Текст книги "Прекрасное далеко"

Автор книги: Либба Брэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 45 страниц)

Глава 49

– Как ты себя чувствуешь, Джемма? – спрашивает Энн.

Она сидит на краю кровати, на губах блуждает возбужденная улыбка. Она натянула перчатки и лучшее свое платье, то самое, которое отвергла Фелисити, сочтя его достойным разве что Бригид.

– Уставшей, – отвечаю я, потирая ноющую голову. – А почему ты так одета?

– Сегодня тот самый день, – отвечает Энн. – Разве ты не помнишь? Чарли Смоллз! Театр Гайети! От полудня до трех часов.

– Ох, нет! – ужасаюсь я, потому что из-за всех вчерашних происшествий совсем забыла об этом.

– Но ведь мы туда поедем? – спрашивает Энн.

По правде говоря, я бы предпочла сегодня не пускать в ход магию, только не после вчерашнего… Не сейчас, когда мой ум так рассеян. Но это ведь Энн. Она моя подруга. Она хочет сама распоряжаться собственной жизнью, и мне бы хотелось верить, что на этот раз у нее все получится. Но чтобы это сделать, она нуждается в моей помощи – а мне понадобится ее поддержка.

Я отбрасываю одеяло.

– Пойди найди Фелисити. Нам всем придется поучаствовать…

Мы вместе разрабатываем план. Все усилия мы направляем на Бригид. Я заставляю ее поверить, что мы обе – и я, и Энн – слегли с ежемесячным недомоганием и нас нельзя беспокоить. Бригид будет повторять это весь день, потому что я весьма старательно вбила ей в голову нужную мысль. И, конечно, Фелисити на свой лад приукрасит сказочку, как это в ее обыкновении, пока все до единого в школе Спенс не проникнутся идеей и не станут бояться даже близко подойти к двери нашей спальни. Но все это требует времени, и когда мы наконец выходим из лондонского поезда и ловим кеб, чтобы доехать до Пиккадилли, мы опаздываем на целый час. Мы, задыхаясь, мчимся к театру, но когда добегаем до места, Чарли Смоллз уже уходит. С ним еще какой-то мужчина.

– Ох, нет! – в ужасе вскрикивает Энн. – И что мне делать?

Я на секунду испытываю соблазн повлиять на часы или разгромить мостовую… но нахожу идею получше. Это ведь выступление Энн. Так пусть сама и действует.

– Делай, что необходимо, – говорю я.

– Мистер Смоллз! – кричит Энн.

Чарли Смоллз всматривается в нас. Он переводит взгляд с Энн на меня, и наконец в его глазах что-то вспыхивает.

– А, вы – подружка мисс Уошбрэд, не так ли?

– Да, верно, – киваю я. – А это еще одна моя подруга, мисс Брэдшоу.

Мужчины касаются полей шляп.

– А что же случилось с мисс Уошбрэд? Мистер Кац и мисс Тримбл ждали ее, но она так и не явилась.

Щеки Энн вспыхивают.

– Она сбежала.

Чарли Смоллз кивает с усмешкой:

– А, так она вышла замуж? Мисс Тримбл именно это и предполагала. Надо же, оказалась права!

– Я прочла ваше объявление в альманахе «Эра», – говорит Энн. – Мисс Дойл утверждает, что вы очень талантливы.

Лицо Чарли Смоллза светлеет.

– О, это волнующе, правда? Мой первый музыкальный спектакль, премьера – в театре Гайети в июле. «Веселые девушки».

– А я – исполнительница, – говорит Энн так тихо, что ее трудно расслышать сквозь грохот экипажей и топот конских копыт. – Мне бы хотелось спеть для вас.

Спутник Чарли оглядывает Энн с головы до ног. И подталкивает Чарли в бок.

– Не слишком выгодная внешность.

– Это «Веселые девушки», а не «Потрясающие красотки», Тони! – шепчет в ответ Чарли, и я пугаюсь, что Энн воспримет это как оскорбление и сбежит.

– Да, я действительно не потрясающая красотка, – спокойно говорит Энн. – Но я умею петь так, что вам это понравится. И декламировать тоже.

– Не обращайте на него внимания, – говорит Чарли. – Он не хотел вас обидеть, мисс. Вы на меня посмотрите, на мои здоровенные уши и нос рубильником!

Он дергает себя за нос.

– В объявлении было сказано – «от полудня до трех часов», – снова вмешивается Тони, поглядывая на карманные часы. – А уже больше четырех, почти половина пятого.

– Извините, – говорит Энн. – Мы не могли найти кеб, и…

– Но другие девушки явились вовремя, – продолжает Тони. – А теперь мы идем в паб. Хорошего вам дня.

– Извините, мисс, – говорит Чарли, касаясь полей шляпы. – Надеюсь, вы придете на мое представление.

– Да, спасибо… – бормочет Энн, опустив голову.

Мужчины проходят мимо, и лицо Энн превращается в привычную бесчувственную маску, и я знаю, что это такое. Она сдалась. Она вернется в поместье своей кузины, к пыткам маленькой Шарлотты и назойливости Кэрри. И я ничего не могу изменить, я начинаю злиться.

– Мистер Смоллз! – вдруг окликает уходящего Энн, изумляя меня.

Она догоняет его.

– Я спою для вас здесь. Прямо сейчас!

Глаза Чарли округляются.

– Что, на улице?

– Нет времени лучше настоящего, мистер Смоллз, – возражает Энн.

Он смеется.

– Вы говорите прямо как мистер Кац.

– Да она просто чокнутая. Идем лучше в паб, приятель!

Тони тащит Чарли за рукав. Но Чарли складывает руки на груди.

– Отлично, мисс… простите, забыл ваше имя.

– Брэдшоу, – решительно отвечает Энн.

– Отлично, мисс Брэдшоу.

Он жестом указывает на прохожих.

– Зрители ждут. Позвольте нам вас услышать.

Собирается небольшая толпа, чтобы полюбоваться, как юная леди поет, стараясь заработать на жизнь, перед двумя импресарио, – прямо на улице Вест-Энда. У меня загораются щеки, и я не представляю, как Энн удастся пропеть хотя бы одну ноту. Но она поет, да так, как не пела никогда прежде.

Звуки чисты, как всегда, но еще и полны какой-то новой силы. В ее голосе появились мягкие переливы, берущие прямо за сердце. Песня Энн рассказывает мне историю. О том, что поет сейчас совершенно новая Энн. И когда она заканчивает, толпа откликается свистом и криками – и это как бальзам на душу для любого артиста.

Чарли Смоллз широко улыбается.

– Забавно, но вы поете очень похоже на мисс Уошбрэд, только лучше! Тони, я думаю, мы нашли одну из наших радостных девушек!

И даже неприветливый Тони одобрительно кивает.

– Репетиции начинаются в конце мая, двадцать пятого числа, в театре Гайети, в два часа – и именно в два, ровно!

– Я не опоздаю, – обещает Энн.

– Надеюсь, вы не сбежите и не выйдете замуж, как мисс Уошбрэд? – поддразнивает ее Чарли.

– Ни за что в жизни, – отвечает Энн с улыбкой, и она сейчас куда прекраснее, чем целый десяток Нэн Уошбрэд.

Глава 50

Вся школа Спенс полностью погружена в подготовку к костюмированному балу, который состоится завтра вечером. Нанята целая армия прислуги, чтобы отполировать до блеска нашу старушку-школу, как будто она сама намерена выйти на ярмарку невест. Ковры вытащены на заднюю лужайку, где их колотят до тех пор, пока в них не остается ни единой пылинки. Полы отскребают и натирают воском до ослепительного блеска. Начищаются каминные решетки. Все укромные уголки и закоулки избавляются от пыли. Миссис Найтуинг носится по школе так, словно ожидает приезда ее величества, а не небольшой компании родителей и опекунов.

Она выставляет нас за дверь – из страха, что мы можем своим дыханием запятнать безупречную чистоту комнат школы, – и это всем очень нравится, потому что день стоит на удивление чудесный. Мы устраиваемся на зеленеющем берегу речки. Нам позволено снять ботинки и чулки и побегать босиком по прохладной траве, и это само по себе уже истинное блаженство.

Чуть дальше на пологом склоне водружен наскоро вытесанный майский шест. Младшие девочки со смехом носятся вокруг него в разные стороны, кое-как водрузив на головки цветочные венки. Девушки постарше, более серьезные, бранят их, сами при том стараясь заплести безупречные косы из праздничных лент. Они то и дело снова их расплетают, переделывают, но наконец майский шест одет в яркий многоцветный наряд.

Фелисити, Энн и я не спеша идем по траве к обрыву, нависающему над речкой, маленькой родственницей могучей Темзы. Миссис Найтуинг умно поступила, отпустив всех к реке, потому что здесь сейчас невероятно хорошо, все берега покрыты мхом и молодой травой. Мы с Энн погружаем ноги в холодную воду, а Фелисити собирает букетик цветов. Подол ее платья запачкан пыльцой.

– Я теперь помечена, – смеется она, садясь наконец рядом с нами. – Фиалку?

Энн отводит в сторону хрупкий цветочек.

– Если я приколю это к волосам, все подумают, что я не собираюсь выходить замуж. Фиалки именно это означают.

Фелисити, не обратив внимания на ее слова, втыкает фиалку в свои очень светлые волосы, и цветок вспыхивает на их фоне, как маяк.

– Раз уж миссис Найтуинг позволила мне присутствовать на балу, я должна обзавестись костюмом, – говорит Энн. – Я вообще-то думаю, что появлюсь в роли леди Макбет.

– М-м-м… – мычу я.

А сама поглядываю на девушек, резвящихся у майского шеста, а потом и дальше, в сторону цыганской стоянки. Но я не видела Картика с той самой ночи в лесу. Фелисити щекочет фиалкой мой лоб, как будто по коже ползет паук, и я визжу, что веселит всех сверх всякой меры.

– Не надо! – предостерегаю я.

– Ну и ладно, ваша светлость Скучная Святая Зануда, – смеется Фелисити. – О чем это ты так напряженно размышляешь?

– Я все пытаюсь понять, почему Вильгельмина не показала мне, где искать кинжал или тот ключ, который содержит правду. И гадаю, о чем она хотела меня предупредить.

– Если она вообще собиралась о чем-то тебя предупреждать, – возражает Фелисити. – Может, это был просто трюк, а ты оказалась достаточно умной, чтобы не угодить в ловушку.

– Возможно, – киваю я. – Но тогда как насчет Евгении?

– А ты уверена, что действительно видела ее? – спрашивает Энн. – Потому что никто из нас ее ведь не видел, а мы были там, рядом с тобой.

И я пытаюсь понять, не было ли и это плодом моего воображения. Может, я не способна отличить иллюзию? Но – нет, я ее видела, я ее ощущала. Она была реальной, и та опасность, которую она чувствовала, тоже была реальной, но я никак, никак не могла сложить все это вместе и получить цельную понятную картину.

– А Мак-Клити и Найтуинг? – спрашиваю я.

Фелисити брыкает ногой, поднимая маленький фонтанчик брызг.

– Ты ведь знаешь, что они восстанавливают восточное крыло ради того, чтобы отыскать тайную дверь. Но это и все, что тебе известно наверняка. На завершение работ понадобится целая вечность, но они и не подозревают, что мы этой дверью уже пользуемся. А к тому времени, когда они во всем разберутся, мы создадим союз в сферах, и будет слишком поздно.

– Ты забываешь, что хаджины не хотят к нам присоединяться, а лесной народ ненавидит меня, – напоминаю я.

Глаза Фелисити вспыхивают.

– Они получили свой шанс. Так почему бы нам не создать союз из нас четверых – ты, я, Энн и Пиппа?

– Насчет Пиппы… – осторожно говорю я.

Лицо Фелисити сразу темнеет.

– Что такое?

– Тебя не встревожили перемены, что в ней произошли?

– Ты имеешь в виду ее силу, – уточняет Фелисити.

– Я думаю, она ходила в Зимние земли, – продолжаю я. – Я думаю, она принесла в жертву кролика Вэнди. А может быть, сделала и еще какое-то подношение.

Фелисити зло растирает фиалку между пальцами.

– Сказать тебе, что думаю я? Я думаю, тебе не нравится, что у Пиппы теперь есть сила. Или что Энн и я можем входить в сферы без твоей помощи. Я видела твое лицо, когда дверь открылась перед нами!

– Я всего лишь удивилась… – начинаю я, но ложь умирает у меня на языке.

– И в любом случае, это как раз ты ведешь себя странно, Джемма! Затеяла какие-то шашни с Цирцеей. Видишь то, чего нет. Это с тобой что-то не в порядке!

Она еще раз бьет ногой по воде, и капли, описав дугу в воздухе, падают точнехонько на меня.

– Я… я просто подумала, что лучше, если мы будем ходить в сферы вместе, – говорю я. – Пока.

Фелисити смотрит мне прямо в глаза.

– Ты больше не главная.

– Идем, Джемма! – просит Энн. – Давай потанцуем вокруг шеста. Оставьте это на время.

Она берет Фелисити за руку, и они бегут к майскому шесту. Они кружатся возле него, смеясь, и мне хочется забыть обо всем и присоединиться к ним. Но я не могу. Я только надеюсь, что разберусь во всем этом со временем. Я иду мимо озера, вверх по склону холма – к старому кладбищу. Торчащие из земли камни приветствуют меня, потому что я так же мрачна, как они.

Я кладу фиалку Фелисити на надгробие Евгении Спенс. «Любимой сестре».

– Не уверена, что вы знаете, где можно найти тот кинжал, – говорю я каменной плите. – Думаю, нет.

В ответ порыв ветра уносит цветок.

– Разговариваешь с могильными камнями?

Это Картик. У него в руках маленькая корзинка, в каких рабочие носят свой обед. Луч света окружает ореолом его лицо, и я захвачена его красотой – и тем, как я рада его видеть.

– Тебе следует сильно обеспокоиться, если они ответят, – говорит Картик. – Я бы…

– Нет, помолчи, – говорю я. – Мне здесь нравится.

Он садится на какую-то могилу, надпись на которой почти стерта временем, и кивает в сторону служанок, яростно колотящих по ковру.

– Я слышал, у вас будет бал-маскарад.

– Да, завтра, – отвечаю я. – Я оденусь Жанной д'Арк.

– Подходящий костюм.

Картик рассматривает яблоко, нажимает большим пальцем на вмятину на его боку.

– Не сомневаюсь, к вам приглашено множество джентльменов. Английских джентльменов.

– Я уверена, что приедет вообще очень много народа, – осторожно говорю я.

Картик впивается зубами в яблоко. Я срываю с дерева листок и превращаю его во множество узких полосок. Повисает неловкое молчание.

– Извини, – говорю я наконец.

– Тебе незачем извиняться. Я тебе лгал.

Я усаживаюсь рядом с ним. Расстояние между нами не слишком велико, но оно кажется пропастью.

– Приходи на бал, – тихо говорю я.

Картик смеется.

– Ты шутишь!

– Нет, ничуть. Это же костюмированный бал. Кто догадается?

Картик закатывает рукав, открывая кожу теплого коричневого цвета.

– И никто не заметит вот этого? Индийца среди англичан?

Он снова с хрустом кусает яблоко.

– Индийский принц, – говорю я. – И у тебя будет приглашение. Я тебе принесу.

– Если я не могу прийти в своем настоящем виде, я не приду, – говорит он.

– Но ты подумай, а? Если передумаешь, повесь какой-нибудь лоскут на иву, и тогда я завтра приду в прачечную в половине седьмого.

Картик, прищурившись, смотрит на солнце. Потом качает головой.

– Это твой мир, не мой.

– Но что, если…

Я тяжело сглатываю.

– Что, если бы мне хотелось видеть тебя в своем мире?

Картик опять откусывает кусок яблока, глядя вдаль, на склоны холмов, на мирный пейзаж.

– Не думаю, что я к нему принадлежу.

– Да и я тоже, – смеюсь я.

Две слезинки выскальзывают из глаз, и мне приходится быстро поймать их пальцами. В них тихонько шелестит магия, искушая: «Ты могла бы заставить его…»

Нет, с этим я покончу.

– Тогда идем со мной в сферы, – говорю я. – Мы могли бы вместе взглянуть на Амара. Мы…

– Нет. Я не хочу знать, во что превратился Амар. Я хочу помнить его таким, каким он был прежде.

Он бросает остаток яблока обратно в корзинку.

– Я очень много размышлял над всем этим в последние несколько дней, и я думаю, что для меня куда лучше отправиться на «Орландо». Здесь меня ничто не ждет.

– Картик… – начинаю я, но что, в конце-то концов, я могу сказать? – Ты должен делать то, что считаешь лучшим.

– Я буду помнить о тебе в Индии, – говорит он. – Я помолюсь о твоей семье на берегу Ганга.

– Спасибо.

В горле застрял ком, который никак невозможно прогнать.

Картик берет свою корзинку.

– Хорошего вам дня, мисс Дойл.

– Хорошего дня, Картик…

Он жмет мне руку и спускается по холму. А я остаюсь на кладбище в одиночестве.

– Так оно и должно было кончиться, – говорю я, прижимая ладонь к глазам. – Только мертвым я и нужна.

У меня внезапно подгибаются колени. Сила видения так яростна, что я опускаюсь на землю, схватившись за живот. Все мышцы напряжены. Небо как будто раскололось надвое; облака наполнились красным цветом.

«Боже… я не могу дышать… не могу…»

Среди могильных камней стоит Вильгельмина Вьятт, ее лицо искажено бешеной злобой. Она хватает меня за волосы и тащит к могилам. Я брыкаюсь и сопротивляюсь, но она сильнее. Когда мы оказываемся около могилы Евгении Спенс, Вильгельмина резко толкает меня, и я падаю, с ужасом видя, что земля смыкается надо мной.

– Нет, нет, нет!

Я царапаю края могилы ногтями, кричу в отчаянии:

– Выпусти меня отсюда!

Земля подо мной проваливается – и я стою в самом сердце Зимних земель, перед Деревом Всех Душ. Я вижу испуганные глаза Евгении.

– Спаси нас… – умоляет она.

Я бьюсь изо всех сил. Могила обваливается, я прикрываю глаза, потому что на меня летит дождь грязи.

Тишина. Я слышу… девушки веселятся. Смех. Я отвожу руки, открываю один глаз. Я снова на кладбище. Ветерок. Слышно, как на задней лужайке играют в крокет. На ботинках и юбке грязь. Вильгельмина исчезла. Я одна. Могила Евгении Спенс в полном порядке. И фиалка на месте, и мне остается только разрыдаться – от страха и разочарования.

Я бреду через кладбище на ватных ногах. Откуда-то появляются вороны, как большие черные дождевые капли. Они садятся на надгробия. Я закрываю уши ладонями, чтобы не слышать их отвратительных криков, но они каркают прямо у меня под кожей, как всепроникающий яд.

Я, пошатываясь, спускаюсь с холма и сажусь в траву, прижав колени к груди. Если бы я не выбралась из той могилы…

А была ли я в ней?

Нет, я ведь чувствовала руку Вильгельмины на волосах, я ощущала, как падаю, как меня заваливает землей. А потом – как будто ничего и не было. Вильгельмина Вьятт пугает меня.

«Она видит то, что скрыто во тьме». Что-то такое говорила о ней Евгения. Но что, если она сама – часть тьмы? Что, если она действует заодно с тварями Зимних земель?

И я не понимаю, хочет ли она помочь или убить меня.

Девушки бегают вокруг майского шеста. Завтра они будут веселиться на костюмированном балу и порхать, как эльфы, совершенно ни о чем не думая на нашем майском празднике-маскараде. И тут вдруг у меня в животе рождается холодок, который быстро расползается по всему телу.

Завтра. Майский праздник. Первое мая. «Рождение» мая.

«Опасайся рождения мая».

Я никак не могу согреться. Чего бы ни боялась Евгения, о чем бы ни хотела предупредить меня мисс Вьятт, оно случится завтра, а я понятия не имею, что это такое или как это остановить. Когда я вижу мисс Мак-Клити и миссис Найтуинг, склонившихся друг к другу в доверительной беседе, я вздрагиваю. В каждом их взгляде, в каждой улыбке, в каждом соприкосновении мне чудится угроза.

Вокруг мельтешат девушки, переполненные волнением, безразличные к моим страхам. Младшие играют в костюмах, а Бригид бранит их и говорит, что они могут испачкать свои хорошенькие платьица, и что тогда? Они серьезно кивают в ответ, но на самом деле совсем не обращают внимания на ее слова.

– Почему ты не повеселишься со всеми, красавица? – окликает меня Бригид, заметив мое унылое лицо.

Я качаю головой:

– Нет, спасибо. Я сейчас не слишком хорошая компания.

Миссис Найтуинг смотрит на меня, слегка нахмурив брови, и у меня покалывает кожу. Я не могу оставаться здесь. И решаю найти убежище в шатре Фелисити. Но с удивлением нахожу там ее саму, сидящую в одиночестве. Губы Фелисити дрожат.

– Фелисити? – окликаю я.

Она решительно смахивает слезы.

– Ну и ладно, я это уже сделала, – говорит она и резко смеется. – Я их очаровала, вот и все.

– О чем это ты?

Она протягивает мне какое-то письмо.

– Это от моей матери. Леди Маркхэм согласна взять меня под опеку – если я выйду замуж за Горация.

– Она не может так поступить!

– Она все может, – отвечает Фелисити и опять смахивает слезы. – Она хочет превратить меня в правильную жену; если у нее это получится, это будет лишним перышком ей на шляпу. Она уже объяснила отцу, что это может быть способом для них вернуть себе положение в свете. Ну и, конечно, деньги.

– Но это твое наследство…

Я умолкаю.

– Разве ты не понимаешь? Как только я выйду замуж, мои деньги будут принадлежать моему мужу! И никаких парижских мансард! За меня все решили, определили мое будущее.

Она выглядит маленькой и неживой, как фарфоровая кукла.

– Мне очень жаль, – говорю я, хотя эти слова ничего не отражают.

Фелисити берет меня за обе руки. От ее хватки ноют кости.

– Джемма, ты же видишь, как все обернулось. Они распланировали всю нашу жизнь, от одежды, которую мы должны носить, до того, за кого нам выходить замуж и где жить. Тебе следует класть в чашку с чаем один кусочек сахара, нравится тебе это или нет, и ты обязана улыбаться, даже если внутри умираешь. Мы как породистые лошади, и на нас собираются надеть шоры, как на лошадей, чтобы мы не косились ни вправо, ни влево, а смотрели только вперед, туда, куда нас направляют.

Фелисити прижимается лбом к моему лбу, сжимая мои руки, как в молитве.

– Прошу, прошу, прошу тебя, Джемма, не дай мне умереть душой до смерти тела!

– Но что я могу сделать?

– Обещай, что мы сможем удержать магию немного дольше, до того, как я обеспечу свое будущее… только до нашего дебюта в свете! – умоляет она.

– Но до него еще несколько недель, – отвечаю я. – А я должна исправить положение дел в сферах, улучшить отношения с лесным народом. Нам нужно создать наконец союз.

– Джемма, речь идет обо всей моей жизни! – не отступает Фелисити, и ее слезы переходят в гнев.

Две хихикающие девушки пробегают мимо шатра в вихре лент и кружев. Они кружатся в нарядах принцесс, все быстрее и быстрее, и хохочут, как сумасшедшие. И неважно, что их платья – на один вечер. Они верят, а вера изменяет все.

Я сжимаю руки Фелисити в жесте обещания.

– Я постараюсь.

Я сижу на кровати, пытаясь отыскать смысл во всем происходящем, но не могу, а первое мая наступит уже совсем скоро. Чтобы немного отвлечься, я перекладываю свои немногочисленные вещи, аккуратно устраивая их на местах: индийский костяной слон, дневник матери, красный головной платок Картика, шкатулка Саймона с двойным дном. Надо бы ее выбросить. Я открываю потайное отделение – оно пустое, как я сама. «Для хранения ваших тайн», так сказал Саймон. Ну, для моих тайн нужна коробка куда как побольше. Я кладу шкатулку на кровать Энн как подарок и продолжаю уборку. Все книги складываю в один угол. Дальше – перчатки и носовые платки. Грифельная доска Вильгельмины Вьятт, молчаливая, как и ее владелица. Что с ней делать? Она ни на что не годится. И тяжелая. Ее деревянное основание перевешивает всю доску… И тут вдруг я понимаю, насколько была глупа.

Та иллюстрация в книге… она ведь объяснила мне, где нужно искать. Исчезающий предмет. Вильгельмина Вьятт была помощницей мага, она хорошо знала, что такое ловкость рук. И если бы она хотела что-то спрятать…

Я ощупываю края доски, пока пальцы не натыкаются на маленькую задвижку. Я нажимаю на нее – и доска высвобождается из рамы. Когда я убираю ее в сторонку, я вижу тот самый кожаный сверток, который был в моих видениях. У меня дрожат руки, когда я развязываю шнурки и разворачиваю кожаный лоскут.

И вижу тонкий кинжал с украшенной драгоценными камнями рукояткой.