Текст книги "Прекрасное далеко"

Автор книги: Либба Брэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 45 страниц)

Глава 19

Миссис Уортингтон потратила целую вечность, выбирая сладости, и мы приезжаем в Друри-Лейн в последнюю минуту. В зале сгущается особая театральная темнота, наступают романтические сумерки, уносящие нас от всех забот и обещающие фантастические возможности. Театр Друри-Лейн славится своими постановками, так что мы не будем разочарованы. Огромный занавес раздвигается, открывая невероятную декорацию – лес, который выглядит совсем как настоящий. В центре сцены три старые ведьмы хлопочут у котла. Гремит гром. Конечно, гром возникает потому, что за кулисами специальный человек бьет молотом по большому листу меди, но все равно нас пробирает дрожь. Иссохшие, сморщенные ведьмы обращаются к залу:

 
– Когда нам вновь сойтись втроем
В дождь, под молнию и гром?
– Как только отшумит резня,
Тех и других угомоняя.
– То будет на исходе дня.
– Где сбор?
– На вереснике.
– Там Макбет навстречу выйдет нам.
– Иду, Царапка.
– Жаба кликнула. Сейчас!
Зло станет правдой, правда – злом.
Взовьемся в воздухе гнилом. [2]2
  Перевод М. Лозинского. (Прим. перев.)


[Закрыть]
 

– Разве это не прекрасно? – восторженно шепчет Энн, и я радуюсь тому, что мы сделали.

Когда на сцене появляется Лили Тримбл, зрительный зал замирает. Мисс Тримбл – неотразимая красавица с густыми волнами золотисто-рыжих волос, которые каскадом падают на пурпурный плащ. Голос у нее глубокий, медовый. Она выступает горделиво, она интригует и стенает с таким жаром, почти невозможно поверить, что она – не настоящая леди Макбет. Когда она рыдает в раскаянии, сожалея о злых делах, это так захватывает, весь спектакль Энн сидит на самом краешке кресла, с предельным вниманием глядя на сцену. Когда пьеса подходит к концу и Лили Тримбл выходит на поклон, Энн аплодирует громче всех в зале. Я никогда не видела свою подругу такой взволнованной, такой живой.

Люстры разгораются, заливая зал ослепительным светом.

– Разве это не волшебно? – восклицает сияющая Энн. – У нее огромный талант, я действительно верила, что она – леди Макбет!

У миссис Уортингтон скучающий вид.

– Не слишком приятная пьеса, правда? Мне куда больше нравится «Как важно быть серьезным». Она веселее.

– Я уверена, этот спектакль не может быть и вполовину так хорош, как тот, что мы только что видели, с Лили Тримбл, – высказывает собственное мнение Энн. – Ох, это было великолепно! Это было более чем великолепно! Критикам придется хорошенько поискать слова, чтобы описать Лили Тримбл, потому что на самом деле мало кто может оценить ее по достоинству. Ох, я бы что угодно отдала, лишь бы познакомиться с ней. Что угодно!

Мы вливаемся в толпу, выходящую из зала, а Энн с тоской оглядывается на сцену, где появился молодой человек с метлой, чтобы уничтожить все следы спектакля, так захватившего ее.

Я пропускаю вперед какого-то мужчину с супругой, и они отсекают нас с Энн от миссис Уортингтон.

– Энн, ты действительно хочешь с ней встретиться? – шепотом спрашиваю я.

– Больше всего на свете!

– Значит, встретишься.

Фелисити проталкивается к нам, вызывая раздражение у какой-то матроны. В ответ на грубость нашей подруги та восклицает: «Ну, знаете!»

– Джемма, – говорит Фелисити, сгорая от любопытства, – о чем вы тут?

– О том, что Энн должна познакомиться с Лили Тримбл.

Миссис Уортингтон вытягивает шею, пытаясь разглядеть нас. Она напоминает мне заблудившуюся птицу.

– Отлично, только как мы избавимся от моей матушки?

Нам необходимы несколько минут свободы. Нужно как-то отвлечь миссис Уортингтон. Я должна сосредоточиться, но это очень трудно сделать посреди шумной толпы. Чужие мысли врываются в мою голову с такой силой, что я почти ничего не вижу.

– Джемма! – шепчет Фелисити.

Они с Энн берут меня под руки.

Я изо всех сил пытаюсь осуществить свое намерение. Я мысленно повторяю, не сводя глаз с миссис Уортингтон: «Ты видишь какую-то знакомую в толпе. Ты должна подойти к ней. Мы должны остаться одни». Я повторяю это до тех пор, пока сама не начинаю верить в появление нужной особы.

– Ох! – внезапно восклицает миссис Уортингтон. – Да это же моя дорогая подруга, мадам Лакрус из Парижа! Как же так – приехала, ничего мне не написав? Ой, она уходит! Извините, девушки, я вернусь через минуту.

Миссис Уортингтон врезается в толпу, как одержимая, в поисках подруги, которая, без сомнения, преспокойно остается в Париже, пока мы топчемся здесь.

– Что это ты сделала? – спрашивает радостно сияющая Фелисити.

– Я внушила ей кое-что. Ну, бежим знакомиться с Лили Тримбл?

За сценой мы попадаем в совершенно другой мир. Толпа рабочих хлопочет вовсю, занимаясь декорациями, реквизитом, механизмами. Крепкие мужчины передвигают разрисованные задники. Несколько человек тянут за какие-то веревки, а мужчина в шляпе с плоской тульей и с зажатой в зубах сигарой отдает им отрывистые приказы. Мы проскальзываем в узкий коридор в поисках Лили Тримбл. Мимо нас проходит актер, игравший Банко, он в халате и ничуть этого не смущается.

– Привет, красотки, – говорит он, оглядывая нас с головы до ног.

– Нам очень понравился спектакль! – искренне говорит Энн.

– А следующее представление будет в моей гримерной. Может, и вы захотите присутствовать? Вы просто прелестны!

– Мы ищем мисс Тримбл, – говорит Фелисити, щуря глаза.

От улыбки мужчины остается лишь тень.

– Налево. Но если передумаете – я справа по коридору.

– Есть же такие нахалы! – кипит Фелисити.

– О чем это ты? – спрашивает Энн.

Фелисити молча шагает дальше, мы гонимся за ней.

– Он высказал недостойные намерения в отношении тебя, Энн.

– В отношении меня? – переспрашивает Энн, вытаращив глаза.

Ее лицо озаряется улыбкой.

– Потрясающе!

Наконец мы находим гримерную Лили Тримбл. Мы стучим и ждем ответа. Открывает горничная, она держит в руках гору платьев. Я протягиваю свою карточку. Это самая простая картонка, купленная в магазине, но глаза горничной округляются, когда она читает надпись.

– Ох, прошу прощения, ваша светлость, – говорит она, пытаясь сделать реверанс. – Я сейчас.

– Что ты там изобразила на карточке? – спрашивает Фелисити.

Горничная возвращается.

– Сюда, прошу вас.

Она проводит нас в гримерную Лили Тримбл, и мы жадно оглядываем все вокруг: обтянутые парчой кресла; красный шелковый шарф наброшен на лампу; на ширме висят шелковые платья и халаты и бесстыдно болтаются чулки; на туалетном столе громоздятся баночки с кремами и лосьонами, серебряные щетки для волос, ручное зеркало…

– Мисс Тримбл, это мисс Дойл, Уортингтон и Уошбрэд, – докладывает горничная.

Знакомый текучий голос доносится из-за ширмы:

– Спасибо, Тилли. И, дорогая, пожалуйста, ты должна что-то сделать с этим париком. Он просто как воронье гнездо!

– Да, мисс, – говорит Тилли, оставляя нас.

Лили Тримбл выходит из-за ширмы в голубом бархатном халате, подвязанном на талии золотым шнуром с кистями. Длинная развевающаяся грива оказалась всего лишь париком; собственные волосы – тускло-каштановые – актриса заплела в простую косу. Энн смотрит, разинув рот, она благоговеет рядом со звездой. Когда мисс Тримбл пожимает ей руку, Энн приседает в таком реверансе, словно приветствует саму королеву.

Актриса смеется, и смех у нее густой, как дым сигары, и такой же одуряющий.

– Ну, это очень интересная встреча, – саркастически произносит она с американским акцентом. – Должна признать, я не слишком многих герцогинь встречала. И кто же из вас – герцогиня Дойл?

Фелисити одаряет меня зловредной улыбкой, осуждая мое двуличие, но в Лили Тримбл я вижу нечто настолько честное, простое, что не могу ей лгать.

– Увы, я должна сделать признание. Боюсь, ни одна из нас не герцогиня.

Актриса вскидывает брови.

– Да неужели?

– Мы – ученицы Академии Спенс, школы благородных девиц.

Мисс Тримбл оценивает то, что при нас нет сопровождающих.

– Ого! Похоже, образование девушек стало совсем другим по сравнению с моим временем. Хотя мое время не так давно и было.

– Мы считаем, что вы – самая удивительная актриса во всем мире, и мы просто хотели вас увидеть! – выпаливает Энн.

– А вы многих актрис видели? – спрашивает мисс Тримбл и замечает, что Энн краснеет. – Ну… неважно.

Она садится к туалетному столу и привычными движениями втирает в кожу крем; потом расплетает косу.

– Наша Энн… э-э… Нэн очень талантлива, – быстро говорю я.

– Вот как?

Мисс Тримбл даже не оборачивается.

– О да, она прекрасно поет! – добавляет Фелисити.

Энн в ужасе таращится на нас, иллюзия колеблется. Я встряхиваю головой и улыбаюсь ей. Она на секунду прикрывает глаза – и все становится на свои места. Лили Тримбл открывает серебряный портсигар и достает сигарету. На наших лицах отражается потрясение. Мы никогда не видели, чтобы женщины курили. Это же неприлично, скандал! Актриса зажимает сигарету губами и прикуривает.

– И, полагаю, вам бы хотелось, чтобы я предоставила ей какое-то место?

– Ох, я н-никогда бы не ста-стала просить о таком! – бормочет Энн, заливаясь краской.

– Но поверьте моему опыту, дорогая: если не попросите, то и не получите.

Энн с трудом выдавливает слова:

– Я… мне бы… хотелось попробовать…

Актриса сквозь сигаретный дым оценивающе рассматривает нашу подругу.

– Вы определенно достаточно хороши собой для сцены. Я тоже была очень хорошенькой.

Она перекидывает волосы на одну сторону и, крепко сжав их одной рукой, другой начинает расчесывать длинные концы.

– Никто из нас не сравнится в красоте с вами, мисс Тримбл, – выпаливает Энн.

С губ актрисы снова срывается мягкий смех.

– Ну-ну, не стоит так стараться, дорогая. Не надо меня очаровывать. И, кстати, о чарах, что бы сказала ваша мать обо всем этом?

Энн осторожно откашливается.

– У меня нет матери. У меня вообще никого нет.

Лили задумчиво выпускает очередной клуб дыма. Потом создает из дыма колечко.

– Значит, вы сами распоряжаетесь собой.

Она смотрит в зеркало на себя, потом ловит взгляд Энн.

– Мисс Уошбрэд, эта жизнь – не для слабых сердцем. Это жизнь бродяг. У меня нет ни мужа, ни детей. Но моя жизнь принадлежит только мне. И в ней есть аплодисменты и восхищение зрителей. Это помогает мне по ночам.

– Да. Спасибо, – бормочет Энн.

Лили внимательно смотрит на нее. Снова выпускает дым. Она говорит, и каждое ее слово сопровождается клубом дыма.

– Вы действительно уверены, что хотите этого?

– Ох, да! – пищит Энн.

Актриса барабанит пальцами по столу.

– Слишком быстрый ответ. Быстрый ответ частенько ведет к скорым сожалениям. Можно не сомневаться, что вы вернетесь в свою милую школу, встретите респектабельного человека на какой-нибудь чайной вечеринке и забудете об этом.

– Нет, не забуду, – говорит Энн, и в ее голосе звучит нечто такое, что невозможно игнорировать.

Лили кивает.

– Отлично. Я организую вам встречу с мистером Кацем.

– Мистер Кац? – растерянно повторяет Энн.

Лили Тримбл кладет сигарету в бронзовую пепельницу, где та продолжает тлеть, и снова занимается своими волосами.

– Да. Мистер Кац. Владелец нашего театра.

– Он что, иудей? – спрашивает Энн.

В зеркале я вижу, как прищуривается мисс Тримбл.

– Вы имеете что-то против иудеев, мисс Уошбрэд?

– Н-нет, мисс. По крайней мере мне так кажется, потому что раньше я ни с кем из них не встречалась.

Актриса взрывается хохотом. Ее лицо расслабляется.

– Вот у вас и появится возможность восполнить этот пробел. Много таких возможностей. Потому что и сейчас вы говорите с иудейкой.

– Вы – иудейка? – изумленно восклицает Фелисити. – Но вы совсем на нее не похожи!

Лили Тримбл выгибает брови и смотрит на Фелисити в упор, пока моя подруга не отводит глаза. Мне не часто приходилось видеть Фелисити усмиренной. Для меня это – момент чистого счастья, и я бесконечно им наслаждаюсь.

– Меня зовут Лилит Троцки, с Орчад-стрит, в Нью-Йорке, штат Нью-Йорк, – сухо произносит мисс Тримбл. – Просто было решено, что «Тримбл» – более подходящее для сцены имя… для сцены и для хорошо воспитанных покровителей, которые приходят повидать прославленную актрису.

– Так вы их всех обманываете, – говорит Фелисити с вызовом.

– Каждый из нас пытается быть кем-то другим, мисс Ворти Как Вас Там. Мне повезло, я действительно стала другой.

– Меня зовут мисс Уортингтон, – стиснув зубы, цедит Фелисити.

– Ворти, Уортингтон… Честно говоря, не вижу разницы. Все вы для меня на одно лицо. Будь ангелом, малышка, подай-ка мне вон те чулки, а?

Энн, девушка, которая не в силах даже выговорить слово «чулки», потому что это уж слишком интимно, тут же спешит подать Лили Тримбл упомянутую деталь туалета. Она опускает чулки в руки актрисы с почтением, какого достойны только короли и боги.

– Вот, мисс Тримбл, – говорит она.

– Спасибо, милая. А теперь вам лучше уйти. Меня ждет поклонник. Я дам знать, когда будет назначена встреча. Значит, говорите, Академия Спенс?

– Да, мисс Тримбл.

– Отлично. А до тех пор не лезьте на рожон.

Брови Энн недоуменно сдвигаются к переносице, и Лили поясняет:

– Будьте поосторожнее, заботьтесь о себе.

Она бросает на меня и Фелисити испепеляющий взгляд.

– Мне почему-то кажется, вам тоже следует быть поосторожней.

Когда мы спешим обратно, к матери Фелисити, двое мужчин тащат мимо нас расписной задник. На таком малом расстоянии он совсем не похож на Бирнамский лес, это просто пятна цвета, мазки широкой кистью. Энн говорит без умолку с того самого момента, как мы вышли из гримерной Лили Тримбл.

– Она пугающе умна, вы так не считаете? «Каждый старается быть кем-то другим…»

Она подражает сильному американскому акценту мисс Тримбл. Я никак не могу понять, раздражает меня привычка Энн всех передразнивать или, наоборот, кажется весьма милой.

– По-моему, она вполне заурядна, – фыркает Фелисити. – И держится чересчур драматично.

– Но она актриса! – возражает Энн. – Это ее натура – быть драматичной!

– Очень надеюсь, что ты не станешь такой же, – насмешничает Фелисити. – Это невыносимо. Энн, ты ведь не горишь желанием попасть на сцену?

– Почему нет? – неуверенно произносит Энн, и в ее голосе слышится угрюмость, оживление оставляет ее.

– Потому что это не для приличных девушек. Она – актриса!

Фелисити язвительно подчеркивает последнее слово.

– А что мне остается? Стать гувернанткой на всю оставшуюся жизнь?

– Конечно, нет, – говорю я, бросая на Фелисити бешеный взгляд.

При всех добрых намерениях Фелисити совершенно не понимает вставшую перед Энн необходимость выбора. Она не понимает, что жизнь Энн – нечто вроде ловушки, из которой ей не выбраться так просто.

Мы выходим в фойе, до сих пор полное народу. Далеко впереди я вижу миссис Уортингтон, она ищет нас.

– И, в любом случае, у тебя есть проблема посерьезнее, малышка, – говорит Фелисити, намеренно повторяя словечко мисс Тримбл. – Ты пришла к ней с чужим лицом… с лицом Нэн Уошбрэд. И она ожидает увидеть именно эту девушку, а не Энн Брэдшоу. Как ты предполагаешь с этим справиться?

У Энн дрожат губы.

– Наверное, они не захотят взять на сцену девушку вроде меня… настоящей меня.

Уверенность Энн исчезает, и иллюзия Нэн Уошбрэд дрожит, готовая рассыпаться.

– Энн! – предостерегающе говорю я.

Но это не помогает. Энн захлестывает осознание того, что она сделала, она понимает наконец порожденную ее поступком путаницу. Иллюзия быстро тает. Но ей нельзя превращаться в Энн – не здесь, не сейчас! Это было бы полной катастрофой!

– Энн, ты теряешь маску, – настойчиво шепчу я, затаскивая ее за бархатный занавес.

Глаза Энн округляются от ужаса.

– Ох! Ох, нет…

Ее волосы меняют цвет, из блестящих, черных они снова превращаются в тусклые светло-каштановые. Платье, которое она для себя придумала, становится скучным, шерстяным, серым. Мы с ужасом смотрим, как оно словно стекает с Энн, начиная от рукавов, потом перемены скользят на лиф…

– Если моя мать увидит тебя вот такой, с нами всеми покончено, – злится Фелисити.

– Энн, ты должна снова преобразиться! – говорю я.

Сердце колотится все быстрее.

– Я не могу! Я ничего не могу увидеть мысленно!

Энн чересчур испугана. Магия не откликается на ее зов. Платье приобретает свой истинный вид. Шляпка исчезает. Я должна сделать что-то, я должна это остановить. И очень быстро. Не говоря ни слова, я хватаю Энн за руки и с силой бросаю в нее магию, представляя Нэн Уошбрэд.

– Действует… – шепчет Энн.

То, что я начала, она завершает сама, и через несколько секунд Нэн возвращается к нам, и кокетливая шляпка сливочного цвета снова уверенно сидит на ее голове.

– Спасибо, Джемма, – говорит Энн, дрожа, и мы выходим из-за занавеса.

– Вот вы где! – мурлычет миссис Уортингтон. – Я уж боялась, что потеряла вас. Знаете, это очень странно… я была совершенно уверена, что видела мадам Лакрус, но когда я догнала ту женщину, оказалось, что она ничуть не похожа на мою подругу! Ну что, идем?

На улице мимо нас проходит мужчина, несущий на себе рекламу-«сэндвич»; реклама сообщает о какой-то выставке в Египетском зале. При этом мужчина выкрикивает:

– Изумительно и ошеломляюще! Взгляните на представление века! Только что из Парижа, всего на одну неделю – потрясающий спектакль магического фонаря братьев Вольфсон, движущиеся картины! Будьте готовы изумляться! Это зрелище превзойдет ваши самые фантастические мечты! Да, мисс, вы уж точно не захотите это пропустить!

Он вкладывает мне в руку маленькую афишку: «Братья Вольфсон представляют: Волшебство весны. Фантасмагория».

– Да, спасибо, – говорю я, сжимая афишку.

– Ох, нет!

Фелисити внезапно останавливается.

– Что такое? – спрашиваю я.

– Там леди Денби и леди Маркхэм, – шепчет она.

Я замечаю дам в толпе. Леди Денби, мать Саймона Миддлтона, – весьма внушительная женщина, и внешне, и по положению в свете. Сегодня на ней одна из ее прославленных шляп – с полями настолько широкими, что они могли бы затмить собой солнце, и леди Денби шагает с властным видом военного героя. Леди Маркхэм – тощая, как прутик, и ей нелегко угнаться за подругой. Она кивает в ответ на слова леди Денби.

Энн судорожно вздыхает. Именно леди Денби раскрыла тот обман, который мы с Энн затеяли на Рождество, и постаралась она в основном ради того, чтобы унизить миссис Уортингтон. Я поддерживаю Энн под руку, стараясь подбодрить. Я не хочу снова рисковать и потерпеть неудачу с магией.

– Леди Маркхэм, леди Денби, – произносит миссис Уортингтон, сияя улыбкой. – Как приятно вас увидеть! Чудесный сюрприз!

– Да. Очень мило.

Леди Маркхэм не подает руки миссис Уортингтон. Вместо того она смотрит на мать Саймона.

– Добрый день, миссис Уортингтон, – без улыбки здоровается леди Денби.

– Мы только что из театра и собираемся выпить чая. Может, и вы к нам присоединитесь? – спрашивает миссис Уортингтон, слегка розовея.

– Ну… – неуверенно произносит леди Маркхэм, поглядывая на Фелисити.

– Боюсь, мы не сможем, – отвечает за нее леди Денби. – Моя дорогая кузина, мисс Люси Фэрчайлд, только что приехала из Америки.

– Да-да, конечно.

Улыбка миссис Уортингтон увядает. В ее голосе слышится отчаяние.

– Леди Маркхэм, я думала, возможно, мы с Фелисити посетили бы вас на Пасху, если вы будете так любезны, чтобы нас принять.

Леди Маркхэм мнется, снова бросая взгляд на подругу.

– Да… ну, я буду очень занята, так что посмотрим…

В мою голову врываются мысли леди Денби: «Вот что получается, когда нарушаешь правила приличия. Вашей дочери придется заплатить за это сполна. Никто не захочет представить ее ко двору, и наследство будет для нее потеряно!»

Мне хочется дать леди Денби по физиономии. Да как я вообще могла когда-то думать, что она – добрая женщина? Она мелочная и властная, но я не позволю ей разрушить жизнь моей подруги.

Я набираюсь храбрости и закрываю глаза, посылая леди Маркхэм внушение: «Фелисити Уортингтон – самая замечательная девушка в мире. Вы хотите… нет, вы настаиваете на том, чтобы представить ее ко двору. И неплохо будет, я думаю, устроить чудесный прием в ее честь».

– Но я с удовольствием приму вас, – вдруг говорит леди Маркхэм, сияя. – А как поживает наша прелестная Фелисити? О, вы просто красавица, дорогая моя!

У Фелисити такой вид, словно ей на голову обрушилась гора книг. Она неуверенно улыбается.

– У меня все прекрасно, благодарю вас, леди Маркхэм.

– Ну конечно же. Я буду ждать вас на Пасху, и мы обсудим ваш светский дебют… и небольшой прием по этому поводу!

– Леди Маркхэм, нам пора! – говорит леди Денби, стиснув зубы.

– Всего доброго! – весело восклицает леди Маркхэм.

Леди Денби решительно шагает прочь, вынуждая подругу броситься вдогонку.

В приподнятом настроении мы ждем поезда, чтобы вернуться в школу Спенс. Миссис Уортингтон, которую наконец-то отпустил страх, мило болтает с мадемуазель Лефарж, а та то и дело трогает драгоценный подарок, похищенные у Сесили жемчужины, сияющие у нее на шее.

– Я бы сказала, что то выражение на лице леди Денби навеки сохранится в моей памяти, – говорит Фелисити.

– Неплохо получилось, – соглашаюсь я.

– «Леди Маркхэм, нам пора!» – говорит Энн, в точности копируя напыщенный тон леди Денби.

– Джемма, ты еще не выбросила этот хлам?

Фелисити показывает на зажатую в моей руке афишку представления в Египетском зале.

– Почему же, никакой это не хлам! – насмешливо возражаю я. – Это же фантасмагория братьев Вольфсон!

Энн выгибает брови.

– Полагаю, со сферами это не сравнить.

– Но там есть кое-что другое! – говорю я.

В нижней части афишки мелкими буквами напечатан список тех, кто будет участвовать в представлении. К концу списка буквы становятся все мельче и мельче, в соответствии со значимостью выступающего. И я читаю эти имена одно за другим, Энн и Фелисити хихикают.

А в самом конце стоит имя доктора Теодора Ван Риппля, иллюзиониста.