Текст книги "Героинщики (ЛП)"
Автор книги: Ирвин Уэлш
Жанр:
Контркультура
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 46 страниц)
В глазах копа читается именно презрение. Никаких сомнений – он видит перед собой в этой комнате для допросов обычного торчка, дрожащего и жалкого.
– Я участвую в программе, – объясняю я. – Проверьте сами, если не верите. Мне плохо, потому что мне дали мало метадона. Говорят, еще надо отрегулировать мою дозу. Позвоните той девушке из больницы, если мне не верите.
– Господи ... – жестоко говорит он. – Сейчас заплачу, милый, милый мой друг!
У этого мудака холодные глаза и бледная кожа. Если бы у него не было этих коротко стриженных темных волос, а его нос был немного больше, он мог бы стать одним из птенцов Мойры и Джимми. Второй полицейский, немного сомнительный, по-моему, из-за своей женоподобности, сегодня выступает в роли доброго полицейского. – Просто скажи нам, Марк, кто продал тебе дурь. Давай, парень, назови нам хотя бы несколько имен. Ты – хороший парень, ты достаточно умен, чтобы разобраться во всем и помочь себе, – он качает головой и внимательно смотрит на меня. – Ты из Абердинского университета, не меньше.
– Проверьте, я на программе ... в клинике, типа.
– Готов об заклад побиться, эти красотки университетские трахаются лучше всех! В своих общежитиях. Я бы там все время трахался, друг, – замечает первый Мудак.
– Только одно имя я, Марк. Пожалуйста, друг, – умоляет Капитан Умник.– Говорю вам, – настаиваю я так искренне, как только могу, – я встретил этого парня в магазине случайно, знаю только, что его зовут Олли. Даже не знаю, настоящее ли это имя. В клинике вам подтвердят ...
– Думаю, в тюрьма несколько похожа на общежитие, одна только разница, говорит этот Мудак, – потрахаться тебе там вряд ли удастся. По крайней мере, так, как ты привык.
– Просто позвоните в клинику, блядь! – умоляю я.
– Если я еще хоть раз услышу твоей пасти слово «клиника», сынок ...
Этот дерьмо-допрос продолжается еще некоторое время, пока ко мне наконец-то не приезжает назначенный государственный защитник, прекращает мои страдания. Полиция отходит, и этот юрист сообщает мне долгожданные новости. Выбор довольно суровый: в тюрьму (по крайней мере до слушания) или на реабилитацию, участие в новом проекте, который продлится сорок пять дней. Иначе меня обвинят по всем статьям.
– Выбор сложный. Тебе придется полностью отказаться от наркотиков, – объясняет он, – не будет даже метадона.
– Бля ... – выдыхаю я. – Так меня еще не точно посадят в тюрьму, если я откажусь? Что мне еще припишут, кроме похищения копилки из магазина?
– Пока я ни в чем не уверен. Но перспектива не слишком блестящая, сам понимаешь. В этой копилке были деньги, которые старая торговка собирала на благотворительную помощь животным.
– Если это предстает в таком свете ... – я пожимаю плечами, соглашаясь с ним.
Парень устало снимает очки. Потирает переносицу, на котором остался след от оправы.
– С одной стороны, правительство поощряет внедрение жестких мер в отношении тех, кто употребляет наркотики, с другой – он понимает растущую серьезность проблемы героиновой зависимости в нашей стране. Поэтому вероятность вынесения приговора лишения свободы в случае отказа от реабилитационной программы очень высока. Твои родители ждут за этой дверью, им уже сообщили подробности твоей ситуации.
Какое твое решение?
Решения, решения ...
– Я согласен на реабилитацию.
Святой Монан (обучение сверстников)Конечно, меня не радует перспектива реабилитации, но сейчас она кажется мне лучше тюрьмы, суд пока точно рискованное для меня дело. Не знаю, что там для себя решил Мэтти, но Кизбо согласился на такое же соглашение. он переехал к нам, на Монти-стрит, подписался на метадоновую программу, но на улицах было полно героина, поэтому мы все равно торчали все вместе. Весело было, когда я впервые привел его в больницу и они взяли у него кровь на ВИЧ. Медсестра задавала ему кучу вопросов о вероятности заражения.
– Вы сексуально активны?
– Обычно да, – не теряется Кизбо, не поняв, что именно ее интересует, – но иногда я просто лежу на спине, телка сверху, делает всю работу сама. Я правильно объясняю?
– Нет, меня интересует, есть ли у вас сейчас сексуальный партнер.
– О, – широко улыбается Кизбо, – то вы мне в подружки набиваетесь?
Итак, было очень весело. Обычно здесь задают очень много вопросов. Я несколько раз был на собеседованиях у того мозготраха, гномоподобного врача Форбса, однажды встречался с толстой англичанкой, которая работала здесь типа клиническим психологом. Всем им я говорил то, что они хотели услышать, просто чтобы они отъебалисьот меня. Кизбо сделал то же.
Сначала, когда мы возвращались домой, то пытались играть музыку – Кизбо на барабанах, я – на гитаре, но потом моя электрогитара «Фендер» переселилась в бостонский секонд-хэнд на Уок, на вырученные деньги мы купили героин.
По крайней мере, у меня осталась «Шерголд».
Некоторым программа нравилась, но я выбрасывал метадон, потому что мне становилось от него только хуже. Когда у меня хватало сил выйти прогуляться, город будто вымирал. Кайфолом куда-то исчез, его матушка сказала, что он уехал к тетке в Италию. Лебедь залег на дно, Кочерыжку из больницы сразу отправили в реабилитационный центр. Бэгби сидел в тюрьме, Томми и Второй Призер – были с девушками, о Лесли говорили, что она залетела, а Эли, которая все еще встречалась с своим старпером с работы, не брала трубку.
Но самой большой загадкой для меня стал Мэтти – о нем вообще не было ничего слышно. Он выбрал тюрьму, ожидал приговор, но потом поползли слухи, что его приговорили к условному наказанию; но если так, то копы должны обыскать его дом. А в таком случае они бы нашли все те краденые вещи. Не знаю даже, как это ебаный торчок мог это объяснить там, сидя под палящим светом лампы. А на всех остальных жителей Лейта – юношей, девушек, даже «Хиббс»– мне было насрать. Меня интересовал только героин.
Когда мы в следующий раз пришли за дозой метадона в клинику в старенькую лейтовскую больницу, то Кизбо передали письмо, согласно которому он со следующего дня должен был отправиться в реабилитационную программы. Пожалуй, я показался им расстроенным, потому что медсестра, хорошенькая девушка по имени Рейчел, подружка Эли, подбодрила меня:
– Ты – следующий, Марк. Просто подожди немного.
Теперь я остался совсем один в своей квартире. Я читал и думал о Мэтти. О том, что он сдержался и не стал стукачом. Здесь все просто: ты или становишься чмом и стукачом, или остаешься нормальным человеком. И он не сдался. Однажды он даже приполз ко мне, неожиданный визит с его стороны. У него даже рожа была какая-то непривычно честная, обычно он больше похож на лживого мудака. Спросил, куда подевался Кизбо, я рассказал.
– Это все хуйня, – отвечает он, – я так и не соскочил. Мне не выжить без наркоты.
– Но там тебя поддерживают какими препаратами.
– Хуйня! Тебя даже с метадона там снимут! Как бы ты ни старался, все равно из говна конфетку не сделаешь. Нет, бля, ни в коем случае, – вздрагивает Метти. – Знаешь, а я был там, продержался целых четыре дня, потом не выдержал и попросил об условном заключения на шесть месяцев. Я бы лучше в тюрьме посидел, чем неделю на той реабилитации и месяц промывания мозгов в этом проклятом центре!
Не хочу этого признавать, но теперь я чувствую, что этому мудаку удалось меня напугать. На метадоне не так уж плохо, но как жить без него – не представляю, да еще и домой не пойдешь ... Ужасная перспектива. Я говорю ему, что героина у меня нет, поэтому он болтает со мной еще немного и уходит. На прощание бросает свое любимое: «На телефоне».
Через несколько дней после того, как забрали Кизбо, ко мне приходят родители. Узнают, что я остался здесь один, и настаивают на том, чтобы забрать меня к себе, пока я не получу место в реабилитационном проекте. Я протестую, но они приводят умный аргумент – у меня может случиться передоз, а рядом никого не будет. К тому моменту, когда меня привозят домой, метадон уже начинает действовать, я чувствую в руках и ногах тяжесть, поэтому позволяю родителям уложить меня в постель. Не то чтобы что-то сильно изменилось для меня в родительском доме – я лежал, читал, смотрел «ящик». Помню, Никси звонил, сказал, что хорошо устроился вместе с Чеком у матери, но теперь ему скучно, и он хочет переехать к Тони. Мне знакомы его чувства. То же происходило и со мной, только Джеймс Джойс спасал мой мозг от стагнации, пока не пришел мой отец и не сказал мне собирать вещи. Когда он сообщил мне, что я «получил место» в реабилитационной программе, лицо у него было так же счастливое, как несколько лет назад, когда он сказал мне, что я «получил место» в универе. Он не мог скрыть радости в своем голосе.
Вот только плохо, что они сообщили об этом и в клинику, поэтому мне перестали давать метадон в рамках подготовки к полной детоксикации. Я беру с собой немного одежды и книги. Нахожу на полке почтовую бумагу, которую мне сто лет назад дал Норри Мойес, совсем о ней забыл. Это мы собирались тогда писать Карренам угрожающие письма, но так и не собрались. Я складываю их в папку и запихиваю в сумку.
И вот мы оказываемся где-то у черта на рогах, в ебаном Файфе. Я усаживаюсь на заднем сиденье, папа молча ведет машину, а мама нервно затягивается бесконечными сигаретами. Вскоре мы добираемся до указанного места, проехав через какое-то ебаное село, которое состояло из нескольких домов, церкви и паба. Мы останавливаемся рядом с одноэтажным белым домом, перед которым раскинулся небольшой парк. Я чувствую себя ужасно, коченею от страха, меня всего трясет из-за отсутствия метадона в организме. Я даже не могу вылезти из машины, когда старик открывает дверцу с моей стороны; холодный воздух морозит мое лицо, меня охватывает ужас.
– Я не хочу!
Я слышу, как мама бурчит что-то типа «неплохое начало», а отец говорит:
– Сейчас это зависит не от тебя, малыш. – Он уговаривает, берет меня за руку и начинает вытаскивать из машины.
Я держусь за спинку сиденья:
– По какому праву ты заставляешь меня проходить реабилитацию?
Мама таращится на меня своими кукольными глазами и отдирает мои пальцы от сиденья.
– Мы заботимся о тебе, сынок, это дает нам такое право ... Пойдем!
Папа чуть не выталкивает меня из машины, я спотыкаюсь, он помогает мне удержаться на ногах, держа за куртку, будто тряпичную куклу.
– Давай, сынок, возьми себя в руки, – мягко подбадривает он меня.
Когда я нахожу точку равновесия и беру под контроль свои дрожащие ноги, то вдруг чувствую, что у меня по лицу бегут слезы, и я вытираю их вместе с соплями своим рукавом. Мама тоже выходит из машины, она качает головой и шепчет:– Не знаю, как с нами такое случилось ...
– Наверное, такова воля Господня, – издеваюсь я, чувствуя, как отец крепко сжимает мое плечо, – пожалуй, это еще одно испытание.
Она снова таращится на меня и вдруг отскакивает подальше, начинает кричать на отца:
– Слышал его, Дэйви? Он – зло! – Она указывает на меня пальцем. – Послушай, что ты говоришь, неблагодарное маленькое ...
– В нем говорят наркотики, Кэти, – объясняет папа с мрачной уверенностью, теперь, когда у матери сорвало крышу, он играет хорошего полицейского.
У моего старика огромный терпение, которое он ненавидит терять. Моя мама всегда быстро заводится, поэтому я решил вывести ее из себя своим ужасным поведением, что странным образом утоляет гнев отца. Я чувствую себя беспомощным щенком, у меня нет больше времени. Мой кадык дрожит, глаза горят так, будто в них песка насыпали. Я дважды всхлипываю, мое тело трясется в сейсмических конвульсиях, и отец озабоченно смотрит на меня.
Я оглядываюсь по сторонам, но бежать здесь никуда. – Давай, – командует отец, в его голосе слышно нетерпеливость. Мы шагаем по дорожке из гравия к белому сооружению и заходим внутрь. В этом месте чувствуется вездесущая атмосфера государственного контроля; стены цвета магнолии, коричневые коврики, яркое освещение.
Нас встречает здешняя директриса, сухощав женщина с темными кудрявыми волосами, забранными в хвостик. Ее тонкое лицо украшают очки в красной оправе. Она не обращает на меня никакого внимания и жмет руки родителям. Ко мне же подходит огромный тип с белокурыми волосами, подозрительно мило улыбается мне.
– Меня зовут Лен, – представляется он и поднимает мою сумку. – Я проведу вас в комнату.
Старик кивает мне и радостно говорит:
– Кажется, не так здесь и плохо, да, сынок? -Он пожимает мне руку, на его глазах слезы. – Мы верим в тебя.
А худощавая телка все болтает и болтает с моей матерью, которая испуганно смотрит на нее:
– Наше заведение Святого Монана работает на основе эффективного сотрудничества между двумя министерствами здравоохранения и тремя департаментами социальной работы. После детоксикации нашего каждого нашего клиента ожидает индивидуальная терапия и групповые встречи.
– Ага ... Это хорошо ...
– Групповая работа имеет решающее значение в нашей философии. Во всех остальных учреждениях контакты с себе подобными запрещены, потому что считается, что это может негативно повлиять на поведение клиента.
– Да ... наверное, это для вас удобно, – бездумно отвечает мама, всматриваясь в занавески и касаясь их, будто проверяя их качество.
– Мы поняли, хуже вы ему точно не сделаете, – говорит папа. Затем поворачивается ко мне и добавляет: – не упусти такого шанса. Договорились?
– Ага, – соглашаюсь я, изучая расписание, которое висит на стене за его спиной. Там написано, что ПОДЪЕМ здесь в семь утра. Блядь.
Я не упущу первого попавшегося шанса убежать отсюда.
– Наконец останешься дальше от тех улиц, от всех своих друзей-неудачников, типа Кочерыжки твоего. И Мэтти. Никаких амбиций у тех людей, – качает он головой.
– Да, исключение из привычного окружения, которое только поощряет употребление наркотиков – это один из ключевых элементов нашей программы. Мы предлагаем дисциплинированный и четко структурированный образ жизни, который предоставляет клиенту, зависимом от наркотиков, возможность пройти полную реабилитацию, – говорит эта Тощая телка.
– Это они тебя к такому приучили, я всегда это знала, – кричит мать, агрессивно пялясь на меня.
– Они – мои друзья. Я имею право общаться с кем хочу, – отвечаю я, слыша, как где-то громко хлопают двери, а потом кто-то выкрикивает проклятия и угрозы.
– Они – торчки, – настаивает она.
– И что? Они никому не вредили, – отвечаю я, замечая на себе исполненный сочувствием взгляд Тощей.
Видимо, не очень ей приятно слышать всю эту семейную ссору, но это ее работа – в этом центре, уверен, случалось и не такое. Кажется, никто, кроме меня, не слышит отчаянных криков и громкого топота дальше по коридору.
Пожалуй, здесь очень весело, можно поиграть.
– Не нанесли никому вреда? – жалко стонет отец. – Тебя поймали на горячем, сынок, когда ты обокрал тот магазин! Старую женщину, сынок. Пенсионерка, едва концы с концами сводит, но хочет еще и животным помочь. Вероятно, ты и сам понимаешь, как сильно ошибся, сынок, – пристально смотрит он на меня, потом украдкой поглядывает на равнодушную Тощую в поисках поддержки. – Ты же сам понимаешь, что натворил?
Обокрал старую каргу, которая скоро подохнет ... старая стукачка, блядь.
– Лучше бы ты больше общался с Томми, Фрэнсисом и Робертом, сынок, – умоляет мама, – играл в футбол, все такое. Ты же всегда любил футбол!
Неожиданный укол паники, и я готов согласиться на что угодно, лишь бы съебаться из этого холодного холла. Я поворачиваюсь к своей новой хозяйке:
– Если мне будет очень плохо, я могу получить метадон?
Взгляд Тощей взвешенный и равнодушный. Она будто только сейчас меня замечает и медленно качает головой.
– Этот проект полностью лишает вас наркотиков. Это значит, что мы избавим вас и от метадоновой зависимости. Вы станете частью группы, общества, нашего сообщества Святого Монана, вы станете работать, отдыхать и играть вместе, а также больше не совершите ничего плохого, все будет хорошо, – говорит она, смотря на моих родителей. – Что ж, господин и госпожа Рентон, если вы не против, мы займемся Марком.
Блядь!
Мама сжимает меня в объятиях так крепко, что у меня кости трещат. Отец, заметив это неудобство, просто тепло кивает. Ему приходится оттянуть ее от меня, потому что она взрывается ебаными слезами.
– Он же мой ребенок, Дэйви, он всегда будет моим маленьким мальчиком ...
– Пойдем, Кэти.– Я сам разберусь, мама, вот увидишь, – пытаюсь я приободрить ее.
Просто идите отсюда на хуй! Немедленно!
Мне хочется полежать. Я не хочу становиться частью тупой паствы этой Тощей, не хочу вливаться в ее ебаное общество. Но только мои родители ушли, мне уже всеми фибрами души хочется трахнуть ее, я представляю себя и эту Тощую на Карибах, мы отдыхаем, а нам бесконечно преподносят новые дозы героина, причем не кто-нибудь, а ее же работники из Национальной службы здравоохранения.
Она напоминает мне сексуальную библиотекаршу, которая горячее проститутки – для этого ей надо только распустить волосы, достав из пучка шпильки.
Лен ведет меня в мою новую комнату. Хотя он и ведет себя очень вежливо и обходительно, но меня пугают его размеры, он – настоящий великан, поэтому вряд ли мне удастся убежать от него. Он включает флуоресцентную лампу, которая сначала мигает, напоминая мне освещения в ночном клубе, но затем выравнивается. Она наполняет комнату мягким светом и еле слышным жужжанием. Я падаю на кровать и оглядываюсь по сторонам. Это некий местный гибрид общежития в Абердине и каюты на «Свободе выбора». Такие же встроенные столик, полки и стулья, которые были у нас в универе, простенький шкаф и комод. Но Лен говорит, чтобы я не расслаблялся – меня ждет вступительная встреча в конференц-зале. Будто бы мне очень интересно встретиться с другими ... Интересно, встречусь я там с Кочерыжкой или Кизбо, или их отправили куда-то в другое место. – Сколько человек в группе?
– Сейчас – девять.
Но сначала он дает мне распечатку с расписанием, таким же, которое я видел на стене в холле. – Просмотрите сейчас его быстренько ...
Лотианская служба здравоохранения /Лотианский региональный департамент социальной работы
Группа лечения наркотической зависимости Святого Монана
Ежедневное расписание:
7:00 ПОДЪЕМ
8:30 ЗАВТРАК
9:30 МЕДИКАМЕНТОЗНАЯ ТЕРАПИЯ
10:00 МЕДИТАЦИЯ
11:30 ГРУППА ОЦЕНКИ ПРОГРЕССА
13:00 ЛАНЧ
14:30 ИНДИВИДУАЛЬНАЯ КОНСУЛЬТАЦИЯ
16:00 ГРУППОВОЕ ОБСУЖДЕНИЕ НАРКОТИЧЕСКОЙ ЗАВИСИМОСТИ
18:00 ОБЕД
19:30 ОТДЫХ, ФИЗИЧЕСКИЕ УПРАЖНЕНИЯ
20:30 УЖИН
23:00 ОТБОЙ
– Просыпаться в семь? Вы, наверное, шутите.
– Да, сначала трудно, – признает Лен – но к этому быстро привыкаешь. Таким образом в хаотичной жизни наших клиентов появляется какой-то порядок.
Завтрак обязателен для всех, даже если идет тяжелый период детоксикации, затем вас ждет обязательный прием лекарств.
– Семь утра – невозможно! – стону я. Последний раз я просыпался так рано только тогда, когда работал на Хиллзланда.
– А медитация? Зачем она нужна? Я не молюсь, не пою гимны, ничего такого!
Лен смеется и качает головой:
– Это не связано с религией, мы же не монастырь. Мы не требуем от вас обращаться к Господу или любой другой высшей силы, хотя, конечно, если вы захотите, мы будем только рады. Раньше это было очень эффективной и популярной формой лечения зависимости.
Единственная высшая сила, которую я признаю – это Пэдди Стэнтон и Игги Поп.
– А что такое эта зависимость?
– Так мы называем привычку к наркотикам.
– Хорошо, – пожимаю плечами я.
Перед моими глазами снова маячат толстые пальцы Лена с листком бумаги, он трясет ним, пытаясь привлечь таким образом мое внимание.
– Группа оценки прогресса дает вам возможность стать полноценным членом нашего общества, обсуждать существующие проблемы, которые возникают у вас из-за зависимости. Сами понимаете, проблемы эти довольно серьезные. После ланча у нас индивидуальная терапия, будете работать с Томом или Амелией. Затем мы собираем еще одну групповую встречу, чтобы обсудить вашу зависимость. После обеда у Вас свободное время; у нас работает телевизор, есть бильярд и спортивное и музыкальное оборудование. Немного, только несколько гирь и гитара, но мы ожидаем пополнение запасов в ближайшее время. Затем у Вас небольшой ужин, как правило, дают горячий шоколад либо молочный Хорликс с печеньем. В одиннадцать мы выключаем освещение в общих помещениях и телевизор. В течение сорока пяти дней нашей программы вам не разрешено звонить кому-либо без особых уважительных причин или разрешения квалифицированного работника. Вам можно писать письма, но вся корреспонденция, которую вы будете получать в ответ, будет раскрыта и проверена, прежде чем попасть в Ваши руки. На территории лечебного центра запрещено употреблять наркотики, в том числе – алкогольные напитки. Единственное исключение мы делаем для никотина и кофеина, – улыбается он. – Вам запрещено покидать нашу территорию в течение периода лечения, если это не предусмотрено программой проекта.
– Это настоящая ебаная тюрьма!
Лен пренебрежительно качает головой.
– В тюрьме вас сначала просто держат, а потом выбрасывают на улицу. Мы же хотим вылечить вас, – объясняет он. – Что ж, пойдем на вступительные сборы, я помогу сориентироваться.
Он показывает мне «территорию», как они ее здесь называют. Рассказывает мне, что наш корпус находится неподалеку от села Святого Монана, это восточная часть Файва. Еще неподалеку Анструтер, небольшой живописнй рыбацкий городок, но все равно мне не удастся выйти отсюда и посмотреть здешнюю окружающую среду, хотя до города всего несколько миль. Село и этот проект были названы в честь Святого Монана, святого, о котором никто никогда не слышал. Святой покровитель Пошловсенахуй – идеальный чувак для этой дыры. Центральную часть здания в форме буквы «П» украшает небольшой садик, обнесенный стеной. Внутри находятся десять спален, кухня, столовая и комната отдыха с бильярдом и телевизором. К комнате пристроена небольшоя теплица, оттуда есть прямой выход к дворику и саду, засаженному какими-то высоченными деревьями.
– А это – наш конференц-зал, – говорит Лен, открывая дверь.
И только я захожу к ним, сразу слышу: – РЕНТОН, БЛЯДЬ! – и громкий смех, за которым следуют аплодисменты. Поверить не могу. Они все здесь!
– Бля! Привет, мудаки, – слышу я свой радостный голос. Будто бы в ебаную вечеринку-сюрприз попал.
– Теперь полный набор, ребята, – смеется Джонни Свон, одетый в рубашку и галстук.
Затем я вижу ошеломленного Кизбо, который сидит в кресле, подпирая голову кулаком, и Кочерыжку, который дрожит от холода, обнимая себя за плечи и поджав ноги, такая классическая наркоманская поза. – Привет, Кошак, – гнусавит он.
В дальнем углу сидит Кайфолом. Я киваю и сажусь рядом.
– Неплохая у тебя итальянская тетушка.
Он устало улыбается:
– Пришлось.
Кочерыжка спрашивает Лена, нет ли у него каких-то лекарств от его дрожи, Лебедь знакомит меня с одним парнем из Ниддри, его зовут Грег Касл, но почему-то все зовут его Роем. Еще здесь с нами один нервный парень, Тед с Батгейта, черноглазый отжима с длинным кривым носом, его здесь зовут Скрилом. Он прибыл только вчера, тоже трясется, как неистовый. Среди нас одна девушка, кудрявая красавица Молли, которая косится на меня с нескрываемым враждой в взгляде. Я замечаю многочисленные следы от уколов на ее тонком запястье, оно покрыто розовыми шрамами от глубоких рваных ран. Однако больше всех меня пугает тот огромный байкер, Сикер, с которым я вживую никогда не встречался, но слышал о нем по-настоящему страшные вещи. Он смотрит на меня так пристально, будто в глаза рентген встроен, но потом он наконец отворачивается и уходит, будто мы его уже утомили и ему стало скучно.
Лебедь хитро подмигивает мне и украдкой показывает маленькое лезвие от бритвы.
Я успеваю заметить, как он делает небольшой порез себе изнутри рта, и вот ему на руки уже хлынула кровь. Все смотрят на Лена, тот теряется от страха.
– Болит ... Так сильно болит ... – скулит Свонни.
– Медсестры сейчас нет ...
– Я учился, я ему помогу, – быстро вызываюсь я.
– Ладно...
Кайфолом, Кизбо и Кочерыжка завистливо пялятся на меня, когда я веду Джонни вниз по лестнице, к нужнику. Он достает из ботинка шприц и начинает варить.
– Последние летние запасы, друг. Наслаждайся, потому что наступили тяжелые времена ...
Он сдирает с шеи галстук и затягивает его вокруг моего бицепса. Мы быстренько глотаем по таблетке спида, он укалывает меня, и вот героин уже несется по венам в мой мозг, убивая на пути всю мировую боль.
Блядь, клево, сука ...
Я падаю на пол этой параши, пока Лебедь ширяется и рассказывает мне, что у него были определенные запасы, но это – последняя доза. Затем достает пакет со спидом, и мы приканчиваем и его, хотя мне сейчас этого совсем и не хочется.– Давай! – командует он, пока я пытаюсь завязать ему галстук. – Если они догадаются, что мы обдолбанные, всему конец. У меня все на мази, много связей.
– Правда, Джонни, – выдыхаю я, – крутой ты чувак.
– Никаких проблем, – отвечает он.
Когда мы возвращаемся, Лен и тощая уже начали свою игру, но никто их не слушает, все просто отдыхают на стульях и думают о своем. Да тут нам неплохо. Это – мои люди, эта команда Святого Монана.
