Текст книги "Прекрасное далеко"

Автор книги: Либба Брэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 45 страниц)

– Ладно-ладно, довольно уже, – говорит она, загоняя нас обратно в школу. – Не стоит простужаться.

– Энн, ты была великолепна! – говорю я, когда подруга присоединяется к нам.

Щеки у нее порозовели, глаза сияют. Это ее звездный час.

– Знаете, когда дракон очутился рядом со мной, я почувствовала настоящий страх! Это было так волнующе! Я могла бы выступать на сцене каждый вечер всю жизнь, и мне бы это никогда не надоело!

Энн качает головой.

– Если бы я могла вот сейчас спеть для мистера Каца, я бы это сделала без труда и ни от чего не стала бы отказываться. Вот только уже поздно. Они уехали.

Несколько младших девочек подбегают к Энн, чтобы поздравить ее и сказать, что она была настоящей принцессой. Энн купается в похвалах, застенчиво улыбаясь в ответ на комплименты.

И тут вдруг до моего слуха доносится звук, похожий на шипение газовой лампы перед тем, как она разгорится вовсю. У меня перехватывает дыхание. Меня как будто кто-то тянет куда-то. Все вокруг переворачивается вверх дном. Время замедляется. Девочки двигаются чрезвычайно медленно, ленты в их волосах, отрицая закон гравитации, повисают в воздухе, опускаясь с бесконечно малой скоростью. Звук их смеха низок и гулок. Губы Энн, произносящей что-то, изгибаются слишком медленно, чтобы я могла понять смысл слов. Кажется, что я одна двигаюсь с обычной скоростью. Как будто только я и осталась в живых.

Я оборачиваюсь к деревьям – и меня пробирает холодом. Актеры и не думали замедляться. Они уходят в лес, становясь все более прозрачными, и наконец от них остаются лишь слабые очертания. И прямо на моих изумленных глазах они превращаются в ворон и улетают прочь, темные крылья будоражат безмятежное небо. Необъяснимая тяга ослабевает, но я чувствую себя истощенной, как будто пробежала несколько миль.

Изо рта Энн вылетают слова:

– …осмелюсь сказать, ты согласна? Джемма! У тебя странный вид.

Я хватаю Энн за руку с такой силой, что она морщится.

– Джемма!

– Ты это видела? – выдыхаю я.

– Видела что?

– Бродячие актеры… они… они были вон там, а потом… они превратились в птиц и улетели!

В глазах Энн вспыхивает боль.

– Я не просила их выбирать меня на твое место.

– Что?.. Ох, нет, не в этом дело! – чуть более мягко говорю я. – Говорю же, вот только что актеры были там, а в следующее мгновение они превратились в птиц… как…

Я холодею еще сильнее.

– Точно как Маковые воины!

Энн всматривается в темноту. Фонарь актеров покачивается вдали, за деревьями, становясь все меньше по мере того, как они удаляются.

– Птицы несут фонарь?

– Но я…

Я умолкаю. Я уже не уверена в том, что видела.

– Энн Брэдшоу! – восклицает Элизабет. – Как ты могла не рассказать нам раньше, что умеешь так великолепно играть?

Они с Мартой налетают на Энн с восторгами, и Энн радостно отдается водовороту эмоций.

Я остаюсь на лужайке одна, пытаясь найти какие-то доказательства того, что мне не показалось. Но лес затих. В голове звучит голос Евгении Спенс: «Они могут заставить тебя видеть то, что им хочется. Ты как будто сойдешь с ума…» Я поворачиваюсь – и вижу миссис Найтуинг и мисс Мак-Клити, что-то обсуждающих. На лбу выступают капли холодного пота, и я быстро смахиваю их.

Нет. Я не стану их слушать, что бы они ни говорили. Я не их пешка, и я не безумна.

– Тьма играет злые шутки, Джемма, – говорю я вслух, чтобы успокоить себя. – Это ничего не значит. Ничего, ничего, ничего.

Я повторяю это слово с каждым шагом, пока наконец не убеждаю себя, что так оно и есть.

– Ведь правда, все прекрасно? Как в старые добрые времена, – говорит Энн, когда мы собираемся лечь спать.

– Да, – соглашаюсь я, расчесывая волосы щеткой.

Руки у меня все еще слегка дрожат, и я рада, что Энн сегодня очутилась в своей старой кровати.

– Джемма, – говорит она, заметив мое состояние, – я не знаю, что тебе там почудилось в лесу, но там ничего не было. Должно быть, тебя подвело воображение.

– Да, ты права, – киваю я.

И как раз это и пугает меня сильнее всего.

Глава 45

Когда приходит время вставать с постели, я не слишком этому рада. И не только из-за недостатка сна. Я чувствую себя не очень хорошо. Все тело болит, а мысли неповоротливы. Я как будто бежала быстро и долго, и теперь каждый шаг дается с усилием. Я словно сливаюсь со всем подряд – с мыслями и чувствами других людей, с вызывающим боль в глазах солнечным светом, с мириадами ощущений, – пока не перестаю понимать, где кончаюсь я и начинается мир.

Но все остальные в школе Спенс оживленны и взволнованны из-за костюмированного бала. Девушки не в силах удержаться от того, чтобы пробежаться туда-сюда в костюмах, просто для пробы. Они вертятся перед зеркалами, где в результате собираются целые толпы, они толкаются, чтобы увидеть себя в роли принцесс или волшебниц, с затейливыми масками, украшенными бусами и перьями. Маски скрывают лица, видны только глаза и губы. Младшие девочки рычат друг на друга, скрючив пальцы, как звериные лапы. Они крадутся и прыгают, как настоящие дикие тигры.

Входит миссис Найтуинг и хлопает в ладоши.

– Леди, начинаем репетицию!

Другие учителя разгоняют в разные стороны младших девочек, отделяя тигров от фей. Им предлагается сесть на пол, пока миссис Найтуинг наблюдает за нашим представлением, проявляя при этом не больше благодушия и щедрости на похвалы, чем какой-нибудь тюремный надзиратель.

– Мисс Итон, вы играете на пианино или вы собираетесь его сломать? Леди, ваш реверанс должен быть легким, как снежинка, падающая на землю! Мягче, мягче! Мисс Фенсмор, пойте для нас, сделайте одолжение. Я думаю, пол отлично слышит ваше пение, но это ведь всего лишь пол, он не станет вам аплодировать.

Когда миссис Найтуинг вызывает меня, чтобы я прочитала стихотворение, у меня начинает бурлить в животе. Мне совсем не хочется стоять на виду у всех, быть центром внимания. Мне ни за что не вспомнить слова. Девушки смотрят на меня с ожиданием, со скукой, с жалостью. Миссис Найтуинг откашливается, и это звучит как выстрел стартового пистолета, дающего знак к началу скачек. Мне некуда деваться.

 
– Роза всех роз, роза всего мира…
 

Миссис Найтуинг перебивает меня:

– Помилуйте, мисс Дойл! Что это, чтение стихов или скачка с препятствиями?

Девушки тихонько хихикают. Кое-кто из «тигров» прикрывается руками.

Я начинаю сначала, изо всех сил стараясь следить за голосом и ритмом, хотя сердце колотится с такой силой, что я с трудом втягиваю немножко воздуха.

 
– От битв, толпой идущих в эту жизнь,
Ещё не совершённых, откажись,
 

– выговариваю я так, словно слоги проходят мимо меня один за другим, —

 
Тому, кому любовь дарит свой свет,
В беде, войне, – спасенья, мира, нет,
Близ очага её царит покой.
 

При слове «любовь» младшие девочки снова хихикают, и мне приходится подождать, пока мисс Мак-Клити не отругает их за невежливость и не пригрозит, что оставит без сладкого, если они не будут вести себя как следует. Потом миссис Найтуинг кивает мне, предлагая продолжить.

 
– О Роза всего Мира, Роза Роз!
Пришла ты также в гавань грусти, слёз,
Чей тёмен блеск, и колокола звон
Взывает к нам, и нежит сердце он.
 

Я сглатываю раз, другой. Все с ожиданием смотрят на меня, и я чувствую: неважно, что я делаю, они все равно будут разочарованы.

 
– Прекрасное… Прекрасное, печаль в себе любя…
 

У меня начинает пощипывать глаза от подступивших слез, мне хочется зарыдать, хотя я и не понимаю, почему.

– Мисс Дойл? – окликает меня миссис Найтуинг. – Вы намерены добавить в этом месте драматическую паузу? Или вы впали в ступор?

– Н-нет, – бормочу я. – Я просто немного забылась.

«Только не плачь, Джемма. Ради всего святого, только не здесь…»

 
– Прекрасное, печаль в себе любя,
Из нас, из моря создало тебя.
Поникли паруса без мысли и борьбы,
Бог кораблям не даст одной судьбы;
В Его сражениях, что в мир идут,
Под тем же небом все они падут,
Мы не услышим в нашем сердце зов,
Что к жизни, как и к смерти, не готов. [3]3
  И. Б. Йейтс «Роза битвы» (пер. В. Савина).


[Закрыть]
 

Когда я добираюсь до конца, меня награждают почти искренними аплодисментами. Вскинув голову, миссис Найтуинг смотрит на меня из-под очков.

– Это требует доработки, мисс Дойл. Я надеялась на большее.

Похоже, все ждут от меня чего-то большего. Я разочаровываю всех. Я могла бы нацепить на грудь алую букву «Д», знак самой низкой оценки, чтобы все видели: ждать от меня нечего.

– Да, миссис Найтуинг, – говорю я, и слезы снова подступают к глазам, потому что втайне, в глубине души, мне хотелось бы доставить ей удовольствие, если это вообще возможно.

– Что ж, ладно, – смягчается миссис Найтуинг. – Потренируйтесь еще, хорошо? Мисс Темпл, мисс Хоуторн и мисс Пул, я уверена, вы готовы исполнить ваш танец.

– Вы будете гордиться нами в самом деле, миссис Найтуинг, – волнуется Сесили, – мы ведь очень много репетировали!

– Рада это слышать, – замечает директриса.

Проклятая Сесили. Всегда старается все сделать лучше всех. Интересно, ей когда-нибудь снятся дурные сны? И беспокоит ли хоть что-то вообще таких людей, как она? Они живут в драгоценных коконах, куда не могут прорваться никакие неприятности.

Сесили плывет по полу с безупречной грацией. Руки вскинуты над головой, как будто могут служить защитой от любых тревог. Я ничего не могу с собой поделать: мне ненавистны ее самодовольство и самоуверенность. Мне хочется обладать тем, что имеет она, и я начинаю ненавидеть себя за это желание.

Я не успеваю спохватиться, как магия взрывается во мне. И Сесили спотыкается прямо посреди грациозного пируэта. Она с громким стуком падает на пол, при этом ее нога ужасающе подвернута и прижата телом к паркету.

Все вскрикивают. Рука Сесили сначала взлетает к губам, на которых выступила кровь, потом касается распухающей на глазах лодыжки – как будто она не может понять, что болит сильнее. И разражается слезами.

– Боже праведный! – восклицает миссис Найтуинг.

Все бросаются к Сесили, кроме меня. К ее губам прикладывают чайное полотенце. Она рыдает, а миссис Найтуинг довольно холодно ее утешает, говоря, что незачем поднимать такую суматоху.

У меня все еще покалывает кожу от магии. Я растираю руки, словно могу так прогнать ее. Меня захлестывают крики, вздохи, растерянность, и сквозь все это – где-то вдали – я слышу резкий шелест крыльев. Что-то едва заметно светится в углу, рядом с драпировками. Я подхожу поближе. Это та самая нимфа, которую я видела как-то ночью, та самая, которая сумела вырваться из колонны. Она прячется в складках бархата.

– Как… как ты здесь очутилась? – спрашиваю я.

– А я действительно здесь? Ты меня видишь? Или это лишь твой ум говорит тебе, что я здесь?

Она проносится над головой. Я пытаюсь ее схватить, но в руке остается лишь воздух. Фея хихикает.

– Забавно. То, что ты сделала с той смертной. Мне нравится.

– Ничего тут нет смешного, – возражаю я. – Это было ужасно.

– Ты с помощью магии заставила ее упасть. Ты очень сильна.

– Я не хотела, чтобы она падала!

– Мисс Дойл! С кем это вы разговариваете? – спрашивает мадемуазель Лефарж.

Я отвлекла внимание от Сесили. Все теперь смотрят на меня.

Я оглядываюсь, но никого не вижу. За спиной только занавеска.

– Я… я…

Мисс Мак-Клити с другого конца комнаты смотрит на меня, потом на Сесили, потом снова на меня, и на ее лице появляется тревожное выражение.

– Это ты сделала? – всхлипывает Сесили.

В ее глазах светится искренний страх.

– Я не знаю, как она это сделала, миссис Найтуинг, но это она! Она дурная девушка!

– Дурная! – хихикает нимфа рядом с моим ухом.

– Ты бы заткнулась! – рявкаю я на нимфу.

– Мисс Дойл? – недоумевает мисс Лефарж. – С кем вы…

Я не отвечаю и не жду разрешения уйти. Я выбегаю из комнаты, несусь к выходу, за дверь, не заботясь о том, что могу получить сотню плохих оценок за поведение и мне придется веки вечные подметать пол. Я бегу мимо ошеломленных рабочих, пытающихся вернуть прошлое восточного крыла с помощью свежего белого известняка. Я бегу, пока не оказываюсь у озера, и там падаю в траву. Я лежу на боку, свернувшись, пытаюсь отдышаться и смотрю на озеро сквозь высокую траву, которая радуется моим слезам.

Из-за деревьев осторожно выходит робкая гнедая кобыла. Она опускает морду к воде, но не пьет. Она подходит поближе ко мне, и мы с опаской смотрим друг на друга, два потерявшихся существа.

Кобыла совсем рядом, и я вижу, что это Фрея. На крепкой спине – седло, и я гадаю: если ее запрягли, то где же всадник?

– Эй, привет, – говорю я.

Фрея фыркает и беспокойно качает головой. Я глажу ее по морде, и она не возражает.

– Давай я отведу тебя домой.

Цыгане обычно не слишком радуются моему приходу, но сегодня они вообще бледнеют, увидев меня. Женщины прижимают к губам ладони, как будто стараясь удержать рвущиеся наружу слова. Кто-то зовет Картика.

– Фрея, плохая девочка! Мы тревожились за тебя, – говорит он, прижимаясь головой к морде лошади.

– Я ее нашла около озера, – равнодушно произношу я.

Картик гладит кобылу.

– Где же ты была, Фрея? И где Итал? Вы его видели, мисс Дойл?

– Нет, – отвечаю я. – Она была одна. Потерялась.

Мы с ней – родственные души.

Картик серьезно кивает. Он отводит Фрею к привязи и дает овса, лошадь начинает с жадностью есть.

– Итал поехал на ней вчера ночью и не вернулся.

Мать Елена разговаривает с цыганами на их языке. Мужчины неловко топчутся на месте. Кто-то из женщин тихонько вскрикивает.

– О чем они говорят? – спрашиваю я Картика.

– Они говорят, он мог превратиться в духа. Мать Елена настаивает на том, чтобы сжечь все его вещи, чтобы он не вернулся сюда и не стал нас преследовать.

– И ты тоже думаешь, что он мертв? – спрашиваю я.

Картик пожимает плечами.

– Рабочие Миллера говорили, что рассчитаются за своих. Мы будем его искать. Но если он не вернется, цыгане уничтожат все его следы.

– Я уверена, он придет, – говорю я и снова отправляюсь к озеру.

Картик идет за мной.

– Я привязал платок к иве еще три дня назад. Я ждал тебя.

– А я не пришла, – отвечаю я.

– Ты теперь вечно будешь меня наказывать?

Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему лицом.

– Мне нужно с тобой поговорить, – тихо произносит Картик.

Под глазами у него – темные круги.

– Мне снова снятся те сны. Я в каком-то пустынном месте. И там стоит дерево, высокое, толстое, как десять человек, страшное и величественное. Я вижу Амара и огромную армию мертвых. Я сражаюсь с ними так, словно от этого зависит спасение моей души.

– Стой! Я не хочу ничего больше слышать, – говорю я.

Я очень устала. «Как я устала от теней», – думаю я, вспоминая стихотворение, которое мисс Мур читала нам так много месяцев назад, «Леди Шелот».

– И ты тоже там, – чуть слышно добавляет Картик.

– Я?

Он кивает.

– Ты стоишь рядом со мной. Мы сражаемся вместе.

– Я рядом с тобой? – повторяю я.

– Да, – кивает Картик.

На его лицо падает солнечный луч, и я вижу крошечные золотистые пятнышки в его глазах. Он смотрит на меня так серьезно, что на мгновение мне хочется обнять его и поцеловать.

– Тогда тебе не о чем тревожиться, – говорю я, отворачиваясь. – Потому что это уж точно был всего лишь сон.

Сказать, что миссис Найтуинг недовольна мной – то же самое, что сказать, будто Мария-Антуанетта получила всего лишь легкую царапину на шее. Директриса выставляет мне тридцать минусов за поведение, и в наказание я должна неделю выполнять все ее приказы. Она начинает с того, что велит навести порядок в библиотеке, вот только это совсем не такая пытка, как она себе воображает, потому что время, проведенное в обществе книг, взбадривает мою душу. Если, конечно, моя душа может быть взбодрена.

Мисс Мак-Клити без стука входит в мою комнату и садится на единственный стул.

– Вы не явились на ужин, – говорит она.

– Я плохо себя чувствую.

Я натягиваю одеяло до подбородка, как будто могу таким образом защититься от ее любопытства.

– С кем вы говорили там, в бальном зале?

– Ни с кем, – отвечаю я, не глядя ей в глаза. – Я просто повторяла стихотворение.

– Вы сказали, что не хотели, чтобы она падала.

Она ждет от меня ответа. Я переворачиваюсь на спину и смотрю на потолок, в точку, где облупилась краска.

– Мисс Темпл повредила лодыжку. Она не сможет выступить на балу. И очень жаль. Она так хорошо танцевала. Мисс Дойл, вам следовало бы оказать мне любезность и смотреть на меня, когда я к вам обращаюсь.

Я ложусь на бок и смотрю сквозь нее, будто она сделана из стекла.

– Вы могли бы и перестать притворяться, Джемма. Я знаю, что вы по-прежнему владеете магией. Вы заставили ее упасть? Я пришла не для того, чтобы вас наказывать. Но я должна знать правду.

И снова мне мучительно хочется рассказать ей обо всем. Это могло бы стать для меня немалым облегчением. Но я знаю мисс Мак-Клити. Она – соблазн, приманка. Она пытается меня прельстить. Она говорит, что хочет знать правду, хотя на самом деле желает доказать, что была права, а я ошибалась. И я не могу ей доверять. Я никому не могу доверять. Я не предам Евгению.

Я снова переношу внимание на трещину на потолке. Мне хочется заклеить эту ранку пластырем. Содрать краску с досок и покрасить все заново. Перекрасить в другой цвет. Вообще заменить весь потолок.

– Она просто упала, – говорю я глухим голосом.

Темные глаза мисс Мак-Клити всматриваются в меня, взвешивая, оценивая.

– Значит, это просто несчастный случай?

Я тяжело сглатываю.

– Просто несчастный случай.

Я закрываю глаза и делаю вид, что засыпаю. Проходит, как мне кажется, невероятно много времени, но наконец я слышу, как шуршат по полу ножки стула, сообщая об отбытии мисс Мак-Клити. Ее шаги тяжелы от разочарования.

Я действительно сплю. Мой сон беспокоен, я бегу то по черному песку, то по свежей траве. Но что бы ни было под ногами, я бегу только потому, что хочу оказаться как можно дальше. Я просыпаюсь – и вижу лица Фелисити и Энн в нескольких дюймах от своего. Это приводит меня в чувство.

– Пора отправляться в сферы, – говорит Фелисити.

В ее глазах горит предвкушение.

– Мы уже целую вечность там не были, правда, Энн?

– Да, я именно так себя чувствую, – соглашается Энн.

– Отлично. Дайте мне минутку.

– Что тебе снилось? – спрашивает Энн.

– Не помню. А что?

– Ты плакала.

Я трогаю свои влажные щеки.

Фелисити бросает мне плащ.

– Если мы не отправимся прямо сейчас, я сойду с ума!

Я надеваю плащ, прячу руки и слезы в карманы, так глубоко, будто их вовсе не существовало.

Глава 46

В тот момент, когда мы ступаем на Пограничные земли, мне вдруг все кажется совсем другим. Как будто везде воцарился беспорядок. Лианы разрослись, ноги тонут в них по лодыжки. На самых верхушках елей сидят вороны, как черные кляксы. Пока мы идем к замку, вороны следуют за нами, перескакивая с ветки на ветку.

– Они как будто следят за нами, – шепчет Энн.

Фабричные девушки не приветствуют нас радостными криками, как обычно.

– Где они все? Где Пиппа? – спрашивает Фелисити, прибавляя шагу.

Замок пуст. И, как окружающая его земля, весь зарос сорняками, неухожен. Цветы засохли, по их пурпурным стеблям ползают черви. Я наступаю на пятно какой-то трухи и с отвращением топаю ногой, чтобы стряхнуть с ботинка мучнистую пыль.

Мы бродим по заросшим лианами комнатам, зовем девушек по именам, но никто не откликается. Я слышу тихий шорох за гобеленом. Я отодвигаю его в сторону – и вижу Вэнди; лицо у нее грязное, залитое слезами. А пальцы посинели.

– Вэнди! Что случилось? Почему ты прячешься?

– Это все крики, мисс, – шмыгает она носом. – Раньше они тихими были. А в последние дни я их постоянно слышу.

Фелисити заглядывает за другие гобелены в надежде, что девушки просто затеяли игру в прятки.

– Эй-эй! Пиппа! Пиппа Кросс!

Надув губы, она падает на трон.

– Да где они все?

– Как будто просто растаяли.

Энн открывает дверь в другую комнату – но там нет ничего, кроме лиан.

Вэнди вздрагивает.

– Я иногда просыпаюсь и так себя чувствую, словно я здесь – единственная душа.

Она робко протягивает покрытые синими пятнами пальцы к корзине с ягодами, собранными Пиппой, теми самыми ягодами, которые обрекли нашу подругу на пребывание в этом мире. Я замечаю голубоватые пятна и на губах Вэнди.

– Вэнди, ты ела эти ягоды? – спрашиваю я.

Лицо девушки искажается страхом.

– Но ничего больше не было, мисс, а я так проголодалась!

– Я поднимусь на башню, осмотрю окрестности, – говорит Фелисити, и тут же ее шаги звучат на осыпающейся лестнице.

– Мне страшно, мисс, – говорит Вэнди, и из ее глаз льются слезы.

– Ну, ну… – Я поглаживаю ее по плечу. – Мы ведь здесь. Все будет хорошо. А как поживает мистер Дарси? Где твой беспокойный дружок?

Губы Вэнди дрожат.

– Бесси сказала, он прогрыз клетку и сбежал. Я его звала, звала, но он так и не вернулся.

– Не плачь, не плачь. Давай лучше попробуем его найти. Мистер Дарси! – зову я. – Ты очень плохо себя ведешь, крольчонок!

Я ищу везде, где только мог бы спрятаться глупый кролик – в корзинах с ягодами, под полусгнившими коврами, за дверями. Потом я замечаю клетку, стоящую на алтаре в церкви. Ветки, из которых она сплетена, выглядят целехонькими, никто не прогрызал их, зато дверца открыта.

– Ищешь своих подружек? – В темном углу вспыхивает ярким светом фея. – Возможно, они вернулись в Зимние земли?

В комнату врывается Фелисити.

– Пиппа ни за что не ушла бы без меня!

– Ты в этом уверена? – интересуется крылатое существо.

– Да, уверена, – отвечает Фелисити, но ее лицо мрачнеет.

– Кто-то идет, – говорит фея.

Она молнией вылетает из замка. Фелисити, Энн и я спешим за ней к лесу. По другую сторону ежевичной стены к нам движется облако пыли. Это кентавры, они мчатся во весь опор. У стены они резко останавливаются, не решаясь перейти на Пограничные земли.

Кентавр кричит сквозь колючки, обращаясь ко мне:

– Тебя зовет Филон, жрица!

– Зачем? Что случилось?

– Креостус убит!

В гроте под оливковыми деревьями, где раньше стояли руны Ордена, распростерлось на земле тело Креостуса. Руки вытянуты вдоль тела. Глаза открыты, но ничего не видят. В одной руке Креостус сжимает цветок мака. Цветок словно отражает кровавую рану на груди кентавра. Мы с Креостусом не дружили, уж очень у него был тяжелый характер, но он был таким энергичным… Тяжело видеть его умершим.

– Что тебе об этом известно, жрица? – спрашивает Филон.

Я с трудом отвожу взгляд от пустых глаз Креостуса.

– Я об этом узнала всего несколько минут назад.

– Лгунья! – Из-за камня выскакивает Неела. – Ты знаешь, кто в этом виноват.

Она превращается в Ашу – оранжевое сари, покрытые волдырями ноги, темные глаза…

– Ты думаешь, что это сделали хаджины, – говорю я.

– Ты знаешь это! Креостус отправился разбираться насчет мака. Это вонючее племя обмануло его на целый бушель! А теперь мы находим его здесь, с маковым цветком в руке! Кто еще мог это сделать? Грязные хаджины, с помощью Ордена!

Голос Неелы прерывается от избытка чувств. Она нежно гладит Креостуса по лицу. Потом со слезами прижимается к его груди, ложится поперек недвижимого тела.

С реки доносится голос горгоны:

– Орден мог быть слишком суров, но жрицы никогда никого не убивали. И ты забыла, что они сейчас не могут входить в сферы. У них нет здесь власти.

Неела яростно смотрит на меня.

– И все же я видела жрицу, которая шла к Храму, одна.

– Неела говорит правду, потому что мы были тогда с ней, – подтверждает какой-то кентавр. – Мы тоже видели жрицу.

– Вы лжете! – кричит Фелисити, готовая встать на мою защиту, но мои щеки краснеют, и это не остается незамеченным Филоном.

– Это правда, жрица?

Я попалась. Если я расскажу им то, что мне известно, они обвинят меня в вероломстве. Если я солгу, а они обо всем узнают позже, будет еще хуже, намного хуже.

– Да, я ходила в Храм, одна, – говорю я. – Но не для того, чтобы повидаться с хаджинами. Я говорила кое с кем другим. С Цирцеей.

– Джемма… – выдыхает Энн.

Глаза Филона округляются.

– С той обманщицей? Но она мертва. Убита твоей собственной рукой.

– Нет, – возражаю я. – Она все еще жива. Она заперта в колодце вечности. Мне необходимо было повидать ее, расспросить о Зимних землях и…

По толпе кентавров пробегает волнение. Они придвигаются ближе. Фелисити смотрит на меня с ужасом.

Неела вскакивает, ее голос дрожит от бешенства, губы кривятся в безумной улыбке.

– Я тебе говорила, Филон! Я тебе говорила, что ей нельзя доверять! Что она предаст нас точно так же, как предали другие! Но ты не хотел слушать. А теперь, теперь Креостус мертв! Он мертв…

Неела закрывает лицо руками.

– Так, значит, одна из Ордена теперь обитает в Храме, – говорит Филон. – С хаджинами.

– Нет. Это не совсем так. И она не состояла в Ордене. Они не желали иметь с ней ничего общего…

– Но ты готова? – ревет кентавр.

Неела обращается к толпе. На ее глазах больше нет слез.

– И вы поверите той, которая уже солгала? Вы видите, что даже ее подруги не знали о ее вероломстве! Жрица Ордена и та предательница сговорились с хаджинами, чтобы завладеть силой! Возможно, Креостус узнал слишком много, и потому его убили! Неужели вы не потребуете правосудия?

Кентавры, лесной народец, горгона – все поворачиваются к Филону, а он закрывает свои кошачьи глаза и глубоко дышит. Когда его глаза снова открываются, в них появляется жесткое, решительное выражение, и мне становится страшно.

– Я предоставил тебе презумпцию невиновности, жрица. Я защищал тебя перед своим народом. Но в ответ ты не дала нам ничего. Теперь я встану рядом со своим народом, и мы будем делать то, что сочтем необходимым, чтобы защититься. Nyim nyatt е volaret.

Кентавры поднимают тело погибшего собрата, уносят его на плечах.

– Филон, прошу тебя… – начинаю я.

Странное существо поворачивается ко мне спиной. И лесные жители один за другим, словно захлопывая за собой двери, отворачиваются от меня. И только Неела замечает мое присутствие. Уходя вслед за своим народом из грота, она оборачивается и плюет мне в лицо.

Фелисити бесцеремонно тащит меня в сторону.

– Ты разговаривала с Цирцеей?

– Я искала ответы. Мне необходимо было разузнать все о Зимних землях, – отвечаю я, – и только она одна могла рассказать то, что мне… что нам нужно было знать.

– Нам?

Фелисити пронзает меня взглядом. Энн берет ее за руку.

– Цирцея ничего не дает бесплатно. Что ты дала ей взамен? – резко спрашивает Фелисити.

Я не отвечаю, и Энн делает это за меня:

– Магию.

Смех Фелисити звучит жестко, грубо.

– Нет, не может быть. Скажи, что ты этого не сделала, Джемма!

– Я искала ответы! Она ведь помогла нам избежать опасностей Зимних земель? – говорю я, лишь теперь осознавая, какая это жалкая самозащита.

– Да она, похоже, сама убила Вильгельмину Вьятт! Об этом ты подумала? – возмущается Фелисити, и я холодею.

Я рассказала Цирцее о Евгении, о дереве. Что, если…

– Не похоже на то, – не слишком уверенно возражаю я.

– Ты просто дура! – фыркает Фелисити.

Я толкаю ее.

– Ты уж очень много знаешь о том, что надо делать; может быть, именно тебе следовало владеть магией!

– Хотелось бы мне этого, – цедит Фелисити сквозь зубы. – Я бы заключила союз с Пиппой и своими подругами, а не стала бы затевать шашни с врагом.

– Ты так уверена в Пиппе? Ну и где же она?

Фелисити внезапно с силой бьет меня по лицу. От пощечины по всему телу идет звон. Она рассекла мне губу. Я чувствую вкус крови на языке, и во мне пробуждается магия. И в тот момент, когда пальцы Фелисити касаются рукояти меча, я отшвыриваю его прочь, как игрушку.

– Я тебе не враг, – тихо говорит она.

Я дрожу с головы до ног. Мне приходится приложить все силы, чтобы заставить магию утихнуть. Она снова засыпает, а я остаюсь с таким ощущением, словно не спала несколько суток. Мы с Фелисити смотрим друг на друга, и ни одна не желает приносить извинения. Живот сводит судорогой. Я отворачиваюсь к кустам, меня рвет. Фелисити решительно поворачивается и шагает по тропе к Пограничным землям.

– Не надо было говорить так о Пиппе, – бранит меня Энн, протягивая носовой платок.

Я отталкиваю ее руку.

– А тебе не надо указывать мне, что делать.

На лице Энн лишь на мгновение вспыхивает боль. И тут же возвращается отработанная годами маска, скрывающая истинные чувства. Я выиграла этот раунд, но ненавижу себя за это.

– Полагаю, мне лучше пойти с Фелисити, – говорит Энн.

Склонив голову, она бросается вдогонку подруге, оставив меня в одиночестве.