Текст книги "Вихри Мраморной арки"
Автор книги: Конни Уиллис
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 44 (всего у книги 48 страниц)
За девяносто лет после постоянной Планка мы достигли в квантовой физике впечатляющих результатов, но эти результаты были достигнуты большей частью в прикладной области, не в теории. Добиться успеха в теории мы сможем лишь тогда, когда у нас появится модель. Наглядная модель.
Из обзорного доклада доктора Геданкена
На какое-то время мы с Тиффани впали в состояние повышенной энтропии на предмет отсутствия у меня номера и испорченного кондиционера, а затем я резко переключилась на проблему ключа для Дарлин в надежде застать Тиффани врасплох. Результат был приблизительно такой же, как в экспериментах с запаздывающим выбором с бросанием костей.
На середине моих попыток объяснить Тиффани, что Дарлин – не мастер по ремонту кондиционеров, появился Эйби Филдс.
– Вы не видели доктора Геданкена? Я покачала головой.
– Я был уверен, что он придет на мой семинар «Удивительный мир», но он не пришел, а служащие в отеле говорят, что на него тут ничего нет, – сказал он, сканируя взглядом вестибюль. – Я случайно узнал о его новом проекте. Я туда идеально вписываюсь. Он собирается найти парадигму для квантовой теории… А это не он? – Эйби указал на пожилого мужчину, входившего в лифт.
– По-моему, это доктор Уэдби, – сказала я, но он уже мчался через вестибюль к лифту.
Он почти успел. Двери лифта сомкнулись в тот самый момент, когда Эйби достиг цели. Он несколько раз нажал на кнопку в надежде, что створки разомкнутся, а когда это не сработало, попытался переопределить граничные условия. Я повернулась к регистрационной стойке.
– Чем могу быть полезна? – спросила Тиффани.
– Вот чем, – сказала я. – Дарлин Мендоса, моя соседка по номеру, прибывает сегодня утром, точно не знаю когда. Она продюсер. Она приедет, чтобы выбрать актрису на главную женскую роль в новом фильме с Робертом Редфордом и Гаррисоном Фордом. Когда она приедет, дайте ей ее ключ. И разберитесь с кондиционером.
– Да, мэм, – сказала она.
Переход Джозеффсона устроен так, что электронам нужно приобрести дополнительную энергию, чтобы преодолеть тонкий слой диэлектрика. Однако было обнаружено, что некоторые электроны просто туннелируют, или, как заметил Хайнц Пагел, «проходят прямо сквозь стену».
А Филдс. «Удивительный мир квантовой физики»
Эйби перестал колотить по кнопкам и теперь пытался раздвинуть дверцы лифта. Я вышла через боковую дверь и отправилась на Голливудский бульвар. Ресторан Дэвида был где-то рядом с Голливудом и Уэйном. Я повернула в противоположную сторону, к Китайскому театру Граумана, и нырнула в первый же ресторанчик.
– Меня зовут Стефани, – сказала официантка. – Сколько человек в вашей группе?
В моей эпсилон-окрестности никого не было.
– Вы актриса/модель? – спросила я у нее.
– Да, – сказала она. – Я работаю здесь полдня, чтобы платить за уроки по холистической укладке волос.
– В моей группе я одна, – сказала я, для большей ясности помахав указательным пальцем. – Мне нужен столик подальше от окна.
Она провела меня к столику напротив окна, вручила мне одно меню макроскопических размеров, а второе такое же положила на столик.
– Наши фирменные блюда на завтрак: папайя, фаршированная морошкой, салат из настурций/радиччо и бальзамический уксус. Я приму у вас заказ, когда подойдет вся группа.
Отгородившись от окна меню, которое лежало на столике, я приступила к тщательному изучению второго. В названии каждого блюда фигурировали либо кориандр, либо лимонник. Интересно, может ли слово «радиччо» в Калифорнии означать «пирожок»?
– Привет, – сказал Дэвид, взял стоявшее на столе меню и сел. – Паштет из морских ежей выглядит неплохо.
Я действительно была рада видеть его.
– Как ты сюда попал? – спросила я.
– Протуннелировал, – сказал он. – А что такое «супердевственное оливковое масло»?
– Я хочу пирожок, – жалобно сказала я.
Он взял у меня меню, положил его на стол и встал.
– Тут по соседству – отличное местечко, где подают те самые пирожки, которыми Кларк Гейбл угощал Клодетт Кольбер в «Это случилось однажды ночью».
Вероятно, «отличное местечко» надо было искать за пределами Лонг-Бич, но я слишком ослабела от голода, чтобы оказывать сопротивление. Я встала. К нам подбежала Стефани.
– Будете заказывать что-нибудь еще? – спросила она.
– Мы уходим, – сказал Дэвид.
– О'кей, – сказала Стефани и, вырвав из блокнота счет, бросила его на стол. – Надеюсь, завтрак вам понравился.
Найти такую парадигму трудно, если вообще возможно. Вследствие малости постоянной Планка мир, который мы видим, в основном подчиняется законам ньютоновской механики. Частицы суть частицы, волны суть волны, и предметы не исчезают внезапно, чтобы появиться по ту сторону сплошной стены. Квантовые эффекты проявляются лишь на субатомном уровне.
Из обзорного доклада доктора Геданкена
Ресторан оказался по соседству с Китайским театром, что меня несколько испугало, но там подавали яичницу с беконом, гренки и апельсиновый сок. И пирожки.
– Я думала, ты завтракаешь с доктором Тибодо и доктором Готаром, – сказала я, обмакивая пирожок в кофе. – Что с ними случилось?
– Они пошли на «Форест лаун». Доктору Готару захотелось посмотреть церковь, где венчался Рональд Рейган.
– А он что, венчался на кладбище? Дэвид откусил кусочек моего пирожка.
– Да, в Кирке-на-Вереске. А ты знаешь, что на «Форест лаун» выставлено Самое Большое В Мире Полотно На Религиозную Тему?
– И почему же ты с ними не пошел?
– Пропустить фильм? – Он потянулся через стол и схватил меня за руки. – Дневной сеанс – в два часа. Пойдем со мной?
Я почувствовала, что все начинает рушиться.
– Я должна вернуться, – сказала я, пытаясь высвободить руки. – В два часа – стендовый доклад по парадоксу ЭПР.
– Есть еще сеанс в пять. И еще один – в восемь.
– В восемь доктор Геданкен выступает с обзорным докладом.
– Ты знаешь, в чем проблема? – сказал он, не отпуская моих рук. – Проблема в том, что на самом деле Китайский театр не Граумана, а Манна, а поблизости нет Сида, и не у кого спросить. Например, почему одни пары, как Джоан Вудворд и Пол Ньюмэн, – вместе на одном квадрате, а другие – нет. Ну, скажем, Джинджер Роджерс и Фред Астер?
– Знаешь, в чем проблема? – сказала я, высвободив руки. – Проблема в том, что ты ничего не принимаешь всерьез. Это конференция, но тебя не волнует ни программа семинаров, ни доклад доктора Геданкена, ни попытки понимания квантовой теории. – Я потянулась за кошельком, чтобы заплатить по счету.
– Мне казалось, что мы как раз об этом и говорили, – сказал Дэвид, не скрывая удивления. – Проблема втом, чему соответствуют статуи львов, охраняющие вход? И как быть со всеми этими пустыми пространствами?
Пятница, 14.00–15.00. Стендовый доклад по ЭПР-парадоксу. И. Такуми – председатель, Р. Иверсон, Л.С. Пинг. Обсуждение последних исследований корреляции синглетов. Нелокальные влияния, страсть. Зал «Колов Кейстоуна».
Добравшись до «Риальто», я первым делом зашла в свой номер посмотреть, нет ли Дарлин. Ее там не было, а когда я попыталась дозвониться до регистрации, телефон перестал работать. Я снова спустилась в холл. За регистрационной стойкой никого не оказалось. Тщетно прождав пятнадцать минут, я пошла на доклад по парадоксу ЭПР.
– Парадокс Эйнштейна – Подольского – Розена невозможно согласовать с квантовой теорией, – говорила доктор Такуми. – Меня не волнует то, что якобы показывают эксперименты. Два электрона в разных концах Вселенной не могут влиять друг на друга, не нарушая при этом всей теории пространственно-временного континуума.
Она была права. Даже если возможно найти парадигму квантовой теории, что делать с ЭПР-парадоксом? Если экспериментатор измерит один из пары электронов, который изначально провзаимодействовал со вторым, он тут же изменит их корреляцию, даже если они разделены сотнями световых лет. Словно пара электронов, навсегда связанная одним-единственным столкновением, вечно должна пребывать на одном квадрате, даже оказавшись в разных концах Вселенной.
– Если бы электроны «сообщались» мгновенно, я бы с вами согласился, – сказал доктор Иверсон, – но этого не происходит, они просто влияют друг на друга. Доктор Шимони в своей работе назвал это влияние «страстью», а мой эксперимент с очевидностью…
Я вспомнила, как Дэвид, наклонившись ко мне между лучшими фильмами 1944–1945 годов, говорил: «Я думаю, мы знаем о квантовой теории столько же, сколько можем узнать о Мэй Робсон по отпечатку ее ноги».
– Вы не можете оправдать это, придумывая новые термины, – сказала доктор Такуми.
– Я с вами полностью не согласен, – сказал доктор Пинт. – Страсть на расстоянии – не просто придуманный термин. Это наблюдаемое явление.
Именно, подумала я, вспомнив, как Дэвид взял макроскопическое меню и сказал: «Паштет из морских ежей выглядит неплохо». Не важно, куда электрон пошел после столкновения. Даже если он пошел подальше от Голливуда и Уэйна, даже если он спрятался за огромным меню, второй электрон все равно придет, спасет от «радиччо» и купит ему пирожок.
– Наблюдаемое явление, – сказала доктор Такуми. – Ха! – И ударила по столу председательским молоточком.
– Вы утверждаете, что страсти не существует? – сказал доктор Пинг. Лицо его побагровело.
– Я утверждаю, что один жалкий эксперимент вряд ли можно назвать наблюдаемым явлением!
– Один жалкий эксперимент! Я на этот проект потратил пять лет жизни! – сказал доктор Иверсон, потрясая перед носом доктора Такуми кулаками. – Я продемонстрирую вам страсть на расстоянии!
– Только попробуйте, и я переопределю ваши граничные условия, – сказала доктор Такуми и стукнула его по лбу председательским молотком.
И все же найти парадигму не невозможно. Ньютоновская физика – не механизм. Просто она обладает некоторыми атрибутами механизма. Нам следует искать модель где-нибудь в видимом мире, модель, которая обладает самыми странными атрибутами квантовой физики. Такая модель, как бы невероятно это ни звучало, непременно где-то существует, и наша задача – найти ее.
Из обзорного доклада доктора Геданкена
Пока не появилась полиция, я поспешила к себе в номер. Дарлин до сих пор не было, телефон и кондиционер до сих пор не работали. Я уже начинала беспокоиться. Я прошлась до Китайского театра, чтобы найти Дэвида, но и его там не было. За гармошкой лауреатов «Оскара» стояли доктор Уэдби и доктор Слит.
– Вы не видели Дэвида?
Рука доктора Уэдби соскользнула со щеки Нормы Ширер.
– Он ушел, – сказал доктор Слит, выбираясь из лауреатов 1929–1930 годов.
– Он сказал, что собирается на «Форест лаун», – сказал доктор Уэдби, пытаясь пригладить свои всклокоченные седые волосы.
– А доктора Мендосу вы не видели? Она собиралась приехать сегодня утром.
Нет, ее не видели ни они, ни доктор Готар с доктором Тибодо, которые остановили меня в холле, чтобы показать открытку с надгробием Эйми Сэмпл Макферсон. Тиффани ушла с дежурства. Натали сказала, что на меня у нее ничего нет. Я вернулась в номер ждать звонка Дарлин.
Кондиционер по-прежнему не работал. Я обмахивалась брошюркой о Голливуде, а потом открыла ее и начала читать. Сзади на обложке был план Китайского театра Граумана. Деборе Керр и Юлу Бриннеру тоже не досталось общего цементного квадрата, а Кэтрин Хепберн и Спенсер Трейси даже не попали на карту. Она готовила ему вафли в «Женщине года», а они даже не удосужились выделить им квадратик. Интересно, не занималась ли оформлением цементных квадратов Тиффани, модель/актриса! Я вдруг увидела, как она тупо смотрит на Спенсера Трейси и говорит: «На вас здесь ничего нет».
И что это – «модель/актриса»? Означает ли это, что она модель или актриса, или же, что она модель и актриса? Ясно одно – она не служащая отеля. Может, электроны – это Тиффани микрокосмоса, что объясняет их дуализм волна/частица. А может, они на самом деле вообще не электроны? Может, они просто временно работают электронами, чтобы платить за уроки синглетного состояния?
Было уже семь часов, а Дарлин до сих пор не позвонила. Я перестала обмахиваться буклетом и попыталась открыть окно. Окно не поддавалось. Проблема в том, что никто ничего не знает о квантовой теории. Все, что мы имеем, – это несколько сталкивающихся электронов, которые никто не может увидеть и которые нельзя точно измерить из-за принципа неопределенности Гейзенберга. И еще есть хаос, который следует учитывать, и энтропия, и все это пустое пространство. Мы даже не знаем, кто такая Мэй Робсон.
В семь тридцать зазвонил телефон. Это была Дарлин.
– Что случилось? – сказала я. – Ты где? – На Беверли-Хилз.
– На Беверли-Хилз?
– Да. Это долгая история. Когда я приехала в «Риальто», девушка-регистратор, по-моему, ее зовут Тиффани, сказала, что на тебя тут ничего нет. Она сказала, что у них все заказано под какие-то научные дела и им приходится отправлять всех вновь прибывших в другие отели. Она сказала, что ты в «Беверли-Хилз» в номере десять-двадцать-семь. Как там Дэвид?
– Он невыносим, – сказала я. – Он проводит время, изучая отпечатки ног Дины Дурбин в Китайском театре Граумана, и пытается меня уговорить пойти с ним в кино.
– И ты собираешься пойти?
– Не могу. Через полчаса – обзорный доклад доктора Геданкена.
– Доктора Геданкена? – В голосе Дарлин прозвучало удивление. – Минутку. – Тишина, потом снова голос Дарлин: – Думаю, тебе лучше пойти в кино. Дэвид – один из двух последних оставшихся в мире очаровательных мужчин.
– Но он не принимает всерьез квантовую теорию! Доктор Геданкен набирает команду для разработки парадигмы, а Дэвид безостановочно болтает о прожекторе на Архиве Конгресса.
– А знаешь, может, он что-то в этом нашел. Я хочу сказать, что серьезное отношение хорошо для ньютоновской физики, но, возможно, квантовая теория требует совсем иного подхода. Сид говорит…
– Сид?
– Парень, с которым мы идем сегодня в кино. Это долгая история. Тиффани дала мне неправильный номер, и там оказался парень в нижнем белье. Он квантовый физик. Он собирался остановиться в «Риальто», но у Тиффани на него ничего не было.
Основной смысл дуализма волна/частица состоит в том, что электрон не имеет точной локализации в пространстве. Он существует как суперпозиция возможных локализаций. Только при наличии наблюдателя электрон коллапсирует в точку.
Доктор Филдс. «Удивительный мир квантовой физики»
Кладбище «Форест лаун» закрывалось в пять часов. Я прочла это в буклете о Голливуде после разговора с Дарлин. Там ничего не говорилось о том, куда он мог пойти: в «Коричневый котелок» или на ранчо Ла-Брея или еще в какое-нибудь классное место недалеко от Голливуда и Уэйна, где подают альфа-альфа спаржу, которую Джон Харт съел прямо перед тем, как его грудь взорвалась в «Чужом».
По крайней мере я знала, где доктор Геданкен. Я переоделась и вошла в лифт, размышляя о дуализме волна/частица, фракталах, высокоэнтропийных состояниях и экспериментах с запаздывающим выбором. Проблема в том, где найти парадигму, которая позволяет зрительно представить себе квантовую теорию, если в нее надо включить и переход Джозеффсона, и страсть, и все это пустое пространство. Это невозможно. Ведь нельзя же работать только с несколькими отпечатками ног и впечатлением от колена Бетти Грейбл.
Двери лифта раздвинулись, и на меня налетел Эйби Филдс.
– Я вас везде ищу. Вы не видели доктора Геданкена?
– А разве он не в танцзале?
– Нет, – сказал Эйби. – Он опаздывает уже на пятнадцать минут, и никто его не видел. Вы должны подписать вот это. – Он сунул мне какую-то бумагу.
– Что это?
– Петиция. – Он выхватил бумагу у меня из рук. – Мы, нижеподписавшиеся, требуем, чтобы ежегодные встречи Международного конгресса по квантовой физике впредь проводились в надлежащем месте, таком, как Расин. – Он снова сунул мне бумагу. – Но не в таком, как Голливуд.
Голливуд.
– Вы знаете, что участнику МККФ требуется в среднем два с половиной часа, чтобы зарегистрироваться в отеле? Они даже заслали несколько человек в Глендейл.
– И в Беверли-Хилз, – рассеяно сказала я.
Голливуд. Музей бюстгальтеров – и братья Маркс, и бандиты, которые могут избить вас только зато, что вы носите голубое или красное, и Тиффани/Стефани, и Самое Большое В Мире Полотно На Религиозную Тему.
Беверли-Хилз, – пробормотал Эйби, доставая из кармана авторучку и делая для себя какие-то пометки. – Я собираюсь огласить эту петицию во время выступления доктора Геданкена. Ладно, давайте подписывайте. – Он протянул мне карандаш. – Если только вы не хотите, чтобы в следующем году конференция снова состоялась в «Риал ьто». Я вернула ему бумагу.
– Я считаю, что отныне и впредь ежегодные конференции должны проводиться здесь, – сказала я и бросилась бежать к Китайскому театру Граумана.
Имея парадигму, охватывающую как логичные, так и абсурдные аспекты квантовой теории, мы сможем проследить и за столкновением электронов, и за их параметрами, и увидеть микрокосмос во всей его изумительной красоте.
Из обзорного доклада доктора Геданкена
– Мне, пожалуйста, билет на «Бенжи IX», – попросила я девушку в кассе. На ее значке было написано: «Добро пожаловать в Голливуд. Меня зовут Кимберли».
– Какой театр?
– Китайский Граумана, – подумав, сказала я. Времени на поиск состояния с наивысшей энтропией не оставалось.
– Какой театр?
Я взглянула на афишу. «Бенжи IX» шел во всех трех театрах – в огромном главном и двух поменьше.
– Они изучают реакцию зрителей, – сказала Кимберли. – В каждом театре у фильма своя концовка.
– Чем кончается фильм в главном театре?
– Не знаю. Я работаю здесь часть времени, чтобы платить за уроки по органическому дыханию.
– У вас есть игральные кости? – спросила я, внезапно осознав: то, что я намереваюсь сделать, в корне неверно. Это же квантовая теория, а не ньютоновская физика. Не важно, какой театр я выберу или в какое кресло сяду. Это эксперимент с запаздывающим выбором, и Дэвид уже в полете.
– Пожалуйста, тот, где счастливый конец.
– Главный театр, – сказала она.
Я проскользнула мимо каменных львов в вестибюль. Рядом с туалетом в стеклянных саркофагах сидели восковые фигуры Ронды Флеминг и каких-то китайцев. Я купила коробку изюма, упаковку кукурузных хлопьев, коробку мармелада и вошла в зал.
Он оказался еще больше, чем я предполагала. Бесконечные ряды пустых красных кресел извивались между огромными колоннами, спускаясь туда, где должен был быть экран. Стены были украшены причудливыми рисунками. Я стояла, сжимая в руках коробки, и не могла оторвать взгляда от люстры. Она напоминала золотую солнечную корону, окруженную серебряными драконами. Я и не представляла, что на свете существует нечто подобное.
Свет погас, и распахнулся красный занавес. Второй занавес напоминал вуаль, наброшенную на экран. Я спустилась по темному проходу и села в кресло.
– Привет, – сказала я и вручила Дэвиду коробку с изюмом.
– Где ты пропадаешь? Фильм вот-вот начнется.
– Знаю. – Я перегнулась через Дэвида и отдала Дарлин кукурузные хлопья, а доктору Геданкену – мармелад. – Я разрабатывала парадигму квантовой теории.
– Ну и? – спросил доктор Геданкен, открывая коробку с мармеладом.
– И вы оба не правы, – сказала я. – Это не Китайский театр Граумана. И не фильмы, доктор Геданкен.
– Сид, – сказал доктор Геданкен. – Если мы собираемся вместе работать, наверное, лучше звать друг друга по имени.
– Если это не Китайский театр и не фильмы, то что же? – спросила Дарлин, хрустя кукурузой.
– Это Голливуд.
– Голливуд, – задумчиво сказал доктор Геданкен.
– Голливуд, – сказала я. – Аллеи звезд и здания, напоминающие кипы пластинок и шляпы, «радиччо», и встречи со зрителями, и музей бюстгальтеров. И фильмы. И Китайский театр.
– И «Риальто», – добавил Дэвид.
– Особенно «Риальто».
– И МККФ, – сказал доктор Геданкен.
Я вспомнила черные и серые слайды доктора Львова, исчезающий семинар по хаосу, слова «смысл» и «информация», написанные доктором Уэдби.
– И МККФ, – сказала я.
– А доктор Такуми правда ударила доктора Иверсона? – спросила Дарлин.
– Ш-ш-ш, – сказал Дэвид. – Кажется, начинается фильм. – Он взял меня за руку. Дарлин откинулась в кресле, похрустывая хлопьями, а доктор Геданкен положил ноги на спинку кресла перед ним. Вуаль исчезла, засветился экран.
ПРОЗРЕНИЕ[74]74
Epiphany © Перевод. Л. Миронычева, 2010
[Закрыть]
«Молитесь, чтобы не случилось бегство ваше зимою или в субботу…»
Евангелие от Матфея, 24:20
В начале четвертого повалил снег. Вообще-то снегопад собирался всю дорогу, пока Мэл ехал по Пенсильвании, а у Янгстауна, штат Огайо, с неба даже упала снежинка-другая, но сейчас густые белые хлопья быстро заваливали жесткую увядшую траву на разделительной полосе. Чем дальше он углублялся на запад, тем сильнее становилась метель.
Этого и следовало ожидать, если отправляешься в путь в середине января. Да еще и не проверив сводку погоды. Впрочем, он вообще ничего не проверил – просто снял халат; бросил в сумку вещи и сел в машину. Словно преступник, удирающий от полиции.
«Прихожане подумают, что я украл церковную кассу», – усмехнулся он про себя. Или того хуже… Как раз в прошлом месяце газеты писали о священнике, который сбежал на Багамы, прихватив с собой пожертвования на строительство храма и блондинку.
И конечно, каждый посчитает своим долгом сказать: «Мне он в тот день сразу показался каким-то странным…»
Но, возможно, никто ничего и не узнает: воскресное собрание корабелов отменили, следующее заседание приходского совета только через неделю, а встреча экуменического сообщества назначена на четверг.
Правда, в среду они с Б.Т. собирались играть в шахматы, но это можно перенести на другой день. Звонить придется днем, пока Б.Т. на работе, и оставлять сообщение на автоответчике. Если говорить с Б.Т. лично, тот сразу почует неладное – они ведь дружат уже столько лет. И нет ни малейшего шанса, что Б.Т. его поймет.
«Да, перенесу шахматы на вечер четверга, после экуменического сообщества, – сказал себе Мэл. – Тогда у меня в запасе будет несколько свободных дней». Впрочем, кого он дурачит? Если он не появится в церкви, то миссис Билдербэк, церковный секретарь, поднимет шум уже в понедельник утром.
«Позвоню ей и скажу, что у меня грипп», – решил Мэл. Нет, тогда она захочет притащить ему куриный бульон и лекарства! Лучше объявить, что пришлось на несколько дней уехать из города по личным делам.
Тогда она заподозрит самое худшее. Подумает, что у него рак, или что он задумал перейти в другую церковь. Но что бы там они ни вообразили – вплоть до кражи приходских денег, – это не идет ни в какое сравнение с тем, что произошло на самом деле.
Снег все сильнее заваливал шоссе. Окна в автомобиле запотели, и Мэл включил стеклообогреватель. Мимо пронесся грузовик, поднимая с дороги вихри белой пыли; в кузове громоздились бело-золотые кабинки колеса обозрения. Целый день на пути попадались машины, нагруженные карусельными лошадками, металлическими конструкциями и разобранными «американскими горками». Интересно, что передвижной парк аттракционов делает здесь, в Огайо, в середине января? Да еще в такую погоду?
Может, они заблудились? «А что, если и им было видение, приказавшее им двигаться на запад, – мрачно подумал Мэл. – Прямо в середине церковной службы? Может, и у них случилось помрачение рассудка во время проповеди?»
Мэл невесело улыбнулся:
Он до смерти перепугал церковный хор. Люди спокойно сидели, уверенные, что до заключительного гимна еще полно времени, когда он вдруг остановился посередине фразы, а его поднятая вверх рука замерла в воздухе.
Молчание тянулось не меньше минуты. Наконец растерянный органист заиграл вступление, и все лихорадочно зашуршали страницами. Прихожане один за другим вскакивали на ноги, поглядывая на него, как на сумасшедшего.
Неужели они правы? Что это было – видение? Расстройство психики? Галлюцинация? А может, всему виной кризис среднего возраста?
Но ведь он пресвитерианец, а не пятидесятник, у него не бывает видений… Прежде нечто подобное случалось с ним лишь однажды, в девятнадцатилетнем возрасте, когда внутренний голос велел ему стать священником. И это точно не было галлюцинацией; к тому же в прошлый раз он всего лишь поступил в семинарию, а не рванул на всех парах неизвестно куда.
То, что произошло сейчас, тоже нельзя назвать видением – ему же не померещился ангел или неопалимая купина… Он просто вдруг почувствовал абсолютную уверенность в том, что слова его проповеди – правда.
К сожалению, позже это ощущение ушло, и вот теперь… Не очень-то приятно находиться в трехстах милях от дома и не понимать, что ты тут делаешь. Особенно когда вокруг бушует снежная буря. Может, у него и правда истерический невроз, и причиной тому – январь?
Мэл ненавидел январь. После того, как убирают рождественские украшения, церковь всегда выглядит неуютной и заброшенной, и даже свет в алтаре кажется тусклым. Нечего ждать, не на что надеяться… Богоявление позади, впереди только Великий пост и уплата налогов. И еще – Страстная пятница. Посещаемость и пожертвования падают, так как половина паствы лежит в постели с гриппом, а вторая наслаждается зимними круизами. И, судя по потерянному виду тех, кто все-таки посещает храм, они жалеют, что тоже куда-нибудь не уехали.
Вот почему он отказался от традиционной проповеди о христианском долге, а вместо этого выбрал одну из старых проповедей об обещании второго Пришествия. Ему очень хотелось встряхнуть прихожан и согнать с их лиц выражение тоски и оцепенения.
«Мы переживаем самое трудное время, – говорил Мэл. – Рождество позади, пора платить по счетам, а зима, кажется, никогда не закончится. Но Иисус сказал нам: «Бодрствуйте, ибо не знаете, когда придет хозяин дома: вечером, или в полночь, или в пение петухов, или поутру». И когда Он придет, мы должны быть готовы. Не важно, произойдет ли это завтра, или через год, или через тысячу лет. Возможно, Он уже здесь – прямо сейчас, в эту минуту…»
И как только Мэл произнес эти слова, он вдруг почувствовал с абсолютной уверенностью, что Христос действительно уже здесь, и он, Мэл, должен идти и встретить Его.
Но сейчас на него напали сомнения: а вдруг всему виной отчаянное желание оказаться где-нибудь подальше от холодного, мрачного алтаря?
В таком случае он явно выбрал не то место. Мороз крепчал, и окна в машине снова запотели. Он поставил стекло-обогреватель на максимум и время от времени протирал лобовое стекло перчаткой.
Сквозь густой снегопад вокруг ничего не было видно; к тому же поднялся сильный ветер. Мэл включил радио, послушать метеосводку.
– И в последние дни, читаем мы в Откровении Иоанна Богослова, «сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю…»
«Надеюсь, это не прогноз погоды», – ухмыльнулся Мэл и защелкал каналами радиостанций.
– Последний скандал, развернувшийся вокруг президента…
– Во веки веков, аминь… – выводил голос РэнДи Трэвиса.
– …цены на свинину…
– И взмолились ученики: «Господи, дай нам знак!..»
«Знак – вот что мне сейчас нужно, – подумал Мэл, пристально вглядываясь в дорогу. – Доказательство того, что я не свихнулся».
Мимо с рычанием промчался контейнеровоз, и слепящие вихри снега смешались с выхлопными газами. Мэл наклонился к окну, чтобы рассмотреть разметку на дороге, и тут его обогнал еще один грузовик, с блестящими желто-оранжевыми машинками в кузове. Машинки для «автодрома» – как раз вовремя! Вот что нам всем понадобится, если метель не утихнет. Грузовик дернул вперед и, вихляя, выехал на полосу прямо перед Мэлом.
«Что ж, ты хотел получить знак, – подумал Мэл, едва успев затормозить. – Вот он. Четкий и ясный, словно написанный огненными буквами: «Возвращайся домой!» Выкинь из головы свои бредовые идеи. Ты погибнешь здесь, и что тогда подумает паства?»
Легко сказать – езжай домой… В снежной мгле дорога почти не просматривалась, не говоря уже об указателях, а стекла быстро покрывались корочкой льда. Он проверил, как работает стеклообогреватель, и снова потер стекло рукой.
Мэл боялся останавливать машину – фуры могут не заметить его и раздавить в лепешку, но другого выхода не оставалось. Ни от стеклообогревателя, ни от «дворников» не было никакого толка. Мэл опустил боковое стекло, высунулся наружу и постучал «дворником» по лобовому стеклу, чтобы сбить лед. Колючий снег обжег ему лицо, словно в кожу вонзились тысячи маленьких иголок.
– Хорошо, хорошо! – крикнул Мэл куда-то в ледяную мглу… – Я видел знак! Мне все ясно!
Зябко ежась, он закрыл окно и протер стекло изнутри. Единственное, что нужно было сейчас – это дорожный знак, но в такую пургу даже обочину рассмотреть было невозможно.
«Если я вообще на дороге», – невесело усмехнулся Мэл. Казалось, мир исчез в безграничной всепоглощающей белизне. Для полного счастья не хватает только свалиться в кювет…
Мэл уставился в окно, отчаянно пытаясь увидеть хоть что-нибудь – все равно что. И увидел пятнышко света.
По крайней мере так ему показалось. Для фар автомобиля слишком высоко – может, это мотоцикл? Впрочем, откуда здесь взяться мотоциклу в такую погоду? Наверное, какой-нибудь большой грузовик с прицепом.
Почему-то второго огонька рядом не было, но этот, единственный, горел ровно, и Мэл изо всех сил старался не отстать и не потерять его из вида.
«Дворники» заледенели и перестали работать, но пока Мэл опускал стекло, огонек исчез. А вдруг Мэл потерял и саму дорогу тоже? От этой мысли у него похолодело в животе. Но нет, свет никуда не делся: стало ясно, что это целое скопление огней – стрела, выложенная из круглых желтых лампочек.
Стрелка на крыше полицейской машины? Знак освободить дорожную полосу? Наверное, где-то впереди авария. Мэл нагнулся к окну, пытаясь рассмотреть голубое свечение фар «скорой помощи».
Но желтая стрелка продолжала уверенно двигаться вперед. Прищурившись, Мэл увидел, что она указывает вниз. И что ее движение замедляется. Мэл тоже снизил скорость, стараясь не отрывать взгляда от скользкой дороги. Скоро стрелка почти замерла на месте, и стало ясно, что это часть светящейся таблички, укрепленной на заднем борту грузовика. «Падающая звезда» – гласили мерцающие буквы, а чуть ниже, рядом со стрелкой, размещалась ярко-розовая вывеска: «Касса».
Грузовик остановился, помигал поворотником и снова тронулся с места. И тут в свете фар Мэл увидел запорошенный снегом красный дорожный знак «Стоп». И чуть дальше – указатель поворота.
Так значит, он следовал за светящейся стрелкой к съезду с трассы и даже не понимал этого. «Надеюсь, стрелка приведет меня в город», – подумал Мэл, мигнул правой фарой и съехал с шоссе вслед за грузовиком.
Однако несколько секунд Мэл все же потратил на раздумья и в результате потерял своего проводника. А метель здесь была еще сильнее, чем на автостраде.
Неожиданно впереди забрезжил свет. Да это же корона с вывески «Бургер Кинг»! Мэл рванул вперед и только когда уткнулся колесом в бордюр тротуара, понял, что снова ошибся: он приехал к отелю под названием «Королевский отдых», с короной из желто-зеленых огоньков над входом.