Текст книги "Героинщики (ЛП)"

Автор книги: Ирвин Уэлш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 46 страниц)

Любовь и кошаки

Ебаная моя голова. Хожу все время длинными улицами и пою одну и ту же старую песню. Изучил уже каждую грязную трещину в асфальте Пилрига ...

Жизнь превратилась в полное дерьмо с тех пор, как меня уволили с работы, где я начал работать сразу после окончания школы. Думал, будет охуенно стать свободным человеком, а сейчас скучаю по работе, по ребятам, по путешествиям, во время которых мы развозили мебель и заглядывали тайком к жизням других людей ...

Теперь у меня этого нет.

Все было нечестно, неправильно. Поверить не мог, когда Эрик Броган сказал мне:

– Извини, Дэнни, но тебе придется уйти.

А я ему только:

– А-а-а ... э-э-э ... – и пошел собирать вещи.

А должен был спросить: почему я? Донни и Кертис работают здесь не так долго, как я.

Я знал, это все Элеонора, это ее мужчина сдал меня. Поставил под номером «один» в очереди на сокращение штата. Я хотел просто помочь ей, быть милым, когда мы случайно встречались на работе. Она так скучала, рассказывая нам о своем сыне. Когда я приехал в ее большой дом в Рейвелстони со счетом, знаешь, что случилось?

– Садись и выпей со мной, Дэнни, – сказала Элеонора со слезами на глазах.

– Нет, миссис Симпсон, я не могу ...

– Пожалуйста, – она просто умоляла; эта роскошная, чистенькая, шикарная женщина действительно умоляла меня, понимаешь?

Что мне было делать?

– Можешь звать меня Элеонорой, – продолжает она. – Пожалуйста, Дэнни, выпей со мной, один разочек. Можно угостить тебя сэндвичем?

Что мне было на это ответить? Я только здоровался при встрече с ней, раз мы поговорили ни о чем. Типа, вежливым был.

Она откупорили бутылку вина, и я заметил на полу еще одну, уже пустую, но женщина не выглядела пьяной, типа, мне так казалось, по крайней мере.

И тут началась серьезный разговор. То есть она говорила, а я просто слушал.

О ее сыне, который ушел из дома и не вернулся, а ему только семнадцать.

А потом пришел ее муж. Начал кричать на нее, потом – на меня, она плачет. И я просто говорю:

– Лучше я, типа, пойду ...

А он смотрит на меня и говорит:

– Да, лучше уходи.

Мне было так стыдно, что я даже на попробовал объясниться с Эриком.

Но я точно знал, что это Симпсон настучал на меня, потому что возненавидел меня после этого случая. И теперь я оказался на улице. Иду и диву даюсь. Вверх по Уок, вниз по Уок. В Лейтовскую библиотеку – и обратно в город. Много миль каждый день. Однажды сходил на биржу труда, но там было закрыто.

С тех пор наведываюсь туда каждый день. Гэв Темперли говорит, что у него есть что-то для меня, но мне нужно походить на курсы.

Вижу Кайфолома, он стоит на автобусной остановке. Это парень, который и дня за всю жизнь не работал, но у него целая куча зеленых в карманах, сечешь? Обычно Кайфолом зарабатывает на жизнь содержимым кошельков красивых девиц. Я прослеживаю его взгляд и вижу, что он рассматривает тот огромный плакат, один из правительственных, которые, типа, пропагандируют потребность сдавать друг друга, типа, как в нацистской Германии, где героическим поступком было сдать копам своих родителей:

ЗВОНИТЕ НАМ, МЫ – ВАШЕ СПАСЕНИЕ ...

И МЫ ПОСТАВИМ КРЕСТ НА МОШЕННИЧЕСТВЕ!

Под лозунгом был написан длинный номер телефона горячей линии. Правая нога Кайфолома легонько постукивает заднюю панель серой автобусной остановки. Сам он в конце концов замечает меня и зовет:

– Кочерыжка!

– Привет, Сай, – здороваюсь я, потому что не очень вежливо было бы назвать его Кайфоломом публично, это же якобы неприлично, да? – Как жизнь?

– Как всегда. Обычные дела с телками.

– А мне с ними никогда не везет, блядь; друг, я что, кусаюсь?

Он откровенно, искренне смеется во весь рот. Вот что в нем привлекательного, вот почему девушки ведутся на этого Кайфолома-кота. Когда он, такой улыбающийся, смотрит на тебя, сразу чувствуешь себя каким-то ... избранным.

– Не могу жить с ними, но и без них не могу. Мне нельзя было бы встречаться с женщинами, если бы я прислуживал в церкви Девы Марии и стал духовником. Уже мог бы стать сейчас вторым Святым Папой. Жизнь, полная созерцания и беззаботности – вот чем я пожертвовал ради телок, хотя они этого и не оценили. Так как сам? Работу еще не нашел?

– Придет и мой день, – отвечаю я. – Они совсем все охуели. Они отправляют нас на глупые компьютерные курсы, типа того, но я когда-нибудь сломаю их ебаный компьютер, нажав не на ту кнопку. Кстати, это возможно?

– Я в этом не разбираюсь, – качает он головой.

– Я тоже. Это у них такой специальный маневр, друг, они просто ничего не хотят делать, понимаешь? Типа ... Ласка и кошке приятна.

– Да, – соглашается он, но вижу, что я его не очень убедил.

Я снова смотрю на то постер. Он как бы говорит: мы сделаем из вас плохих людей.

– Впечатляет, да? – Я указываю на плакат. – Они учат людей, как стучать друг на друга. Это как в «1984» .

Вдруг я понимаю, что это прозвучало двусмысленно, и объясняю:

– Ну, то есть это действительно как в «1984», но я говорю сейчас о книге, типа, не о годе.

– Я понял, к чему ты ведешь, – говорит он, глядя на автобус, проезжающий по Уок, и достает пятерку из кармана. – Вот и мой автобус, увидимся.

Он подходит ко мне и, к моему удивлению, сует деньги мне в кулак.

– Нет, я не хотел жаловаться, – я пытаюсь протестовать, потому что действительно говорил не из этой целью, но это звучало так по-детски, бля.

– Не расстраивайся, друг, – улыбается он и подмигивает мне, заходя в автобус.

– Отдам на следующей неделе, – кричу я ему вслед, и двери автобуса закрываются.

Хороший он парень, этот Кайфолом, один из лучших.

Поэтому я иду по Уок еще немного после того, как Кайфолом возродил во мне веру в род человеческий. Захожу в магазин купить газету и сигарет у миссис Райленз; она искренне улыбается мне, когда я выбрасываю свои мелкие деньги в желтый пластиковый ящик «ЛИГИ ЗАЩИТЫ КОТОВ».

– А ты – джентльмен, Дэнни, сынок, – говорит она, и я замечаю, что ее зубной протез пересох.

– Люблю наших братьев меньших, эти четвероногие – красивые существа, хотя и от двуногих иногда поступает помощь, да?

– Ты прав, сынок. Видишь, в чем плюс животных: они никогда не скажут нам, что их что-то не устраивает. Думаю, чем старше я становлюсь, тем лучше понимаю, что животные мне нравятся больше, чем люди.

Такова истина старой кошатниц.

– Начинаю с вами соглашаться, миссис, они не начинают войн, типа Фолклендской.

Я уже собираюсь уйти, как вдруг встречаю эту девушку из Лос-Анджелеса, Элисон Лозински; на ней берет и белая джинсовая куртка, выглядит она, как настоящий маленький сексуальный котенок.

– Привет, Эли.

– Пусть, Дэнни, что ты здесь делаешь?

– Да так, брожу по улицам Лейта, так сказать, просто заглянул к кошатнице. А ты как?

– Встречаюсь с Келли и остальным в Перси, – отвечает она и покупает у миссис несколько таблеток. – Можно их завернуть?

– Как твоя мама? – спрашиваю я ее, слышал эту историю от Марка и Саймона.

– Ничего уже нельзя сделать, это – вопрос времени, – В голосе Эли слышно сопение. Я глажу ее рукой по спине, а она улыбается в ответ и берет меня за руку.– А ты – милый, – говорит она, потом собирает всю волю в кулак. – Мы с девушками идем в паб немного выпить. Сегодня – день рождения Салли.

Зайдешь на пиво?

Салли. Так зовут Кудряшку Сью. Так, несколько проблемно для Мерфи. Не то, чтобы мы с Кудряшкой встречались, но не каждый день получаешь приглашение от этого девичьего парламента, парень, поэтому нельзя отказаться, да? Поэтому я прячу «Вечерние новости» во внутренний карман куртки, и пока мы идем по Пьюк-стрит, я рассказываю ей о Марке, который сейчас в Абердине, на что она говорит:

– Никогда не думала, что он будет учиться в универе. Конечно, он всегда притворялся интеллектуалом, но я удивилась, когда узнала, что он поступил.

Каким же дерьмом он был в школе.

Я на мгновение задумываюсь над ее словами и отвечаю:

– Мы все были дерьмом в школе.

– Говори за себя, я была хорошей девочкой.

– С девушками все по-другому. Я о ребятах сейчас, типа, – объясняю я.

Я глаз не могу отвести от хорошенького свитера Эли. Господи, надо запретить телкам так одеваться! Это же грех в чистом виде.

Эли смеется, прикрывая рот ладонью. У нее такие крутые шнурованные рукавички, но видно, что это – дань моде, потому что вряд ли они могут согреть кого-нибудь.

– Дэнни, ты никогда не задерживался в школе надолго, так что не успевал показать, хороший ты или плохой. Тебя же дважды выгоняли!

– Ага, – соглашаюсь я, когда мы проходим Лейт, мою альма-матер, наряду с Огги и Крейг, – но, видимо, школа – это не лучшее место для обучения, точнее, не всем оно подходит. То есть там скорее учат играть, а вот учат по-настоящему только грязные улицы старого порта!

Так я пытался флиртовать с ней, но мои попытки бились о нее, как пули – о грудь Супермена. Предположим, что у этой кошечки просто другие заботы в голове. Но могла бы и отвлечься ненадолго. А вообще, говорили, что у нее есть парень, какой-то взрослый счастливчик с ее работы. Кто ее знает?

Мы добираемся до Перси и видим целую толпу девушек: Келли, Кудряшка, Клэр Маквиртер, Лорен Макаллистер и сексуальная Лиззи Макинтош, Супердевушка со старших классов, Эстер Макларен и – Господи – Никола Генлон (любимейший сексуальный котенок в мире, и я не шучу, честно). Были и другие, но я я не знаю, но понимаю, что все самые горячие девушки Эдинбурга собрались здесь сегодня.

У Кудряшки кислый вид, когда она видит меня, потому что это я дал ей такое погоняло несколько лет назад. Никогда не видел разницы между этим прозвищем и Топ-кошечкой, Медведем Йоги и Псом Гекльберри, но мне всегда были интересны все эти публичные страдания. Кучеряшке оно очень не нравилось, она даже пыталась в отместку называть меня «нечесаным Мерфи». А я всегда знал, что был неопрятным в школе, к тому же скучно было все время называться Чезом Мерфи.

Здесь бушевали такие милые флюиды, я думаю: на хуй ребят со всеми их разговорами о футболе и музыке, вечными драками, заказом пива на всех. К тому же здесь тебя не столкнут со стула, здесь ты, типа, сидишь в окружении красоты и просто наслаждаешься– Что скажешь, Дэнни?

Думаю, ты рулишь, крошка.

– Ну, Никки, не думаю, что ты ошиблась с «Гуччи». В Эдинбурге на каждом углу есть такой специальный мясной супермаркет.

– Ты хочешь мяса? – лукаво спрашивает она, хорошенькая была лисичка, и этим разбивает мне сердце, потому что будь на моем месте Кайфолом, Томми или даже Рентон или Бэгби, они бы точно не растерялись и сказали ей что-то типа «не хочешь пойти со мной, крошка?».

Но я совсем не такой, я не могу вымолвить такие слова, поэтому просто улыбаюсь ей, рассуждая о несправедливости этого мира, через которую красота этих девушек тратится впустую на тех, кому это не нужно, кто видит в этой красотке исключительно подстилку на одну ночь. Мне хочется пригласить ее куда-то перекусить, в новый «Чинко», который открылся недавно в Элм-Роу, но богачом меня не назовешь, такие девушки никогда не пойдут на свидание со обычным безработным парнем. Держу пари, что с тем грязным счастливчиком, с которым встречается Эли, совсем не так; кажется, я слышал, как она рассказывала о нем Кудряшке, так стыдливо, по-девчачьи, чуть ли не с восхищением. Это нечестно, парень, совсем нечестно.

Они допивают, и Кудряшка Сью предлагает всем уйти. Никки грустно смотрит на меня и говорит:

– Как-то неловко оставлять тебя здесь, Дэнни ...

– Пойдем, Никки! – кричит Кудряшка.

– Все в порядке, я встречаюсь с ребятами на Уок, где-нибудь в центре посидим, в «Уолли» или «Спей», – говорю я, уходя в забвение, как это обычно и случается.

Она улыбается, они с Эли говорят мне «чао». Девушки выходят из бара, оставляя мое сердце разбитым на миллионы осколков. Дерьмово, когда птички относятся к тебе только как к другу. Всегда со мной такое случается; моя роль в этом фильме – милый парень, с которым никто не хочет трахаться. А я бы хотел играть подонка, у которого секс и чувства разделены. Но такие роли уже заняты такими, как Кайфолом, ага.

Поэтому я иду вниз по Гордон-стрит, чтобы срезать Истер Роуд на пути к Уок, и вижу пару ребят, которые выскакивают из «Уолли» и летят по улице. Затем я вижу Бэгби, который выбегает за ними и кричит:

– Ебаные мудаки, поняли теперь?

О-о-о ... щенки, котята и зайчики ... щенки, котята и зайчики ...

Ребята оборачиваются и пялятся на Попрошайку. Один из них – круглолицый, достаточно молодой, но несколько тупоголовый на вид. Второй – манерный, но у него взгляд убийцы, он яростно смотрит из-под русых волосы. От него можно ожидать чего угодно.

– От тебя залетела моя сестра!

О, домашние дела. Поэтому я перехожу на другую сторону дороги и становлюсь рядом с Бэгби. По крайней мере морально его поддержу. Все же этот Попрошайка – мой друг; кроме того, я вижусь с ним почти каждый день, в отличие от этих жалких мудаков. Этот мрачный толстый домашний кошак смотрит на нас, потом решает что-то про себя, но никак не может определиться.

Но не похоже, чтобы Бэгби требовалась помощь, Он поворачивается ко мне и говорит: – Хоть бы их убить, ага.

Затем он оборачивается к ребятам:

– У вас какие-то проблемы из-за этого, мудаки?

Я вижу, что этот неудачник сейчас искренне ненавидит свою сестру за то, что она подставила свою дырку не кому-то другому, а именно Франко; лучше бы посмотрела какой фильм типа «Джек и Джил» и попила чаю тем злополучным утром. Но, надо отдать должное парню, он отступает и говорит:

– Ты не понимаешь, на кого нарвался!

Нет, парень, я чувствую, как у меня начинают слезиться глаза, будто в них что-то попало. Не понимаю, где остальные ребята?

Но Франко упорствует, он просто не в себе, этот кошак просто обожает играть с такими маленькими мальчишками, в которых хватило глупости, чтобы попасть в его лапы.

– Видишь, как они завидуют мне, Кочерыжка? Я просто хорошо потрахался когда с их сестрой.

Эти слова вызывают мгновенную реакцию: парень бесится, срывается с места и бросается на Франко, толкая его в плечо. Бэгби машет кулаком в его сторону, парень думает, что сейчас его будут бить, но я знаю этот прикол: Бэгби наносит удар ножом совсем в другое место. Когда парень смотрит вниз, то видит, как кровь течет по его голубой рубашке, и его напуганное лицо цепенеет. Бэгби тоже видит кровь, но просто стоит, не двигаясь с места, холодно глядя на свою работу, как бригадир на участке, оценивая ее качество. Подходит тот, второй парень, и я выступаю медленно на него, но у меня в руках ничего нет, и не знаю, что будет ...

У-у-у ...

Из бара выходит Томми и еще ребята из нашей компании, Томми подбегает к нам и бьет толстяку по ребрам.

– Убирайся с дороги, для тебя же лучше, – говорит он, и когда парень отходит, разинув рот и задыхаясь, видит его друга, который истекает кровью, бежит к дороге и останавливает такси.

Машина тормозит, и Томми провожает своего безумного противника к нее, убеждая:

– Убирайся отсюда быстренько, парень, говорю тебе, не нравится мне твой друг, ему могли повредить какой-то орган.

У парня такой вид, будто он в натуре с ума сошел от страха, они разом хватают парня, всего в крови, сажают его в машину, и такси сразу срывается с места. Мы все смеемся и возвращаемся в паб. Кажется, Бэгби уже совсем заебал Томми, потому что тот говорит:

– О чем ты, на хуй, думал, когда устраивал драку прямо на Уок? можно было и без этого разобраться, они сразу заметили нас в баре, ничего бы не случилось.

– Что же ты с тем ебаный паскудой не поехал, прямо с ебаного Уока? -ехидно спросил Франко. – Я только заехал ему пару раз, чтобы было о чем подумать на досуге.

Когда он так говорит, все кажется таким умным, таким мотивированным.

Томми закусывает нижнюю губу:– Надо нам убираться отсюда, пока полиция не приехала. И нож свой выбрось.

– Зачем? Это же наиохуеннейший нож в мире, – протестует Франко, – я в Шеффилде его приобрел.

Он легко находит выход из ситуации – подзывает какого-то старшего парня и говорит:

– Джек, возьми мой нож домой, я завтра заберу.

– Никаких проблем, сынок, – отвечает тот, проводя пальцами по лезвию, и выходит из паба.

– Вот и все, – улыбается Бэгби. – Надо нам выпить!

Он кричит в сторону барной стойки:

– Лес, налей-ка нам всем «Грауз», крошка! И себе не забудь, принцесса!

Лесли кивает и начинает наполнять бокалы, и Томми качает головой.

– Ебаный в рот, – говорит он.

Однако Нелли не слышит:

– Франко прав. Здесь все дело между ним и той телкой, не надо было этим мудакам совать сюда свой нос, неважно, семья они или нет. Ебаные взрослые дела. И почему мы должны наживать себе их проблемы?

– Вот правда, чистая правда, – соглашается Франко. – Да и делают в наши дни, только мы – как лохи. Они получили свое, ага?

Томми понимает, что больше нечего обсуждать.

– Ну и лицо было у того парня, когда он садился в такси.

Франко хлопает его по спине, когда Лесли приносит выпивку. На самом деле, я

не хочу виски, мне бы хватило и рома, я все же из порта, но Генералиссимо убьет меня, если я откажусь.

– Ты хорошо все придумал, Тэм, – говорит он, – засунуть его в такси. Не надо было оставлять его на Уок, всего в крови, а то бы точно мусора прибежали.

– Об этом я и думал – нельзя оставлять его там.

– В любом случае, – встревает Нелли, хватая бокал, – будем!

Мы все выпиваем с Бэгби и выпиваем виски, которое ужасно обжигает мне внутренности, но после него остается такой приятный вкус. Я просто чувствую, как оно течет по моим кишкам.

Затем мы идем к «Малому Томми» на пути в Эдинбург, уже бухие в ноль, я чувствую себя так же хорошо, как мне было только когда утром, когда я выезжал на работу, где все были такие дружные, такие свои в доску, где можно было посмеяться от души. Мне хорошо, хотя я понимаю, что Томми прав, у Франко не все в порядке с головой, но он – часть нашей компании, ему есть о чем рассказать. И нам всем это нужно, нам всем есть о чем рассказать.

Свобода

Говорят, что свобода никогда не дается бесплатно. Скоро у меня больше не будет стипендии, мне придется брать кредит на учебу, и тогда все кончится. Ебаный займ, который мне никогда не оплатить. С таким же успехом я мог бы просто сразу надеть кандалы на ноги и руки и нацепить ошейник. Когда такие, как Джоанна и Бисти, будут уже женаты, станут учителями или работниками местных мэрий, но все равно положат всю жизнь на выплаты долгов: студенческие займы, ипотеку, кредит на машину. Затем они вспомнят свою жизнь и поймут, какой пустой она была.

Почему будущее важно? У меня квартира, девушка, у которой тоже есть где жить, даже если мы все время проводим вместе. Мы сидим в библиотеке колледжа, спорим, обсуждаем свои эссе, находим друг другу литературу, затем возвращаемся то в ее маленькую комнату, забитую книгами, то в мою. Мы готовим друг другу, она приучила меня к вегетарианству, я даже на время проникся таким образом жизни. Мне нравится мясо, но если ты вынужден покупать какое-то дешевое его подобие, то это – настоящий яд. На хуй надо есть все то искусственное дерьмо из пирожков и фаст-фудов?

Что самое важное – мы занимаемся сексом два раза в день. И это такой правильный секс, расслабленный, неспешный, дома, а не в каком-то клоповнике. Есть что-то возвышенно-роскошное в том, чтобы спокойно снимать всю свою одежду и потом так же медленно одеваться. Поразительно, но хотя я спал с восемнадцатью девушками, обнаженной так долго я видел только Фиону. Даже сейчас мне кажется, что кто-то может помешать нам. Поэтому все время повторяю себе: это – твое гребаное время.

Но потом, когда я лежу в ее объятиях, как сейчас, я чувствую себя зажатым в тисках. Мне хочется встать и пойти на прогулку.

– Ты такой неугомонный, Марк, – говорит она. – Почему ты никогда не можешь расслабиться?

– Мне хочется немного погулять.

– На улице же стужа.

– Все равно. Можем пройтись по магазинам. Купим что-то поесть.

– А может, сам сходишь? – предлагает она, выпуская меня из объятий, ложится поудобнее и засыпает.

Я одеваюсь и выхожу из комнаты. Как можно объяснить любимому человеку, что тебе нужно нечто большее? Как это можно сделать? Любовь должна давать ответы на все вопросы, давать нам все. Все, что тебе нужно, – это любовь. Но все это хуйня, кроме любви нужно еще кое-что.

У телефона в коридоре общежития никого нет. Обычно у него сидит какая-то сумасшедшая гречанка, которая болтает, не зная усталости. Но сейчас там никого, поэтому я без проблем звоню Кайфолому на Монти-стрит. Он должен был идти в суд на днях, давать показания. Но он снимает трубку:

– Кто?

– Это Марк, перезвони, – прошу я, понимая, что связь вот-вот прервется, и едва успеваю прокричать ему номер на фоне страшного треска.

В этот момент в белом коридоре появляется и гречанка. Такая напряженная, что ее сестра женится раньше нее.

– Тебе еще нужен телефон?

– Да, мне сейчас будут звонить.

Она громко вздыхает, эта ебаная шлюха-монополистка, но садится рядом на старые сиденья из актового зала и достает книгу.

Через минуту телефон в конце концов звонит:

– Привет, Рентс. Что, мелкие деньги кончились, мудак?

– Нет ... Здесь просто телефон такой. Так как ты сходил в суд?

– Хуже и представить нельзя. Ебаный ужас. Только я вошел и увидел рожу судьи, сразу понял: добром это не закончится. Мы с большим Крисом Монкуром и еще одним парнем, Аланом Ройсом, говорили почти одно и то же.

Но Диксон представил историю совсем в ином свете. Они дерьмом его облили; будто они поссорились, начали драться, Кок упал, разбил себе голову и умер. Ему выписали ебаный штраф размером в пять сотен. Его отпустят, даже не лишат лицензии!

– Да ты на хуй, шутишь ...

– Если бы. Дженни в шоке, Мария заплакала и начала кричать на всех в суде, ее вывела из зала заседаний ее тетя. Все время этот судья сидел с каменной, равнодушной физиономией. Затем он сказал, что этот трагический случай произошел из-за нетрезвого состояния умершего, подтвердили свидетели ... Бедная семья, Марк, говорю тебе, это – самый страшный день в моей жизни.

Кайфолом продолжал, и хотя я совсем не знал Кока – помню о нем только то, что он всегда был счастливым певучим пьяницей, – но все равно не видел его рассерженным или хотя агрессивным.

– Этот суд сфальсифицировали, – объясняю я ему, разглядывая гречанку, которая зловредно смотрит на меня поверх книги.

Когда я кладу трубку, то чувствую себя таким подавленным, что мне нужно выйти на улицу, немного проветриться. Тяжелые капли дождя падают на землю через голубовато-серый туман, окутавший весь город. Я шныряю туда-сюда по улице целую вечность, совсем замерз, и затем возвращаюсь к Фионе, которая уже проснулась и оделась. Рассказываю ей о Коке. Она начинает придумывать для нас кампанию протеста, кампанию за справедливость, в поддержку безработного алконавта против бывшего мента, с франкмасонами, публикой и судьей с Высокого суда правосудия.

Я даю ей высказаться, потому молчу и думаю про себя: нет, не так работает наша система. Ей уже пора уходить. Я сам обещаю прийти к ней позже, ночью. Надевая свое длинное коричневое пальто, Фиона с любовью обнимает меня за шею. Ее глаза такие ясные, что в них можно потеряться навсегда.

– Во сколько ты придешь?

Я думаю, как ответить на такой простой вопрос, кажется, будто мой ум внезапно расширился до масштабов вселенной. Во сколько?