Текст книги "Прекрасное далеко"

Автор книги: Либба Брэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 45 страниц)

Глава 37

Путешествие в сферы без Энн совсем не такое радостное. Даже магия не улучшает настроения. Фабричные девушки очень сурово встречают весть об ее отъезде.

– А у нас-то и возможности такой нет, уехать куда-то, – ворчит Мэй, обращаясь к Бесси.

– Вы должны использовать собственные возможности, – возражает Фелисити.

Бесси злобно косится на нее.

– Да что ты об этом знаешь?

– Давайте не будем ссориться, – говорит Пиппа. – Мне хочется танцевать и играть с магией. Джемма?

Я со вздохом иду по знакомой дорожке к церкви в замке, и Пиппа следует за мной. На этот раз, когда мы объединяемся в магии, Пиппа очень сильно воздействует на меня. Я как будто проваливаюсь в нее. Я становлюсь частью ее печали, ее зависти, ее горечи – всего того, что предпочла бы не видеть и не ощущать. Когда я прерываю контакт, я чувствую себя утомленной. Магия щекочет меня изнутри, как множество ползающих под кожей насекомых.

Но зато Пиппа снова сияет. Она прижимается ко мне и обнимает за талию, как маленький ребенок.

– Прекрасно чувствовать себя необычной, пусть даже на несколько часов, правда?

– Да, – соглашаюсь я.

– Будь я тобой, я бы никогда не отдала такую силу, я бы навсегда ее сохранила.

– Иной раз мне и хочется это сделать.

Пиппа прикусывает губу, и я знаю, что она тревожится.

– В чем дело? – спрашиваю я.

Она берет из чаши несколько ягод и катает их между пальцами.

– Джемма, мне кажется, тебе не следует на этот раз давать так много магии Бесси и остальным девушкам.

– Почему нет?

– Они же фабричные работницы, – со вздохом отвечает Пиппа. – Они не привыкли обладать властью. Бесси становится просто самовлюбленной.

– Не думаю, что это…

– Она хотела снова отправиться в Зимние земли, – признается Пиппа. – Без тебя.

– Она так говорила?!

Пиппа берет меня за руку. Мы осторожно перешагиваем через тяжко вздыхающие лианы, густо заплетающие пол.

– Лучше будет, если ты дашь побольше мне, тебе так не кажется? Тогда здесь будет кто-то, кто сможет за ними присмотреть, руководить ими. Они же совсем как дети, право слово. А я смогу их уберечь.

Пиппа смеется, но то, что она сказала о Бесси, звучит как сигнал тревоги.

– Да, ты права, – соглашаюсь я. – Я им дам поменьше.

Пиппа целует меня в лоб. И бросает в рот ягоды, которыми играла – одну, вторую, третью…

– Может, не стоит их есть? – осторожно спрашиваю я.

Глаза Пиппы вспыхивают.

– Да какое теперь это имеет значение? Все, что они могли сделать, они уже сделали.

Она бросает в рот четвертую ягоду и тыльной стороной ладони вытирает с губ сок. А потом отодвигает старый гобелен и со словами «Приветствую вас, мои дорогие!» появляется перед девушками, как королева перед подданными.

Как я и обещала, я передаю фабричным девушкам ровно столько магии, чтобы они могли сделать чистой свою кожу и принарядиться в чудесные платья, но не так много, чтобы что-то изменить на самом деле. На этот раз у них нет настоящей силы, только временная иллюзия.

– Что-то сегодня магия не так уж и работает, – ворчит Бесси. – Почему это?

Я сглатываю застрявший в горле тяжелый ком, но Пиппа спокойна и уверенна.

– Так уж устроены сферы, Бесси. Они сами решают, сколько кому давать. Ведь так, Джемма?

– Мне говорили именно так, – киваю я, внимательно наблюдая за Бесси – не выдаст ли она себя, но вижу в ней только разочарование.

– Может, это потому, что мы недостаточно важные особы? – предполагает Мерси.

– Здесь нет важных особ, – возражает Бесси. – Как раз это мне и нравится. И кроме того, мисс Энн всегда получала много магии, а она ничуть не лучше нас.

– Бесси, довольно уже! – дуется Пиппа.

Бесси уходит в сторону и садится у очага. Она бросает в огонь маленькие цветки и смотрит, как они вспыхивают и сгорают.

– Ой, да иди же сюда! – зовет Пиппа. – Незачем обижаться! Я хочу танцевать!

Я не в настроении для танцев и не в состоянии притворяться. Поэтому я отправляюсь на прогулку. Прохладный воздух освежает; сумрачное небо ощущается как укрытие. Я пробираюсь сквозь клубящийся туман, тоска подгоняет меня. Мне хочется еще раз прижать ладони к Дереву Всех Душ, слиться с ним так, словно мы – одно существо.

Ворота на этот раз распахиваются сразу. Они уже получили от меня то, чего хотели. Ноги погружаются в черный песок. Воздух, холодный и насыщенный песком, будто обнимает меня; я высовываю язык, чтобы ощутить его вкус. Я следую на шум реки. Меня ждет шлюпка, и я шагаю на палубу и направляюсь к сердцу Зимних земель. Я знаю, что на этот раз не нужно бороться с течением, лодочка легко одолевает стремнины, вот только дорога мне незнакома. Она не та, по которой мы двигались в прошлый раз, и во мне назревает панический страх. Где я? Как я умудрилась так заблудиться?

Поблизости от лодки слышится всплеск, борт поглаживает водяная нимфа. Она кивает в сторону какой-то пещеры справа; потом плывет туда, выплывает обратно, разрезая воду, как огромная змея.

Хорошо. Я не позволю ей одолеть меня. Если будет необходимо, я применю магию. Успокоенная этой мыслью, я поворачиваю лодку, следую за нимфой и оказываюсь в пустотелой скале. Над головой висят сталактиты, гигантские ледяные кинжалы. По бокам пещеры – две узкие полоски каменистой земли, которые, должно быть, исчезают во время прилива, потому что я вижу следы, оставленные водой высоко на стенах пещеры. А еще выше расположен другой выступ.

Перепончатая рука водяной нимфы ласкает мою лодыжку. Я, нервно вздохнув, отдергиваю ногу. Цветные чешуйки остаются на коже драгоценными отпечатками.

– Мою кожу тебе так просто не заполучить, – предостерегаю я, и мои слова разносятся эхом в пустоте пещеры.

Нимфа шарахается в сторону, скрывается под поверхностью воды, и теперь видны только ее блестящие черные глаза и скользкая лысая голова, и меня охватывает новый страх. На выступе я замечаю движение. Призрачные лица бледных существ высовываются из трещин в камнях; они похожи на ночных бабочек. У них нет глаз, но они принюхиваются и ползут к краю.

Сердце у меня сжимается. Я тихо разворачиваю лодку и гребу обратно к выходу из пещеры… но выход исчез. Этого не может быть. Я слышу лошадиное фырканье, стук копыт – и передо мной появляется Амар на великолепном белом жеребце. Он движется по узкой полосе земли вдоль стены пещеры, пока не равняется с лодкой. У меня перехватывает дыхание. У Амара такие же полные губы и гордая осанка, как у Картика. Но его глаза – черные омуты, окруженные красным. Они смотрят на меня в упор, и я не могу отвести взгляд, не могу закричать, не могу убежать…

«Пусти в ход магию, магию», – выстукивает сердце. Но я не могу. Я слишком испугана.

– Я знаю, ты видела жрицу. Что она тебе сказала? – спрашивает Амар.

Его зубы сильно заострены.

– Тебе этого не узнать, – с трудом выговариваю я.

Глаза Амара как будто колеблются и становятся такими же карими, как у Картика.

– Скажи моему брату, что в его сердце скрыто все. Что там он найдет и свою честь, и свою судьбу. Скажи ему.

И в то же мгновение возвращаются пугающие черные дыры вместо глаз, окруженные красными кольцами.

– Мы все равно тебя достанем. Опасайся рождения мая.

От моего дыхания в воздухе плывут белые облачка, страх сливается с холодом.

– Выпустите меня отсюда! – кричу я.

Внезапно выход из пещеры вновь становится видимым, и я гребу к нему изо всех сил, оставляя далеко позади Амара и тех бледных слепых существ. Дерево забыто. Я хочу только благополучно добраться до Пограничных земель.

Я, пошатываясь, вхожу в голубой лес, тяжело дыша, и с облегчением вижу впереди свет, льющийся из окон замка, рассеивающий мглу. И так радостно слышать смех подруг, теперь мне уже хочется к ним присоединиться.

До меня доносится далекий раскат грома, и когда я оглядываюсь, небо над Зимними землями пропитано алым.

Глава 38

Это особо скучный день в школе Спенс. Мы потратили весь урок французского языка на спряжение глаголов. Честно говоря, мне совершенно все равно, скажу ли я «я ела на ужин улиток» или «я буду есть на ужин улиток», потому что я в любом случае не позволю улитке проскользнуть ко мне в рот, так что весь урок представляет для меня весьма спорный интерес. Потом мы повторяем фигуры кадрили до тех пор, пока я не начинаю чувствовать, что способна танцевать кадриль даже во сне; потом мы учимся подсчитывать расходы и подводить итоги, чтобы в один прекрасный день суметь без труда вести домашние книги учета и отчитываться перед супругами. Под руководством мисс Мак-Клити мы рисуем друг друга в профиль; Элизабет возмущается, что я изобразила ее нос огромным, как дом, хотя, если честно, я была еще слишком добра к ней. Но когда речь идет об искусстве, каждый становится критиком, и с этим приходится смиряться.

Когда учителей нет поблизости, девушки принимаются взволнованно болтать о предстоящих им светских дебютах. Они уже получили целые пачки приглашений – и это искушающие обещания романтических встреч, изысканных пиров и новых туалетов, а сами приглашения отпечатаны изящным шрифтом на дорогих карточках из плотной кремовой бумаги. Мне бы тоже следовало подумать о своем дебюте. Но я слишком рассеянна. Будущее кажется существующим в каком-то другом мире, и я не могу отчетливо его увидеть.

Вместо того чтобы сесть за чайный стол со всеми, я ухожу под тем предлогом, что мне необходимо попрактиковаться в реверансе, и обшариваю все укромные уголки и закоулки школы в надежде отыскать украденный Вильгельминой Вьятт кинжал или хотя бы дополнительные подсказки, где он может быть. К сожалению, я не нахожу ничего, кроме пыли, пустых ящиков письменных столов и битком набитых шкафов и буфетов, и натыкаюсь на липкую ириску без обертки, от которой пальцы тоже становятся липкими, и даже после того, как я трижды мою руки с мылом, неприятное ощущение не проходит. Я совершенно растеряна, особенно потому, что мисс Вьятт больше не желает являться мне в видениях или снах. Она как будто играет со мной, и я припоминаю замечание доктора Ван Риппля о том, что Вильгельмина всегда наслаждалась мелкими пакостями. И я сомневаюсь, стоит ли ей доверять вообще.

Я уже готова отступить и вернуться к остальным, когда вдруг замечаю на ветке ивы платок Картика. Я высовываюсь из окна спальни и достаю его. К платку привязана записка: «Я все устроил. Встретимся в прачечной. В полночь. Принеси пять фунтов. Оденься разумно».

Сегодня ночью. Мне следует особо поблагодарить Картика за то, что записка так коротка. И тем не менее все организовано, и если я могу поговорить с представителем братства Ракшана о том, как спасти брата, я пойду с ним куда угодно.

Фелисити не слишком радуется моему плану. Она ожидала, что мы отправимся в сферы, и уверена, что Пиппа не простит ей отсутствия, – но она понимает, что я должна помочь Тому. Она даже предлагает мне свою рапиру – на случай, если мне надо будет кого-нибудь заколоть. Я заверяю ее, что это не понадобится, и надеюсь, что это действительно так.

К полуночи я уже готова к встрече с Картиком в прачечной. Он написал, что одеться нужно разумно, и я, подумав, что нам, наверное, придется ночью пробираться по лондонским улицам, нашла единственное разумное решение.

С помощью магии я творю брюки, рубашку, жилет и сюртук. Я иллюзорно укорачиваю волосы – и сама изумляюсь полученным эффектом. Сплошные глаза и веснушки. Я сотворила отличного мальчишку, пожалуй, куда более симпатичного, чем я же в облике девушки. Матерчатая кепка завершает иллюзию.

В домике прачечной темно. Я ничего не вижу и не слышу и гадаю, придет ли в конце концов Картик.

– Ты опоздала, – говорит он, выходя из-за столба, подпирающего потолок.

– Рада видеть, что с тобой все в порядке, – огрызаюсь я.

– Я ведь четко написал – в полночь. Если мы хотим попасть в Лондон вовремя, надо немедленно отправляться. У тебя есть деньги?

Я встряхиваю кошелек, который держу в руке, и он звенит.

– Пять фунтов, как ты и просил. А зачем они нужны?

– Сведения стоят денег, – отвечает Картик и окидывает взглядом мои брюки. – Весьма разумно.

Его взгляд скользит выше. И он тут же отворачивается.

– Застегни сюртук.

Грудь слегка выпирает под рубашкой. Эта часть тела плохо замаскирована. Смутившись, я застегиваю сюртук.

– Вот это добавим, – говорит Картик.

Он накидывает мне на шею свой шарф. Концы шарфа свисают вниз, прикрывая грудь.

Картик ведет меня туда, где ждет Фрея. Он поглаживает лошадь по морде, успокаивая. Взлетает в седло, потом протягивает руку и помогает сесть за его спиной. Мы трогаемся с места. Я обхватываю Картика за талию, и он не возражает.

Мы скачем, кажется, целую вечность – так долго, что у меня болит зад, – и наконец вдали появляются лондонские огни. Перед городской окраиной мы спешиваемся, и Картик привязывает Фрею к дереву, сообщив лошади, что мы обязательно вернемся. Он скармливает ей морковку, и мы ныряем в ночную жизнь Лондона. Улицы не так безлюдны, как я могла бы подумать. Кажется, что сам город выбрался за двери, в то время как его двойник, Лондон дневной, спокойно спит. Сейчас это совсем другой Лондон, дерзкий и неведомый.

Картик берет кеб и стучит в крышу, подавая сигнал кебмену. Поскольку Картик сидит рядом со мной, внутри кажется очень тесно. Руки Картика напряженно лежат на коленях. Я забиваюсь в угол.

– Где у нас встреча?

– Рядом с Тауэрским мостом.

Ночь выглядит размазанной в мглистом свете. Картик так близко, что его можно коснуться. Ворот рубашки расстегнут, открывая изгиб шеи и нежную выемку горла. В кебе жарко. Голова у меня легкая, как перышко. Надо на что-то отвлечься, пока я не сошла с ума.

– И как ты устроил эту встречу?

– Есть способы.

Картик ничего больше не говорит, а я ничего больше не спрашиваю. В кебе вновь воцаряется молчание, и слышен только быстрый стук конских копыт, отдающийся во всем теле. Колено Картика касается моего. Я жду, что он придвинется ближе, но он этого не делает. У меня дрожат руки. Краем глаза я вижу, что Картик смотрит на улицу. Я тоже, но не могу сказать, что замечаю хоть что-то. Я осознаю лишь тепло его ноги. Кажется просто невероятным, что небольшое сочетание костей и сухожилий, заключенных в коленке, может производить столь ошеломляющий эффект.

Кебмен вскоре останавливает экипаж, и мы с Картиком оказываемся на улицах прямо под Тауэрским мостом. Этот мост действует всего два года, и на него стоит посмотреть. Две большие башни возвышаются как средневековые бастионы. Между ними высоко над Темзой висит сам мост. Он разводится, чтобы пропустить суда, идущие в порт, – а их здесь много. Темза битком набита ими.

На тротуаре, прямо в сырой грязи, сидит старая нищенка. Она трясет жестяной коробкой, в которой лежит один пенни.

– Прошу, сэр, подайте монетку!

Картик кладет в ее коробку соверен, и я понимаю – скорее всего, это все, что у него есть.

– Зачем ты это сделал? – спрашиваю я.

Он поддает ногой камешек, камешек взлетает в воздух, и Картик играет им, как мячом, не позволяя упасть.

– Ей это нужно.

Отец всегда говорит, что ничего хорошего нет в том, чтобы подавать милостыню попрошайкам. Они истратят полученные деньги неразумно, а то и напьются или позволят себе еще какие-нибудь удовольствия.

– Она может купить на эти деньги выпивки.

Картик пожимает плечами:

– Значит, она напьется. Дело не в деньгах, дело в надежде.

Он отправляет камешек высоко в воздух. Тот падает далеко впереди.

– Я знаю, что это такое – постоянно бороться за то, что другие получают просто так.

Мы подходим к заводи, битком набитой судами разнообразных типов, от самых маленьких шлюпок до больших кораблей. Я не понимаю, как они умудряются подходить к причалам и отходить от них при том, что с одного судна на другое можно без труда перешагнуть. Однако они выстраиваются перед складами и доками, ожидая, когда их разгрузят.

Узкая лестница ведет вниз, на берег. Я жду, что Картик предложит мне руку. Но он начинает спускаться без меня, засунув руки в карманы пальто.

– Что тебе мешает? – спрашивает он.

– Ничего, – отвечаю я, ступая на лестницу.

Картик смотрит в небо.

– Почему леди никогда не показывают, что сердятся? Вас что, специально учат этому искусству? Это здорово смущает.

Я останавливаюсь и в слабом синеватом свете смотрю на него.

– Если хочешь знать, ты мог бы предложить мне руку в начале лестницы.

Он пожимает плечами:

– Зачем? У тебя свои руки-ноги есть.

Я пытаюсь сохранить самообладание.

– Так принято, чтобы джентльмен помогал леди спускаться по лестнице.

Картик фыркает.

– Я не джентльмен. А этой ночью и ты не леди.

Я пытаюсь возразить, но обнаруживаю, что просто не могу этого сделать, и мы идем вдоль Темзы, не говоря больше ни слова. Великая река плещется о берег в мягком ритме. Волны поднимаются и опадают, и снова поднимаются, как будто им тоже хочется вырваться на свободу хоть на одну ночь. Я слышу вдали голоса.

– Сюда.

Картик поворачивает туда, откуда доносятся голоса. Грязь под ногами становится гуще, поднимается туман. Прямо в воде я вижу с десяток человек – от старых женщин до чумазых детей.

Одна старуха напевает какую-то матросскую песенку, умолкая только тогда, когда ее сотрясает отчаянный кашель. Ее платье представляет собой рваную тряпку. Она настолько грязна, что сливается с сумерками, как тень. Продолжая петь, она погружает в Темзу глубокую сковороду и тут же вытаскивает ее. И быстро обшаривает сковородку, встряхивая. Что она ищет?..

– Грязные жаворонки, – поясняет Картик. – Так их называют. Они просеивают грязь со дна Темзы, ищут что-нибудь достаточно ценное, чтобы это можно было продать – тряпье, кости, жестянки или куски угля, упавшие с барж. Если им повезет, они могут найти и кошелек какого-нибудь матроса, встретившего дурной конец… ну, это если багры речных бродяг не выловят его первыми.

Я морщусь.

– Но бродить по пояс в воде…

Картик пожимает плечами:

– Это куда лучше, чем быть тошерами, уверяю тебя.

– Скажи на милость, что такое тошеры?

– В общем то же, что грязные жаворонки, только они роются в сточных канавах и трубах канализации.

– Что за чудовищное существование…

Тон Картика становится жестким.

– Им приходится добывать средства для жизни. А жизнь не всегда честна.

Он хочет уколоть меня этими словами и достигает цели. Мы снова умолкаем.

– Ты постоянно говоришь о судьбе и предназначении, – через некоторое время говорю я. – Но как тогда ты объяснишь судьбу этих людей? Неужели им предназначено только страдать?

Картик засовывает руки глубоко в карманы.

– Страдание – это не судьба. И неведение тоже.

Из тумана доносится женский голос:

– И чего тебе речка подарила сегодня?

Другой голос кричит в ответ:

– Ого, я нашла тут яблок пакет!

Женщины громко хохочут.

– Они находят в воде яблоки? – растерянно спрашиваю я.

Картик усмехается.

– Это особый жаргон кокни. Последнее слово рифмуется с тем, что подразумевается. «Яблок пакет» – «ничего тут нет». То есть она хотела сказать, что ничего не нашла.

– Оу! Картик!

Беспризорник, спотыкаясь, выходит из грязной воды.

– А я тебя жду, приятель.

– Мы немного задержались, Тоби.

Картик кланяется перемазанному парнишке.

Тоби подходит ближе, а с ним приближается и его запах. Это чудовищная смесь стоялой воды, гнили и кое-чего похуже. У меня скручивает живот, и приходится дышать ртом, чтобы не потерять сознание от вони.

– Как дела с поиском сокровищ? – спрашивает Картик.

Он думает, что никто не заметит, как его рука поднимается к подбородку и пальцы осторожно прикрывают нос.

– Не слишком хорошо, но и не слишком плохо.

Тоби протягивает раскрытую ладонь. На ней лежит странный набор предметов – маленький кусочек угля, две заколки для волос, чей-то зуб, шиллинг… Все это густо покрыто мокрой грязью. Тоби широко улыбается, демонстрируя нехватку зубов.

– На это можно купить пинту эля.

Потом он подозрительно присматривается ко мне.

– Это что, леди в мужских штанах?

Думаю, на моем лице отразился ужас.

Картик вскидывает брови.

– Никого тебе не одурачить.

Тоби побрякивает своей добычей.

– Она не красавица, приятель, но выглядит чистенькой. Сколько?

Я не сразу понимаю, но когда до меня доходит смысл его слов, я разъяряюсь.

– Эй, ты…

Картик быстро хватает меня за руку, заставляя умолкнуть.

– Извини, приятель, – говорит он. – Она со мной.

Тоби пожимает плечами и поправляет грязную кепку.

– Да я просто так.

Биг-Бен бьет четыре раза. Звон колоколов проносится сквозь туман, и я ощущаю его всем нутром.

– Ну что, пошли, что ли? – спрашивает Тоби.

– Ну и нахал, – ворчу я.

«Она не красавица, приятель». Парнишка принял меня за обычную проститутку, но почему-то замечание о моей внешности задело меня куда сильнее.

От теней отделяется маленький мальчишка с обветренными губами и большими синяками под глазами. У него и голос-то еще не ломался, ему не больше десяти лет, но в нем уже ощущается пустота, как будто в душе ничего не осталось.

– Ищешь подружку, приятель? Пара пенсов.

Картик качает головой, и мальчишка снова растворяется в тенях в тревожном ожидании другого прохожего.

– Здесь найдутся такие, кто возьмет то, что он предлагает, – говорит Картик.

Тоби ведет нас к какому-то складу, забитому пустыми корзинами и едва освещенному единственной лампой.

– Вот хорошее местечко, – говорит он.

Картик оглядывается по сторонам.

– Здесь нет запасного выхода. Легко загнать в угол.

– Зачем бы? – спрашивает Тоби. – Тут же корабли кругом.

– А мужчины на них либо пьяные, либо спящие, – отвечает Картик. – Или как раз такие, каких следует остерегаться.

– Думаешь, я совсем свихнулся? – с вызовом произносит Тоби.

– Картик! – предостерегающе бросаю я.

– Хорошо, – смягчается Картик. – Джемма, деньги!

Я отдаю ему маленький кошелек с пятью фунтами. Это все, что у меня есть, и мне ужасно жаль расставаться с деньгами. Картик протягивает кошелек Тоби, а тот открывает его, пересчитывает монеты и прячет кошелек в карман.

– Итак, – говорит Картик, – что ты узнал о мистере Дойле?

Я перевожу взгляд с Картика на Тоби и обратно.

– Так это с ним мы собирались встретиться?

– Тоби доказал свою полезность в выполнении разных заданий. И он умеет продавать знания за хорошие деньги.

Тоби улыбается от уха до уха.

– Я могу все разузнать. Клянусь жизнью!

– Но предполагалось, что мы увидимся с кем-то из Ракшана, – протестую я.

Мне хочется забрать деньги назад.

– Прежде всего мы должны собрать сведения, чтобы знать, куда нанести удар, – объясняет Картик. – Если мы просто попросим о встрече, они наверняка нас схватят. Я ведь был одним из них. Я знаю.

– Ладно, хорошо, – бурчу я.

Суда на Темзе борются с течением. В этом зрелище есть что-то успокаивающее и знакомое.

– Они его к себе заманивают, это так, – говорит Тоби. – Задумали устроить ему посвящение и все такое. Но я не знаю, как много они ему рассказали.

– И завлек его туда Фоулсон? – спрашивает Картик.

Тоби качает головой.

– Фоулсон делает, что ему велят. Кто-то с самого верха приказал. Какой-то джентльмен. – Тоби показывает на небо. – Очень высокий, важный.

– Ты знаешь, кто это?

– He-а, больше я ничего не знаю.

– Но я хочу найти этого джентльмена, – настойчиво говорю я.

– Фоулсон ему все докладывает. Он и знает.

В тумане слышатся шаги. К ним добавляется свист, от которого у меня холодеет кровь. Картик прищуривается.

– Тоби?..

Грязный оборвыш пожимает плечами и грустно улыбается, прежде чем сбежать.

– Прости, приятель. Он дал мне шесть фунтов, а моя мамка жутко больна.

– Ну-ка, ну-ка, и что это у нас тут? Вернулся с того света, братец?

В круг тусклого света ступает пара черных блестящих ботинок. Мистер Фоулсон возникает из тьмы, и рядом с ним – крупный мужчина. С другой стороны склада подходят двое бандитов Фоулсона. За нашими спинами – Темза. Нас таки загнали в угол.

Картик подталкивает меня к себе за спину.

Фоулсон ухмыляется.

– Защищаешь свою возлюбленную леди?

– Какую леди? – спрашивает Картик.

Фоулсон смеется.

– Она может надеть что угодно, хоть брюки и сюртук, но есть ведь еще и ее глаза. А они не лгут.

– Дай мне слово как брат, что отпустишь ее с миром, – говорит Картик, но я вижу, как от страха бьется жилка на его горле.

Губы Фоулсона кривятся от ненависти.

– Ты сбежал из овчарни, братец. Между нами нет больше слова чести. Я ничего не должен тебе обещать.

Фоулсон извлекает из кармана нож. Лезвие открывается со щелчком и поблескивает в неясном свете газовой лампы.

Я быстро оглядываю берег Темзы в поисках кого-нибудь, кто мог бы услышать мой крик и прийти на помощь. Но туман стал намного гуще. Да и кто пришел бы сюда? Скорее наоборот, нищие разбегутся, заслышав шум. Магия. Я могу, конечно, в случае необходимости воспользоваться ею, но тогда Фоулсон будет знать наверняка, что я лгала насчет того, что больше ею не владею.

Один из головорезов бросает Фоулсону яблоко, и тот ловко ловит его одной рукой. Он втыкает в яблоко нож и очищает кожуру – она длинными спиралями падает к его ногам.

Тяжело сглотнув, я выхожу вперед.

– Мне бы хотелось, чтобы вы оставили моего брата в покое.

Фоулсон одаряет меня злобной усмешкой.

– Даже так?

– Да, – киваю я, желая, чтобы в моем голосе слышалось побольше стали. – Прошу вас.

– Ну-ну… Это ведь от вас зависит, мисс Дойл. У вас есть кое-что такое, что принадлежит нам.

– И что же это?

Несмотря на страх, я говорю уверенно.

– Ах, какие мы скромницы!

Усмешка Фоулсона превращается в гримасу.

– Да магия же!

Он делает шаг вперед, мы с Картиком отступаем. Мы уже совсем рядом с Темзой.

– Я ведь вам говорила… я больше ею не владею.

Глаза Картика смотрят то вправо, то влево, и я надеюсь, что он ищет маршрут отступления.

– Вы лжете! – рявкает Фоулсон.

– Откуда ты знаешь, что она лжет? – спрашивает Картик.

– Да знаю!

– Предполагается, что Ракшана должны охранять магию, а не красть ее!

Я пытаюсь тянуть время.

– Ну да, прежде так оно и было, подружка. Только все ведь меняется. И время колдуний миновало.

Фоулсон подносит нож ко рту и слизывает с кончика ломтик яблока. Мы угодили в ловушку. Бежать некуда, разве что в Темзу.

– Я лично так все это вижу, – говорит Фоулсон. – Я поймал вас обоих, я теперь герой.

Он тычет ножом в сторону Картика.

– Ты предал братство, а ты, – нож поворачивается в мою сторону, – ты есть решение всех наших проблем.

– Можешь прыгнуть? – чуть слышным шепотом спрашивает Картик.

Его взгляд указывает на лодку, что качается у берега позади нас. Я киваю.

– О чем это ты шепчешься со своей любимой птичкой? – спрашивает Фоулсон.

– На счет «три», – шепчет Картик. – Раз, два…

Я слишком испугана, чтобы ждать. Я прыгаю на счет «два», увлекая за собой Картика, и мы падаем на нос лодки с таким грохотом, что он отдается во всем теле.

– Я сказал «три»…

Картик задыхается так, словно у него дыра в легких.

– И-извини… – с присвистом отвечаю я.

Фоулсон орет на нас со склада, и я вижу, что он собирается прыгнуть следом.

– Вперед!

Картик рывком поднимает меня на ноги, и мы ковыляем на корму, где почти впритык к этой лодке стоит другая, поменьше. Между ними совсем небольшое расстояние, но в темноте, когда воды Темзы плещутся у бортов, оно кажется длиной в милю. Наша лодка качается, и от этого меня охватывают еще более сильные сомнения.

– Прыгай! – кричит Картик.

Он перескакивает на вторую лодку, таща меня за собой.

– Какого черта! – восклицает удивленный матрос, когда мы падаем в его лодку и она кренится.

– Внеплановая инспекция! – отвечает Картик, и мы мчимся дальше.

Еще один прыжок – и мы на причале. Мы несемся по скользкой земле с головокружительной скоростью, стараясь не споткнуться. Фоулсон и его головорезы бегут за нами. В высоком склоне берега под улицами – какая-то дыра. Это сточная труба.

– Сюда! – кричит Картик, и его слова отдаются в туннеле эхом.

Из трубы несется такая вонь, что меня едва не рвет. Я зажимаю нос ладонью.

– Ох, вряд ли я смогу, – сдерживая рвотные позывы, говорю я.

– Это путь к спасению.

Мы заползаем в грязную, вонючую дыру. Стены покрыты влагой. По дну туннеля течет густая грязь. Она проникает в башмаки, пропитывает чулки, и мне очень трудно не позволить желудку вывернуться наизнанку. А в туннеле кипит жизнь. Жирные черные крысы спешат куда-то на маленьких лапах, попискивая, когда внезапно налетают на стены. От их писка по коже бегут мурашки. Одна особо нахальная зверюга сует нос прямо мне в лицо, и я визжу. Картик зажимает мне рот ладонью.

– Тс-с! – шипит он, и даже этот звук разносится эхом по вонючей трубе.

Мы встаем, прижавшись друг к другу в сыром мерзком туннеле, и прислушиваемся. Где-то непрерывно капает вода, шуршат коготки. И слышен еще какой-то звук…

– Привет, ребята! Мы знаем, что вы там.

Картик шагает вперед, но становится еще темнее, и меня переполняет страх. Я просто не могу идти дальше.

– Закрой глаза, я тебя поведу, – шепчет Картик.

Он обхватывает меня рукой за талию.

Я выпрямляюсь.

– Нет. Я не могу. Я…

– Есть!

Люди Фоулсона стремительно бросаются на нас. Они хватают Картика, заворачивают ему руки за спину, и он кривится от боли.

– Ну, я просто вне себя, – говорит Фоулсон, медленно приближаясь к нам.

– Я уже отдала все Ордену, – вырывается у меня. – Ты прав, я тебе лгала. Но сегодня утром я виделась с мисс Мак-Клити. Она убедила меня прислушаться к ее мудрости. И я соединила с ней руки в сферах. Теперь вся сила – у Ордена! Клянусь!

Лицо Фоулсона меняется. Он выглядит встревоженным, смущенным.

– Сегодня утром?

– Да! – лгу я.

Фоулсон так близко, что я ощущаю запах яблока, исходящий от него, вижу, как от ярости сжимаются его челюсти.

– Но если это правда, то ничто не мешает мне прирезать Картика прямо здесь и сейчас.

Он прижимает лезвие ножа к горлу Картика.

– Бедный братец Картик! Сказать вам, мисс, что с ним было?

Картик пытается увернуться от ножа.

– Да, мы его поймали. Вы знаете, мисс, как долго человек выдерживает наши пытки?

Фоулсон приближает губы к моему уху так, что я ощущаю жар его дыхания.

– Я ломал людей меньше чем за день. Но наш Картик, он не хотел ломаться! Не хотел рассказывать нам, что он знает о вас и о сферах. Как долго это продолжалось, Картик? Пять дней? Шесть? Я уж и со счета сбился. Но в конце концов он все равно сломался, как я и говорил.

– Я убью тебя, – выдыхает Картик, и нож плотнее прижимается к его горлу.

Фоулсон хохочет.

– Это и есть твоя больная пятка, приятель? Не хочешь, чтобы она знала?

Фоулсон чует страх Картика, он жаждет крови. Но его слова пугают меня куда сильнее.

– Он просто с ума сошел под конец. Начал у себя в голове видеть Амара. Да, старина Амар ему сказал: «Ты станешь ее погибелью, брат». А уж что он потом увидел, не знаю, но это было действительно страшно, потому что он орал и орал, пока у него голос не пропал, только воздух шипел. И тогда я понял, что наконец-то сломал его.

Злобная усмешка Фоулсона становится шире.