Текст книги "Прекрасное далеко"

Автор книги: Либба Брэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 45 страниц)

Все вокруг знакомо, и все же кажется не таким, как прежде. Картик не смотрит на меня, а мне хочется вернуться к тому моменту в Пещере Вздохов, когда мы вместе прижали ладони к камню…

– Та тварь, что скармливает души дереву… Это был мой брат…

– Мне очень жаль.

Я протягиваю руку, но Картик не позволяет прикоснуться к себе.

– Картик…

– Я предал его. Я предал…

Он разворачивается и бросается бежать.

Глава 54

Возвращаясь на бал-маскарад, я вся дрожу. Какой-то мужчина в маске арлекина задевает меня, и я пугаюсь.

– Ужасно виноват, – говорит он, одаряя меня улыбкой, которая под его отвратительной маской кажется демонической.

Я проскальзываю в бальный зал, где девушки продолжают выступление. Фелисити сидит рядом с Энн в костюме леди Макбет.

– Мне надо с вами поговорить, сейчас же, – шепчу я, и они спешат следом за мной в библиотеку.

Энн рассеянно перелистывает книжку за полпенса: «Мэйбл. Ученица школы Ньюбери». Я ни на секунду не сомневаюсь, что это точно такая же история, как все те, что обычно читает Энн: о какой-нибудь бедной, но порядочной девушке, которая подвергается жестоким нападкам со стороны школьных товарок, но которую в конце концов спасает богатый родственник. А потом все эти глупые девчонки ужасно сожалеют о том, что так ее дразнили. Но Мэйбл (или Аннабель, или Дороти – как бы ни звали героиню, все они на одно лицо) от души прощает их, не тая зла ни на кого, и все в итоге получают весьма ценный жизненный урок.

Мне хочется швырнуть этот хлам в огонь.

– Ну, Джемма, выкладывай! – командует Фелисити. – Мы хотим на бал!

– Существа Зимних земель вовсе не вымирают. У них есть целая армия, тысячи сильных тварей, – говорю я, и слова сыплются из меня судорожно и нервно, как будто я – пациентка Бедлама. – Они приносят души в жертву тому дереву, чтобы накопить силы, но они еще и чего-то ждут. Кого-то ждут.

Я перевожу дух.

– Я уверена, это Цирцея.

– А, теперь ты в это поверила, – говорит Фелисити.

Я не обращаю внимания на укол.

– Мы должны отправиться в сферы, вернуть Евгении кинжал и заключить союз…

– Ты хочешь сказать, отдать им магию? – спрашивает Энн.

– Она нам не принадлежит. Она лишь взята на время…

Фелисити перебивает меня:

– А как же Пиппа? Мы должны ей все сказать!

– Фелисити, – начинаю я, – мы не можем. Если она – одна из них…

– Неправда! Ты же сама только что сказала – это Цирцея!

Фелисити прищуривает глаза.

– А как ты обо всем этом узнала, Джемма?

Я лишь теперь, с большим запозданием, осознаю свой промах.

– Я ходила в сферы. Чтобы все увидеть.

– Одна? – допытывается Фелисити.

– Нет. С Картиком.

Энн смотрит на меня во все глаза.

– Ты взяла его с собой, не сказав нам ни слова?

– Мне необходимо было показать ему…

– Сферы принадлежат нам, а не ему! – сердится Фелисити. – Ты только вчера заявляла, что мы не должны ходить в сферы друг без друга! И тут же сделала такое!

– Да, и мне очень жаль, но тут было совсем другое дело, – возражаю я, хотя и сама понимаю, как неубедительно это звучит.

– Ты лгала! – кричит Фелисити.

– Выслушайте меня, прошу! Можете вы послушать минуту спокойно? Я попросила горгону собрать хаджинов и лесной народ у Храма, чтобы мы могли разделить с ними магию. Мы должны отправиться туда сегодня же вечером. Неужели вы не понимаете?

– Я только то понимаю, что тебе безразлично, что думают твои подруги. Чего они хотят.

Фелисити в своем костюме выглядит самой настоящей девой-воительницей. Ее глаза сверкают от боли.

– Пиппа меня предупреждала, что такое может случиться.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я. – Что она говорила?

– Да с какой стати я должна тебе рассказывать? Может, тебе лучше Картика расспросить? Ты ему доверяешь куда больше, чем нам, своим подругам.

– Но сейчас-то я здесь, с вами, – напоминаю я, и во мне разгорается гнев.

– Она говорила, что ты не захочешь делиться магией, – рассказывает Фелисити. – Что ты никогда и не собиралась этого делать, а она сама поступила бы совсем по-другому.

– Это неправда.

Но я не могу отрицать, что наслаждалась, обладая тем, чего нет ни у кого.

Фелисити берет Энн за руку.

– Это все ерунда, – говорит она, увлекая Энн к двери. – Ты забыла, что мы теперь можем делать, что нам вздумается. Мы можем сами войти в сферы, когда захотим. С тобой или без тебя.

Я бреду в толпе, как охваченная лихорадкой. Бальный зал наполнен яркими красками, люди беспечно веселятся. Но я не в том настроении, чтобы танцевать. Я вижу тех ужасных тварей, вижу Амара, подводящего души к дереву, чтобы принести жертву. Я вижу боль в глазах Картика. Я гадаю, куда он пошел и когда вернется. Если вообще вернется.

Гости выделывают сложные па, ни разу не ошибаясь, и я завидую им. Потому что для меня никто не разработал правильных шагов на пути; я должна сама нащупывать дорогу. Я не могу стать частью этого беспечного сборища принцесс и фей, шутов и бесенят, призраков и духов. Я слишком устала от иллюзий. Мне нужно, чтобы меня кто-то выслушал, помог мне.

Отец. Я могла бы рассказать ему обо всем. Пришло время для полной правды. Я быстро иду по комнатам, пытаясь найти его. В углу затаился Фоулсон. Он ухмыляется при виде меня.

– А, Жанна д'Арк! Она ведь плохо кончила?

– Ты можешь плохо кончить прямо сейчас, – бешено шепчу я и иду дальше.

Наконец я замечаю отца, углубленного в беседу с миссис Найтуинг, Томом и… и лордом Денби. Я решительно подхожу прямо к этой мерзкой змее.

– Что вы здесь делаете? – резко спрашиваю я.

– Джемма Дойл! – рявкает на меня отец. – Немедленно извинись!

– И не подумаю. Он настоящее чудовище, отец!

Том отчаянно краснеет. Вид у него такой, словно он готов убить меня. Но лорд Денби смеется.

– Вот какими становятся наделенные властью женщины, старина! Опасными!

Я утаскиваю отца в гостиную и закрываю за нами дверь. Отец опускается в кресло. Он достает из кармана трубку, мой подарок на Рождество, и маленький кисет с табаком.

– Я весьма тобой разочарован, Джемма.

Разочарован. Это слово – как нож в сердце.

– Да, отец, понимаю. Мне очень жаль, но это действительно важно и срочно. Потому что ты должен кое-что узнать обо мне. И о матушке.

Слова застревают в горле и обжигают его. Я могла бы проглотить их, как подступившую желчь, ведь я так много раз делала это прежде. Но нельзя. Они вернутся, и тогда я просто задохнусь.

– Что, если я скажу тебе: матушка была совсем не тем человеком, каким казалась? Что, если я тебе скажу: ее настоящее имя – Мэри Доуд, и она была членом тайного общества чародеек?

– Я отвечу, что это не слишком удачная шутка, – мрачно произносит отец, набивая табак в чашечку трубки.

Я качаю головой.

– Это не шутка. Это правда. Мама училась в школе Спенс за много лет до меня. Именно из-за нее случился тот пожар, который разрушил восточное крыло. Она состояла в сообществе женщин-магов, которые называли себя Орденом. Они воспитывались здесь, в школе Спенс. Матушка могла проникать в мир, лежащий за пределами нашего, он называется сферами. Это прекрасное место, отец. Но временами и пугающее. Там она была частью особой магии. И мне передалась эта магия, она живет в моих венах. И как раз поэтому они и хотят меня убить… чтобы завладеть магией.

Лицо отца затуманивается.

– Джемма, это совсем не смешная сказка.

Но я не могу остановиться. Как будто все, что я так долго хранила в тайне, должно вырваться наружу.

– Она не случайно погибла. Она знала того человека в Индии, Амара. Он был ее защитником. И они оба погибли, пытаясь защитить меня от чародейки-убийцы по имени Цирцея.

Взгляд отца становится жестким, но я не умолкаю. Я не могу. Не сейчас.

– Я видела ее там, в сферах, после того, как она умерла. Я с ней разговаривала! Она тревожилась о тебе. Она сказала…

– Довольно!

Это звучит тихо, но напряженно; хлыст уже наготове.

– Но это правда! – говорю я, задыхаясь от слез. – Она никогда не навещала больных в госпиталях, она не ухаживала за несчастными! Она никогда этого не делала, папа, и ты это знаешь!

– Но я хочу помнить ее именно такой.

– И неважно, какой она была на самом деле? Неужели ты никогда не удивлялся, что ничего не знаешь о ее прошлом? Почему она была такой загадочной, почему все скрывала? Неужели ты даже не спрашивал?

Отец встает и направляется к двери.

– Наша беседа закончена. Ты принесешь лорду Денби извинения за свою грубость, Джемма.

Я, как малое дитя, бегу за ним, пытаясь удержать.

– Лорд Денби – как раз часть всего этого! Он состоит в братстве Ракшана, и он намерен привлечь в свое общество Тома, чтобы завладеть моей магией. Он…

– Джемма! – предостерегающе произносит отец.

– Но папа!

Мой голос звучит сдавленно из-за подступивших к горлу рыданий, которым я не осмеливаюсь дать свободу.

– Разве не лучше сказать правду, узнать…

– Я не желаю ничего знать! – ревет отец, и я умолкаю.

Он не желает знать. О матушке, или о Томе, или обо мне. Или о самом себе.

– Джемма, детка, давай забудем всю эту ерунду и вернемся на бал, хорошо?

Он тяжело кашляет в носовой платок. Похоже, ему никак не вздохнуть. Но спазм проходит; кровь отливает от лица, как гаснущий закат.

Я не в силах ответить. Мне как будто бросили на грудь что-то тяжелое, твердое. Все вокруг считают отца таким очаровательным человеком. Если бы только мне достаточно было его очарования, если бы мне не было нужно нечто более глубокое, я была бы счастливой девушкой. Мне хочется ненавидеть его за его легкое обаяние. Мне хочется, но я не могу, потому что он – все, что у меня есть. И если придется, я заставлю его видеть.

– Отец…

Прежде чем он успевает ответить, я беру его за руку, и мы становимся едины. Глаза отца округляются. Он пытается вырвать руку. Он не может оставаться рядом со мной – ни на мгновение! И я вдруг это осознаю, и это понимание ранит меня самым страшным образом.

– Но ты увидишь, отец! Ты узнаешь правду, даже если мне придется силой втолкнуть ее в тебя!

И чем сильнее он сопротивляется, тем большую магию я пускаю в ход. Я показываю ему все и ощущаю, как он дрожит, слышу, как он вскрикивает, не желая понимать… И вскоре я полностью узнаю его. Все тайны. Его тщеславие. Его страхи. Его жизнь проносится перед глазами, как на широкой разматывающейся ленте. И теперь уже мне хочется отвернуться и ничего не знать. Но я не могу. Слишком много магии освободилось. Мы соединены опрометчиво и бесповоротно. Я вижу листок бумаги в его кармане; на листке нацарапан адрес притона в восточной части Лондона – местечка, где он может найти опиум, которого так жаждет. Все началось сначала. Я чувствую, как в отце нарастает решимость. Он это сделает, и страшный цикл повторится.

Меня захлестывает отчаяние, ослепляющее и опьяняющее. Я судорожно сглатываю, желая ничего этого не ощущать. Не думать об этом. Но не могу. Я знаю, что магия не исцеляет, но это не мешает мне предпринять попытку. Я погашу в нем это страстное желание, а потом излечу Тома от его привязанности к братству Ракшана, и мы все будем счастливы, как прежде.

Отец снова негромко вскрикивает, и я вдруг перестаю его чувствовать. Моя рука холодеет там, где касается его руки. Я разжимаю пальцы, и отец бессильно падает на пол. Он лежит, не шевелясь; глаза открыты, рот перекошен. Дышит он тяжело.

– Отец! – кричу я, но он не слышит.

Что я натворила?

Я мчусь за миссис Найтуинг и Томом.

– Отец, – выпаливаю я, – он там, в гостиной!..

Я бегу, показывая дорогу, и они спешат за мной. Том и директриса усаживают отца в кресло. Он дышит все так же прерывисто, на нижней губе – кровавая пена. Глаза смотрят сквозь меня, обвиняя.

– Какого черта тут случилось? – спрашивает Том.

Я не в силах ответить. Мне хочется кричать, плакать, но я слишком испугана. Появляется лорд Денби.

– Могу я чем-то помочь?

– Держитесь подальше от моего отца! – кричу я.

Магия вновь оживает, и мне приходится приложить все силы, чтобы утихомирить ее.

– Джемма! – сердито бросает Том.

– Она расстроена. Может быть, нам следует проводить юную леди в ее комнату? – предлагает лорд Денби, протягивая ко мне руку.

– Нет! Не прикасайтесь ко мне!

– Мисс Дойл… – начинает миссис Найтуинг, но я не желаю выслушивать ее до конца.

Я со всех ног бегу к тайной двери, и когда, спотыкаясь, спешу по длинному коридору, я могу поклясться, что заметила в полутьме фею из Пограничных земель, но мне некогда останавливаться. Магия истекает сквозь поры моей кожи. Ноги дрожат, но я заставляю их нести меня по склону горы, к колодцу вечности, к Цирцее.

– Аша, лесные жители пришли?

– Я их не видела, – отвечает неприкасаемая. – Ты в порядке, леди Надежда?

«Нет. Я не в порядке. Я больна от ненависти».

– Держись поблизости. Ты можешь мне понадобиться.

– Как пожелаешь, леди Надежда.

«Посмотри в лицо своим страхам. Колодец – именно для этого».

Я готова. И после сегодняшнего вечера мне больше нечего будет бояться.

В пещере тепло. Тесно. Пол влажный. Вода сочится из крошечных трещин в стенах.

– Цирцея! – зову я.

– Привет, Джемма! – отвечает она, и мое имя эхом разносится по пещере.

– Я знаю, что ты заключила договор с существами Зимних земель. Ты все это время была в союзе с ними. Но теперь у меня есть кинжал, и я все расставлю по своим местам.

Тихо, слышно только, как капает вода.

– Ты отрицаешь, что хотела завладеть силой?

– Я никогда этого не отрицала, – говорит она, и в ее голосе нет прежней мягкой осторожности. – Ты нашла кинжал?

– Нашла, и верну его Евгении, и все ваши заговоры против меня превратятся в ничто, – отвечаю я. – Вильгельмина Вьятт пыталась меня предостеречь. Вы с ней были очень близки – Бригид мне все рассказала. А Вильгельмина говорила доктору Ван Рипплю, что ее предала сестра – «чудовище», так было сказано. Я не вижу никого другого, кому подходило бы это описание. Она доверяла тебе. Как и моя мать. Как и я какое-то время. Но больше этого нет.

– И что ты сделаешь теперь?

– То, что давно следовало сделать. Лесной народ уже идет сюда, чтобы заключить союз вместе с хаджинами. Мы соединим руки. Я верну магию в сферы и свяжу ее. А ты умрешь.

Плеск, отчетливый, сильный, доносится из колодца. Движение. Из ограды выпадает камень, вода льется ручьем. Потом вылетает еще один камень, и еще один, а затем, как левиафан из глубин, из колодца поднимается Цирцея, розовая и живая.

– Но как…

– Я теперь – часть этого мира, Джемма. Как твоя подруга Пиппа.

– Но ты была заперта…

Я умолкаю.

– Сначала я заставила тебя дать магию колодцу, чтобы пить из него. Я воспользовалась ею, чтобы отбросить камни. Но на самом деле я отогнала смерть в тот день, когда ты впервые даровала мне магию – отдала по собственной воле. Мне только это и нужно было, чтобы стать свободной.

Я передвигаю ножны с кинжалом, висящие на талии, – так, чтобы Цирцея не могла их увидеть.

– Тогда почему ты не вышла на свободу раньше?

– Мне нужно было больше магии, – отвечает она, перешагивая через сломанную стену. – А я терпелива. И это – награда за то, что мне пришлось пройти через такие большие разочарования.

Я отступаю на шаг.

– Я возлагала на тебя куда больше надежд, Джемма. Ты слишком беспомощна. Мне нужно самой увидеть Дерево Всех Душ.

– Я тебе не позволю, – говорю я, и магия вновь нарастает во мне. – Я достаточно уже потеряла сегодня.

Я изо всех сил швыряю магию вперед – и Цирцея отлетает и растягивается на полу.

Задыхаясь, она поднимается на ноги.

– Неплохо получилось.

Я взмахиваю рукой над камнями и заставляю их стремительно помчаться к ней. Но она останавливает их в нескольких дюймах от лица, и камни падают на пол и разлетаются осколками.

– Твоя сила производит впечатление, Джемма. Как бы мне хотелось по-настоящему подружиться с тобой, – говорит она, пока мы кружим возле друг друга.

– Ты неспособна на настоящую дружбу, – огрызаюсь я.

Я протягиваю руку к обломку камня, но от жеста Цирцеи он превращается в змею. Я быстро бросаю его.

– Да не поддавайся ты импульсам, Джемма! Думай! Хотя бы в этом Орден был прав.

– Не указывай мне, что делать!

Я превращаю созданную Цирцеей змею в кнут, который хлещет ее по спине.

Она вскрикивает от боли, ее глаза превращаются в сталь.

– Я вижу, ты в конце концов заглянула в те темные углы.

– Тебе ли не знать. Это же ты напихала туда всякой дряни.

– Нет, я только помогла тебе ее увидеть, – возражает Цирцея.

Я вынуждаю ее упасть на колени ударом магической пятки.

– Джемма!..

Это голос Картика. Я оглядываюсь и вижу его лежащим на полу. Лицо Картика залито кровью.

Забыв о Цирцее, я бросаюсь к нему.

– Это она сделала? Но как…

Он смеется.

– Осторожнее!

И тает у меня на глазах; это всего лишь иллюзия. Я оборачиваюсь – и Цирцея освобождает свою силу, прижимая меня к стене.

– Я ведь тоже исследовала твои темные углы, Джемма.

Я пытаюсь сопротивляться, но магия вышла из-под моей власти. Она навалилась на меня, я ничего не могу рассмотреть отчетливо. Рядом с Цирцеей стоит отец, взгляд устремлен вперед, в руке зажата бутылочка с опиумом. Я вижу Фелисити, Пиппу и Энн, они танцуют в хороводе – без меня. Вижу Тома, полностью подпавшего под влияние лорда Денби. Я закрываю глаза, чтобы прояснить зрение, но этот вечер обрушил на меня слишком многое. Я вся дрожу. Я даже не в силах позвать Ашу. Я ничего не могу, я в руках Цирцеи…

– Это не та битва, какую ты можешь выиграть, Джемма. Победа за мной. Я иду в Зимние земли, чтобы завершить начатое. Но я напомню о тебе Евгении Спенс.

– Я убью тебя… – шепчу я.

Я снова пытаюсь призвать магию, и опять голову заполняют видения. Цирцея вытаскивает кинжал из ножен, и на мгновение я осознаю, что она убьет меня им.

– Спасибо за это, – шепчет она.

Цирцея отпускает меня, и я падаю на пол, дрожа. Она опускается рядом со мной на корточки, у нее теплые глаза и печальная улыбка.

– Бывают моменты, когда мне хочется вернуться назад и изменить свою жизнь. Сделать другой выбор. Если бы оно так и было, мы с тобой, возможно, встретились бы как совсем другие люди, в другой жизни.

Она мягко гладит меня по волосам, а я не в состоянии уклониться от ее прикосновения. И я не могу понять, то ли это действует магия, то ли просто моя потребность в ласке.

– Но прошлое изменить невозможно, и мы вынуждены нести с собой наш выбор, вперед, в неведомое. Мы можем только двигаться вперед. Ты помнишь, что я говорила тебе там, в школе Спенс? Кажется, целая вечность прошла с тех пор, правда?

Краем глаза я продолжаю видеть отца и остальных. Они смотрят на меня с неодобрением. А потом рассыпаются в клочки и превращаются в клубок змей.

– Я бы на твоем месте была поосторожнее с магией, Джемма. Потому что мы разделили ее между собой. Она изменилась… и сами сферы изменились, и теперь уже нельзя сказать, что ты можешь вызвать своими действиями.

Цирцея ласково целует меня в щеку.

– До свидания, милая Джемма. Не будь дурочкой, не ходи за мной. Это добром не кончится.

Она проводит надо мной ладонью, и я погружаюсь в холодную тьму. Я смутно ощущаю, как плетусь мимо Аши, через маковые поля, тело горит, ум как будто не принадлежит мне. Все вокруг кажется игрой теней на стене. Амар на белом коне, за ним – отряд призраков в плащах из кричащих душ. Я шарахаюсь от этого видения – лишь для того, чтобы очутиться в объятиях Саймона. «Потанцуйте со мной, Джемма», – настаивает он, и я танцую, пока у меня не начинает кружиться голова, и мне отчаянно хочется вырваться. Я пытаюсь освободиться – и тут появляется Пиппа, держащая в руках мертвого кролика; с ее губ стекает кровь.

У камней рядом с тайной дверью я в ужасе вижу, что все до единого изображения почитаемых женщин исчезли, а опустевшие постаменты заплетены сорняками. Я возвращаюсь на бал, вливаюсь в маскарадное веселье. Я плохо себя чувствую. Слишком много магии.

– Я слышу ваши мысли, – шепчу я гостям, и маски не могут скрыть их смущение, их презрение.

В открытое окно влетает ворона, и в мгновение ока превращается в того высокого бродячего актера, который вел представление для нас на лужайке за школой. Я моргаю – и вижу обведенные сурьмой глаза Макового воина. Он усмехается мне и растворяется в толпе.

Я отчаянно мчусь за ним, попутно цепляясь за платье какой-то женщины.

– Простите, – бормочу я.

Я вижу его. Кольчуга. Маска с черными перьями. Он берет за руку какую-то леди и ведет ее из бального зала в большой холл, где я теряю их обоих. Их нет среди фей, чертенят и хищных птиц, собравшихся здесь.

Колонна наполняется жизнью. Одно из существ, запертых в ней, вырывается на свободу и опускается на плечо Сесили. Я вижу, как трепещут ее ресницы, когда существо облизывает ее шею.

– Убирайся! – кричу я, пугая Сесили.

– Ты просто невыносимая девушка! – фыркает она.

Наверху, на потолке, светящееся крылатое существо прикладывает палец к губам. Я дважды моргаю, но фея по-прежнему там.

– Это все не настоящее! Все! Это она сотворила со мной такое!

Я слышу собственный смех – скорее похожий на хриплое хихиканье ведьмы, – и это меня пугает. Я тянусь к кинжалу и вспоминаю, что он исчез.

– Она его забрала, – говорю я вслух.

– Тс-с! – тихо произносит фея.

Меня охватывает теплом. Я чувствую себя так, словно выпила сладкого вина. Голова становится тяжелой. Голоса гостей превращаются в длинные бархатные нити звуков, слишком мягкие, чтобы их разобрать. Я улавливаю только царапающий шепот крошечных существ. Их голоса – резкие, как скрип ножа по камню, и каждое слово высекает искру.

«Жертва, жертва, жертва…»

– Оставьте меня в покое! – кричу я, и гости таращатся на девушку, сошедшую с ума.

– Я слыхал, что у вас нынче вечером какие-то неприятности случились, мисс, – говорит Фоулсон.

Мой брат, лорд Денби, бабушка, Мак-Клити и Найтуинг, Бригид – все они стоят рядом с ним, на их лицах написана тревога. Или ненависть. Мне сейчас трудно понять.

– Со мной все в порядке! – протестую я.

Но разве меня не предупреждали? «Она – обманщица. Вильгельмина боялась ее – а она мало чего боялась. Опасайся рождения мая».

Бригид кладет ладонь мне на лоб.

– Бедное дитя, она же вся горит!

– Где отец? – испуганно спрашиваю я.

– Не тревожьтесь, дорогая. – Губы лорда Денби шевелятся под маской лисицы. – Мою карету уже подали. Мы с вашим братом доставим вашего отца в Лондон, и там доктор Гамильтон сразу же им займется.

– Немедленно в постель! – решительно произносит миссис Найтуинг.

В ее глазах – искренняя забота, и мне хочется рассказать ей все.

Фоулсон берет меня под руку с одной стороны, Бригид – с другой, они ведут меня вверх по лестнице. Лорд Денби по-отцовски обнимает за плечи моего брата… это как раз то, чего всегда не хватало Тому.

«Беги, Том!» – думаю я, но слова умирают в моей голове.

Я едва волочу ноги, и потому Фоулсон подхватывает меня и несет. Далеко внизу я вижу Макового воина, который уводит свою леди-фею за дверь, в лес. Бригид раздевает меня, укрывает одеялом, как ребенка. Мне приносят стакан какого-то питья, которое согревает изнутри и нагоняет сон. Я не в силах выговорить ни слова.

Но я поднимаюсь и подхожу к окну. Воздух полон тепла и весенних ароматов, и я глубоко вдыхаю его, как будто только он и обладает силой помочь мне. И вижу новых темных птиц.

Что-то белое мелькает между деревьями, и мне кажется, что я вижу на лужайке Пиппу, идущую к школе, как при жизни. Она бледна, как луна, и неуловима, как истина. Нет, никого там нет. «Пожалуйста, помоги мне», – прошу я, хотя и не верю в седобородого бога, творящего правосудие над нечестивцами и награждающего праведников. Я повидала злодеев, оставшихся безнаказанными, и видела страдания, доставшиеся тем, кто не может выдержать нового бремени. Да если бы такой бог и существовал, не думаю, что я заслужила бы его внимание. Но на одно мгновение, когда я вдруг увидела мою умершую подругу, плывущую через лужайку за школой как падающая звезда, я вдруг захотела поверить в возможность подобного утешения, потому что мне страшно.

Голова пылает. Я забираюсь под одеяло и крепко закрываю глаза, прислушиваясь к биению сердца, к предостерегающему гудению крови. Я делаю то единственное, что в моих силах. Я твержу себе, что все это не на самом деле.

«Ты не реальна, Пиппа Кросс. Я не вижу тебя; следовательно, тебя здесь нет». Да. Отлично. Просто отлично. Если это иллюзия, она не продержится долго.

Не открывая глаз, я напевно бормочу: «Я не вижу тебя…» Это вызывает у меня смех, и от собственного хихиканья я заново пугаюсь. «Прекрати, Джемма, пока не сошла с ума!»

А может, я давно уже сумасшедшая?

Но вот поднимается занавес сна, и на сцене начинается представление сновидений. Вильгельмина Вьятт водит руками по грифельной доске. Мой отец смеется, он счастлив – и мой отец на полу, обвиняюще смотрит на меня. Народ Филона, готовящий оружие. Горящий Храм. Поцелуй Картика. Бело-голубые глаза Пиппы. Армия, с грохотом несущаяся по черным пескам и костям Зимних земель. Я перед портретом Евгении Спенс. Лианы Зимних земель все теснее обвивают шеи и тела тех потерянных душ, что готовы к пожертвованию. У них серые лица. И я вижу Цирцею, решительно идущую сквозь толпу тварей к Дереву Всех Душ.

Я просыпаюсь от какого-то звука. В комнате что-то есть. В углу светится нимфа. Она поймала мышь и беспечно перебрасывает ее из руки в руку.

– Что, беспокоишься?

Ее смех – как треск ломающихся косточек.

– Все пришло в движение. Ты не можешь это остановить. Пришел день принесения жертвы.

– Кыш! Замолчи!

Ее шепот спиралью обвивается вокруг меня. Она берет мышь за хвост. Крошечные коготки зверька хватаются за воздух. Мышь пытается извернуться и удрать.

– Так долго, мы ждали так долго, так долго… А теперь она освободится, и мы все – тоже. Потому что именно такова сделка, заключенная давным-давно. Наши души – в обмен на другую.

Я зажимаю уши.

– Прекрати!

– Как пожелаешь, – говорит фея.

Она открывает рот – и с силой впивается зубами в шею мыши.

Я резко просыпаюсь, мокрая от пота. Ночная рубашка липнет к телу, словно у меня лихорадка. Я осторожно всматриваюсь в темноту, давая глазам приспособиться, и когда комната принимает привычные очертания, я понимаю, что на этот раз действительно не сплю. В окно стучит дождь, все тело болит. Я слаба, как новорожденный котенок. И я не слышу сопения Энн.

– Энн? – окликаю я подругу.

Ее нет в постели, и я ощущаю всем сердцем, что она отправилась в сферы вместе с Фелисити.

Я должна пойти за ними. Я с трудом спускаюсь по лестнице, в кухню, чтобы выйти на лужайку, к тайной двери. От резкого стука в окно я подпрыгиваю. Снаружи слишком темно, чтобы разобрать, кто там стоит, да я, по правде говоря, боюсь посмотреть. Стук повторяется. Оконное стекло затуманено. Я прижимаю к нему ладони и всматриваюсь в ночь. Снаружи к окну придвигается Итал, пугая меня. Итал! Я бегу к кухонной двери, открываю ее. Итал стоит на пороге под проливным дождем. Выглядит он мрачно.

– Итал! Где ты был? Что случилось?

– Картик. Они его забрали. Ты должна его спасти.

– Кто его забрал?

– Некогда объяснять. Надо идти.

Я думаю об Энн и Фелисити, ушедших в сферы.

– Но я должна…

Итал протягивает мне мокрый обрывок плаща Картика. На нем выжжен знак братства Ракшана. Фоулсон.

– Я готова, – говорю я.

Если я верну Картика, он поможет мне найти подруг. Я под дождем спешу за Италом туда, где ждет Фрея. Ноги у меня слабы, я раз-другой спотыкаюсь. Глаза Итала так сильно окружены тенями, что кажутся пустыми.

– Где ты был? – спрашиваю я. – Мать Елена очень беспокоилась.

– Те люди за мной пришли.

– Рабочие Миллера? Ты должен сообщить инспектору Кенту! Он с ними быстро разберется, – говорю я, взбираясь на спину Фреи.

– Потом. Сейчас мы должны спешить за Картиком.

Он вскакивает на лошадь позади меня, и я спиной ощущаю холод. Легким ударом пятки Итал заставляет лошадь тронуться с места, мы скачем куда-то. Дождь заливает лицо, насквозь пропитывает волосы, пока мы несемся через лес и поворачиваем к озеру. Лошадь внезапно останавливается, чего-то испугавшись. Она громко ржет, топчется у самой воды, что-то почуяв.

– Фрея, kele! – приказывает Итал.

Но лошадь не трогается с места. Она топает копытом по земле и принюхивается к воде, как будто ищет что-то потерянное.

Цыган резко дергает поводья, и Фрея набирает скорость, пока не переходит на полный галоп, мое сердце колотится в такт ударам копыт по дороге. Я ощущаю на шее дыхание ночи. Лишь редкие вспышки молний освещают путь перед нами.

Мы поворачиваем к кладбищу. Небо злобно кипит молниями и громом. Фрея пробирается между могильными камнями. Копыта проваливаются в грязь, и я оказываюсь слишком близко к острому краю высокого надгробия. Я вскрикиваю и цепляюсь за рубашку Итала, а он направляет лошадь на травянистую тропу, и Фрея переходит на медленный шаг.

– Куда это мы едем? – кричу я.

Буря разыгрывается все сильнее. Она ослепляет меня, мне приходится нагнуть голову, чтобы уберечь от воды глаза. Итал что-то отвечает, но я не слышу его за шумом дождя.

– Что ты сказал? – переспрашиваю я.

Он как будто что-то напевает или молится. Нет, он что-то ритмично начитывает. Слова прорываются сквозь ветер и дождь, наполняя меня леденящим ужасом.

– Жертва, жертва, жертва…

Клочок ткани в руке превращается в змею. Я визжу, и змея рассыпается в прах. Перед нами по обе стороны открытой могилы высятся горки земли. Итал направляет Фрею прямо туда. Я бью его локтем, но он не останавливается. Изо всех сил я отталкиваюсь от лошадиной спины. Я падаю на мокрую землю, сильно ударившись, – как раз в тот момент, когда Фрея отчаянно ржет и проваливается в могилу. Но я не слышу, чтобы она упала на дно ямы.

Я с трудом поднимаюсь на ноги, мышцы едва слушаются. Ноги ноют, а плечи и левая рука и вовсе охвачены нестерпимой болью. Дрожа, я подбираюсь к надгробию, заглядываю за него… земля выглядит такой, как ей и следует быть, это обычная могила.

Я отшатываюсь, истерически смеясь, и мне хочется проснуться в собственной постели, но ничего не получается.

– Ты скоро проснешься, Джемма, – говорю я себе, шагая через темное кладбище. – Ты просто спой что-нибудь, чтобы успокоиться. «Раз девица в Линкольншире продавала миску мидий…»

Я прохожу мимо какого-то надгробия. «Возлюбленной супруге».

– «Продавала миску мидий…»

Грохочет гром. У меня стучат зубы.

– «Продавала миску мидий…»

Что-то перегораживает мне дорогу. Вспышка молнии раскалывает небо, освещает Итала. Там, где должны быть глаза, – две глубокие черные ямы.

– Жертва… – говорит он.

Я не в силах двинуться, не в силах думать. Ноги примерзли к земле от страха. Я пытаюсь вызвать магию, но я измождена и испугана, и магия не откликается. В голове гудит оглушающий голос: «Беги, беги, беги, Джемма!»

И я бросаюсь бежать изо всех сил, мчусь сквозь лабиринт могильных камней, а небо снова и снова взрывается громом. Краем глаза я вижу, как Итал исчезает за мраморным ангелом и возникает по другую его сторону. Он догоняет меня. Моя ночная рубашка насквозь промокла. Она бьет меня по и без того слабым ногам, своей тяжестью замедляя бег. Я подбираю подол до самых коленей, чтобы бежать быстрее. Итал уверенно движется за спиной. Когда я добираюсь до озера, каждый вздох отзывается в легких как удар острием бритвы.