Текст книги "Вихри Мраморной арки"
Автор книги: Конни Уиллис
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 48 страниц)
На камне – вплавленные пятна копоти там, где, согласно легенде, молился на коленях настоятель собора, когда взорвалась граната. Чистейший апокриф, естественно, поскольку портал не место для молитв. Куда вероятнее, что это тень туриста, забредшего спросить дорогу в мюзик-холл «Уиндмилл», или отпечаток девушки, которая принесла в подарок добровольцу шерстяной шарф. Или кошки.
Ничто нельзя спасти навсегда. Настоятель Мэтьюз и я знали это, еще когда я вошел в западные двери и сощурился от сумрака. Но все равно тяжело. Стоять по колено в мусоре, из которого нельзя выкопать ни складных стульев, ни друзей, и знать, что Лэнгби умер, веря, будто я – нацистский шпион, что Энола пришла в собор, а меня там уже не было.
Невыносимо тяжело.
И все-таки не так, как могло быть. И он, и она умерли, и умер настоятель Мэтьюз, но они умерли, не зная того, что знал я с самого начала, того, что заставило меня упасть на колени в Галерее шепота, изнывая от горя и вины – что в конечном счете никто из нас не спас собор Святого Павла. И Лэнгби не может обернуться ко мне, оглушенный, разбитый, и сказать: «Кто сделал это? Ваши друзья-нацисты?» И мне пришлось бы ответить: «Нет. Коммунисты». Вот что было бы хуже всего.
Пришлось вернуться к себе и подставить руки Киврин для новой порции мази. Она требует, чтобы я лег спать. Конечно, мне надо упаковать вещи и убраться отсюда. Зачем ставить себя в унизительное положение, дожидаясь, пока меня отсюда не вышвырнули? Но у меня не хватило сил спорить с ней. Она так похожа на Энолу!
1 января. Видимо, я проспал не только всю ночь, но и доставку утренней почты. Когда я проснулся минуту назад, то увидел, что в ногах кровати сидит Киврин с конвертом в руке.
– Твои оценки пришли, – сказала она. Я закрыл глаза рукой.
– Когда захотят, они проявляют потрясающую деловитость, верно?
– Да, – сказала Киврин.
– Что же, поглядим, – сказал я, садясь на постели. – Сколько у меня времени до того, как они явятся вышвырнуть меня вон?
Она отдала мне тоненький компьютерный конверт. Я вскрыл его по перфорации.
– Погоди, – остановила меня Киврин. – Прежде чем ты прочтешь, я хочу тебе кое-что сказать. – Она легонько провела ладонью по моим ожогам. – Ты неверно судишь об историческом факультете. Они по-настоящему хороши.
Я ждал от нее совсем другого.
– «Хороший» не тот эпитет, который я приложил бы к Дануорти, – сказал я и выдернул папиросный листок из конверта.
Выражение на лице Киврин не изменилось, даже когда я застыл с листком на коленях и она могла прочесть напечатанные строки.
– Ну-у… – сказал я.
Листок был собственноручно подписан досточтимым Дануорти. Я получил высший балл. С отличием.
2 января. С утренней почтой пришло два конверта. Во-первых, назначение Киврин. Исторический факультет все предусматривает – даже задержал ее здесь, чтобы она меня выхаживала, даже подстраивает испытание огнем для своих выпускников.
По-моему, мне отчаянно хотелось поверить, что так оно и было: Лэнгби и Энола – нанятые актеры, кошка – умело сконструированный биоробот, из которого для заключительного эффекта изъяли механизм. И даже не потому, что мне хотелось верить, что Дануорти вовсе не так уж хорош, а потому, что тогда бы исчезла эта ноющая боль от неведения того, что было с ними дальше.
– Ты говорила, что проходила практику в Англии в тысяча четырехсотом году?
– В тысяча триста сорок девятом, – сказала она, и ее лицо потемнело от воспоминаний. – В год чумы.
– Господи! – пробормотал я. – Как они могли? Чума же – это десятка!
– У меня природный иммунитет, – ответила она и посмотрела на свои руки.
Я не знал, что сказать, и вскрыл второй конверт. Данные об Эноле. Напечатанные компьютером факты, даты, статистические данные – все обожаемые историческим факультетом цифры. Но они сказали мне то, чего я не надеялся узнать, – что насморк у нее прошел и она пережила блиц. Юный Том погиб во время тотальных бомбежек Бата, но Энола умерла только в 2006 году, не дожив всего год до того, как собор Святого Павла был взорван.
Не знаю, поверил ли я этим сведениям или нет, но не в том дело. Это был просто добрый поступок, как то, что Лэнгби читал вслух газету старику. Они все предусматривают.
Впрочем, нет. Про Лэнгби они не сообщили ничего. Но сейчас, когда я пишу это, мне ясно то, что я уже знал: я спас ему жизнь. И пусть он мог умереть в больнице на следующий день. И вопреки всем суровым урокам, которые преподал мне исторический факультет, выясняется, что я все-таки не верю, будто ничто нельзя спасти навсегда. Мне кажется, что Лэнгби спасен во веки веков.
3 января. Сегодня я был у Дануорти. Не знаю, что я собирался сказать – какую-нибудь напыщенную чушь о том, что я готов служить в пожарной охране истории, неся дозор против падающих зажигательных бомб человеческих сердец – свято храня безмолвие.
Но он близоруко замигал на меня через стол, и мне почудилось, что его слепит последний сияющий образ собора Святого Павла, перед тем как собор исчез навсегда, и что он лучше кого бы то ни было знает, что спасти прошлое нельзя. И я сказал просто:
– Извините, что я разбил ваши очки, сэр.
– Вам понравился собор святого Павла? – сказал он, и как тогда, при первой встрече с Энолой, я почувствовал, что все толковал неверно, что он испытывает не грусть, а совсем иное.
– Я люблю его, сэр, – сказал я.
– Да, – сказал он. – Я тоже.
Настоятель Мэтьюз ошибается. Всю практику я боролся с памятью – только чтобы узнать, что она не враг, совсем не враг, а быть историком совсем не значит влачить священное бремя. Потому что Дануорти моргал не от рокового солнечного света в последнее утро, а вглядываясь в сумрак того первого дня, смотря сквозь величественную западную дверь собора Святого Павла на то, что подобно Лэнгби, подобно всем нам, каждому нашему мигу, живущему в нас, спасено навеки.
ДО ПОРТАЛЕСА БЕЗ ОСТАНОВОК[11]11
Nonstop to Portales © Перевод. В. Дегтярева, 2010
[Закрыть]
Каждый город чем-то славен. Даже в самом маленьком городишке найдутся какие-либо достопримечательности. Могила Джона Гарфилда, дом Уиллы Кэсер, американская столица георгинов… А если в городе нет дома, могилы или станции «Пони Экспресс», то его жители обязательно что-нибудь да придумают: следы снежного человека в Орегоне, призрачные огни Марфы в Техасе, явления Элвиса…
За исключением города Порталес, штат Нью-Мексико.
– Достопримечательности? – переспросила симпатичная латиноамериканская девушка за стойкой гостиницы «Порталес-Инн». – В форте Самнер есть могила Билли Кида. Это в семидесяти милях отсюда.
Я только что приехал на машине из Бисби, штат Аризона, и меньше всего мне хотелось снова садиться за руль и переть сто шестьдесят миль по окружной дороге, чтобы полюбоваться на покосившийся могильный камень с истертой надписью.
– А в городе есть что посмотреть?
– В Порталесе? – По ее тону было ясно, что нечего. – По дороге в Кловис есть археологический музей, можно посмотреть на раскопки. Восемь миль по 70-й трассе – справа увидите. Или поезжайте на запад – там арахисовые поля.
Просто отлично. Кости и бескрайний простор.
– Спасибо, – ответил я и вернулся в номер.
Сам виноват. Кросс появится только завтра, а я решил приехать в Порталес на день раньше – как следует осмотреться перед встречей. Но это, конечно, не оправдание – за последние пять лет я хорошо узнал западные городки: на рекогносцировку нужно четверть часа, не больше. И еще пять минут, чтобы увидеть вездесущие знаки «тупик».
В общем, оказался я в бездостопримечательном Порталесе в воскресенье, и делать мне совершенно нечего – разве что думать о предложении Кросса и подыскивать причину для отказа.
Мой друг Дэнни позвонил с новостью, что Кроссу нужен человек.
– Работа хорошая, надежная. Порталес – отличный городок. Все лучше, чем постоянно колесить по стране. Ездишь, ездишь, пытаешься продать технические новинки людям, которым они совершенно не нужны. Какие тут перспективы?
Никаких. Фермеров не интересуют ни системы солнечного орошения, ни устройства для хранения воды. А в последнее время они перестали интересовать и самого Хаммонда – парня, на которого я работаю.
Кондиционера в номере нет. Я распахиваю окна и включаю телевизор. Кабельного тоже не имеется. Смотрю минут пять какую-то проповедь, после чего звоню Хаммонду.
– Это Картер Стюарт, – говорю я как ни в чем не бывало, словно каждое воскресенье ему названиваю. – Я в Порталесе, приехал раньше, чем рассчитывал, а парень, с которым встречаюсь, будет только завтра. У вас здесь нет других клиентов?
– В Порталесе? – Интереса в его голосе не уловить даже при большом желании. – А с кем вы там встречаетесь?
– С Хаддом из «Северо-западных сельхозагрегатов». Договорились на одиннадцать. – «А в десять у меня встреча с Кроссом», – отмечаю я про себя. – Я приехал вчера вечером, в Бисби дела закончил раньше, чем думал.
– Хадд – наш единственный контакт в Порталесе.
– Может, в Кловисе кто-нибудь есть? Или в Тукумкари?
– Нет, – быстро отвечает он (слишком быстро – даже с базой данных не сверился, а мог бы). – В этой части штата у нас мало клиентов.
– Они туг все арахис выращивают. Может, поговорить с кем-нибудь из фермеров?
– Просто передохните денек, ладно? – ответил Хаммонд.
– Хорошо, спасибо. – Я повесил трубку и спустился в вестибюль.
За стойкой сидел усохший старикан – но о моей проблеме он уже был наслышан.
– Хотите посмотреть кое-что по-настоящему интересное? В Розвелле хранится космический корабль пришельцев. ВВС его ото всех прячут. Поедете по 70-й трассе на юг…
– Неужели никто из знаменитостей не жил в самом Порталесе?! Вице-президент? Двоюродный брат Билли Кида?
Он покачал головой.
– Интересные дома? Железнодорожная станция? Здание суда?
– Здание суда есть, но по воскресеньям оно закрыто. ВВС утверждают, что это не космический корабль, а шпионский самолет, но мне-то сам парень рассказывал, который видел, как этот аппарат спускался. В форме длинной сигары и весь в огоньках.
– 70-я трасса, говорите? – переспросил я, чтобы отвязаться от него. – Спасибо. – И вышел на парковку.
За верхушками деревьев с пожухлыми листьями виднелась крыша здания суда – всего в паре кварталов от гостиницы. Лучше уж пойти к суду, хоть он и закрыт, чем слушать в номере телепроповеди Джерри Фолуэлла и раздумывать о вакансии, которую мне предстоит занять, если до завтрашнего утра ничего не случится. Пешком прогуляться по городу полезнее, чем снова сесть в машину ради выдумки, которой заманивает туристов Розвелл…
Если очень повезет, то здание суда может оказаться знаменитым в связи с последней в Нью-Мексико казнью через повешение. Или в связи с первым маршем за мир. Я отправился в центр города.
Улочки вокруг здания суда были совершенно типичными для делового района маленького городка эпохи «Уолл-Марта»: никаких лавочек, продуктовых, аптек. Обнаружился только пустующий ресторан сети «Энтонис», магазин джинсовой одежды, на витрине которого лежали пыльная рубашка и два ремня с массивными круглыми пряжками, а еще банк с вывеской «Переехали».
Кирпичное здание суда выглядело точно так же, как любое другое здание суда от Нельсона, штат Небраска, до Тайлера, штат Техас, и стояло посреди поросшей травой и засаженной деревьями площади. Я дважды обошел вокруг, посмотрел на памятник погибшим на войне и флагшток, и все это время старался не думать о Хаммонде. В Бисби все прошло быстро только потому, что с покупателем встретиться не удалось. Впрочем, Хаммонду оказалось настолько наплевать, что он даже не поинтересовался, заключил ли я сделку. И контакты в Тукумкари не проверил. Причем дело не в том, что сегодня выходной. Он так же равнодушно разговаривал, когда я звонил ему последние два раза, – словно готов был сдаться и со всем покончить.
Выходит, придется принимать предложение Кросса – еще и спасибо говорить.
– Сорокачасовая неделя, – убеждал он. – У вас будет время работать над вашими изобретениями.
Ну да. Или погрузиться в рутину и благополучно о них забыть. Пять лет назад, когда я устраивался на работу к Хаммонду, Дэнни сказал: «Повидаешь кучу интересных мест! Гранд-каньон, гору Рашмор, Йеллоустоун». Ага, и впрямь я все повидал. И Пещеру ветров, и Дом Винчестеров, и индейские древности, и самого настоящего рогатого зайца.
Я еще раз обошел площадь, свернул к железнодорожным путям поглазеть на элеватор и вернулся к зданию суда. Вся прогулка заняла десять минут.
Пока я размышлял, не прогуляться ли мне к университету, стало жарко – еще какие-нибудь полчаса, и улицы расплавятся, а трава пожухнет под раскаленным солнцем. «Лучше уж вернуться в номер», – подумал я, направляясь обратно к «Порталес-Инн».
Тенистая улица с белыми деревянными домиками – возможно, именно на такой я буду жить и работать над своими изобретениями, если приму предложение Кросса. Если, конечно, раздобуду для них детали в «Юго-западных сельхозагрегатах» или «Уолл-Марте». И если я вообще буду над ними работать, а не сложу через какое-то время лапки.
Я свернул направо и уперся в тупик. Очень символично, учитывая обстоятельства. «По крайней мере, я предлагаю реальную работу – вы выберетесь из тупика, в котором сейчас находитесь, – сказал Кросс. – Подумайте о будущем».
Ага, о будущем, похоже, думаю я один – никто больше этим не занимается. Все транжирят нефть, словно воду, и растрачивают воду так, словно водохранилище Огаллала никогда не иссякнет. Только и делают, что заводы строят, загрязняют и размножаются. Я много думал о будущем – и знаю, что нас ждет. Еще один тупик. Еще один пыльный котел. Истощенная земля, выработанные скважины воды и нефти, опустевшие города – Бисби, Кловис, Тукумкари. Еще одна Великая Американская пустыня, в которой не останется никого, кроме нескольких индейцев, напрасно поджидающих клиентов в казино. И меня, что обосновался в Порталесе на сорокачасовой рабочей неделе.
Я развернулся и пошел обратно. Тупиков больше не встретилось, достопримечательностей тоже, и в четверть одиннадцатого я снова был в «Порталес-Инн». Предстояло убить всего-навсего сутки. Посещение могилы Билли Кида с каждым мгновением выглядело все соблазнительнее.
У гостиницы стоял экскурсионный автобус с красно-серой надписью «Туры без остановок». На посадку выстроилась длинная очередь. У входа в автобус девушка в голубой футболке и джинсовой мини-юбке ставила галочки напротив имен туристов в блокноте. У нее были короткие светлые волосы, приятные черты лица и ладная фигура.
По ступенькам в автобус с трудом взбиралась пожилая пара в бермудах и футболках из «Дисней-уорлда».
– Привет, – сказал я девушке-гиду. – Куда едете?
Она встревожено взглянула на меня. Пожилая пара замерла на ступеньках. Гид сверилась со списком и снова встретилась со мной взглядом – тревоги в ее глазах уже не было, но щеки полыхали алым, как буквы на боку автобуса.
– Это тур по местным достопримечательностям. – Старики наконец-то забрались в автобус, и девушка махнула рукой следующему в очереди – толстяку в гавайской рубашке.
– Я и не знал, что здесь есть достопримечательности. Толстяк уставился на меня, открыв рот.
– Как вас зовут? – спросила гид.
– Джайлз X. Пол, – сообщил он, все еще таращась на меня. Девушка жестом препроводила его в автобус.
– А вас как зовут? – спросил я, и она вздрогнула. – Ну ваше-то имя наверняка указано в блокноте, если запамятовали.
Девушка улыбнулась.
– Тоня Рэнделл.
– Так что, Тоня, куда вы направляетесь?
– Мы едем на ранчо.
– На ранчо?
– Где он вырос, – пояснила Тоня, опять зардевшись, и махнула рукой следующему. – Где все начиналось.
Кто вырос? Что начиналось? Мне очень хотелось задать эти вопросы, но Тоня занялась верзилой, который перемещался ненамного быстрее пожилой пары. К тому же было очевидно, что остальные экскурсанты прекрасно знают, о чем идет речь. Им прямо-таки не терпелось попасть в автобус, а молодая пара, стоявшая последней, показывала своему ребенку здание суда, гостиницу и большое дерево через дорогу.
– А он частный – этот ваш тур? Можно сейчас заплатить и присоединиться?
И что я, спрашивается, делаю? Я ведь однажды был на экскурсии по Блэк-Хиллс – проработал у Хаммонда месяц, горел желанием осматривать достопримечательности. Это оказалось даже тоскливее, чем думать о будущем: гид выдавал заученные факты и несмешные шутки, мы все пялились в голубоватые окна, вылезали из салона полюбоваться на могилу Дикого Билла Хикока, забирались назад в автобус слушать вопли детей и жалобы жен… Нет, снова проходить через это совсем не хочется.
Тоня с пылающими щеками сказала: «К сожалению, нет», и меня окатила волна разочарования от того, что я ее больше не увижу.
– Ладно, – пожал я плечами, не желая выдавать эмоции. – Удачной вам поездки. Счастливо.
Я направился к входу в «Порталес-Инн».
– Погодите! – Тоня оставила пару с ребенком дожидаться разрешения пройти в автобус и подошла ко мне.
– Вы местный?
– Нет, – ответил я, осознавая, что решил отказаться от предложения Кросса. – Я здесь проездом. Приехал на встречу с одним парнем, но слишком рано – и теперь мне делать абсолютно нечего. С вами такое бывает?
Она улыбнулась, словно я пошутил.
– Вы здесь кого-нибудь знаете?
– Нет.
– А человека, с которым у вас назначена встреча?
Я покачал головой, гадая, в чем смысл всех этих расспросов. Она снова сверилась с записями в блокноте.
– Обидно, если вы все пропустите. Раз уж вы проездом… Минутку.
Тоня поднялась в автобус, несколько минут посовещалась с водителем, выбралась наружу и махнула рукой паре с ребенком, пометив их имена в блокноте.
– Все места заняты, – сказала она, снова подойдя ко мне. – Поедете стоя?
Вопящие дети, видеокамеры, да еще и присесть негде – на пути к ранчо, где начинал человек, о котором я, скорее всего, никогда не слышал. Билли Кида я по крайней мере знаю – и мне стоит только доехать до форта Самнера, чтобы налюбоваться вдоволь на его могилу.
– Хорошо, – ответил я и вытащил кошелек. – Давайте только сразу выясним, сколько стоит тур?
Она снова встревожилась.
– Нисколько. Автобус полон.
– Вот и отлично. Еду.
Тоня улыбнулась и призывно махнула блокнотом. Изнутри автобус походил скорее на городской, чем на туристический, – задние и передние места располагались вдоль стен, а с поручней свисали петли, за которые можно было держаться. В салоне имелся даже шнур оповещения об остановке – пригодится, если экскурсия окажется такой же скучной, как поездка в Блэк-Хиллс. Я ухватился за петлю недалеко от входа и посмотрел вокруг.
Автобус был забит людьми самого разного возраста. Седовласый мужчина, явно старше пары в дисней-уорлдовских футболках, люди средних лет, подростки, дети. Как минимум пятерым было меньше пяти. Может, прямо сейчас дернуть за шнурок?
Тоня пересчитала туристов и кивнула водителю. Дверь с шипением закрылась. Автобус неуклюже выбрался со стоянки и медленно покатил вдоль деревьев и одинаковых домов. Диснеевская пара на переднем сиденье сдвинулась, освобождая мне место. Я кивком предложил сесть Тоне, но она покачала головой и махнула, чтобы я садился сам.
Гид отложила блокнот и взялась за поручень рядом с сиденьем водителя.
– Наша первая остановка, – сказала она, – будет у дома, где он жил и активно работал.
Я начал подозревать, что за всю экскурсию так и не узнаю, кому она посвящена. Когда Тоня упомянула ранчо, я подумал, что речь идет о персонаже Дикого Запада, но все дома в городе были построены в тридцатых-сороковых годах.
– Он переехал сюда с женой Бланш вскоре после свадьбы. Заскрипели тормоза, и автобус остановился у белого здания с верандой.
– Он жил здесь с 1947 до… – она сделала паузу и искоса взглянула на меня, – настоящего момента. Именно здесь он написал «Корабль Сити» и «Черное солнце» и разработал идею генной инженерии.
Ага, значит, писатель – что ж, это уже легче. Правда, названия, перечисленные Тоней, мне ни о чем не говорили. Но он должен быть достаточно знаменитым, чтобы на его имя клюнул целый автобус народу. Том Клэнси? Стивен Кинг? В моем представлении, они жили в домах покруче.
– Впереди – окна гостиной. Кабинет отсюда разглядеть невозможно, он находится в южной части дома. Именно там хранится премия «Гранд-мастер Небьюла» – прямо над рабочим столом.
Название премии мне тоже ни о чем не сказало, но всех остальных эти сведения явно впечатлили, а пара с ребенком привстала со своих мест, выглядывая в тонированное окно.
– Сзади видны окна кухни – здесь он читал газету и смотрел телевизор, перед тем как приступить к работе. Он пользовался пишущей машинкой, а позже – персональным компьютером. Сейчас его нет в городе – он участвует в конвенте научной фантастики.
«Наверное, это и к лучшему, – подумал я, – неизвестно, как этот писатель, кто бы он ни был, относится к паркующимся у дома автобусам с туристами». Научный фантаст, значит? Может, Айзек Азимов?
Водитель завел двигатель, и автобус тронулся с места.
– Проезжая мимо парадного крыльца, – сказала Тоня, – мы увидим кресло, в котором он чаще всего читал.
Автобус, набирая скорость, покатил дальше по близлежащим улочкам.
– Джек Уильямсон работал в журнале «Порталес ньюс трибьюн» с 1947 по 1948 год, а затем, после публикации «Это мрачнее, чем вы думаете», оставил журналистику и полностью посвятил себя писательству. – Тоня помолчала и снова бросила на меня взгляд. Если она рассчитывала, что на меня эта информация производит такое же неизгладимое впечатление, как на прочих, то зря. За последние пять лет я немало времени провел за чтением книг в дешевых номерах без кондиционеров, но имя Джека Уильямсона ни о чем мне не говорило.
– А сейчас мы приближаемся к университету восточного Нью-Мексико., где Джек Уильямсон преподавал с 1960 по 1977 год.
Автобус подъехал к стоянке колледжа. Все с оживлением выглянули в окна, хотя студенческий кампус выглядел совершенно типично для любого колледжа западных штатов: кирпич, стекло, редкие деревца и разбрызгиватели, увлажняющие жухлую траву.
– Это – кампус «Юнион», – сообщила Тоня, пока автобус медленно разворачивался на стоянке. – В лектории Беки Шарп каждую весну проводится цикл лекций в его честь. В этом году лекции начинаются двенадцатого апреля.
«Как-то у них все непродуманно – сказал себе я. – Мало того что самого героя пропустили, так еще мимо недели в его честь пролетают».
– Вон там виднеется здание, где он читает лекции по научной фантастике вместе с Патрицией Колдуэлл. А это, конечно, Золотая библиотека, где собраны все награды и коллекция его работ.
Все кивнули, узнавая знаменитое место.
Я думал, водитель откроет двери автобуса и выпустит экскурсантов посмотреть на библиотеку, но автобус набрал скорость и направился к городской границе.
– Библиотеку осматривать не будем? – спросил я. Тоня покачала головой.
– На этой экскурсии – нет. Коллекция еще слишком маленькая.
Автобус, следуя на юго-запад, ехал по шоссе с табличкой «18-я магистраль штата Нью-Мексико».
– Мы проезжаем Льяно-Эстакадо, или Столбовую равнину, – сказала Тоня. – Джек Уильямсон в автобиографии «Дитя чудес» отмечал, что она получила такое название из-за столбов, которыми отмечал свой путь через нее конкистадор Франсиско Коронадо. Семья Джека переехала сюда в 1915 году в крытом фургоне, заняв небольшой земельный участок в песчаных холмах. Здесь Джек помогал на ферме, носил воду, собирал хворост и читал «Остров сокровищ» и «Дэвида Копперфильда».
По крайней мере, об этих книгах я слышал. И Джеку, получается, должно быть как минимум семьдесят девять лет.
– Жили они бедно – скудная почва, воды не хватало, – и через три года, чтобы свести концы с концами, семья переехала на испольную ферму. Джек в это время учится в Ричардсоне и в Центре, где и знакомится с будущей женой Бланш Слейтен. У кого есть вопросы?
По части скуки экскурсия начисто обставляла тур в Блэк-Хиллс, но туристы, похоже, так не считали – в воздух взметнулось море рук. Тоня пошла по проходу, останавливаясь у каждого и указывая на что-то за тонированными окнами. Пожилая пара встала с места и подошла к толстяку. Уцепившись за петли и оживленно жестикулируя, они нависли над его сиденьем.
Я выглянул в окно. Почему испанцы не назвали это место Льяно-Флатто? На всем пространстве до самого горизонта не было ни холмика, ни впадинки.
Все пассажиры, включая детей, таращились в окна – хотя смотреть было не на что. Вспаханные поля красной глины, несколько скучающих коров, ряды каких-то зеленых побегов – наверное, арахис; еще одно вспаханное поле. Ну вот – в итоге я все-таки полюбовался на бескрайний простор.
Тоня вернулась в переднюю часть автобуса и присела рядом.
– Ну как, нравится экскурсия?
Ни одного приличного ответа в голову не приходило, поэтому я сам задал вопрос:
– Далеко еще до ранчо?
– Двадцать миль. Раньше там был городок Пеп, а теперь – только ранчо. – Она помолчала немного, а потом спросила: – Как вас зовут? Вы ведь так и не представились.
– Картер Стюарт.
– Правда? – расплылась она в улыбке. – Вас назвали в честь Картера Ли из «Без остановок к Марсу»?
Я впервые слышал это название. Наверняка одна из книг Джека Уильямсона.
– Не знаю. Может быть.
– Меня назвали в честь Тони Андрос из «Станции мертвой звезды». А водителя – в честь Джайлза Хабибула.
Тут опять поднял руку верзила, и Тоня сорвалась с места.
– Сейчас вернусь, – бросила она мне и торопливо двинулась по проходу.
Толстяка звали Джайлз – а ведь это не самое распространенное имя. Еще я видел имя «Летони» в блокноте Тони – тоже явно из книжки. Как же это? Человек, о котором я никогда не слышал, оказался таким знаменитым, что людей называют в честь его персонажей!
Наверное, это какое-то общество фанатов – из тех, что ездят на родину Элвиса в Грейсленд и называют своих детей Пол и Ринго. Впрочем, если бы они были фанами, то носили бы футболки с фотографиями Джека Уильямсона и уши Спока, а не одежду с эмблемой «Дисней-Уорлда».
Пожилая пара вернулась и села рядом, с улыбкой глядя в окно.
И поведение у них не похоже. Во всех фанах, которых я встречал, чувствовался внутренний вызов – мол, «я знаю – ты считаешь меня психом из-за того, что мне это нравится, и, возможно, ты прав». А еще они всегда настырно объясняют, как их угораздило податься в фанаты – и почему всем вокруг нужно последовать их примеру. В этих же людях не чувствовалось ничего подобного. Они все, даже Тоня, вели себя так, словно осмотр здешних мест был самой естественной вещью в мире. И если они любители научной фантастики – почему не едут на ранчо к Айзеку Азимову? Или к Уильяму Шатнеру?
Тоня вернулась и встала рядом, держась за петлю.
– Вы говорили, что собираетесь здесь с кем-то встретиться?
– Да. С потенциальным работодателем.
– В Порталесе?! – воскликнула она. – Вы согласитесь на его предложение?
Решение я уже принял, но сказал:
– Не знаю. Не уверен. Работа в офисе, стабильная зарплата, никаких разъездов, как сейчас. – Я начал рассказывать ей о Хаммонде, о тяге к изобретательству и опасениях по поводу того, что новая работа заведет меня в тупик.
– «У меня не было будущего» – так сказал Джек Уильям-сон в своей прошлогодней лекции. «У меня не было будущего – нищий мальчишка в разгар Депрессии, без гроша в кармане, без образования, без перспектив».
– Сейчас, конечно, не Депрессия, но я хорошо понимаю, что он чувствовал. Если я не приму предложение Кросса – у меня тоже не будет будущего. А если приму… – Я пожал плечами. – В любом случае, это никуда меня не приведет.
– Но вы будете жить в одном городе с Джеком Уильямсоном! – сказала Тоня. – Сможете столкнуться с ним в супермаркете или даже попасть к нему на семинары.
– Наверное, это вам нужно согласиться на работу у Кросса.
– Не могу. – Она опять зарделась. – У меня уже есть работа. – Выпрямившись, Тоня обратилась к группе: – Мы подъезжаем к повороту на ранчо. Джек Уильямсон жил там с 1915 года до начала Второй мировой войны – и затем, после демобилизации, пока не женился на Бланш.
Автобус притормозил и съехал на узкую проселочную дорогу между обнесенных заборами пастбищ.
– Ферма изначально была земельным наделом, – продолжала Тоня, и все оживленно зашушукались, выглядывая в окна на поля с кустиками юкки. – Именно здесь он впервые прочел ежеквартальный выпуск «Удивительных историй», после чего в журнале появился его первый рассказ «Металлический человек». Если помните, на вчерашней экскурсии я рассказывала, что он увидел публикацию в витрине аптеки.
– Вижу! – воскликнул верзила, вытягивая шею над сиденьем водителя. – Вижу!
Все подались вперед, пытаясь что-то разглядеть. Автобус подъехал к каким-то сараям и остановился.
Водитель открыл двери, и пассажиры вывалились на изрытую колеями фунтовую дорогу, восхищенно глядя на некрашеные постройки и корыто с водой. Черная телка лениво приподняла голову и снова принялась жевать траву у стены одного из сараюшек.
Туристы столпились вокруг Тони. Она указала на длинный зеленый дом, во дворе которого росла одинокая ива.
– В этом доме Джек Уильямс жил с родителями, братом Джимом и сестрами Джо и Кэти. Именно здесь, за кухонным столом, он написал «Девушку с Марса» и «Легион пространства». Дядя отдал ему пишущую машинку «Ремингтон» с истершейся лентой, и, когда обитатели дома ложились спать, Джек печатал на ней свои истории. Брат Джека, Джим… – она сделала паузу и взглянула на меня, – в настоящее время владеет этим ранчо. Они с женой в эти выходные находятся в Аризоне.
Потрясающе. Они вообще всех упустили – и никто не возмущается. Тут я сообразил, что мне с самого начала показалось странным в этой экскурсии – на ней не раздалось ни одной жалобы. Во время тура по местам Дикого Билла Хикока туристы только и делали, что жаловались: на жару, на дороговизну, на длинные расстояния, на отсутствие колы в сувен ирном магазинчике и прочее, и прочее. Если бы их гид заявил, что восковой музей, в который они собирались, закрыт, его бы смело стихийным бунтом.
– Писать в таких условиях, в постоянном шуме и сутолоке, было нелегко, – Продолжала Тоня, ведя туристов от дома к пастбищу. – В 1934 году он выстроил отдельную хижину. Будьте осторожны, – предупредила она, огибая заросли полыни, – тут водятся гремучие змеи.
Этот факт почему-то никого не взволновал. Туристы бодро проследовали за Тоней через поле с высохшей, колкой травой и подошли к развалюхе, покрытой облупившейся серой краской.
– Вот и хижина.
Хижиной ее можно было назвать с большой натяжкой. Развалюха и есть развалюха. Когда мы подъехали к ранчо, я подумал, что это заброшенный сарай: покосившиеся стены из серых досок, какие-то ржавые банки… Как только Тоня начала говорить, из хижины выпрыгнул кот – очевидно, до этого спокойно спавший в укромном местечке под остатками крыши, – и бросился со всей прыти в поле.