Текст книги "Героинщики (ЛП)"

Автор книги: Ирвин Уэлш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 46 страниц)

Пришла очередь Кочерыжки. Он начал медленно, осмотрительно, одна нога за другой, ускоряясь только на склоне. Добравшись верхушки ограждения, он нерешительно посмотрел вниз и быстро спустился на крышу, прямо в руки Рентона.

Следующий – Кайфолом; он движется со злостью и отвращением на лице, будто пересекая в одних носках поле, сплошь покрытое собачьим дерьмом. Но когда он преодолевает вторую доску, то садится на корточки на крыше, нервно хватая ртом воздух. Они смотрят вниз на мертвенно молчаливый завод, освещенный ночными фонарями, которые тускло сияли по периметру территории. Оттуда было видно два металлических поста с камерами, но объективы смотрели в другую сторону, куда-то за ворота, через которые должны проходить рабочие. Рентон думает о незамеченных где-то в тайной будке охранниках, которые наблюдают за зернистыми образами на экранах телевизоров. Что уж разберешь через несколько дней, кроме расплывчатых черно-белых силуэтов?

– Скажите кто-нибудь, чтобы жирный мудила ждал нас там, – рявкнул Мэтти, смотря на Кизбо, который как раз пытался ступить на первую доску. – У него не получится. Он повалит ту доску и оставит нас здесь в ловушке.

В панике все пялятся друг на друга.

– Он задержит нас всех, – в конце концов соглашается Кайфолом, поворачиваясь к Рентону, но Кизбо уже начал опасный подъем.

– Давай, Кит, – шепчет Рентон ободряюще. – Тебя выбрали в «Казино Уиган », это дорогого стоит!

Кайфолом хватается за голову, испуганно глядя на Мэтти, в то время как доска прогибается под весом Кизбо. Но барабанщик настойчиво шагает дальше, будто слон по канатной проволоке. – Как доберешься, не останавливайся, просто беги на другую сторону, – выкрикнул Мэтти, сжимая и разжимая кулаки от напряжения.

– Дух «Казино Уиган», Кизбо! – продолжает уговаривать друга Рентон.

Кизбо достигает верхушки. Они наблюдают за тем, как тот продвигается дальше, у них чуть сердце не выскакивает из груди, когда парень неловко пошатнулся на секунду, переходя на другую доску, а та, в свою очередь, качнулась и едва не соскочила с забора; он открыл рот, глаза заискрились. – Ты у меня самый крутой лыжник, Кизбо Юл, – приветствует Рентон Кизбо, целуя его вспотевший лоб, когда он подходит к группе на скрипящей крыши. Кайфолом с восторгом хлопает его по обеим объемных ягодицах.

Они на пристройке из красного кирпича высотой пятнадцать футов и площадью двадцать квадратных футов. С этого выгодного места они пристально ищут глазами охрану. Никого. Ни одна камера не направлена на них. Они смотрят друг на друга с каким-то детским удивлением. Они, пятеро лейтовских торчков, закрытые на огороженной территории с наибольшим на этих островах количеством чистого морфия.

Рентон слезает со здания вниз по водосточной трубе. Она пластиковая, а не металлическая, как ему показалось на первый взгляд. Он волнуется из-за того, что Кизбо тоже придется слезать по ней со своим весом, но вслух ничего не говорит. Следующим слезает Мэтти, за ним – Кочерыжка, потом Кайфолом. Они с ужасом снова смотрят на Кизбо, потом на тот участок завода, где расположены главные здания завода, чувствуя, что желоб вот-вот рухнет и разрушит всю их хрупкую конструкцию, захлопнув их в этой мухоловке, а затем рано или поздно придет утренняя смена и вызовет полицию. Кизбо качнулся на попути к земле, однако спрыгнул удачно на ноги и широко улыбнулся. – Мы на месте, мистер Марк, мистер Дэнни, мистер Саймон, мистер Мэтью.

Рентон ограничивает свою радость лишь легким хлопком по его груди. Его глаза выглядят так, будто они собираются выскочить из его головы, и он ненадолго приседает вниз на пристройку на секунду, как будто с большой болью, а затем снова встает на ноги. Они направляются к столбам с прожекторами, к грузовой площадке перед хранилищем, где поддонах лежали сложенные друг на друга пластиковые контейнеры.

– Там точно героина не будет, – цедит Мэтти, – только лекарства. Морфий где-то запирают на ключ.

Видя логику в его словах, Рентон все же настаивает.

– Хотя они и запечатаны, – говорит он и берет металлический лом из своей сумки «Силинк», – мы должны убедиться в этом, прежде чем вторгаться в их лабораторные склады.

Кизбо и Кочерыжка берутся за руки и прыгают вместе по кругу в неистовом торчковом танце. – А вот и мы, а вот и мы ... – задыхаются они в эйфории, как вдруг их внезапно заставляет умолкнуть пронзительный, разрывающий, турбированный вой сирены. Кажется, он вырывается из недр земли, отражаясь в их резиновых подошвах и приковывая их к месту. От этого звука чуть не лопаются барабанные перепонки, оглушая их. Они едва слышат крики охранников и лай собак. Страх побуждает их удрать из-за изнуряющей какофонии обратно на пристройку.

Они не оглядываются, ни один из них. Первым подбегает Рентон, он смыкает ладони, опираясь на которые сначала Кайфолом, затем Кочерыжка залезают на желоб. Взбираясь на крышу, он видит, как озаренный луной силуэт, похожий на скелет, Дэниэла Мерфи, исчезает в темноте, что означало, что Кайфолом тоже уже пересек насыпь.

Рентон только теперь решается взглянуть назад. Бросается в глаза куча преследователей, стоят кучей на затененном двору собаки и люди неистово вопят, отдавая указания друг другу. Несмотря на крики и рычание внизу, он забирается на доску. Наверху он оглядывается через плечо и зовет Мэтти и Кизбо к себе на крышу. Здесь его ослепляет свет, и он оступается на доске, и, к счастью, падает на безопасную сторону барьера, где Кочерыжка подхватывает его руку на покатом склоне и выводит на рельсы. Припав ниц, они наблюдают за желто-белым силуэтом Кайфолома, который крадется на юг по пригородному железнодорожном пути.

Рентон с Кочерыжкой видят, как Мэтти забирается на крышу, освещенный фонариками охранники. Кизбо уже на водосточной трубе, охранники почти схватили его, овчарке не хватило дюйма, чтобы схватить его за ногу. Когда Мэтти доску к забору, Рентон и Кочерыжка наблюдают за тем, как Кизбо каким-то странным образом заползает на крышу, собаки рычат на него снизу. Кажется, теперь в спектакле участвуют только восемь человек и четыре собаки, гавкают друг на друга, пока их укротители орут в рацию, пытаясь перекричать сирену, пронзительный звук которой похож на крик огромной механической птицы, потомство которого под угрозой. Кизбо уже на крыше. Но когда Мэтти наступает на верхушку ограждения, чтобы начать спуск, он оступается, доска съезжает в сторону и падает в темноту между ограждением и пристройкой. Кизбо скрутили.

Собаки лают, люди окружают здание. Они видят, как Кизбо сначала горестно, потом печально смотрит на них с другой стороны забора. Его лицо искажено болью и безысходностью. Впоследствии оно умиротворяется, его глаза стекленеют в равнодушии. Он садится на крыше, как изможденный наркоманский Будда, окруженный собаками и мужчинами, которые продолжают кричать под ним.

– Пиздец ... Кизбо ... – хрипит Кочерыжка, когда Мэтти присоединяется к их компании на путях.

Рентон вдруг подпрыгивает на месте и бежит, выкрикивая в сторону огороженной территории:

– НЕ ТРОГАЙТЕ ЕГО, ВЫ, ФАШИСТЫ ЕБАНЫЕ! ЭТО НАША НАРКОТА! ОНА НАМ НУЖНА! ВЫ НЕ ИМЕЕТЕ ПРАВА! – С этими словами он поднимает камни с насыпи и швыряет через забор в охранников и собак. Одним камнем он попал в собаку, и она громко заскулила. – НУ ЖЕ, БЛЯДЬ, СВОЛОЧИ!

Мэтти оттягивает его назад.

– Прекрати! Сука, нам надо разделиться.

Они неожиданно увидели, как Кочерыжка бежит по рельсам, и ринулись за ним.

Рентон несколько раз оглянулся по сторонам, а потом поднажал на кеды, чтобы догнать остальных.

– Проклятый жирдяй ... По-любому ... Сдаст нас копам, – проскрежетал Мэтти.

Жадно хватая воздух, они направляются к обломкам заброшенного вокзала «Горги» и останавливаются, чтобы передохнуть. Кайфолом прячется в тени. У Рентона кружится голова, он изо всех сил старается набрать воздуха в легкие.

– Никто, блядь, никого не сдаст, – отвечает Кочерыжка Мэтти, задыхаясь.

Кайфолом пристально окидывает взглядом всех своих друзей и соглашается с Дэнни: – Кизбо – свой парень.

– Что случилось с ебаной доской? – тяжело переводит дыхание Рентон. – Почему он не смог забраться?

– Она упала, когда мы залезали, – ведет плечами Мэтти и замечает что-то осуждающее во взгляде Рентона. – Это был несчастный случай. Сука, чего пялишься на меня?

Рентон отворачивается, сохраняя напряженное молчание, но тут вмешивается Кайфолом:

– Я скажу за него. Не тебе, ебаному вору, называть других стукачами.

– Что? – резко поворачивается Мэтти.

– Тот бирюзовый фирменный свитер, – обвиняет его Кайфолом, и он сразу обиженно замолкает. – Помнишь его? Конечно, помнишь, это ты его украл тогда в нашем дворике в Банана-Флэтс, где моя мать оставила его сушиться после стирки.

– Не брал я твоего долбаного свитера! – кричит в ответ Мэтти, ища поддержки в Кочерыжке. – Сука, это было очень давно, мы тогда малолетками еще были, тогда все что-то воровали!

– Да, но другим-то ума хватало не носить то, что воровали! Они продавали и покупали новое. Только бомж одевает то, что ворует, – гнет свое Кайфолом, закуривая и глубоко затягиваясь дымом. – Помню, как сказал маме, мол, это Мэтти Коннелл украл тот свитер, он сейчас в нем до школу ходит. Знаешь что она ответила? Говорит: «Да пусть носит, сынок. Коннеллы бедно живут, парню он больше нужен, чем тебе». Так сказала моя мама. Она и дальше вывешивала старые вещи на той веревке на улице, просто чтобы помогать вшивым бродягам, – жестко чеканит он слова, – просто потому, что ей было жаль таких, как ты.

– Вы так думали о нас? Да? Ты так относился ко мне на протяжении всех этих лет?!

– Да, – пожимает плечами Кайфолом, – давай, блядь, заплачь, как обычно. Бедный маленький Мэтти. Бедный вшивый бомжара.

Мэтти жалобно смотрит на Кочерыжку и Рентона.

– Мэтти, ты и сам знаешь, что я думаю, – подается вперед Рентон, кладя руки на колени и глядя ему прямо в глаза. – Мы все знаем, почему ты так относишься к Кизбо. Это все потому, что он спал с Ширли. Они с самого детства встречались, ебаный в рот! А теперь она с тобой! Забудь уже об этом!

– Что? При чем тут это? – неуверенно, устало отрицает Мэтти.

Кайфолом присоединяется к их ссоре: – Слышал, у них все было, ага, у нее с Кизбо.

– Что-о-о? – удивленно открывает рот Мэтти. Он смотрит на друзей, весь в ярости, будто не из этого мира, а их холодные взгляды и мертвенная бледность ясно говорят ему, что лучше бы он остался там, с собаками.

–Ну это то, что я слышал, – продолжает Кайфолом, наслаждаясь выражением лица Мэтти.

– От кого слышал? – огрызается тот. – КАКОЙ МУДИЛА ЭТО СКАЗАЛ?

– Да так, девушки говорили.

– Что ты, черт возьми, говоришь, Уильямсон?

Кайфолом таращится на Мэтти.

– Кизбо был у нее первым. Этот толстый рыжий гигант первым трахнул твою жену, лишил ее девственности, ее девичья кровь была на его члене. Да, она точно всегда будет помнить его. И это естественно, что она всегда думает о том моменте, каждый раз, как видит случайно нашего Кизбо. Понятное дело, что это будет капать тебе на мозги до конца жизни.

Мэтти стоит, как вкопанный, и не хочет верить своим ушам.

– Что-о-о? – повторяет снова с недоверием.

Кочерыжка начинает жалко ныть:

– Ну, ребята, хватит, хватит, так не должно быть.

Рентон с Кайфоломом наслаждаются моментом, когда Мэтти раскрывает перед ними душу, свою настоящую сущность.

– Это. Будет. Капать. Тебе. На. Мозги, – медленно повторяет Кайфолом.

В Мэтти, кажется, пылает адский огонь, и он в конце концов взрывается.

– АХ ТЫ ЕБАНЫЙ, ГРЯЗНЫЙ СУТЕНЕР! – кричит он, выпячивая свою жилистую шею, и из его носа летит мерзкая куча соплей. Затем он смотрит себе под ноги, наклоняется и подбирает камень. Рентон бросается к нему, чтобы схватить товарища.

– Ну, блядь ...

– СУКА, Я УБЬЮ ЕГО! Я УБЬЮ ЭТОГО ЛЖИВОГО ПОДОНКА! – И он бросается вперед, но его сразу хватают Рентон и Кочерыжка.

Кайфолом стоит расслабленной позе и демонстративно затягивается сигаретой. – Да, ага. Конечно.

– УИЛЬЯМСОН, ТЫ, БЛЯДЬ, ЕБАНЫЙ МЕРТВЕЦ! – пронзительным голосом завопил Мэтти, а затем развернулся на сто восемьдесят градусов и исчез в темноте. Кайфолом пренебрежительно смотрел ему вслед, глубоко затягиваясь очередной сигаретой.

– Эй, Мэтти, подожди меня ... – Кочерыжка побежал за Мэтти.

– Кочерыжка ... – неуверенно окликает друга Рентон.

– Оставь этих ебантяев, – хватает Кайфолом Рентона за запястье. – Это даже лучше, что они ушли. Вчетвером мы бы привлекали излишнее внимание.

Они наблюдали, как Кочерыжка перебирается через насыпь вслед за Мэтти, затем они оба скрылись из виду на Горги-роуд, Мэтти шел не к фургону, а вниз по дороге, проходя бар «Стретфорд», и было весьма непонятно, почему он выбрал такое направление, а еще более неясным было то, почему Кочерыжка решил проследовать за ним.

Рентон и Кайфолом шли и шли, оставляя завод позади. Они шагали по железной дороге, которая вилась, как змея, вокруг бара и оживленных улиц. Луна, прятавшаяся за паутиной облаков, напоминал Рентону бледное мрачное лицо Кочерыжки.

– Мэтти, ебаный мудак, ничтожество проклятое, – говорит Кайфолом, спускаясь вниз по тропинке. – И кто только выпустил это животное из клетки? Нам сейчас всем хуево до мозга костей, это понятно, но надо человеком оставаться даже в таких условиях.

– Он всегда ведет себя как последний мудак, неважно, ломка у него или кайф, – отвечает Рентон и только сейчас осознает, как сильно жалеет, что не дал Мэтти по морде. – Всегда хотелось из этого подонка выбить все дерьмо. Наш Кит теперь надолго в тюрьму попадет, и все из нас. А этот мудак еще пытался над ним смеяться!

Боль усиливалась ... Рентон проклинал неосторожность всех тех нелепых поступков, на которые его толкнули жалкие остатки героина в его организма. Скоро они совсем не смогут на ногах держаться. необходимо добраться домой, к заначке с валиумом. Обнявшись за плечи, по тропинкам они вышли к виадуку на Юнион-канале. Какая-то непонятная сила толкала их к этой похожей на череп арке, к жуткой полости внутри нее. Казалось, что эта величественное сооружение разделяет сонные улицы города и потусторонний мир. Эти резкие склоны вели к центральным улицам, тем холодным, серым главным артериям, так же хуйня происходила сейчас и в их артериях, Рентон с Кайфоломом вспотели и начали чесаться, как цыплята, которые только вылупились из скорлупы в своем тоненьком пушке.

Во Вьюфорте, когда они отошли от канала, начал накрапывать дождь. Шагая в направлении Брантсфилда, они наблюдали за яркими оранжевыми пятнами натриевых ламп, которые тускло освещали влажные улицы. Дальше они прошли напрямую через луг и направились к мосту Норд-Бридж. Улицы были совершенно пустыми, а потому свободными от пьяниц, которые заблудились в поисках такси, ночных баров или вечеринок. Сирена «скорой помощи» нагло встревожила ночную тишину и посеяла панику в их сердцах, заставив их, как крыс, бежать вниз по слабо освещенным задворкам Королевской мили, которые они быстренько пролетели, направляясь на Келтон-роуд. – Не могу больше терпеть этой бесконечной суеты! – кричит Кайфолом, вздрагивая от отвращения.

Пока они шли по темной и безлюдной улице, на Рентона нахлынули воспоминания о малом Дэйви. В доме стало так пусто и холодно без постоянного хаоса, который он привносил в их жизни. Семья распалась. Иногда что-то кажется ненужным, бесполезным, но, когда это что-то исчезает, все превращается в руины, в полную хуйню. Наконец он решил ответить Кайфолому на его высказывание.

– Согласись, странно, вот сейчас один миг, и вдруг его уже сменяет другой. Так и следующим поколениям будет насрать на нас. Для них мы будем парочкой смешно одетых онанистов, поблекшее фото которых потомки поставят в рамочку и иногда будут смотреть на него. И ни один известный мудак-режиссер не снимет о нашей жизни фильм.

Кайфолома испугали слова Рентона, он вдруг останавливается посреди пустой улицы.

– Ты сдался, друг! Вот в чем дело. Ты сдался.

– Может, и так, – соглашается Рентон. А может, Кайфолом в самом деле прав? В конце концов, у каждого в жизни наступает такой момент, когда исчерпывается запас слез и желание цепляться за этот мир.

– Нам пиздец. Если даже ты сдался, то мы точно обречены, – говорит он и шагает дальше; и вдруг позади них загрохотала одинокая машина. – Знаю, мы уже устали друг от друга, но ты – наша опора, тебя мы равнялись. Помнишь, тогда, когда мы ворвались в тот дом, ты спас ту девушку. Точнее, вы с Томми. Бэгби оставил бы ее там умирать, а мы с Кизбо и Кочерыжкой просто растерялись бы, не знали, что делать. А вот ты тогда не растерялся. Откуда ты знал, что надо делать?

Малой Дэйви ...

Рентона бросает в жар, он пожимает плечами, словно говоря: я и сам, блядь, а не знаю. Но потом говорит своему бедному приятелю:– А мне всегда казалось, что ты у нас главный, Сай. Впереди всех на много миль. И так всегда было. И с телочками, и вообще ...

– Но я столько глупостей наделал, Марк! – Кайфолом в порыве внезапной ярости бьет себя по лбу, когда они проходят мимо заднего входа вокзала «Вейверли». – Я так много времени проебал! – говорит он.

Рентона задело за живое, и он отвечает другу со слепым страхом, не давая Кайфолому и слова сказать: – Тебе до меня точно далеко. И ты даже знаешь, о чем я ...

– Ты имеешь в виду Олли Каррена? Мы же договорились ...

– Да хуй с ним, тем мудаком! – язвительно усмехается Рентон. – Он сам во всем виноват, дерьмо расистское! Я ему совсем не сочувствую, этому старому хрену. Я сейчас о Фионе.

С этими словами он вдруг чувствует, как внутри что-то оборвалось.

– Бля, я действительно искренне любил ее, а затем взял и все просрал! Мне нравилось проводить вместе с ней выходные, я даже думал о нашем будущем, – кричит он и смотрит вверх на холм Келтон-хилл, который высится над ними, – она и я, навсегда. И именно это испугало меня ... Именно это, блядь. Когда я вернулся ...

Опухшие глаза Рентона покраснели, но он продолжал:

– Та девушка, о которой я тебе рассказывал, кстати, ну да, с Пейсли, она еще встречалась с моим товарищем ... Мы напились, начали целоваться, и я повел ее вон туда, – указывает он на темный, мрачный холм, когда они вышли на Лейт– стрит. – Наверное, она сама затянула меня именно туда, потому что Фиона, вероятно, рассказала ей, что мы занимались сексом в парке в Восточном Берлине ... Она хотела расстаться с тем моим другом, а мне просто хотелось потрахаться, поэтому я трахнул ее в парке ... девушку своего друга ... Она мне даже не нравилась...

– Держу пари, секс был клевый, – отвечает Кайфолом, стараясь предать своему голосу вопросительную интонацию. В конце концов, он знал все подробности этой истории. Когда-то в наркологическом центре Святого Монана, после того как Рентон заснул, Кайфолом украдкой вытащил из ведра для мусора скомканный лист, исписанный его другом. Его удивила последовательность мыслей Рентона и большое количество деталей; он не понимал, как эти предложения, написанные неразборчивым почерком, могут отражать столько эмоций. Он сохранил эту исповедь, чтобы потом вместе посмеяться над ней, но понял, что сейчас не время признаваться в своем поступке, потому что из груди Рентона начали вырываться гласные рыдания.

Рентон чувствовал себя жалким и несчастным. Он предал Фиону, поэтому он положил отношениям конец. А потом он дважды предал Бисти, он просто не смог бы снова посмотреть когда-нибудь ему в глаза. Ему не было оправдания. Он такой, какой есть – полное дерьмо, он даже думает ничтожно ... тогда он вспомнил слова Тома Карзона: может, он просто перерастет эту привычку.

Он посмотрел на Кайфолома, который шел опустив голову, и ему показалось, что друг понимает все слишком хорошо.

– Что? Что ты сделал? – Рентон останавливается посреди темной улицы и поворачивается лицом к приятелю.

Кайфолом чувствует, что какие-то лишние слова сейчас сорвутся с его губ, но понимает, что имеет прикусить язык. Он выдавливает из себя:– Мэтти ...

– Да хуй с ним.

Кайфолом мысленно поблагодарил Рентона за эту фразу, потому что он чуть не разоблачил себя. «Хорошо, блядь, что он всегда думает только о себе», – подумал он.

– Но ... Я всегда думал, что это именно он настучал на Дженни Андерсон с ее махинациями с пенсией ... этот малый мудак. Я как-то упомянул при нем эту историю, тупо было с моей стороны, но я не рассказывал, только вспомнил мимоходом, – смотрит он жалобно на Рентона одновременно придумывая ложь, более масштабную. – Думаю, это он, сука, донес, Марк.

– Нет ... – отвечает Рентон неуверенно, – даже он не смог бы упасть так низко.

Кайфолом согнулся, потому что почувствовал приступ тошноты. Он собрал в кулак все свои душевные и физические силы, чтобы удержаться на ногах. – Как же мне хуево ...

– Меня тоже. Но, друг, мы уже почти пришли. Надо еще немного потерпеть.

Они уже прошли Элм-Роу и оказались на Монтгомери-стрит. Стоя перед входной дверью, они попытались собраться с мыслями.

– После того, как мы проглотим эти таблетки валиума, – вдруг говорит Кайфолом, и на его глазах появляются слезы, – нам конец. Они – последние. У нас ничего не осталось, Марк. Героин кончился, вообще весь кончился.

Рентона явно тронула такая сильная и абсолютная уверенность друга в близкой смерти. Он был готов зарыдать, когда в его воображении возникает образ Кизбо, который бродит по чужой земле с горящими глазами.

– Ты полностью прав, – говорит Рентон, слегка касаясь плеча товарища, – нам нечего здесь делать.

И они оба смотрят на небо, не в силах войти в дверь к лестнице, полностью истощившись от ужасного ожидания этого холодного множества шагов к своей квартире на верхнем этаже.

Нам нечего здесь делать.

Осознавая это, несмотря на бесчисленное количество сияющих звезд, Рентон чувствует какое-то возвышение, будто он снова оказался в детстве, что он владеет целым миром и может разделить его с каждым живым существом. Скоро он снова будет свободным. Он вспоминает, что Ницше лишь перед смертью понял, что нельзя просто так взять и стать нигилистом; ты должен пережить какое-то событие, которое кардинально изменит твое мировоззрение.

Героин.

И девушка в доме, в который они ворвались. Откуда он знал тогда, что делать?

Малой Дэйви.

Если бы они не попали тогда в тот дом, Рентон никогда не сделал для себя таких суровых выводов: она выпила кучу этого химического дерьма, надо ее спасать. Как? Нужна соленая вода. Те смутные ощущения, которые возникали в голове Рентона, когда он видел страдания своего брата, научили его заботиться о ком-то во время любой болезни. На небе замерцала яркая звезда, будто подмигивая ему. И Рентон не смог удержаться от мысли: это – его Малой Дэйви.

Кайфолом чувствует себя заложником своей собственной лжи. Каждый день, стоя перед зеркалом с принадлежностями для бритья в руках, он смотрел, как его глаза становились все более холодными и жестокими из-за употребления наркотиков и всеохватывающей жестокости этого мира. Но это ложь, в которой он убеждает себя и остальных, кто позволяет ему это сумасбродство . Но теперь он чувствует, что изнутри его гложет что-то невыносимое, и он как-то даже с радостью осознает, что, возможно, это – правда, которая пытается вырваться наружу. И Кайфолом с кашлем достает ее из себя.

– Единственное я знаю наверняка, Марк. Что бы ни случилось, что бы нам не пришлось пережить, мы всегда будем поддерживать друг друга, – говорит он с усилием, тяжело дыша. – Мы преодолеем это вместе.

И он начинает подниматься вверх, увлекая Рентона за собой.

– Знаю, друг, – отвечает Рентон, охваченный сиянием звезд. Он приходит в себя только тогда, когда тяжелые двери на пружине закрываются за ними и неба больше не видно.

– Что ж, остается только лежать на полу и умирать, покончить разом с героином. Для меня это конец, – говорит он, улыбаясь в темноте и поднимаясь по лестнице. – Я завязал. Это были только детские игрушки, эта шняга не даст нам больше ничего нового. На хуй это дерьмо.

– Правильно! – радостно соглашается Кайфолом. – Самый крутой лыжник, ха-ха.

Они дошли до слабо освещенной лестничной площадки. Только они открыли входные двери и вошли в холодную квартиру, как их чуть ли не до смерти напугал телефонный звонок.

Друзья смотрят друг на друга только какую-то секунду, но кажется, что они торчат на месте целую вечность.