Текст книги "Прекрасное далеко"

Автор книги: Либба Брэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 45 страниц)

Глава 32

На следующее утро, сразу после завтрака, мы с Энн удираем в прачечную.

– Я спать не могла, думая о нашем сегодняшнем приключении, – говорит она. – Может быть, сегодня вся моя жизнь изменится.

Я немалую часть последних дней потратила на то, чтобы усовершенствовать наш план поездки в театр. Фелисити смастерила письмо от своей «кузины» Нэн Уошбрэд, которая якобы просит нас провести с ней день в Лондоне, и миссис Найтуинг разрешила.

– Как ты думаешь, это поможет? – спрашивает Энн, закусывая губу.

– Это прежде всего зависит от тебя самой. Ты готова? – спрашиваю я.

Энн расплывается в широчайшей улыбке.

– Еще как!

– Хорошо. Начнем.

Мы работаем вместе, магия течет между нами. Я ощущаю волнение Энн, ее нервозность, ее необузданную радость. От этого я чувствую себя будто слегка пьяной, я безудержно хихикаю. Когда я открываю глаза, Энн как бы колеблется передо мной. Она меняет облики, как девочка, примеряющая разные наряды. Наконец она останавливается на образе, который искала, Нэн Уошбрэд возвращается. Она кружится на месте в новом платье, атласном, цвета индиго, отделанном кружевом по вороту и подолу. У горла красуется драгоценная брошь. Волосы стали темными. Они заколоты высоко на голове, как у величественной леди.

– Ох, как приятно снова стать Нэнси! Как я выгляжу? – спрашивает Энн, похлопывая себя по щекам, рассматривая свои руки, платье.

– Как кто-то такой, кому просто положено быть на сцене, – отвечаю я. – А теперь давай испытаем твои драматические таланты.

Нэн Уошбрэд входит в школу, и ее провожают в гостиную, где с ней начинает любезную беседу миссис Найтуинг, которой и в голову не приходит, что ее модно одетая гостья на самом деле – Энн Брэдшоу, бедная ученица на стипендии. Мы с Фелисити едва сдерживаем язвительный смех.

– Это просто чудо, – говорит Фелисити, хихикая, пока мы ждем поезда. – Она так и не заподозрила ничего. Ни разу. Ты одурачила саму директрису, Энн! И если уж это не придаст тебе уверенности при встрече с мистером Кацем, то и ничто не поможет.

– Который час? – спрашивает Энн, наверное, в двадцатый раз после того, как мы покинули вокзал Виктория и едем на встречу.

– На пять минут позже, чем было, когда ты спрашивала в последний раз, – ворчу я.

– Но я ведь не могу опоздать. В письме мисс Тримбл это особенно подчеркнуто.

– Ты и не опоздаешь, потому что мы уже на Стрэнд-стрит. Видишь? Вон там – Гайети.

Фелисити показывает на величественный фронтон здания прославленного мюзик-холла.

Из театра выходят три прекрасные молодые леди. Их невозможно не заметить, потому что их шляпы украшены броскими плюмажами, на девушках длинные черные перчатки и самые модные платья, на корсажах красуются целые букеты цветов.

– Ох, это актрисы из Гайети! – восклицает Энн. – Они – самые замечательные хористки в мире!

Действительно, мужчины восторженно пялятся на троицу, но девушки, в отличие от миссис Уортингтон, похоже, не ставят себе целью подобное признание. У них есть работа, у них есть собственные деньги; они идут по улице так, словно весь мир принадлежит им.

– Когда-нибудь люди будут говорить: «Эй, посмотрите-ка, это ведь идет сама великая Энн Брэдшоу! Как она хороша!» – говорю я Энн.

Энн так и эдак поправляет брошь у горла.

– Только в том случае, если я не опоздаю на встречу.

Держа в руках листок с адресом, мы продвигаемся по Стрэнд-стрит в поисках места назначения. Наконец мы отыскиваем непримечательную дверь, и на наш стук выходит долговязый юноша в свободных брюках с подтяжками, без жилета, зато в шляпе-котелке. В зубах зажата сигарета. Он окидывает нас усталым взглядом.

– Могу быть чем-то полезен? – спрашивает он с американским акцентом.

– Д-да, мне назначена встреча с мистером Кацем.

Энн протягивает ему письмо.

Молодой человек просматривает листок и распахивает дверь.

– Вы точно вовремя. Это ему понравится. – Он понижает голос. – Мистер Кац за опоздание снижает жалованье. Кстати, меня зовут Чарли Смоллз. Рад встрече.

Чарли Смоллз улыбается щербатой улыбкой, и его узкое лицо оживает. Это такая улыбка, на которую невозможно не ответить, и я рада, что именно этот юноша встретил нас первым.

– Вы актер? – спрашивает Энн.

Он качает головой.

– Композитор. Ну, по крайней мере, надеюсь им стать. В настоящее время я аккомпаниатор.

Он снова улыбается, широко и тепло.

– Волнуетесь?

Энн кивает.

– Не стоит. Сюда. Я вас провожу. Добро пожаловать в Тадж-Махал, – шутит он, обводя широким жестом скромную комнату.

В одном ее углу стоит пианино. Висит занавес, который заставляет предположить, что за ним скрывается сцена. Здесь несколько темновато, единственный источник света – маленькое окно, сквозь которое видны ноги лошадей и колеса экипажей, катящих по улице. В слабом свете танцует пыль, вызывая желание чихнуть.

– Черт побери!

Жилистый мужчина с тонкими усами врывается в комнату. На нем простой черный костюм, в руке он держит карманные часы.

– Чарли! Где это проклятое письмо от Джорджа?

– От мистера Шоу, сэр? На вашем письменном столе.

– Хорошо. Шикарно.

Чарли откашливается.

– К вам тут молодая леди, сэр. Мисс Нэн Уошбрэд.

Настенные часы отбивают два удара, и мистер Кац прячет свои часы в карман.

– Ужасно. Просто жуть. Рад с вами познакомиться, мисс Уошбрэд. Лили говорила, что вы – соискательница… Ладно, взглянем, не ошиблась ли она насчет вашего таланта.

Мистер Кац трясет мою руку, пока я не начинаю вибрировать с головы до ног.

– А кто эти очаровательные леди?

– Ее сестры, – отвечаю я, отбирая руку.

– Сестры, ну и ну! Это ее школьные подруги, Маркус. И я бы на твоем месте присматривала за своим бумажником.

Это в комнату влетела мисс Лили Тримбл, в изумрудно-зеленом платье, которое плотно облегает все ее изгибы и выпуклости. На плечи актрисы наброшена накидка, отделанная мехом. Лили падает в кресло, которое кажется удобнее других, стоящих в этой комнате.

– Не стоит особо нервничать, Нэнни. Он ведь не Генри Ирвинг.

– Генри Ирвинг, – ворчит мистер Кац.

Он сердится при упоминании имени самого известного актера-антрепренера. Но ведь нет более прославленной персоны в театральном мире, королева Виктория даже посвятила его в рыцари.

– Этот старый сноб слишком носится со своей профессией, но я предпочитаю делать то, что нравится публике. Водевиль! Танцующие девушки и популярная музыка – вот чего хотят люди, и именно я им это даю!

– Нельзя ли поговорить об этом позже, Маркус? – говорит Лили Тримбл, доставая из сумочки маленькое зеркальце.

– Ладно. Чарли! – ревет мистер Кац.

Чарли садится к пианино.

– Что вы споете, мисс Уошбрэд?

– Э… а…

Я пугаюсь, что от волнения Энн утратит и иллюзию внешности, и способность петь.

«Ну же, давай!» – одними губами говорю я ей. И широко улыбаюсь, стараясь ее подбодрить; Энн улыбается в ответ, с довольно безумным видом.

Вмешивается Фелисити:

– Она споет «После бала»!

Лили Тримбл смотрится в зеркало и пудрит нос.

– Понимаешь теперь, о чем я говорила, Маркус? Мисс Уошбрэд может и обойтись без твоих услуг менеджера – по крайней мере до тех пор, пока эта парочка ходит за ней следом!

– Леди, вам придется помолчать, если вы вообще хотите здесь остаться.

– Фи, как вульгарно! – шепчет Фелисити, но тем не менее опускается в кресло.

– «После бала»? – спрашивает Чарли, глядя на Энн, и та кивает. – Ладно, в какой тональности?

– Э-э… я… до? – с трудом выговаривает Энн.

Мне кажется, что я вот-вот потеряю сознание от волнения. Мне приходится сжать зубами носовой платок, чтобы удержаться от ненужных слов.

Чарли наигрывает начало мелодии. Он берет четыре аккорда и смотрит на Энн. Но она слишком напугана, чтобы вступить вовремя, и он начинает снова, но Энн все еще колеблется.

– Мисс Уошбрэд, у меня нет лишнего времени, – заявляет мистер Кац.

– Маркус! – прикрикивает на него Лили Тримбл.

Энн выпрямилась, как Биг-Бен. Ее грудь вздымается и опадает при каждом вздохе. «Ну же, Энни! Покажи им, на что ты способна!» Все это чересчур для меня. Я даже не могу смотреть на Энн. И как раз когда я начинаю думать, что сейчас умру от этой пытки, голос Энн всплывает над нестройными звуками пианино и сигарным дымом. Поначалу он звучит робко, но потом набирает силу. Мы с Фелисити сидим, вытянувшись вперед, наблюдая за Энн. Вскоре ее голос заполняет комнату, нежный, чистый и чарующий. Тут нет никаких магических трюков; это сама Энн во всем ее великолепии, ее душа, слившаяся со звуками, и мы попадаем под ее чары.

Она долго держит последнюю ноту и наконец умолкает. Мистер Кац встает и надевает шляпу. Он что, собирается уйти? Понравилось ли ему?.. Или наоборот? Его короткопалые руки вдруг резко, громко хлопают.

– Это ужасающе! – кричит он. – Просто ужасающе!

Лили Тримбл вскидывает брови.

– Девочка ведь не так уж и плоха?

– Неплохо сделано, – говорит Чарли.

– Вы слишком добры, – бормочет Энн, краснея.

Чарли прижимает ладони к сердцу.

– Клянусь жизнью, вы потрясаете! Как ангел! Когда я буду сочинять мюзикл, я напишу песню специально для вас.

Чарли быстро перебирает клавиши, и в комнате звучит радостная мелодия.

– Хорошо, Чарли, хорошо. Пофлиртуешь, когда время придет. Мне нужно, чтобы мисс Уошбрэд почитала для меня.

Энн предлагают отрывок из «Продавщицы», и она читает так же хорошо, как сама мисс Эллалин Террис. Даже лучше, на самом деле. Совершенно очевидно, что все присутствующие ошеломлены талантом Энн, и меня охватывают смешанные чувства; я и горжусь за Энн, и завидую ее успеху.

– Я напишу этот мюзикл! – шепчет Чарли моей подруге. – И вы будете в нем играть. У вас тот самый голос, который я искал!

Мистер Кац протягивает руку и предлагает Энн отойти от пианино.

– Мисс Уошбрэд, как вы отнесетесь к тому, чтобы стать новой звездой компании «Театр Каца и Тримбл»?

– Я… ничто не сделает меня более счастливой, мистер Кац! – восклицает Энн.

Я никогда не видела ее такой радостной. Даже в сферах.

– Если вы уверены, что желаете меня принять…

Мистер Кац хохочет.

– Моя дорогая, я был бы дураком, если бы этого не сделал! Вы очень хорошенькая девушка.

Улыбка Энн гаснет.

– Но ведь не это главное…

Мистер Кац хихикает.

– Ну, по крайней мере, это не повредит. Людям нравится слышать хорошие голоса, моя дорогая, но им еще нравится и смотреть на тех, кому эти голоса принадлежат. И когда поет какая-нибудь красавица, они готовы заплатить за билеты гораздо больше. Верно, Лили?

– Да иначе я бы и щеки красить не стала, – со вздохом говорит Лили Тримбл.

– Но… но что насчет моего голоса?

Энн прикусывает губу, и это лишь добавляет ей очарования.

– Конечно, конечно! – восклицает мистер Кац, продолжая пожирать ее взглядом. – Ну, а теперь займемся вашим контрактом.

Когда мы наконец выбираемся из темной норы кабинета мистера Каца, мир кажется нам совсем другим местом, полным радостного возбуждения и надежды. Пыль и грязь, осевшие на подолах наших платьев, – это наши пыль и грязь, доказательство того, что мы побывали здесь и сделали то, что должны были сделать.

– Надо отпраздновать твой успех! – восклицает Фелисити. – Я знаю, тебе хочется!

– Да ведь ты вообще была против того, чтобы она пошла на это прослушивание! – напоминаю я.

Наверное, не нужно было этого делать, но самодовольство Фелисити подталкивает меня.

– Я уверена, этот Чарли Смоллз сражен тобой наповал! – веселится Фелисити.

Энн упорно смотрит в землю.

– Сражен Нэн Уошбрэд, ты хочешь сказать.

– Ой, да перестань ты! Сегодня потрясающий день!

Фелисити поворачивает в сторону какого-то незадачливого лавочника, подметающего тротуар перед своим магазинчиком.

– Знаете ли вы, что перед вами стоит новая миссис Кендал? – говорит она, упоминая имя прославленной актрисы.

Мужчина смотрит на нее так, словно она сбежала из сумасшедшего дома.

– Фелисити! – со смехом восклицает Энн.

Она тащит Фелисити прочь, но мужчина отвешивает ей короткий поклон, и Энн мягко улыбается.

Биг-Бен отбивает четыре удара.

– Ох, – сникает Энн. – Нам пора вернуться. Но мне так не хочется, чтобы этот день кончался…

– Так пусть он пока что и не кончается, – заявляет Фелисити.

Мы отправляемся в чайную, чтобы отпраздновать победу. Поднимая стаканы с чуть приправленным имбирем элем, мы пьем за Энн, и мы с Фелисити снова и снова повторяем ей, что она была великолепна. За соседним столиком сидят четыре суфражистки, обсуждающие какую-то демонстрацию перед Палатой общин. На полу у их ног лежат потрепанные лозунги: «Права голоса для женщин!», и на них стоит посмотреть. Они говорят наперебой, со страстью и пылом. Кое-кто из леди, присутствующих в чайной, неодобрительно поглядывает на них. Но другие робко подходят к ним, чтобы взять листовку или задать какой-нибудь вопрос. Одна даже передвигает свой стул и садится за их столик, и они с удовольствием теснятся, чтобы дать ей место; и я вижу, что Энн здесь не единственная женщина, чья жизнь сегодня изменилась.

Когда мы возвращаемся в школу Спенс, я сразу ищу взглядом платок Картика в ветвях ивы под моим окном, но платка нет, и я надеюсь, что Картик все же скоро вернется с новостями.

– Ты видела Энн? – спрашивает Фелисити, когда я вхожу в большой холл. – Она куда-то исчезла после ужина. Я думала, может, вы играете в карты.

– Нет, я ее не видела, – отвечаю я. – Но сейчас пойду поищу.

Фелисити кивает.

– Я буду в своем шатре.

Энн не оказывается ни в одном из ее обычных убежищ – ни в нашей комнате, ни в библиотеке, ни в кухне. Мне известно еще лишь одно место, где можно ее отыскать, – сидящую в одиночестве на террасе третьего этажа, той, что выходит на лужайку и лес за школой.

– Не возражаешь против компании? – спрашиваю я.

Она жестом указывает на широкие перила рядом с собой. Отсюда открывается отличный вид на полузаконченную башню и на остов восточного крыла. Я думаю о том, приходилось ли моей матушке и ее подруге Саре быть такими счастливыми, как мы сегодня. Я гадаю, что могло бы измениться в их судьбе, если бы им подвернулся шанс.

Дует легкий ветерок. Вдали я вижу огни цыганского лагеря. Картик. Нет, я не должна думать о нем прямо сейчас.

– Мне-то казалось, что ты уже укладываешь вещи, чтобы отправиться на мировую сцену, – говорю я.

– Мы не можем уехать до следующей недели.

– Ну, она наступит так скоро, что ты и оглянуться не успеешь. А что это такое? – спрашиваю я, показывая на конверт, который лежит у Энн на коленях.

– Ох, – вздыхает Энн, вертя конверт. – Кажется, я не в силах его отправить. Это письмо моей кузине, я ей сообщаю о своем решении. Я сегодня действительно неплохо выступила?

– Ты была просто волшебна! – говорю я. – Твой голос всех очаровал.

Энн смотрит на лужайку.

– Они захотели меня послушать только потому, что им понравилась моя внешность. И не надо мне лгать и говорить, что о нас судят по нашим талантам и так далее. Это все полная ерунда.

Энн смеется, но ее смех звучит горько.

– Красота – это сила, и моя жизнь была бы куда легче, если бы я была так же хороша собой, как Нэн Уошбрэд.

Энн на самом деле очень мила, но это не то, чего ей хочется. Она не красавица. Хотя иной раз выглядит просто чудесно. Однако ей нужно слышать совсем не это. Но если бы даже я сказала, что она прекрасна, даже если бы я действительно так думала, разве она бы мне поверила?

– Да. Все становится гораздо легче, если обладаешь красотой, – говорю я. – Всем остальным просто приходится стараться как следует, чтобы добиться своего.

Она разглаживает конверт на коленях, и я пугаюсь, что ранила ее своей честностью.

Я сжимаю руку Энн.

– Ты это сделала, Энн. Ты уже изменила свою жизнь. И я скажу любому, кто захочет меня услышать: Энн Брэдшоу – самая храбрая из всех девушек, кого только я знаю.

– Джемма, но как я им все объясню? Мне ведь придется или вечно поддерживать эту иллюзию, или найти какой-то способ заставить их поверить именно в Энн Брэдшоу.

– Мы все устроим. Нам только нужно достаточно магии, чтобы убедить их нанять именно Энн. А остальное сделаешь ты сама, своим талантом. Это твоя собственная магия.

Но я прекрасно понимаю, как себя чувствует Энн. Очень трудно представить, что, возможно, придется от всего отказаться. Мне хочется ни в коем случае не допустить этого.

– А день был просто чудесным, правда?

Легкая улыбка сгоняет тревогу с лица Энн.

– А придут дни и еще лучше.

Энн снова вертит в руках письмо.

– Полагаю, лучше мне со всем этим покончить.

Я предлагаю ей руку, как какой-нибудь придворный льстец.

– Не каждый день мне улыбается счастье присутствовать при рождении новой звезды сцены.

– Благодарю вас, леди Дойл, – отвечает Энн, как будто уже выходит на сцену, под свет прожекторов.

Мы спускаемся вниз. Энн решительно подходит к Бригид и протягивает ей письмо, быстро говоря:

– Бригид, ты не могла бы отправить вот это завтра, утренней почтой?

– Конечно, отправлю, – отвечает Бригид, засовывая конверт в карман фартука.

– Ну вот, теперь с этим действительно покончено.

– Да. Дело сделано.

– Идем! Фелисити хочется сегодня поиграть в карты, а я полна решимости не дать ей обыграть нас всех, как обычно.

Воодушевленные успехом Энн, мы втроем сидим и играем снова и снова, ставя на кон желания вместо шиллингов.

– Я увижу, как ты станешь принцессой Оттоманской империи и мы вместе отправимся в путешествие в Бомбей верхом на слоне!

По большей части выигрывает Энн, но даже Фелисити ничего не имеет против. Она лишь клянется, что это – еще одно доказательство того, что Энн наконец поймала удачу за хвост и что лучше ничего и быть не может.

Глава 33

Проходит несколько дней, но красный платок Картика так и не появляется на ветке ивы. Я беспокоюсь, мне кажется, с ним что-то случилось. Я боюсь, что, когда он вернется, я не смогу помочь ему с его братом. Мне страшно, что он вообще не вернется, а просто отправится в Бристоль и поднимется на борт «Орландо».

От всех этих тревог настроение у меня отвратительное. Мы все уже опозорились, пытаясь ходить задом наперед, как нам предстоит в присутствии ее величества во дворце Сент-Джеймс. Я споткнулась дважды, и я даже вообразить не могу, как вообще это сделать с перекинутым через левую руку шлейфом платья, с опущенной перед королевой головой. От мыслей об этом у меня начинает болеть живот.

Миссис Найтуинг усадила нас за обеденный стол. Перед каждой лежит устрашающее количество столового серебра. Ложки для супа. Вилки для омаров. Рыбные ножи. Ножи для масла. Десертные ложки. Я почти готова увидеть среди всего этого китовый гарпун и, возможно – на тот случай, если мы почувствуем себя совсем не в себе от всего и нам захочется умереть, – даже меч для сеппуку из японских легенд.

Миссис Найтуинг гудит и гудит. Мне очень трудно сосредоточиться, я улавливаю только отдельные фразы. «Рыбная перемена… кости, отодвигаете на край тарелки… пахта, кстати, помогает сохранять мягкость рук леди…»

Видение обрушивается на меня внезапно. Вот только что я слышала голос миссис Найтуинг, а в следующее мгновение время останавливается. Миссис Найтуинг застывает рядом с Элизабет. Глаза Фелисити обращены к потолку с выражением бесконечной скуки. Сесили и Марта тоже замерли…

В дверях стоит Вильгельмина Вьятт, и у нее очень мрачное лицо.

– Мисс Вьятт? – окликаю я.

Оставив своих застывших приятельниц, я иду за ней.

Она останавливается на первой площадке лестницы, но когда я тоже поднимаюсь туда, она проходит сквозь портрет Евгении Спенс и тает, как призрак.

– Мисс Вьятт? – шепотом зову я.

Но я одна. И, кажется, сами стены школы что-то шепчут мне. Я зажимаю уши, но все равно слышу призрачный шепот, приглушенное хихиканье, шипение… Обои с павлинами оживают, глаза подмигивают…

Тонкие буквы, написанные рукой Вильгельмины, появляются на портрете Евгении Спенс: «Дерево Всех Душ. Дерево Всех Душ. Дерево Всех Душ».

Эти слова заполняют весь холст. Шепот становится громче. Я кладу ладонь на портрет и как будто проваливаюсь сквозь него и попадаю в другое время и место.

Я в большом холле, но он совершенно изменился. Я вижу, наверное, мисс Мур в юности, она выглядит очень сосредоточенной. Какая-то девушка с ярко-зелеными глазами улыбается ей, и я узнаю свою мать.

– Мама? – зову я, но она меня не слышит.

Меня здесь нет на самом деле.

С девушками сидит женщина в годах, и ее я тоже знаю. Евгения Спенс. Но ее лицо, которое на портрете выглядит таким суровым, пугающим, сейчас светится добротой. Оно живое, румяное.

Какая-то девочка протягивает ей яблоко, и миссис Спенс улыбается.

– О, спасибо, Хэйзел! Оно очень вкусное, я уверена. А может быть, нам стоит разрезать его и поделить на всех?

– Нет, нет! – возражает девочка. – Это для вас. В честь вашего дня рождения.

– Ладно, отлично. Спасибо тебе. Я очень люблю яблоки.

Малышка, сидящая позади всех, робко поднимает руку.

– Да, Мина? – говорит миссис Спенс.

И я вдруг вижу за чертами малышки взрослую женщину. Вильгельмина Вьятт, волоча ноги, подходит к своей учительнице и тоже преподносит ей подарок – рисунок.

– Что это такое?

Улыбка миссис Спенс гаснет, когда она всматривается в рисунок. Это отличное изображение того самого гигантского дерева, которое я видела в снах.

– Как ты додумалась нарисовать такое, Мина?

Вильгельмина вешает голову от стыда и горя.

– Ну же, не молчи! Ты должна рассказать мне. Ложь – это грех, и она плохо характеризует девочку.

Я слышу скрип мела по доске, когда Вильгельмина медленно пишет:

– Дерево Всех Душ.

Миссис Спенс поспешно забирает мелок из пальцев девочки.

– Этого вполне достаточно, Мина.

– Что такое Дерево Всех Душ? – спрашивает кто-то из учениц.

– Это просто миф, – отвечает Евгения Спенс, влажной тряпкой быстро стирая с доски написанное.

– Оно ведь в Зимних землях? – спрашивает Сара, ее глаза проказливо блестят. – И оно очень могущественное? А вы нам не расскажете о нем? Пожалуйста!

– Все, что вам нужно знать в настоящее время, скрыто в вашем учебнике латинского языка, Сара Риз-Тоом, – сердито, но в то же время и поддразнивая, говорит миссис Спенс.

Она бросает рисунок в огонь, и из глаз маленькой Мины льются слезы. Остальные девочки хихикают, видя, что она плачет. Миссис Спенс берет ее за подбородок.

– Ты можешь нарисовать для меня что-нибудь другое? Чудесный цветущий луг или нашу школу. А теперь вытри слезы. И ты должна обещать мне, что будешь хорошей девочкой и не станешь слушать разные голоса, потому что любого можно развратить, Мина.

Картина меняется, и теперь я вижу Вильгельмину, которая достает из ящика стола украшенный драгоценностями кинжал и прячет его в карман. Потом ее тело начинает меняться, она взрослеет, и вот уже передо мной стоит взрослая Вильгельмина, держащая в руке кинжал. Ее лицо искажено яростью. Она поднимает кинжал.

– Нет! – кричу я.

И вскидываю руку, чтобы остановить удар.

Я еще продолжаю кричать, когда внезапно возвращаюсь в нашу столовую. Все смотрят на меня, разинув рот, ужасаясь. Я чувствую боль в руке. Ручьи крови текут с ладони на столовую скатерть из дамасского шелка. Нож возле тарелки. Я сжала его так сильно, что порезалась.

– Мисс Дойл!

Директриса бросается ко мне и тащит в кухню, где Бригид держит бинты и мази.

– Дайте-ка взглянуть, – говорит Бригид.

Она промывает руку, мне больно, рану щиплет.

– Не слишком глубоко, слава богу. Скорее царапина, чем шрам, ничего страшного. Сейчас перевяжем.

– Как это могло случиться, мисс Дойл? – спрашивает миссис Найтуинг.

– Я… я не знаю, – искренне отвечаю я.

Она долго смотрит мне в глаза, мне неловко.

– Что ж, я уверена, в будущем вы проявите больше внимания.

Фелисити и Энн ждут меня в комнате. Фелисити устроилась на моей кровати и читает «Гордость и предубеждение». Когда я вхожу, она отбрасывает книгу в сторону.

– Поаккуратнее с ней, будь любезна, – говорю я и подбираю несчастную книгу, разглаживаю смятые страницы и ставлю ее обратно на полку.

– Какого черта с тобой случилось? – спрашивает Фелисити.

– У меня было очень яркое видение, – отвечаю я.

И рассказываю подругам о том, что показала мне Вильгельмина Вьятт, о сцене в школьном большом холле. Я уверена, она пыталась сообщить мне, что Дерево Всех Душ действительно существует. Что для нас пришло время отправиться в Зимние земли.

Фелисити наклоняется вперед. В ней как будто вспыхивает огонь.

– Когда?

– Как можно скорее, – решаю я. – Сегодня ночью.

В лесу патрулирует рабочий мистера Миллера. Мы видим его, он ходит взад-вперед с пистолетом в руках. Он насторожен, как кошка.

– И как нам добраться до двери, чтобы он нас не заметил? – спрашивает Энн.

Я сосредотачиваюсь, и вдруг в глубине леса появляется призрак женщины. Мужчина, увидев ее, дрожит с головы до ног.

– К-кто это там?

Трясущейся рукой он направляет пистолет на привидение. Женщина прячется за дерево и возникает снова – но уже дальше в лесу.

– Т-ты ответишь моему ма-мастеру… – бормочет страж.

Он на безопасном расстоянии следует за призрачной женщиной, а та ведет его к кладбищу, где и исчезнет, предоставив рабочему чесать затылок в попытках разгадать загадку. Но мы к этому времени будем уже в сферах.

– Вперед! – говорю я, устремляясь к потайной двери.

Фелисити с усмешкой подбирает юбку.

– Ох, как мне все это нравится!

Высокие каменные плиты с изображением бдительных женщин приветствуют нас на другой стороне. Но они не могут дать ответ, которого я ищу. Ответить может только одна особа, как ни противно мне признавать это.

– Идите к замку, – говорю я. – Я скоро к вам присоединюсь.

– О чем это ты? – спрашивает Энн. – Куда ты собралась?

– Я спрошу Ашу, может ли она обеспечить нам какую-нибудь защиту, – объясняю я, чувствуя себя ужасно из-за того, что лгу.

– Мы с тобой, – заявляет Фелисити.

– Нет! Ну, то есть вам лучше подготовить Пиппу и других девушек. Собрать всех.

Фелисити кивает.

– Верно. Ты только поспеши.

– Поспешу, – обещаю я, и это уже правда.

Я бегу по пыльным коридорам к Храму и сразу же направляюсь к колодцу вечности. Цирцея ждет, плавая под поверхностью, ее бледное лицо поднимается из глубины на свет.

– Неужели так быстро пришло время моего конца? – спрашивает она голосом гораздо более сильным, чем прежде.

Я с трудом сдерживаю гнев.

– Почему ты не сказала мне, что знала Вильгельмину Вьятт?

– Ты не спрашивала.

– Ты могла бы и сама рассказать!

– Как я уже говорила, у всего есть своя цена.

Она глубоко вздыхает.

– Насколько мне известно, именно ты убила ее, – говорю я, приближаясь к источнику.

– И ты поэтому вернулась? Расспросить меня о старой школьной знакомой?

– Нет, – отвечаю я.

Я сама себя ненавижу за то, что пришла сюда, но Цирцея ведь бывала в Зимних землях… Об этом говорится в дневнике моей матери. И только у Цирцеи я могу узнать то, что мне нужно.

– Мне необходимо, чтобы ты рассказала о Зимних землях.

В голосе Цирцеи звучат нотки осторожности.

– Зачем?

– Мы собираемся пойти туда. Я хочу все увидеть своими глазами.

Она очень долго молчит.

– Но ты еще не готова к Зимним землям.

– Готова! – заявляю я.

– Ты уже заглянула в самые темные уголки своей души?

Я провожу пальцами по отполированным камням, окружающим колодец.

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Именно поэтому ты и можешь угодить в ловушку.

– Я устала от твоих загадок! – огрызаюсь я. – Ты или расскажешь мне о Зимних землях, или нет. Но…

– Хорошо, – говорит она после небольшой паузы. – Подойди ближе.

И снова я кладу руку на край колодца и ощущаю силу, все еще таящуюся в его камнях, а потом опускаю ладонь на сердце Цирцеи. На этот раз все происходит как-то легче; моя потребность разузнать о Зимних землях и желание услышать о Дереве Всех Душ сильнее опасений. И через несколько секунд Цирцея уже светится силой. Улыбка возникает на ее постепенно розовеющих губах. И после этого второго дара она становится даже симпатичнее и живее… и больше походит на ту учительницу, которую я так любила, мисс Мур. Вид этого лица поражает меня. Я вытираю влажные ладони о ночной халатик, как будто могу так избавиться от всех следов Цирцеи.

– Ну вот, я дала тебе магию, о которой ты просила. Теперь о Зимних землях, будь любезна.

Тихий голос Цирцеи разносится по пещере.

– У входных ворот тебе зададут кое-какие вопросы. И ты должна ответить на них правдиво, иначе тебе не удастся войти.

– Что за вопросы? Они трудные?

– Для кого как. Когда очутишься там, следуй за рекой. Не вступай ни в какие сделки, не давай никаких обещаний. Там ты не можешь доверять тому, что видишь и слышишь, потому что это – край и очарования, и обмана, и тебе придется разбираться, что есть что.

– Что-нибудь еще? – спрашиваю я, потому что пока услышала не слишком много.

– Да, – говорит Цирцея. – Не ходи туда. Ты не готова.

– Я не совершу тех ошибок, которые сделала ты; уж это точно, – огрызаюсь я. – Теперь скажи мне вот еще что: Дерево Всех Душ действительно существует?

– Надеюсь, ты вернешься и расскажешь мне об этом, – говорит Цирцея после долгого молчания.

Какой-то шорох, похожий на шум легкого движения, доносится из колодца. Но это ведь невозможно… Цирцея заперта в ловушке. Я оглядываюсь – она все так же неподвижна, словно мертвая.

– Джемма? – окликает она.

– Да?

– Зачем Вильгельмине нужно, чтобы ты отправилась в Зимние земли?

– Затем, что…

Я умолкаю, потому что не задавала себе такого вопроса, и из-за него меня наполняют сомнения.

И тут я снова слышу это – легкий шелест в воде. Стены пещеры покрыты влагой, и я думаю, что, наверное, это стекают капли.

– Будь поосторожнее, Джемма.

Пиппа вместе с остальными девушками ждет меня в синем лесу. На деревьях зреют ягоды. Везде стоят отчасти наполненные корзины. Платье Пиппы спереди перепачкано соком и выглядит, как фартук мясника.

– Она дала какую-то защиту для нас? – спрашивает Энн, когда я присоединяюсь к компании.

– Что? – растерянно бормочу я.

– Аша, – поясняет Энн.

Но в моей памяти все еще плавает лицо Цирцеи.

– Нет. Никакой защиты. Придется справляться самим.

Пиппа восторженно хлопает в ладоши.

– Великолепно! Наконец-то настоящее приключение! В этих Пограничных землях так тоскливо! Я бы их назвала скорее Скучными землями!

Я смотрю в сторону бурлящего тучами неба Зимних земель, на ворота, отделяющие нас от неведомого.

– А как насчет тех ужасных существ, мисс?

Это спрашивает Вэнди. Она крепко держится за юбку Мерси.

Пиппа берет Фелисити под руку.

– Мы будем держаться все вместе. Мы ведь неглупые девушки, в конце-то концов!

– Есть только один способ это проверить, – говорит Энн.

– Я должна выяснить, существует ли Дерево Всех Душ, – говорю я.

Маленький огонек вспыхивает в листве деревьев, он приближается, увеличиваясь. Это то самое существо, похожее на фею, с золотистыми крылышками.

– Ты желаешь увидеть Зимние земли? – шелестящим шепотом спрашивает фея.

– Тебе какое дело? – рявкает Фелисити.

– Я могла бы освещать дорогу, – мурлычет существо.

Мэй Саттерс машет на фею рукой.