Текст книги "Вихри Мраморной арки"
Автор книги: Конни Уиллис
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 48 страниц)
Нет, это явно не взрыв и не отравляющий газ – из остальных пассажиров никто даже шаг не замедлил. Между кафельными стенами гуляло эхо от цокота каблучков. Мимо меня, хохоча, проскочили двое навьюченных рюкзаками немецких студентов, прошел бизнесмен в сером пальто с «Таймс» под мышкой, за ним девушка в сандалиях – тревоги на лице не заметно ни у кого.
Неужели не почувствовали? Или на «Чаринг-Кросс» такие порывы в порядке вещей и все давно привыкли?
Вряд ли. К такому нельзя привыкнуть. Значит, не почувствовали?
А я сам?
У нас в Калифорнии с землетрясениями похожий случай – тряхнет разик, а ты потом гадаешь, было что-то или почудилось. Там можно спросить – у детей, у Кэт, – а бывает, что покосившиеся картины скажут сами за себя.
Здесь картин нет, есть расклеенная на кафеле реклама, однако на мой безмолвный вопрос уже ответили студенты-немцы, бизнесмен и остальные, как ни в чем не бывало прошедшие мимо.
Но ведь что-то произошло? Я попытался воссоздать ощущения. Жар, резкий привкус серы и сырой земли. Только ведь не из-за них я едва на ногах устоял и вынужден был прилепиться к стене. Запах паники, людские крики, ударная волна – вот что нес захлестнувший меня порыв ветра.
Похоже на взрыв, но с чего бы? ИРА ведет с Британией мирные переговоры, уже год в стране спокойствие, никаких терактов, и потом, взрыв не может вдруг взять и оборваться. Если в метро обнаруживают бомбу, из динамиков гремит «Просим вас немедленно проследовать к выходу», а не «Осторожно, двери закрываются!».
Что же тогда это было, если не взрыв? Откуда взялся вихрь? Я поднял глаза к потолку, однако ни решетки, ни вентиляционного короба, ни водопроводных труб там не обнаружил. В недоумении я отправился дальше, то и дело принюхиваясь, но ничего особенного не почувствовал – пыль, влажная шерсть, сигаретный дым, резкий запах масла у ступеней лестницы.
С платформы донеслось громыхание поезда. Того самого, что подъезжал, когда вихрь сбил меня с ног. Наверное, поезд его и принес. Я спустился и встал, вглядываясь в тоннель, одновременно надеясь и боясь, что вихрь налетит снова.
Поезд вынырнул из тоннеля и остановился. Народу на этой станции вышло мало. «Будьте осторожны при входе и выходе!» – предупредил электронный голос. С шелестом закрыв двери, состав отправился. Поток воздуха подхватил валяющиеся на путях обрывки газеты и швырнул в стену. Я напрягся, готовясь противостоять натиску, расставил ноги, но это оказался самый обычный ветерок, ничем особенным не пахнущий.
Тогда я вернулся в переход, осмотрел стены на предмет дверей, провел рукой вдоль кафеля, проверяя, нет ли сквозняка, и остановился в ожидании следующего поезда на том же месте, где меня застиг вихрь.
Безрезультатно. Я только мешал проходу. На меня то и дело натыкались, бормотали «извините» – никак не могу привыкнуть, сколько ни убеждаю себя, что это всего лишь британский аналог нашего «позвольте». Выходит, что они передо мной извиняются, хотя это я мешаю пройти, а не наоборот… Время поджимало, я мог опоздать на конференцию.
Возможно, вихрь объясняется простым стечением обстоятельств. Вокруг столько тоннелей и переходов – ни дать ни взять кроличья нора: ветер мог налететь откуда угодно. Может, на серой ветке кто-то вез упаковку тухлых яиц. Или образцы крови. Или и то, и другое.
Я перешел на Северную линию, сел в подкативший поезд и благополучно прибыл к утреннему заседанию, назначенному на одиннадцать. Однако происшествие в переходе взволновало меня куда больше, чем я готов был признать. Я цеплял на лацкан карточку с именем, и тут кто-то распахнул входную дверь, впустив струю холодного ветра.
Машинально дернувшись, я застыл в ступоре, не сводя невидящего взгляда с двери. Сотрудница, выдававшая беджики, поинтересовалась, всели со мной в порядке.
Я кивнул.
– Старикан или Эллиот Темплтон уже отмечались?
– Старикан? – непонимающе переспросила сотрудница.
– Ну, Старикан, – нетерпеливо пояснил я. – Артур Бердзол.
– Утреннее заседание уже началось, – сообщила она, просматривая разложенные на столе карточки с именами. – В зале смотрели?
Старикан на утреннее заседание сроду не являлся.
– Мистер Темплтон здесь, – сверившись со списком, добавила женщина. – А мистер Бердзол еще не отмечался.
– Даниель Дрекер пришел, – шепнула налетевшая откуда ни возьмись Марджори О'Доннел. – Ты ведь знаешь, что случилось с его дочерью?
– Нет. – Я оглядывал комнату в поисках Эллиота.
– Направили в клинику. Шизофрения.
Интересно, это намек, что я себя тоже странновато веду? Однако Марджори развеяла мои сомнения:
– Так что, ради бога, ничего о ней не спрашивай. И Питера Джеймисона про Лесли. Они теперь в разводе.
– Не буду, – пообещал я и пошел слушать утреннее заседание. Эллиота ни в зале, ни в буфете видно не было. Я сел рядом с лондонцем Джоном Маккордом и с места в карьер поведал:
– Прокатился сегодня в метро.
– Ужас, правда? – откликнулся Маккорд. – И цены взвинтили. Сколько сейчас билет на день стоит? Два с половиной фунта?
– Там на «Чаринг-Кросс» какой-то странный ветер. Маккорд понимающе кивнул.
– Это от поезда. Поезд, заходя в тоннель, гонит перед собой поток воздуха. – Он продемонстрировал жестом. – А так как состав заполняет тоннель целиком, в хвосте создается некий вакуум, и туда устремляется воздух – отсюда и ветер. То же самое, только в обратном порядке, происходит, когда поезд прибывает на станцию.
– Да-да, это все понятно, – нетерпеливо перебил я. – Но там чуть ли не взрыв прогремел и пахло..!
– Потому что грязища. И нищие. Они ведь ночуют в переходах. И на стены, бывает, мочатся. Лондонское метро за последнее время сильно испортилось.
– И не только оно, – подала голос соседка напротив. – На Риджент-стрит открыли диснеевский магазин, представляете?
– Да, и «Гэп» тоже.
Все, пошло-поехало! «Осторожно, двери закрываются!» – собеседники увлеклись обсуждением лондонского-«упадка и разрушения». Я ретировался, пробормотав, что пойду искать Эллиота.
Поиски успехом не увенчались, а дневное заседание вот-вот должно было начаться. Я пристроился рядом с Джоном и Айрин Уотсон.
– Артура Бердзола или Эллиота Темплтона не видели? – обводя глазами помещение, еще раз попытался выяснить я.
– Как же, Эллиота видел, перед утренним заседанием, – ответил Джон. – И Стюарт тоже здесь.
Айрин перегнулась ко мне.
– Вы в курсе, что он перенес операцию? Рак прямой кишки.
– Врачи говорят, поймали вовремя, – добавил Джон.
– Прям уже приезжать боюсь, – поделилась Айрин, снова перегнувшись через Джона. – Стареем, болеем, разводимся. Хари Шринивасау скончалась, знаете? Инфаркт.
– Кажется, там мой знакомый пришел, пойду поздороваюсь… – Пообещав вернуться через минуту, я двинулся по проходу.
И тут же налетел на Стюарта.
– Том! Давно не виделись! Как поживаешь?
– А ты как? – ответил я вопросом на вопрос. – Мне сказали, в больнице побывал?
– Теперь все в норме. Вовремя перехватили. Страшно ведь не то, что болезнь может вернуться, а что с возрастом ни один из нас от подобного не застрахован. Про Пола Вурмана слышал?
– Нет. Извини, надо пойти позвонить, пока заседание не началось. – То есть пока не пришлось выслушивать новые подробности про всеобщий «упадок и разрушение». Я сделал шаг по направлению к вестибюлю.
– Куда ты подевался? – На плечо мне легла рука Эллиота. – Я тебя везде ищу.
– Кто, я подевался? – Я походил на жертву кораблекрушения, несколько дней болтавшуюся в шлюпке по морю. – Ты не представляешь, как я рад тебя видеть! – воскликнул я, расплываясь в счастливой улыбке. – Ничуть не изменился – высокий, спортивный, шевелюра ни на волос не поредела. А то кого ни возьми, из всех песок сыплется.
– А сам-то! – улыбнулся Эллиот. – Пойдем, тебе надо взбодриться.
– Старикан с тобой?
– Нет. Не знаешь, где здесь у них бар?
– Там, – махнул я.
– Тогда веди. У меня куча новостей. «Эверс и партнеры» согласились участвовать в моем новом проекте. Сейчас выпьем по кружечке, и я все расскажу.
Обещание он выполнил, заодно поведав, что у них с Сарой произошло нового с прошлой конференции.
– Я думал, Старикан появится, – поделился я своими надеждами. – Вечером хоть будет?
– Наверное! Или завтра.
– У него все хорошо? – Я кинул взгляд на Стюарта, который с кем-то беседовал у противоположного конца барной стойки. – Не в больнице, ничего такого?
– Нет, насколько я знаю. – Удивление в голосе Элиота меня успокоило. – Он ведь теперь в Кембридже обитает. Нас с Сарой вечером тоже не будет, «Эверс и партнеры» пригласили на ужин, отметить сотрудничество. Но мы на пару минут заскочим. Сара очень просила. Хочет повидаться. Она так радуется, что вы тут, несколько недель ни о чем другом просто не говорила. И ей не терпелось погулять по магазинам с Кэт. – Эллиот взял нам еще по кружке. – Да, кстати, Сара просила передать, что субботний поход в театр и ужин мы застолбили. На что идем? Только бы не на «Сансет-бульвар».
– Ах ты черт! Ни на что не идем. Билетов-то нет, совсем из головы вылетело… – Я бросил лихорадочный взгляд на часы. Без четверти четыре. – Как думаешь, кассы еще открыты?
Эллиот кивнул.
– Хорошо. – Прихватив плащ, я рванул к выходу.
– И не на «Кошек»! – раздался вслед голос Элиота. «Да тут хоть бы на что-нибудь попасть, – думал я, бегом подлетая к станции и пропихиваясь через турникет, – в первую очередь, на поезд». На эскалаторе была такая давка, что я с трудом достал список театров из кармана. Так, в «Герцоге Йоркском» – «Буря». Это на Лестер-сквер. Что там по схеме? Пикадилли, синяя ветка. В переходе на Пикадилли народ толпился еще сильнее, чем на эскалаторе, и двигалась толпа медленнее. Передо мной пожилая женщина в сером платке и древнем коричневом пальто плелась черепашьим шагом, зажав у самого горла воротник рукой в сетке голубых вен. Она шла, опустив голову и подавшись вперед, будто против сильного ветра.
Я попытался ее обойти, но дорогу преградили очередные студенты с рюкзаками, на этот раз испанцы. Растянувшись вчетвером поперек перехода, они бурно обсуждали «Эль тур де Лондрес».
Поезд я упустил, пришлось дожидаться следующего, каждые пятнадцать секунд бросая нетерпеливый взгляд на табло с надписью «До прибытия поезда 4 минуты». Рядом ссорились американцы, муж и жена.
– Говорила же, в четыре начало! Теперь не успеем.
– А кому все время нужно было еще это сфоткать, потом еще это? Полтыщи снимков нащелкала, так ведь нет, без «этого» никуда.
– Я хотела, чтобы осталось на память! – горько бросила она. – На добрую память о нашем чудесном отпуске.
Подошел поезд, я протиснулся в вагон, ухватился за поручень и, зажатый со всех сторон, снова углубился в список. На Лестер-сквер еще есть «Уиндем». Так, что у нас в «Уиндеме»? «Кошки».
Мимо. Зато рукой подать до «Принца Эдварда», где идет «Смерть коммивояжера». А в Шафтсбери так вообще театров пруд пруди.
– «Лестер-сквер», – объявил над ухом автоматический голос, и я, проделав обратный путь – платформа-переход-эскалаторы, вышел на улицу.
Наверху движение было еще плотнее, дорога до «Герцога Йоркского» заняла добрых двадцать минут, а касса оказалась закрытой. До шести. В «Принце Эдварде» повезло больше, но билеты на «Смерть коммивояжера» остались только по отдельности, в разных концах зала.
– Пять билетов вместе в одном ряду я вам раньше пятнадцатого марта не добуду, – возвестила девушка с черной помадой на губах, пробежавшись пальцами по клавиатуре.
Мартовские иды. А что? Если я не куплю билеты, Кэт меня убьет, и соответствие будет полным.
– Где ближайший киоск? – спросил я у девушки в кассе.
– На Кэннон-стрит, – вяло процедила она. Кэннон-стрит. Есть такая станция. Я сверился со схемой.
Вот она, зеленая и Кольцевая линии. Можно доехать по Северной, черной, до «Эмбанкмент», а там пересесть на зеленую, Дистрикт.
Сколько времени? Так, уже половина пятого. На шерри мы приглашены к шести. Впритык, но успеваю. Я галопом помчался обратно к «Лестер-сквер», потом по переходу на Северную ветку и вскочил в поезд. Народу – битком, но все по-прежнему проявляют вежливость. При этом умудряются читать, держа книгу поверх голов и не обращая внимания на давку. Вот «Мадам Бовари», а вот «253» Джеффри Раймана и «Сошествие в ад» Чарльза Уильямса.
– «Кэннон-стрит», – объявил электронный голос. Я пробрался к дверям и поспешил наружу.
И тут, на полпути к выходу, меня вновь чуть не сбило с ног порывом ветра. Такой же резкий вихрь, такой же запах.
Нет, не совсем. Я понемногу приходил в себя посреди потока ничего не почувствовавших пассажиров. Как и в прошлый раз, ветер принес резкий запах серы и взрывчатки, однако без примесей сырости или плесени. Зато пахло гарью.
Пожарная сигнализация при этом безмолвствовала, автоматическая система тушения и не думала включаться. Никто ничего не заметил.
Может, здесь такое в порядке вещей и постоянные пассажиры уже давно привыкли, принюхались и не обращают внимания? Перестают же замечать запах живущие рядом с лесопилкой или химзаводом. Как-то раз мы гостили у дяди Кэт в Небраске, и я поинтересовался ненавязчиво, как они терпят амбре из загонов для кормления.
– Какое амбре? – не понял дядюшка.
Однако навоз не отдает ни угрозой, ни паникой. А тут все ими пропитано. Но если этот запах такой вездесущий, всепроникающий, почему я ничего не чувствовал на «Пикадилли-Серкус» и на «Лестер-сквер»?
Опомнился я только на подъезде к «Южному Кенсингтону» – оказывается, в полной несознанке проделал обратный путь по переходу, сел в поезд и пришел в себя через семь остановок. Без билета.
Я вышел из поезда, собираясь сесть на другой, в обратном направлении, но в нерешительности застыл посреди платформы. Здесь, в отличие от «Чаринг-Кросс», списать все на упаковку тухлых яиц и образцы крови не получится. Что же тогда это было?
Вышедшая из поезда пассажирка нервно глянула на часы. Я последовал ее примеру. Половина шестого. В театральную кассу уже не успею, ничего не успею, остается только изучить схему и выяснить, по какой ветке ехать домой.
Осознав, что не придется возвращаться на «Кэннон-стрит» и снова противостоять натиску непонятного ветра, я облегченно вздохнул и полез в карман за схемой. Откуда все-таки берутся эти порывы и почему от них делается так жутко?
Всю дорогу до гостиницы я ломал голову, попутно прикидывая, стоит ли говорить Кэт. Она только лишний раз убедится, что не зря недолюбливает метро, и вряд ли захочет выслушивать от опоздавшего мужа какие-то дикие байки о непонятных ветрах. Кэт ненавидит опоздания, а уже начало седьмого. Пока доберусь до гостиницы, будет половина.
Не угадал. Без четверти. Пять минут, безуспешно тыкал кнопку лифта, потом потащился по лестнице. Может, Кэт тоже опаздывает? С Сарой по магазинам погуляешь, вполне можно потерять счет времени. Я выудил из кармана ключ от номера.
Дверь открыла Кэт.
– Да, опоздал, знаю. – Я отцепил карточку с именем и стянул пиджак. – Дай мне пять минут. Ты как, готова?
– Да. – Кэт, не сводя с меня глаз, уселась на кровать.
– Как там «Харродс»? – поинтересовался я, расстегивая рубашку. – Нашла сервиз?
– Нет. – Она уткнулась взглядом в скрещенные на груди руки.
Я вытащил из чемодана и надел чистую сорочку.
– Вы же с Сарой все равно не скучали? – предположил я, застегивая пуговицы. – Что купили? Эллиот боялся, как бы вы вдвоем с его женой не выгребли весь универмаг. – Я вдруг умолк и пристально посмотрел на Кэт. – Что случилось? Ребята звонили? Дома Что-то?
– У ребят все в порядке.
– Но что-то же случилось, я вижу! Ваше такси попало в аварию?
– Ничего не случилось. – Кэт покачала головой и вдруг, не отрывая взгляда от скрещенных рук, выпалила: – У Сары любовник!
– Что? – не понял я. – Любовник.
– У Сары?! – Я не верил своим ушам. У любящей, преданной Сары?
Кэт кивнула, не поднимая глаз. Я опустился на кровать.
– Она тебе сама сказала?
– Разумеется, нет. – Кэт резко поднялась и подошла к зеркалу.
– Откуда же ты знаешь? – Впрочем, можно было не спрашивать. Оттуда же, откуда узнавала про ветрянку у детей, про помолвку своей сестры, про проблемы с бизнесом у отца. Кэт обладала способностью догадываться о таких вещах раньше всех – как будто у нее был специальный прибор, улавливающий тайные колебания, знаки, флюиды. Осечек этот прибор не давал.
Но ведь Сара с Эллиоттом женаты столько же, сколько мы… Для нас они всегда были лучшим доказательством что «институт брака по-прежнему крепок»,
– Ты не ошиблась?
– Нет.
Я хотел спросить, откуда такая уверенность, но не стал. Про то, как она догадалась, что у Эшли ветрянка, Кэт объяснила легко: «У нее всегда глазки блестят, когда температура поднимается, а Линдси две недели как переболела». А вот насчет всего остального она только встряхивала короткими светлыми кудрями и никаких объяснений дать не могла, тем не менее каждый раз попадая в яблочко. Без исключений.
– Но… я же виделся сегодня с Элиотом. Он ничего… – Я прокрутил в голове наши с ним разговоры, пытаясь найти хоть какой-то признак беспокойства или недовольства. Да, пошутил, что Сара с Кэт все деньги в магазинах просадят, но он всегда так шутит. – Нет, у него все нормально.
– Надень галстук, – сказала Кэт.
– Но если она… Хочешь, не пойдем никуда? Останемся тут.
– Нет. – Жена покачала головой. – Нет, идти надо.
– Может, ты не так поняла…
– Нет. – Она ушла в ванную и закрыла за собой дверь.
Такси удалось поймать с трудом. Швейцар «Коннота» куда-то подевался, и черные, похожие на шкатулки лондонские кэбы упорно проезжали мимо, сколько я ни размахивал руками. Когда же мы наконец уселись, оказалось, что ползти нам еще целую вечность.
– Театралы! – беспечно пояснил водитель. – Вы-то как, пойдете что-нибудь смотреть?
Может, Кэт раздумала идти в театр с Сарой, уверенная на все сто, что у той роман? Однако, заметив на фасаде «Савоя» переливающуюся неоновыми огнями рекламу «Мисс Сайгон», она тут же вспомнила:
– Ты билеты в итоге на что взял?
– Ни на что, – признался я. – Не успел. – Начал оправдываться, что обязательно возьму завтра, но Кэт уже не слушала.
– Не нашла я свой сервиз в «Харродсе». – С таким же отчаянием в голосе она сообщила мне про Сарин роман. – Их сняли с производства четыре года назад.
Опоздали мы в итоге на полтора часа. Эллиотт с Сарой, судя по всему, давно отбыли на деловой ужин, и на сердце у меня, признаться, полегчало.
– Кэт! – радостно воскликнула Марджори, завидев нас в дверях, и подлетела с беджиком. – Замечательно выглядишь! У меня столько новостей!
– Пойду поищу Старикана, – решил я. – Узнаю, не хочет ли он потом поужинать. – Наверняка утащит нас в Сохо или в Хемпстед-Хит. У него всегда есть на примете незатасканное местечко, где подают пирог с угрем или настоящий английский портер.
Я отправился на разведку. Старикана обычно найти не трудно – по собравшейся вокруг толпе и громкому хохоту.
«Да, и поближе к бару», – вспомнил я, заметив там небольшое скопление народа.
Лавируя в общем хаосе, я двинулся туда, прихватив по дороге бокал вина с подноса, – однако, вопреки моим предположениям, толпу собрал вовсе не Старикан. Просто продолжалась начатая за обедом дискуссия о «Битлз». Ладно, хорошо хоть не «упадок и разрушение» в очередной раз.
– Говорят, они втроем собираются устроить тур-воссоединение, – слышался голос Маккорда. – Хотя, на мой взгляд, восстанавливать уже нечего.
– Вот Старикан нам как-то раз устроил тур по битловским местам, – вклинился я. – Его самого, кстати, никто не видел? Мы воспроизводили вживую обложки всех альбомов. Переход на Абби-роуд чуть не стоил нам жизни!
– Ему из Кембриджа ехать, так что вряд ли раньше завтрашнего утра появится, – изрек Маккорд. – Далековато рулить.
В свое время рулить четыре сотни миль до Лондонского моста было не далековато. Я приподнялся на цыпочки, пытаясь высмотреть Старикана поверх голов. Безуспешно. Зато разглядел Эверса, а значит, Сара с Эллиотом тоже где-то тут. Кэт общалась с Марджори у входа.
– Линду Маккартни ужасно жаль, – сокрушенно вздохнула женщина, которая днем сетовала насчет «Гэпа».
Я отпил вина, запоздало припомнив, что приглашали нас на шерри.
– Сколько ей было? – уточнил Маккорд.
– Пятьдесят три.
– У меня аж у троих знакомых нашли рак груди! – продолжала нелюбительница «Гэпа». – У троих! Это же кошмар!
– Поневоле задумаешься, кто дальше, – вздохнула другая.
– Или что дальше, – подхватил Маккорд. – Про Стюарта слышали?
Я поспешно вручил свой бокал гэпоненавистнице и под ее возмущенным взглядом стал продираться сквозь толпу обратно к Кэт. Однако на прежнем месте ее не было. Я вытянул шею, пытаясь высмотреть жену поверх голов.
– Вот ты где, красавчик! – Сара, подскочив сзади, обняла меня за талию. – А мы тебя обыскались! – Она чмокнула меня в щеку. – Эллиот развел панику – мол, с твоей подачи придется идти на «Кошек». Он их не-на-ви-дит, а все приезжающие в Лондон нас на них тащат. Эллиот умеет заводиться по пустякам, сам знаешь. Что, ты правда сделал такую пакость? Будут «Кошки»?
– Нет. – Я смотрел на Сару во все глаза. Она ничуть не изменилась – те же темные волосы, заправленные за уши, тот же озорной изгиб бровей. Наша старая подруга Сара, с готовностью летевшая с нами на «Кисмет», на озеро Хавасу, на Абби-Роуд.
Кэт заблуждается. Про других она угадывала верно, а в этот раз невидимый радар дал осечку. Сара не выглядит ни виноватой, ни смущенной, без опаски смотрит мне в глаза, не пытается избежать встречи с Кэт.
– А где Кэт? – спросила она, привставая на цыпочки, чтобы посмотреть поверх голов. – Мне нужно ей кое-что сказать.
– Что?
– Насчет сервиза. Мы ведь сегодня вернулись ни с чем, она тебе, наверное, уже поплакалась? И только дома меня осенило: «Спорю на что угодно, такой сервиз есть в «Селфриджео!» У них там вечно время замирает. А, вот она! – Сара обрадованно замахала рукой. – Побегу скажу, пока мы еще тут. – И стала решительно пробираться сквозь толпу. – Найдешь Эллиота, передай, что я на секундочку. Заодно обрадуй, что «Кошек» не будет! – оглянувшись, добавила она. – А то распереживается зря. Он где-то тут. – Сара неопределенным жестом ткнула в сторону двери, и я, послушно двинувшись в указанном направлении, действительно обнаружил там Эллиота.
– Ты Сару, случаем, не видел? – обеспокоился он. – Эверс сейчас машину подгонит.
– Она с Кэт на пару слов. Просила передать, что через секунду будет.
– Смеешься? Знаю я их «пару слов»… – Он укоризненно покачал головой. – Сара говорит, они сегодня замечательно побродили.
– А Старикан уже тут?
– Звонил, сказал, что сегодня не доедет. Просил передать, что завтра обязательно увидимся. Жду с нетерпением. Он как переехал в Кембридж, так вообще пропал. Мы-то сами на другом конце, в Уимблдоне.
– И он ни разу не схватил вас в охапку и не потащил за очередным диккенсовским локтем?
– Нет пока. Кстати, помнишь, как он поволок нас на Бейкер-стрит, разыскивать пропавшую квартиру Шерлока Холмса? Когда Сара заикнулась о Конан Дойле?
Я засмеялся, вспомнив, как мы стучали во все двери с грозным вопросом: «Признавайтесь, леди, что вы сделали с номером 221 – бис?», решив под конец, что пора обратиться в Скотланд-Ярд.
– А потом еще требовали сознаться, что сделали с изначальным шотландским дворцом, – хохоча, продолжил Эллиотт.
– Ты ему передал про субботний поход в театр?
– Само собой. Надеюсь, ты не стал брать билеты на «Кошек»?
– Я пока ни на что не стал брать. Не успел.
– Так вот, на «Кошек» ни в коем случае. И на «Призрака оперы».
Прибежала раскрасневшаяся и запыхавшаяся Сара. – Прости, заболталась с Кэт! – и она смачно чмокнула меня в губы. – Пока, сладкий! До субботы!
– Пойдем, – велел Эллиотт. – В субботу нацелуешься! – И он поспешно увлек ее на улицу, не забыв на прощание крикнуть мне: – «Отверженных» тоже ни-ни!
Я улыбался им вслед. Да, Кэт, ошиблась ты. Сама посмотри. Сара ни за что в жизни не стала бы целовать меня – вот так, запросто, – будь у нее роман, и Эллиот смотрел бы на это совсем по-другому, и не болтали бы они про сервизы и «Кошек».
Кэт ошиблась. Чувствительный радар дал осечку. Браку Сары и Эллиота ничего не грозит. Нет ни у кого никаких любовников, и в субботу мы прекрасно проведем время.
В этом радужном настроении я пробыл до конца вечера. Не смогла его испортить даже Марджори с очередными вариациями на тему «упадка и разрушения» (на этот раз про дом престарелых, куда ей, видимо, придется отправить своего батюшку) и известие о том, что сгорел замечательный паб, где мы в прошлый раз угощались рыбой с картошкой.
– Ничего, – вздохнула Кэт, стоя на месте бывшего паба. – Пойдемте в «Ягненка й корону». Он точно на месте, я его проезжала утром по дороге в «Харродс».
– Это на Уилтон-плейс, да? – Я полез в карман за схемой метро. – Значит, ближайшая станция «Гайд-парк». Садимся на…
– Такси! – решительно взмахнула рукой Кэт.
Про Сару и ее предполагаемый роман Кэт больше ни словом не обмолвилась, только сообщила, куда отправятся на охоту завтра: «Сперва «Селфриджес», потом фарфоровые комиссионки». Наверное, увидев Сару вчера вечером, она сама поняла, что ошиблась насчет любовника.
Однако утром перед самым моим уходом она вдруг заметила:
– Звонила Сара, пока ты был в душе, сказала, что все отменяется.
– В театр не пойдут?
– Пойдут. Поход по магазинам отменяется. У нее голова болит.
– Наверное, вчерашнего жуткого шерри хлебнула. А ты что тогда делать будешь? Хочешь, пообедаем вместе?
– Мне кажется он из участников конференции.
– Кто? – не понял я.
– Любовник Сары, – ответила Кэт, забирая путеводитель. – Если бы он жил здесь, она бы не рискнула встречаться с ним, пока мы не уедем.
– Да нет у нее никакого любовника! Я ее видел. Видел Эллиота. Он…
– Эллиот не догадывается. – Кэт пихнула путеводитель в сумку. – Мужчины никогда ни о чем не догадываются.
Вслед за путеводителем в сумку были втиснуты солнечные очки и зонтик.
– Сегодня в семь ужинаем у Хыозов. Я буду ждать тебя тут в полшестого. – Кэт вытащила, зонтик из сумки.
– Ты ошибаешься. Они женаты дольше нас. Она без ума от Эллиота. Разве человек, которому есть что терять, будет заводить любовника?
Кэт обернулась с зонтиком в руках.
– Не знаю… – потухшим голосом проговорила она. Мне вдруг стало ее жаль.
– Ну что ты? Приезжай, пообедаем вместе со Стариканом. Может, нас опять по его милости из ресторана выставят, как из того индийского, помнишь? Вот будет умора!
Она покачала головой.
– У вас с Артуром свои разговоры – тем более столько не виделись. А меня «Селфриджес» ждет. Увидишь Артура… – Кэт запнулась, и лицо у нее при этом было такое же, как при мыслях о Саре.
– У него, что, тоже роман, а, мадам Всезнайка?
– Нет. Просто он старше.
– Поэтому его и прозвали Стариканом. Думаешь, он теперь шаркает с палочкой и отрастил длинную седую бороду?
– Нет. – Она перекинула сумку через плечо. – Если в «Селфриджес» отыщется мой сервиз, куплю на двенадцать персон.
Я докажу Кэт, что она ошиблась. Сходим в театр, чудесно проведем время, и она сама убедится, что нету Сары никого. Только бы не пролететь с билетами… На «Регтайм» кончились, значит, на «Бурю», скорее всего, тоже, а больше практически и нет ничего, раз Эллиот категорически против «Сансет-бульвара». И «Кошек», вспомнил я при виде афиши на эскалаторе. И «Отверженных».
«Буря» и этот самый «Эндшпиль» с Хейли Миллс идут недалеко от Лестер-сквер. Если на них билетов не окажется, можно попытать счастья в кассе на Лайл-стрит.
Опасения подтвердились – на «Бурю» ни одного билета. Я зашагал дальше, к театру «Олбери».
На «Эндшпиль» нашлось пять билетов в центре третьего ряда партера.
– Замечательно! – обрадовался я и шлепнул в окошко «Американ Экспресс», попутно отметив, как же сильно все изменилось.
Раньше я бы искал что-нибудь на галерке, под потолком, где мы вцеплялись в подлокотники, чтобы не кувырнуться с верхотуры навстречу неминуемой гибели, а сцену без бинокля и не разглядишь.
Раньше, вспомнил я безрадостно, рядом стояла бы Кэт и лихорадочно подсчитывала, не рухнет ли наш бюджет от этих дешевых билетов. А теперь я беру третий ряд партера, не интересуясь ценой, а Кэт катит в «Селфриджес» на такси.
– Какое тут ближайшее метро? – спросил я у кассирши, забирая билеты.
– «Тотнем-Корт-Роуд», – ответила девушка.
Я сверился со схемой. По Центральной (красной) ветке до «Холборна», а оттуда по прямой до «Южного Кенсингтона».
– Как туда пройти?
Девушка, звякнув многочисленными браслетами, махнула рукой куда-то на север.
– По Сент-Мартинс-лейн.
Я послушно двинулся по Сент-Мартинс. Потом по Монмут, потом по Мерсер, Шафтсберй и Нью-Оксфорд. Нет, «Тотнем-Корт» явно не ближайшая – но что теперь поделаешь? А такси – неспортивно.
Полчаса ушло на дорогу до станции, еще десять минут до «Холборна» – и только тут я сообразил, что театр «Лирик» был в каких-нибудь четырех кварталах от «Пикадилли-Серкус»… А еще я забыл, какая это глубокая станция, какие там бесконечные эскалаторы. Казалось, они уходят на милю в бездонную пропасть. Прогрохотав по ребристым деревянным ступеням, я зашагал по переходу, кинув взгляд на часы.
Полдесятого. До конференции еще уйма времени. Интересно, когда Старикан появится? «Если он на машине из Кембриджа, – высчитывал я, спускаясь по короткой лестнице за мужчиной в твидовом пиджаке, – то ехать ему где-то час с…»
Вихрь налетел на нижней ступеньке. Даже не вихрь на этот раз, а как будто дверь в холодное помещение открыли.
«Подвал», – мелькнуло у меня, когда я уцепился за металлический поручень. Нет. Еще холоднее. До костей пробирает. Холодный склад для мяса. Морозильный цех. И какой-то резкий химический привкус, вроде дезинфекции. Тошнотворный запах.
Да нет, какой же это морозильный цех? Это биолаборатория. А вонь – формальдегид. И то, что в нем хранят. Я плотно сжал губы, задержал дыхание, но сладковатый тошнотворный аромат уже забил ноздри и глотку. Нет, это не биолаборатория, осенила меня жуткая догадка. Это мертвецкая.
И вдруг все кончилось, как будто дверь захлопнули так же резко, как и распахнули. Однако ледяной воздух еще пощипывал ноздри, а во рту стоял мерзкий привкус формальдегида. Разложения, смерти и тлена.
Я застыл на нижней ступеньке, хватая воздух мелкими глотками, меня обтекали пассажиры. Мужчина в твидовом пиджаке уже заворачивал за угол. Он должен был почувствовать. Прямо передо мной ведь спускался. Я кинулся за ним, обогнав пару ребятишек, индианку в сари, домохозяйку с авоськой, и наконец настиг его у выхода на переполненную платформу.
– Вы почувствовали порыв ветра? – хватая мужчину за рукав, спросил я. – Только что, в переходе?
Он сперва встревожился, потом, выслушав, терпеливо объяснил:
– Вы из Штатов, да? Понимаете, когда поезд заходит в туннель, за ним обычно следует поток воздуха. Так всегда бывает. Опасаться нечего. – Он многозначительно посмотрел на рукав, в который я вцепился.