно светятся, словно путь нам освещают сотни крошечных светлячков, а позади нас они снова гаснут. Коридор извивается, поворачивает самым затейливым образом.

Голос Энн пробуждает в туннеле эхо:

– Только бы нам не потеряться, Джемма!

– Ты можешь помолчать? – сердится на нее Фелисити. – Джемма, надеюсь, ты не ошибаешься.

– Идемте, идемте, – говорю я.

Мы подходим к какой-то стене.

– Ну вот, тупик, – произносит Энн дрожащим голосом. – Я так и знала.

– Ох, да уймись ты! – рявкает Фелисити.

Но это должно быть здесь. Я не собираюсь отступать. «Высвободи магию, Джемма. Почувствуй ее. Развяжи ее силу».

Не знаю, что это взывает ко мне. Как если бы сами камни пробудились. В стене появляются очертания новой двери, по краям пробивается ослепительный свет. Я толкаю дверь. Она распахивается, выбросив в воздух облако пыли, как будто была заперта долгие века, – и мы ступаем на луг, полный благоухающих роз. Небо над нами ярко-голубое с одной стороны и золотисто-оранжевое, закатное – с другой. Это то самое место, которое так хорошо нам знакомо, но которого мы так давно не видели.

– Джемма, – мурлычет Фелисити; ее переполняет благоговейное ликование. – Мы это сделали! Мы наконец-то вернулись в сферы!

Глава 9

– Как здесь прекрасно! – кричит Фелисити.

Она кружится на месте до тех пор, пока не падает в высокую траву, продолжая хохотать.

– Ох, это самая волшебная, великолепная весна, какую я только видела! – бормочет Энн.

И это действительно так. Длинные бархатные канаты мха свисают с деревьев, их много, они образуют тонкий зеленый занавес; ветви покрыты розовыми и белыми цветами. Мягкий ветерок сбрасывает цветки на нас. Цветы ложатся на мои волосы, их аромат нежен, как сад после дождя. Я растираю цветок между пальцами и вдыхаю запах; я хочу быть уверенной, что это происходит на самом деле, что я не сплю.

– Мы и правда здесь? – спрашиваю я, пока Фелисити закутывается в длинный хвост мха, словно это горностай.

– Да, мы здесь, – заверяет меня подруга.

Впервые за много месяцев в моей душе пробуждается настоящая надежда: если я могу это сделать, если я могу войти в сферы вместе с подругами, значит, не все еще потеряно.

– Но это не наш сад, – говорит Энн. – Где это мы?

– Я не знаю, – отвечаю я, оглядываясь по сторонам.

Высокие каменные плиты, стоящие вроде бы в случайном порядке, напоминают мне о Стоунхендже. Между ними вьется грязная тропинка, уводящая от двери в глубь сфер. Дорожку едва можно рассмотреть, наверное, ею не пользовались очень давно.

– Вон там какая-то тропинка, – говорю я. – Идем по ней.

Когда мы отдаляемся, дверь тает в камнях.

– Джемма! – пугается Энн. – Она исчезла!

Сердце как будто стиснули тугой петлей. Я пытаюсь не потерять рассудок. Шагаю к камням – и светящаяся дверь вновь появляется.

– Ох, слава небесам! – говорю я с облегчением.

– Идемте! – просит Фелисити. – Я хочу увидеть сад. Я хочу…

Она не договаривает.

Мы идем по тропинке между камнями. Несмотря на то что на них оставили множество отметин время и грязь, камни горделиво демонстрируют резные изображения множества женщин. Иные из них молоды, как мы; другие – старые, как сама земля. Некоторые, без сомнения, воительницы, они держат мечи, подняв их навстречу солнечным лучам. Одна сидит в окружении детей и оленят, а ее длинные волосы волнами падают на землю. Другая, одетая в металлическую кольчугу, сражается с драконом. Жрицы. Королевы. Матери. Целительницы. Все возможные качества женщины представлены здесь.

Энн, разинув рот, уставилась на женщину с драконом.

– Как ты думаешь, кто они такие?

– Наверное, они из Ордена, а может, и еще старше, – говорю я.

Я провожу рукой по изображению трех женщин на длинном судне вроде баржи. Та, что слева, совсем молода; та, что справа, немного старше; а в центре высечена старая карга, держащая над головой фонарь с таким видом, словно кого-то ждет. Картина рождает странное ощущение, словно я мельком заглянула в будущее.

– Они удивительны, правда?

– Что в них действительно удивительного, так это то, что на них нет этих чертовых корсетов, – хихикает Фелисити. – Ох, Джемма, давай поспешим! Я просто не в силах уже ждать!

Тропинка ведет нас через поле высокой пшеницы, мимо аккуратных рядов оливковых деревьев и грота, где раньше стояли руны Оракула. И вот наконец мы оказываемся в саду, который привыкли считать нашей территорией.

Как только мы ступаем на знакомую землю, Фелисити бегом бросается вперед.

– Пиппа! – кричит она. – Пиппа! Пиппа, это я, Фелисити! Мы вернулись!

Она заглядывает кругом, за все деревья, за камни.

– Где же она?

Я не в силах признаться, о чем думаю, – наша дорогая подруга Пиппа навсегда потеряна для нас. Или она перешла наконец через реку в мир по другую сторону от нашего, или она связалась с тварями Зимних земель и стала нашим врагом.

Я жду, когда искра магии вспыхнет во мне, но – нет, ничего такого, что было в прошлом, не происходит. Я утратила навыки, похоже.

«Ладно. Начни с чего-нибудь простого, Джемма».

Я хватаю горсть листьев и сжимаю их в кулаке.

А потом закрываю глаза. Сердце начинает биться быстрее, потом меня вдруг охватывает жаром. Вся моя жизнь – весь опыт, все переживания, прошлое и настоящее – молнией проносится сквозь меня. Кровь наполняется чем-то новым. Губы расплываются в восторженной улыбке. И когда я открываю глаза, листья в ладони превращаются в рубины.

– Ха! Посмотрите! – кричу я.

Я швыряю драгоценности вверх, и они сыплются обратно красным дождем.

– Ох, как давно мы не играли с магией!

Энн тоже набирает пригоршню листьев и дует на них. Листья взлетают от ее дыхания и медленно опускаются к ногам. Она хмурится.

– Я хотела, чтобы они превратились в бабочек.

– Эй, дай-ка я попробую!

Фелисити хватает горсть листьев, но как она ни старается, они не превращаются ни во что.

– Почему я не могу их изменить? Что случилось с магией? И как же у тебя получились рубины, Джемма?

– Я просто захотела, и они появились, – отвечаю я.

– Джемма, а ты умна! Ты и правда привязала магию к себе! – говорит она со смесью благоговения и зависти. – Должно быть, теперь вся она до последней капли живет в тебе.

– Похоже, это действительно так, – говорю я, но сама не могу в это поверить.

Я поворачиваю руки ладонями вверх, потом ладонями вниз и смотрю на них так, как будто в первый раз вижу. Но это все те же самые обыкновенные веснушчатые руки, которые всегда у меня были… и тем не менее…

– Сделай что-нибудь еще! – приказывает Фелисити.

– Что, например? – спрашиваю я.

– Преврати вот это дерево в дракона…

– Только не в дракона! – испуганно перебивает ее Энн.

– Или преврати этот цветок в красивого джентльмена…

– Да, это мне нравится, – кивает Энн.

– Ох, честно, Джемма! В тебе ведь теперь целый Храм! Делай что вздумается!

– Хорошо.

У моих ног лежит небольшой камешек.

– Хм… я сейчас превращу его… ну, в…

– Сокола! – кричит Фелисити.

А Энн одновременно восклицает:

– В принца!

Я касаюсь камня и ощущаю, что мы с ним словно стали единым целым; я слилась с землей, стала ее частью. Что-то скользкое ударяется о мою ладонь с громким «ква!». Лягушка, вытаращив большие глаза, оглядывается вокруг, должно быть, потрясенная, что перестала быть камнем.

Энн морщится.

– Я-то надеялась на принца!

– Но ты можешь поцеловать лягушку! – предлагаю я, и Фелисити смеется.

Энн срывает маргаритку и по одному общипывает лепестки.

– Если ты собрала в себе всю силу, Джемма, что это означает для нас?

Смех Фелисити прерывается.

– Ты нам не оставила совсем ничего…

– Но как только мы заключим союз с другими племенами в сферах и ударим по рукам, мы разделим магию…

– Да, но на это могут уйти месяцы, – возражает Фелисити. – А прямо сейчас что?

Энн кладет на колени изуродованную маргаритку. Она не хочет смотреть на меня. Мгновение назад меня переполняла радость. А теперь я чувствую себя ужасно виноватой из-за того, что обладаю силой, а мои подруги – нет.

– Если я – Храм, со всей его магией, – запинаясь, говорю я, – тогда я должна суметь поделиться ею с вами, как делился с нами Храм.

– Я хочу попробовать, – тут же говорит Фелисити.

Она кладет ладонь мне на руку. Ее жадные пальцы греют сквозь рукав, и мне хочется стряхнуть их. Я ведь не знаю, что будет, если я передам часть магии Фелисити; не останется ли мне слишком мало? Не захватит ли она сама еще больше?

– Джемма? – произносит Фелисити.

В ее глазах горит такая надежда – я была бы последней дрянью, если бы отказала подругам.

– Дай мне руки, – говорю я.

Через секунду мы крепко держимся за руки. Я чувствую притяжение, почти изысканную боль. Как будто мы стали одним человеком. В моей голове звучат обрывки мыслей Фелисити. Свобода. Сила. Пиппа. «Пиппа» – самое сильное желание, и я ощущаю тоску Фелисити по утерянной подруге как глубокую рану. Мы разъединяем руки, и мне на мгновение приходится прислониться к дереву.

Фелисити широко улыбается.

– Я ее чувствую! Я ее чувствую!

Поверх ее ночной сорочки появляются сияющие доспехи. Волосы Фелисити свободно падают. В руке возникает лук. На другой сидит сокол.

– Ох, если бы все эти старые тетки видели меня сейчас!

Она начинает говорить важным, властным тоном:

– Боюсь, леди Рэмсботтом, что, если вы еще раз бросите на меня презрительный взгляд, мне придется велеть моему соколу сожрать вас!

Энн глядит с надеждой.

– Что ж, давай руки, – говорю я.

И вот Энн уже смотрит на собственные руки так, словно не в силах поверить в чудо, произошедшее с ее кожей.

– Я опять чувствую себя живой, – говорит она, смеясь сквозь слезы. – Я как будто умерла уже внутри, но теперь… Ох, ты сама-то чувствуешь?

– Да, – киваю я, дрожа от волнения. – Да!

Энн создает для себя средневековое платье из золотой ткани. Она похожа на принцессу из волшебной сказки.

– Энн, ты прекрасна! – восклицаю я.

Мне хочется, чтобы эта ночь никогда не кончалась.

Фелисити отпускает сокола. Он взлетает все выше и выше, парит, описывая над нами круги. Сокол свободен, и даже сами небеса не могут его остановить.

Река звоном струй заявляет о появлении чего-то нового. Огромный корабль, поскрипывая, качается на волнах. На носу – здоровенное пугающее существо с зеленым лицом, желтыми глазами и массой шипящих змей на голове. Горгона!

– Горгона! – кричу я. – Горгона, это я, Джемма! Мы вернулись!

– Приветствую тебя, высокая госпожа, – откликается горгона шипящим низким голосом.

В ее глазах я не вижу ни удивления, ни радости. Она прижимается к поросшему травой берегу и опускает борт-крыло, чтобы мы могли подняться на палубу. Доски – серые, потрепанные водой и временем. Вдоль поручней висят серебристые сети, путаница веревок. Корабль велик, но тускл, грязен. Много веков назад гордая воительница была заключена в этом корабле в наказание за участие в бунте против Ордена. Теперь она вольна покинуть свою тюрьму, но пока что этого не сделала.

– Мы ждали тебя раньше.

– Я не могла войти в сферы с тех пор, как мы виделись в последний раз. Я уже боялась, что никогда сюда не вернусь. Но наконец-то мы здесь, и, ох, горгона, ты как, в порядке? Ну конечно, у тебя все хорошо!

Меня переполняет радость, потому что ко мне вернулась магия. Я ощущаю, как она горит в крови. Да, мы наконец-то вернулись в сферы. Мы вернулись домой.

Я осторожно пробираюсь на нос корабля и усаживаюсь рядом с зеленым лицом горгоны. Змеи на ее голове раскачиваются взад-вперед, наблюдая за мной, но не пытаются напасть.

Горгона прищуривает глаза, всматриваясь в горизонт.

– Сферы в последние дни странно затихли. Я ничего не слышала о тварях Зимних земель.

– Я бы подумала, что это хорошая новость.

– Хотелось бы мне, чтобы это было так… – бормочет горгона.

– А как Пиппа? – спрашиваю я тихо, чтобы меня не услышали Фелисити и Энн. – Ты ее видела?

– Нет, – отвечает горгона, и я сама не понимаю, то ли мне легче от этого, то ли я испугалась. – Я весьма обеспокоена, высокая госпожа. Такого не бывало – чтобы так долго не было новостей о тех тварях.

Воздух напоен цветочными ароматами. Река нежно напевает, как всегда. Магия горит во мне с такой сладкой яростью – представить невозможно, что может случиться плохое.

– Может быть, они сдохли, – предполагаю я. – Или наконец перешли на другую сторону.

Змеи приподнимаются и сворачиваются кольцами на массивной голове горгоны, их розовые язычки то и дело высовываются из маленьких безжалостных пастей.

– Я что-то не видела ни одной души, пересекающей реку.

– Но это не значит, что они ее не переходили. И вполне может быть, никому больше не нужна помощь.

– Может быть, – шипит горгона, но на ее лице по-прежнему тревога. – Впрочем, есть и другие неотложные дела. Филон тебя ищет. Лесной народ не забыл твоего обещания заключить с ним союз, взяться за руки перед Храмом, чтобы получить частицу магии. Отвезти тебя к ним прямо сейчас?

Я провела в сферах не более получаса, и на меня уже навалились обязательства.

– Мне кажется…

Я оглядываюсь на подруг, набирающих пригоршни лепестков и подбрасывающих их; лепестки падают, превращаясь в серебряные снежинки.

– Не сию минуту.

Желтые глаза горгоны пронзают меня насквозь.

– Ты не хочешь делиться магией?

Я спрыгиваю на берег, наклоняюсь и всматриваюсь в свое отражение в реке. Оно тоже внимательно смотрит на меня. Похоже, даже оно чего-то от меня ждет.

– Горгона, я ведь думала, что все потеряла. Я только что вернулась сюда. Мне нужно исследовать сферы и магию, разобраться, определить наилучший курс, – медленно говорю я. – И мне необходимо сделать то же самое в моем мире. Мне хочется помочь друзьям, изменить нашу жизнь, пока мы можем это сделать.

– Понимаю, – говорит горгона, но я не знаю, что она при этом чувствует.

Огромное существо чуть слышно ворчит:

– Есть и другие причины для опасений, высокая госпожа.

– Что ты имеешь в виду?

– Никогда до сих пор не было такого, чтобы всю магию удерживал кто-то один. Должно быть равновесие между хаосом и порядком, тьмой и светом. Но после того, как ты привязала к себе всю магию Храма, в сферах нет равновесия. Такая сила может изменить тебя… и может изменить саму магию.

Радость испаряется. Я бросаю в реку маленький камешек. По моему отражению кругами бегут волны, искажая лицо так, что я его не узнаю.

– Но если я удерживаю всю магию, то другим просто нечего взять, – я высказываю мысль, только что пришедшую в голову. – И сферы могут наконец оказаться в безопасности. Но…

Я гляжу на Энн, которая срывает с дерева листок и легким дуновением превращает его в бабочку.

– Но я не стану удерживать ее долго.

– Это обещание? – шипит горгона, ее желтые глаза смотрят на меня в упор.

– Да, я обещаю.

Горгона встревоженно окидывает взглядом горизонт.

– Мы слишком многого не знаем о Зимних землях, высокая госпожа. Так что лучше заключить союз, и побыстрее.

Мне непонятен страх горгоны. Я до сих пор ничего подобного в ней не замечала.

– Скажи Филону…

Я умолкаю. Что я могу передать Филону? Что мне нужно время? Что я ни в чем не уверена, кроме того, что счастлива в сферах… и пока не готова расстаться с этим счастьем?

– Скажи ему, что мы обсудим этот вопрос.

– Когда? – настойчиво спрашивает горгона.

– Скоро.

– Как скоро?

– Как только я вернусь, – быстро отвечаю я.

Мне хочется присоединиться к подругам.

– Я буду ждать твоего возвращения, высокая госпожа.

С этими словами горгона закрывает глаза и засыпает.

Мы играем долгие часы, магия свободно плывет в наших телах, кажется, будто нам принадлежит само время. Надежда, дремавшая в каждой, оживает и расцветает, кружатся головы от радости и возможностей, которые дала магия. Фелисити лениво раскачивается на качелях, которые соорудила себе из мягких, густо поросших листьями виноградных лоз. Лозы ласкают ее, а она касается пальцами ног бархатной травы.

– Если бы только мы могли показать миру всю глубину нашей силы… – медленно произносит она, улыбаясь.

Энн срывает одуванчик, высунувшийся из высокой травы.

– Я бы тогда очутилась на сцене, рядом с Лили Тримбл.

Я поправляю подругу:

– Тогда Лили Тримбл умоляла бы тебя разрешить ей встать рядом с тобой!

Энн драматически прижимает руки к груди.

– Жизнь есть обман!

– Браво!

Мы с Фелисити аплодируем.

– Ох, и я была бы очень, очень красивой. И богатой! И я бы вышла замуж за графа и родила бы десятерых детишек!

Энн закрывает глаза, сосредоточившись на своих желаниях, и дует на одуванчик, но ветер уносит лишь часть его пушинок.

– А чего хотела бы ты, Джемма? – спрашивает Фелисити. – О чем ты мечтаешь?

Чего я хочу? Почему этот простой вопрос – всего в три слова – кажется таким сложным, что на него не найти ответа? Мне бы хотелось того, чего быть не может: чтобы матушка была жива, чтобы отец был здоров. Чтобы я стала поменьше ростом, покрасивее, более привлекательной и не такой заумной. Боюсь, именно таковы мои желания. Мне бы хотелось снова стать ребенком, жить в тепле, под защитой родителей, но в то же время я хочу и кое-чего куда более опасного: целоваться с неким индийским юношей, которого я не видела с самого Рождества. Я запуталась в страстях, предчувствиях, опасениях, желаниях. Похоже, я вечно стремлюсь к чему-то и почти никогда не достигаю этого.

Подруги ждут ответа.

– Мне бы хотелось научиться делать безупречный реверанс, чтобы не оскандалиться перед ее величеством.

– Да, без магии тут не обойтись, – сухо произносит Энн.

– Спасибо за ваше доверие. Я весьма его ценю.

– А мне хотелось бы вернуть Пиппу, – говорит Фелисити.

Энн прикусывает нижнюю губу.

– Джемма, а ты действительно полагаешь, что она затерялась в Зимних землях?

Я окидываю взглядом бесконечный цветущий луг. Цветы покачиваются на легком ветерке.

– Я не знаю.

– Не затерялась она, – сердито говорит Фелисити, и ее щеки алеют.

– Но она именно туда направлялась, – осторожно напоминаю я.

Когда мы в последний раз видели нашу милую подругу, она превращалась, становилась такой, как твари Зимних земель… Она хотела, чтобы я с помощью магии вернула ее в наш мир, но я не могла. Мертвые не возвращаются. Это нечто вроде закона, который я не могу нарушить, и Пиппа возненавидела меня за это. Иной раз мне кажется, что и Фелисити тоже меня ненавидит.

– Я знаю Пиппу, сколько раз тебе говорить! Она бы никогда не бросила меня вот так!

– Возможно, мы скоро ее увидим, – говорю я.

Но я не жажду этой встречи. Если Пиппа превратилась в тварь Зимних земель, она перестала быть нашей подругой. Она враг.

Фелисити выхватывает меч и бросается к деревьям.

– Куда ты? – кричу я.

– Искать Пиппу! А вы можете идти со мной, а нет – значит, нет.

Конечно, мы спешим за ней. Ведь если уж Фелисити что-то взбрело в голову, нечего и обращаться к ее разуму. Да мне и самой хочется знать правду, но я надеюсь, что мы не увидим Пиппу. Ради нее и ради нас, я надеюсь, что она пересекла реку и ушла в мир по ту сторону от нашего.

Фелисити ведет нас по пышно цветущему лугу. Пахнет гиацинтами и любимым трубочным табаком отца, свежими доса и еще туалетной водой матушки, розовой. Я оглядываюсь вокруг, почти всерьез ожидая увидеть где-то позади матушку. Но ее здесь нет. Она ушла, умерла почти год назад. Иногда я так тоскую по ней, что не могу дышать, у меня болят ребра. А иногда я замечаю, что кое-что забыла – очертания ее губ или звук ее смеха… и никак не могу вызвать их в памяти. Когда такое случается, я чуть ли не панически стараюсь все вспомнить. Я боюсь, если не сумею в точности удержать все эти воспоминания, то потеряю ее навеки.

Мы доходим до макового поля под Пещерами Вздохов. Яркие алые цветы показывают черные сердцевинки. Фелисити срывает мак и затыкает за ухо. Высоко над нами вздымается утес. От горшков с тлеющими благовониями поднимаются радужные клубы дыма там, на самом верху, где хаджины, неприкасаемые, охраняют Храм с колодцем вечности. Именно там я в последний раз видела Цирцею.

«Она мертва, Джемма! Ты убила ее».

Но я слышу во сне ее голос, и Цирцея твердит, что по-прежнему жива. Я вижу ее лицо, призрачно-белое, в глубине колодца…

– Джемма, в чем дело? – спрашивает Энн.

Я встряхиваю головой, как будто это поможет навсегда выбросить из памяти Цирцею.

– Ни в чем.

Мы идем, пока пышная зелень лугов не сменяется густыми зарослями искривленных деревьев. Небо здесь темное, словно перепачканное сажей. Нет ни цветов, ни кустарника. И нет цвета, кроме коричневого тона колючих деревьев и серости неба над ними.

– Ух! – выдыхает Фелисити.

Она поднимает ногу и показывает подошву ботинка. К ней прилипло что-то темное и рыхлое, как подгнивший фрукт. На деревьях висят многочисленные гроздья ягод. Но вид у них дурной, похоже, они давно испортились.

– Ох, да что тут такое случилось? – громко произносит Энн, сдирая с ветки куски коры, превратившейся в труху.

– Не знаю, – отвечаю я. – Давайте все сделаем как раньше?

Мы кладем ладони на ствол дерева. Попортившаяся кора обретает цвет. Сквозь нее прорываются листья – с таким звуком, как будто лопается сама земля. Из сухой пыльной почвы пробиваются виноградные лозы. Сморщенные ягоды на ветвях наливаются пурпурно-красным соком; ветки сгибаются под их тяжестью. Магия стремительно течет во мне, я чувствую себя такой же зрелой и прекрасной, как эти фрукты.

Я хватаю за руку Энн, и она вскрикивает, когда я начинаю кружить ее в отчаянном вальсе. Фелисити присоединяется к нам и, конечно, желает вести. Мы кружимся и кружимся, стремительно и радостно, и мое счастье питается счастьем подруг.

Внезапно где-то вдали слышится раскат грома; небо становится болезненно-красным, как стертая до крови кожа. Я отпускаю руки подруг, мы разлетаемся в стороны. Энн падает с громким: «Упс!..»

– Джемма, ты что?

– Видите? – спрашиваю я и спешу к тропе. – Небеса вот-вот разверзнутся.

Фелисити смотрит в небо, снова затянувшееся унылой серостью.

– Идемте, сюда, – говорю я, уводя их дальше. Вскоре мы оказываемся перед длинной стеной ежевики, колючки остры и многочисленны.

– Где?

– А теперь что? – спрашивает Энн.

Сквозь небольшой разрыв в ежевичной стене я вижу странную смесь зелени и камней, тумана и кривых деревьев, весьма похожих на английские вересковые пустоши из волшебных сказок сестер Бронте. А еще дальше что-то поднимается из тумана.

– Что это там? – прищуриваюсь я.

Фелисити тоже всматривается сквозь щель.

– Безнадежно. Я ничего не могу рассмотреть. Давай поищем, как туда пробраться.

Она делает несколько шагов по утоптанной тропе, останавливается и проверяет крепость колючей стены.

– Ах!

Я отдергиваю руку. В рассеянности я укололась об огромный шип. На кончике пальца выступает капля крови. И тут же кусты ежевики со страдальческим вздохом расплетаются. Длинные колючие ветки отталкиваются друг от друга, как разбегающиеся змеи. Перед нами появляется широкий проход.

– И что нам теперь делать? – шепотом спрашивает Энн.

– Мы пойдем туда, – заявляет Фелисити, и в ее улыбке я вижу дерзкий вызов.

Мы проходим между кустами и идем к голому лесу. Воздух заметно холоднеет. По коже бегут мурашки. Под деревьями растут толстые лианы, они опутывают стволы и не дают расти ничему другому. Лишь кое-где поднимают головки храбрые цветы. Их мало, но они крупные и прекрасные – темно-пурпурные лепестки, а тычинки здоровенные, как мужской кулак. Все окутано голубым светом, как в зимних сумерках. Тут все ощущается как-то по-особенному. Меня притягивает эта земля, хотя и хочется убежать отсюда. Она как предостережение, эта местность.

Мы доходим до конца леса и в изумлении останавливаемся. На холме лежат руины замка. Стены густо покрыты бледным, болезненным мхом, сквозь них проросли похожие на веревки лианы. Корни деревьев впились в камни, словно костяные пальцы, сжимающиеся вокруг замка, крепко держащие его в нежеланных объятиях. Но одна известняковая башня отказывается сдаваться. Она величественно возвышается над жадными руками холма.

Почва вокруг нее покрыта нарядной изморозью. Это напоминает кукольный дворец, посыпанный сахарной пудрой. Здесь все кажется очень странным. Тихим, как первый снегопад.

– Что это за место? – спрашивает Энн.

– Давайте заглянем!

Фелисити быстро делает шаг вперед, но я удерживаю ее.

– Фелисити! Мы же понятия не имеем, где находимся или кто там живет!

– Точно! – восклицает она таким тоном, будто я забыла о самом смысле нашей экскурсии.

– Надо ли напоминать тебе о Маковых воинах? – говорю я, имея в виду злобных рыцарей, которые заманили нас в свой собор, надеясь убить и завладеть магией.

Когда мы все-таки сбежали от них, спасая жизни, они превратились в гигантских черных птиц и гнались за нами до самого пролива. Нам повезло, что мы сумели удрать, и я не собиралась во второй раз повторять эту ошибку.

Энн содрогается.

– Джемма права. Давайте вернемся.

Тишину вдруг нарушает громкий шелест листвы. Из леса доносится чей-то голос; от него меня пробирает холодом.

– Уух-ут!

– Что это такое? – шепотом спрашивает Энн.

– Сова? – предполагаю я.

– Нет, не думаю, – возражает Фелисити.

Мы становимся поближе друг к другу. Фелисити обнажает меч. Магия несется сквозь меня, сражаясь со страхом. Справа я замечаю какое-то движение, белую вспышку среди зелени. И столь же стремительно что-то проносится в зарослях слева от нас.

– Уух-ут! Уух-ут!

Кажется, звук возникает со всех сторон. То здесь, то там… Мелькает что-то яркое…

– Уух-ут! Уух-ут!

Теперь оно ближе. Я не понимаю, в какую сторону бежать. Кусты неподвижны. Но кто-то там затаился, следит за нами. Я это чувствую.

– Эй, п-покажись! – кричу я, и мой голос бледен, как ломтик луны.

Она выходит из-за деревьев. Обрамленная пыльным пурпуром ночи, она светится. Подол белого платья потемнел от грязи; кожа у нее цвета смерти. В перепутавшихся волосах – венок из давно засохших цветов. Но мы все равно узнаем ее. Это наша подруга, которую мы похоронили много месяцев назад, подруга, которая так и не перешла через реку, и мы думали, что она затерялась в Зимних землях.

Я испуганным шепотом произношу ее имя:

– Пиппа…