Текст книги "Прекрасное далеко"

Автор книги: Либба Брэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 45 страниц)

Глава 42

Мы только-только вернулись в школу Спенс и едва успели отнести чемоданы в комнаты, как является миссис Найтуинг, держа в руках какое-то приглашение.

– В поместье «Весна в Шотландии» будет устроен прием по случаю дня рождения кузена мисс Брэдшоу, мистера Уортона, – сообщает она.

Название поместья она произносит так, словно ей в рот попало вино, превратившееся в уксус.

– Можно не сомневаться, они думают, мы сможем принести им какую-то пользу в обществе, – бормочет Фелисити так тихо, что слышать ее могу только я.

– Прием состоится завтра днем, хотя приглашение пришло всего два дня назад, – говорит миссис Найтуинг.

Я слышу, как она добавляет себе под нос:

– Отвратительные манеры!

И тут же продолжает:

– Я знаю, вы скучаете по мисс Брэдшоу. Хотите поехать туда?

– О, да, пожалуйста! – восклицает Фелисити.

– Очень хорошо. Вы должны быть одеты и готовы к отъезду утром, – говорит директриса, и мы обещаем, что не заставим себя ждать.

Вечером Фелисити сидит с другими девушками, наслаждаясь похвалами, которые девицы расточают ее балу.

– А вам понравились дервиши? – спрашивает она, сверкая глазами.

– О, это было чудесно! И при такой длинной программе ничуть не скучно! – говорит Сесили, умудрившись вложить в комплимент удар, в чем она большая мастерица.

– А моя матушка собирается устроить для меня простой чайный прием, – надув губы, сообщает Элизабет. – Его никто и не запомнит!

Я покидаю их и отправляюсь в свою комнату, чтобы изучить как следует грифельную доску Вильгельмины Вьятт. Я провожу по ней ладонью, ощупывая крохотные засечки, как будто могу по ним прочитать историю доски и понять слова, что были когда-то на ней написаны. Я даже прижимаюсь к ней ухом в надежде, что она может нашептать мне какие-то тайны. И вливаю в доску малую капельку магии, веля все открыть, – ну просто как доктор Ван Риппль. Но какие бы секреты ни содержала в себе грифельная доска мисс Вьятт, они остаются надежно скрытыми в ней.

– Истина в ключе, – негромко произношу я. – Ключ к чему?

Ничего, ничего. Я кладу грифельную доску рядом с кроватью и подхожу к окну; я смотрю на лес за школой, смотрю в сторону цыганского лагеря. И думаю о том, что делает сейчас Картик, терзают ли его до сих пор мысли об Амаре, вспоминает ли он обо мне…

Внизу внезапно появляется свет. Я замечаю Картика с фонарем в руке, он смотрит вверх, на мое окно. Сердце у меня слегка подпрыгивает, и я вынуждена напомнить ему, что незачем так колотиться из-за человека, которому нельзя доверять. Я задергиваю занавески, прикручиваю лампу и забираюсь в постель. А потом крепко закрываю глаза и приказываю себе не вставать и не подходить к окну, как бы ни хотелось.

Не знаю, что меня разбудило. Какой-то звук? Дурной сон? Я только знаю, что проснулась с сильным сердцебиением. Я моргаю, чтобы глаза поскорее привыкли к темноте. И слышу какой-то шум. Но он раздается не в спальне; он где-то надо мной. Крыша постанывает, как будто по ней бродит кто-то очень тяжелый. Длинная тень падает на стену комнаты, и я вскакиваю.

Теперь я слышу еще что-то, в коридоре: негромкий шорох, похожий на шелест подсохших листьев. Я приоткрываю дверь – ничего нет. Я снова слышу этот звук – он доносится снизу. Я на цыпочках выхожу и спускаюсь по винтовой лестнице. Я останавливаюсь возле двери большого холла. Шум несется из глубины этого просторного помещения и становится все сильнее. Царапанье. Шепот. Стоны.

«Не смотри туда, Джемма. Не обращай внимания».

Я смотрю в замочную скважину. Сквозь окна в большой холл вливается лунный свет. Я всматриваюсь в освещенные участки в поисках чего-нибудь движущегося. И действительно, что-то движется – в темноте. Я задуваю свечу и жду, колени слабеют от страха. Я мысленно считаю – один, два, три, – отмеряя секунды. Но – ничего. Тридцать, тридцать один, тридцать два…

Шепот возобновляется. Тихий и пугающий, как скрежет крысиных когтей по камню. Я снова прижимаюсь глазом к замочной скважине – и сердце с силой ударяется о ребра.

Та самая колонна. Она шевелится.

Существа, вырезанные на ней, пытаются выбраться из камня, сжимают крошечные кулачки, чуть заметно трепещут ожившими крыльями. Что-то бормоча, они барахтаются и напирают на тонкую пленку камня, как будто готовятся родиться на свет. Я не в силах закричать, хотя мне и хочется. Какая-то нимфа наконец с треском пробивает каменную мембрану. Она стряхивает с себя крошки камня и скользит в воздухе. Я судорожно вздыхаю. Нимфа вскидывает голову, прислушиваясь.

В одно мгновение она оказывается у замочной скважины. Глаза у нее большие, во весь проем для ключа.

– Ты не сможешь нас остановить, – шепчет она. – Сама земля проснулась, и мы вместе с ней. А скоро настанет день, когда прольется твоя кровь, и мы навеки станем правителями. Жертва!

– Это что такое? Вы тут зачем, мисс?

Я отшатываюсь от двери, с криком натыкаюсь на что-то – и, обернувшись, вижу рядом с собой Бригид в ночном чепчике.

– Вы должны быть в постели! – заявляет она.

– Я у-услышала какой-то ш-шум, – запинаясь, отвечаю я, стараясь подавить страх.

Бригид хмурится и рывком распахивает дверь. Она зажигает ближайшую к нам лампу. Комната затихает. Ничего подозрительного не видно. Однако я слышу этот дьявольский шорох. Ощущаю тварей всей кожей.

– Ты разве не слышишь? – спрашиваю я Бригид, и в голосе звучит отчаяние.

Бригид хмурится.

– Слышу что?

– Вон та колонна. Она живая. Я это видела.

На лице Бригид вспыхивает тревога.

– Ну-ка, ну-ка… что это вы, пытаетесь напугать старую Бригид?

– Я видела, – повторяю я.

– Тогда надо побольше света.

Бригид хватается за спички.

Шорох. Скрежет. Над головой. Как голоса посланцев ада. Я смотрю вверх – и вижу ее там, ту нимфу, под самым потолком, на ее губах играет злобная улыбка.

– Там, наверху! – вскрикиваю я.

Бригид прибавляет огня в лампе, и нимфа исчезает. Бригид прижимает руку к груди.

– Ох, святая Мария, матерь божья! Вы меня напугали просто до смерти! Давайте-ка посмотрим на эту колонну.

Мы подходим поближе. Бригид всматривается в фигурки, и я почти всерьез ожидаю, что ее сейчас втянут в колонну.

– Ну, все это странно выглядит, но как будто все на месте, и не живое. Просто уродливое.

Она похлопывает по колонне ладонью – это твердый камень. Или нет? Потому что я вижу пустое пространство на мраморе, которого прежде не было.

– Вы ели капусту? – спрашивает Бригид, прикручивая лампу.

– Что? – не понимаю я.

– Вы капусту ели на ужин? Она иной раз ужасно действует, и сны после нее случаются страшные. Так что если хотите мой совет – никогда больше не ешьте капусту.

Она гасит зажженные лампы, большой холл снова погружается в тени. Бригид закрывает дверь и запирает ее. И пока мы поднимаемся по лестнице, Бригид рассказывает, какая еда и питье способствуют хорошему сну, только я ее почти не слушаю. Мой слух обращен назад, в темноту внизу, где я слышу тихий шорох и сдавленное хихиканье.

Глава 43

Миссис Найтуинг, верная своему слову, на следующее утро лично отправляется с нами в пятимильное путешествие, в поместье родственников Энн. Экипаж подпрыгивает на грязной дороге, а я горю желанием снова увидеть Энн и очень надеюсь, что она простит меня за ужасное поведение в день ее отъезда.

Наконец мы добираемся до места. «Весна в Шотландии» – просто чудовищное поместье; сразу видно, что оно принадлежит тем, кто недавно разбогател, страдает амбициями и полным отсутствием вкуса. Я гадаю, остались ли вообще не нанятые слуги во всей Англии, потому что к нашей карете выбегает целая толпа лакеев, а дворецкие и горничные всех мастей суетятся вдоль дорожек, готовые выполнить любое указание.

Я шепотом спрашиваю Фелисити:

– Ты видишь Энн?

– Нет пока, – отвечает она, обшаривая взглядом толпу. – Черт, а это что такое?

Она кивает в сторону гигантского мраморного фонтана, фигуры на котором изображают мистера Уортона в образе Зевса, а миссис Уортон – в образе богини Геры. За их спинами сияют лучи бронзового солнца. Вода вытекает изо рта мистера Уортона неприглядным потоком, как будто его рвет.

– Нет, это ужас какой-то! – говорит Фелисити, восторженно хлопая в ладоши. – Какие еще чудеса нас ждут?

Миссис Найтуинг внимательно рассматривает фонтан, лужайки, керамических церберов, усевшихся рядом с тщательно подстриженными кустами, недавно сооруженную эстраду для оркестра.

– Милостивые небеса… – бормочет она.

Общий шум не может заглушить громогласного смеха миссис Уортон, его слышно отовсюду. Мы приехали в простых летних платьях, на головах – соломенные шляпки, но на хозяйке – расшитое бисером синее платье, гораздо более подходящее для бала. Несмотря на дневное время, на шее висят бриллианты. А шляпа велика, как целый континент. Один быстрый поворот головы – и миссис Уортон полями шляпы едва не сбивает с ног толпу слуг.

– Как это замечательно, что вы смогли приехать! – восклицает она, приветствуя нас. – Обязательно попробуйте икру – ее привезли из Франции!

Я сначала не узнаю Энн. Она затянута в жесткое платье, волосы слишком сильно подняты, и она совсем не похожа на ту девушку, с которой мы расстались несколько недель назад. Она походит на серый призрак, такие болтаются на каждом приеме, ни член семьи, ни прислуга, ни гость… нечто такое, на что никто не обращает внимания. И когда наши взгляды встречаются, она отворачивается. Маленькая Шарлотта цепляется за ее юбку.

– Энни, я хочу поиграть в розовом саду, – ноет девочка.

– Ох, мисс Брэдшоу! – окликает Энн ее родственница. – Пусть поиграет среди роз. Они ей так нравятся!

– Но вряд ли она станет обращаться с ними достаточно осторожно, – отвечает Энн.

– А уж это ваша забота – присмотреть за ней, – говорит миссис Уортон.

– Да, миссис Уортон, – уныло отвечает Энн, и Шарлотта победоносно улыбается.

Я могу только вообразить, какие еще ужасы приходится терпеть здесь нашей Энн.

Мы с Фелисити следуем за ними на безопасном расстоянии. Энн отчаянно пытается удержать в рамках отвратительного ребенка. Кэрри, которой всего года четыре, чуть ли не каждое мгновение засовывает палец в нос, а потом внимательно его рассматривает. Но Шарлотта куда хуже. Когда никто на нее не смотрит, она быстро дергает цветки, и розы грустно повисают на сломанных стеблях. Все увещевания Энн пролетают мимо ее ушей. Как только Энн отворачивается, Шарлотта продолжает кровавую бойню.

– Энн! – зовем мы.

Энн делает вид, что никого не замечает.

– Энн, пожалуйста, не отворачивайся от нас! – прошу я.

– Я надеялась, что вы не приедете, – говорит она.

– Энн… – начинаю я.

– И заварила же я кашу! – шепчет Энн.

– Шарлотта! – окликает она девочку. – Ты не должна есть то, что вытащила из носа. Это неприлично.

Фелисити морщится.

– Фу! Я никогда не заведу детей.

Шарлотта протягивает ей палец, на котором налипла омерзительная слизь.

– Спасибо, не надо. Что за чудовищная мелкая тварь! Как ты вообще это терпишь?

Энн быстро смахивает слезу.

– Я сама выбрала… – начинает было она, но умолкает.

– Так возьми и передумай!

– Но как?

Энн промокает второй глаз.

– Ты могла бы просто сбежать, – предлагает Фелисити. – Или сделать вид, что заболела чем-то ужасным… или стать такой гнусной особой, что даже самые чудовищные детки не захотят видеть тебя своей гувернанткой.

– Джемма?

Энн умоляюще смотрит на меня. Но я не так легко готова простить обиду.

– Я ведь предлагала тебе помощь, – напоминаю я. – Ты действительно на этот раз хочешь, чтобы я тебе помогла?

– Да, – кивает Энн, и по ее решительно стиснутым зубам я вижу, что она говорит всерьез.

– О чем это вы говорите? – интересуется Шарлотта, пытаясь пролезть между нами.

– Об огромных чудовищах, которые пожирают чересчур любопытных девочек и высасывают их косточки, – шипит в ответ Фелисити.

Энн сдавленно хихикает.

– Я пожалуюсь на вас маме!

Фелисити наклоняется и смотрит девочке в глаза.

– Можешь делать любые гадости.

Шарлотта отшатывается. И, оглянувшись на Энн, с воем бросается к матери.

– Мамуля, подруга Энни сказала мне, что меня съест чудовище!

– Ну вот, теперь начнется, – вздыхает Энн.

– Тем больше причин привести в действие наш план, – заявляю я.

После того, как Энн устроила настоящую выволочку – на глазах у смущенных гостей, – миссис Уортон приказывает гувернантке вернуться к своим обязанностям. Мы идем следом за Энн, Шарлотта уничтожает розы. Я наклоняюсь и говорю самым нежным голоском:

– Не надо ломать розы, Шарлотта!

Та с ненавистью таращится на меня.

– Вы не моя мама!

– Это верно, – соглашаюсь я. – Но если ты не прекратишь, мне придется сказать обо всем твоей матушке.

Шарлотта, желая показать свою власть, швыряет цветок к моим ногам. Что за прелесть! Какой приятный ребенок!

– Начинаем, – шепчу я Энн.

– Лотти, – как можно более ласково говорит Энн, – ты не должна портить розы. Иначе они могут причинить тебе боль.

– Ха, глупость!

Девочка срывает еще один цветок.

Она тянется к следующему, когда Энн говорит:

– Не говори потом, что я тебя не предупреждала!

Она взмахивает рукой над кустами, вызывая магию, которую я ей передала. Глаза Шарлотты округляются – сорванные цветки взлетают с дорожки и садятся обратно на сломанные стебли. И вспыхивают ослепительной алой красотой. Это производит грандиозное впечатление само по себе, но нам важно до конца образумить маленькую дрянь. Несколько цветков подлетают к Шарлотте и на секунду зависают перед ее ошеломленным лицом, – а потом бросаются в атаку; шипы впиваются в руки, ноги, спину. Шарлотта визжит и снова несется к матери. Розы отправляются на место. Девочка одной рукой хватает мать за платье, а другой потирает пострадавшую попу. Через несколько секунд хнычущая Шарлотта тащит мамашу к нам. Некоторые гости отправляются следом за ними, чтобы посмотреть, что здесь происходит.

– Скажи ей! – верещит Шарлотта. – Скажи ей, что розы сделали! Это ты заставила их так сделать!

Мы с самым невинным видом улыбаемся миссис Уортон, но улыбка Энн – самая широкая.

– Помилуй, Лотти, о чем это ты? – с озабоченным и сочувственным видом спрашивает Энн.

Шарлотта в бешенстве.

– Она заставила розы летать! Она заставила их колоть меня! Она заставила розы летать, да!

– Бог мой, да как бы я могла такое сделать? – мягко удивляется Энн.

– Ты ведьма! И вы обе тоже! Обе!

Гости хихикают, миссис Уортон полна досады.

– Шарлотта! Что за выдумки! Ты ведь знаешь, что папа не любит, когда говорят неправду!

– Это не выдумка! Они это сделали! Сделали!

Энн прикрывает глаза, наводя последние чары.

– Ох, милая, – говорит она, всматриваясь в личико Шарлотты, – что это за точечки?

Действительно, на лице ребенка выступают красные пятнышки, хотя это всего лишь иллюзия.

– Эй, да это сыпь! – восклицает какой-то джентльмен.

– Ох… ох, боже… – выдыхает миссис Уортон.

По толпе гостей пробегает волнение. У них сразу пропадает желание находиться в этом саду. И хотя миссис Уортон изо всех сил пытается спасти свой прием, она теряет власть над ситуацией. Женщины цепляются за рукава мужей, заставляя их поскорее распрощаться с хозяевами.

А потом начинается дождь, хотя Энн, Фелисити и я не имеем к этому никакого отношения. Оркестр сразу же умолкает. Один за другим подкатывают экипажи. Гости рассеиваются, а детей мистер Уортон поспешно уводит в детскую. Мы остаемся одни, и это настоящее блаженство.

– Ох, мне хочется снова и снова переживать это мгновение! – восклицает Энн, когда мы укрываемся от дождя под перголой, густо увитой виноградными лозами.

– Ведьмы! – говорит Фелисити, подражая интонациям Шарлотты, и мы хихикаем, прикрывшись ладонями.

– Но тем не менее, – напоминает Энн с сочувственной ноткой в голосе, – она всего лишь ребенок.

– Нет, – возражаю я. – Она – демон, весьма умно замаскировавшийся под ребенка. И ее мамаша полностью заслужила такое дитя.

Энн некоторое время обдумывает мои слова.

– Верно. Но что, если мать ей поверит?

Фелисити разрывает пополам какую-то травинку.

– Никто не слушает детей, даже когда они говорят чистую правду, – с горечью произносит она.

Прибывает наконец доктор и объявляет свой диагноз: ветряная оспа. Поскольку Энн ею не болела, доктор распоряжается удалить ее от детей и вообще из дома на три недели. Миссис Найтуинг соглашается приютить Энн, пока опасность не исчезнет, мы помогаем подруге собраться и через несколько минут уже сидим в карете.

Миссис Уортон энергично протестует против отъезда Энн.

– Да неужели она не может остаться? – повторяет она, пока чемодан Энн прикрепляют к задку кареты.

– Нет, не может! – решительно отвечает доктор. – Если она подхватит ветрянку, последствия могут быть слишком серьезными.

– Но как же я со всем справлюсь? – ноет миссис Уортон.

– Идемте, миссис Уортон, – говорит ей мистер Уортон. – У нас есть няня, а наша Энни вернется через какие-то три недели. Ведь так, мисс Брэдшоу?

– Да вы и заметить не успеете, что я уезжала, – отвечает Энн, и я уверена, что она искренне наслаждается, произнося эти слова.

Глава 44

Энн возвращается в школу Спенс, и ее радостно приветствуют младшие девочки, шумно требуя внимания. Теперь, когда она уже не ученица, девочки находят ее весьма экзотичной и интересной особой. И неважно, что она отсутствовала всего несколько недель и жила при этом в загородном доме, – для них Энн теперь воплощение настоящей леди. Бригид обещает в честь ее возвращения приготовить сладкий пудинг с изюмом, и когда мы вечером устраиваемся в шатре Фелисити у камина, все выглядит так, словно мы никогда и не разлучались, а путешествие Энн в дом ее родни было просто дурным сном.

Только Сесили, Элизабет и Марта держатся поодаль, но Энн, похоже, это совершенно не волнует. Мы рассказываем ей обо всем – о визите к доктору Ван Рипплю, о грифельной доске, о том, что мисс Мак-Клити и Фоулсон строят планы возвращения себе силы. Картик. Эта часть истории вызывает у меня грусть. Единственное, в чем я не признаюсь подругам – в том, что общалась с Цирцеей, потому что знаю: они этого не поймут. Я и сама с трудом это понимаю.

– Итак, – говорит Энн, выслушав все, – мы теперь знаем, что Вильгельмину предал кто-то, кому она полностью доверяла, кто-то, знакомый ей со времен учебы в школе Спенс.

Фелисити раскусывает шоколадку.

– Верно.

– При этом и Евгения Спенс, и мать Елена чувствовали, что здесь есть кто-то, вступивший в союз с существами Зимних земель, и мать Елена боится, что эта связь убьет нас.

– Да, все так, продолжай, – говорю я и тоже беру шоколадку.

– Племена сфер тоже могут объединиться с Зимними землями в восстании.

Мы киваем.

– Ради того, чтобы освободить Евгению и принести покой в Зимние земли, мы должны отыскать кинжал, который Вильгельмина Вьятт украла у Евгении Спенс. А Вильгельмина, бывшая наркоманкой, и воровкой, и вообще особой с дурной репутацией, вполне может направить нас к кинжалу с помощью видений Джеммы. Но возможно и то, что она пытается погубить нас.

– Это точно, – соглашается Фелисити, облизывая пальцы.

– Мисс Мак-Клити и, само собой разумеется, миссис Найтуинг знают о тайной двери в сферы, но уверены, что открыть ее можно, только восстановив башню восточного крыла. Евгения подтверждает, что это действительно так. Однако Вильгельмина не хотела, чтобы они заново отстраивали восточное крыло. Почему?

Мы с Фелисити пожимаем плечами.

– Но она ведь на стороне Джеммы? – предполагает Фелисити, как будто этим можно все объяснить.

– Возможно, но тогда надо понять смысл фразы «правда в ключе», – продолжает Энн. – Что за ключ, к чему? Какая правда?

– Доктор Ван Риппль сказал, что не было у нее никакого ключа или кинжала, о которых бы он знал, – напоминаю я. – А грифельная доска ни о чем не говорит, это самая обычная доска.

Энн берет шоколадку и кладет в рот, размышляя.

– Прежде всего – зачем Вильгельмина взяла кинжал?

Несколько мгновений в шатре только и слышно, как мы в раздумье барабаним пальцами, каждая в своем ритме.

– Она знала, что кинжал, очутившийся в дурных руках, может привести к хаосу, – предлагаю свое объяснение я. – Вильгельмина не могла доверить его Мак-Клити или Найтуинг.

– Но они ведь чтили память миссис Спенс, – возражает Энн. – Она для них вроде святой. Так с чего бы вдруг им причинять ей зло?

– Но, может быть, на самом деле они относились к ней совсем по-другому? Иногда люди изображают привязанность и любовь, совсем их не испытывая, – говорю я с горечью, думая о Картике.

Мы сквозь щель между шалями смотрим на директрису и мисс Мак-Клити, погруженных в беседу. Бригид на серебряном подносе приносит миссис Найтуинг ее вечернюю рюмочку шерри.

– Не думаю, что мы прямо сегодня сможем разгадать эту тайну, – жалобно говорит Фелисити.

В это время раздается громкий стук во входную дверь, и мы отвлекаемся от своих мыслей. Бригид подходит к миссис Найтуинг.

– Прошу прощения, мэм, но там снаружи бродячая актерская труппа. Они говорят, что могут устроить веселое представление, если вы им любезно позволите.

Миссис Найтуинг снимает очки.

– Бродячие актеры? Нет, конечно. Можешь их отправить отсюда, Бригид.

– Да, мэм.

Миссис Найтуинг едва успевает снова надеть очки, как одна из младших девочек, сидящих рядом с ней, начинает умолять ее изменить решение.

– Ох, пожалуйста! – поддерживают ее другие младшие. – Пожалуйста!

Однако наша директриса непреклонна:

– Им нельзя доверять. Когда я была девочкой, их вообще гнали из городов. Они в лучшем случае попрошайки и воры, а то и еще похуже.

– Что может быть хуже воров и попрошаек? – спрашивает Элизабет.

Миссис Найтуинг поджимает губы.

– Вам этого знать не надо.

После этих слов мы бросаемся к окнам и вглядываемся в темноту, надеясь рассмотреть столь ужасных людей. Опасность манит нас, и мы с пылом откликаемся на ее зов, прижимаясь носами к стеклу. Похоже, бродячих актеров так просто не прогнать. Они поставили на траву фонари и готовятся начать представление. Мы открываем окна и высовываем головы наружу.

– Желаем вам доброго вечера, милостивые леди! – громко произносит актер.

Он жонглирует несколькими яблоками и при этом успевает откусывать по куску от каждого, которое оказывается в руке, так что его рот набит битком. Мы смеемся.

– Пожалуйста, миссис Найтуинг! – просим теперь все мы.

Наконец директриса сдается.

– Хорошо, – с глубоким вздохом произносит она. – Бригид, запри серебро и следи, чтобы никто не входил!

Мы высыпаем на лужайку. Светлячки подмигивают нам. Воздух спокоен и свеж, мы взволнованы предстоящим спектаклем. Что бы там ни говорила миссис Найтуинг, актеры выглядят скорее шутами, чем преступниками. Их лица вычернены жженой пробкой, костюмы поношенные, как будто они многие недели шли пешком по английским дорогам. На высоком мужчине в центре – рубашка с изображением святого Георгия. На другом актере – восточный наряд, как у турка. Да и остальные похожи на своего рода сумасшедших. Под костюмом дракона я вижу ноги еще двух лицедеев.

Глава труппы выходит вперед. Это высокий нескладный парень, с волосами, нуждающимися в стрижке. Лицо у него худое и острое, и выглядит он голодным. На нем цилиндр, видавший и лучшие дни, и серая рубашка. В руке он держит деревянный меч. Он говорит, нажимая на «р», напевно, как актер мюзик-холла.

– Какую историю рассказать вам, прекрасные дамы, чем вас порадовать? Хотите ли сказку о прекрасной любви? Или о приключениях и грозящей героям смерти?

По толпе девушек пробегают взволнованные вздохи. Кто-то требует историю о любви, но ее заглушают другие голоса.

– Приключения! – кричим мы. – Опасные приключения!

Романтическая девица надувается, но все уже решено. Смерть волнует куда сильнее.

– Тогда, может быть, история о том, как святой Георгий победил дракона? О принцессе, которую едва не принесли в жертву? Спасется ли она? Или умрет? Сегодня вечером мы представим вам героя, доктора, турецкого рыцаря и, конечно же, дракона. Но прежде всего нам нужна принцесса. Есть ли среди вас та, кто согласится стать нашей обреченной на страдания прекрасной девой?

Все девушки изъявляют желание участвовать в представлении. Они машут руками и галдят, стараясь привлечь к себе внимание, а руководитель актеров внимательно рассматривает нас, медленно прохаживаясь взад-вперед.

– Вот вы, леди с тициановыми волосами.

Мне требуется несколько мгновений, чтобы осознать, что актер показывает на меня. Видимо, дело в том, что я выше всех ростом и у меня чрезвычайно рыжие волосы. Я встаю.

– Так вы окажете нам честь стать нашей прекрасной девой?

– Я…

– Ох, да иди же! – говорит Фелисити, подталкивая меня вперед.

– Ах, благодарю вас, прекрасная дева!

Актер водружает мне на голову корону.

– Наша принцесса!

Девушки разочарованы. Но все же аплодируют, хотя и неохотно.

– Давайте же начнем нашу историю в буколическом государстве, где текут золотые реки. Но что это? Увы! Здесь свил гнездо дракон!

Мужчины, спрятанные в костюме дракона, идут вперед, хрипя и рыча. Из пасти дракона свисает узкий алый вымпел, изображающий огонь.

– Горожане, постоянно живущие в смертельном страхе, больше не могут брать воду из реки, так боятся они чудовищного существа. И потому они от отчаяния придумывают план – принести в жертву принцессу, чтобы насытить дракона…

Младшие девочки испуганно вздыхают. Кто-то даже вскрикивает. Фелисити громко говорит: «Не повезло тебе, Джемма!» – и старшие смеются. Даже мисс Мак-Клити и мадемуазель Лефарж негромко хихикают. Замечательно. Им все это нравится. Испепеляющее дыхание дракона с каждой секундой выглядит в их глазах все более привлекательным.

Но старший актер не намерен допускать, чтобы ему вот так испортили представление. Он повышает голос. И грохочет в сумраке так, что у меня по рукам бегут мурашки.

– Прекрасная принцесса кричит, она зовет на помощь!

Он показывает на меня и ждет. Я отвечаю растерянным взглядом.

– Кричите! – шепчет он.

– А-а-а!

Это, пожалуй, самый малокровный крик во всей истории криков.

Старший актер улыбается, но даже борода не может скрыть его раздражения.

– Вы – девица, которой грозит неминуемая смерть! Страшный огнедышащий дракон – всего в нескольких дюймах от ваших красно-золотых кудрей! Он вас сожжет, как гнилушку! Кричите! Кричите, от этого зависит ваша жизнь!

Просьба выглядит совсем простой, но я так подавлена происходящим, что вообще не могу издать ни звука. Зрительницы нетерпеливо ждут. Я могла бы напомнить им, что не вызывалась исполнять эту роль. И тут раздается рвущий душу вопль, громкий и искренний. От него меня пробирает холодом. Это Энн. Прижав ладонь ко лбу, она вопит, играя роль не хуже самой Лили Тримбл.

Актер взбодряется.

– А, вот она, наша принцесса!

Он вытаскивает Энн вперед и надевает на нее корону. Меня отпускают на место, даже не подумав поблагодарить за усилия.

– Ну, не так уж я была и плоха, – ворчу я, усаживаясь рядом с Фелисити.

Она похлопывает меня по руке.

– Конечно, ты была плоха! Хуже некуда!

Однако я не в силах долго дуться, тем более что Энн просто великолепна. Глядя на нее, я забываю, что это Энн. Она превратилась в настоящую принцессу, которую могут вот-вот сожрать. Когда актер связывает ей руки в запястьях, она бьется и молит о пощаде. И визжит, когда бумажный дракон подкрадывается к ней.

– Неужели никто не спасет эту прекрасную леди? – бодро восклицает актер. – Неужто ей придется погибнуть?

Один из актеров дует в рожок. Звук совсем не похож на призыв к битве, скорее на мычание умирающей коровы. Тем не менее появляется святой Георгий в украшенном перьями шлеме.

– Ах! Но кто же это пришел? Друг он или враг? Кто может мне сказать?

– Это святой Георгий! – кричат девочки.

Актер делает вид, что не слышит.

– Умоляю, скажите, кто это?

– Святой Георгий! – радостно вопим все мы.

– Но герой ли он… или злодей?

– Герой!

Да и кто бы осмелился назвать покровителя Англии иначе как героем?

– О, кто же спасет меня? – скорбно взывает Энн.

Она на самом деле весьма хороша в своей роли, однако главный актер не позволяет себя переиграть. Он решительно берет Энн за руку.

– Принцесса, охваченная ужасом, теряет сознание! – подчеркнуто произносит он.

Он бросает на Энн раздраженный взгляд, но она, как и требуется, с драматическим вздохом закрывает глаза и обвисает в бумажных цепях. Святой Георгий поворачивается к дракону.

– Но что происходит? Наш герой колеблется! Сомнения нашли дорогу в его сердце!

Актер, лицо которого разрисовано наполовину хмурым выражением, наполовину – улыбкой, бочком подходит к тому, кто играет святого Георгия.

– Эту девицу невозможно спасти. Кто пожертвует собой за нее?

Мы громко вопим.

Актер с разрисованным лицом поворачивается к нам той стороной, где изображена улыбка.

– Вот так всегда и бывает, приходится жертвовать невинной девой, чтобы успокоить злобную тварь. Кто посмеет с этим поспорить?

– Сомнения терзают нашего прекрасного героя, – гудит высокий актер, ведущий пьесу. – Ему понадобится помощь прекрасных и добрых леди, присутствующих здесь, чтобы собраться с силами и одержать победу. Вы подбодрите его?

– Да! – кричим мы.

Святой Георгий делает вид, что взвешивает ситуацию, а бумажный дракон неуверенной походкой приближается к Энн. Мы испускаем еще один ободряющий вопль, и святой Георгий решительно выхватывает меч. Начинается яростная битва. Наконец дракон повержен, но и святой Георгий ранен. Хватаясь за бок, он падает на землю, и мы замолкаем.

– Что это? – восклицает высокий актер, распахнув глаза. – Наш герой пострадал! Здесь есть доктор?

Ничего не происходит, и он с раздражением повторяет:

– Я спрашиваю, здесь есть какой-нибудь врач?

– Это я!

Почти беззубый актер, стоящий неподалеку от нас, вспоминает свою роль. Он бросается вперед. Одной рукой он придерживает цилиндр на голове, а в высоко поднятой другой несет стеклянный флакон.

– Я очень хороший доктор! И у меня есть волшебное средство, которое вернет здоровье и силы раненому. Но чтобы магия лекарства оказала свое воздействие, все до единого должны поверить в него – поверить и поддержать его!

Доктор с чрезвычайно торжественным видом подает флакон всем девушкам по очереди, прося добавить к лекарству свое искреннее желание. Потом подносит флакон к губам лежащего без чувств святого Георгия. Он вскакивает на ноги под наши одобрительные крики.

– Наш герой здоров! Твоя магия исцелила его раны! А теперь займемся прекрасной принцессой!

Святой Георгий бросается к Энн. Он, похоже, готов поцеловать ее в щечку, но громкое покашливание миссис Найтуинг заставляет его передумать. И он лишь легонько прикладывается к руке Энн.

– Принцесса спасена!

Энн с улыбкой оживает. И мы снова весело кричим. Актеры, прячущиеся в бумажном драконе, вскакивают и подходят к Энн и святому Георгию, двигая дракона так, что кажется, будто храбрый рыцарь и прекрасная дева едут верхом на страшной твари. Они весело машут нам руками. Дракон вдруг мяукает, заставляя нас расхохотаться. В общем, это счастливый и веселый конец, чего все и ожидали. Актеры раскланиваются, мы от души аплодируем. Старший кладет на землю шляпу, предлагая сделать пожертвования, «пусть даже совсем небольшие». Мы бросаем в шляпу монетки, к немалому неудовольствию миссис Найтуинг.