Текст книги "Прекрасное далеко"

Автор книги: Либба Брэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 45 страниц)

Глава 47

Когда мы возвращаемся, Пиппа и девушки уже в старой церкви замка. Перед ними стоит корзина с сочными ягодами, и Пиппа их перебирает, бросая в где-то найденную чашу. Девушки выглядят более оборванными и изнуренными, чем обычно. Волосы у них ужасно спутаны, а когда свет падает под определенным углом, кожа выглядит покрытой желтыми пятнами, как начавший подгнивать фрукт.

Пиппа напевает веселую мелодию. Увидев наши вытянувшиеся лица, она умолкает.

– В чем дело? Что случилось?

Фелисити обжигает меня взглядом, но ни она, ни Энн не говорят о том, что я сделала. У меня очень сильно болит голова, и мне приходится спрятать кисти рук под мышки, чтобы утихомирить дрожь.

– Креостуса убили, – коротко сообщаю я.

– О, и это все? – небрежно произносит Пиппа.

Она возвращается к своему занятию. Мэй и Бесси даже не смотрят на нас. Их безразличие приводит меня в ярость.

– Лесные жители меня избегают.

Пиппа пожимает плечами:

– Да они же ничего не значат. На самом деле – ничего.

– Я тоже когда-то так думала, но я ошибалась. Они мне необходимы.

– Те ужасные твари? Ты же говорила, что они прежде проникали в наш мир и вытворяли там всякое! Ужасные твари!

Пиппа кончиками пальцев выуживает размякшую ягоду и бросает ее на кусок ткани к другим негодным фруктам.

– Да, это было неправильно. И мне это может не нравиться. Я могу сказать им об этом. Но Филон ни разу мне не солгал. Когда я нуждалась в помощи, это существо было моим союзником. И все, о чем они просили, это обладать правом голоса, самим распоряжаться своими делами, а я их предала.

Я глубоко вздыхаю, и магия слегка успокаивается.

– Ну, – произносит Пиппа, отряхивая с юбки пыль, – я все равно не понимаю, зачем тебе нужны они, когда у тебя есть мы. Бесси, милая, ты не уберешь это?

Бесси забирает корзину с ягодами. И смотрит на них с жадностью.

– А с чего вдруг эти лесные повернулись к тебе спиной?

Комната как будто становится меньше. Фелисити и Энн избегают моего взгляда.

– Они думают, что я и неприкасаемые имеем какое-то отношение к убийству Креостуса.

– Вот уж странно.

Бесси смотрит на меня во все глаза.

– Как это они до такого додумались?

– Это потому, что Джемма тайком вела переговоры с Цирцеей, – сообщает Фелисити.

– Ох, Джемма! – изумляется Пиппа.

Ее фиолетовые глаза вспыхивают, но на мгновение теряют обычный цвет и становятся голубовато-белыми, молочными глазами существ Зимних земель. От их взгляда по позвоночнику проносятся ледяные мурашки.

– Кто такая Цирцея? – спрашивает Мэй.

– Злодейка, такая, что хуже не придумаешь, – объясняет Пиппа. – Она пыталась убить Джемму. Она на все готова, чтобы завладеть магией Храма и править сферами. Ей нельзя доверять. И тому, кто с ней общается, тоже доверять нельзя. Потому что нет ничего хуже обманщика, способного предать своих друзей.

– Я никого не предавала! – кричу я.

Сила, которую я едва-едва утихомирила, снова вздымается во мне, и я вынуждена сесть.

Фелисити подходит к Пиппе, сложив руки на груди.

– А где вы все были совсем недавно?

Пиппа небрежно отвечает:

– Ягоды собирали.

– Мы искали вас в лесу, – не отступает Фелисити.

– Похоже, не слишком старательно.

Бесси подходит и встает рядом с Пиппой. Она выше Фелисити на целую голову.

– Что-то не так, мисс Пиппа?

Пиппа не спешит сказать что-нибудь вроде: «Нет-нет, Бесси, не глупи, все в порядке». Она позволяет угрозе на несколько мгновений повиснуть в воздухе и наслаждается моментом. Но наконец говорит:

– Нет, Бесси, спасибо.

Уперев руки в бока, она поворачивается к Фелисити:

– Я тоже могла бы спросить, где была ты, но, полагаю, ты была просто слишком занята своей жизнью. Не здесь.

– Пиппа…

Фелисити пытается сплести пальцы с пальцами Пиппы, как обычно, но Пиппа отдергивает руку.

– Я принесла тебе подарок, – с надеждой говорит Фелисити.

Она протягивает Пиппе тонкий сверток в коричневой бумаге.

Глаза Пиппы вспыхивают, когда она срывает обертку. Потому что в свертке – три страусиных пера.

– Чтобы тебе было чем себя приукрасить, – мягко говорит Фелисити.

– Ох! Ох, до чего же они хороши!

Пиппа бросается к Фелисити и обнимает ее, и Фелисити наконец улыбается.

Бесси шатается по комнате, держа корзину с ягодами, и едва не сбивает с ног бедняжку Мерси.

– Ой, помоги-ка мне их прикрепить, – просит Пиппа.

Фелисити привязывает перья на затылке Пиппы с помощью стебля какого-то сорняка, сорванного на алтаре.

– Как я выгляжу? – спрашивает Пиппа.

– Прекрасно! – охрипшим голосом отвечает Фелисити.

– Ох, как это прелестно! Знаешь, что нам нужно, чтобы поднять настроение? Веселый праздник! Чтобы каждая девушка как бы впервые вышла в свет. Это будет волшебный бал, и самый грандиозный! Мэй, Мерси! Кто со мной? Бесси, ты ведь тоже играешь?

Девушки подпрыгивают от возбуждения. Мэй срывает со стены цветок паслена и затыкает за ухо. На пол звучно шлепается червяк, и я не могу сказать, откуда он сорвался – с цветка или с уха девушки.

– Джемма? – Пиппа протягивает мне руку. – Будешь участвовать в бале дебютанток?

Смерть Креостуса бросает густую длинную тень на мою душу. И впервые за очень долгое время мне совсем не хочется веселиться. Я не желаю забывать свои тревоги или пытаться заполнить пустоту глубоко внутри мимолетной иллюзией.

– Боюсь, у меня сейчас не слишком праздничное настроение. Придется вам устраивать бал без меня.

Я ожидаю, что Пиппа заспорит. Что она надуется, начнет хныкать и просить меня превратить замок в Тадж-Махал, а юбки – в парижские туалеты. Но Пиппа сияет улыбкой.

– Ох, Джемма, милая, конечно же, отдохни. Я сама все сделаю.

Она закрывает глаза и энергично вскидывает руки к древним стропилам замка. На губах расцветает улыбка. Тело Пиппы вибрирует – и замок изменяется. Грязь на окнах тает, стекла начинают блестеть. Лианы отступают, освобождая достаточное для танцев пространство на полу. Плесень со стен и потолка исчезает, ее заменяет темный пурпурный ковер ягод и цветков белладонны.

Энн в благоговейном изумлении смотрит вокруг, оглядывая церковь.

– Как ты это сделала?

– Похоже, магия меняется, – отвечает Пиппа. – Теперь Джемма не единственная, кто обладает силой.

– Это просто невероятно, – говорит Фелисити, и в ее голосе слышится оттенок грусти. – А ты можешь дарить магию другим, как Джемма?

Пиппа протягивает руку к зарослям ягод, выбирает самую крупную, срывает ее и съедает.

– Нет. По крайней мере, пока не могу. Но когда я это освою, можешь не сомневаться – сразу же поделюсь с тобой. Ну, а теперь мы должны подготовиться к нашему дебюту!

– Пиппа, – говорю я куда резче, чем мне бы хотелось, – можно с тобой поговорить в сторонке?

Пиппа кокетливо смотрит на девушек, слегка надув губки, и те смеются надо мной.

– Я всего на минутку, – говорит им Пиппа. – А вы пока можете потренироваться делать реверанс.

Мы с Пиппой идем по винтовой лестнице. В огромную паутину попалась мышь. Она лежит в блестящем шелковом коконе, чуть живая, понимающая свою судьбу. Мы добираемся до конца лестницы, и я ощущаю в воздухе промозглый холод. Издали манят тени Зимних земель. Но сегодня я не так остро воспринимаю их песнь сирены. В памяти слишком ярок образ Креостуса, лежащего на земле.

Пиппа встает у окна. Окутанная подвижным сумрачным светом Зимних земель, с загадочной улыбкой на губах, она выглядит даже более прекрасной, чем обычно.

– Должна заметить, Джемма, ты не слишком рада за меня.

– Я всего лишь смущена. Как к тебе пришла эта сила? Ведь прошло несколько дней с тех пор, как я…

– К тебе это не имеет никакого отношения, – перебивает она, и я слышу в ее голосе ненависть. – Магия укоренилась во мне. Я не могу объяснить, почему это случилось. Но ты могла бы и порадоваться. Тебе бы следовало порадоваться за меня. Ты уже не так одинока.

Следовало бы. Эти слова, так похожие на корсет, предназначены для того, чтобы придавать нам нужную форму. Пиппа высовывается из окна и широко раскидывает руки, ветер с гор Зимних земель обнимает ее.

– Ох, как это радует!

Она хихикает.

– Пиппа, не высовывайся так! – тревожусь я.

Ее глаза превращаются в молочно-белые шарики.

– А почему? Со мной ничего не может случиться. Я бессмертна.

Она отходит от окна. Ее локоны превратились в спутанный ком.

– Джемма, я хочу, чтобы ты знала: хотя я и не одобряю твои переговоры с Цирцеей, я готова простить тебя.

– Ты… простить меня? – медленно произношу я.

– Да. Потому что я переродилась и вижу все совершенно отчетливо. Здесь произойдут перемены.

Она улыбается и целует меня в щеку, и от этого покалывает кожу.

– Пиппа, о чем ты говоришь?

Ее глаза меняются, как мираж: фиолетовые – голубовато-белые, фиолетовые – голубовато-белые… пока я наконец не перестаю понимать, какие из них настоящие, а какие – всего лишь ложная надежда в пустыне.

– У меня тоже было видение. Настанет новое время, возникнет новая империя в сферах. И те, кто не с нами, – те против нас. И еще есть вопрос тех, кто, по правде говоря, просто не годится для нового времени: это больные и нищие. Те, кто никогда не сможет по-настоящему что-то значить.

Ее лицо становится жестким.

– Выродки.

Пиппа берет меня под руку, и мне очень хочется оттолкнуть ее и убежать.

– Признаюсь, я не знаю, что делать с бедняжкой Вэнди, – со вздохом говорит Пиппа. – Она становится настоящей обузой.

Мой голос звучит не громче шепота:

– Что ты имеешь в виду?

Пиппа надувает губы, перепачканные ягодным соком.

– Она слышит крики, когда совершенно никто не кричит. Никто из нас ничего такого не слышит! Я уже ей говорила, чтобы она прекратила свои выходки. Я ей даже пощечину дала за это!

– Ты ударила Вэнди?!

В голосе Пиппы звучит жестокая решимость.

– Она пугает других девушек, и из-за этого им не хочется играть. Нет никаких криков! Ей просто нравится идти наперекор!

– Даже если ты ничего не слышишь, это не значит, что ничего такого нет.

На лице Пиппы возникает одна из ее самых детских улыбок.

– Ох, Джемма… Когда мы с тобой снова отправимся в Зимние земли? Разве это не интересно? Проплыть на лодке через то ущелье. Промчаться через вересковую пустошь и позволить Дереву Всех Душ нашептать нам, кто мы есть на самом деле, чем мы можем на самом деле стать…

– Ты так говоришь, словно уже ходила туда без нас.

Пиппа снова смотрит на меня с той странной улыбкой.

– Конечно же, нет. Я бы не пошла туда без тебя.

Леденящий порыв ветра врывается в окна башни. В мой ум вползает чудовищная мысль.

– Что случилось с мистером Дарси? – шепотом спрашиваю я и сама удивляюсь, как вдруг начинает колотиться сердце – быстро, неровно…

Пиппа долгое мгновение смотрит мне прямо в глаза.

– Это ведь всего лишь кролик. Кому он нужен?

Радостный смех плывет по лестничной шахте с нижнего этажа. Кто-то кричит:

– Пиппа, идем к нам!

Пиппа усмехается.

– Мои подданные ждут.

Она начинает спускаться по лестнице, и оборачивается, не слыша за спиной моих шагов.

– Ты идешь?

– Нет, – отвечаю я. – Я не в том настроении, чтобы танцевать.

Глаза Пиппы обретают цвет Зимних земель.

– Жаль.

Когда я наконец спускаюсь из башни, все девушки собрались в церкви. Фелисити и Пиппа сидят рядышком на троне, как особы королевской крови. Пиппа в одной руке держит какую-то палку, словно это скипетр, и на ней тот плащ, который Фелисити подарила несколько недель назад. Кажется, с того счастливого времени прошли многие годы. Энн прикрепляет шлейф к платью Мерси. Мэй натягивает на руки длинные перчатки; Бесси щелкает веером, то открывая его, то снова сворачивая. И только Вэнди сидит в одиночестве, держа в руках опустевшую клетку мистера Дарси.

– Теперь у вас появился наконец шанс стать настоящими леди, и никто не скажет вам, что вы не такие же, как лучшие из них, – возвещает Пиппа.

Глаза девушек сияют. На голове Пиппы гордо красуются страусиные перья, как у настоящей дебютантки, которой ей никогда не стать в нашем мире.

– Мисс Бесси Тиммонс! – выкрикивает Фелисити, и стены замка отзываются стоном.

Под тонким слоем иллюзии лианы продолжают свое ползучее наступление.

Девушки одна за другой торжественно скользят к Пиппе. Они приседают перед ней в низком реверансе, и она сдержанно кивает и позволяет им подняться. Когда они пятятся назад, их лица светлы, восторженны. Они всем сердцем верят, что действительно стали настоящими леди.

А по взгляду Пиппы я вижу, что она безоглядно верит в то, что она – королева.

Я бегу по пыльным коридорам Храма, проношусь мимо пораженной Аши, я спешу прямиком к колодцу вечности. Цирцея плавает там точно так же, как каждый раз, когда я прихожу сюда.

Каждый раз. Я и не осознавала, как много раз сюда приходила.

– Кентавра Креостуса кто-то убил, – говорю я. – Ты имеешь какое-то отношение к этому?

– Да как бы я могла, находясь здесь? – говорит Цирцея, но меня это не успокаивает.

– Мне необходимо знать, что происходит, – говорю я. – Ты обещала дать мне ответы.

Воздух в пещере сырой и теплый. От него у меня болит в груди.

– Нет. Я обещала тебе помочь понять твою силу – в обмен на магию.

– Ах да, магия! Зачем она тебе нужна? Откуда мне знать, что ты не воспользовалась ею, чтобы организовать всякие неприятности? Ты могла и покинуть этот колодец, насколько я знаю. Ты могла убить Креостуса. Ты могла заключить союз с существами Зимних земель.

Я лишь теперь по-настоящему понимаю, что натворила. От злости я пинаю стенку колодца, и от нее откалывается маленький кусочек камня.

Голос Цирцеи звучит сурово:

– Незачем терзать колодец. Он ни в чем не виноват. Но что вообще тебя беспокоит? Дело в Евгении?

– Н-нет, – запинаясь, отвечаю я.

Я ничего больше не скажу ей о миссис Спенс. Это было ошибкой. Я поднимаю осколок камня и верчу его между пальцами.

– Это Пиппа. Она теперь сама владеет магией. Я не давала ей ни капли уже много дней, но, возможно, это остатки того, что я…

– Перестань обманывать себя. Ты знаешь, как она это получила. Она заключила договор с Зимними землями.

Истина просачивается в меня не сразу, а как бы каплями.

– Там был маленький кролик, у одной из девушек, – тихо говорю я. – Пиппа сказала, что он сбежал.

– В следующий раз это будет уже не какой-нибудь кролик, – предостерегает Цирцея. – Но что насчет нашей прославленной Евгении? Насчет Дерева Всех Душ? Ты еще не нашла кинжал?

– Пока нет, но я найду, – отвечаю я. – Почему ты ее так ненавидишь?

– Потому, – сдавленно произносит Цирцея. – Она никогда не заглядывала в собственные темные глубины, так как же ей понять чужие сердца? Полагаю, смерть кентавра означает, что союза не будет.

– Полагаю, нет, – соглашаюсь я.

Я только теперь осознаю, какие меня ждут впереди трудности. Я дала обещание, которого не сдержала. И теперь у меня появились враги.

– А ты можешь поклясться, что не имеешь отношения к убийству Креостуса? – снова спрашиваю я, подбрасывая камешек на ладони.

– Да как бы я смогла? – отвечает она вопросом.

Когда я выхожу из-за стены падающей воды, меня ждет Аша. Она поспешно кланяется.

– Леди Надежда, мне нужно с тобой поговорить, – настойчиво говорит она.

– А в чем дело?

Аша ведет меня в какую-то комнату, где сидят на тюфяках хаджины, нанизывая на нитки маковые цветы. Красный дым поднимается из множества медных чаш.

– Это правда, что убит кентавр и что обвиняют в этом хаджинов?

– Да, – киваю я. – Его нашли с цветком мака в руке.

– Но мы не имеем никакого отношения к этому убийству!

Аша потирает ладонь большим пальцем, она выглядит как встревоженный камень.

– Мы не хотели участвовать в их политике. Мы хотели только, чтобы нас оставили в покое, жить в безопасности…

– Да нет никакой чертовой безопасности! – рявкаю я. – Когда ты наконец это поймешь? Твой народ хотя бы знает, что я предлагала тебе долю магии, а ты отказалась за всех?

Хаджины поднимают головы, отвлекшись от своих гирлянд.

– Аша, это правда? – спрашивает какая-то девушка.

– Это не наш путь, не наша судьба, – спокойно произносит Аша. – Мы не выходим за пределы нашего племени. И вы это знаете.

– Но мы могли бы наконец обрести свой голос, – говорит мужчина-хаджин.

Дым редеет. Становится хорошо видно Ашу, стоящую у медного горшка.

– И вы бы воспользовались магией, чтобы стать не теми, кто вы есть? Здесь мы принимаем наши горести. Мы нашли утешение друг в друге. Но что, если мы вдруг получим силу, которая уничтожит все болезни? Будете ли вы по-прежнему находить красоту в других? По крайней мере, сейчас мы принадлежим к одной касте.

Хаджины взвесили ее слова. Некоторые вернулись к работе, натянув одежду на изуродованные ноги, чтобы скрыть их.

– Так было всегда, – говорит Аша. – И мы будем следовать заветам предков.

Она улыбается, но в ее улыбке я не вижу ни тепла, ни мудрости; я вижу только страх.

– Ты боишься потерять свое влияние на них, – холодно говорю я.

– Я? У меня нет никакой власти.

– Так ли? Если ты не подпустишь их к магии, они никогда не узнают, какой могла бы стать их жизнь.

– Они останутся под защитой, – настаивает на своем Аша.

– Нет, – возражаю я. – Они просто ничего не испытают.

Одна из неприкасаемых неуверенно встает, тщательно придерживая юбку.

– Нам хотелось бы обрести голос, Аша. Пора уже.

В глазах Аши вспыхивает искра гнева.

– Мы всегда шли этим путем. И мы будем и дальше жить как прежде.

Девушка садится, но при этом не кланяется Аше, как обычно. В ее глазах – пара богов-близнецов, сомнение и желание. Юбка ложится неловко, приоткрывая покрытые шрамами и волдырями ноги, и девушка не спешит прикрыть их.

Я качаю головой.

– Перемены близятся, Аша. Готова ты к ним или нет.

Я иду обратно к Пограничным землям, в мыслях царит полная путаница. Кто мог убить Креостуса и зачем? Правду ли говорит Цирцея? Неужели Пиппа ради магии заключила сделку с тварями Зимних земель, и если так, насколько она стала сильной? Как мне заставить Фелисити увидеть это, понять? Она может заявить, что я не вправе рассуждать, потому что встречалась с убийцей. И я до сих пор не расшифровала тайные послания мисс Вьятт. Ох, какая же я дура…

Нет. Шанс все исправить по-прежнему есть. Евгения. Я отыщу кинжал и спасу ее. Я наведу порядок в сферах и в Зимних землях, и потом… а что потом? Ладно, об этом я подумаю в другой раз.

У поворота к ежевичной стене я замечаю что-то странное. То фруктовое дерево, которое мы оживили в первый день возвращения в сферы, сплошь покрылось мучнистой шелухой. А цветы на нем посинели, как будто их удушили прямо на стебельках. Все до единого цветки погибли.

Я спешу к ежевичным зарослям и быстро шагаю по тропинке через синий лес к замку.

Уух-ут! Это прозвучало совсем близко. Из кустов выходит Бесси, держа наготове дубинку.

– Пожалуйста, отойди, Бесси. Я не хочу причинять тебе зла. Ты это знаешь.

– Да ты и не сможешь мне ничего сделать, даже если захочешь, – возражает Бесси, нависая надо мной.

Я зову Пиппу, Фелисити, Энн…

– Видишь? Ты им больше не нужна, – рычит Бесси.

Двери замка распахиваются, выбегает Фелисити, за ней – Энн, Пиппа и остальные девушки.

– Джемма! – кричит Фелисити. – Что случилось?

– Бесси не дает мне пройти, – отвечаю я.

Пиппа игриво толкает крупную девушку.

– Это правда, Бесси?

– Ты знаешь, где она была, – пытается объяснить свое поведение Бесси.

Пиппа вертит в пальцах бархатец.

– А и правда, Джемма. Если не хочешь, чтобы тебе задавали вопросы, не следует сбегать в одиночку.

– Да, – киваю я, но мои опасения растут.

Я уже боюсь Пиппу и гадаю, может ли она ощутить мой страх.

– Нам пора возвращаться в школу.

– Но я еще не готова вернуться, – жалуется Фелисити.

– Так не возвращайся. Оставайся со мной, – говорит Пиппа так, словно предлагает обычные каникулы, и лицо Фелисити озаряется радостью.

– Но мы не сможем вернуться без Джеммы, – с горечью напоминает Энн.

– До завтра, – мягко говорит Фелисити.

– До завтра.

Пиппа нежно целует ее в щеку и направляется обратно к замку, а фабричные девушки тянутся за ней, как процессия фрейлин. И никто не предлагает помощь Вэнди.

Вэнди сама нащупывает дорогу и наконец находит мой рукав.

– Мисс? А вы можете взять меня с собой?

– Мне очень жаль, Вэнди. Я не могу привести тебя назад в мой мир, – говорю я, поворачивая ее лицом к замку.

– Мне страшно, мисс. Мне здесь не нравится. В замке так тихо по ночам, и мистера Дарси теперь нет… А когда я зову, никто не откликается…

– Вэнди!

Это Бесси вернулась за ней. Она стоит, выпрямившись, как солдат, и держит дубину в свой рост.

– Идем уже! Мисс Пиппа ждет.

Вэнди неуверенно направляется к ней, но Бесси отпрыгивает в сторону, когда девушка приближается.

– Найди меня!

Бесси грубо хохочет, а потом бесцеремонно тащит слепую девочку к замку.

– Где ты пропадала, Джемма? – настойчиво спрашивает Фелисити.

Она ведет пальцами по стене коридора, идущего к тайной двери.

– Опять к Цирцее ходила?

– Да, – отвечаю я, потому что устала лгать.

– Но ты хороша, а? Не доверяешь Пиппе, но доверяешь этой… этому существу, убившему твою мать!

– Тебе не понять, – говорю я, проталкиваясь сквозь мерцающий свет тайной двери в восточное крыло.

Фелисити дергает меня, поворачивая к себе лицом.

– Конечно, мне не понять. Потому что я всего лишь твоя подруга, которая заботится о тебе!

– А стала бы ты обо мне заботиться, если бы я не владела магией? – спрашиваю я.

– Это то же самое, что спросить: «Стала бы я тебе нравиться, если бы не была собой?» Магия – часть тебя, а ты моя подруга, – говорит Фелисити.

От ее слов у меня на глазах выступают слезы, я ужасно себя чувствую из-за того, как обращалась с Фелисити, не доверяла ей, и из-за того, что должна рассказать о Пиппе.

– Ох, нет! – восклицает вдруг Энн и обхватывает себя за плечи. – Моя шаль! Она, должно быть, упала!

И, не задумываясь, она протягивает руку – и все вокруг заполняется светом, и дверь открывается перед ней.

– Энн, как ты это сделала? – спрашивает Фелисити, вытаращив глаза.

– Я не знаю, – отвечает Энн. – Я просто захотела войти туда, и… вот и все.

– Отойди-ка в сторонку, – приказывает Фелисити.

Она протягивает руку к двери, на лице отражается отчаянное сосредоточение. И снова портал распахивается во всю ширь. Фелисити усмехается так, словно наступило рождественское утро.

– Вы понимаете, что это значит? Джемма – не единственный способ попасть в сферы! Кто угодно может открыть дверь! Мы можем входить и выходить, когда нам вздумается!

Они обе начинают прыгать от восторга.

– Я сейчас верну твою шаль, хорошо? – говорю я Энн.

Она смеется.

– Я теперь сама могу ее достать!

Она открывает дверь – и через секунду возвращается со своей шалью, счастливая донельзя.

– Разве это не чудесно?

Ну же, Джемма! Скажи: «Да, это чудесно, что я теперь не так уж и нужна вам».

– Поздно уже, – говорю я. – Нам пора быть в школе.

Я слышу, как они восторженно хихикают за моей спиной. Но продолжаю шагать к школе, надеясь, что они пойдут следом, но понимая: могут и не пойти.