Текст книги "Прекрасное далеко"

Автор книги: Либба Брэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 45 страниц)

Я кричу так, чтобы меня было слышно в шуме:

– А зачем вам сражаться ради славы дерева? Ради охотников? Они позволят вам умереть и заберут себе всю магию! А дерево будет командовать вами точно так же, как Орден!

Существа Зимних земель присматриваются ко мне, но слушают.

Одна из моих иллюзий продолжает:

– Вы по-прежнему останетесь рабами тех, у кого есть сила. Неужели вы действительно верите, что они честно поделятся с вами магией?

Амар подгоняет белого коня, пробираясь в гущу толпы.

– Не слушайте их! Они обманщики!

Похожее на скелет существо с длинными, потрепанными крыльями ночной бабочки вздымает над головой копье.

– А зачем нам отдавать силу им, если мы можем сразу забрать ее себе?

– Что вы нам пообещаете? – спрашивает другое существо.

У него серая, как пыль, кожа.

– Тихо!

Охотники распахивают чудовищные плащи, чтобы стали видны рыдающие души под ними.

– Вы видите то, что вам хочется видеть!

И обитатели Зимних земель съеживаются, вновь попадая под чары своих командиров.

– Это она наводит чары, она противостоит нам! – говорит дерево. – Найдите девчонку, настоящую девчонку! Не позволяйте им обмануть вас. Они будут стараться защитить ее.

Охотник скачет к горгоне. Она пристально смотрит на него, и тварь погружается в транс. Меч взлетает над его головой, опускается – и охотник падает, как молодое деревце под ударом бури. И то, что осталось от него, жившая в нем сила, кружась, вылетает из тела, как пыльный смерч, и мчится к Дереву Всех Душ. Дерево впитывает его с леденящим воплем. С громким треском ветки вытягиваются дальше, ствол становится выше; корни крепче впиваются в замерзшую голую землю. Дерево светится новой энергией.

– Горгона! – кричу я, не обращая внимания на свист стрел и отчаянные крики сражающихся. – Мы должны прекратить сражение!

Горгона не смотрит на меня.

– Почему?

– Чем больше существ мы убиваем, тем сильнее становится дерево! Оно поглощает их души! Мы их не побеждаем, мы только делаем их сильнее!

Я оглядываюсь вокруг и наконец вижу Картика, который гонится за братом. Это именно Картик, он утратил маскировку, темные локоны обрамляют лицо, как львиная грива. Он мчится вперед легко и стремительно. Я снова оглядываюсь – и замечаю, что сквозь мой иллюзорный облик уже можно рассмотреть Фелисити и Филона… Магия теряется! И через какие-нибудь несколько мгновений наш план будет раскрыт, меня обнаружат, и тогда…

Я слышу крик Филона. Высокое элегантное существо ранено охотником. Топор отлетает в сторону. Нет времени на раздумья. Я должна добраться до дерева.

Подобрав юбки, я несусь вперед со всех ног, хватаю топор. Я едва не поскальзываюсь на льду и крови, но не останавливаюсь. Я бегу прямиком к дереву.

– Она идет! – оглушительно кричит дерево.

Корни тянутся вперед и обвиваются вокруг моих лодыжек, резко дергая. Топор вылетает из руки и падает на землю так, что мне до него не дотянуться.

– Джемма…

Я смотрю вверх. Надо мной в путанице ветвей висит Цирцея, в коконе листьев, лиан и острых шипов. У нее серое лицо, губы распухли и покрыты волдырями. В руках она сжимает кинжал.

– Джемма, – с трудом выговаривает она, – ты должна… покончить с ним…

Ветки туже обвиваются вокруг ее шеи, лишая возможности говорить, но она роняет кинжал на землю. Я шарю между толстыми корнями, ища его.

– Джемма, неужели ты откажешься от всего этого? Чего ради? К чему ты вернешься, когда уничтожишь меня? – напевно говорит дерево. – К жалкой осторожной жизни? Перестанешь быть особенной? Перестанешь чего-то желать?

– Я буду другой, – отвечаю я.

– Так все говорят. – Дерево горько смеется. – А потом их магия становится все слабее и слабее. Они вырастают и лишаются ее окончательно. Их мечты увядают вместе с красотой. Они меняются. А когда наконец понимают, что предпочли бы прежнее, все позади, слишком поздно. Они не могут вернуться. Неужели и ты будешь жить так?

– Н-нет, – запинаясь, говорю я, отворачиваясь от кинжала, лежащего среди корней и лиан.

– Джемма!..

Это зовет меня Картик. Но я не могу отвести взгляд от дерева, не могу перестать слушать.

– Останься со мной, – нежно говорит оно. – Останься такой же навсегда. Юной. Прекрасной. Цветущей. Они будут поклоняться тебе.

– Джемма!..

Это голос Фелисити.

– Останься со мной…

– Да… – бормочу я, и моя рука тянется к дереву в страстном желании, потому что оно понимает меня.

Я прижимаю ладонь к коре – и внезапно все исчезает. Остаемся только мы, я и дерево. Я вижу перед собой Евгению Спенс, величественную, уверенную. Я ищу взглядом своих друзей, но они исчезли.

– Отдайся мне, Джемма, и ты никогда больше не будешь одинока. Тебе будут поклоняться. Восхищаться тобой. Любить тебя. Но ты должна отдаться мне – добровольно пожертвовать собой…

По моему лицу текут слезы.

– Да, – шепчу я.

– Джемма, не слушай, – хрипло говорит Цирцея.

На мгновение я вижу не Евгению, а всего лишь дерево, и кровь пульсирует под его бледной корой, и тела умерших висят на его ветвях, как колокола…

Я вздыхаю, и передо мной снова Евгения.

– Да, это именно то, чего ты хочешь, Джемма. Как ни старайся, тебе не убить в себе этого. Одиночество твоего «я», которое затаилось в глубине души. Оно всегда там, как бы ты ни желала избавиться от него. Я это понимаю. Я знаю, как это прогнать. Останься со мной, и ты никогда больше не будешь одинокой.

– Не слушай… эту… суку… – хрипит Цирцея, и лианы снова крепко стискивают ее шею.

– Нет, ты ошибаешься, – говорю я Евгении, как будто просыпаясь после долгого сна. – Это ты не можешь избавиться от ненужной части собственного «я». И принять ее тоже не можешь.

– Что-то я не уверена, что понимаю, о чем ты говоришь, – отвечает Евгения, и в первый раз в ее голосе звучит легкое сомнение.

– Именно поэтому они и смогли захватить тебя. Они нащупали твой страх.

– И что же это, скажи на милость?

– Твоя гордыня. Ты не в силах была поверить, что можешь стать похожей на здешних тварей.

– Я не похожа на них. Я – их надежда. Я поддерживаю их.

– Нет. Это ты самой себе так говоришь. Именно поэтому Цирцея и советовала мне порыться в самых темных уголках души. Исследовать себя. Чтобы меня нельзя было захватить врасплох.

Цирцея смеется, и этот хриплый прерывистый смех проникает прямо мне под кожу.

– Ну и как, Джемма? – мурлычет Евгения. – Ты действительно «исследовала» себя, как ты говоришь?

– Я поняла многое, чем не стала бы гордиться. Я совершала ошибки, – говорю я, и мой голос становится сильнее, а пальцы вновь нащупывают кинжал. – Но я творила и добро тоже.

– Но ты все равно остаешься одна. Все усилия тщетны, ты по-прежнему стоишь в стороне, наблюдая за всем с другой стороны стекла. Боишься иметь то, чего тебе действительно хочется, потому что вдруг в конце концов и этого будет мало? Что, если ты получишь желаемое и все равно будешь чувствовать себя одинокой и отстраненной? Куда как лучше отдаться страстным желаниям. Тому, по чему ты тоскуешь. Избавиться от вечного беспокойства… Бедная Джемма. Она не слишком вписывается в общество. Бедная Джемма… всегда одна.

Она как будто бьет меня в самое сердце. Моя рука вздрагивает.

– Я… я…

– Джемма, ты не одна! – выдыхает Цирцея, и моя рука касается металла.

– Нет. Я не одна. Я такая же, как все, в этом глупом, кровавом, изумительном мире. Да, во мне есть изъяны. Но я полна надежд. И я – по-прежнему я.

Наконец я схватила его. Уверенно и крепко держу в руке.

– Я вижу тебя насквозь. Я вижу истину.

Я вскакиваю на ноги – и вдруг созданная деревом иллюзия Евгении ломается. Я вижу поле битвы, залитое кровью. Слышу звон стали о сталь, крики ненависти, страха, ощущаю первопричины схватки – могучую алчность, отчаяние, отвагу, безжалостное чувство правоты… и все это сливается в чудовищный рев, в котором тонут отдельные голоса, биение отдельных сердец, маленькие надежды…

– Неплохо сделано, Джемма, – говорит Евгения. – Ты и вправду очень сильна. Жаль только, что ты не проживешь достаточно долго для того, чтобы совершить побольше блистательных ошибок.

Я поднимаю кинжал.

– Верно. Лучше покончить со всем этим должным образом.

Многочисленные ветви дерева вытягиваются и стонут. Кора бурлит, на ней проявляются пожранные души. Я пытаюсь всмотреться сквозь них, но это не иллюзия. Все это до ужаса реально, и я падаю назад, потому что дерево становится еще выше и нависает надо мной.

– Джемма, действуй! – в агонии стонет Цирцея.

Я собираю всю до капельки магию, живущую во мне, и направляю ее в кинжал.

– Я освобождаю души, запертые здесь! Вы свободны!

Я закрываю глаза и пытаюсь вонзить кинжал в дерево. Но ветка выбивает его из руки. Я с ужасом вижу, как он падает. Дерево визжит и завывает, привлекая внимание всех до единого сражающихся.

– Ее кровь должна пролиться! – приказывает дерево.

– Джемма! – кричит Картик, и я слышу тревогу в его голосе.

Ко мне направляется Амар. Он пришпоривает коня, набирая скорость. Я высвобождаюсь из хватки дерева и спешу к кинжалу, он слишком далеко… Время замедляется. Шум битвы превращается в тихое гудение. И единственным звуком остается стук копыт, и его ритм тот же, что ритм биения крови у меня в ушах. Я вижу, как Картик мчится за своим братом, и в его взгляде – яростная решимость. А потом мир возвращается к обычной скорости.

Корни ловят меня. Я падаю на землю. Задыхаясь, я ползу к кинжалу, но Амар действует быстрее.

– Нет! – кричит Картик, и я чувствую острую боль в боку.

Я смотрю туда – и вижу, что в моем теле торчит кинжал, а кровь просачивается на белую блузку, и пятно становится все больше.

– Джемма! – отчаянно визжит Фелисити.

Я вижу, как она бежит ко мне, и рядом с ней – Энн.

Я дергаюсь вперед, и когда дотягиваюсь до дерева, с болезненным вскриком выдергиваю кинжал из своего бока.

– Я… освобождаю… все эти души… – повторяю я шепотом.

И вонзаю кинжал в ствол дерева. Оно вопит от боли, и души выскальзывают из-под коры, проталкиваются сквозь ветви, как горящие листья, а потом исчезают.

Веки у меня дрожат. Земля под ногами качается. Меня трясет все сильнее и сильнее. Я падаю в объятия дерева. И последнее, что я слышу – голос Картика, выкрикивающего мое имя.

Глава 69

Вокруг меня туман, густой и приветливый. Он целует горящую кожу, принося прохладу, он как нежные губы матери. Я ничего не вижу. Все точно так же, как в моих снах. Но только теперь сквозь серый туман прорезается желтое свечение. Что-то движется там. Свет исходит от фонаря, висящего на длинном шесте, а шест укреплен на барже, украшенной цветами лотоса. Явились Трое, и они пришли ко мне. Сзади, в тумане, я слышу знакомый голос: «Джемма, Джемма…» Он проникает в меня шелестящей мягкостью, и мне хочется вернуться к нему, но три женщины манят меня, и я иду им навстречу. Они двигаются медленно, словно с большим усилием. Я тоже замедляю движение. Ноги как будто при каждом шаге тонут в грязи, но я все же приближаюсь.

Я ступаю на палубу баржи. Женщины кивают мне. Самая старшая говорит:

– Твое время пришло. Ты должна сделать выбор.

Она раскрывает ладонь. На ней лежит гроздь пурпурных ягод, гораздо более темного оттенка, чем те, что ела Пиппа. Ягоды устроились в ладони женщины, яркие, как драгоценности.

– Съешь эти ягоды – и мы увезем тебя прочь отсюда, к славе. Откажись от них – и ты должна будешь вернуться к тому, что тебя ждет. Как только ты выберешь, пути назад не будет.

До меня доносится зов моих друзей, но они как будто далеко-далеко, а я словно бегу, бегу, но мне никогда их не догнать…

– Джемма…

Я поворачиваюсь – и вижу рядом с собой Цирцею. Она уже не такая серая, какой я видела ее недавно. Она выглядит точно так же, как в тот день, когда мы впервые встретились в школе Спенс, когда она была еще мисс Мур, моей любимой учительницей.

– Ты неплохо поработала, – говорит она.

– Вы ведь знали, что Евгения превратилась в дерево? – спрашиваю я.

– Да, – отвечает мисс Мур.

– И вы хотели спасти меня? – с надеждой произношу я.

Она грустно улыбается.

– Не стоит питать иллюзий, Джемма. Прежде всего я хотела спастись сама. Потом – завладеть силой. А ты стояла на далеком третьем месте.

– Но я все же стояла на третьем месте, – говорю я.

– Да, – кивает она с коротким смешком. – Ты была третьей.

– Спасибо, – говорю я. – Вы спасли меня.

– Нет. Ты сама себя спасла. Я только немножко помогла.

– И что теперь будет с вами? – спрашиваю я.

Она не отвечает.

– Она будет всегда блуждать здесь, в этом тумане, – объясняет старуха.

Выбор лежит передо мной на ее ладони. Крики друзей отдаляются. Я беру сочную ягоду и кладу на язык, проверяя вкус. Она не едкая. Скорее она кажется приятно сладкой – но потом вкус исчезает. Это вкус забвения. Вкус сна и грез, но без пробуждения. Ничего не нужно желать, ни к чему не надо стремиться, ни боли, ни любви, ни опасений – никогда. И тут я вдруг понимаю, что на самом деле это означает потерять душу.

Во рту все онемело от сладости ягоды. Она лежит на языке…

Фелисити, несущая в руках золотарник. Голос Энн, сильный и уверенный. Горгона, стремительно идущая по полю битвы…

Нужно только проглотить ягоду, и все будет кончено. Все забыто. Проглоти ягоду – и вместе с ней все хлопоты, все заботы, все надежды. Как легко избавиться от всего…

Картик. Я оставила его у того дерева. Дерево. Я там что-то делала…

Так легко, очень легко…

Картик.

С огромным усилием я выплевываю ягоду, живот сводит от рвотных позывов, когда я пытаюсь стереть с языка сахарное онемение. Все тело болит, как будто я целую вечность толкала огромный камень вверх по склону, но теперь наконец от него избавилась.

– Мне очень жаль. Я не могу пойти с вами. Не сейчас. Но могу ли я кое о чем попросить?

– Если хочешь, – говорит старуха.

– Хочу. Мне бы хотелось отдать свое место другой, – говорю я, глядя на Цирцею.

– Ты хочешь отдать все это мне? – спрашивает она.

– Вы спасли мою жизнь, – говорю я. – Это чего-нибудь да стоит.

– Ты ведь знаешь, я ненавижу всякие самопожертвования, – возражает Цирцея.

– Да, знаю, но я не хочу, чтобы вы блуждали в тумане. Это слишком опасно.

Она улыбается.

– Да, ты действительно неплохо поработала над собой, Джемма.

Она поворачивается к Троим:

– Я согласна.

И Цирцея поднимается на баржу.

Старая женщина кивает мне:

– Что ж, ты сделала выбор. Теперь назад не повернуть. И что бы ни случилось в будущем, тебе придется это принять.

– Да, я знаю.

– Тогда мы желаем тебе удачи. Больше мы не встретимся.

Я возвращаюсь на грязный, окутанный туманом берег, а младшая из трех женщин отталкивается шестом от дна реки, и баржа уходит в туман, и Цирцея тает в тенях. Я медленно шагаю обратно, пока ноги наконец не вспоминают, что значит передвигаться быстро, и тогда я бегу, бегу что есть сил, прорываясь сквозь туман жадно и решительно, и наконец мне кажется, что я лечу. И тут я ощущаю крепкие ветки, упершиеся в спину, и острую боль в боку. Я прижимаю ладонь к боку – а когда отнимаю ее, она испачкана кровью.

Я вернулась туда, где была, на замерзшую пустошь Зимних земель.

– Картик, Картик!

Голос у меня слабый и хриплый. Та малость магии, что еще оставалась у меня, убывает.

Глаза Картика полны тревоги.

– Джемма! Ты не должна шевелиться! Если твоя кровь упадет на почву Зимних земель…

– Я знаю.

С огромным усилием я втыкаю кинжал в дерево по самую рукоятку и падаю назад, стараясь оказаться подальше от путаницы корней. Я прижимаю ладонь к ране, и кровь просачивается между пальцами. Дерево пошатывается. Обитатели Зимних земель отчаянно кричат, видя его смертельную рану. С оглушительным треском ствол раскалывается, трещина расширяется – и вся магия, что была скрыта внутри, изливается наружу.

– Отойдите! – кричит горгона, но уже поздно.

Вся сила дерева до единой капли вливается в Картика. Его тело принимает ее, как сотню мощных ударов. Картик падает на землю, и я пугаюсь, что магия убила его.

– Картик! – отчаянно кричу я.

Он, пошатываясь, поднимается на ноги, но это уже не Картик. Он стал чем-то совершенно другим, он как будто начерчен светом и тенью, его глаза меняются, они то карие, то пугающие голубовато-белые. Он так ярко светится, что мне больно на него смотреть. Вся сила дерева – вся магия Зимних земель – теперь поселилась в нем, и я не знаю, что это может означать.

– Картик!

Я тянусь к нему, и моя кровь падает на замерзшую землю.

– Все начинается сначала! – слышен сквозь общий шум крик какого-то охотника.

Раненое дерево оживает. Корни обвиваются вокруг моих лодыжек, ползут по ногам. Я кричу, пытаюсь отбежать, но дерево пожирает меня.

– Мы его не убили, – говорю я. – Почему?

– Его нельзя убить, – гремит Амар. – Оно может лишь измениться.

Фелисити и Энн пытаются выдрать корни, а Фоулсон рубит их, но новые побеги сильны.

– Я говорил тебе, что ты приведешь ее к нам, брат, – печально произносит Амар. – Что ты станешь ее погибелью.

Картик светится силой.

– Ты говорил, чтобы я следовал зову своего сердца, – отвечает он, и нечто в Амаре, нечто, оставшееся от прежнего, слышит его слова.

– Да, брат, говорил. Ты дашь мне покой?

– Дам.

Стремительным тигриным движением Картик хватает меч Амара. Амар вскидывает руки, и Картик разрубает его пополам. Оглушительный вопль, ослепительный свет – и Амар исчезает. Картик прижимает ладонь к моему боку. Магия оживает, и мы оба загораемся светом, теряемся в тени… Сила Картика вливается в меня, и магия Зимних земель смешивается с магией Храма. И на одно краткое мгновение мы становимся безупречным союзом. Я ощущаю его в себе, себя в нем. Я слышу его мысли; я знаю все, что скрыто в его сердце, что он намерен сделать.

– Нет, – говорю я.

Я пытаюсь отодвинуться, но он крепко меня держит.

– Да, это единственный путь.

– Я не позволю тебе!

Картик прижимает меня сильнее.

– Долг должен быть уплачен. А ты нужна нашему миру. Я всю жизнь ждал, когда же наконец увижу цель. Пойму свое место. И теперь я это ощущаю.

Я качаю головой. Слезы обжигают мои холодные щеки.

– Не надо…

Картик печально улыбается.

– Теперь я знаю свою судьбу.

– И что это?

– Как раз это.

Он целует меня. У него теплые губы. Он стискивает меня в объятиях. Корни дерева вздыхают и опадают с моей талии, а рана на боку мгновенно исцеляется.

– Картик, – я плачу, целуя его щеки. – Оно меня отпустило.

– Это хорошо, – кивает Картик.

И коротко вскрикивает. Его спина изгибается, каждый мускул напряжен.

– Отойди! – кричит горгона, глядя на меня холодными глазами.

– Ну и дела… – в благоговении произносит Бесси.

Магия захватила Картика, и теперь я вижу, что именно он сделал. Он позволил дереву забрать себя в обмен на мою свободу. Энн и Фелисити тянутся ко мне. Фоулсон пытается оттащить меня, но я вырываюсь.

Слишком поздно, ничего не изменить. Зимние земли согласились на сделку.

– Если бы я могла вернуться назад… отменить… – рыдаю я.

– Никогда нельзя вернуться назад, Джемма, – отвечает Картик. – Ты должна идти только вперед. Строить свое будущее.

Он нежно целует меня в губы, и я возвращаю поцелуй, а лианы уже опутали его шею, и его губы холодеют. Последнее, что я слышу – это мое имя, которое Картик произносит тихо и ласково:

– Джемма…

Дерево поглощает его. Он исчез. Остается только голос, произносящий мое имя, да и тот уносит ветер…

Главный охотник показывает на меня.

– У нее все еще есть магия Храма! Мы можем ею завладеть!

Я отшвыриваю их всех мощью своей силы.

– Так вы за это сражались? За это убивали? Что вы хотели сохранить или защитить? Ничего больше вы не получите, – говорю я, все еще чувствуя на губах тепло поцелуя Картика. – Магия предназначена для того, чтобы быть разделенной. Никто из вас не удержит ее! Я верну магию этой земле!

Я прижимаю ладони к потрескавшейся почве.

– Я возвращаю магию сферам и Зимним землям, чтобы она была поровну разделена между всеми племенами!

Охотники визжат и воют, как от сильной боли. Души, плененные ими, проносятся сквозь меня туда, куда мы все перейдем в свое время. Я ощущаю их. Это похоже на то, как если бы я попала в гущу карнавальной пляски. А когда души уносятся, не остается никого, кто мог бы вести вперед мертвых. И они таращатся на меня в изумлении, не слишком понимая, что произошло и что будет дальше.

Бледная тварь, что пряталась в расщелине между камнями, подползает ближе. Тепло дерева растопило лед у его основания. И тонкий покров травы пробивается сквозь обновленную землю. Я трогаю травинки – они такие же нежные, как пальцы Картика…

И что-то во мне лопается. Я заливаюсь слезами. И делаю то, что мне отчаянно хочется сделать. Я падаю на прорастающую траву и плачу, плачу…